Текст книги "Болото (СИ)"

Автор книги: Андрей Пинаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 24

Утро «обрадовало» нас дрянной погодой. Усилился ветер, туман почему-то стал неоднородным. Я влез на вышку, где в этот день дежурил дядька Петро, и мне показалось, что мимо меня проносятся облака. Петро явно нервничал. Он без конца курил и наконец сказал:

– Шторм будет. Видишь, туман какой рваный? Это к шторму.

– А сейчас что? Не шторм разве? Вон как дует.

– Смеешься? Щас так подует, этот ветерок просто тьфу…

– А девчонки, ну, ячейка «Ртуть», как раз в поход отправились. Наверное, уже в Ист-Каменске.

– Начальник с ними связался, велел найти какую-нибудь прочную хату и запереться крепко. Им-то ничего, нормально, а вот нам туго придется. Самое поганое, что во время шторма мутанты беснуются. А у нас тут всего лишь сетка слабенькая.

Днем начальник собрал всех в актовом зале. После обычного разбора полетов, начальник объявил:

– Близится шторм, как вы могли заметить. Во время шторма мутанты обычно смелеют и могут попытаться напасть на Лагерь; поскольку сейчас у нас лишь четыре охранника, я принял решение усилить оборону с вашей помощью. Каждый, кто изъявит желание оборонять Лагерь, получит пятьсот кредитов. А кто не изъявит… пусть пеняет на себя.

Борецкий, тоже находящийся в зале, занервничал:

– Я тогда, наверное, вызову свой бот? Чтобы, так сказать, вам не мешаться…

– Не получится, в такую погоду ему не приземлиться. Еще вопросы есть?

Толик поднял руку:

– У меня вопрос… я изъявляю желание оборонять Лагерь, только вот проблема – как я могу это делать с огнеметом при таком страшном ветре? Я себя подожгу или еще кого-то…

Начальник заскрипел зубами: Толик уже давно доставал его из-за оружия.

– Арбалет возьмешь, и точка.

Я тоже взял арбалет и вышел на площадку. «Алые» выстроились вдоль северной стены, «Гидра» – вдоль южной, «Пираты» – вдоль западной, нам же, «Покойникам», досталась восточная. Я встал прямо под вышкой и время от времени перекидывался парой слов с дядькой Петро. На второй вышке занял место за пулеметом охранник Серега, еще двое охранников – Гена и Влад охраняли оставшиеся углы. На площадке появился хромой Андрей и тоже потребовал оружие; начальник послал его куда подальше и тот, бурча под нос нехорошие слова, ушел.

Мы простояли так полчаса, и ничего не произошло. Холодный ветер пробирал до костей, и я пожалел, что не надел чего-то потеплее: джинсовая куртка почти не грела. Я накинул капюшон и туго завязал тесемки, но толку от этого было мало. Начальник решил, что выполнил свой долг и спустился под землю – отогреваться. Едва лишь дверь за ним закрылась, на северной стороне дважды хлопнули выстрелы «Алых». Спустя секунду застучал пулемет на дальней от меня вышке. Дядька Петро крикнул сверху:

– Готовься! Сейчас на нас полезут!

Он передернул затвор четырехствольного пулемета и начал стрелять короткими очередями в кого-то, не видимого мне. Я взвел арбалет, вложил стрелу и опустился на колено. Из тумана прямо на сетку прыгнула крыса; я выстрелил, но промахнулся, и крысу тут же уложил Мишка.

Это был его день: Мишка явно наслаждался снайперской стрельбой. Он лег на землю, подложив под локти свернутую куртку, и еле успевал перезаряжать арбалет. Не знаю, как ему удавалось что-то различать в тумане, но судя по визгу крыс, ни одна стрела не пропадала даром.

Стрельба шла по всем направлениям; мои руки устали взводить арбалет, а конца этой атаке не было видно. Неожиданно Толик начал смеяться; я недоуменно посмотрел на него.

– Помнишь, я северным завидовал? Больше не завидую!

Я оглянулся; и действительно, завидовать им больше не следовало: после нескольких сотен выстрелов их пистолеты-пулеметы нагрелись так, что они не могли держать их в руках.

Раздался крик дядьки Петро, первым увидевшего опасность:

– Держись! Шквал идет!

