Текст книги "Человек будущего"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Этюд о голоде

Не будем даже об отсутствии пищи, о голоде, а ведь он мучил человека постоянно.

Но даже если еды было достаточно, древний человек ел невероятно однообразно. Весь год – мясо нескольких видов животных, плоды и зерна нескольких видов растений. Человек не получал множества нужных ему витаминов и микроэлементов. Мы-то смешали фауну и флору всех материков и в нашей Сибири едим арбузы и бананы из Африки, помидоры и кукурузу из Северной Америки, картофель из Южной Америки, рис и мандарины из Индокитая. У нас почти нет этих проблем.

А еще в начале XX века в Сибири, в Средней Азии обычнейшим делом был зоб – уродливое утолщение шеи. Причина – дефицит йода в воде. То есть вода-то была чистая, прозрачная и вкусная, никаких промышленных отходов, но вот йода в ней не хватало. И от этой чистой, вкусной, прозрачной воды у людей вырастал зоб. При советской власти стали ввозить йодированную соль – и за считаные годы зоб остался мрачным воспоминанием о «счастливой» жизни без цивилизации.

Еще недавно жители тропического леса посыпали печеное мясо золой... за отсутствием поваренной соли. Вы не видели фотографий индейцев хиваро или африканских пигмеев? Раздутые животы, отекшие от водянки ноги, тяжелые глаза давно и тяжело больных людей. Не видели? Так посмотрите, никто не мешает.

А не надо было этого есть...

Первыми пострадали англосаксы, создатели самой большой колониальной империи, – они первыми в истории совершили две ужасные ошибки:

1. Сделались постоянно сытыми.

2. Сделали свою пищу разнообразной, калорийной, полной легких стимуляторов.

Для этого потребовалась империя, над которой никогда не заходит солнце. «Где соленая вода – там и Англия».

С одной стороны, еда имущих классов Британии с XVIII века, с рождением Британской империи, стала разнообразнее, чем когда-либо. Ели мясо и овощи, позволяя себе обходиться без сытных, но менее вкусных каш и картофеля. Ели тропические фрукты и «экзотические» плоды. Везли баранину из Австралии, говядину из Аргентины, рис из Индии, кукурузу из Мексики, устриц с юга Франции.

В обычай вошло употреблять легкие наркотики и стимуляторы – чай, кофе, какао, табак, шоколад. Сложилась диета из продуктов, возникших на разных материках, под звездами разных континентов.

И тут же появилась другая тенденция – богатые и образованные в еде стали все больше воздерживаться.

Джентльмен должен быть тощим и выносливым! Джентльмен умеет отказаться от лакомого блюда; джентльмен не обжирается, он много занимается спортом и не любит тяжести в брюхе.

В XVIII – начале XX века английский джентльмен отличался от простолюдина не только умением владеть шпагой, не только изяществом манер, но и сдержанностью в еде.

Наложив лапу на весь земной шар, выкачивая сказочные богатства из Индии и Африки, английские джентльмены стали первыми людьми на Земле, для которых голод навсегда ушел в прошлое. Для которых еда перестала быть предметом престижа. Которые не наедались впрок.

То есть поймите правильно – я целиком за то, чтобы регулировать количество поглощаемой еды, считать калории и вообще вести себя разумно. Но имейте в виду – это все не имеет ничего общего с народной культурой, с традициями русского народа или с уходом от цивилизации. Когда меня призывают «вернуться к простой пище предков», я невольно начинаю улыбаться – вспоминаю Петрушку и Вурста.

То есть можно выдумать какую угодно диету и назвать ее как угодно. Сесть, скажем, на сырые овощи и придумать, что именно на такой диете стал богатырем Алеша Попович или Микула Селянинович. Но с тем же успехом можно сказать все что угодно; например, что Микула Селянинович стал богатырем потому, что ел пищевые добавки фирмы «Визион» или «Арт Лайф».

Так что имейте в виду – любые формы диеты, любой идеал стройной фигуры, рельефного тела, физической силы – это не пережитки какой-то древней поры. Это самые что ни на есть «нажитки» цивилизации, и возникли они совсем недавно.

Чтобы отказаться от еды, чтобы контролировать процесс поедания – надо быть сытым. Поколениями сытым, с дедов-прадедов. В этом отношении мы все сейчас живем так же, как двести лет назад жили только британские джентльмены, но совсем не так, как еще совсем недавние предки.

