Текст книги "Однажды в России"
Автор книги: Андрей Корф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Серега схватил Гену за шиворот второй рукой и развернул к себе, как перышко.
И Гена с ошеломляющей ясностью понял, что ошибся. Сидящий рядом Серега был не Серегой. Он обознался.
Чувство гадливой жалости едва не вывернуло его наизнанку. Вдобавок ко всему, пошел ледяной осенний дождь.
Гена с пьяным куражом подумал, что из этой ситуации есть только один выход. Привести бомжа обратно на презентацию и тут же, на глазах у холеной своры, всучить ему ключи от Мерседеса... Потом Гена посмотрел на то, что осталось от ног "Сереги".
Встал и достал бумажник.
– Вот, держи. – Чего? – Держи, говорю. И прячь получше. Это большие деньги. – А водку тоже отдаешь? – Забирай. – Ну? – Чего "ну"? – Будешь дальше про свою телку и корешей заливать? – Нет. Прощай... братишка... – Тамбовский волк тебе братишка... – солдат сделал большой глоток и попытался выпрямиться. Но по дороге заснул и снова покосился под дождем страшной пародией на Пизанскую башню.
Гена отошел от руин незнакомого человека и слился с толпой. Он пошел куда глаза глядят и был благодарен дождю, который хлынул, как из ведра. Дождь как будто смывал грязь, против которой не помогают ни мыло, ни шампунь...
* * * Дождь лил как из ведра. Темень за окном была бы непроглядной, если бы не редкие фонари. Они на бегу заглядывали в темное купе и уносились дальше по своим фонарным делам.
Им не было никакого дела до двух фигур, которые... любились? боролись? Неизвестно.
Но сплелись на одной из полок в рычащий клубок.
Нежности в этом клубке не нашлось места. Долгая дорога, которой Гена и Катя возвращались домой и которая была в сотни раз длиннее расстояния Москва – Энск, требовала финального танца на обочине. Этот танец без музыки был зол, молчалив и совершенно непохож на салонное танго.
Слова расползлись, как тараканы при щелчке выключателя. Только спугнул их не свет, а темнота.
Мокрые от слез щеки и закушенные губы стали немым знаком близости. Той беспощадной близости, которая невозможна даже с родным человеком. И может случайно возникать с чужими.
В пути. На обочине.
Остается только напомнить еще раз, что шел дождь...
* * * Бетонка к загородной вилле казалась последним островом твердой земли вокруг океана грязи. По щиколотку в грязи стояли сосны. Кусты провалились в грязь по пояс. Трава и вовсе оказалась на дне. А дождь все не кончался.
Дворники на лобовом стекле работали, как бешеные, но толку было мало. Видимость была отвратительной. И ранние сумерки только усиливали ощущение нереальности дороги.
– Вот это покрытие! – с чувством сказал Страшила. Он был за рулем, и мрачная погода подействовала даже на его бесшабашный нрав. – Все настоящие дачи начинаются с дороги! – Да, – отозвался Генка. – Без нее не доехали бы. – Без нее тут на "Хаммере" не проедешь... Слышь... – Ну? – Шишка то наша земляк твой, как выяснилось. – Да ну! Тоже из Энска? – Ага. – Может, я его знаю? – Вряд ли. Я ему твою фамилию называл, но он не припомнил. – Тогда какая разница? Земляк, не земляк... – Не говори. Он как об этом услышал, так сразу согласился на встречу. А до этого нос воротил. – Чего тут удивляться. Кто мы ему? И зачем? – Не скажи. – До сих пор не понимаю, зачем мы едем. – Делай как я говорю. Плохого не посоветую...
...Охранник на воротах пристально изучила гостей. Потом без особых улыбок – не велики гости – показал дорогу к дому. Еще минуты две ехали по территории виллы. Страшила оглядывался по сторонам и присвистывал. Было от чего...
В холле их ждал холуй, которого Страшила обхаживал на презентации. Он, в отличие от охраны, был приветлив и гостеприимен. Провел гостей в каминную и усадил в глубокие кресла.
– Где сам? – панибратски шепнул Страшила. – Георгий Палыч сейчас выйдет, – строго произнес холуй и посмотрел на Страшилу так, будто прошлой ночью не прогулял с ним штуку баксов в неброском клубе без вывески. -Угощайтесь пока.
Угоститься было чем. И Страшила приступил к выполнению хозяйского указа. Гена закурил и огляделся.