Порыв ветра был настолько силен, что показался мне ударом огромной подушки. Те, кто стоял на ногах, упали; я лег и вцепился руками в асфальт. Теперь я понял, почему Лагерь был окружен лишь стальной сеткой с крупными ячейками – ни одна стена не выдержала бы такого.

Крупный летучий мутант, имевший неосторожность спуститься к земле, разбился о перила вышки и обрызгал дядьку Петро своей кровью. Ветер перебросил через сетку шестилапого мутанта размером с собаку с вытянутой, кончающейся острым жалом мордой. Он завизжал и бросился на Сашу, но тут же упал с двумя стрелами в теле; мы с Игорем кивнули друг другу, а Саша, похоже, ничего не заметила.

– Максим! – Крикнул дядька Петро. – у меня патроны кончаются; сбегай, принеси!

Я закинул арбалет за спину и побежал ко входу. Спускаясь вниз, я столкнулся с начальником; тот взревел:

– Почему не в бою?!

– За патронами, Владимир Сергеевич. Петро послал.

"А сам-то ты почему не в бою, старый козел?" – ругнулся я про себя на бегу. Чуть не выбив дверь, я ворвался на склад. Кладовщик Саня сунул мне в руки рюкзак с тяжеленной коробкой пулеметных патронов, и я побежал назад. Навстречу мне две девчонки – Юля из «Пиратов» и Валя из «Гидры» вели под руки Вовку, командира «Пиратов». Его лицо было залито кровью.

– Что случилось?

– Порыв ветра был очень сильный, он лицом приложился…

Следующий шквал накрыл нас, едва я открыл дверь наружу. Дверь захлопнулась и пребольно стукнула меня по лбу; шипя и ругаясь, я добежал до вышки и полез вверх. Еще один порыв настиг меня на лестнице; к счастью, он был не таким сильным, иначе я, несомненно, полетел бы вниз.

Дядька Петро, отложив пустой пулемет, стрелял одиночными из штурмовой винтовки. Я подал ему патроны и остался на вышке, отстреливая мутантов сверху. Вся земля у стен Лагеря была густо усеяна ими; мне подумалось: "Вот будет работы трупы убирать"…

Ветер начал слабеть, и туман заметно поредел; застрелив еще несколько мутантов, я отложил арбалет и начал разминать уставшую руку. Похоже, бой подходил к концу: выстрелы доносились все реже, замолчал пулемет на дальней вышке, затем смолкли штурмовые винтовки охранников внизу.

– Ой… – с каким-то детским испугом сказал вдруг Петро. Он что то разглядел в тумане, чего не видел я; перегнувшись через перила, он закричал:

– Прочь от восточной стены!!! Влад, беги за "Дурой"!!!

– За «Дурой»… то есть за плазменной пушкой? Петро, неужели…

Медленно и величаво из тумана вышел Зверь. Петро сравнивал его с танком, но мне он показался более похожим на древний парусный корабль, разве что без мачт. Он был огромен, однако голова его оказалась на удивление маленькой, прикрытая броневым щитком, она была круглой и блестящей. Многочисленные кривые лапы, со скрежетом ворочаясь в хитиновых гнездах, неотвратимо несли Зверя прямо на нас. Петро успел выпустить длинную очередь из пулемета, но пули беспомощно плющились о его броню. Зверь проломил стену и плечом зацепил опору вышки; заскрипел металл, и вышка сначала медленно, затем все быстрее стала падать. Я закричал и вцепился в перила, а Петро не успел. Вышка рухнула наружу, за стену Лагеря; от удара о влажную землю что-то внутри меня отчетливо хрустнуло, арбалет за моей спиной отозвался звуком лопнувшей гитарной струны. Петро, который не успел схватиться за перила, отбросило вперед, он упал и не двигался.

Я встал, держась за перила упавшей вышки и попытался вдохнуть. Грудная клетка отозвалась резкой болью, и я согнулся пополам. Внезапно стало очень тихо; в одну секунду стих ветер и замолчали визжащие крысы, даже Зверь перестал скрежетать. Я с ужасом узнал эту особенную тишину.

– Но сейчас же не полнолуние… сейчас же день!

Пылающему было все равно. Он шел сквозь туман своей странной походкой веревочной марионетки и улыбался почерневшими губами. Сегодня пламя, охватившее его много лет назад, разгорелось со страшной силой, но боли он явно не чувствовал. Трава горела за ним; Пылающий подошел к дядьке Петро, взял его за плечи и поднял. От прикосновения огненных рук Петро страшно закричал; Пылающий наклонился и что-то шепнул ему на ухо.

