Текст книги "Странник"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Славик, расположившийся на камушке возле наклонной гранитной стены, козырьком нависавшей над стоянкой «А-II», озадаченно уставился на представителей «альтернативной цивилизации», из вежливости или природного флегматизма не обращавших на странных гостей никакого внимания – пускай себе сидят и смотрят, нам до них никакого дела нет.

Завершалась общая трапеза: поутру охотники добыли оленя. Предполагалось, что лучшие куски достанутся сильным мужчинам, но и тут палеоантропы повели себя нестандартно: самый питательный костный мозг отдали двум беременным женщинам и молодняку, мальчикам и девочке, лет по виду семи-восьми. Окорока прожарили на раскаленных камнях, мясо разделали прообразом ножей – острыми как бритва рубилами. Первым откушал старейшина: седеющий патриарх, возглавлявший семью. Откусив несколько раз, вторую половину от отдал Йоте – жене…

Люди как люди. Выглядят, правда, чересчур своеобразно.

«Ушли… – в голове Славика начала выстраиваться цепочка на первый взгляд никак не взаимосвязанных понятий. – Эмпатия. Стресс. Вымирание. Хорошо приспособлены. Мощный иммунитет. Способности, не присущие кроманьонцам… Эмпатия. ЧЕР-РТ!!!»

– Андрей Ильич, – торопливо начал Славик, стараясь не потерять мысль, – Неандертальцы когда-либо приближались к Двери? Они знают о существовании прорехи?

– Табуировано, – ответил дед. – Знают конечно, чувствуют. Но к намне ходят никогда. «Там плохо», вот и весь сказ. К «плохому» неандерталец не станет прикасаться. Они знают о «дурных местах» в округе – камни необычной формы, совершенно не примечательная лужайка у речного берега, лесок на дальнем холме. По-моему это должно быть связано с магнитными явлениями в почве – палеоантропам там не нравится, возникает дискомфорт. Что ты хочешь ска…

– Погодите! – шикнул Славик. – Кажется, понял!.. В нашем веке «найти» Дверь способен только аргус, верно? Почему дикие неандертальцы ощущают энергетический фон червоточин, а большинство сапиенсов – нет?

– Зацепочка самая неожиданная, – проговорил дед с озадаченным выражением на лице. – Никогда не задумывался, считал, будто так и надо – естественное явление, палеоантропы в принципе чувствуют стократ острее нас… Тихо, помолчите оба! Владение «альтернативной энергетикой» редкий дар, наследующийся по материнской линии, так? Доказано, что женщина-сапиенс может родить ребенка от неандертальца, в отличие от противоположной ситуации – кроманьонец никогда не станет отцом после связи с палеоантропом противоположного пола! Близко, очень близко! Господи Боже, что же это получается? Я десятилетиями ходил вокруг да около, жизнь истратил на поиск ответа, валявшегося под ногами!

– Тс-с, – Славик дернул Андрея Ильича за рукав. – Мы слишком разболтались, мешаем. Пойдемте в лагерь, а? Незачем их беспокоить – все на нас смотрят…

– Почувствовали мое резкое психологическое перевозбуждение и начали сопереживать, – выдохнул дед. – Эмпаты хреновы… Верно, не станем задерживаться.

* * *

Звездный рисунок ночного неба Четвертичного периода не отличался от привычного: Млечный Путь, Большая Медведица, Орион и Полярная звезда на своих местах – по меркам Вселенной обе реальности, «объективную» и «субъективную», разделяла микросекунда. Чтобы увидеть принципиально иное расположение светил, следовало отправиться не в близкий плейстоцен, а в эпоху динозавров или Пермский период.

Луна пока не взошла, поэтому оставалось довольствоваться светом звезд и багровыми взблесками угольков, над которыми жарилась оленина – неандертальцы вежливо, но непреклонно вручили чужакам лопатку убитого зверя: по их мнению мяса было достаточно, чтобы трое взрослых мужчин не остались голодными. Андрей Ильич не стал отказываться: семья палеоантропов насытилась, а излишки могут испортиться. Дают – бери.

