Текст книги "Странник"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава пятая
ТЕ, КТО ЖИВЕТ ВНИЗУ

Антарктида, станция «Ноймайер»

3–4 марта 2010.

– Холод совсем не чувствуется. Южное полушарие, в марте здесь разгар лета… Минус тридцать или около того, самый сезон позагорать! А воздух какой!

«Hawker», высадивший концессионеров рядом с полярной станцией «Профессор Хулио Эскудеро», не заглушая двигателей развернулся, притормозил на несколько секунд и начал разбег, вскоре исчезнув в густо-сапфировом небе на севере.

Пейзаж глаз не радовал: выветрившиеся голые скалы, бурый щебень, пятна серого снега. Вымерзшая пустыня, единственным украшением которой были жилые и научные модули расположенной неподалеку базы – окрашенные в сине-голубой цвет домики на сваях, объединенные в единый комплекс.

На центральном корпусе надпись огромными буквами «Instituto Antarctico Chileno», рядом флагшток со знаменем Чили, чуть левее нелепо смотрящиеся здесь квадроциклы, на каких в России обычно катаются детишки богатеньких буратин и два легких снегохода. В полукилометре – берег океана.

Иван обмолвился, что на «Эскудеро» обычно живут два десятка исследователей, еще примерно столько же на близлежащих станциях – «Президент Фрей Монтальва» и русской «Беллинсгаузен»: остров Ватерлоо по меркам южного континента густо населен, аэропорт имени Тениенте Марша, способный принимать даже тяжелые транспорты, строили чилийцы и он является главными воздушными воротами в Антарктиду.

Правда, сейчас возле посадочной полосы из фауны наблюдались только мохнатая лайкоподобная псина без ошейника и до смешного похожий на Бармалея тип с густейшей разбойничьей бородищей. Пуховик на пирате пронзительно-алый, инструкциями предписывается носить яркую одежду – в случае чего, человека будет значительно легче найти.

– Señorita, Señores, buenos tardes! Pasemonos para la oficina, voy a preparar un cafecito… – скороговоркой выпалил Бармалей. – Me llamo Fernando Alonzo, soy el superintendante del aeropuerto…

Иван, знавший испанский, переводил. Сеньор суперинтендант полностью в курсе дела. Вертолет с «Ноймайера» за вами вылетел, должен приземлиться в «Марша» приблизительно через полчаса. Подождем в диспетчерском центре, незачем мерзнуть!

Преувеличенная общительность дона Фернандо показывала, что гости с большой земли тут бывают редко – летом приезжают небольшие туристические группы, взглянуть на гнездовья пингвинов у южного побережья острова и морских львов, два раза в месяц самолетами подвозят продовольствие… Вы же русские, правда? Ваши соотечественники построили на острове Iglesia de la Santa Trinidad, церковь Святой Троицы – совсем рядом, пешком десять минут. Когда поедете обратно могу показать, если, конечно интересуетесь.

Ваню интересовало другое. Сеньор, вы бывали на базе «Ноймайер»? Нет? Что значит, «эти немцы какие-то странные»? Почему вы так думаете?

– Антарктида – демилитаризованная зона, – охотно объяснил суперинтендант. – А мне кажется, будто на «Ноймайере» обосновались военные. Сотрудничество с другими базами не поддерживают, грузы получают по линии НАТО, видел парней из персонала – выправка заметна. Туда, считай, никто не летает, я на острове Ватерлоо уже четвертый сезон, за все время к этим Alemanes arrogante посетители приезжали всего дважды – тоже господа на дорогих частных джетах, похожи на бизнесменов или политиков… Но почему вы спрашиваете? Если собрались на «Ноймайер», значит должны знать, что вам нужно на станции?

– Только отчасти, – сказал Ваня по-русски.

От необходимости и дальше отвечать на вопросы любознательного Бармалея избавил шум винтов – экая ностальгия, Ми-17-1В, экспортная модификация заслуженного трудяги Ми-8, раскраска серо-зеленая, цвета Люфтваффе ФРГ – отсутствует лишь опознавательный знак военно-воздушных сил, Flugzeugkokarde в виде «Железного креста» с белым кантом.

