Текст книги "Heaven: Сборщики пепла"
Автор книги: Андрей Астахов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Божье благословление на тебе, передавай привет своим родным и всем Наследникам твоей общины.
Твой брат Кирилл.
Зих дважды перечитал эту записку. Теперь ему все стало ясно: еще один блаженный простился с жизнью. Ушел из Каменного Леса бродяжить, наткнулся в этих развалинах на мутанта и…
Вроде все понятно и естественно, насколько может быть естественной человеческая смерть в мире, где каждый день приходится бороться за жизнь. Но у Зиха появилось странное ощущение, что он только что узнал нечто очень важное, нечто пока непонятное, неуловимое, но могущее объяснить очень многие вещи, которые происходили в последнее время. Зих перевел взгляд на лицо покойника, освещенное луной, потом на мохнатую тушу странного мутанта в луже застывающей на холоде крови и снова достал записку Кирилла. Начал читать и тут обратил внимание, что многие буквы аккуратно подчеркнуты снизу. Не слова – именно отдельные буквы или слоги.
– Играли в слова в детстве? – пробормотал он. – И как же вы играли? Ну-ка, попробую и я поиграть.
Он начал складывать подчеркнутые буквы в слова и все понял. Первое же слово, получившееся из таких букв, было: "ПОМОГИТЕ"
– Вот оно что! – прошептал Зих, глядя в остановившиеся глаза покойника. – Такая, значит, пошла игра?
Он аккуратно сложил письмо, сунул его в подсумок, глянул еще раз в остановившиеся глаза покойника и, опустившись на корточки, закрыл их, после чего перешел к мутанту. Глядя на развороченный череп твари, Зих вдруг понял, что надо сделать. Стянул с правой руки перчатку, обнажил охотничий нож, сел рядом с тушей и, светя себе фонарем, начал лезвием ковырять выползающий кашей из огромной раны в черепе размозженный пулями мозг. Брезгливо морщась, подавляя накатывающую тошноту, выбрасывал из головы чудовища на землю комья вещества и сгустки крови, ковырял дальше, пока не увидел среди растерзанной органики то, что искал.
Крошечный блестящий металлический предмет, совершенную копию того, который капитан Гернер извлекла из головы убитого им солдата отряда 505. Это было ожидаемое открытие, но Зих все равно был потрясен. Он аккуратно обтер нейрошунт, сунул его в стреляную гильзу, а гильзу заткнул смятой в комок сигаретной бумагой и положил в портсигар. Потом закурил, с трудом приходя в себя и пытаясь понять, что же он против своей воли узнал этой ночью. Он сидел довольно долго, пока неподалеку снова не завыли мутапсы, почуявшие запах пролитой крови. Стая возвращалась, и Зих не собирался встречаться с ней, имея при себе всего шесть патронов. Тем более что он сегодня сделал достаточно много. Даже слишком много для одной ночи.
* * *
Дверь в его дом была плотно закрыта, но не заперта. Печка за то время, что он отсутствовал, разогрелась, и было тепло и уютно. А еще, из дома, казалось, выветрилось застоявшееся тут за дни одиночества зловоние, Зих ощутил приятный тонкий запах, вроде как каких-то цветов. Девочка крепко спала, свернувшись в клубочек на кровати Лизы – она осталась в доме, никуда не ушла, и Зиха это почему-то обрадовало. Осторожно, чтобы не разбудить девчонку, он поставил винтовку в шкаф, снял комбинезон, достал из своей тумбочки огрызок карандаша, который еще от Леньки остался и который Зих берег много лет как память о сыне, потом извлек из подсумка письмо Кирилла, сел за стол и, запалив «летучую мышь», начал писать. Получившиеся из подчеркнутых в письме букв слова он писал прямо между строчек, складывая их в единый текст, который все объяснял – по крайней мере, для Зиха:
Помогите! Мы в ловушке. Пастыри лгут. Божий голос просто непонятный ужасный обман. Мы слишком поздно поняли это. Выбраться из города невозможно, везде посты. Несколько человек пытались выбраться через подземные ходы, их поймали и убили. Людей уводят в какой-то Госпиталь, откуда никто не возвращается. Еды нет, мы продаем вещи спекулянтам, чтобы выжить. Владимир хочет бежать, у него убили жену. Я передаю с ним эту записку. Если нам не суждено спастись, пусть хоть другие знают, что тут творится. Не вздумайте слушать пастырей, не идите сюда! Кирилл.
