Текст книги "Зеркало для героя"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Глава 14

Я намочил голову под краном, чтобы немного протрезветь. Расчесал челку, напуская ее на лоб, снова повязал платок, причем так, чтобы он оттопырил уши. Затем нацепил на нос очки и полюбовался собой в зеркале. Идиот идиотом. Мама родная не узнала бы.

На цыпочках зайдя в спальню, я тихо разворошил постельное белье на своей кровати, примял подушку и откинул одеяло. Вернувшись в гостиную, открыл запоры и поднял оконное стекло. Вещей у нас с Владом не было, и создать иллюзию погрома было очень непросто, особенно если учесть то обстоятельство, что почти вся мебель была привинчена к полу. Я ограничился тем, что скинул со столика остатки еды и положил на пол, на самое видное место, окурок сигары, который подобрал в холле.

«С богом!» – подумал я, взял чемодан и вылез через окно на палубу. Я пробежал мимо окон музыкального салона, в котором, к счастью, никого не было, и поднялся по металлической лестнице на белоснежную крышу носовой надстройки.

Отсюда весь теплоход был как на ладони. Знойный ветер, как из горячего фена, накатывал на меня плотными волнами. Казалось, нос теплохода бесшумно летит над поверхностью реки, даже не касаясь воды. Несколько мгновений я неподвижно стоял, раскинув руки в стороны, и чувствовал себя птицей, парящей над джунглями.

Прыгая с крыши на крышу, перелезая через бортики и растяжки, я добрался до основания трубы, дымящей, как Везувий. Пройдя мимо кранов с лебедками, на которых висели спасательные шлюпки, я спрыгнул на узкую крышу верхней палубы, по ней добежал до кормы и, опустившись на корточки, посмотрел вниз.

Сбитая в кучу, как на митинге, подо мной пестрела толпа пассажиров, тех самых, которые купили билеты последнего класса и заняли всю кормовую палубу. После утомительной борьбы при погрузке на теплоход люди отдыхали, создав в этом котиковом лежбище своеобразный комфорт и уют. Одни спали, подстелив под себя тростниковые циновки и закрыв лица шляпами или платками. Другие, объединившись в группы, пиршествовали, свалив еду в середину круга, передавали друг другу бутылки с вином, зеленые стручки салата, плошки с рисом. Третьи играли в карты, бросали кости, ругались, отчаянно жестикулируя и размахивая винтовками.

Я наблюдал за пассажирами довольно долго, пока сумел найти коротышку. Он пристроился на самом дальнем краю палубы, у леера, и, в отличие от большинства пассажиров, не делал ничего. Иначе говоря, сидел на палубе, прислонившись к лееру спиной, и безучастным взглядом смотрел в одну точку.

Я спрыгнул на палубу не совсем удачно, отдавив бурой овце копыто и задев чемоданом голову молодого ранчера в большом широкополом сомбреро и в коротком жакете, украшенном галунами, что делало его похожим на мексиканского вакуэро[2]2
  Испанское название ковбоев.


[Закрыть]. Парень тотчас вскочил на ноги, схватился за огромную кобуру, болтающуюся на боку, и его черные, свисающие к подбородку усы хищно ощетинились.

– От этих янки нигде нет покоя! – хриплым голосом крикнул он, потрясая у моего лица кулаком. В его глазах горело такое неутолимое желание ввязаться в драку, что мне стало ясно: избежать стычки с этим невротиком мне будет намного труднее, чем уложить его на пол хорошим ударом в челюсть. И все же я не пошел по легкому пути.

– Извини, дружище, дела! – примирительно сказал я.

– Знаешь, где я видал твои дела?! – хрипел вакуэро. – Ты меня ударил чемоданом по голове!

Народ медленно расходился во все стороны от нас, освобождая место для ринга.

– По-моему, по твоей голове чем ни бей, все равно ей не станет хуже, – предположил я и посмотрел вокруг себя, надеясь увидеть в морщинистых копченых лицах понимание того, что я не хотел конфликта.

– Что?! – дрожа от сладостного предчувствия, вскрикнул вакуэро. – Что ты сказал?! А ну повтори!!