На закате, по пути к лагерю, обнаружили первые признаки начинавшейся массовой миграции животных к северным пастбищам: мимо прошествовала группа мамонтов числом в девять особей. Гигантская старшая самка, два самца поменьше и подросшее потомство. Слоны вели себя мирно и самоуверенно, приостановились рассмотреть оказавшихся рядом людей (старик дал команду не двигаться и не провоцировать титанов), не нашли в двуногих ничего стоящего внимания и отправились дальше.

Пойма древней Оби ночью оглашалась непривычными человеку звуками. Теплый ветер доносил трубное «бу-уу!» мамонтов перекликивавшихся меж собой в темноте, мяв полуночных хищников – львов и саблезубых кошек, тонкие всхлипы неизвестных птиц и волчье тявканье: здешние псовые почти не отличались от далеких потомков, волк как волк, только повыше в холке и шкура не серая, а буроватая с белесыми подпалинами.

– Скажите мне, что это обман зрения, – Малыш, присевший на пластиковый контейнер для продуктов, прильнул к окуляру цейсовской подзорной трубы, больше смахивающей на телескоп. Удержать в руках тяжеленное оптическое устройство было сложно, поэтому использовался штатив-тренога. – Здесь не может быть искусственных источников света, правильно? Тогда что именно я вижу?

– Разреши взглянуть, – дед заставил младшего компаньона посторонится. – Та-ак, похоже у нас гости… Открытые костры, расстояние не меньше пятнадцати километров. Неандертальцы всегда прячут огонь, разводят его в низинах, под прикрытием скал или густого кустарника – не хотят обнаруживать себя. Рановато они в этом году…

– Они? – переспросил Славик.

– Сапиенсы. Наши с вами достославные предки, чтоб им сдохнуть…

– Вы это серьезно?

– Про предков или про сдохнуть? В обоих смыслах, Вячеслав. Кроманьонец по сообразительности не отстает от палеоантропа, но гораздо более мобилен. Тяга к дальним странствиям, если угодно. Основные пути миграции крупных млекопитающих пролегают вдоль реки, зверья настолько много, что охота из тяжелой и опасной работы становится необременительным развлечением. Кочующие сапиенсы встают на проторенных веками дорожках, устраивают летние стоянки и пируют от всей широты кроманьонской души. Когда начнет холодать, забирают трофеи и снова уходят на юг, пережидать суровую зиму…

– Трофеи? – озадачился Славик. – На собственном горбу много не утащишь.

– Прирученные быки. Палеоантропы не смогли одомашнить животных, а эти уже используют предков тура как вьючную скотину. И собаки у них есть. Настоящие собаки, мало похожие на волка. Значит, кроманьонец привел их из Северной Африки, незнамо когда позволив неразумной твари «не видящей мир» навсегда связать свою судьбу с человеком…

– Выходит, неандертальцы принципиально отказываются от приручения животных?

– Совершенно верно. Они четко разделяют Универсумы существ мыслящих и «тех, кого можно видеть». Наистрожайшая сегрегация по признаку разумности. Зверю нечего делать на стоянке настоящего человека. Равно как и человеку в звериной стае.

– Вот оно что, – понимающе кивнул Малыш. – Потому кроманьонец и ассоциируется у них со зверем, принявшим людское обличье, верно? Человеку, быку и псу невозможно сосуществовать в одной общности?

– Неплохо, – дед одобрительно хлопнул Малыша по плечу. – Видно, что ты понимаешь тип мышления родственников.

– Шуточки у вас, Андрей Ильич…

– Почему же шуточки? Вы, рыжие, всегда оставались странными. Похоже, древнее наследие.

– Воображаю, что будет, когда Кельт из Питера приедет, – хихикнул Славик. – Оснуете неандертальскую общину в двадцать первом веке.

– Вернемся в реальность, – цыкнул дед на развеселившуюся молодежь. – Предупреждаю: сапиенсы опасны и не всегда адекватны, сталкивался – руку я потерял после тяжелого ранения метательным копьем, наконечник которого был смазан фекалиями.

– Что?

