Текст книги "Зеркало для героя"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Глава 26

– А-а! – вскричал Влад. – Мерзкий конкурент! Так я и думал! Печенкой чувствовал!

Я ожидал от него другой реакции. Влад вовсе не был убит этим известием. Напротив, оно, казалось, придало ему сил.

– Я сверну башку этому Виллису! – размахивал он руками, и мне приходилось пригибаться, чтобы ненароком не получить по лбу кулаком. – Я этого говнюка из-под земли выкопаю!

– Не надо его выкапывать. Он на острове.

– Прекрасно! – приплясывал от возбуждения Влад. – Значит, русская мафия слилась с эквадорской! Мы отправимся с тобой на остров, прихватив с собой Дика и нашу кошку, и накроем мафию в ее же логове. Кирилл, скажи, ты готов на подвиг во имя расширения границ Государства Российского?

Неожиданное известие чуть-чуть свернуло ему мозги, и, как всякий ненормальный, Влад стал мыслить категориями геополитики и империалистической экспансии. Слава богу, думал я, что он не придал большого значения тому, что в разговоре с чиновниками так часто упоминалось имя Анны!

– Вот соглашение! – тряс Влад бумагой перед моим лицом. – Согласно ему остров на целый год переходит к нам в аренду. Значит, сейчас мы такие же хозяева, как этот вшивый Виллис! Я не пожалею денег, Кирилл! Я найму батальон головорезов да в придачу «Фантом» американского друга Дика, который живет напротив Белого дома. Мы спалим остров дотла, а потом начнем выращивать на нем березы. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что мы не имеем на это права!

Элиза посигналила нам из машины. Но Влад, желая, чтобы я его выслушал, преградил собой путь и закричал пуще прежнего:

– Нет, подожди! Я хочу, чтобы ты ответил: согласен ли ты вместе со мной наказать этих мартышек? Пойдешь ли ты со мной на праведный бой против этих кокаиновых царьков? Я должен знать, позволишь ли ты, русский парень, представитель великой державы, чтобы какие-то хитрозадые доны педры водили тебя вокруг пальца?

– Не позволю, – ответил я, теряя терпение. – Но оттого, что ты так орешь, мало что изменится.

– Нет, – с горечью произнес Влад, закидывая рюкзак в машину. – Я вижу, что ты еще не созрел. Ты намерен простить им это гнусное мошенничество, утереться и укатить в Москву под теплый бочок Анюты.

– Без четверти двенадцать, – напомнил я. – Мы опаздываем.

– А! – вспомнил Влад и обрадовался. – Прекрасно! На ловца и зверь бежит! Начнем с этого долбаного «Гринписа»! Сейчас мы этих борцов за чистые пруды выведем на чистую воду! Я научу их мыть руки после туалета! Поехали!

Влад обладал редкостной способностью в считанные минуты утомить так, что не оставалось сил на возражения и споры. Я послушно сел на заднее сиденье и уставился в окно. Влад, не чувствуя сопротивления, приумолк, потрепал за щечку Элизу и пристегнулся ремнем безопасности.

Мы грациозно тронулись с места. Мелькнули массивные двери земельного департамента, разбитая телефонная будка без двери, гора ящиков из-под бутылок… Мне показалось, что за углом дома мелькнуло сомбреро и знакомая дужка черных усов Дика. Я обернулся, чтобы посмотреть через заднее стекло, но мы проскочили перекресток так быстро, что на угол дома тотчас наслоились машины, деревья, новые дома, а потом все скрылось за поворотом.

Элиза поглядывала на часы. Должно быть, Влад сказал ей, что в парке у нас встреча ровно в двенадцать, и кошка, подчеркивая светскую педантичность, не жалела скорости.

Мы выскочили к большой объездной клумбе, посреди которой торчала выгнутая, как древко лука, пальма. Все местные водители, конечно, очень условно соблюдали правила движения, не отличалась прилежностью и наша утонченная кошка. Ей всего-то надо было пропустить машины, входящие на круг справа, но она этого почему-то не сделала и притерлась бортом к огромному колесу дребезжащего жестью армейского грузовика. Раздался скрежет, нас тряхнуло и кинуло на невысокий бордюр.