Он уже сжал кулаки и принял боевую стойку. Я сразу понял, что передо мной стоит тертый калач, прошедший хорошую школу пьяных драк в дешевых салунах, во всяком случае, об этом красноречиво говорил его свернутый набок нос. Он отнимал у меня время и создавал ненужный шум. Я привстал на цыпочки, чтобы взглянуть на конец палубы, где у леера сидел коротышка, но с удивлением увидел, что его там уже нет. Посмотрев в другую сторону, я заметил, как за белой балкой, поддерживающей тент, мелькнула и исчезла желтая фетровая шляпа.

Вакуэро очень не вовремя преградил мне дорогу, и у меня появился повод. Я тоже сжал кулаки и встал в боксерскую стойку.

– Ну, давай! Давай! – подзадоривал он меня, отставив полусогнутую ногу назад и нервно постукивая пяткой по полу.

Я понял, на какую дешевую приманку он хотел меня поймать. Сейчас я ударю его по лицу, а он присядет и, пропустив кулак над своей головой, с хорошего замаха врежет мне по открытой скуле. Видимо, все, кто когда-либо дрался с вакуэро, начинали с прямого удара в челюсть и за это были наказаны. Нет, все беды на земле не из-за баксов, как утверждал Влад. Все беды из-за стереотипов, из-за повальных привычек.

Делая вид, что целюсь в подбородок, я запустил свой кулак крюком вниз и ударил ниже пояса. Вакуэро в самом деле машинально присел, и мой кулак угодил ему в солнечное сплетение. Мой соперник беззвучно согнулся, раскрыл рот и, прижав руки к животу, стал пятиться назад. Толпа, не ожидавшая такой скоротечности поединка, разочарованно ахнула.

Исчерпав все лимиты времени, я подхватил свой чемодан и быстро пошел по прогулочной палубе вдоль кают второго класса. Дойдя до сквозного холла, я зашел в него и вышел на противоположный борт. Коротышка, не ожидая от меня такого коварства, спокойно шел мне навстречу, сунув руки в карманы. Он меня узнал только тогда, когда нас разделяло всего несколько шагов, застыл передо мной, как соляной столб, потом попытался убежать, но я схватил его за пончо и притянул к себе, как бычка, угодившего рогами в петлю лэриэта.[3]3
  Летящая петля для ловли скота.


[Закрыть]

– Тихо! – шепнул я, деформируя щеку коротышки стволом «тауруса». Облупившиеся щеки моего старого знакомого стали малиновыми, и без того близко посаженные черные глаза сползли к переносице. Он перестал упираться, лишь часто и шумно задышал.

Я не смог найти поблизости ничего более подходящего, чем темный, наполненный гулом дизеля люк, на двери которого был нарисован человечек, перечеркнутый красной линией. Убедившись, что до нас никому нет дела, я втолкнул коротышку в люк, залез туда следом за ним и прикрыл за собой дверь.

– Ну? – поторопил я, почесывая стволом пистолета затылок. – Чего молчишь?

Он не был трусом, но жизнью своей дорожил, а потому за словом в карман не полез.

– Мне приказали только сопровождать вас до теплохода, – тоном, каким заклятые воришки оправдываются на суде, сказал коротышка. – Я больше ничего не знаю! Что плохого я вам сделал?

– А это? – Я ткнул ногой по чемодану.

– Что – это? – не понял коротышка.

Он в самом деле не понял, при чем здесь чемодан. Видимо, судьбой нашего багажа распоряжались только бронзоволицые.

– Кто приказал тебе сопровождать нас? – для проформы спросил я, думая, что ответ мне известен.

– Мой хозяин.

– Он на теплоходе?

– Нет, он остался в Майо.

– Путаешь меня! – рассердился я. – А кто приказал твоему хозяину?

– Не знаю! – затряс головой коротышка, и его жуликоватые глазки забегали. – Я их никогда не видел. Это люди из Боливии.

– А нас как ты узнал?

