Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Андрей Минин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Кричали оставшиеся между нашими позициями раненые. Англичане оставили их. Мы тоже не собирались их спасать. Англы только этого и ждут. Их снайпера с радостью снимут нам головы.

Тем, кто удачлив, удавалось доползти до наших позиций. Их мы брали в плен.

У нас тоже были раненые и убитые. Их сейчас переносят в медицинский пункт. Блиндаж для раненых. Полевой врач в роте есть, но он обычный человек. Солдаты больше рассчитывают на меня и на комроты Налбата.

Рация на поясе ожила. Это был голос командира.

– Прием. Старшина. Жду в медпункте. Сейчас.

Я ответил.

– Принял. Две минуты.

Пробегая мимо отдыхающих ребят в окопах, я заметил два трупа рядом с пулеметной точкой. Сержант, с которым я говорил буквально час назад и рядовой. Им сегодня не повезло. Я остановился, перекрестил их и побежал дальше.

Афон Налбат был уже в медицинском блиндаже. Помогал нашему врачу стабилизировать самых тяжелых.

– Старшина, – закричал он мне, как только я появился. – Бери на себя тех, кто в сознании. Обезболь. Почисти раны, и закрой их как сможешь. Дальше врач справится без твоей помощи.

– Есть.

Я приступил. Раненые лежали на кушетках. Я ходил от одного к другому и накладывал на них формы. «Очистка раны», «обеззараживание», «исцеление», «регенерация». Чтобы вспомнить форму и наполнить ее силой у меня уходило по сорок секунд. Две, три минуты на раненого. Средоточие начало пустеть. Меня хватило только на семерых, до того как сила кончилась. Остальных долечивал Налбат и врач. Двое так и не дождались помощи и умерли. Я прикрыл им глаза и вышел из лазарета.

– Пустой? – Спросил у меня комроты, которого я дожидался на выходе из блиндажа, переделанного в медпункт.

– Да, – я поморщился. – В груди, словно черная дыра образовалась.

– Это хорошо. Тратить все силы до капли полезно для средоточия.

– Неуютно себя чувствую.

– Еще бы. Ты теперь даже щит не поставишь, – он хмыкунл. – Сколько времени оно у тебя заполняется?

– Девять часов.

– Нормально. Приемлемая скорость. Видел я тех, кому нужны сутки, чтобы их средоточие снова наполнилось. Слабаки.

Мы начали обходить окопы, проверяя как там бойцы. Встретили лейтенантов. Все они выжили и сейчас наводили порядок во взводах. Разобравшись с делами и отправив большинство солдат спать, самых крепких оставили в карауле, а мы, офицеры собрались в командирском блиндаже обсудить сегодняшнюю атаку.

– Кирюхин!

– Я здесь, командир Налбат.

Рядовой выскочил из-за занавески и преданно уставился на старшего лейтенанта.

– Организуй нам завтрак.

– Есть, – отдал солдат честь и убежал шаманить с печкой.

Я, лейтенанты и сам Налбат устали. Оружие сложили в углу блиндажа, сняли верхнюю, грязную одежду и сели за стол, дожидаясь, когда там Кирюхин нас накормит.

Тишину своим голосом разорвал командир.

– У кого какие потери?

Лейтенанты стали отвечать.

– Нет. Два убитых, один ранен. Три убитых, два раненых. Один мертв, пятеро ранены.

– Выходит с теми, кого нам не удалось спасти в лазарете – одиннадцать убитых и девять раненых.

Из-за занавески показался Кирюхин с подносом в руках. Расставив перед нами тарелки с горячей кашей, хлеб и чай с сушкой, он оставил нас одних.

– Англичане как с цепи сорвались. Каждый день по две-три атаки. Так у них скоро все воиска закончатся, – сказал нам лейтенант Стародуб. Ему ответил Купельманн.

– Пытаются оттянуть момент нашего контрнаступления, план которого почти готов. Откусили кусок который не могут удержать, вот и дергаются не зная как поступить.

– Твари вонючие.

До нас доходили слухи, что их лорды-волшебники делают с пленниками.

В блиндаже зазвенел телефон. Трубку взял связист. Мы прислушались.

– Да. Так точно. Есть, – коротко отвечал он. Повесив трубку, связист подошел к нам и доложил. – Командир. Вас ждут в штабе батальона к двенадцати часам дня. Общее совещание.