Зих отложил карандаш, перечитал получившийся текст и посмотрел на девушку, мирно спящую в двух метрах от него на кровати Лизы. Вот уж воистину, нет худа без добра – если бы не мартихоры, то эта девчонка с испуганными серыми глазами попала бы в Каменный Лес и стала одной из тех несчастных, кого обманули. И может быть, разделила бы судьбу той светловолосой женщины, которую расстреляли на его глазах. Или попала бы в Госпиталь, который, как получается, охраняют не только солдаты в черном, но и хищные твари с блестящими штучками в мозгу…
Зих опять подумал о расстрелянной женщине. Может, она и была женой того самого сектанта Владимира, которого два часа назад задрал мутант на Старых Стоках. И если так, они сейчас вместе, как сказал бы Снигирь. Может, так оно к лучшему для них.
Он осторожно вышел из дома, чтобы покурить. Стоял, курил одну сигарету за другой и думал о том, что случилось. Впервые в жизни ему хотелось не просто приспосабливаться к жизни, но сделать так, чтобы эта похабная жизнь стала хоть чуточку не такой похабной. Только ведь от него ничего не зависит. Совершенно ничего.
Или зависит?
Зиха начал бить сонный озноб, глаза слипались, накатила тяжелая болезненная усталость – и еще чувство хорошо сделанного дела. Впервые за четыре недели, прошедшие после смерти Лизы, он подумал о том, что есть еще, оказывается, в этой поганой жизни вещи, ради которых стоит открывать утром глаза.
* * *
Разбудили Зиха голоса и запахи. Он открыл глаза, попытался поднять голову и сразу услышал бодрый знакомый голос:
– А, проснулся? Это хорошо.
Усач стоял у печки и ложкой помешивал что-то в сковороде. А еще он широко улыбнулся Зиху, показав все оставшиеся у него во рту шесть зубов.
– Ты… чего? – пробормотал Зих, оглядываясь. И тут увидел Надежду: девочка сидела за столом и с любопытством смотрела на него.
– Зашел вот, угощеньице вам принес, – ответил Усач. – А то ведь память у тебя дырявая, забыл у меня вчера пакет с едой.
– Юрий Арсентьич хочет показать мне, как готовится его фирменная яичница, – улыбаясь, сообщила девочка. – Он говорит, она очень вкусная.
– Очень, – подтвердил Усач, подмигнув девочке. – Сейчас все и попробуем.
– Я был на стоках, – сказал Зих, потирая виски. – Все сделано в лучшем виде.
– Уже? – Усач был изумлен. – Это ты туда после меня, косой потащился и все обделал? Ну, ты даешь. Могорыч с меня.
– Слушай, Усач, разговор есть. Пойдем-ка, выйдем.
– Яичница готова, – сообщил Усач девочке и вслед за Зихом вышел из дома.
– Чего надо? – спросил он охотника.
– Там был человек, – сказал Зих, раскурив сигарету. – Мутант убил его.
– Царствие небесное. А дома это нельзя было сказать, в тепле?
– Тут дело непростое, Арсентьич. Короче, надо мне встретиться с твоим приятелем-майором и с его подружкой из сборщиков пепла. Но только по отдельности, и так, чтобы ни Бескудников, ни Елена этого не знали, что я не только с ними встречаюсь, понял?
– Зих, что случилось? – Усач с беспокойством заглянул охотнику в лицо. – Может, объяснишь, что творится?
– Потом, Арсентьич, потом. Сначала с майором мне надо встретиться, сделаешь?
– Хорошо. Только я не пойму…
– Дяденьки, там яичница остывает! – сообщила Надежда, высунувшись в двери. – Я есть хочу!
Они ели молча, чинно, смакуя каждый кусочек фирменной яичницы Усача – она действительно была вкусная. А потом Зих выразительно показал Усачу глазами на дверь, и пристав все понял.
– Пятьдесят банкнот с меня за зверя, – сказал он, надевая шубу. – Зайдешь ко мне, получишь расчет.
– Зайду, сегодня же. И о моей просьбе не забудь.