Рядом с собой я увидел штурмовую винтовку дядьки Петро. Я схватил ее, невероятным усилием воли унял дрожь в руках, прицелился и дернул спусковой крючок.

Пылающий не был бесплотным призраком в прямом смысле этого слова; плотью, пусть уже и нечеловеческой, он обладал, и пули явно причиняли ему боль. Глухо заворчав, он отбросил бесчувственного охранника и скрылся в тумане; в тот же миг вернулись звуки, и слева на меня прыгнул здоровенный седой крысак. Я выстрелил, и короткая очередь из штурмовой винтовки разрезала его пополам; я подбежал к дядьке Петро, схватил его за капюшон куртки и поволок к Лагерю.

Вспышка солнечно-желтого пламени ослепила меня; я догадался, что это наконец подоспел охранник Влад с плазменной пушкой. Сквозь туман я ничего не мог увидеть, но судя по грохоту и скрежету Зверь поступил так же, как в прошлый раз: проломил стену Лагеря с противоположной стороны и ушел.

Ко мне подбежали Толик с Мишкой, мы подняли дядьку Петро и потащили в медблок.

После побоища в маленьком медблоке было тесно. Легкими ранениями сталкеры должны были заниматься сами, но несмотря на это, работы у Лизы было много. В первую очередь под хирургический аппарат положили Вовку, чья травма оказалась серьезнее, чем просто разбитый нос. Лиза села в кресло-компьютер и долго обследовала его голову тонкими стальными лапками хирургического модуля, просвечивала зеленым сканирующим лучиком и наконец одна из тонких, как проволока лапок с хрустом вонзилась Вовке в висок. Девчонки взвизгнули; Лиза в кресле недовольно поморщилась:

– Что орете? Я знаю что делаю.

Примерно через полчаса стальная лапка была извлечена, и хирургический модуль залил тонкий прокол медицинским клеем. Место Вовки занял дядька Петро, уверявший, что отлично себя чувствует.

– Да все хорошо со мной! Ну плечи обожжены, да стукнулся немного… само пройдет!

– Где ты обжечься-то умудрился?

– Да вот… старого знакомого встретил.

– Неужели правда призрак?

– Он самый. Ты вот лучше Максима осмотри.

– Максим, на кушетку.

Поморщившись от боли, я лег. Стальной паук надо мной зашевелил лапками и быстро пробежался зеленым лучиком снизу вверх, остановившись на левой половине груди. Лиза сказала:

– Вот слышала я, что у безвирусных болевой порог повышен, но не думала что настолько…

– Чего там? – испугался я. Мне представился белоснежный обломок ребра, вонзившийся в сердце.

– Молчи, не дергайся.

Одновременно добрый десяток иголок впился в мое тело, и спустя пару секунд мне стало очень хорошо, мир закружился в теплом цветном хороводе. Я повернул голову и счастливо улыбнулся Лизе. Лиза не заметила; под ее управлением со страшной скоростью работали несколько лапок, что-то со скрежетом делая в моей груди.

– Все, слезай. Ребра собрала, заклеила, через пару дней будешь как новый.

Пошатываясь от наркоза, я встал и, поддерживаемый с двух сторон Толиком и Сашей, отправился в нашу комнату. Толик, Саша и Мишка ушли, а я забылся сладким наркотическим сном. Проснувшись, я некоторое время лежал в темноте, затем меня начала терзать совесть – наши ребята сейчас восстанавливали сетку, убирали трупы, а я вот тут лежу…

Я коснулся ребер. Грудь еще болела, но совсем чуть-чуть, Лиза знала свое дело. Пришлось вставать и идти наверх.

Оказалось, я проспал больше шести часов. Пока я спал, трупы мутантов свалили в огромную кучу, облили бензином и подожгли. Жирный черный дым валил сплошным столбом вертикально вверх – воздух был абсолютно неподвижен, не чувствовалось ни дуновения ветерка.

Пока остальные сталкеры чинили стены, наши ребята совместно с «Гидрой» (без девчонок, естественно) опоясались веревками и тащили рухнувшую вышку. На всякий случай их охранял дядька Петро. Несмотря на холод, он был в одной майке, не скрывавшей его плечи: очевидно, одежда причиняла обожженной коже боль. Петро махнул мне рукой:

– А, Максим! Мой спаситель!