Похоже, дон Фернандо не ошибался и за «Ноймайером» присматривают люди в погонах.

– Очередное неоспоримое доказательство надежности советской техники, – проворчал Иван. – Прекрасно работает в любых условиях, не то что всякое барахло вроде «Еврокоптера». Идем, не стоит заставлять себя ждать…

– Доброго дня! – из вертолета выбрался подтянутый седой господин лет около пятидесяти, в брезентовой куртке с меховым воротником. – Густав Фальке, к услугам. Ваши бумаги?

– Прошу, – Иван передал конверты с берлинскими гербами. Фальке надорвал один, вытянул сложенный втрое лист, пробежался взглядом по строчкам. Кивнул, сунул письма в карман. – Очень хорошо. Вы готовы? Погода портится, нам лучше успеть до вечера…

– Вечера? Полярный день, лето…

– Порядок есть порядок, у нас отход ко сну в десять сорок пять пополудни. Прошу на борт, не забудьте пристегнуться. Салон отапливается, но если угодно – у меня есть термос с горячим чаем и коньяком.

Южные Шетландские острова остались далеко позади – маршрут пролегал над обширным морем Уэдделла, к материковым шельфовым льдам Земли королевы Мод. Внизу бескрайний океан с одиночными пятнышками айсбергов, ни единого судна в обозримом радиусе.

– Мы с вами заочно знакомы, – на вполне сносном русском сказал Славику господин Фальке. – Через барона Альберта фон Фальц-Фейна, поддерживаю связь со стариком… Удивляетесь, что знаю язык? Начинал в тысяча девятьсот семьдесят первом, после дрезденской военной академии «Фридрих Энгельс» в ГДР, потом разведывательный батальон девятой танковой дивизии в Торгелов-Дрёгехайде, курс академии ГРУ в Москве…

– Ого! – потрясенно выдохнул Ваня, прислушивавшийся к разговору. – Вызывает невольное почтение! Но ведь в девяностом Национальную народную армию ГДР разогнали самым безжалостным образом, офицерам не сохраняли звания и стаж! Как вы ухитрились остаться на службе?

– Лучше не вспоминайте. Эту мразь Райнера Эппельмана, – Фальке скривился и просюсюкал нарочно противным голосом, – министра «разоружения и обороны» в «демократическом правительстве»пристрелил бы своими руками! Такое могли придумать только наши диссиденты, которых не добила Штази – невероятное сочетание, «разоружение и оборона», вдумаетесь!

– Зря полагаете, что русские диссиденты оказались лучше…

– Вы хоть страну сохранили и есть надежда, что когда-нибудь вернете утраченное! У нас после объявления «демократии» и разрушения стены в Берлине началась дичайшая вакханалия – эти кретины за несколько месяцев уничтожили лучшую армию Европы, людей выбросили на улицу… – герр Фальке сокрушенно махнул рукой. – Меня не тронули, как уникального специалиста. Проблемой червоточин занимались всерьез исключительно в ГДР, у нас в руках были архивы SS и «Анненербе», в конце сороковых Адэнауэру и его преемникам не досталось ничего из документации нацистов. Впрочем, чин и награды я не сохранил, номинально числюсь гражданским руководителем антарктических исследований: «Ноймайер» на две трети частное предприятие, правительство втайне оказывает нам материальную поддержку лишь потому, что огласка приведет к неминуемой катастрофе. Получается в точности по евангелисту Матфею – «Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов».

– Можно подробнее про архивы? – задал вопрос Славик, не понявший смысл последней сентенции. – Я многое слышал…

– Да что вы могли слышать? – усмехнулся седой тевтон. – Бульварные сплетни и не более. Девяносто пять процентов россказней об оккультизме Третьего рейха не соответствуют действительности, а ценность тогдашних «исследований» в основном равна нулю или даже величинам отрицательным: эзотерический бред, игрушка для экзальтированных мистиков вроде рейхсфюрера Гиммлера или Вальтера Вюста. Занимались сразу всем и ничем, от вполне полезных дисциплин наподобие генетики растений, до парапсихологии. Но кое-что они все-таки знали. В противном случае наша встреча не состоялась бы, верно?