– Мне дали фотографии… Я не собирался делать вам что-нибудь плохое! – с удвоенной энергией стал оправдываться коротышка. – У меня не было с собой даже оружия! Мне ничего не рассказали про вас. Я даже подумал, что меня приставили к вам в качестве незаметной охраны. Я спас вас от полиции!

– А зачем ты поплыл с нами? – не унимался я. Коротышку было трудно ухватить, он выскальзывал из рук, как обмылок.

– Почему с вами? Я получил деньги за работу и плыву в Пасто. Там живет моя семья.

– Врешь ведь? – недоверчиво произнес я.

– Не вру! Богом клянусь, не вру!

– А почему убежал от меня?

– Мне приказали не попадаться вам на глаза, – тотчас ответил коротышка.

Он отвечал складно, но чего только не сделаешь ради доказательства собственной невиновности!

– Ладно, – сказал я, подводя черту, и посмотрел на чемодан. – Возьмешь его и спрячешь в трюме. Тихо и быстро, чтобы никто не заметил. Я буду идти за тобой и говорить, куда нести. Задача ясна?

Коротышка с опаской покосился на чемодан.

– Что там? – спросил он.

– Этого тебе лучше не знать… Ну?

Я передернул затвор, опустил руку с пистолетом вниз так, чтобы его не было заметно со стороны.

– Не советую тебе валять дурака, – предупредил я. – И постарайся его не уронить, иначе тебя разорвет на части.

Похоже было, что коротышке не хватает воздуха. Он дышал часто и неровно, затем схватился за горло и стал скрести его ногтями.

– Я боюсь, – прошептал он.

– Напрасно. Я намного страшней.

Он вытер вспотевшую ладонь о пончо и взялся за ручку чемодана.

– Раз, два, три! – скомандовал я и распахнул дверь. Коротышка выпрямил ноги, отрывая чемодан от пола, и вышел на палубу. Я прихватил с собой пустое ведро и щетку для мойки окон на длинном черенке.

Мы шли вдоль борта по нижней палубе. Я молил бога, чтобы сейчас мы не наткнулись на бронзоволицых, на матроса, которого я оставил связанным в каюте, и на его начальника, помеченного голубым ромбом. Каждый из них был для меня опасен в равной степени.

– Направо! – шепнул я коротышке.

Он свернул в гостевой холл. Я следовал за ним в трех шагах. Длинный черенок от щетки прошелся по пышному платью немолодой дамы. Я ожидал, что она закатит скандал, но дама почему-то мне улыбнулась и помахала высохшей рукой.

По винтовой лестнице мы поднялись на среднюю палубу и вышли к борту.

– Стой! – скомандовал я.

Узкая прогулочная палуба была пуста. Пассажиры прятались от полуденного зноя в каютах с кондиционерами. Я свесился за борт, посмотрел, как корпус теплохода мягко режет гладкую поверхность реки, словно нож вонзался в брикет сливочного масла, сплюнул вниз и, повернувшись к коротышке, сказал:

– Видишь, висит колокол? Ты будешь стоять здесь до тех пор, пока я не дойду до него и не начну мыть окно. Только после этого вместе с чемоданом пойдешь в мою сторону. Не останавливаясь, проследуешь дальше. Я тебя догоню. Понятно?

Коротышка кивнул.

– Но не вздумай шутить! – напомнил я и украдкой показал ему пистолет.

Я не успел сделать и шага, как из холла на меня вылетело что-то небритое, горячее, смердящее табаком и дешевым виски.

– А-а-а!! Вот ты где!!

Я не сразу узнал вакуэро, но машинально выставил вперед черенок щетки. Мой горячий соперник наткнулся на него грудью. Черенок с коротким хрустом переломился надвое. Испуганный таким непредвиденным прессингом, коротышка в страхе замер рядом со мной, не зная, что делать: или пускаться наутек, или прикрываться от вакуэро чемоданом. Убедившись, что черенок не проткнул его насквозь, вислоусый драчун снова кинулся на меня, но забыл про свой коронный прием и не успел увернуться от бокового удара в скулу. Его откинуло спиной на дверные створки, отделяющие от нас холл. Они распахнулись, точь-в-точь как в салуне, не препятствуя падению тела, и тотчас снова закрылись.