На его лице блуждала странная, придурковатая улыбка. Петро достал из кобуры массивный пистолет и протянул мне.

– Вот, значит, в благодарность за мое спасение из лап жуткой твари!

– Петро, ты чего?! – страшно удивился я. – это же табельное оружие!

– Ах, да… – на мгновение опечалился Петро, но тут же вновь заулыбался, достал бутерброд и с аппетитом начал его поедать.

Толик подозвал меня и сказал шепотом:

– Он вообще как-то странно ведет себя… весь такой ласковый, все улыбается… и ест все время. Кажется, умом повредился.

Я сочувственно глянул на дядьку Петро. Повредишься тут, когда такая адская тварь тебя ухватит. Бр-р-р.

– Давайте, помогу тащить.

– Ты отдыхай. Тебе нельзя со сломанными ребрами.

– Да все прошло уже! Не болит совсем.

– Ну… у нас и веревки-то больше нет.

Против этого возразить было нечего, и пришлось стоять и смотреть на их работу. Когда покореженную вышку оттащили на достаточное расстояние, ребята присели на кочки отдохнуть. Петро пожаловался:

– Вот ведь, есть опять охота. Айда уже в Лагерь, тут без нас справятся.

По пути в столовую я забежал к Лизе.

– Петро чего-то чудит. Видела?

– Ага. Пока ты спал, я его подключила и полный анализ провела. Абсолютно здоров, если не считать ожогов… а душой я не занимаюсь. Я начальнику уже доложила, если не наладится у него, вызовем бот и отправим его в город.

– Жалко.

– Ага, хороший человек. Вот ведь закон подлости, у него отпуск через месяц, чуть не дотянул.

За ужином я наблюдал за дядькой Петро. Он заказал разом две обычных своих нормы и съел, не отрываясь от тарелки. За его спиной появилась Лиза. Некоторое время она смотрела на него, нахмурясь, потом взяла за руку, что-то ласково сказала и увела – очевидно, в медблок.

Бурный день подходил к концу.

Глава 25

На утренней линейке Игорь спросил начальника:

– Владимир Сергеевич, вы с «Ртутью» связывались? Почему они не возвращаются?

– Да, связывался. Я им приказал оставаться в Ист-Каменске: шторм может повториться.

– До Ист-Каменска полчаса на боте…

Начальник рассердился и сказал Игорю много неприятных слов, заметив, что если тот соскучился по своей подружке, то может к ней бежать, а поднимать из-за сталкеров бот никто не будет, тем более из-за четырех безвирусных девчонок.

Игорь побледнел, и я понял, что сейчас он скажет что-то очень меткое и обидное, так что над начальником будут ржать не меньше недели, а сам, несомненно, отправится в карцер. К счастью, Толик вовремя наступил ему на ногу и украдкой показал кулак.

После линейки Игорь объяснил, все еще недобро косясь в сторону начальника:

– Я лишь хотел сказать…

Мы заржали.

Несмотря на то, что погода была вполне приличной, начальник запретил выходить в походы, так что каждому досталась какая-то разнарядка в Лагере. Меня послали резать мясного червя (чего я терпеть не мог), и я неохотно потащился к ферме. Ферма, как и большая часть Лагеря, была упрятана под землю, но в отличие от жилых помещений, довольно неглубоко. В потолке были прорезаны несколько вентиляционных отверстий, через них падал рассеянный свет, так что на ферме было довольно светло. Я прошел темный коридор, открыл дверь и сощурился. Странно, однако я не слышал хрюканья мясного червя. Я сделал несколько шагов и почувствовал отчетливый запах крови.

– Та-а-ак…

Я снял со стены специальный, изогнутый и острый как бритва нож и прислушался. Возможно, по недосмотру какой-нибудь мутант мог проникнуть на ферму и отгрызть кусок червя; мясной червь, лишенный конечностей, естественно, защититься не мог.