– Двери, – кивнул Иван. – Попробую угадать: исследования в области физики искривленного пространства?

– В том числе. Наработки были серьезнейшие – Вернер Гейзенберг, Карл фон Вайцзеккер, Отто Ганн, Макс фон Лауэ, Паскуаль Йордан, институт Макса Планка в Геттингене. Выдающиеся умы, гении физики, в тридцатых-сороковых они принимали участие в проекте «Эндцайт», пытаясь докопаться до причин возникновения аномалий.

– Успешно?

– Отчасти. Не хватило года или двух. А после войны прорывные технологии стали не нужны – русская и западная школы физики пошли по ложному пути, сосредоточившись на проблемах расщепления атома и термоядерного синтеза, начали развивать ракетно-космические технологии и, наконец, оказались в тупике. Полет на Марс представляется нам труднейшим и рискованным делом, до осуществления руки дойдут лет через тридцать самое раннее…

– Разве атомная энергия и космические полеты – тупик?

– Да поймите вы, не нужны никакие космические корабли и линкоры из «Звездных войн» – природа все придумала за нас! Искусственно созданная «червоточина» сделает Марс – да что Марс! Любую точку Вселенной! – доступной! Хватит одного шага, и вы очутитесь в другой звездной системе!

– Нуль-переход, – сказал Славик. – Копий на эту тему фантастами переломано столько, что на строительство новой Вавилонской башни с избытком хватит.

– Перспективы именно что фантастичные, – в тон продолжил Иван. – Революционные, не побоюсь этого слова. Цивилизационный переворот. Вообразите: нам вовсе не обязательно лететь самолетом через всю планету с несколькими пересадками и тратить уйму времени – использовал аномалию в Петербурге, вышел на «Ноймайере» полсекунды спустя. Тотальное отмирание транспорта – авиации, морских судов, железных дорог. Любой груз в любую точку мира за одно мгновение!

– Должна вас огорчить, – прервала мечтания компаньона прагматичная филологесса. – Никому такой цивилизационный переворот не нужен. Больше того, он фатально опасен. Радужные перспективы испаряются перед неизбежной и очень быстрой гибелью множества отраслей промышленности, сотен или тысяч профессий и как следствие утерей прикладных знаний. Полтора-два миллиарда человек остаются без работы. Что будет дальше, рассказать?

– Я знаю, – наклонил голову Иван. – Услышав о теоретической возможности создания транспортной сети на основе «червоточин» руководство таких разных структур как корпорация «Боинг», РЖД или «Северогерманский Ллойд» скинутся, не пожалев огромных денег заплатят самым лучшим наемным убийцам и вырежут всех, кто хоть как-то причастен к исследованиям. Лабораторию взорвут, документацию превратят в пепел, землю просолят и зальют сверху километровым слоем цемента.

– Приятно иметь дело с разумными людьми, – удовлетворенно кивнул герр Фальке. – Жуткие картины вырисовываются, вы правы. Зачем создавать средства доставки ядерного оружия, когда заряд мигом перебрасывается в заданную точку? Пойдем дальше: открыть червоточину между поверхностью Солнца и территорией потенциального противника – warum nicht? Но это совсем уж маловероятно… А вот всеобщий финансовый и промышленный крах – реальность. Сто, или даже пятьдесят лет назад, человечество перенесло бы эдакий прорыв если не безболезненно, то с допустимыми потерями, но только не сейчас – погибнет всё, от инфраструктуры и управления, до семьи распоследнего трамвайного кондуктора из захолустнейшего Графсвальда – людям просто станет нечего есть. Понимаете, что я хочу сказать?

– Время упущено, – ответил Иван. – Постиндустриальный мир не готов принять нововведения такого грандиозного масштаба. И будет сопротивляться всеми доступными способами, включая грубые и насильственные. Неужели действительно тупик?