Пришлось остановиться, включить аварийку и разбираться с небритым худым водителем в обвислой майке. Собственно, разбирался Влад, размахивая перед лицом ни в чем не повинного эквадорца кулаками и матеря его по-русски на чем свет стоит. Я, не вмешиваясь в воспитательный процесс, ходил вокруг помятого «Рено», постукивая ногой по колесам. Кошка, опустив свои полушария на горячий капот, нервно скрестила ножки и закурила, часто затягиваясь и шумно выдувая дым.

– Ну ты, мужик, попал на бабки! – орал Влад, и мне сразу вспомнилось не меньше десяти анекдотов, которые начинаются этими словами. – Ну ты вляпался со своим дерьмовым грузовиком!

Водитель пытался кое-как защитить свое честное имя, куда-то показывал, бил кулаком в ладонь, имитируя столкновение, но Влад не давал ему рта раскрыть. Машины, неистово сигналя, объезжали нас с двух сторон, некоторые остановились, и водители, высунувшись из окон, с интересом слушали Влада, ни слова не понимая.

– Скажи ему, что виновата я, – сказала кошка.

– А ты думаешь, он об этом не знает? – ответил я и похлопал Влада по плечу, призывая к совести.

С призывом я немного опоздал. Влад уже взял из рук перепуганного водителя купюру достоинством в несколько сукре с явным намерением сунуть ее себе в карман, но я успел выхватить у него деньги и вернуть ее без вины виноватому.

– Не надо обдирать своих новых соотечественников, – посоветовал я. – Они тебе еще пригодятся.

Задняя боковая дверь из-за вмятины стала плохо закрываться, и Влад принялся с видом знатока ковыряться в замке. У меня часто в жизни бывали мгновения, когда мне нестерпимо хотелось треснуть своего друга чем-нибудь тяжелым по голове. Кошка проявляла высокосветскую сдержанность, равнодушно покуривая сигаретку, но я не смог совладать со своей плебейской нервозностью и стал пинать Влада коленом.

– Ты понимаешь, что мы опаздываем уже на семь минут!

Мы поехали дальше. Улица стала шире, по обе стороны от нее потянулись заборы, из-за которых выбивалась буйная зелень, словно тугой букет из тесной вазы. Затем мы свернули на пустынную улочку и по ней въехали в парковую зону.

Кошка затормозила у «кирпича» и заглушила мотор.

– Приехали, – сказала она. – Вас ждать?

– Подожди, – попросил я, выходя из машины. – А где здесь часовня?

– Часовня? – переспросила кошка и задумалась. – Кажется, в глубине парка есть какая-то небольшая постройка… Вот что! Пройдите по этой тропе. По ней иногда прогуливаются туристы.

Влад закинул лямку рюкзака на плечо и первым направился по тропе. Парк был великолепным. Казалось, мы с другом снова попали в сельву, но не в ту, дикую, где густо сплелись между собой колючки, стволы бамбука, лианы и змеи, а в рафинированную, созданную человеком по закону красоты, похожую на голливудскую бутафорию. Тропинка, огороженная белым арочным бордюром, завела нас в плотную тень, где было свежо и легко дышалось. Неистово пели птицы, кричали павлины, свешивая свои хвосты-занавески с веток. Короткие трубки, торчащие из травы, с шипением разбрызгивали водяную пыль, и в солнечных лучах загоралась пастельная радуга.

Мы прошли метров триста и наконец увидели маленькую, сложенную из замшелых булыжников часовню. Она была плотно овита лианами, словно цветочный горшок в макраме. Из серой стены по черному желобу с тихим журчанием лилась родниковая вода. От часовни веяло сыростью и прохладой.

Мы невольно притихли и сбавили шаги. Опасаясь, как бы своим внезапным и беззвучным появлением не напугать Жоржет, я несколько раз кашлянул.

Мы обошли часовню вокруг. На полянке, прикрытой сверху сводом из сросшихся крон, никого не было.

– Зря торопились, – сказал Влад. – Она еще не пришла.

– Или уже ушла, – предположил я.

– Вряд ли.

Влад подошел к деревянной двери, обитой чугунными пластинами, и поднял голову, читая выбитые в камне цифры.

– Тысяча семьсот восемьдесят третий год. Больше двухсот лет… Представляешь, сколько покойников за это время здесь побывало?