Налбат кивнул, и связист вернулся за свой стол.

– Вот и дождались, – лейтенант Стряпченко перекрестился. – Общее наступление.

После завтрака лейтенанты разошлись по своим взводам, а меня командир взял с собой. На командной машине, спрятанной в специальном блиндаже для автотранспорта, мы выехали в сторону штаба батальона. Автомобилем был УАЗ. За руль сел сам Налбат.

Дождь прекратил лить, и из-за туч выглянуло солнышко.

– Пока я буду в штабе, сходи, получи почту на роту и на склады к прапорщикам загляни. У нас патроны заканчиваются, а они там не торопятся. Если протрубят наступление, нам и воевать будет нечем.

– Понял.

За месяц наши отношения с командиром претерпели изменения. Я лучше его узнал, он лучше узнал меня. Язвительный, жесткий, нетерпимый по многим вопросам, он был хорошим учителем.

Дорога позади фронта петляла. На перекрестках были установлены ежи и бетонные блокпосты через каждые пять километров. Приходилось часто останавливаться.

На обочинах догорала сожженная после удара с воздуха техника. КрАЗы, танки, самолеты, что упали на нашей стороне. Как отечественные Туполев и Сухой, так и чужие, английские «Тайфуны», пытавшиеся прорваться к дирижаблям. Солдаты под командованием офицеров тушили их и пытались найти выживших среди обломков.

Мы подъехали к месту. Вот он подземный штаб второго батальона. Налбат вышел и махнул мне рукой. Меня на совещание не приглашали и я сел за руль УАЗа. Склад и почта находились в километре отсюда. Включив первую передачу, я покатил к ним.

Припарковавшись, я пристроился в конец очереди на выдачу почты. Рука сама отдала честь капитану, что стоял впереди меня.

– Следующий.

На выдаче стоял солдат в звании ефрейтора. Я предъявил ему свой военный билет.

– Почта для пятой роты.

Ефрейтор полуобернулся назад и закричал во всю глотку кому-то в глубинах склада – ПЯТАЯ РОТА!

Мешок с письмами принесли через две минуты.

Зашел я и к прапорщикам с вопросом о боекомплекте для роты. Там меня заверили, что вышла накладка и машина с патронами для автоматов и пулеметов подъедет после обеда. Так что я сел в УАЗ, подъехал к штабу батальона и стал ждать Налбата, от нечего делать, перебирая письма в мешке. Как ни странно, нашел я почту и для себя. Два письма. Оба из Москвы со штампами канцелярии Императора. Одно за двадцатое число октября, а другое за двадцать седьмое.

Вскрыв письмо, я стал читать. Настроение испортилось с первых строчек. Второе письмо, испортило мне его еще больше. Ну и новости. Я присвистнул, покачав головой.

Дверь в машину открылась, и внутрь залез комроты.

– Чего как в воду опущенный? – Спросил он меня, заметив вскрытые конверты, лежавшие у меня на коленях.

– Дед умер во сне.

– Сочувствую, – сказал он. – А во втором письме что?

– Второе – это оповещение о еще одной смерти родственника. Через неделю после деда, умер дядя Иван. Старший сын Тимофея Митрофановича. Он был наследником фамилии.

Налбат долго молчал, прежде чем что-то сказать.

– Даже если там что-то нечисто, канцелярия не будет вмешиваться. Это внутренние дела семьи.

Я поморщился. Все прекрасно понимаю.

– Я расстроился не из-за этих смертей.

Налбат удивился.

– А из-за чего тогда?

– Из-за мачехи, Людмилы и тех людях, что служат нашей семье. Раньше ее хоть как то сдерживал дед и дядя Иван, сейчас же, – я с горечью покачал головой, – боюсь даже представить, какой ужас творится в семейном поместье в Москве. Людей жалко.

Налбат кивнул и завел двигатель. Мы возвращались в роту.

* * *

Старое, еще помнящее первых Смирновых своей фамилии деревянное поместье, молчало. Оно видело все, но сказать не могло ничего. Чего тут только не случалось. Пожары, братоубийство, измены, оно повидало многое, но сегодня, впервые за всю историю рода, во главе стола в кабинете главы дома сел не мужчина, что официально возглавил ослабший род, а женщина.