Тем, кто родился после Второй мировой войны, трудно бывает понять переживших голод 1930-х или ленинградскую блокаду. У них отношение к еде похоже на старинное крестьянское. Есть в нем много хорошего: моральный запрет выбрасывать еду, бережливость, внимание к гостю. Когда я выходил из дома, не поев, у моей тетки, пережившей ленинградскую блокаду, на лице отражался почти ужас.

Но достоинства и недостатки – лишь две стороны одного целого. Для этого поколения почти непонятно, что вообще можно не доесть лежащего на тарелке. Что можно чего-то на тарелку не положить, если представилась возможность. Эти люди пришли из мира, который страдает от голода, а отнюдь не от сытости. А мы живем в мире, где голод изгнан на самую периферию цивилизации, и если Бен Ладены и Ясиры Арафаты не взорвут цивилизацию – он скоро и вообще исчезнет.

Мы частью уже вошли в удивительный мир, совершенно неведомый предкам, частью стоим на его пороге – мира без голода. Мира, в котором «хорошо есть» означает не «много есть» – как было всегда. А означает «разумно есть» – что есть роскошь, еще недавно доступная лишь исчезающему меньшинству.

Акселерация

Как только пища стала регулярной, достаточной и разнообразной, как только основой питания стали овощи и мясо, а не каша и прочие зерновые, как только пища стала калорийной (мясо, шоколад, кофе, пирожные) и насыщенной витаминами (зелень, овощи), тут же начались и удивительные изменения пропорций тела человека.

Для начала «подросли» англосаксы... – с 1900 по 1930 год средний рост жителя США, Австралии, Южной Африки увеличился на 15 сантиметров. Внуки стали смотреть поверх голов дедов и стали их заметно тяжелее.

Тут же «двинулись в рост» голландцы и скандинавы.

Перед Второй мировой войной стали «расти» французы и немцы, а после Второй мировой войны – японцы. Всего за одно поколение средний рост японца возрос со 157 сантиметров до 168. Японцы, которые конвоируют американских пленных на фотографиях 1940-х годов, производят почти комедийное впечатление: они кажутся подростками рядом с американцами. Если вам доводилось видеть современных японцев, читатель (хотя бы поваров и официантов в японских ресторанах в Москве), вы легко убедитесь – народ это не крупный, но вовсе не карикатурно-мелкий.

Такое же забавное впечатление производят американские военнопленные во Вьетнаме: огромные дядьки, которых ведут под конвоем люди, еле достающие им до плеча. Но и это было в 1960-е годы, ныне акселерация во Вьетнаме идет полным ходом.

На Россию акселерация обрушилась в те же 1960-е. Средний рост мужчины в России еще в 1960 году составлял 168 сантиметров, а к 1975-му сделался 176 сантиметров. Конечно, мы все еще уступаем скандинавам (184 сантиметра), австралийцам (188 сантиметров), даже немцам (178 сантиметров), но мы теперь значительно крупнее и тяжелее предков.

Изменения в физиологии

У акселератов изменились соотношения частей тела. У них грудная клетка стала занимать меньший объем в сравнении с объемом всего тела. Из-за этого акселераты менее выносливы, хуже переносят дол-

гие забеги, не могут так же долго плыть под водой, как предки. Они сильнее, но менее выносливы.

Если в вашем семейном альбоме есть фотографии предков, живших в начале XX века, – имейте в виду, они отличаются от вас даже чисто анатомически, размеры тела и пропорции у них другие.

Но главное – акселераты стали раньше становиться физиологически взрослыми. Еще в конце XIX – начале XX века большинство юношей и девушек становились половозрелыми к 15—16, а то и 17 годам. Гимназию кончали к 18 – но часть гимназистов не испытывали никаких сексуальных проблем.

Современные люди созревают раньше на 5—6 лет, а социально взрослыми становятся позже. Физиологически мы отличаемся от предков еще сильнее, чем анатомически.

Почему?

Мы отличаемся от предков потому, что более сыты.

Потому что едим более разнообразную пищу.

Глава 5 . Отбор на загрязнение

Жизнь в Лондоне опасна из-за чудовищной грязи и скученности людей.