Самым видным местом в каминной была стена с роскошной коллекцией холодного и огнестрельного оружия. В центре, окруженное шпагами и пистолетами, висело батальное полотно знаменитого русского живописца. Подлинник, конечно...
– Слыш, Ген, – пробурчал Страшила с набитым ртом, – мы что, в музее? – Ага. В роли экспонатов, – тихо сказал Гена. Страшила его услышал и неодобрительно покачал головой.
Гена посмотрел на старинные башенные часы. Трудно было поверить, что они отмеривают то же время, и суетливая китайская штамповка. Может быть, все дело было в том, сколько им уже пришлось пройти?..
Еще три минуты прощелкали, как затвор, прежде чем дверь со второго этажа отворилась. Выскочила шустрая девочка с крахмальном фартуке, подбежала к столу и смахнула несуществующую пыль. Потом поправила приборы.
Дверь отворилась снова, но и на сей раз это был не хозяин. Старый знакмоый холуй выскочил на лестницу и понесся вниз. Благоговейно запыхавшись, он остановился позади хозяйского кресла. Видимо, прислуживать за столом было частью его секретарских обязанностей.
Наконец, появился сам. Гена понял это по тому, как икнул Страшила. А после этого уставился Гене через плечо, лихорадочно дожевывая последний кусок.
Гена не обернулся и стал спокойно ждать, когда босс окажется в поле его зрения. Ему было любопытно взглянуть на земляка. Вдруг, и вправду виделись?
Что-то смутно знакомое мелькнуло в памяти, когда он пожимал руку подошедшему. Но не оформилось в ясный образ.
– Георгий Павлович, – засуетился холуй – знакомьтесь. Это – Коля, а это Гена. Я вам рассказывал о них, помните? Ребята подают большие надежды. – Да вы садитесь, – спокойно произнес пришедший. – В ногах правды нет.
Все сели, кроме секретаря.
Старые часы были единственным оратором еще минуту. Все это время хозяин внимательно разглядывал обоих ребят. Потом обратился к Страшиле.
– Это ты из Энска, Коля? – Нет, Георгий Палыч. Гена. – Страшила на всякий случай показал рукой на Гену, как будто в комнате могли быть еще люди из Энска. – И где ты там жил? – орудийная башня медленно развернулась на Генку. – На Жукова. – Соседи, – довольно сказал Г.П. и сделал неуловимое движение к бутылке. Тотчас сзади налетело, откупорило и разлило по рюмкам. Потом почтительно замерло снова. – Ну, что, земляк. Давай, что ли за наш с тобой Энск?
Он неуловимо подчеркнул "наш с тобой", будто город теперь принадлежал им двоим.
Выпили.
– Давно отуда? – Пятнадцать лет. – Долгая разлука... Почти совершеннолетняя... Скоро ебать можно будет...
Секретарь сзади зашелся в хохоте. Не очень громком, чтобы не мешать разговору, но достаточно страстном, чтобы дать понять, что шутка на редкость хороша. Страшила поддержал. Гена улыбнулся.
– Ладно. Еще по одной – и к делу... – Георгий Палыч! – выступил Страшила. – Ну? – Мы тут подумали. И решили, что к такому хозяину без подарка грех приезжать... – Подарка? – хозяин нахмурился, – Какого подарка? – Наслышаны, что вы – большой любитель оружия. Ваша коллекция по всей Москве гремит. – На то оно и оружие, чтобы греметь... – по ласковому взгляду на арсенал стало ясно, что это – слабое место хозяина и предмет его настоящей страсти. – Мы тут захватили с собой одну вещицу, которая может вам, показаться интересной... – Ну? – Георгий Палыч даже заволновался самую малость. Секретарь сади бился в истеричный унисон и ловил собственные глаза, вылезающие из орбит. – "Беретта-92", 1975 года. Из первой серии, в идеальном состоянии. 9 миллиметров, пятнадцатизарядный. Пришлось поискать, конечно, но... сами понимаете... В ваш дом без подарка... – Хм... Рабочий? – Смазан и заряжен. Три коробки с патронами прилагаются. – Показывай... Нет... Постой минутку... Семен!
Секретарь вытянулся в звенящую струну.
– Пойди-ка разберись с охраной. Они что там? Охуели?! Порнуху по ящику смотрят? Мимо них со стволом и тремя коробками маслин идут, а они там яйца чешут?!
Секретарь растаял в воздухе, потрескивая искрами из глаз. Страшила сидел ни жив ни мертв. Вот тебе и подарок, читалось в его квадратных глазах. А Гена спокойно рассматривал хозяина и пытался вспомнить, где же он его видел...