– Ты все понял? – в последний раз уточнил я у коротышки.

Кажется, он уже ничего не понимал и морально готовился к тому, что с этой минуты его будут бить в разных местах разные люди. Я нахлобучил ему шляпу на нос и, положив щетку с обломанным черенком на плечо, матросской походкой вразвалку пошел к горящему надраенной медью колоколу.

Остановившись рядом с ним, я повернулся к окну, зашторенному изнутри прозрачным тюлем, плеснул из ведра на стекло плевок воды и стал его старательно размазывать щеткой. Я боялся ошибиться; отсюда, снаружи, каюта почти не просматривалась, я видел лишь свое отражение да контуры дивана и стола, едва проступающие в глубине. Была ли это каюта бронзоволицых?

Краем глаза я заметил, как коротышка на ватных ногах медленно пошел в мою сторону. Я стал тереть стекло еще более энергично. Моя добросовестность перешла все границы. Я дышал на стекло, протирал его рукавом, соскребал ногтем только мне заметные пятнышки и снова неистово тер щеткой. Мне уже казалось, что из этой затеи ничего не выйдет, что я задарма вымою стекло, так и не добившись цели. Но вдруг из темноты материализовалось смуглое лицо носатого. Он отдернул тюль, постучал по стеклу золотым перстнем и махнул рукой, словно хотел отогнать муху:

– Пошел вон!

Не останавливаясь, я глупо улыбнулся, кивнул и счастливым голосом поздоровался:

– Здравствуйте, господин!

– Убирайся к черту! – еще громче крикнул носатый.

Я почувствовал за своей спиной коротышку. Он пытался пройти мимо меня, но я мешал ему обломком черенка.

– Слушаюсь! – ответил я, сделал шаг назад и наступил на ногу коротышке.

Носатый, удовлетворившись моим послушанием, хотел было задернуть тюль, как вдруг замер, затем припал к стеклу, провожая взглядом коротышку с чемоданом. Я поднял с пола ведро и водрузил щетку на плечо. Как только носатый исчез в глубине каюты, я швырнул свой инвентарь за борт и кинулся за коротышкой.

– Беги в трюм! – крикнул я ему, подталкивая в спину. – Прячься в машинном отделении, в гальюне или еще где-нибудь, но чтобы тебя на борту никто не нашел! Давай!

Я напутствующим пинком послал его в люк, на двери которого было написано «Служебное помещение», а сам, на ходу срывая с себя платок, очки и снимая через голову майку, побежал к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.

Глава 15

Я влез в окно своей каюты, заглянул в спальню, которая содрогалась от богатырского храпа Влада, и закрылся в душевой. Очки и пистолет я затолкал под душевой поддон и заткнул щель мочалкой. В шкафчике перед зеркалом очень кстати я нашел баллончик с пеной для бритья и упаковку одноразовых станков. Я едва успел соскоблить с лица щетину, как в дверь каюты постучали.

Наскоро ополоснув лицо, вытираясь на ходу, я прошел в спальню, лег на свою кровать и накрылся простыней с головой. В дверь снова постучали. Затем стали барабанить безостановочно. Влад перестал храпеть, но не пошевелился и глаза не открыл. Я, сдерживая дыхание, ждал, чем эта игра, которую я сам затеял, кончится.

На несколько мгновений все стихло. Затем раздался сильный удар, треск и топот ног. «Окно же было открыто!«– подумал я. От шума Влад вздрогнул, перевернулся на другой бок и снова замер. Мне бы такие нервы!

Я услышал, как дверь в спальню распахнулась. От напряжения меня стало колотить, словно знобило. Простыня слетела с меня, словно ее сорвало ураганным ветром. Я, как мог, сыграл пробуждение после крепкого сна, взвился, дурными глазами глядя на парней в пятнистых комбинезонах и с автоматическими винтовками в руках. Надо мной возвышался носатый. Влад скрипел кроватью за его спиной, тряс головой и тер глаза.