Мои ноги ступили в лужу крови. Ах ты, какая неприятность… если червь сдох, будем месяц без мяса сидеть, на консервах, пока новый не подрастет. А уж охранникам-то достанется от начальника, что мутанта прошляпили…

Червь был мертв. В его боку неведомый зверь прогрыз глубокую дыру; куски мяса валялись рядом, словно зверь не столько глотал, сколько выплевывал. Я посмотрел на не такой уж большой нож в руке и решил, что геройств на эту неделю явно достаточно. Подойдя к стене, я нажал на кнопку запыленного телефона:

– Алле, Серега? А, это ты, Гена? Подойдите к ферме, тут какая-то тварь червя загрызла. Судя по всему, здоровенная.

– Вот зараза… – прохрипел динамик. – щас будем.

В дальнем темном углу я услышал кашель. Перехватив нож поудобнее, я подошел поближе и увидел дядьку Петро. Он сидел на корточках, уткнув лицо в колени, и дрожал крупной дрожью.

– Господи! Петро, ты чего?!

Охранник поднял ко мне запачканное кровью лицо. Его губы были изорваны в клочья, во рту торчали обломки зубов, налитые кровью глаза горели безумием. Из одежды на нем была лишь больничная пижама, превратившаяся теперь в кровавую тряпку. Петро посмотрел мне прямо в глаза и сказал отчетливо:

– Ощ аз рещ, ю ян рсамо!

Он тут же зажал рот двумя руками, словно опасался выдать какую-то тайну, и умоляюще посмотрел на меня. Я попятился к двери и очень отчетливо понял, что если продолжу смотреть в эти красные глаза, очень скоро грохнусь в обморок. Дверь открылась, и на ферму ворвались охранники Влад и Гена, следом вошел красный от злости начальник.

– Ой, блин… это что ж такое?!

Петро отступил в угол, зажимая рот двумя руками и отчаянно мотая головой, словно что-то рвалось из него наружу.

– Петро… это ты сделал?!

Петро тоненько заскулил и скорчился в углу. Тем временем на шум пришли электрик Миша и завхоз, которому как раз полагалось в это время обойти помещения.

– Во как! – констатировал Миша. – совсем с ума сошел!

Завхоз Саня пригляделся:

– Кажется, он что-то хочет сказать…

Петро еще крепче зажал рот и что-то промычал.

– Петро! Что ты говоришь?

Дядька Петро заплакал, продолжая зажимать рот.

– Ну скажи, не бойся…

– Ощ аз рещ, ю ян рсамо! Ощ аз рещ, ю ян рсамо! Ощ аз рещ, ю ян рсамо!!! А-а-а-а!!! – взвыл дядька Петро, перепугав всех. Высказавшись, он сунул руку себе в рот и с мерзким хрустом вырвал свой язык.

Я закричал от страха. Петро свалился набок, обливаясь хлещущей изо рта кровью, и начал биться в конвульсиях.

– Бегом! Лизу сюда приведи! – крикнул единственный не растерявшийся завхоз Саня. Он сорвал через голову футболку и попытался заткнуть кровоточащую рану во рту дядьки Петро.

Я кинулся в медблок. Ах, проклятие, какие же длинные эти бетонные коридоры… наконец я открыл дверь медблока и увидел Лизу. Она лежала лицом вниз, не шевелясь.

– Лиза… Лиза!

– М-м-м…

– Что с тобой?

– Оййй, голова моя…

Лиза с трудом поднялась, держась за мою руку и огляделась.

– Петро… совсем с ума сошел. Я утром пришла его проверить, а он как врежет мне…

– Он сейчас на ферме. Он мясного червя загрыз, а потом себе язык оторвал!

Лиза схватила аптечку первой помощи и сказала:

– Идем, только не очень быстро. Голова кружится.

Когда мы пришли, дядька Петро доживал последние мгновения своей жизни. Кровь текла изо рта непрекращающимся ручьем. Лиза охнула, открыла аптечку, вынула инструмент неизвестного мне назначения и попыталась повернуть голову дядьки Петро. Тот неожиданно рванулся и укусил ее; затем он вытянулся и затих.

Весь Лагерь затих, подавленный случившимся. Дядьку Петро любили все, и его смерть потрясла нас. На ужин в столовую я пришел позже остальных, поэтому сидел за столиком один, меланхолично покачивая на пальце медвежонка-брелок. Пришла Лиза и села рядом, ее левая рука, прокушенная сумасшедшим охранником, была туго забинтована. Лиза вздохнула.

– Я его тело вдоль и поперек просветила… думала, какие-то изменения в мозгу, или инфекция какая-то редкая… абсолютно здоровый, только вот, сошел с ума.