Долгая пауза. Видимо, все в этом доме прислушивались к мнению часов.
– Ну, доставайте, прохвосты. Знаете, чем старика ублажить...
"Старик" был всего на пару лет старше Гены и Страшилы. Хотя вел себя и впрямь лет на двадцать вальяжнее.
Только когда он потянулся к пистолету, и его вторая рука неестественно прямо повисла в воздухе, Гену ударило током.
Георгий... Жорик... Жмурик... ЖУРИК!
Он замер в кресле, боясь выдать эмоции. А хозяин, тем временем, взвесил на ладони тяжелый пистолет.
– Славная игрушка. Надо бы попробовать. Пойдемте, гости дорогие?..
* * * ...Ни Гена, ни Катя не заметили в общем бреду, как мелькание полос на стенах замедлилось и остановилось вовсе.
Зато старухи на платформе не пропустили ничего. Одна из них даже выронила ведро с яблоками и перекрестилась по старинке.
В окне поезда прямо над своей головой она увидела голую ведьму с растрепанными волосами. Вокзальный фонарь бил ей прямо в заплаканные глаза. Девица стояла враскорячку, опершись локтями на стол, а сзади черной тенью бился мужик. То ли одетый, то ли мохнатый... Кто их, чертей, разберет... Рот ведьмы был распялен в неслышном отсюда стоне...
– Батюшки святы, – пробормотала старуха. – Дожились...
Она перекрестилась еще раз и стала собирать раскатившиеся яблоки. А поезд, постояв немного, пошел дальше.
Следующей остановкой поезда был город Энск.
* * * Тир Георгия Палыча был похож на каземат. Гена подумал, что это было сделано нарочно. Он находился в подвале. Здесь было холодно, и только потолок расплылся потом, как майка марафонца.
– Красавец... – прошептал Журик и, поднеся пистолет ко рту, передернул затвор зубами.
Потом нажал на кнопку вполне современного селектора и коротко бросил:
– Каштанку ко мне. Я в тире.
Потом обернулся к ребятам.
– Сами-то как стреляете? – Куда нам до вас, – сказал Страшила. – О вашей меткости легенды ходят. – Да уж, – Георгий Палыч казался польщенным. – Хорошие учителя были... – А мы и в армию не сходили, – интимно сообщил Страшила. – А в армию и мы не сходили. Пусть другие маршируют. Правильно? – Конечно! – поддакнул Страшила. – Правильно, Гена? – нажал Журик.
Генка вызывающе молчал.
– Что-то Гена у тебя не очень разговорчивый. А, Коль? – Сам с ним мучаюсь, – Страшила пытался превратить все в шутку, отчаянно глядя на Генку. Он почуял неладное, еще когда они спускались по лестнице вниз.
Гена тем временем брел по колено в прошлом. Журик, держащий Анюту за руку... Журик, стоящий под окнами школы и глядящий наверх, прямо в глаза маленькому мальчику... Журик на плече у Александра Ивановича...
Гена ощутил себя настолько там и тогда, что почти не удивился, увидев Анюту...
...Ее вел все тот же холуй. Она, совершенно голая, шла по холодному полу на четвереньках. На шее у нее был собачий ошейник, поводок которого заканчивался в руке у холуя...
Болезненное безразличие, сродни затишью перед тайфуном, охватило Гену с ног до головы. Из тишины тихо вышел и встал рядом невидимый Черный. Давненько тебя не было, подумал Гена. И нехорошо улыбнулся. Как оскалился...
– Улыбается... Значит, согласен. – цепкие глаза Журика внимательно ощупали Генкино лицо. Как бы ничего не заметили и как бы отпустили.
Секретарь подвел Аню к дальней стене тира. Отпустил поводок и отошел в сторону. Анюта не двинулась с места.
– Каштанка, стоять! – тихо скомандовал Журик.
Аня встала и опустила руки по швам.
– Вот, – сказал Журик. – Прошу любить и жаловать. Мой домашний зверек... Ласковый и нежный. Купил по случаю. Живет уже полгода, на волю не просится... Еще бы... За такие бабки...
Страшила попробовал присвистнуть, но только зашипел, как проколотая шина. И ему было не по себе.
– Самое смешное, что она тоже из Энска. Правда, Каштанка?
Анюта коротко гавкнула.
– Вы, часом, не знакомы? – Нет... – Гена не услышал собственного ответа. Уши заложило напрочь. – Жаль. Люблю, когда встречаются земляки. Степан!!!
Холуй и впрямь был волшебником. По меньшей мере, фокусником.