Мне становилось не по себе. Я не мог понять, почему душа стремительно наполняется тревогой. Зеленый свод давил на нервы. Тишина обостряла слух, и биение собственного сердца становилось навязчивым. Его хотелось выключить.

Влад кинул на меня короткий взгляд. Я не успел отвести глаза.

– О чем думаешь? – спросил он.

Я пожал плечами. Мое настроение передавалось Владу. Он стал озираться по сторонам. Я видел, что ему тоже стало здесь неуютно.

– Чисто здесь, – сказал он, маскируя свой встревоженный взгляд. – У нас бы давно все вокруг обгадили. А уж внутри точно бы сделали туалет.

Он взялся за дверную ручку. У меня внутри все похолодело. Тяжелая дверь со скрипом отошла в сторону. Влад смотрел в темноту и не двигался. Это продолжалось слишком долго, и я все понял.

– Пришла, но не ушла, – едва слышно пробормотал Влад.

Я кинулся к двери и остановился как вкопанный. Жоржет в красном костюме лежала на мощеном полу ничком, вытянув руки вперед, словно ее тащили за руки волоком. Лужа крови под головой, почти совпадающая по цвету с костюмом, смотрелась гармонично. Рядом валялась раскрытая белая сумочка, помада и флакон с лаком выкатились из нее. Я с ужасом заметил, что лужа еще не застыла, она еще движется и медленно увеличивается в диаметре.

– Быстро уходим, – пробормотал я, озираясь по сторонам.

Влад словно прирос к порогу. Мне пришлось схватить его за руку и оттащить от двери. Тишина парка наполнялась каким-то фоном. Казалось, что только-только начался дождь, и редкие крупные капли шлепают по широким листьям и крепкому грунту. Прошло мгновение, и до меня дошло, что по тропе сюда бегут люди.

Я спас то, что в нашем положении еще можно было спасти, – сорвал с плеча Влада рюкзак и закинул его в квадратный лючок под черепичной конусообразной крышей, как мяч в баскетбольное кольцо.

Мы успели лишь на несколько шагов отойти от часовни, как были окружены по меньшей мере десятью полицейскими в светло-голубой форме и темных фуражках.

– Стоять!! – крикнул тяжеловесный и губастый мулат, наставив на нас ствол револьвера. – На землю!! Лицом вниз!!

Влад не нуждался в переводе. Во всем мире люди с оружием обычно требуют одно и то же.

Глава 27

Когда думать о предательстве невыносимо, то лучше вообще ни о чем не думать. Так спокойнее. Чувствуешь себя дураком, который лоханулся – значит, на то воля божья. В этом плане Влад был в более выгодном положении, чем я. Он мог подозревать кого угодно: Гонсалеса, Дика, Ромэно с его малообщительной дочкой, кошку, чиновника из земельного комитета, – словом, большое количество людей. Он мог подозревать кого угодно, но в его голове никогда не всплыло бы имя Анны.

В моей же несчастной голове оно всплыло сразу. Все сложилось логично, как последнее слово в кроссворде. Анна присвоила себе мои деньги, связалась со старым дружком Гонсалесом, раньше нас приехала в Кито, купила остров, подстроила убийство Жоржет и навела на нас полицию. Я уже не сомневался в том, что она сделала все это. А вот какая метаморфоза произошла в ее мозгах, заставившая пойти на такую гнусность, – для меня оставалось загадкой. Когда бабе двадцать восемь, а у нее нет и никогда не может быть ребенка, то она начинает медленно сходить с ума.

Трудно передать чувства, которые я испытывал, когда нас под конвоем вели по тропе на шоссе. Все случившееся я воспринимал не столько как предательство Анны, сколько как ее потерю. Казалось, что Анна умерла, а ее отвратительный двойник строит нам козни, намереваясь изгадить память о верном и добром друге.

Влад шел впереди меня. Он оборачивался и пытался что-то сказать мне, но тотчас получал прикладом карабина между лопаток. Он хотел бороться, он надеялся, что нам удастся обговорить план действий, чтобы потом доказать свою невиновность. Я смотрел на его широкую спину и чувствовал, как к горлу подкатывает комок.