Средний сын старого патриарха рода отказался от места в пользу младшего брата, отца Семена – Андрея. Официально это он возглавил род, но в кругу семьи, не оповещая посторонних, вся власть перешла в руки Людмилы Ильиничны, его жены.

На совете рода, который она сегодня созвала, собрались все Смирновы. В стороне, не за главным столом сидели дети, хотя скорее подростки. Там был и брат, с сестрой по отцу, Семена. Витя и Маша. Пети не было. Он был казнен прошлым главой. Так все думали. Но он здесь был. Притаился в углу, осматривая родственников злобным взглядом. В поместье этого человека знали как Глеб. Он был холопом семьи и водителем Людмилы Ильиничны.

Людмила, по такому случаю надела сегодня приталенное черное платье, выгодно подчеркивающую ее фигуру. Бесспорно, она была красива, но люди что сидели за столом старались не смотреть на неё. Она так и не удосужилась убрать запекшуюся кровь из-под ногтей и все это видели. Шепотки о ее сумасшествии все чаще стали витать среди слуг и даже членов семьи.

Людмила, улыбнувшись всем и постукивая ноготками по деревянной столешнице, заговорила.

– Крысы Императора убрались, и мы можем обсудить дела рода без лишних ушей. Первым делом, если вы не против, я представлю вам Глеба, моего водителя. С этого момента он не холоп, а полноправный слуга нашей семьи. К сожалению, ему, как и многим из нас пришла повестка, и он отправляется воевать, – Людмила хихикнула, от чего всех за столом передернуло. – Местом его службы будет юго-западный фронт, второй батальон, пята рота.

Людмила вновь рассмеялась. Члены рода, что сидели за столом не понимали ее веселья, но молчали.

Сумасшедшая, думало большинство, и они были недалеко от истины.

* * *

– Что там? Какая помощь вам нужна?

Григорьевка жила своей жизнью. На хозяйстве в деревне остались одни старики, и им была нужна наша помощь. Вот и сейчас, увидев, как я иду мимо, ко мне подошел один из жителей. Сосем старик. Опирается на клюку, но спину держит ровно.

– Мне бы солдатиков рукастых, хоть пару человек, старшина. Крыша совсем прохудилась, – указал он мне на свой дом рукой. – Поправить нужно до зимы. Так бы я сына попросил, но он на войне. Турецкий фронт.

– Хорошо. После обеда отправлю к вам отделение во главе с младшим сержантом. Они помогут переложить шифер и заделать дыры.

– Спасибо.

Я кивнул и пошел дальше. У нас итак чуть ли не треть роты трудится в деревне. Урожай то собрать помогли, но вот обработать его рук не хватает. Почти всех в Григорьевке забрали в армию, а старикам одним сложно. Приходится нам помогать. Поить скотину, убирать за ними, колоть дрова, копать, короче, жить простой деревенской жизнью, как и прежде, словно нет войны. Еще бы снаряды над головой не летали.

Я как раз шел проверить отделение, которое послал три дня назад перекопать огород у старухи, что живет на краю деревни. Что-то они долго там возятся.

Подобраться к дому удалось незамеченным. Подтянувшись на опорах забора, я заглянул во внутренний двор.

– И вот тебе на погоны. Две шестерки сверху.

– Эх. Раздавай заново.

В карты играют.

Первым делом я обошел дом и проверил что с полем. Как я и думал, оно было давно перекопано. В почву внесли опилки, фосфат и золу.

Во двор к бабке я зашел со стороны поля. Солдаты и ефрейтор что ими командовал, продолжали играть в карты.

– Перевожу.

– А-а! Нечем переводить, – схватился за голову ефрейтор, пытаясь отбиться.

Меня они по-прежнему не замечали. Пришлось кашлянуть, обозначив себя.

Оглянувшись на меня, солдаты застыли с картами в руках. Я показал им рукой знак встать. Они вскочили и вытянулись в струнку.

– Товарищ, старшина. Второе отделение третьего взвода построено. Нарушений нет. Отсутствующих нет. Ефрейтор Карандаш доклад закончил.

– Говоришь, нет нарушений?

Я взял карты со стола, на котором они играли, и сложил их в одну колоду, убрав их себе в нагрудный карман.

– Да, ладно вам, старшина, – улыбнулся мне ефрейтор. – Вы же все понимаете.