– Однажды свернув в неверном направлении человечество заплутало, – философски сказал Фальке. – Случись подобное открытие при кайзере Вильгельме или даже перед Второй мировой, мы бы теперь исследовали отдаленные звезды и планеты, постепенно осваивали Галактику. Но не судьба… Потому-то все знают, что на станции «Ноймайер» ведутся метеорологические исследования, работают гляциологи вместе со специалистами по климату, о которых пишет журнал «Шпигель», и только нескольким людям на Земле известно, что мы делаем на самом деле: мертвые хоронят своих мертвецов.

– Вы дважды повторили слова Левия Матфея. Что они означают?

– Скоро узнаете.

* * *

Изумительная немецкая основательность виделась здесь во всем. Новейшие «шагающие» жилые модули, не шедшие ни в какое сравнение с халупами «Эскудеро», могли перемещаться по леднику, настоящая канализация, много строительной и вспомогательной техники – снегометы, экскаваторы, небольшой авиационный парк, включавший в себя не только вертолеты Ми-17, но даже такую сказочную древность как винтовой «DC3 Basler» производившийся с 1935 года. Хозяйственные люди!

– «Ноймайер» – общее название не одной, а сразу трех станций, – объяснял Фальке, подогнавший к посадочной площадке вездеход. – Основная – NM-III, мы сейчас находимся на ней. Красивая витрина, которую иногда можно показывать интересующимся и журналистам. Второй комплекс в пяти километрах севернее, неподалеку от «ледяной гавани», к которой швартуются крупные суда. Самая старая база NM-I, построенная специалистами ГДР при помощи Советского Союза вместе с вашей «Новолазаревской» в середине шестидесятых, стоит еще дальше, у самого края ледника толщиной больше трехсот метров… Под ледником – скала. Залезайте в машину, ветер поднимается! Едем!

Начиналась метель, но заблудиться в снежных пустошах было невозможно, благодаря многократно дублированным системам безопасности. Радиомаяк, спутниковая навигация да и простейшие столбы-вешки с проблесковыми огнями позволяли миновать расстояние до старого поселка без затруднений.

NM-I выглядела брошенной. Ни души. За снежными вихорьками вырисовывались темные силуэты коробкообразных строений, живо напоминавших бравурные репортажи телевидения эпохи позднего СССР о героической трудовой вахте полярников. Мачта радиоантенны покосилась, стекол в окнах двух балков нет, облезлые коричневые контейнеры составлены неопрятной группой. Кажущееся запустение.

– Не посоветовал бы ходить сюда посторонним, – бывший полковник военной разведки ГДР заглушил турбодизель гусеничной машины. – Вот там, там и еще справа – тепловые детекторы движения и лазерные сканеры. Обнаружат любого недоброжелателя еще на подходе, в действие сразу вступит охранный абтайлюнг, у которого множество сюрпризов для любителей совать нос в чужие дела… Не говоря уже о том, что те, кто живет внизу, предпочитают не афишировать свое существование и ревностно оберегают собственный покой. Задача моих подчиненных – пограничная стража.

– Напомните, во сколько отбой? – поинтересовался Иван. – Мы валимся с ног, Алёна Дмитриевна засыпает на ходу.

– Метафора не самая точная, но близкая к истине, – украдкой зевнула филологесса. – Очень долгий и тяжелый перелет.

– Вас устроят незамедлительно, – отозвался Фальке. – Встреча состоится не раньше, чем вы отоспитесь и приведете себя в порядок. Комплекс оборудован с современным комфортом…

Встретили двое – отворили металлическую дверь, ведущую в бывший административный модуль. Шерстяные вязаные маски, обязательные темные очки – солнце ползло высоко над горизонтом, хотя по местному времени было около десяти вечера, – вооружены незаменимыми «Хеклер-Кохами». Молча проводили к подъемному механизму. В глубины прорубленной в тысячелетних льдах наклонной шахты можно попасть используя клеть-лифт, куда свободно помещались человек десять.

– Никто не страдает клаустрофобией? – Фальке нажал зеленую кнопку на пульте подъемника. Клеть мягко заскользила вниз, тихонько гудели сервомоторы. – Непривычно, да, но в итоге мы окажемся всего лишь на уровне моря. Ледяной щит надежен, за всю историю эксплуатации обрушений не отмечено. Ниже лед настолько спрессован под собственным весом, что почти не отличается от камня.