– В чем дело, мужики? – невнятно и по-русски спросил он, протяжно зевая.

На него, как на несмышленого ребенка, никто не обращал внимания.

– Где чемодан? – спокойным голосом спросил меня носатый.

Профессиональный артист отреагировал бы с ходу и убедительно. Мне же нужно было время. Как воспринять вопрос Палача, если я уверен, что чемодан по-прежнему стоит в гостевой за креслом?

– Подождите, – пробормотал я, дергая себя за волосы, словно страдал от тяжелого похмелья. – Не пойму, о чем вы говорите?

Удар кулаком в голову. Я повалился на подушку.

– Э-э! – медведем взревел Влад. – Что за обращение с подданным великой державы!

Он попытался встать, но парень в камуфляже круто повернулся и приставил к его голове дуло винтовки.

– Кретины! – пробормотал носатый. Лицо его исказилось, словно от боли.

Я потянулся за джинсами. Влад, почесывая грудь, зевал и приглушенно возмущался:

– Что за жизнь!

Я чувствовал, как его взгляд тыкается мне в темечко, лучом скользит по лбу, щекам, пытаясь попасть мне в глаза. Влад хотел узнать о чемодане. Не поднимая головы, я натягивал на себя джинсы. Носатый вышел в гостевую. С нами остались двое парней в камуфляже.

– Где он? – сквозь зубы спросил Влад по-русски.

– Там, где был, – так же ответил я. – За креслом.

Влад шумно встал с кровати, заправляя майку в джинсы. Он что-то бормотал, но я не понял ни слова. Он вышел из спальни, и парень с винтовкой, как его дистрофичная тень, проследовал за ним.

– Значит, так! – услышал я сумбурную речь Влада на английском. – Мне это надоело! Капитана сюда! Полицию! Я должен понять, что все это значит!

Когда я вошел в гостиную, Влад, красный от возмущения, стоял рядом с креслом, за которым когда-то хранился чемодан. Носатый ходил от окна к двери и обратно. Бессловесные истуканы с оружием, четыре скуластых индейца, застыли по углам, как статисты в балете.

– Кретины, – повторил Палач, поддевая носком ботинка окурок сигары, лежащий на полу, и покачал головой. – Матрацы, подушки, – непонятно к кому конкретно обращаясь, бубнил он. – Унитаз, сливной сифон под раковиной…

Индейцы начали обыск. Влад, закрыв ладонью лицо, тихо мычал и покачивался, словно пытался вспомнить какой-то сложный мотивчик. Легкий сквозняк принес из спальни в гостевую перья из подушек. Носатый продолжал мерить шагами каюту, не проявляя любопытства. Очки тоже надо было выкинуть за борт, подумал я, когда индейцы, разделавшись со спальней, зашли в душевую. Я услышал, как зажурчала вода в рукомойнике, затем забулькал слив в унитазе. Индейцы вышли и отрицательно покачали головами, но носатый даже не взглянул на них. Он знал, что денег в каюте нет.

– Так где чемодан? – уже без всякого интереса спросил он меня.

– Был там, – ответил я и кивнул на кресло.

Носатый буравил меня своими черными глазками. Игра в гляделки продолжалась с полминуты, затем он снова опустил голову.

– Что ж вы, кретины, окно не закрыли, когда спать пошли? – спросил он с усталым и беззлобным укором.

– Да-а па-ашел ты!! – едва ли не с плачем завыл Влад. Он был убит горем и не мог понять, чего этот успевший надоесть мужик от нас хочет. Я ждал, когда мой друг начнет думать о спасении своей жизни, а не о чемодане.

Бронзоволицый мельком взглянул на него, как на собаку, позволяющую себе тявкать в присутствии хозяина.

– Команду запереть в кают-компании. Теплоход обыскать, – жестко проговорил носатый, глядя на ноги боевиков. – Проверить трюм, машинное отделение! Перетрясти пассажиров, все мешки, корзины, сумки, ящики! Все!! Деньги найти!!