– Нет. Не понимаю.

Это было отделение под командованием младшего лейтенанта Свиридова. Похоже, они ни во что его не ставят как командира, если позволяют себе так себя вести.

Наказание для них я придумал, не сходя с места.

– Сегодня вечером я соберу ваш взвод и расскажу им, как вы отличились. Потом, нагружу ваших товарищей работой, которую должны были выполнять вы, а вам дам неделю отдыха, раз вы так устали что не можете держать лопату в руках и вам нужно больше личного времени поиграть в карты. Все свободны. Ефрейтор, сообщи своему непосредственному командиру о том, что здесь произошло и возвращайтесь в окопы.

Они ушли, а я навестил бабулю, что подтвердила мне мои выводы. Работу эти парни закончили еще в первый день, а потом два дня отдыхали, подъедая запасы бабки из погреба. Компот, варенье. Собаки, разозлили они меня. Какие же собаки.

Все последующие посты я проверял с особым тщанием, но нарушений не нашел. Рядовые несли службу справно и не филонили.

Закончив с ежедневной рутиной, я отправился в небольшой лесок позади Григорьевки. Там меня ждал старший лейтенант Налбат. Угрюмый, буравящий своими черными глазами землю под ногами он стоял на чистом от зелени пятачке земли и размышлял о чем-то своем, когда я подошел.

– Опаздываешь, – сказал он.

Я, как своему командиру доложил ему о произошедшем.

– Хорошо придумал с наказанием. Молодец.

– А что со Свиридовым? Они в его взводе.

Глаза у Налбата потемнели еще сильней.

– Младшего лейтенанта я накажу сам. Мы тут не в бирюльки играем, а воюем. Нет времени раскачиваться. Путь поймет, что просчет его солдат, это и его просчет.

Я кивнул и стал ждать указаний.

– Перейдем к нашим делам. За месяц ты неплохо подтянул свои умения. Ты все еще говно как кудесник, но из тебя уже можно слепить пулю.

Я хмыкнул, не сдержавшись от такого сравнения себя и пули из говна.

Комроты не обратил внимания на мое недовольство, выраженное в фырканье, и продолжил говорить.

– Как я и советовал, ты перестал хвататься за все подряд, – он начал повторяться, но я слушал внимательно, хотя то же самое он мне говорил еще месяц тому назад, на первом нашем уроке, – сила кудесника первой и второй ступени стоит на трех столпах, – комроты начал загибать пальцы на руке. – Первое – защита. Второе – атака. Третье – лечение. Ты должен уметь ударить, защититься и вылечить себя за секунды. В бою никто не даст тебе несколько минут, пока ты вспомнишь нужную форму и заполнишь ее силой.

Он был прав. Я понял это только после спаррингов с Налбатом. Знать много форм и уметь их применять не всегда хорошо.

– И как я вижу, ты исправляешься. Сколько времени у тебя сейчас уходит на эту связку?

– «Щит» ставлю за три секунды. На «регенерацию» уходит пять, а «пуля» требует всего две секунды. И спасибо вам еще раз за «пулю».

Этой формой – «воздушной пулей» – поделился со мной Налбат. В ходе экспериментов я определил, что почти невидимая глазу «пуля» летит со скоростью не ниже чем автоматная, но в отличие от реальной пули, моя пробивает не только материальные объекты. Нет, эта форма еще и хорошо нагружает чужие щиты, так что в схватке с другими кудесниками у меня есть хорошие шансы на победу, напади я не только из-за засады.

– Сокращай время, – проворчал Налбат. – Добивайся секунды на создание все трех форм. Если дела пойдут плохо и мы перейдем с англичанами в прямой контакт, только так ты выйдешь живым после встречи с их низкоранговыми волшебниками. На третью ступень даже не замахивайся. Беги от них. Надеюсь, это-то ты понимаешь?

– Понимаю.

На одном из занятий Налбат наглядно показал мне разницу между второй и третью ступенями. Напрягшись, он взмахнул рукой и смял целый участок леса, превратив его в месиво из грязи и щепок. Как он тогда сказал – такова сила всех третьих ступеней. Пока вторые и первые ступени балуются точечными эффектами («кулаки», «пули», «молнии»), третьи ступени учатся масштабируемым воздействиям. Их предел – площадь сто на сто квадратных метров. Уже четвертые ступени могут накрыть своей атакой или защитить километры фронта.

