Текст книги "Искры под пеплом"

Автор книги: Андрей Дугинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Значит, у них шесть командиров? – сделала вывод Эля, глядя в бинокль. – А где же спрятано знамя?

Михаил, залпом выпив свой чай, встал, чтобы показать, где что расположено.

Дмитрий Артемьевич нарочно остался возле чайника. Он знал, что значит для Михаила Эля, хотя и не подавал никакого вида.

Через полчаса Эля с большой неохотой ушла к отряду. Немцы водили лошадей не больше часа. Увели их обратно. А сами, зябко поеживаясь, возвратились во вторую казарму. Тут они и остались ночевать.

Ночь пришла холодная, ветреная и, на счастье партизан, мглистая. В такую ночь можно подойти к часовому вплотную – и не заметит.

Михаил предложил после того, как найдут знамя, выкрасть лошадей. План его был дерзок и короток. Снять часовых. И, не поднимая большого шума, чтоб не разбудить солдат, вывести лошадей. А уж если в казарме, в которой ночевали солдаты, что-нибудь заметят, открыть огонь, отрезать путь к конюшне.

– Не стоит гнаться за двумя зайцами сразу, – ответил комиссар. – Сделаем главное, а там будет видно.

К окопам партизаны подошли, когда немец протрубил отбой.

– У них и труба-то лает по-собачьи, – прошептал Ефим Михаилу.

После отбоя во второй казарме сразу же погасли огни. Остался один, видно, у дежурного. В снежной мгле этот огонек чуть желтел тусклым размытым пятном. Командир, комиссар и Ефим долго стояли впереди отряда, присматриваясь, прислушиваясь. Наконец Михаил прошептал:

– Ефим, бери одного бойца и леском подкрадись к казарме. Пока мы тут будем искать, ты подержи на мушке часового, а твой напарник пусть остается по эту сторону казармы и смотрит в нашу сторону. Я помашу спичкой, когда закончим. Сразу возвращайтесь. Иди.

Ефим молча вернулся к отряду, стоявшему в пяти метрах. Навстречу ему вышла Эля, словно почувствовав, зачем он идет. Увидев ее, Ефим, молча, положив руку на плечо, увел с собой. Когда вошли в березнячок, Ефим шепотом объяснил задачу. Эля горячо пожала ему руку и спросила, нельзя ли ей следить за часовым.

– Там нельзя подойти так близко, чтоб можно было метнуть кинжал, – объяснял Ефим, вспомнив, как метко, на зависть всему отряду, Эля бросает кинжал.

– Вы правы, – кивнула Эля, примирившись со скромной ролью связного, ждущего сигнала командира.

Ко второй казарме подошли бесшумно и присели за углом Ефим высунул голову из-за угла и стал следить за часовым, держа винтовку на взводе. А Эля стала смотреть в снежную мглу, где остался отряд. Чтобы определить, сколько они тут пробудут, Эля считала пульс. Обычно у нее было шестьдесят ударов в минуту, а сейчас – семьдесят. Все же она волновалась… Прошло очень много времени, а она насчитала только десять минут. За это время даже ветер повернул, стал дуть прямо в лицо.

Михаил, хорошо изучивший карту, первым подошел к командирскому окопу. Еще днем он видел в бинокль, что этот окоп засыпан землей после взрыва бомбы или снаряда в двух шагах. Он подозвал северянина и Скорика, бойца из отряда Стародуба, и показал, где надо копать.

– А по-моему, копать надо вон там, – подойдя вплотную, сказал Василий, кивнув на бугорок, гладко заметанный снегом.

Михаил удивился этому предположению. Но, видя как уверенно северянин, разрешил ему одному копать там, где тот считает нужным, а сюда подозвал еще троих. – Двое будут копать, а двое отдыхать. Знамя лежит в нише прорытой в стенке окопа, в полуметре от дна. А глубина окопа – во весь рост. Значит земли выбросить придется немало. Простой солдатской лопаточкой это сделать нелегко.

В отряде было всего лишь три лопаточки. Сейчас бы их все сюда. Но Василий уж очень уверенно настаивал что командирский окопчик не здесь. Пусть попробует, может, он прав.

Так подумал Михаил и приказал всем, кроме тех кто отрывает окоп, залечь в сторонке на случай, если лопатка натолкнется на мину или или невзорвавшийся снаряд.

А северянин рассуждал совсем по-другому. Он просто-напросто боялся копать там, где указал командир. Стародуб рассказывал, что у них была противотанковая мина. Только использовать ее они не смогли. Мину присыпало землей после очередного взрыва снаряда, и командир с адъютантом потом ее не нашли. Она где-то здесь, в командирском окопе, и неизвестно, в каком состоянии. Начнешь копать – и подорвешься. Пусть копают другие. А ему, Василию, хочется еще собственными руками пустить под откос немецкий эшелон или совершить другой какой подвиг, чтоб домой вернуться героем, о котором говорили бы все и везде.