– Что это? – Славик вдруг поежился, ощутив мощную вибрацию, вызванную отнюдь не механикой лифта. Знакомое чувство, недоступное другим! – Гос-споди, ведь там…

– Заметили? – выпрямился герр Фальке. – Да-да, червоточина. Одна из самых крупных аномалий на планете.

– Вы… Получается, вы тоже аргус?

– Аргус. Охраняющий не принадлежащую ему Дверь.

* * *

Вышла длительная заминка, ожидание растянулось на сутки – Фальке обошелся ничего на значащими объяснениями о «техническом сбое». Нет, это не «слепой период» и не «затемнение», просто на той стороневозникли какие-то непредвиденные проблемы, к которым мы никакого касательства не имеем.

Первые впечатления Славика о базе NM-I оказались смазанными – очень хотелось пожевать горячего, растянуться на койке и вырубиться часиков эдак на десять. Спустились, прошли скупо освещенным изогнутым коридором, затем показалась металлическая лесенка ведущая к естественным пустотам в толще ледника, где были установлены сборные «цилиндры» жилых и технических модулей.

– У нас тесновато, – сообщил Фальке, отодвигая дверь-люк «цилиндра». – Надеюсь, четырехместная каюта не вызовет возражений? Душевая кабинка, ватер-клозет и микроволновка для разогрева индивидуальных рационов в наличии. Давайте я закажу на камбузе ужин? Дело нескольких минут. Вы пока располагайтесь.

– Хотелось бы знать, откуда у них энергия? – сказал Иван, сбрасывая с плеча сумку с вещами и ноутбуком. – Генератор? Запаха выхлопов дизеля в пещере я не почувствовал. На глубине в три сотни метров приходится решать множество проблем – утилизация мусора, отопление, термоизоляция жилищ, сброс сточных вод…

– Не все ли тебе равно? – Славик пощупал одеяло на верхней лежанке. Каюта смахивала на купе в дорогом фирменном поезде, разве что площадь побольше и окон нет. – Заметили, в пещере гораздо теплее, чем на поверхности?

– Минус пять-семь, по моим прикидкам, – отозвался Иван. – Обычное дело, доступ холодного воздуха снаружи ограничен, особый микроклимат. Думается, пещера здесь не одна… Попросим герра Фальке провести экскурсию?

– Только не сейчас, – взмолилась Алёна Дмитриевна. – Ужинать и спать!

В столовой приятно пахло домашней пищей и тайскими приправами. Восемь столиков, кухня за пневматической дверью, на стенках идиллические мещанские пейзажики с кирхами, овечками и старинными замками. Оказалось, один из сотрудников увлекается акварельной живописью.

– Картофельное пюре, шницели в соусе, сыр и зеленый салат, – провозгласил Фальке, как только «Smut»-кок принес блюдо с закрытыми крышками никелевыми тарелками. Сам кок отчетливо смахивал на подводника времен Второй мировой: аккуратно постриженная рыжая борода, черная пилотка без кокарды и такой же комбинезон, впечатление портил только умилительный фартучек с вышитой свинкой. – Клаус, нам кофе, даме – горячего молока с печеньем!.. Господа не стесняйтесь, приступайте – у нас тут запросто, по-семейному. Знаю, страшновато, но комплекс абсолютно безопасен, теоретически здесь можно пересидеть воздушный ядерный взрыв над «Ноймайером», особенно если уйти в карстовые пещеры под континентальной плитой.

– Существует вероятность? – подняла бровь Алёна.

– Мизерная. Однако, по нашим данным «Ноймайер» является одной из целей американских и русских стратегических сил.

– Это по каким данным?

– По оперативным, – неожиданно едко сказал Фальке и рассмеялся. – Ничего не бойтесь, столько лет прошло, а наши vis-à-vis с той сторонывполне самостоятельны и не проявляют назойливого интереса к жизни этого мира. За редкими исключениями.

…Наутро будить концессионеров никто не стал, времени на отдых предоставили с избытком. Ваня поднялся первым, забрался в душ, подивившись горячей как кипяток воде льющейся из смесителя, потом растолкал остальных.