Сравнивать силу кудесников разных ступеней глупо. Это как сравнивать слона с мышью.

– А что делать дальше? Когда я добьюсь секунды во всех трех формах?

Налбату мой вопрос не понравился.

– А сам как думаешь? Или я должен все тебе разжевывать?

Я задумался.

– Ну? – Поторопил меня комроты. – Какой будет ответ? Включи уже голову.

– Доводить другие известные мне формы до уровня первых трех? – Осторожно спросил я, боясь нарваться на резкую отповедь.

– Надо же, – саркастично улыбнулся он. – Угадал.

С неба снова заморосил дождь. Мы оба поморщились.

– Пойдем, – махнул он мне рукой, велев следовать за собой. – Не хочу сегодня устраивать спарринг. Да и нет больше в этом особого смысла. Ты усвоил все, что тебе нужно знать на своей ступени развития. Дальше только самостоятельная практика.

Раз тренировки не будет, я решил спросить его о том, что меня волновало.

– Вы так нам и не рассказали, что было на том совещании? Скоро контрнаступление?

Командир проворчал.

– Рано вам знать. Всему свое время.

Для себя я его ответ понял так. Наступление будет со дня на день, но говорить об этом рядовым, сержантам и младшим командирам пока рано.

– Ты лучше к новому пополнению присмотрись, чем пытать меня насчет секретных данных. Они вчера вечером прибыли, два десятка человек.

– Да, знаю я. Я же их по взводам и распределял.

– Поговорил хоть?

– Времени не было, ночь на дворе, да и люди с дороги устали. Передал их лейтенантам. Сегодня найду их и пообщаюсь. Узнаю, что из себя представляют. Поговорю, познакомлюсь.

Дойдя до окопов и спрыгнув в них, мы разошлись в разные стороны. Комроты отправился в блиндаж, пить чай с его любимыми сушками, а я искать пополнение. Нужно поговорить с ними. Определить что у них на душе. Вон, в соседней роте недавно два человека сбежали вместе с оружием. Не хотят воевать. Ротного и лейтенанта сняли с должности и сразу в штрафной батальон, а беглецов поймали и расстреляли.

На очередном посту, я остановился.

– Тьфу! Что за вонь у вас здесь? Мерзость.

– Да сами не понимаем, старшина, – растеряно пожал плечами ефрейтор, командующий отделением, где пять из восьми человек были новенькими. Их то я и искал. – Все перерыли. Нигде пустых банок или гнилья, какого не нашли. Окоп чистый, а вонь стоит.

Приложив к лицу рукав кителя, я дышал через него. Так было чуть легче. Спросил.

– А почему тогда кислятиной так несет?

– Не знаем, командир. Да вы не беспокойтесь. Сейчас разветрит. Второй раз за сегодня такая оказия. Уже и привыкать начали.

– Дышать же невозможно, – сквозь зубы прошипел я и хочу, не хочу, начал расспрашивать новобранцев об их житье. Откуда они, чем увлекаются, как настроение? Ответы были скомканы, не уверены, но мне хватило, чтобы составить о них свое первое мнение.

Надеюсь, они не побегут, подставив меня и комроты.

Когда я уже уходил, я почувствовал, как мне в спину уперся злой, ненавидящий взгляд. Словно гвоздь под лопатку вогнали. Я резко развернулся на месте и попытался определить, кто смотрел, но рядовые и ефрейтор не обращали на меня никакого внимания, занимаясь своими делами. Чистили оружие, наводили приборку и следили за врагом через поле, которое нас разделяет.

Мне это не понравилось. Ненависть была жгучая. Такое не могло мне просто привидеться. Кудесники куда чувствительней обычных людей и отмахиваться от этого чувства не следует.

Солдаты заметили, что я остановился и смотрю на них и только недоуменно замолчали, пытаясь понять, что не так. Я не стал им ничего объяснять и ушел. Но тот взгляд в спину я не забыл.

Глеб усмехнулся. Как мама и говорила, никто не догадался. Уж теперь то он отомстит этому вырожденцу за свои прошлые унижения. Но нужно подождать. Нельзя атаковать его на виду у всех. Но как же жжет внутри.