– Не беспокойся, сегодня же сделаю.
– Я посуду помою, – сказала Надежда, когда Усач ушел.
– Погоди, давай поговорим, – Зих потянулся за сигаретами, потом решил потерпеть, не курить в доме. Похлопал по матрацу рядом с собой. – Присядь-ка.
– Да? – Надежда села, подняла на Зиха глаза. Сегодня в них было совсем другое выражение, чем вчера. В глазах девочки появился свет.
– Расскажи мне про ваше учение и про этого вашего пастыря, отца Максима.
– А, тебе интересно? – обрадовалась Надя. – Ты в Бога веришь?
– Не знаю.
– Значит, веришь. Отец Максим говорил, что сомнения в нас тоже от Бога. Надо в себе эти сомнения побороть и просто верить, как маленькие дети верят.
– А ты его хорошо знала, этого Максима?
– Не очень. Он ведь пришел к нам совсем недавно, месяца два тому назад. Собрал людей, принес книжки разные, много со всеми разговаривал.
– А до этого вы как жили?
– Как все живут, – Надя смущенно улыбнулась. – У нас в бункере пятнадцать человек жили – Зимины, Бариновы и мы. Хорошо жили, у нас все было. Юрий Михайлович Зимин, наш староста, нам со склада и еду, и одежду всегда сколько хочешь давал, а доктор Баринов всех лечил Весной мы картошку сажали, мама с бабушкой даже поросенка хотели завести, но только выкармливать его тяжело. А вообще-то еды у нас всегда вдоволь было.
– А потом этот Максим появился?
– Да, – глаза девочки восторженно заблестели. – Он так интересно рассказывал! Меня бабушка в первый раз на собрание привела, и я прямо заслушалась, как он о Боге, о Последнем Убежище рассказывал. О том, что нет ни смерти, ни вечных страданий, что всех нас ждет новая хорошая и светлая жизнь у Бога. Так все здорово говорил, так красиво, что мы плакали. Даже мальчишки.
– И потом он предложил вам идти в Каменный Лес?
– Да. Отец Максим говорил, что сам Бог зовет нас туда. Он приготовил для нас Последнее Убежище, в которое попадет только тот, кто искренне верит в Него. А потом мир изменится, в нем больше не будет холода, страшных зверей и Диких. Земля покроется прекрасными деревьями и цветами, круглый год будет тепло, и все будут здоровы и счастливы. Отец Максим говорил, что все это будет очень скоро. Но сначала надо идти в Каменный Лес, где сейчас создается настоящий Небесный Город с храмом, и где сам Бог живет.
– И вы все бросили и пошли во Внешний мир без еды, без припасов, без оружия?
– Еда у нас была, одежда тоже. А оружие нам было не нужно – отец Максим сказал, что с оружием в Небесный Град никого не пустят. Бог не любит тех, у кого в руках оружие, которое смерть несет. Нас ангелы защищали.
– Ангелы?
– Ну да, – простодушно сказала девушка. – Отец Максим говорил, что есть белые ангелы и черные. Черные – это защитники, они всегда защитят верующих от зла.
– И ты видела этих ангелов, так?
– Один раз. Мы шли мимо каких-то развалин, и отец Максим вдруг остановился и показал нам на фигуру, которая стояла на развалинах. Он сказал нам, что это и есть черный ангел-защитник.
– И вы поверили?
– Конечно. Мы видели, как эта фигура исчезла, будто в воздухе растаяла. Разве человек может исчезнуть?
– "Да, милая ты моя, – в смятении подумал Зих, глядя на улыбающуюся Надежду, – как, оказывается, легко пудрить человеку мозги! И все такой человек будет принимать за чистую монету. Даже солдата в стелс-комбинезоне примет за ангела".
– Что ж вас ангел этот от котов не защитил? – сказал он, покачав головой.
– Я не знаю, – Надежда посмотрела на Зиха, и охотник понял, что она вот-вот расплачется. – Они все умерли, да?
– Слушай, ты сама только что сказала, что люди не умирают. Значит, все они живы, и ты однажды найдешь их.
– В самом деле? – В наполненных слезами глазах девочки снова вспыхнул свет. – Ты и вправду так думаешь?