– Что слышал. Кроманьонцы вполне успешно используют самый ранний прототип биологического оружия, то есть действуют «нечестно» с точки зрения палеоантропов. Я тогда отбился, успел вернуться в «объективное время», но заражения и гангрены избежать не удалось. В итоге – ампутация. Спасибо Ваньке, протез отличный, но лучше от этого не становится… Сапиенсы используют метательное оружие и способны поражать противника на расстоянии, поэтому близко к ним не подходим и к себе не подпускаем: три единицы огнестрела у нас есть, предупредительный выстрел в воздух, если не остановятся – на поражение.

– Не хотелось бы убить пращура моего родного папы, – заметил Малыш. – Принцип бабочки Брэдбери.

– История неизменяема, – Андрей Ильич повторил прописную истину. – Однако стрелять в людей следует только при реальной угрозе. Кочевники меня знают, нападать не решатся, но все случайности предусмотреть невозможно.

– Знают? – изумился Славик.

– Когда-то пришлось прибегнуть к действенным мерам убеждения. По мнению мигрирующих кроманьонцев в прибрежных скалах живет злобный и могущественный дух. Божество, которое не следует беспокоить. Пришлось целый спектакль с пиротехникой разыграть. Память, в отличие от жизни, у них долгая, легенды передаются из поколения в поколение. Женщина-сапиенс, впервые увидев меня на стойбище «A-II» чуть от ужаса не умерла. Ничего, привыкла, уяснив, что я не вредный…

– Вы сказали, что память у людей долгая, а жизнь – короткая…

– Должен разочаровать. Наши пращуры хитрее, наглее и гораздо агрессивнее неандертальцев, но слишком хрупки. Вы по молодости не помните эпидемию гриппа 1964 года, а я тогда сдуру сунулся больным на эту сторону. Летом. Среди палеоантропов не умер никто, а пять семей кочевников, вставших рядом с Дверью выкосило – живыми остались тринадцать человек из двух сотен…

– Если они заразились, значит вы с ними общались близко?

– Пытался наладить контакт. Как и всегда – безуспешно… Они параноики, отвечающие только страхом, агрессией и неприятием. Понимаю, отчего неандертальцы панически боятся сапиенсов: принимая в расчет теорию эмпатии, палеоантроп сойдет с ума, чувствуя как на него накатывают волны негативных эмоций, генерируемые так называемым «человеком разумным». Не удивлен, что они предпочли умереть. Или уйти. Такое непереносимо.

– Уйти… – эхом повторил Славик. – Но куда? Двери? Многомиллионный народ, одномоментно бежавший за невидимые рубежи червоточин, ведущих в разные миры и эпохи? Народ, разделенный временем и пространством? Немыслимо!

– Каждый аргус – сам себе Дверь, сам себе прореха, – буркнул дед. – Делаем ставку на эмпатию и психологическую связь между каждым носителем коллективного разума, вместе синхронизируем точку перехода и?.. И что дальше?

– Гипотеза красивая, но КАК? Как подобное осуществить? Как связать разум неандертальца, обитающего в испанских Пиренеях, с сородичем на юге Сибири?

– Откуда я знаю? Вон у Малыша спроси. Только он здесь рыжий.

– А что я, что я? Вы тут аргусы с недоступными людям способностями. Рыжина вовсе не признак.

– Признак, да не самый важный, – дед зевнул в кулак. – Кто не хочет спать? Оба-двое? Вот и прекрасно. У меня в клапане рюкзака найдете литровую бутылку водки, оленина готова. Я на боковую. Разбудите через пять часов, перед рассветом, потом сами на отдых… Смотреть в четыре глаза, мы не в городском парке на пикнике!

– Андрей Ильич, вы разве не покушаете?

– Не хочу отягощать брюхо на ночь. Стар стал. Спокойной ночи. И в бинокль почаще посматривайте, мало ли…

* * *

– Не ори!..

– Да не станут они иметь с нами никаких дел! – втолковывал Славик преувеличенно-невозмутимому Ване. – …Я объясняю как могу, а не ору, чего ты цепляешься! Они нас боятся! Насмерть! Нет, если будет прямая, непосредственная угроза, они выйдут с копьями и дубинами – защитить себя, – но их страх другой! Они боятся мыслей. Непостижимого чужого разума!