Газета о Тайме», 1790 год

Начало

Сотни тысяч лет люди жили в природных ландшафтах, лес или степь начинались сразу за порогом их дома.

Бродячий охотник легко бросает любую старую вещь, любые объедки где попало. Сегодня он здесь, но сам не знает, где будет завтра. Есть целые народы бродячих охотников, которые дожили до наших дней; есть они и в Сибири, и их почти невозможно приучить не мусорить там, где они живут. Когда в XX веке советская власть пыталась поселить их в современных поселках, они загаживали дома так, что просто делалось страшно. У них не было ни малейшего представления о санитарии и гигиене, и им вовсе не было уютнее там, где не воняет и не валяется ничего гниющего.

Я боюсь называть в своей книге эти народы. В наше время у них есть свои адвокаты и доценты различных наук, бизнесмены и политические деятели. Все они очень нервно относятся к тому, если об их сородичах говорят что-то им лично неприятное. Вы можете говорить правду или нет – это не имеет значения. Важно, чтобы люди этого маленького народа не почувствовали себя «обиженными», не оскорбились и не привлекли меня к судебной ответственности.

Поэтому давайте так: я буду приводить примеры из жизни индейцев и эскимосов – они живут далеко и являются гражданами США и Канады, до меня они не доберутся.

Уже давно, в 1960-е годы, супруги Бинфорд провели интересный эксперимент: они вели раскопки селений эскимосов и индейцев, в которых жили еще в начале XX века. Можно было раскопать, попробовать реконструировать жизнь в этих поселках, а потом спросить стариков – правильно ли они поняли. Супруги хотели понять, какими возможностями реконструкции располагает археология...

Иногда они судили обо всем правильно, но гораздо чаще ошибались. Например, они никак не могли объяснить причину, по которой забрасывался тот или другой поселок. Бинфорды сочиняли какие-то грандиозные причины: нападения врагов... ухода диких животных в другое место... болезней... голода...

– Все проще! – смеялись старики. – Место очень загадили, воняло так, что трудно стало жить. Вот мы и перенесли поселок во-он туда... Совсем рядом, но место пока было чистым.

А спустя несколько лет приходилось опять переселяться...

Охотники могли расселяться; они жили в среде, которую загадить невозможно, и было их мало, очень мало. Ученые называют разные цифры, но к концу Великого Оледенения, 10—11 тысяч лет назад, на всей Земле жили от одного до трех миллионов людей.

Впрочем, даже у охотников было место, в котором они жили постоянно и которое можно было загадить: жилище.

Элемент счастливой жизни в природе

Не у всех охотников были постоянные (называя по науке, стационарные) жилища. Они были только там, где было очень много диких зверей, и можно было долгое время никуда не перекочевывать. В постоянных жилищах из костей мамонта и других диких зверей жили в приледниковой зоне в эпоху Великого Оледенения. Такие жилища очень разнообразны: и круглые, и овальной формы, и небольшие, диаметром 2—3 метра, и огромные, диаметром до 9 метров.

Все стационарные жилища делались в главном одинаково: на основу из костей и жердей натягивался полог, сшитый из шкур. В жилище вел низкий ход или лаз. Внутри горел костер или два-три костра. Окон не было. Судите сами, какая чудовищная духота и вонь царили внутри этого жилища к концу долгой суровой зимы, к марту месяцу.

Некоторые ученые всерьез считают, что условия жизни внутри жилища – причина меньшей продолжительности жизни женщин. Ведь мужчины большую часть времени проводили вне жилища, на свежем воздухе. Женщины и маленькие дети почти всю зиму сидели в смрадном антисанитарном полумраке, они чаще болели, а болеть-то приходилось в таком месте, где и здоровому находиться непросто.

К счастью, первобытный человек был в состоянии загадить только собственное жилище и его самые ближайшие окрестности.

Одно из последствий

7—8 тысяч лет тому назад на Земле появились первые деревни и города. Тогда приручили первых животных, начали высевать первые культурные растения в поймах рек. Появилось сельское хозяйство, и несколько сотен, даже тысяч, человек смогли жить оседло, всю жизнь на одном месте. Крестьяне были сыты намного чаще, чем охотники и собиратели. Их труд давал намного более стабильный доход, и к тому же зерно можно было накапливать. Кукуруза, рис, пшено и пшеница могут лежать и 20, и 30 лет и не портиться. Если откладывать даже самую небольшую часть урожая, этого хватит на черный день.