Последние слова он прокричал. Затем снова наступила тишина. Только тюль колыхался перед открытым окном. Какая-то серая птица, раскинув крылья, парила рядом с теплоходом. Казалось, что это игрушка, подвешенная на веревочке.

Наступив на обломки сброшенной на пол керамической вазочки, носатый первым вышел из каюты. Индеец подтолкнул Влада прикладом в спину. На моего друга было страшно смотреть. Он казался слабым и безвольным и не понимал, что происходит; все его мысли, ощущения и чувства были заполнены скорбью по исчезнувшему чемодану. Он прошел мимо меня, даже не подняв глаз.

– Я хочу в туалет, – сказал я индейцу, который выразительно качнул перед моим лицом стволом винтовки.

Он не успел разрешить или запретить, как я быстро нырнул в душевую, закрыл за собой дверь и задвинул бронзовый шпингалет. Мгновение – и я вытащил из-под поддона и сунул за пояс пистолет.

Хрупкая дверь с треском разлетелась от удара ногой. Щепки, норовя наградить меня занозами, хлестнули по лицу.

– Убью!! – истерично закричал индеец, пугая меня винтовкой.

Я демонстративно вжикнул «молнией» на джинсах и пожал плечами: нельзя так нельзя.

Нас вывели на палубу. Я недооценил сплоченность и массовость боливийской мафии, полагая, что, кроме двух бронзоволицых, четырех индейцев с оружием и сумасшедшего вакуэро, на теплоходе больше нет потенциально опасных типов. Оказалось, что индейцы, одетые в камуфляж, выполняли роль личных телохранителей носатого. А вооруженных людей, носившихся взад-вперед по палубе и выполнявших приказы бронзоволицего, было столько, что у меня стало рябить в глазах.

Нас с Владом конвоировали к корме. Чем ближе мы подходили к большой палубе, на которой теснились пассажиры последнего класса, тем отчетливей слышались крики и вопли. Мне становилось не по себе. Начиная игру с чемоданом, я не мог предположить, что мафиози будут вести себя так нагло. Одно дело – посадить в джунглях самолет с двумя пассажирами на борту, но совсем другое – устроить повальный обыск на речном теплоходе, где пассажиров не меньше двух сотен.

Мы остановились на краю палубы. Носатый, покуривая сигару, сверкал стеклами черных очков и спокойно наблюдал за работой своих подчиненных.

Крик стоял невообразимый, как перед отправлением теплохода из Майо. Несколько худощавых индейцев в кожаных безрукавках и обрезанных снизу штанах прикладами винтовок загоняли толпу в узкий коридор прогулочной палубы. Тех, кто пытался унести с собой вещи, били прикладами по голове. Обезумевшие от ужаса, по палубе носились поросята и собаки, спотыкаясь о раскиданные ящики. Человек в белой форме матроса, кривляясь, как клоун, бегал кругами за поросенком, пытаясь поймать его за ноги. Грохнул выстрел. Большая рыжая собака, надрывно лающая на индейцев, заскулила и, брызгая кровью, упала на пол.

К носатому подошел мой старый знакомый с лошадиной губой и негромко сказал:

– В машинном отделении ничего.

– Машинистов допросили? – спросил носатый, с интересом глядя на то, как матрос, лежа на полу, держит поросенка за задние ноги, а животное, продолжая стучать по железу передними копытами, истошно визжит и хлопает розовыми ушами.

– М-да, – многозначительно протянул Лошадиная Губа и посмотрел за борт.

– Осматривайте каюты, – сказал Палач. – Все ценное оставлять, остальное – за борт.

Толпа пассажиров, деформируясь и сжимаясь, битком заполнила прогулочную палубу. Люди давили друг друга, толкались, хватались за поручни, завоевывая для себя пространство; женщины сажали детей себе на головы или поднимали их на вытянутых руках, мужчины, что покрепче, влезали на верхние перекладины леера и оттуда взбирались на спасательные шлюпки. Откуда-то доносились выстрелы, звон битого стекла и треск ломаемых дверей. Вооруженные индейцы с видом хозяев ходили по опустевшей палубе и потрошили вещи. Они с треском взламывали клетки и ящики, давили ногами картонные коробки с фруктами. Одежда, одеяла, обувь летели за борт незамедлительно. Более дорогие вещи – утварь, часы, аппаратуру – мародеры складывали в кучу посреди палубы. За теплоходом, над пенным следом, летела черная стая птиц; время от времени она смерчем устремлялась к воде, пожирая плоды, лепешки, заглатывая пуговицы и все то, что блестело.