– Конечно. У меня ведь тоже жена и сын умерли, но я знаю, что однажды увижу их снова, вот как тебя сейчас вижу. – Зих ласково потрепал девочку за плечо. – Иди, мой посуду. А я пойду, покурю на свежем воздухе. И подумаю над тем, что ты мне сейчас рассказала.
14. ПАМЯТЬ
Синий свет повсюду. Синий свет и черные, двигающиеся в нем тени. Уродливые жуткие существа в зеленых плащах и капюшонах. Лица у них одинаковые, серые, с огромными круглыми глазами и хоботами из гофрированной резины. Он слышит их невнятные, странно звучащие голоса – они будто в жестяную трубу говорят. И еще, они постоянно смотрят на него, и от этих взглядов ему хочется спрятаться куда-нибудь, но спрятаться некуда.
Он стоит в круге синего света, маленький, беспомощный, замерзший, одетый только в трусики, прижимая к себе большого плюшевого медведя с красным бантом на шее. Ему холодно и страшно. Рука в резиновой перчатке ложится ему на плечо, и от этого прикосновения он вздрагивает всем телом.
– Можете одеть ребенка, – говорит жестяной голос.
Другие руки, женские и мягкие, начинают быстро натягивать на него теплое белье, потом вязаный свитер и штанишки, потом валенки. Озноб понемногу проходит, становится тепло и хорошо. Он крепче прижимает к себе плюшевого мишку, наблюдает, как одеваются мама, папа и дядя Радий с тетей Наташей. Люди с серыми резиновыми лицами им тоже разрешили одеться.
– Вперед! – командует кто-то.
Они быстро идут по длинному низкому темному коридору, мимо тусклых синих светильников в стенах. Ему снова становится страшно. Куда они идут? Откуда-то доносится гудение и гулкие удары, будто какое-то невидимое огромное чудовище топает тяжелыми железными лапами. Он спотыкается, роняет мишку на мокрый бетонный пол и начинает плакать от страха.
– Марин, подними медведя, я Егорку на руки возьму, – слышит он спокойный папин голос.
Его подхватывают сильные руки, он видит глаза папы, обхватывает его шею руками – и все страхи мгновенно уходят куда-то. Он больше ничего не боится, ему снова становится тепло и спокойно. Люди с серыми лицами и автоматами в руках ведут их дальше по длинному коридору. Что-то громко шипит – это открывается тяжелая зеленая дверь, за ней еще один коридор, короткий и совсем темный, в нем слабо светит только одна лампочка. Ему снова становится страшно, потому что вокруг темно, но папа с ним, папина рука ласково гладит его по голове, и страх отступает.
– Не плачь, сынок, все хорошо, – шепчет ему папа. – Я с тобой…
Открывается еще одна дверь, пропуская их в сырой подземный туннель, где слышен шум воды и совсем нет света. Дверь за спиной с грохотом закрывается, и последний луч света гаснет. На мгновение становится так темно, что в глазах вспыхивают слепящие пятна. Снова становится страшно, снова начинают дергаться губы, но тут вспыхивает яркий свет – это папа включил фонарь, а потом и дядя Радий зажигает свой фонарик, и тьма отступает.
– Ну, вот и все, – говорит папа. – Все кончилось.
Он смотрит вперед, в темноту тоннеля и видит, как оттуда к нему навстречу мчится что-то светящееся, похожее на огненный шар. Слепящий свет с гулом обрушивается на них, как волна, обступает со всех сторон, превращает пространство в огонь, а потом пламя гаснет, и наступает тьма. Тьма и ужасный холод. Последнее, что он успевает увидеть – брошенный на бетон плюшевый медведь, на которого опускаются крупные хлопья снега.
– Мама! – всхлипывает он. – Папа! Мааама!
– Дяденька, дяденька, ты что?
Зих с трудом открыл глаза. Надежда стояла у кровати с зажженной "летучей мышью" в руке и смотрела на него с испугом.
– Что? – прохрипел Зих, чувствуя острую боль в горле.
– Кричал ты во сне, – девочка положила руку ему на лоб, и от этого прикосновения Зиха начал бить озноб. – Ой, дяденька, да ты горишь весь!
– Все хорошо, – Зих жестом велел ей отойти от постели. – Иди, ложись.