Бродячие охотники хотели бы поживиться этими запасами, но в городах и селах жили сотни и тысячи людей, а охотники не могли собрать в одном месте больше ста или двухсот воинов – большему числу попросту не хватило бы пищи. Крестьяне могли не бояться за свое достояние.

Крестьянское население затапливало Передний Восток, Балканы, Средиземноморье. За считаные сотни лет там, где кормились тысячи, стали кормиться сотни тысяч. Исчезал страх голода, зависимости от слепых сил природы. Эту проблему удалось решить навсегда. Но возникали новые проблемы... Например, проблема загрязнения.

Крестьяне волей-неволей приучались к порядку: территорию поселка можно было превратить в помойку за считаные дни, самое большее – недели. Короткий срок – и в поселке жить уже невозможно: тучи мух и их личинок, отвратительный запах... и болезни. С ними происходило то же, что с женщинами в стационарных жилищах охотников на мамонта.

Люди редко по-хорошему усваивают даже самые полезные вещи. Но беды и катастрофы учат их совершенно замечательно! Наверное, потребовалась не одна эпидемия, чтобы научить людей не швырять объедки где попало, выносить или хотя бы закапывать кухонные остатки, подметать и убирать в деревне и городе, делать помойки за пределами поселка.

Наверное, немало людей последовало за предками, которых безутешные родственники хоронили в больших керамических кувшинах, под полом жилища. Бродячие охотники оставляли покойника там, откуда уходили; часто вообще не делая могилы. Крестьяне пытались оставить предка там, где живут сами.

Глина хорошо «держит» любую заразу, но если много людей умирало от какой-то инфекции, и никакая глина не спасала. Людям пришлось делать кладбища отдельно от своего дома. А те, кто не хотел изменяться, рано или поздно вымирали.

В историческое время

Первая канализация появилась еще на Древнем Востоке, 4—5 тысяч лет тому назад. Это были канавы, которые выводили из города нечистоты. 2—3 тысячи лет назад канавы стали покрывать деревянными или керамическими крышками, потом научились делать специальные трубы.

Помойки и канализация были в городах Греции и Рима, средневековой Европы. И все-таки города были скученными, грязными, неаккуратными. Во многих местах нечистоты выливали прямо на улицы, а даже если были канализационные канавы, это мало меняло дело: ведь нечистоты текли прямо вдоль улиц.

Если были уборные – то такие же «будочки», как в наше время в деревнях и на садовых участках. Нечистоты из заполненных ям вычерпывали специальными черпаками на длинных рукоятках и вывозили в огромных бочках, по ночам. Откуда и оборот в русском языке: «ночное золото». Что это значит, молодежи уже трудно понять.

Вывозить мусор было трудно – ведь не было автомобилей. Выбрасывали мусор недалеко, и город быстро обрастал помойками. В Древнем Новгороде хозяева старались не выметать со двора, а мести мусор с улицы на свой двор: тогда двор становился выше окружающих усадеб, и текло не в этот двор, а из него к соседям и на улицу.

В Новгороде в слое XIV века на Ильиной улице обнаружили громадный слиток свинца весом порядка 150 килограммов. Анализ состава металла показал: слиток свинца происходит из окрестностей Кракова. Вес слитка полностью соответствовал нормам, которые были приняты тогда в международной торговле; слитки такого веса и поставляла Польша в другие страны.

На слитке видны клейма с изображением орла и буквы К, увенчанной короной. Орел – «ожел бялый», до сих пор служит символом польской государственности, клеймо же в виде буквы К, увенчанной короной, принадлежит польскому королю Казимиру Великому.

Страшно представить себе, какая поистине чудовищная грязь царила в городе, если в нем «затерялся» незаметно слиток в полтора центнера весом! Не говоря ни о чем другом, такой слиток даже в наши дни представляет собой немалую ценность, а уж в XIV веке это было целое состояние. Представляю, как искали его, как сожалели о потере...

В культурном слое Парижа находили золотые и серебряные украшения, вполне целые, пригодные для использования металлические гребни и бусы. Их роняли в грязь... И уже не могли отыскать.