– Без двадцати одиннадцать утра, между прочим, – отметила филологесса. – О нас забыли?

– Вряд ли, – Иван вытянул руку, указывая на крошечный шарик с мигающим розовым индикатором, установленный в углу под полотком каюты. – Камера наблюдения. Деликатные хозяева решили не тревожить гостей без острой необходимости. Мы разве куда-нибудь торопимся?..

Густав Фальке объявился вскорости, обходительно пожелал доброго утра и сообщил о некоторых трудностях сугубо технического характера. Рандеву откладывается скорее всего до вечера. Ну что, вначале – плотный завтрак, а потом осмотр достопримечательностей? Вы люди посвященные, с отличными рекомендациями, поэтому беречь от вас сомнительные тайны «Ноймайера» не имеет никакого практического смысла. Особенно с учетом предстоящего визита на ту сторону.

– Такие пещеры образуются в леднике в месте выхода внутриледниковых и подледниковых вод, – неторопливо повествовал Фальке, шаря лучиком фонаря по сверкающим искорками стенам. Экскурсию было решено начать с обширного зала, откуда уходил шурф на поверхность. – Коридоры между пустотами искусственные, прорубали своими руками на протяжении тридцати лет. Некоторые ходы пришлось прокладывать заново – после подвижек ледника. Давайте сходим к гавани, обещаю незабываемое зрелище!

– Гавань? – переспросил Иван. – Здесь?

– А где же еще? Не отставайте, человеку непривычному в лабиринте можно заблудиться, а системы слежения действуют не во всех тоннелях… Вас, конечно, быстро отыщут, но к чему ненужные приключения?

Под ногами хрустела галька, перемолотая за несчитанные века титаническим ледниковым массивом – вроде бы идешь по настоящей земле, но сверху над человеком тяготеют миллионы тонн замерзшей воды, случись завал, из этой могилы не выберешься.

Впрочем, герр Фальке уверен в себе и не испытывает малейших сомнений в надежности NM-I.

Славик насчитал восемь ответвлений в боковые коридоры – если по «главному пути» был проложен кабель с тусклыми лампочками, то черные дыры второстепенных тоннелей уводили в непроглядную тьму. Попадались пластиковые таблички со стрелочками – «Гавань», «Топливный склад», «Распределитель», «Узел связи». Подледный поселок-то гораздо обширнее, чем показалось вчера вечером!

– Случись мне работать балаганным фокусником, – Фальке остановился перед резким поворотом направо, – я бы завязал вам глаза, провел к берегу и сказав волшебное «Eins, zwei, drei!» сорвал повязки, насладившись эффектом. Придется обойтись без магии, но я все-таки надеюсь, что у вас крепкие нервы и обмороков не последует – я не захватил с собой нашатырь. За мной. Vorwärts!

…– Распроядрена мать, что это такое?? – первым не удержался Иван. Маска хладнокровия и флегматичности растворилась бесследно. – Ну ни хрена себе! Ни хрена!

– За гранью понимания! – нервно сказала Алёна, обводя взглядом панораму Гавани. – Ваня, закройте рот. Ворона влетит.

– В Антарктиде вороны не водятся, – проговорил глава концессии. – Скажите мне, что это галлюцинация! Ах-ты-боже-ты-мой, я ведь не верил! До последнего не верил!

– Коньяку? – отставной полковник Фальке чуток подтолкнул Ивана локтем и протянул открытую фляжку. – Берите, помогает. Двадцатилетний «Пьер Ферран», специально заказывал, люблю…

– Жюль Верн, «Капитан Немо», – Славик неожиданно для себя остался спокоен как камень. Подсознательно ожидал увидеть нечто подобное, при этом чувствуя постоянный и неослабевающий «зов» Двери, скрывавшейся под скалами. – Герр оберст, а где же сокровища? Алмазные россыпи и груды пиастров?

– У нас несколько иной профиль, – отшутился Фальке. – Так и будем стоять, господа? Идемте, покажу вблизи и отвечу на вопросы. Знаю, у вас их много.

– Погодите, – отмахнулся Ваня. – Дайте осознать! Прочувствовать.