– Может, воды тебе вскипятить?
– Ничего… не надо. Иди спать. Фонарь… погаси.
Это не в первый раз, подумал он. У него с детства такое бывает – ни с того ни с сего поднимается сильный жар, держится несколько часов, а потом все проходит. И в этот раз пройдет. От температуры и кошмар ему приснился. Всех покойничков увидел.
Он лежал с открытыми глазами и понимал, что девчонка тоже не спит. Озноб, казалось, чуть поутих, но ладони оставались сухими и вздутыми, в рту все пересохло, а по телу будто ледяными пальцами водили. Очень хочется пить, но он не станет звать Надежду. Дождется, когда она уснет и сам встанет и напьется.
Это была последняя мысль перед тем, как Зих снова провалился в тяжелое болезненное забытье.
* * *
– Как самочувствие, получше?
– Вроде оклемался. Кашель еще донимает, но так все в порядке. Главное – аппетит вернулся.
– Вот и хорошо, – Усач открыл ящик стола, сложенную пополам пачечку банкнот. – Держи, это обещанный могорыч за мутанта на стоках.
– Работа какая-нибудь есть? – спросил Зих, засунув деньги в карман комбинезона.
– Только собаки. Ничего крупнее, слава Богу, пока не объявлялось.
– Ты сделал, что я просил?
– Да. Майор в курсе, что ты приболел, ждет, когда сможешь с ним встретиться.
– А капитанша эта?
– С ней у меня контактов нет. Она птица важная, с такими как я дел не имеет. Это ты через Бескудникова решай.
– Ладно, посмотрим. Пойду я.
– Может, накатим по сто грамм? – Усач выразительно постучал пальцем по стоявшей на стойке алюминиевой кружке. – Что-то у меня настроение выпить.
– Знаешь, Арсентьич, я тут во сне родителей видел, и вот какое дело – вроде они, а вроде и нет. Лица я их уже стал забывать.
– Чепуха. – Усач разлил по кружкам спирт. – Мне вот тоже казалось, что я батяню забыл совсем. А тут недавно у меня в комнате Ланка убиралась и, представляешь, старую отцовскую серебряную ложку нашла в столе. Я-то и забыл совсем про нее. Так знаешь, взял я ее в руки, и нахлынуло – прямо увидел я отца, как живого, как сидит он за столом, седой весь, сосредоточенный, и этой ложкой сахар в кипятке размешивает! Нельзя лица родителей забыть, Зих. Это как свое лицо позабыть, я так думаю. Давай помянем их добрым словом.
Они чокнулись, а потом долго молчали, и каждый думал о своем.
– Мне патроны нужны, – наконец, сказал Зих.
– Не вопрос. Для тебя две банкноты штука. Нужный калибр имеется.
– Давай. И знаешь что еще? – Зих замялся. – У тебя для девчонки есть что-нибудь?
– А, отцовский инстинкт просыпается? – Усач заулыбался. – Счастливый ты, Зих. Ты хоть ребенка своего на руках подержал, а мне вот не повезло. Сколько баб у меня было, и ни одна не забеременела. Наверное, все дело в радиации этой чертовой.
– Повезло, говоришь? – Зих чиркнул спичкой, раскурил сигарету. – Это как сказать. Верно, не держал ты своего ребенка на руках. Но и не хоронил его.
– Это точно. Прости меня, дурака.
– Я у родителей тоже один получился. Хоть и старались они брата или сестру мне организовать, не вышло.
– Зато какого охотника родили! Что девке хочешь купить?
– А что у тебя есть?
В кладовке Усача было много всякого добра, но Зих сразу увидел то, что хотел.
– Сколько? – спросил он, рассматривая тонкий браслетик из темного металла с красивым чернением.
– Бери просто так, – решился Усач. – Пусть это будет от меня подарок твоей жиличке. Как бы от нас двоих подарочек. Я как ее вижу, сразу на душе теплеет. Будто дочка она мне. Ты не хочешь ее у себя насовсем оставить, удочерить что ли?
– Трудные вопросы задаешь, Арсентьич. Ее судьбу военные решать будут, капитанша наша бравая. Я тут ничего сделать не могу.
– А ты поговори с ней. Глядишь, согласится Надьку тебе оставить. Или пусть мне ее передадут. Я бы ее удочерил, ей-Богу.