– Спокойнее, – прикрикнул Иван. – Снижай обороты, сам же говоришь – палеоантропы шума не терпят. Развопился, будто курсистка, которую нагло поцеловал развязный студент, причем не обещая жениться.

– Извини, – Славик опомнился и взял себя в руки. – Но… Они не потерпят насилия. Будут сопротивляться.

– Есть вариант: использовать для возможной пропаганды людей с ограниченными способностями.

– Не понял?

– Даунов. Они не агрессивны по факту, от клинических дебилов не исходит враждебная аура, а научить их несложным манипуляциям вполне можно.

– Ох ты ё-моё, – Славик зарылся пятерней в растрепанную шевелюру. – Теперь понимаю, почему палеоантропы не хотят с нами связываться… Как ты себе это представляешь?

– Просто. Люди с выраженным отставанием в психическом развитии a priori добры, у них нет комплекса ответной агрессии. Следовательно…

– Немедленно прекратите, – рявкнула Алёна, впервые повысившая голос на компаньонов. – Иван, Слава, заткнитесь. Оба! Я что сказала?.. Вы хоть понимаете, о чем говорите?

– Отлично понимаю, – ровным голосом отозвался Ваня. – Чистый прагматизм и обнаженная логика.

– Я заткнулся, – примирительно сказал Славик. – Зачем ссориться? Ваня – гипертрофированный реалист с соответствующим восприятием мира и презрением к этическим нормам. Я, напротив, идеалист. Что дальше?

– Выбрав меня независим арбитром, – филологесса была тверда как никогда. Ни нотки сомнения в голосе, – вы сами подчинили себя чужому мнению. Моему. Поэтому я скажу одесским манером. Ша, мальчики. Хватит. Увлеклись, что один, что другой. Детишки детсадовского возраста, иначе не скажешь – нашли необычную игрушку и вцепились в нее всеми конечностями. При этом не думая, что перед вами не вещицы из каучука или пластика, а живые люди. Помните, чем оканчиваются игры с живыми людьми и попытками против воли устроить их будущее? Имя одного из таких игроков – Адольф Гитлер, – ни о чем не говорит?

– Алёна Дмитриевна, вы преувеличиваете наши скромные возможности, – сказал Ваня, но в его голосе отчетливо проскальзывала неуверенность. С чего бы? – Я не предлагаю…

– Вот и не предлагайте! – очень жестко перебила филологесса. – Желание сделать всё и сразу приведет только к катастрофе – всё, сразу, быстро и по плану никогда не бывает. Наоборот, разрушит изначально неплохую идею. Иван, я не прошу, а требую – не торопитесь. Прислушайтесь к моим доводам!

– Извините, – Ваня, помедлив, развел руками. Лицо осталось каменно-холодным. – Был не прав. Вспылил. Но человек всегда стремиться к недостижимой вершине… Хочется пройти к сияющей цели наиболее коротким путем. Подумать-то над проектом можно? Предположить? Рассчитать?

– С нимипредположения и расчеты человеческого разума не прокатят, – сказал Славик. – Мы не умеем и не можем думать, как они. Ваня, очень прошу, забудь об идее переселения неандертальцев в нашу эпоху. Они ушли, ушли навсегда. Они сами не захотели жить среди нас.

– Значит, при голосовании я остаюсь в меньшинстве, – Ваня преувеличенно тяжело вздохнул. – Учтите: блок биологических исследований практически готов. Еще неделя-полторы и можно будет начинать работу. Славик, что батя говорил о гибриде неандертальца с кроманьонцем? Мертворожденный бастард, которого он заспиртовал? Оборудование для исследований на молекулярном уровне закуплено, специалисты взяты на жалование, остается только узнать кто такие мы, и кто такие они на самом деле.

– Я не уверен, что эта затея осуществима.

– Отчего?

– Биохимия не позволит узнать, как мыслит человек другого биологического вида. И что именно чувствует. Химия и разумность – две очень разные категории.

– Но ты-то знаешь?

– Нет. И Андрей Ильич только догадывается. Это не иная раса – не негры или моноголоиды. Это иная цивилизация. Уже тогда стоявшая выше нас, сапиенсов.