Чище было в городах новых, возникших впервые там, где раньше не было таких центров концентрации людей. То есть там, где еще не загадили.

Чистая вода

Жители первых городов брали воду из ручьев и рек – такую же чистую, как охотники и собиратели. Но вот вода пошла к поселкам через каналы...

Потому что сами поселки стояли не на берегах рек, а на берегах каналов.

Позже вода поступала через водопровод... Римляне построили целую сеть водопроводов-акведуков по всей Южной Европе. Одно время некий ученый даже «открыл» причину гибели Рима: все дело, «оказывается», в использовании свинца! Свинцом заливали стыки труб – а значит, всякий, пивший эту воду, получал вместе с ней и частички этого не очень полезного металла...

Причины гибели Римской империи, конечно, гораздо сложнее, но что воду пили не родниковую – это факт. И чем больше город, чем в более населенной местности он стоял – тем хуже была вода.

В XIV веке появились фильтры и отстойники, воду начали дезинфицировать... И тем не менее всякий легко сравнит качество колодезной, деревенской воды и водопроводной. Какая лучше, читатель знает и без меня. А если вы, дорогой читатель, пробовали воду из ледника или бывали на Байкале... Поверьте на слово – сравнивать эту воду с водопроводной – то же самое, что сравнивать самогон и шампанское высокого качества.

В середине XX века воду из Байкала, из озер Канады, из ледников Гренландии начали продавать. В Париже бутылка такой воды стоит больше, чем бутылка шампанского или хорошего коньяка.

Писатели-деревенщики хорошо описывали шок, который житель деревни испытывал от столкновения с городом. Одна из частей такого шока: парень на рынке продавал... воду! Покупать и продавать чистую воду для жителя деревни было примерно то же, что продавать и покупать воздух. Но ведь сегодня это происходит во многих городах мира, включая Москву и Петербург. ... А началось все с невинного канала.

Чистый воздух

У жителей городов Рима в Средневековье и Европы XVII—XVIII веков не было двигателей внутреннего сгорания. Но у них были лошади, и они вынуждены были топить. Воздух в городах и деревнях отравляли не только отходы жизнедеятельности людей, но и отходы жизнедеятельности животных. В деревнях это мало сказывалось, потому что людей и животных в одном месте скапливалось меньше. В городах смрад стоял просто чудовищный.

Запах дымка очень приятен – особенно если вы можете понюхать в свое удовольствие, а потом отойти в сторону. Даже у вечернего костра экспедиции дым уже начинает мешать. Идиллическая картина дымков из деревенских труб очень мила – если не приходится дышать дымом из 100—200—300 труб. А так и бывает, если деревня лежит в низинке, а ветра нет.

В городах дым в безветрие застаивался, над городом колыхалось безобразное серо-рыже-желтое облако. Слова «смог» тогда не было, его изобрели позже, в Англии XVIII века. Но это был именно смог, и описание такого облака смога над Москвой, Лондоном, Парижем, Краковом есть в документах XIV—XV веков.

Паровых машин и двигателей внутреннего сгорания еще нет – а смог уже очень даже есть.

На севере Европы топить приходится постоянно по нескольку месяцев в году. Дым становится просто опасным из-за концентрации. Тем более в Европе все чаще топили не деревом, а углем – этот дым вреднее для здоровья и опаснее. Англичане не случайно первыми заговорили о смоге, и задолго до появления первого автомобиля и даже паровоза.

Во время самых сильных смогов в Лондоне на улицах жгли костры. Дыма не становилось меньше, но люди хотя бы могли видеть, куда идут. А то ведь в смоге можно было заблудиться, и случалось, люди терялись и задыхались.

Вам не доводилось, читатель, захлебнуться ароматным дымком возле костра или в деревне, когда на вас понесет дымный шлейф? Разок за зиму это даже весело – еще один признак зимы! А если вы не можете выйти из дымного облака, потому что некуда уйти? Чем сильнее холод, тем вообще труднее дышать: в воздухе меньше кислорода. А тут еще дым...

Зимой 1800 года в Лондоне вышли и никуда не дошли 84 человека, из них 27 детей. Задохнулись от смога.

Еще в начале XX века в русских городах, в том числе в Петербурге и Москве, топили дровами. В суровую зиму 1948 года на улицах городов Сибири горели костры – как в Лондоне 1800 года.