– Ты майора предупреди, что я готов с ним встретиться, – сменил тему Зих. – И пойдем, патроны мне покажешь…
* * *
Разговор проходил в пустом кабинете Усача, где было тихо и холодно, и тишина была такая, что Зиху казалось – каждое сказанное им слово отражается эхом в этих стенах. Капитан Гернер слушала очень внимательно. Зиху показалось, что она взволнована не меньше его самого. А ее первая реакция на его исповедь удивила Зиха по-настоящему.
– Дай мне сигарету, – сказала она, когда охотник закончил свой рассказ.
Некоторое время они молча курили. Зих делал вид, что его очень занимает то, как тлеет его сигарета. А капитан Гернер курила, смотрела куда-то в пространство, и в ее глазах можно было прочитать радость догадки, азарт, сомнение и великую успокоенность, будто рассказанное Зихом позволило ей наконец-то найти решение давно терзавшей ее загадки.
– Ну, чего молчишь? – не выдержал Зих.
– Горжусь сама собой, – сказала Елена. – Я все сделала правильно.
– Что правильно? Может, объяснишь мне, что к чему?
– Сначала о сектантах. Теперь все абсолютно ясно. Пастыри, организовавшие этот исход – специально подготовленные люди. Их обучили психопрограммирующим методикам, и они их применяют. И операция продумана до мелочей, – Елена затянулась, выпустила колечко дыма. – Смотри, на телевышке Ленинска они смонтировали устройство радиоподавления, попросту говоря, глушилку. Мы-то гадали, для чего – то ли чтобы нам помешать, то ли чтобы зомбировать сектантов через какие-то там излучатели. А все просто до ужаса: они глушат в городе все передатчики. Блокируют любую утечку информации о происходящем в городе. Надо сказать, "Лабиринт" действует очень грамотно и предусмотрительно.
– Предусмотрительно? Люди гибнут, Елена.
– Да, гибнут. Новая официальная церковь получает первых святых и мучеников, а "Лабиринт" – человеческий материал для своих экспериментов.
– Вы можете что-нибудь сделать, или опять будут одни слова?
– Я проинформирую начальство. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я заберу у тебя этот листок, он может пригодиться.
– Конечно. Давай поговорим о диске. Зачем вам я понадобился, объяснишь?
– Это была моя идея. И возникла она в тот день, когда я прослушала запись, якобы оставленную доктором Дроздовым. Ее принесли наши разведчики после столкновения с боевиками из отряда 505 – это случилось во время очередной попытки разведать район Госпиталя. Запись была у одного из лабиринтовцев.
– Это ты уже говорила. Уфимцев сказал, что запись поддельная.
– Конечно. Я не настолько дура, чтобы не заметить в ней разительные несоответствия. Лабиринтовцы наивно пытаются нас убедить, что чуть ли не столетний Дроздов якобы покинул убежище всего несколько месяцев назад, буквально перед тем, как там снова начались исследовательские работы лаборатории "С". Я имею в виду тот самый Госпиталь, в котором ты побывал, созданный для больных СВДЛ, вирусной гнилью. Даже организовали такую вот утечку липовой информации о загадочном диске с важнейшими данными по экспериментам с контролируемыми мутациями МАСБИ. В принципе, деза была достаточно хорошо и своевременно подброшена – все это случилось как раз в тот момент, когда "Лабиринт" обосновался в Ленинске, и выглядело все так, будто именно в этот момент Дроздов и покинул убежище. Потом, когда несколько раз послушала эту запись, поняла, что хотели нам сказать этой фальшивкой лабиринтовцы. На записи есть упоминание только о собственных работах Дроздова, но ни слова не говорится об архивах центра "С" в целом. А мы знали, что такие архивы существуют.
– А какой смысл был делать такую фальшивку?