Нас посадили в разные машины. Аллея была пуста. «Рено» вместе с кошкой бесследно исчез. Захлопнулась дверь с зарешеченным окном, и рафинированная сельва, как декорации в театре, поплыла в сторону.

С Владом нам не только не удалось переговорить, но мы даже не увидели друг друга. Меня вывели из машины, заломили руки за спину, высоко подняли локти, чтобы я не смог смотреть по сторонам, завели в смрадный дом и спустили по лестнице вниз. В маленькой каморке мне вымазали пальцы в типографской краске и сняли отпечатки. Потом отвели еще ниже и заперли в маленькой тесной камере с круглым отверстием для вентиляции, в которое не пролезла бы даже рука.

Я был удивительно спокоен, с любопытством осмотрел крепкие стены, видавшие на своем веку немало мерзавцев и невинных лохов вроде меня, с прыжка плюнул в вентиляционную дырку, измерил площадь камеры в квадратных метрах, а потом упал на пол и много раз отжался.

На удивление быстро обитые железом двери скрипнули и отворились, и я едва успел вскочить на ноги и отряхнуть руки. Полицейский кивнул мне головой, приглашая на выход. Меня провели по уже знакомому коридору, в торце которого находилась овальная комната.

Совершенно лысый человек в белой сорочке с короткими рукавами сидел за столом со стесанными краями и безотрывно смотрел на свои короткопалые руки, лежащие на столе. Не поднимая головы и не глядя на меня, он спросил, говорю ли я по-испански и нужны ли мне государственный адвокат и представитель посольства. Не дослушав ответа на второй вопрос, он быстро и невнятно начал задавать вопросы, при этом ни разу не пошевелился и не поднял на меня глаза. Я понял, что следственный процесс, как и судебный, будет проведен в рекордно короткий срок, достойный занесения в Книгу Гиннесса.

– Тринадцатого марта вы летели на самолете, принадлежащем эквадорской авиакомпании, по маршруту Москва–Кито?

– Да.

– Вы принудили экипаж совершить посадку на запасном военном аэродроме, принадлежащем ВВС США?

– Нет.

Для этого говорящего сфинкса ответы «да» и «нет» имели одинаковый смысловой оттенок.

– Вы убили штурмана самолета Джулиана Мэйо?

– Нет.

– Вы незаконно проникли на территорию Эквадора?

– Нет. У меня открыта виза.

– Вы убили Жоржет Гарсиа?

– Нет.

Сфинкс с грохотом положил на стол револьвер. Я узнал в нем подарок от Ромэно. Револьвер я не брал с собой, оставив его в гостиничном номере.

– Это ваше оружие?

– Нет.

– На нем ваши отпечатки пальцев. Из этого револьвера сегодня в полдень была убита госпожа Гарсиа. Вы признаете себя виновным?

– Нет.

И тут случилось чудо: сфинкс поднял глаза. Они были маленькие, подслеповатые, как у старой свинки.

– Вам грозит пожизненное тюремное заключение. Все улики собраны. Отпирательство бесполезно… Уведите!

Вот блестящий образец правосудия! Никакой волокиты, никакой многолетней тяжбы! Раз, два – и пожизненное заключение!

Меня подняли под локти и вытолкнули в коридор. Интересно, думал я, Влада уже допросили или еще нет? Скорее всего еще нет. Иначе бы я услышал его крик и треск мебели. И вообще, давать Владу пожизненное заключение невыгодно. Он много ест и много производит шума.

Меня увели. Я старался серьезно относиться к тому, что происходило, но у меня ничего не получалось. Нелепое обвинение, нелепая суета. Все это больше напоминало плохой спектакль с плохим сценарием и бездарной актерской игрой.

Полицейский подвел меня к двери камеры и стал ковыряться в карманах в поисках ключа. Он даже не заставил меня встать лицом к стене и поднять руки, и я подумал, что мог бы без труда свалить его на пол одним точным ударом в челюсть, потом вытащить из кобуры револьвер и с его помощью расчистить себе путь на свободу. А потом пусть ищут меня в сельве или у дядюшки Ромэно. Но разве можно бить актеров, даже если их игра бездарна?

Я снова принялся пересчитывать площадь камеры. За мое отсутствие она стала короче на несколько сантиметров. Потом я стучал ногой по стене, но мягкие кроссовки не производили нормального стука. Потом я просто стал орать все песни подряд, которые знал.