– Жалко дядьку Петро.

– Да, жалко. Хотела его тело сегодня же отправить в город, да связь прервалась. Странно так… я с нашим ведущим доктором связалась, ну в городе который, только рассказала ему, что с Петро случилось, вдруг раз – и связь как отрезало. Словно на том конце отключили нас.

– Ветер опять крепчает, наверное из-за этого.

– Ага, наверное… что это у тебя?

– Брелок. Марина подарила. За день до смерти.

– Вы… были близки?

– Нет, я ее почти не знал.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок.

– Знаешь, Лиза, мне кажется, она была очень хорошим человеком. Гораздо лучше меня. Потому что она так любила синее небо, что не смогла вернуться на Болото, в туман. А я смог. Более того: я, кажется, начинаю привыкать ко всему этому. Еще немного, и мне начнет здесь нравиться.

Подумав, я достал из кармана витую нитку и повесил медвежонка на шею.

Глава 26

Я проснулся оттого, что кто-то бешено тряс меня. Открыв глаза, я увидел всполошенного Толика.

– Максим, сбегай к Лизе, принеси чего-нибудь успокоительного. У Саши истерика.

Саша, свернувшись в клубочек, лежала на койке, отвернувшись лицом к стене, и всхлипывала:

– Плохо… плохое… беда…

Я как был, в одних трусах и босиком, выскочил за дверь. Длинный бетонный коридор еле освещался несколькими светодиодными лампами, и, ничего не видя под ногами, я вскоре наступил босой ногой на маленький осколок стекла.

– Уй-я…

Пришлось сбавить ход. Через две пустые комнаты от нас была комната «Пиратов». Их дверь была настежь открыта. Конечно, двери в наши комнаты закрывались на чисто символические замки, и далеко не все утруждали себя запирать их на ночь, но распахнутая дверь среди ночи…

Я подошел и посмотрел внутрь. Так же, как у нас, стояли две двухъярусные койки и одна одиночная. В комнате был образцовый порядок, лишь попавшее в луч света скомканное одеяло, лежащее на полу, портило общее впечатление. Одеяло было густо испачкано чем-то красным.

Я задышал чаще; сначала в комнате не было движения, затем возле одной из кроватей шевельнулся темный силуэт.

– Ребята! Вовка?

– Ощ аз рещ, ю ян рсамо!

Я отшатнулся, и в тот же самый миг где-то раздался электрический треск, лампы мигнули и погасли, и я оказался в полной темноте. В панике бросившись прочь, я ударился плечом о стену, потом моя нога за что-то зацепилась и я упал. За спиной я услышал шаги; неизвестный, убивший во сне ячейку «Гидра», был обут в тяжелые ботинки – такие же, как у нашего начальника. На бетоне они издавали четкий, клацающий звук. Я осторожно встал и, стараясь двигаться максимально тихо, выставил перед собой руки и побрел вперед. Брелок-медвежонок на шее звякнул цепочкой, и я тут же сжал его в руке. Я сдавил медвежонка и, очевидно, нажал какую-то скрытую кнопку, так как медвежонок вдруг засветился ярким, но мягким зеленоватым светом. Наверное, в брелоке был спрятан маленький фонарик, чего я прежде не заметил.

Я оглянулся. Странное дело, но моему преследователю этот яркий свет видеть не помогал, он все так же вслепую шарил руками. Зато я смог его разглядеть.

Вне всяких сомнений, это был наш начальник, но в каком виде! Вся его одежда и лицо были залиты кровью, в зеленом свете казавшейся черной. Одного уха не хватало, на его месте торчал кровоточащий огрызок, нижнюю губу он почти полностью откусил, и теперь она висела на обрывке кожи. Внезапно он опустился на колени и по-собачьи принялся нюхать пол. Я опустил глаза; маленький осколок стекла, на который я наступил и уже успел забыть, все же проколол кожу на ступне, и за мной оставался хорошо видимый в зеленом свете кровавый след. С другого конца коридора я услышал чьи-то шаги. Начальник поднял голову и спросил:

– Ощ аз рещ, ю ян рсамо?