– Zagadotschnaya russkaya dusha? – с нарочитым акцентом сказал Фальке и усмехнулся в усы. – Осознавайте сколько угодно, мешать не буду.

* * *

– Пещера «Айсхафен» в диаметре около тысячи двухсот метров. Образована двумя скалистыми мысами расходящимся конусом в виде латинской буквы V и вдающимися в море. Ледниковый купол находится на высоте сорока метров, немного дальше – вход в карстовые пещеры общей протяженностью до двадцати километров – это только исследованная часть, дальше мы не заходили. Подводный проход в Гавань находится на малых и средних глубинах, от тридцати до ста десяти метров, в зависимости от состояния ледника – умелому капитану не составит никакого труда проникнуть в «Айсхафен», но последний раз субмарины заходили сюда тридцать шесть лет назад и вряд ли появятся снова в обозримом будущем… Наши батискафы не в счет.

Предусмотрительный господин Фальке усадил концессионеров на скамеечки, поставленные незнамо когда и кем возле «Пирса № 3», извлек из висевшего за плечами рюкзачка объемистый термос и бутерброды.

Фляжка с нектаром «Пьер Ферран» переходила из рук в руки. Вот видно, что этот человек не раз бывал в СССР и приобщился ко многим русским традициями – какой нормальный немец станет пить коньяк и заедать его хлебом с горбушей вскоре после полудня?

– Скамьи интересные, – продолжал Фальке. – Сиденья сделаны из поддонов, использовавшихся в торпедных отсеках субмарин седьмого проекта, во-он, видите две такие стоят у западного склона? Значит, сороковые годы или начало пятидесятых.

– Вы меня с ума сведете! – схватился за голову Иван. – Вот это что за чудеса? Прямо перед нами? Не знаете? Это я не вам герр, Фальке, вы-то осведомлены лучше других!.. Славик? Настоящая атомная подлодка-охотник проекта семьсот пять «Лира», в классификации НАТО – «Альфа». Да их вообще теперь не осталось! Все на иголки порезали!

– Вы интересовались откуда энергия? – немец снисходительно улыбнулся. – Реактор на «Лире» до сих пор работает, видите на берегу кабели и отводные шланги для сброса воды по правому борту? Самая первая лодка этой серии, номер К-64. Опытный экземпляр оказался не самым удачным, но вместо списания его перевели сюда в качестве плавучей атомной электростанции – если трещины в сварном титановом корпусе не позволяют полноценно нести боевую службу, почему бы не потрудиться на ином поприще? Формально К-64 списана и утилизирована, на самом же деле она совершила скрытный переход через всю Атлантику и встала здесь на вечную стоянку в семьдесят четвертом году, по договоренности между правительствами ГДР и Советского Союза. Для атомной субмарины «Лира» совсем крошечная, подводное водоизмещение всего три тысячи тонн, лодка может без затруднений проскользнуть подо льдами в «Айсхафен». Она же является нашей гарантией от… От возможной атаки извне. С той стороны.

– Простите?

– Два боевых заряда на основе дейтерида лития мощностью в четыреста двадцать килотонн каждый оставлены на борту. При подрыве термоядерных устройств «червоточина» будет навсегда погребена под слоем расплавленной породы.

– Неужели вы ихнастолько боялись?

– Опасались. Небезосновательно, учитывая бурное прошлое. Отсюда более чем серьезное обеспечение, теперь оставшееся в ведении немногих… Как говорили в прежние времена – немногих энтузиастов. Которые сами хоронят своих мертвецов…

Славик не зря вспомнил принца Даккара, известного любителям литературы под именем капитана Немо. Предназначение громадной пещеры сомнений не вызывало: закрытая стоянка подводных лодок. Три пристани, две по краям гранитных мысов справа и слева, центральная – искусственная, из полузатопленных понтонов.

В гавани укрылись девять субмарин, включая К-64. Свет дают прожектора, лучи направлены вверх, на ледяной свод, кажущийся одним огромным алмазом, переливающимся всеми оттенками густо-лазурного, голубого, снежно-белого и изумрудного.