– Пустить нас по ложному следу и выиграть время. "Лабиринт" первым сумел добраться до архивов, которые хранились в информационном центре убежища Б90. Какое-то время ушло на изучение этих архивов, и вот тут аналитики "Лабиринта" должны были понять, что у них в руках будущее человечества как вида. Управляемая мутация МАСБИ давала уцелевшим в убежищах людям шанс на выживание. Но вирус с таким же успехом мог всех уничтожить. Продолжать эксперименты с МАСБИ можно было только в одном случае – имея всю документацию группы Дроздова, и эта документация полностью или частично сохранилась в терминале убежища Б90. У лабиринтовцев было два варианта: делать это в другом месте, либо восстановить исследовательский центр Б90. Они выбрали второй, это было намного проще технически. Но чтобы начать работы и получить результаты, нужно время. Естественно, что очень скоро мы обо всем узнали.
– И начали искать диск.
– Для отвода глаз. Перехитрить врага всегда полезно.
– Елена, ты мне одно скажи – есть этот диск или нет?
– Зих, я должна попросить у тебя прощения. Я не рассказала тебе правды с самого начала, использовала тебя в темную. Но теперь, когда ты побывал в гостях у лабиринтовцев и кое-что узнал от Уфимцева, я могу раскрыть тебе секретную информацию.
– Опять секретная информация! – Охотник хлопнул ладонью по столу. – Просто можешь сказать, есть диск или нет?
– Есть. Лабиринтовцы очень старались пустить нас по ложному следу, но одну ошибку все-таки сделали. Большая часть записи подделка, это верно, и мы это знали. На записи говорят два разных человека, фонографическая экспертиза это подтвердила. Лабиринтовцы пытались создать у нас впечатление, что Дроздов просто сумасшедший, который считал, будто изобрел лекарство от снежной болезни. Но вот ее последний фрагмент подлинный. Это там, где Дроздов говорит, что пошел на встречу без диска. Это точно, Зих, потому что… – тут Елена сделала паузу, – потому что диск, о котором говорил Дроздов, мы уже нашли.
– Нашли? – Зих с удивлением посмотрел на девушку. – Где нашли, когда?
– Для начала взгляни-ка на это, – Елена сняла с шеи маленький продолговатый предмет на цепочке, что-то вроде пластмассового медальона. – Знаешь, что это такое? Это флэшка. Специальное устройство для записи информации. До Катастрофы такие флэшки были обычными предметами, их имел почти каждый. На такую вот штучку можно записать столько же информации, сколько на обычный оптический диск.
– Ну и что?
– А то, что Дроздов, к счастью, побоялся, что данные о его собственных опытах невозможно будет восстановить с флэшки, и не воспользовался ей, иначе все данные по экспериментам с МАСБИ были бы потеряны безвозвратно. У флэшек ограниченный цикл работы, и данные на них нельзя долго хранить. Поэтому он и записал всю информацию из архивов на обычные диски.
– Объясни мне, как вам удалось найти диск.
– Совершенно случайно. После того, как было установлено, что часть попавшей к нам записи подлинная, была составлена алгоритм-карта возможного поведения Дроздова после того, как он покинул убежище, чтобы встретиться с сотрудниками "Лабиринта". В ней учитывалось все, начиная от предполагаемого психического состояния Дроздова до радиационной обстановки в Ленинске на тот момент. Просчитывались вероятный маршрут Дроздова, возможные убежища на его пути, предполагаемые пункты встречи с лабиринтовцами, короче все, что только можно. Вероятность найти потерянный диск составляла всего восемь процентов, но нам повезло. Скажем так, нам чертовски повезло. Можно, я у тебя еще одну сигарету возьму?
– И где же вы его нашли?
– Недалеко от входа в убежище, в старом почтовом ящике.
– И все-таки я не понимаю, – Зих был поражен. – Как вы могли предугадать действия человека?
– Нас этому обучают, Зих. Простые умозаключения: Дроздов родился и вырос в убежище, значит, города не совершенно знал – это первое. Следовательно, место встречи должно было находиться совсем рядом с выходом из убежища – это второе. Если Дроздов пошел на встречу без диска, то свое сокровище он должен был спрятать где-то поблизости, причем в таком месте, которое имело запоминающийся ориентир, чтобы потом найти диск – это третье. Вот и все, остальное дело техники.
– Тогда какого хрена я ходил в город, лазал там по пустым домам, искал то, чего нет? Шкурой своей рисковал? Почему, для чего весь этот идиотский поход в Каменный Лес был затеян?
– Я все скажу тебе. Обязательно скажу, потому что не в диске Дроздова дело. Все дело в тебе, Егор Антонович. И в твоих отце и дяде.