В это время к носатому подвели низкорослого человека с окровавленным, опухшим лицом. Я с ужасом узнал в нем коротышку. Без своей шляпы он выглядел еще более низким, его разбитые губы казались вывернутыми наизнанку, а страшная рваная рана на щеке делала его похожим на улыбающегося монстра из фильма ужасов. Под ноги носатому грохнулся черный чемодан.

– Ну? – спросил носатый, выдувая в лицо коротышке сигарный дым.

– Я не открывал его. Клянусь, я не брал никаких денег, – с трудом произнес коротышка и, вытянув в мою сторону дрожащую руку, добавил: – Это он заставил меня отнести его в трюм. Допроси его, хозяин, отрежь ему уши, и он сознается!

Носатый перевел взгляд на меня. Я увидел свое отражение в его черных очках.

– Что скажешь? – спросил он.

– Ничего, – ответил я и слабо сыграл ва-банк: – Дождись, когда твои люди обыщут судно, и все вопросы отпадут сами собой.

Носатый усмехнулся и отрицательно покачал головой:

– Нет. Я очень нетерпелив. Я не умею ждать.

Он качнул рукой. Матово блеснул перстень. Индеец подтолкнул коротышку к лееру, обвязал его такелажной веревкой вокруг пояса и вытащил из кожаных ножен мачете.

– Не делай этого! – диким голосом закричал коротышка и повалился на колени перед носатым. – Умоляю, хозяин, не делай этого!! Я не знаю, богом клянусь, я не знаю, где деньги!!

Ужас, который испытывал коротышка, ожидая наказания, передался мне. Влад оставался вялым и безучастным. Действие снотворного еще продолжалось, и все, что сейчас с нами происходило, он воспринимал как дурной сон.

У меня по спине прошел холодок. Я заварил такую кашу, которая оказалась расплавленным металлом. Носатый повернул голову ко мне. Должно быть, он много раз видел эту страшную амазонскую казнь, и ему куда интереснее было наблюдать за тем, как будут расширяться мои зрачки и на лбу выступят крупные капли пота.

Индеец резким движением наступил на руку коротышке, который пытался целовать туфли хозяина, и с сильного замаха отрубил несчастному кисть. Невыносимый вопль ударил меня по ушам. Коротышка взмахнул обрубком, разбрызгивая кровь, и она веером плеснула на переборку, оставив рисунок красной пальмовой ветви. Я отшатнулся. Кровь толчками выплескивалась из оголенных, распустившихся обрезков вен, торчащих из обрубка. Вопль сошел на нет, коротышка замолчал, но рот его, источающий пену, все еще был широко раскрыт, а шальные побагровевшие глаза, словно под давлением, выползали из орбит. Он вскочил с колен и, ничего не соображая, схватил свою омерзительную кисть и приставил ее к обрубку.

Меня едва не вывернуло. Но это была лишь прелюдия. Двое индейцев ловко схватили коротышку, оторвали его от пола и бросили за борт. Веревка, к которой он был привязан, быстро раскручивалась и, размотав последнюю спираль, натянулась тугой струной.

Коротышка ненадолго скрылся под водой, а когда снова появился на поверхности, вспенивая воду грудью, на его лице уже не было ничего человеческого. Отчаянно ударяя обрубком и ладонью по воде, он пытался удержаться на поверхности. Волны захлестывали его лицо, он глотал, сплевывал воду и снова широко открывал черный рот, но его крика не было слышно. Когда он в очередной раз вскинул над водой кровоточащий обрубок, я успел заметить, что вокруг него серебристо блеснули какие-то странные лепестки, а когда до меня дошел смысл всей этой гнусной казни, мне стало по-настоящему страшно.