– Ощ аз рещ, ю ян рсамо! – утвердительно ответил ему невидимый собеседник. Я понял, что больше ждать не стоит, и, уже не заботясь о тишине, рванулся вперед. На бегу я толкал все попавшиеся двери, но вот беда, все они были заперты. Начальник и еще один монстр – теперь я мог разглядеть его, это был таким же странным образом изменившийся электрик Миша, услышав меня, кинулись с двух сторон; тут наконец одна из дверей поддалась, я нырнул внутрь и повернул задвижку.

Большая комната, куда я влетел, оказалась мастерской Андрея. Дверь здесь была понадежнее, но тоже весьма хлипкая. Она затрещала под ударами двух монстров; раздались вопли "Ощ аз рещ, ю ян рсамо!" и я понял, что к двум монстрам присоединился третий. Я лихорадочно осмотрелся: чем бы заблокировать дверь? Ага, вот верстак подойдет…

Верстак был прикручен к полу здоровенными стальными болтами. Как и вся остальная мебель в мастерской, кроме табуретки. Я в панике заметался, пытаясь отыскать хоть какое-то оружие. Попытался вытащить из-за верстака одну из металлических полос, из которых некогда Андрей мастерил нам мечи, но ободрал руки об острые заусенцы; подумал, что сгодится большой напильник, но ящики с инструментом оказались заперты… наконец мой взгляд наткнулся на некий предмет в углу, накрытый куском брезента.

Предметом оказалась небольшая цепная электропила «Дружба». Как и многие другие инструменты сталкеров, «Дружба» была предметом двойного назначения, то есть была приспособлена для использования и в качестве оружия.

Я схватил пилу. Ползунок на рукоятке стоял в положении «Steel». Я тронул его пальцем; миновав отметки «Stone» и «Wood», он остановился в положении «Flesh». Из цепи выдвинулись маленькие, похожие на лепестки цветов лезвия; я остановился перед уже треснувшей дверью. Цепь тонко запела, лепестки слились в туманную полосу. Совершенно не к месту меня посетила мысль:

– Господи… я стою в одних трусах с цепной пилой в двух шагах от монстров, в восьми метрах под землей… а ведь всего год назад я гулял по залитым солнцем улицам, никого не боялся и ел мороженое… блин, ходил по улицам и жрал проклятое мороженое!!!

Меня разобрал смех. Когда дверь рухнула, я поднял пилу и, все еще дебильно хихикая, ринулся навстречу монстрам. Пила вонзилась в тело, в мое лицо ударил горячий фонтан крови. В левую руку вонзились зубы, я заорал и, отбросив ударом ноги нападавшего, наотмашь полоснул «Дружбой». Я ругался и резал все, что двигалось и кричало, пока не стало тихо. Я подскользнулся в луже крови и упал, чуть не убив себя пилой. Когда я наконец протер глаза, залитые чужой кровью, в дальнем конце коридора кто-то засветил фонарик, послышались испуганные голоса. Я встал и пригляделся.

– Ребята! – крикнул я, и сразу еще один монстр, не замеченный мной, бросился на меня и сбил с ног. Он прижал меня к полу и принялся душить. В глазах потемнело, но его лапы тут же ослабли, и монстр, тяжело застонав, упал рядом. Над нами стоял Женька, держа в руках тяжелую железную трубу, по-видимому, открученную от кровати. Несмотря на мертвенную бледность, он нашел в себе силы улыбнуться:

– Я только что спас тебе жизнь.

– Максим, что происходит? Что с тобой? – крикнул издалека Толик.

– Не знаю… я шел к Лизе, и вдруг… Господи, Лиза!

Лиза, ты заперла вчера дверь, правда? – думал я уже на бегу. – ты заперла дверь, и рано легла спать, так что в твоей комнате было тихо и ни один лучик света не пробивался из-под двери…

Я поднялся во «взрослый» сектор и сразу же запнулся о тело Борецкого. Он лежал на спине в пижаме и тапочках – очевидно, направлялся в туалет, когда кто-то настиг его и перекусил горло. Дверь нашего преподавателя Василия Анатольевича тоже была приоткрыта, из-под нее вытекала тонкая струйка крови. Я толкнул дверь Лизы; дверь была заперта. Я вздохнул с облегчением, но тут же новый страх пробил меня ледяной иглой: а что, если она тоже… как Петро, как начальник… если…

– Лиза! Ты здесь?

– Кто там? Максим, ты? Что происходит? Я слышала крики, и кто-то пытался выломать мою дверь!

– Я… я пришел за валерьянкой.