– Страшновато звучит, – сказал Иван. – Особенно в свете ваших теоретических выкладок о Великом Исходе неандертальцев. Исходе незнамо куда… Вы профи в области аномалий, вы и разбирайтесь.

– Хочешь сказать, что отказываешься от своих замыслов «Парка Четвертичного периода»?

– Не отказываюсь. Скорректирую проект, используя новые сведения. Алена Дмитриевна права – поспешишь, людей насмешишь…

Финал части третьей
МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

Июль-октябрь 2010 года.

Новосибирск.

– Чем больше нынешний цвет нации будет твердить, что при Сталине Родина добилась прогресса и величия ценой принесения в жертву цвета нации – тем больше в общественном сознании будет крепнуть уверенность, что текущий цвет нации нужно срочно принести в жертву. Иначе величия и прогресса не дождёшься… – Иван, не меняя дежурной лучезарной улыбки на лице, перешептывался с Алёной и Славиком. – Вы только посмотрите на эти гнусные морды! Кому как, а мне хочется взяться за парабеллум…

На ярко освещенной сцене меняли друг-дружку толстощекие губернаторы, министры и поп-звезды, сияли лощеные лица известных телеведущих. Объявилась престарелая дива в блестках и розовых кружевах, популярная в СССР и безнадежно устаревшая в России нынешних времен. Диву встретили вялыми аплодисментами.

Командовал пышным действом известный репортер НТВ в паре с ведущей программы «Время» брежневской эпохи – солидной дамы, обладающей низко-грудным голосом, каким она много лет назад объявляла стране и народу о безработице в США и безвременной кончине очередного генерального секретаря. При старом режиме столь вопиющая пошлятина вызвала бы череду инфарктов у представителей худсовета и партийных цензоров, но сейчас вполне удовлетворяла кураторов, отвечавших за пропагандистскую линию.

Пригнанные активисты «Молодой гвардии» в пестреньких костюмчиках козликами скакали на сцене, занимая промежутки между певичками и очередным чиновником. Звенели балалайками ряженые «казаки» с обязательным ой-ладо-ладо-купало и разлюли-малина. Чувственные белогвардейские романсы в исполнении белокурого кумира школьниц и пенсионерок вызывали зевоту. Кривлялись идиоты и идиотки на лбу которых литерами сотого кегля было отпечатано слово «Аншлаг». Вымученные номера известных фигуристов, явно стыдившихся, что их заставили участвовать в этом грандиозном убожестве, разбавляли льющийся через край водопад сценического паскудства… Фейерверк, конечно – куда без него.

– Глядите, вот и августейшее благословение, – не переставал шептать Иван, через силу подавлявший сарказм в голосе. – Ставлю сто рублей, что Лунтик будет развлекать нас полчаса, не меньше…

Теперь на подиуме нудел щекастый человечек в костюме с безобразным голубым галстуком. Внимательный зритель мог заметить, что ботинки у лупоглазого коротышки на высоком каблуке. Сантиметров пять.

Человечек мурлыкал в эфир: новейшие технологии, инвестиции в модернизацию, фундаментальная наука, развитие производства, нано-мега-супер. Словом, говорил ни о чем – точь-в-точь Михал Сергеич Горбачев в конце восьмидесятых, повествующий о перестройке, ускорении и интенсификации. Малютку никто не воспринимал всерьез, зал вяло похлопывал, но и только. Чисто из вежливости. Оваций не последовало.

Вышел премьер. Речь уложил в минуту сорок две секунды. Одобрил Новосибирский технопарк. Поблагодарил безымянных инвесторов, бросив незаметный, полусекундный взгляд на Ваню – тот стоял у кулис. Снисходительно-брезгливо – это могли заметить немногие, – покосился на пыжившегося от собственной значимости малыша, занявшего место в первом ряду кресел. Извинился – тороплюсь, самолет ждет. Убыл.

Сцену заняла выписанная из-за границы тощая мамзель, певшая на французском.