– Уфимцев говорил, они тоже вроде как участвовали в эксперименте.
– Вот именно. Дроздов-младший после смерти отца пытался продолжать эксперименты с МАСБИ, используя его документацию и технологии, но что-то пошло не так. Незадолго до начала первого исхода в лаборатории Б90 произошла какая-то нештатная ситуация с банками препаратов МАСБИ, и среди сотрудников исследовательского центра вспыхнула эпидемия синдрома Гриннига. Эпидемия смертельно опасной неизлечимой болезни в замкнутом убежище, где жили в то время почти восемьсот жителей. По факту эпидемии комендант Б90 и его люди начали выполнять секретную директиву и уничтожать резидентов из контрольной группы – тех, кто не участвовал в опытах с МАСБИ. Жестоко, конечно, но это был единственный способ остановить эпидемию. Дроздов сразу понял, в чем дело. Не знаю, о чем он тогда думал, но наверняка чувствовал свою ответственность за случившееся. Понимая, что комендант на этом не остановится, он организовал побег из убежища нескольких своих сотрудников, которые в свое время участвовали в программе МАСБИ. Это случилось в июле 2076 года.
– Погоди, значит, запись была сделана…
– Почти сорок лет назад. Не в 2115-ом, а в 2076-ом году. Я не знаю точно, как все происходило. Скорее всего, Дроздов сумел убедить коменданта Русинова, что носителями опасного вируса являются потомки участников первой волны экспериментов с МАСБИ, тех, что проводил его отец. Мол, в их организме вирус мутировал и стал смертельно опасен. Русинов сразу принял предложение врача выставить их вон из убежища, видимо, не захотел устраивать новую бойню, и пять человек были отправлены на поверхность. Русинов был уверен, что эти люди все равно не выживут – слишком жестокими были условия на поверхности. Этими изгнанниками были твои отец и дядя с женами, и ты, Зих. Тебе тогда было чуть больше двух лет.
– Мой сон, – сказал охотник, качая головой. – Все, как в моем сне. Оказывается, я не все забыл.
– Конечно. Человеческая память хранит все, мы сами об этом не подозреваем. Твой отец наверняка никогда тебе ничего не рассказывал?
– Ничего. Он сказал только однажды, что мы все родились в убежище.
– Но не сказал главного. Дроздов сумел тайно передать им копии архивов из лаборатории своего отца, Ильи Александровича, создателя проекта МАСБИ. Возможно, боялся, что архивы будут уничтожены по приказу коменданта, или просто решил сделать побольше копий важнейших данных. Не исключено, что Антон и Радий Чигаревы сами попросили его об этом.
– Это точно?
– Абсолютно. Подлинные аудиодневники Дроздова содержат упоминание о том, что общий размер архивов по МАСБИ составлял почти 80 гигабайт информации. Разместить его на одном диске невозможно, поэтому Дроздов разделил архивы на несколько частей и записал их на высокоёмкие оптические диски. Даже на той записи, что лабиринтовцы состряпали как дезу для нас, есть интересный момент – Дроздов говорит о том, что Тоха и Радик, как он называет твоих близких, ушли к "Лабиринту" с какими-то материалами. Опять же хитрый ход наших соперников: мол, не ищите, все это давно у нас! Тот диск, который мы нашли, содержит лишь дневники Дроздова, его собственные разработки по теме МАСБИ и часть записей Дроздова-старшего, подтверждающую успешность экспериментов.
– Почему же вы не проникли в центр раньше них? За сорок лет было время.
– Мы упустили возможность это сделать, как это ни нелепо звучит. Вначале у нас были другие задачи, более важные, как нам тогда казалось. Нужно было обеспечить выживание первой волны исхода. Вся эта история с архивами МАСБИ всплыла уже после раскола с "Лабиринтом", и попасть в лаборатории убежища Б90, которое находилось в их зоне ответственности, стало невозможным. Все попытки проникнуть в Ленинск были неудачными, а во время последней попытки нам еще и липовую запись дневников Дроздова подкинули. После этого мы поняли, что находившиеся в убежище материалы по экспериментам с МАСБИ уже в распоряжении "Лабиринта", и работать в этом направлении дальше стало просто бессмысленно.