Он заметил, что меняется. В нем все меньше и меньше оставалось от человека. Как и прежде, но куда сильней он хотел причинять боль и наслаждаться агонией своих жертв. Ему хотелось видеть кровь врагов, и мама решила, что на войне ему будет лучше, чем где либо еще. Ну а братик Семен, это так, на сладкое. А пока, он присмотрится к «товарищам». Жжение в груди становилось все сильней, и ему нужно кого-нибудь убить.

* * *

Происшествия на железной дороге случались постоянно. Но на этот раз, патрулирующие пути железнодорожники в оранжевых жилетках были вынуждены вызвать на место происшествия милицию. Не обычный патруль, а кого посерьезней.

Буханка с синей полосой поперек борта подъехала к месту происшествия через два часа.

– Ну что тут у вас? – Спросил железнодорожников следователь.

– Сам смотри, Петруха.

Здесь собрались знакомые друг с другом люди. Все с одного села. Не чужие люди.

– Мать честная, – следователь перекрестился, – пакость то, какая.

– Вот тебя и вызвали, – сказали ему мужики, стараясь держаться подальше от трупа, который нашли. Ладно бы он был обычным. Случается люди падают с поезда или пытаются переползти под вагонами, а поезд в это время тронется, но это...

– Нет, мужики. Это дело не мой уровень. Тут что-то серьезное.

Следователь потянулся рукой к телефону.

– Так мы пойдем, Петрух? Нам еще десяток километров путей проверять.

– Куда?! – Закричал он на них, не на шутку испугавшись. – Нет-нет, дорогие. Вы со мной. Отбегались вы сегодня по путям мужики. Будем теперь ждать. Вы все свидетели.

– Говорил же я тебе, – зашептал один рабочий другому в ухо. – Скинули бы труп в овраг, и никто бы не узнал. А что уж теперь, – махнул он на все рукой.

Связавшись по телефону с начальником из райцентра, следователь и рабочие стали ждать. Пока его сообщение передали вышестоящему начальству, пока оно думало, что делать, вот и наступила ночь.

Следователь и рабочие железной дороги развели костерок и сидели, грелись рядом с ним. Теперь и капитан милиций Петр Федосеев жалел, что доложил о происшествии, а не закрыл вовремя глаза. Хотелось домой, к жене и детям. А здесь находиться – жутко. От трупа несет чем то недобрым. Плохим. Уже, какой раз повел плечами, пытаясь скинуть с себя морозец, что подбирался со спины.

К счастью, ночной мрак разорвал свет фар. По лесной дороге сюда ехал автомобиль. Начальство пожаловало.

– Ну, наконец-то! – Воскликнули уставшие мужики.

Находиться здесь и дальше они не хотели. Если бы в ближайший час никто не появился – сбежали бы. И плевать на милицию. Страшно.

– Чуть не околели тут. Да еще труп этот рядом. Спасибо тебе капитан, – выговаривали они своему поселковому соседу.

Автомобиль остановился рядом с буханкой милиции, и из него вышло три человека. Непосредственный начальник следователя, подполковник Мирошниченко, и два православных монаха. Один из них был только послушником, готовящимся быть принятым в монахи, а второй целым иноком. Милиционер их узнал, хоть и не был лично знаком. Церковь на всю округу у них одна и они служили богу при ней.

– Федосеев! – Сразу начал кричать на него начальник. – Что ты тут нашел? Вот я тебе, – показал он ему кулак, – если ты ошибся, сгною.

Следователь обиженно засопел и ответил.

– Я еще помню спецориентировки, товарищ подполковник. Труп точь в точь под них попадает, – он начал перечислять. – Непереносимая вонь кислятины, странные наросты на теле жертвы, язвы на лице и языке, лопнувшие глаза, знаки кровью на теле.

Инок, что осматривал труп, подтвердил его выводы.

– Капитан прав, подполковник, не стоит на него кричать. Он поднял тревогу не зря.

– Это то, что вы ищете? – С осторожностью спросил монахов подполковник Мирошниченко.

– Следы нечистой силы, – подтвердил ему инок. – Труп мы заберем, а вы уважаемые мне скажите, куда двигался последний поезд, что прошел по путям?

Ответили ему железнодорожники.

– Подкрепления для юго-западного фронта это были. Утром прошли.