Масштабный праздник, посвященный открытию «Новосибирского технопарка» был в полном разгаре. Люди веселились, поглощая халявное шампанское декалитрами, а бутерброды тысячами, не подозревая, что скрыто под цветастой вывеской «инновационного проекта».

Полтора часа спустя в машину Анатолия Чубайса, присутствовавшего на мероприятии, неизвестные экстремисты закидали куриными яйцами. Два снаряда попали в лобовое стекло.

Искать экстремистов милиция не стала. Из сочувствия к идее.

* * *

Славик внезапно обеспокоился: в рядах официальных делегаций проскочило до невозможности знакомое лицо человека, которого здесь не могло быть по определению. Смокинг с черной бабочкой, крахмально-белая сорочка, стильные ботинки и шелковый шарфик поверх пиджака обмануть не сумели – где-то эта улыбчивая физиономия уже встречалась, но совершенно в иной обстановке! Симпатичный молодой человек, лет двадцати пяти или чуть старше, короткая стрижка, с виду очень доброжелателен, ведет себя естественно, серебряное колечко на среднем пальце правой руки…

ЮАР? Сингапур? Париж? Женева?

Нет! Вспоминай, вспоминай!

Точно!

– Герр обер-лейтенант? – Славик, подождав когда подозреваемый остановится у фуршетного стола, цапнул его за плечо. Сказал на скверном немецком: – Здравствуйте, Юрген. Не ждал вас здесь встретить.

– А я вас заметил сразу, еще два часа назад, – ничуть не смутившись ответил Грейм. – Отойдем? Возьмите бокал с вином, незачем выделяться из толпы…

– Вы говорите по-русски?

– Стараюсь. Другие вопросы?

– Но… Юрген, а как же Дверь? Охрана аномалии? Почему вы в составе делегации ФРГ?

– Оберст Фальке и остальные на страже, не беспокойтесь…. По большому счету, я очень рад вас видеть – вы связующее звено между моим миром и вашей Вселенной. – Оба собеседника удалились подальше от сцены, на котором бесновалось нечто женоподобное в птичьих перьях, хрипя в микрофон о «Зайке моей». – Нам разрешили контактировать с посвященными – я хотел подойти, Вячеслав, но вы сделали это первым…

– Кому – вам?

– Неважно. У меня полная свобода действий, – Юрген говорил с акцентом, но разборчиво, правильно строя фразы. – Вам нравится то, что сейчас происходит? Этот шум?

– Нет, – твердо сказал Славик, неодобрительно посмотрев на сцену. Страшилище в разноцветных перьях заместили размалеванные дуры в кокошниках. – Отвратительно.

– У меня есть шесть часов. Давайте проведем их с пользой.

– Юрген, я не знаю где в Новосибирске публичные дома, – фыркнул Славик.

– Я не об этом. Просто пообщаемся. В тишине.

– Подождите тут, хорошо? Я найду машину… Когда вам нужно будет вернуться?

– К трем после полуночи местного времени, в консульство, рейс «Люфтганзы» рано утром. Сможете обеспечить?

– Я очень постараюсь.

– Не совсем понял. Да или нет?

– Да.

– Договорились.

* * *

– Живете стесненно, – Квартира господину Грейму не глянулась, привык к иным масштабам. – Проблема перенаселения на Земле стоит остро? Откровенно говоря, в Берлинском аэропорту я был шокирован, увидев бесчисленные толпы…

– Присаживайтесь, я сварю кофе, – отозвался Славик. – Вы прежде никогда не бывали на Земле?

– Трижды. Аргентина и Чили, в крошечных городах на океанском побережье, не способных дать представления о жизни мировых центров… Чувствую себя не слишком уютно.

– Никогда бы не подумал, что ваше начальство, помешанное на секретности и придерживающееся политики строго изоляционизма, пришлет эмиссаров в «объективную реальность». Желаете взглянуть на свои инвестиции? Пока смотреть особо не на что. Можно узнать, как вам удалось войти в окружение вице-канцлера ФРГ? Вы же с ним прилетели?