Труда в «Айсхафен» вложено немало – скальные выходы обработаны каменщиками, поверхность импровизированных пирсов ровная, ходи как по асфальту. Несколько компактных подъемных устройств для приема грузов с лодок – краны невысокие, от силы метра три считая со стрелой, – но ведь их как-то сюда приперли и установили!

На каменистом берегу в центре полуразвалившийся барак, ржавые ребристые ящики, неработающие лебедки, и даже два транспортера, сразу опознанные Иваном как «Кеттенкрад», полугусеничный мотоцикл высокой проходимости. Сдвоенная зенитная пушка на станине – 37-миллиметровый Flak, вероятнее всего снятый с подводной лодки. И еще полным-полно разного хлама, не поддающегося быстрому опознанию.

– За такую коллекцию артефактов любой собиратель военной техники выложит состояние, – признал Ваня. – Субмарины на ходу?

– Смеетесь? – господин Фальке посмотрел недоуменно. – Им по шестьдесят с лишним лет, ценное оборудование давно демонтировано и… И отправлено куда следует. Видите большую лодку двадцать первого проекта, бортовой номер U-3039? Она сравнительно комплектна, я забирался внутрь несколько лет назад, но это не боевой корабль, модификация – подводный транспорт. Торпедный отсек переделан под грузовой. Остальные корабли навсегда выведены из строя, еще около дюжины затоплены на шельфе, недалеко от берега – мы спускались на батискафах, фотографировали.

– Выходит, двадцать лодок, – задумчиво сказал Иван. – Это ведь далеко не весь эвакуационный флот? Их было больше?

– Наверняка, очень уж солидный объем грузов, да и пассажиров немало. Одному Богу известно, сколько штатных единиц Кригсмарине упокоилось на дне Южного океана. В документах они проходят как пропавшие без вести или погибшие в бою, а на деле – потоплены экипажами где-то неподалеку…

– Прямо мировой заговор какой-то, – сказал Славик. – Тамплиеры, ни дать, ни взять.

– Почему заговор? Наоборот, тщательно спланированная и осуществленная на очень высоком профессиональном уровне операция, изначально разрабатывавшаяся как исследовательская миссия на ту сторону. Когда будущее начало рисоваться в угрожающих красках и стали отчетливо видны перспективы неминуемого краха, проект «Эндцайт» заработал в другом направлении – спасении того, что можно было спасти. А спасать пришлось многое, причем руководство программы осознавало, что сохранять жизни виновников грядущей катастрофы не имеет смысла. Подчиненные не поймут. Никто не поймет.

– Когда же пришло осознание? – спросила Алёна.

– Раньше, чем вы думаете. Старт операции – 27 мая 1942 года. Помните, что тогда случилось?

– Нет, нет, – одновременно ответили филологесса со Славиком. Иван промолчал.

– Покушение на начальника Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха в Праге. Очень странное покушение с не менее странными последствиями. Официальная версия: после тяжелого ранения Гейдрих умирает в госпитале 4 июня, убийцы – английские агенты чешского происхождения Йозеф Габчик и Ян Кубиш, – были выданы нацистам еще одним диверсантом из их группы и при попытке ареста покончили с собой. Предатель затем работал в гестапо, после войны повешен чехословаками.

– Пока не вижу ничего странного, эта история общеизвестна, – сказал Иван.

– Дослушайте. Бомба, которую Габчик с Кубишем бросили в машину Гейдриха взорвалась за автомобилем, обергруппенфюрер получил всего лишь перелом ребра и осколочное ранение в селезенку. Его доставляют в больницу, оперируют, из Берлина прилетает личный врач – травмы далеко не самые тяжелые, на фронте и не такое случалось! Гейдрих был здоровым тридцативосьмилетним мужчиной, спортсменом, чемпионом Олимпийских игр в Берлине, его лечили лучшие специалисты, но… Глава РСХА и имперский протектор Богемии и Моравии неожиданно умирает якобы от сепсиса – это при том, что в Третьем Рейхе уже были разработаны и использовались первые антибиотики и сульфаниламиды! Хоронили Гейдриха в закрытом гробу, кстати – пышная церемония, национальный траур, рыдающая жена Лина фон Остен, крупные заголовки во всех газетах мира.