Узнав, все что хотели, монахи опросили свидетелей и уехали вместе с подполковником. Начались массовые проверки вдоль путей. К началу следующего дня, были найдены еще два трупа по пути следования поезда с подкреплениями для фронта. Все погибшие были солдатами.

К сожалению, поезд уже прибыл в Матвеев Курган, и солдаты разъехались по всему фронту.

Церковь приняла меры и направила в полки монахов.

* * *

Этим вечером никто из солдат спать не пойдет. О наступлении комроты сообщил нам еще днем и послал всех отсыпаться сейчас. А на ночь, у нас были другие планы.

Честно скажу, отдохнуть не получилось. Я просто лежал на своей кровати, вдыхал запах ели, которым она пропиталась, так как заменяла мне матрас и размышлял. Думал о себе, об Алисе с Юлианой, о своей ферме, золоте, что превращается в рубли и копится на моих счетах. Потом мысль плавно перескочила на детство, и я вспомнил маму. Давно я не был на её могиле, не вспоминал ее. Стыдно.

По блиндажу разнесся запах жареного мяса. Занавески что прикрывали нашу комнатку от помещения штаба, раздвинулись.

– О-о-о, как пахнет. Проходи сюда. Мне вот этот кусок. Давай, Кирюхин, режь как мужик. Не жмись.

Понятно все.

– Другим же не хватит, лейтенант Стародуб. Вы много берете. Не надо...

В голосе солдата прозвучала тревога.

– Хватит им. Меньше спать надо. А ты режь, режь. Видишь, мы с лейтенантом Богомолом голодные? А эти спят – значит сыты. Не скупись, Кирюхин. Режь, говорю.

Я перегнулся через бортик второго яруса кровати, на котором спал и посмотрел вниз, на мужиков, что нетерпеливо подкладывали себе в тарелки большие куски жирного мяса со специями. Кирюхин расстарался. Я даже задумался, не спуститься ли мне к ним, попробовать вкуснятину, но потом отринул эту мысль и снова лег отдыхать.

Сегодня умрут десятки тысяч хороших людей. Умрут, чтобы другие жили. И я тоже могу умереть. Эта мысль меня не пугала. Да, волнение было, но поджилки не тряслись. Отступать некуда. Если дадим слабину, шакалы набросятся на нас с еще большей силой. Сегодня мы или победим или умрем. Так нам сказал комроты, перед тем как отправить спать и я с ним согласен. Но умирать все же не хотелось...

Достав из-под воротника простой серебряный крестик на веревочке, я стал молиться. За себя. За тех, кто остался на ферме и за солдат. Так я и уснул, сам того не ожидая.

Проснулся я раньше побудки. Лейтенанты уже встали и весело доедали то, что оставили им Стародуб и Богомол.

– Доброго вечера, Семен. Спускайся, мы отложили тебе ножку.

– Спасибо. Сейчас, только умоюсь, схожу.

Спрыгнув на пол и натянув портянки по-быстрому, я спрятал ноги в кирзовые сапоги и прошел через штаб на улицу. Караул на выходе отдал мне честь.

– Вольно, парни. Не напрягайтесь.

Умывшись холодной водой из рукомойника, я вернулся и сел за импровизированный стол в нашей комнате, с удовольствием съев холодную курочку.

Командир пятой роты, старший лейтенант Афон Налбат проснулся. Мы узнали об этом из-за его крика, заставившего нас подпрыгнуть на месте.

– Чего за занавесками спрятались?! Сюда идите. Будем обсуждать план. КИРЮХИН! – Взвыл Налбат еще громче. – Где моя курица?

Курицу так и не нашли. Кирюхин косил взглядом на нас и молчал. Пропесочив его, и влепив три наряда вне очереди, комроты его отпустил, и мы начали обсуждение.

– Атака начнется в четыре утра. Первый удар нанесет артиллерия, танки и минометные расчеты полков. Сразу после них ударит авиация. Утюжить будут долго. Нельзя дать англам и шанса поднять голову. После, как только прозвучит команда, мы все идем в наступление по земле. Бегом. Не оглядываясь. Только вперед.

Я с лейтенантами стал переглядываться. На языке у всех вертелось одно, и тоже. Вопрос задал лейтенант Купельманн.

– Как то это не слишком отличается от того, что делают англичане, командир. Будут большие потери.