– О, это наиболее простая часть операции: я представляю крупный частный бизнес, компания «Крупп». Заявка была подана заблаговременно, сделать документы и легенду нетрудно – незаметный сотрудник отдела по внешнеэкономическим связям, таких как я тысячи… Благодаря вам возобновлена связь со «спящими» агентами «Эндцайт», большинство из них глубокие старики, но весьма влиятельные – им ничего не стоило позвонить в министерство иностранных дел и рекомендовать включить в список делегации людей из уважаемой компании с вековой историей и обширным рынком сбыта.

– Благодаря нам? – уточнил Славик.

– Вам, господину фон Фальц-Фейну и прочим аргусам, заинтересованным если не в прямом сотрудничестве, то хотя бы в поддержании устойчивой связи с нашим…. Универсумом.

– Не боитесь провалиться? Вы носитель немалых секретов, за которые кое-кто душу продаст.

– «Провалить» нас могут только посвященные, но вы же не станете этого делать? Кстати, в доме установлена прослушивающая аппаратура?

– Не беспокойтесь, наша служба безопасности тщательно отслеживает посторонние вторжения, квартира постоянно проверяется на наличие жучков.

Славик знал о чем говорил: едва «Технопарк» начал набирать персонал, как Ваня принялся за организацию маленькой частной армии с самым передовым оснащением. В стране предостаточно бывших военных и сотрудников спецслужб с радостью готовых за внушительное жалование поработать на владельцев зарегистрированного в Сингапуре холдинга с миллиардными активами. Опять же, ехать за границу не надо – в России привычнее…

– Давайте начистоту: зачем вы здесь, Юрген? – Славик поставил на стол кофейные чашки, устроился напротив. – Берите сахар, лимон если хотите… Что бы вы не утверждали, появление на Земле сопряжено с немалым риском, а господа из «Volkshalle», полагаю, рисковать не любят. Опасаются неизбежных последствий. Следовательно, миссия важная… Настолько важная, что решено было приподнять железный занавес.

– Что приподнять? – не понял Грейм.

– Термин из послевоенной истории Земли, подразумевающий строгую изоляцию СССР и стран-союзников от западного мира.

– А-а, да помню, нам рассказывали в академии… Вы зря полагаете, что «железный занавес» настолько непроницаем. Мы периодически бываем в вашей реальности. Полковник Фальке, а раньше – его предшественники, не возражали против тайных торговых операций между Новой Швабией и Землей.

– Новая Швабия? Название вашей планеты?

– Такая же метафора, как и «железный занавес», это старый антарктический топоним. Видите ли, полная обособленность и расчет исключительно на собственные ресурсы однажды были признаны ошибочной доктриной. В спешке эвакуации создатели «Эндцайт» невольно позабыли о некоторых важных областях знаний, восстановление которых впоследствии было крайне затруднено. Фармацевтика. Оптика. Генетика. Когда стало ясно, что нам жизненно необходимо производство антибиотиков, пришлось закупать технологии и препараты у землян. Одно ограничение – не соваться в северное полушарие, в Новой Зеландии, ЮАР или Аргентине можно приобрести все то же самое, что и во Франции с Америкой.

– Откуда у вас земные деньги? – удивился Славик.

– Не проблема. Оставшиеся со времен войны фонды в Швейцарии, натуральный обмен в конце концов. Смотрите…

Юрген извлек из кармана старомодную визитницу, передал собеседнику.

Вытянутая коробочка оказалась золотой. На крышке – каплевидный голубоватый камень, огранка изумительно тонкая.

– Алмаз в сорок два карата. Мелочь, ничего не стоящая безделушка. Кристаллический углерод у нас мало ценится, драгоценные металлы тоже. Возьмите, это подарок.

– Взятка? – попытался отшутиться Славик.

– На взятку мог бы претендовать бриллиант размером с кулак, и то вряд ли… Другая система ценностей, понимаете? Когда золота в избытке, оно становится лишь красивым и долговечным материалом, добываемым в промышленных масштабах и использующимся во всех отраслях: авиация, связь, электротехника… Золотую посуду можно встретить в доме любой семьи, стекло и фарфор увидишь значительно реже.

– Спасибо… Значит, вы нам побрякушки, а мы – недостающие технологические звенья?