Это была не камера, а какой-то проходной двор. Не успел я спеть «Гори, гори, моя звезда» и «Где-то, где-то посредине лета», как дверь распахнулась, и уже знакомый мне полицейский качнул мне головой, приглашая на выход.

– Если так всю жизнь, – проворчал я, – то я не согласен. Что я тебе – мальчик, чтобы по десять раз на день туда-сюда ходить?

Наш российский милиционер на это замечание как минимум огрел бы меня дубинкой между лопаток. Эквадорский полисмен промолчал, отошел в сторону, выпуская меня.

В коридоре меня ждал еще один полицейский. Судя по эмблемам на погонах, рангом повыше, чем сфинкс. Мне он сразу понравился. У него было умное лицо, тем не менее он был похож на боксера и неплохо играл.

– Кирилл Вацура? – уточнил он.

Я кивнул. Мы пошли наверх. На выходе, прячась под шиферным козырьком от полуденного солнца, стоял Влад.

– Здорово! – сказал я ему и протянул руку.

Влад был не в духе и на мою клоунаду не отреагировал.

– Куда нас? – спросил он меня сквозь зубы.

– На расстрел, – ответил я. – Разве тебе не огласили приговор?

– Пошел ты со своими шутками!

Нам предложили сесть на заднее сиденье закрытого джипа. Боксер, устроившись рядом с водителем, повернулся к нам.

– Я комиссар полиции Леонардо Маттос, – представился он нам. – Случилось недоразумение. Точнее…

Он не смог подобрать нужного слова или же предпочел не говорить в присутствии водителя.

– В гостиницу! – приказал он ему и, снова повернувшись к нам, закончил свою мысль: – Не возражаете, если мы поговорим у вас в номере?

Лично я не возражал, потому что там, в холодильнике, стояло несколько бутылок ледяного пива. Влад, оскорбленный в лучших чувствах, демонстративно отвернулся к окну. Мы поехали. Декорации пошли в обратном порядке. Скоротечность событий утомляла и раздражала. Не прошло и двух часов, как мы на круге столкнулись с грузовиком, но за это время нас с Владом успели задержать, посадить в следственный изолятор, вынести обвинение и пригрозить пожизненным заключением, из которого я отсидел в общей сложности не больше получаса. Теперь мы мчались в машине комиссара полиции, и я не мог сказать даже приблизительно, как жизнь повернется в ближайшее время, готовый с одинаковым равнодушием воспринять новость о замене пожизненного заключения высшей мерой или о полной реабилитации с принесением извинений от президента страны и финансовой компенсации за моральный ущерб.

На ступеньках перед входом в гостиницу сидел Дик. Когда мы вышли из машины, он встал и вытянулся, как солдат перед генералом.

– Встречай своих друзей! – сказал ему комиссар и первым пошел по лестнице вверх.

– Ну, парни… – начал было выражать свой восторг Дик, но Влад, нахмурив лицо, перебил его:

– Только тебя еще здесь не хватало!

Получив незаслуженный пинок, Дик застыл на лестнице с приподнятыми руками, рассеянно глядя на меня.

– Ты что-то хотел? – спросил я его.

– Как тебе сказать, – замялся Дик. – В общем, дел особых у меня нет…

– Извини, мы сейчас заняты, – на ходу бросил я и вслед за комиссаром и Владом зашел в фойе.

Комиссар чувствовал себя в гостинице хозяином, как в полицейском участке. Здесь его знали все – от портье до администратора.

– Желаете видеть директора, господин комиссар? – спросил администратор, торопливо выходя из-за стойки.

– Я сам зайду к нему, когда мне это будет нужно, – ответил комиссар, и в его голосе послышалась скрытая угроза.

– Слушаюсь, – поклонился администратор и спрятал хитрые лживые глазки.

Мы зашли в лифт. Кабина для рослого Влада и плечистого комиссара была явно мала, и мне с трудом удалось втиснуться внутрь. Как только дверь закрылась, она стала напоминать то темное помещение, в котором я совсем недавно был. Комиссар, глядя на цифровое табло, почему-то спросил:

– Здесь кормят нормально?