Коротышку заживо поедали пираньи. Их почти не было видно, но вода вокруг несчастного шевелилась и вспенивалась от стаи черных спинок и плавников. Кровавый шлейф тянулся за жертвой. Коротышка уже дергался в агонии и в последний раз поднял над головой начисто обглоданную лучевую кость. Словно от боли, его тело перевернулось на спину, и из воды показался отвратительный выеденный живот с белыми фишками позвоночника, похожего на ствол бамбука, и полосками ребер…

Я отвернулся, стараясь не увидеть лица Влада, чтобы к своему шоку не добавить отпечаток его впечатлений. Конец двадцатого века, думал я, но не словами, а понятиями в виде громоздких серых картинок и бегущих титров. В Москве слякотный март. Люди толпятся у входа в метро. Как всегда, пробки на Садовом кольце и на Рижской эстакаде. Грязные «Москвичи» и «Жигули» почтительно уступают полосу темным, как акулы на глубине, «шестисотым». Наивные водители думают, что самое страшное в жизни – столкнуться с такой акулой. И в это же время, в другой части света, запросто выкинули с теплохода человека и скормили его рыбам на глазах у сотен пассажиров.

– Неужели не вспомнил? – спросил меня носатый.

Я чуть повел плечами и почувствовал, как вспотевший «таурус» нежно царапнул меня стволом по пояснице.

Носатый щелкнул пальцами. Индеец стал выбирать веревку. Скелет в ботинках застрял в петле, и индеец долго дергал за веревку, ослабляя и натягивая ее, пока останки коротышки не вывалились из убийственного лэриэта и не ушли на глубину.

– Ты следующий, – предупредил меня носатый.

Влад вдруг разразился русским матом. Он дернулся, глядя безумными глазами на носатого, но в грудь ему уперся ствол винтовки.

Индеец, выжимая мокрую петлю, подошел ко мне, с тупым выражением на лице развязывая узел. Я чувствовал, что Влад сейчас кинется на носатого, вбирая в себя рой пуль.

Негромко щелкнули два выстрела подряд. «Таурус» давал маленькую отдачу, и я почти не почувствовал его в своей ладони. Носатый и индеец рухнули на пол. Не дожидаясь, пока телохранители придут в себя и откроют по нам огонь из винтовок, я кинулся на Влада, схватил его за руку и что есть духу побежал по палубе. Мне казалось, что теплоход стал раскачиваться под нашими ногами. Ветер шумел в ушах, сердце вырывалось из груди, спина, казалось, морщится и сжимается в ожидании пули, но холл, где мы могли хоть ненадолго укрыться, был еще так далеко…

Я едва не налетел на дверцу люка, открывшуюся передо мной, и почувствовал, как за штанину крепко ухватилась чья-то рука.

– Сюда! – услышал я голос, доносящийся из темного колодца люка.

Влада, этого большого, неповоротливого, засыпающего на ходу слона, я затолкал в люк первым, потом нырнул в темноту сам, даже не обратив внимания на человека, который закрыл за мной массивную герметическую дверь и заблокировал ручку задрайки. Ничего не видя в темноте, оглушенный ударами собственного сердца, я сделал два шага по крутой лестнице, но не удержался и полетел вниз. Я упал на что-то мягкое, что оказалось ягодицами Влада, и это обстоятельство сохранило мои руки и ноги целыми. Поднявшись на ноги, я посмотрел наверх, откуда спускался наш спаситель. В сумрачном отсеке я не разглядел его лица. Из темноты на меня надвинулось что-то большое и пахучее.

– Извини, но прежде, чем тебя сожрут пираньи, я должен с тобой расквитаться…

Удар кулаком в нос, как мне показалось, на мгновение разорвал темноту отсека яркой вспышкой. Я снова полетел на пол и снова упал на Влада.

– Да что ты на ногах не стоишь, черт бы тебя подрал! – проворчал Влад, засыпая.

Вспыхнул огонек зажигалки. Прикуривая сигару, в коротком жакете с галунами, надетом поверх бумажной рубашки, надо мной стоял вакуэро.