– Кто виноват в том, что земляне больше ценят кристаллы углерода, чем достижения своей мысли?

– Должен разочаровать, вы обратились не по адресу, Юрген, – честно признался Славик. – Я не играю никакой заметной роли в корпорации и не смогу ответить на интересующие вопросы.

– То есть как? – Грейм помотал головой. – Невозможно! Вы аргус. Это крайне редкая, уникальная наследственность. Сверхчеловеческая! Дающая право на…

– Вот вы где! – возмущенную тираду Юргена оборвал шумно ввалившийся на кухню Иван. – Из-за вас пришлось бросить гостей, Алёне Дмитриевне теперь отдуваться в одиночестве! Слава богу народ уже навеселе, а официальная часть завершилась – большие боссы начинают разъезжаться… Славик, мог бы предупредить, что вы решили сбежать с вечеринки! Почему я должен через секьюрити выяснять, куда вы запропали?.. Простите герр Грейм, добрый вечер.

– Это не вечеринка, а вертеп и лупанарий, – огрызнулся Славик. – Новый сладостный московский стиль. Перед местными стыдно.

– Один раз в жизни можно позволить… – Иван выдохнул, сорвал бабочку, бросил на буфет и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Фф-ух, голова кругом. Юрген, еще раз должен извинится: вы-то наверное привыкли к торжествам более строгим и патетичным – парады с факелами, знамена-штандарты, барабанный бой? У нас всё плебейски, пестренько. Балаган. Но большинству нравится.

Грейм тактично промолчал, пожав плечами

– Вот, – Славик указал на Ваню. – С ним и решайте: важнейшие нити и рычаги в руках господина генерального директора. Я предпочту самоустраниться. Если секреты настолько глобальны, пойду в свою комнату и почитаю книжку.

– Да чего уж там, оставайся, – махнул рукой Иван. – Раздели ответственность. Also. Герр Грейм, почему нас не предупредили о визите?

– Из соображений безопасности.

– Понимаю. Второе: вы прибыли за документацией?

– Нет. Сведения необходимо передать по каналу «Шлейзиен», так гораздо надежнее. По дороге домой я могу попасть в авиакатастрофу, внезапно умереть, оказаться в другой непредсказуемой ситуации. Риски должны быть сведены к нулю.

– Третье: хотите коньяку? Тогда и начнем более предметный разговор.

– Не возражаю, – запросто согласился Юрген. Повернулся к Славику: – Господин Антонов, одна просьба, могли бы вы курить в другом помещении? В нашем мире табак не используется, я очень плохо переношу дым…

Засиделись глубоко за полночь, поддерживая вполне конструктивную беседу. Сроки поставок. Транспортное обеспечение. Операции прикрытия на случай частичного или полного рассекречивания или вмешательства третьей силы. Экстренная связь. Возможный обмен специалистами.

Славик начал скучать – он решительно ничего не понимал в сугубо технических выкладках, насторожился только при упоминании «папки два-два-ноль». Тот самый загадочный «Проект 220». Попросил объяснить чуть подробнее, вызвав при этом соболезнующий взгляд Ивана:

– Похоже, у тебя нет никакого желания крепко спать до самой старости. Зря. Ладно, сам напросился… В Советском Союзе существовал аналог «Эндцайт», параллельная разработка имеющая, правда, несколько иные цели. Евгеникой увлекались не только в Третьем рейхе…

– Стоп, стоп, – запутался Славик. – Аналог? Меня всегда уверяли, будто Курчатов, Капица и прочие титаны мысли из Бериевского атомного ведомства подобраться к решению проблемы аномалий не смогли, после чего исследования заморозили, а в восьмидесятых тему прикрыли навсегда? Как связана евгеника и червоточины – физическое явление?

– В тысяча девятьсот тридцать девятом-сороковом годах, – бесстрастно сказал Юрген, – Россия и Германия начали сотрудничество не только в экономической сфере. Обмен научной информацией продолжался вплоть до начала войны, в том числе и по вопросам червоточин. Вторая мировая полностью изменила ситуацию: «Эндцайт» был переориентирован на… кхм… антарктическое направление и проект превратился из исследовательского в чисто прикладной.