Мог бы сказать что-нибудь другое, подумал я. Например: «Не волнуйтесь, парни, все в порядке. Я только объясню вам суть ситуации». Или: «Чего приуныли? Все худшее позади!» А он про еду!

– Нормально, – ответил я.

– Закажешь яичницу со шпинатом? – попросил комиссар. – Только предупреди, чтобы мне на кукурузном поджарили, хорошо?

Мы прошли по коридору к номеру. Горничная, увидев комиссара, прижалась спиной к стене и тихо поздоровалась:

– Здравствуйте, господин комиссар!

Я объяснил ей на ушко, чего, на чем и сколько поджарить. Она кивнула:

– Немедленно приготовлю!

Комиссар придирчиво осмотрел наш номер, заглянул на лоджию, в душевую, приоткрыл створки стенного шкафа и, удовлетворившись обыском, тяжело опустился в кресло.

– А бродягу вы прогнали? – спросил он, только сейчас заметив, что, кроме нас с Владом, в номере больше нет никого. – Правильно сделали. Разговор не для посторонних.

Мы сели напротив комиссара. Ему было жарко. Он до пупа расстегнул рубашку и, взяв со столика журнал, стал помахивать им у лица.

– Почему не позвонили сразу, как вышли из земельного департамента? – спросил он меня, давно догадавшись, что Влад не понимает по-испански. – Я же оставил у секретарши свою визитку!

Я только сейчас вспомнил о том, как секретарша сунула мне в руку бумажку с телефоном полицейского управления, а я сгоряча выкинул ее в корзину.

– Мне не объяснили, в связи с чем я должен звонить в полицию, – ответил я.

– Эх! – махнул рукой комиссар. – Позвонил бы, меньше было бы проблем… Ладно, все неплохо кончилось. Только два человека из полиции знают, что вы на воле. А так, по всем документам, сидите в изоляторе. А это большой плюс, друзья!

Глаза Влада, как уже бывало в подобных ситуациях, кричали от информативного голода, но у меня не было желания повторять для него по-русски все то, о чем мы говорили. Пусть наберется терпения, подумал я, сам ни черта не понимаю.

– Признаюсь, мне не совсем ясно, в чем тут, собственно, плюс, – сказал я, открывая холодильник и выставляя на стол пиво.

Комиссар на мгновение замер, осознавая, что начинать разговор надо с нуля.

– Разве этот бродяга вам ничего не сказал? – уточнил он.

– Он сказал, что у него сегодня нет никаких дел, – ответил я.

– Ну, это понятно, – согласился комиссар, наливая себе в бокал пиво. – Тогда я вам сейчас все объясню.

Он встал, подошел к двери, ведущей на лоджию, и плотно закрыл ее.

– В общем, этот ваш друг или слуга – кто он там? – проспал встречу с вами и кинулся по вашим следам, – стал объяснять комиссар. – В земельный департамент он приехал минут пять спустя после того, как вы оттуда уехали в парк Святого Луки. Догадался подняться к секретарше и спросить у нее, в каком направлении вы исчезли. Секретарша решила, что вы созвонились со мной и едете в полицейское управление, и дала ему мои координаты. Бродяга завалился ко мне в кабинет, когда у меня шло совещание, и с порога: «Русские к вам уже приехали?» Непосредственный парень, как мой трехлетний сын… В общем, я у него узнал, что вы около полудня вышли из департамента. Ждал вас час, второй, третий. Мне стало ясно: что-то случилось. Потом мне принесли сводку происшествий, и я нашел вас в изоляторе.

Я вообще перестал что-либо понимать.

– А для чего мы вам были нужны? – спросил я. – И вообще, откуда вы знали, что мы должны появиться в земельном департаменте?

Комиссар выждал паузу, отпил пива из бокала. На его усах осталась пена. Казалось, полицейский вдруг поседел. Он расстегнул пуговицу кармана на рубашке и вынул из него плотный сверток, сложенный вдвое.

– Прочитайте сначала вот это.

Он положил сверток на стол рядом со мной. Я развернул его. Это был почтовый конверт, плотно набитый листками, исписанными мелким почерком.

– Что это? – спросил Влад, заглядывая мне через плечо и читая первую строчку: – «Дорогие парни!» Это кому мы с тобой дорогие?

Он не знал почерка Анны.