Остальные и я в том числе, покивали на его слова. Все были согласны, что план атаки, какой-то... непонятный. Слишком простой.

– Ваше дело выполнять приказы, – жестко осадил нас Налбат. – Знать всего вам не обязательно. Наши генералы не дураки и знают что делают.

Мы замолчали.

– Выдадите солдатам тройной боекомплект. И пройдитесь среди них. Покажите, что вы рядом и тоже участвуете в атаке. В бой пойдете первыми, вдохновите ребят. И берегите себя там. Все. По боевым постам, офицеры и да спасет наши души господь бог.

Ночь. Пространство вокруг освещает только луна на небосводе. Солдаты ждут. Сотни тысяч глаз всего юго-западного фронта сейчас смотрят в сторону окопов врага. Я слышу чей-то нервный смех. Шепотки в ночи.

Ждать осталось недолго...

Первыми свое слово сказала артиллерия. Это было красиво. Словно тысячи огненных воробьев взлетели к небу, зависнув там всего лишь на миг, чтобы спикировать вниз, на порядки врага и тогда на земле раззверся ад. Жадный гул огня и крики сгораемых людей.

Англы проснулись и сыграли тревогу. Их лорды стали защищать своей магией воиска, а наш напор с каждой минутой становился все сильней. Весь фронт полыхал. Взрывы, огненные росчерки над головой, визг истребителей и удары кудесников. От Ростова-на-Дону, через Таганрог, Мариуполь и Бердянск до самого Крыма шел бой.

Я покрепче сжал в руках автомат.

Из огня, пытаясь уйти от него, выбегали самые трусоватые солдаты англичан или те, кто просто хотел жить. Мы открыли по ним огонь. Пытаясь спастись от огня, они попали под наши пули и заметались по полю, не зная куда бежать. Там, на разделительной полосе между нашими армиями они все и погибли. Щадить их никто не стал. Это война и они вольно или невольно пришли сюда убивать. Я тоже стрелял.

Полчаса. Ровно столько времени не прекращался огонь артиллерии по порядкам врага, но те адаптировались. Все их лорды проснулись и смогли приструнить солдат, погасить начинающуюся панику и защитить самые важные направления.

Несмотря на неожиданную атаку, их артиллеристы тоже умели стрелять, и теперь наши кудесники были вынуждены прикрывать уже нас от их огня. Из Азовского моря англичан поддержали их гигантские корабли, что стояли там на якоре. Расстояние в сорок километров о берега до наших позиций давно было пристреляно. Нам пришлось туго.

Снаряд ударил прямо перед моей позицией и взорвался. Я вжался в землю, и сверху меня присыпало землей.

– Ай! – Коротко крикнул кто-то недалеко от меня и сразу затих.

Испуганно закричали другие солдаты. Сразу позвали меня.

– Старшина! Сюда!

– Иду.

Когда я подбежал к рядовому, в которого попал осколок от снаряда, оторвав тому руку, все было уже кончено. Я отрицательно помотал головой ребятам, что столпились вокруг него и надеялись на чудо.

Прикрыв глаза солдату, я оттащил его в сторону, чтобы он не смущал остальных.

– На посты, бойцы. Еще ничего не закончилось. Отомстим за него.

Зло стиснув автоматы в руках, солдаты вернулись на свои позиции.

– Пора! – Прозвучал голос из рации. – ВПЕРЕД! В АТАКУ!

В блиндажах тоже закричали в атаку, дублируя команды офицеров и сержантов, и разгоряченные солдаты начали выпрыгивать из окопов. Все побежали вперед, стреляя прямо во время бега.

Тех, кто бежал первыми, скосили пулеметной очередью англы. Наш строй качнулся и сделал два шага назад, чуть не распавшись, и тогда в небе вспыхнуло маленькое солнце, а каждого солдата охватило золотистое сияние. Я почувствовал воодушевление и уверенность внутри себя и, как и все вокруг закричал от переполнявших меня чувств, и мы все побежали, словно безумные. Напролом и с пеной у рта. Две минуты и вот мы уже в окопах врага. Сияние что нас окружало, защищало солдат от пуль, и они начали расстреливать англов, негров и индийцев в упор. Те ничего не могли сделать и попытались сбежать от нас, крича на разных языках и пытаясь сдаться.