Василии не рыл, а разгребал землю лопатой. Он делал это осторожно, как археолог. Вдруг попадется граната или невзорвавшийся снаряд, так он тихонько с ним разойдется, отложит в сторонку или отбежит сам и других предупредит. Опять же геройство. А стал бы он копать вместе с другими, неизвестно, что случится. Ударит лопатой в ту потерянную мину, и конец…

Когда командирский окоп был до дна очищен от засыпавшей его земли, Михаил сам спустился в него и стал шарить по стенке руками, искать нишу. Везде земля была твердая, не поддавалась нажиму руки. Мелькнула мысль, что, может быть, северянин и прав – командирский окопчик был там, где роет Василий. И Михаил решил уже послать бойцов с лопатами на помощь северянину. Но перед этим еще попробовал постукать по стенке кулаком и послушать, как звучит. Обстукиванье ничего не давало, кругом была глухая, твердая стена в сплошной, спрессованной веками земле. И вдруг под ударом кулака раздался глухой, ватный звук. Михаил ударил еще и еще. Стало ясно, что здесь в стенке земля была когда-то разрыхлена. Выхватив лопаточку у бойца, сидевшего в углу у окопа, Михаил стал лихорадочно вкапываться в нишу. Выгреб всю землю, какая охотно поддавалась лопатке, но ничего не нашел. Ниша шириной в полметра уходила в стенку на длину всей руки и там вдруг проваливалась. Михаил в тревоге запустил руку вниз, и рука его нащупала плащ-палатку. Потянул ее. Одним рывком вытащил сверток. К нему приблизился боец, до сих пор молча стоявший за спиной.

– Нашли? – спросил он в нетерпении.

– Кажется, оно, – ответил Михаил, быстро разворачивая плащ-палатку. – Да! Знамя!

Он снова завернул в плащ-палатку свою находку и первым выскочив из окопа в усилившуюся метель, почти не остерегаясь, позвал:

– Комиссар, ребята! Знамя!

Но вдруг с той стороны, где рыл Василий, Михаилу плеснуло в лицо огненной лавиной, и он упал навзничь…

Эля чем дальше, тем больше напрягала зрение. А когда прошло больше часа, начала беспокоиться. Вечерняя поземка переходила в метель, и командирского сигнала можно было не увидеть.

Когда часовой ушел к противоположному углу казармы, Эля приблизилась к Ефиму, и шепотом они уговорились подождать еще десять минут, а потом Эля сходит к окопам, узнает, что там и как.

Ефим хотел что-то сказать ей, как вдруг оба одновременно увидели над окопами высокий, как смерч, всплеск пламени, вслед за которым донесся тяжелый взрыв, потрясший всю землю.

Эля и Ефим ухватились друг за друга в ужасе. Обоим показалось, что весь отряд взорвался и погиб до единого человека.

Немец-часовой, услышав взрыв, тут же выстрелил из винтовки подряд три раза. Ефим прицелился и выстрелил в него.

– Сейчас все выбегут из казармы, так хоть не будут знать, в какую сторону стрелять.

И действительно, выбежавшие из казармы полураздетые фашисты подняли стрельбу во все стороны. Им важно было не подпустить к казармам неизвестного неприятеля.

Ефим и Эля ушли в лес, в сторону, куда должен был отходить отряд.

А отряд в это время углублялся в лес напрямик. Намеченным прежде путем отходить было нельзя, там большой участок поля простреливался. Впереди отряда на самодельных носилках несли тяжело раненого Михаила. Он был без сознания. Под головой у него лежала его находка.

Очнулся раненый утром и сразу спросил, где Ефим. Он назвал только это имя.

Ему с грустью ответили:

– Эля и Ефим не пришли. Комиссар сам под пулеметами немцев ходил на то место, где были в засаде двое разведчиков, но никакого следа не нашел.

Михаил болезненно сморщился, закрыл глаза и поклялся, задыхаясь от боли:

– Мы их найдем. Обязательно найдем!

По снежной целине отряд входил в большой старый лес.

Грустно потрескивала сухая смолистая лучина, да за окном шелестела снежная пороша.

Стародуб, совсем уже выздоровевший, и Михаил, поднявшийся на ноги, но еще не выходивший на улицу, сидели за массивным столом из горбылей. В углу, за спиной Стародуба, на древке стояло знамя полка. Когда в печурку попадала очень смолистая лучина, землянка ярко освещалась, на знамени вспыхивали золотые буквы: «Пролетарии всех стран…»

Возле знамени на стенке висели автомат Стародуба и снайперская винтовка Михаила, добытая в недавнем бою группой подрывников.

Прошло две недели, как отряд возвратился со знаменем. Первое время все надеялись, что Ефим просто отбились от отряда и вот-вот придут. А потом стало ясно, что они уже не придут – миновали все сроки…

Михаил очень переживал потерю друга. Об Эле он молчал. Но Стародуб догадывался, что это его первая невозвратимая потеря…

– Поправишься, пойдем туда всем отрядом. Узнаем у жителей, что случилось с нашими товарищами, – говорил Стародуб. – И уж если они живы, вырвем из любых застенков.