Откуда ни возьмись, у него в руках появились две бутылки водки. Он подошел к Ане и, коротко цыкнул на нее. Она развела руки в стороны и встала ровно, как свеча.
Секретарь вложил по бутылке в каждую ладонь и отошел в сторону полюбоваться на свое произведение.
– Хороша, – восхищенно крякнул Журик. Потом не спеша поднял пистолет и прицелился. – Ну что, орлы? В левую или в правую? Что примолкли? – В ллл... в ллевую... – прошипел Страшила. – В левую, так в левую... – Журик повел стволом.
Аня стояла неподвижно. Только бутылки в руках едва заметно дрожали. Наверное, ей было холодно стоять голой в сыром подвале. Но, судя по всему, это не было ей в новинку.
Журик, не выстрелив, медленно опустил пистолет. Страшила не смог удержать шумный вздох облегчения. Генка стоял камнем.
– Ай-ай-ай... Я плохой хозяин! Всегда был и останусь плохим хозяином! Журик виновато покачал головой. – Надо было предложить гостям первый выстрел! – Он пожал плечами. – Что ж... Это не поздно исправить.
Он подошел к Страшиле и протянул ему пистолет. Тот в ужасе замотал головой и спрятал руки за спину. Ничуть не удивившись, Журик подошел к Гене и протянул пистолет ему.
– Не лук, конечно, – сказал он. – Но твой друг не отказался бы от такого оружия, правда? Как его звали?.. Эээ... Сергей, если мне не изменяет память?.. – Его губы улыбались, но в глазах потемнело. Ничуть не изменившийся и ничего не забывший волк.
Гена, как во сне, взял оружие в руку. Пистолет показался очень тяжелым. Но не тяжелее ненависти, затопившей душу. Гена чувствовал ненависть каждой клеткой тела. Он целиком состоял из ненависти. Только не мог придумать ей имя. Журик? Аня? Страшила? Холуй Степан? Гена?
Безымянная ненависть подняла его руку с оружием. Черный человек подошел сзади и спокойно придержал его за запястье. Чтобы не дрожало.
Лицо Анюты над мушкой показалось очень далеким. Но даже отсюда Гена видел, как сильно она постарела. Прежними остались только глаза. Теперь они смеялись еще громче прежнего.
Гена прицелился прямо посередине между этими хохочущими черными глазами. И поймал себя на мысли, что уже делал это прежде. Память наполнила рот смородиновым привкусом. На стволе проступил самодельный орнамент старой алюминиевой трубки...
Красные кляксы от ягод были так похожи на кровь... Одна... Вторая... Третья...
– Пиф-паф, – прошептал он.
И медленно опустил пистолет. Потом, встряхнув головой, бросил его на стол.
– Тук... – разочарованно сказала железка.
* * * Тук... Тук-тук...
Гена, бредивший наяву, очнулся. Он лежал на своей полке. Рядом, пристроившись, как котенок, спала Катя.
Тук-тук-тук...
– Ггггеннадий Андреевич! Ккккатя! Энск!
Гена вздрогнул и тихо позвал Катю.
– Катюша! Просыпайся! Приехали... – ... – Катя! Екатерина Сергеевна!
Катя открыла глаза и посмотрела куда-то мимо, на стену. В ее глазах туманом стоял сон.
– Что? – Энск, Катюша. Приехали.
Она вскочила и спохватилась, что не одета. Кое-как прикрывшись рукой, начала хватать вещи.
– Мне выйти? – спросил Гена. – В таком виде? Лежи уж... Только глаза закрой.
Он послушно закрыл глаза и вытянулся на полке. Сквозь веки ударил свет: Катя щелкнула выключателем. Вокруг стоял нервный шорох.
В темноте медленно проявился живой снимок. Старый, но не пожелтевший от времени. На перроне, в стороне от толпы, стояли дети. Они были возбуждены "взрослой" ситуацией и держались чинно-благородно.
Колька – Рошфор стоял в новых джинсах и боялся пошевелиться. По правде сказать, он еле влез в заморскую обновку и не смог разносить ее за пятнадцать лет. Толстушка Констанция стояла с сонным видом, как будто не понимала, кто ее сюда позвал и зачем. Несчастная Ленка оглядывалась по сторонам в поисках Сереги... Остальные, казавшиеся такими чужими тогда и ставшие такими родными теперь, толпились вокруг в ожидании.
Из подошедшего поезда вышло совсем немного людей. Большинство из них ехало дальше.
Сначала вышел человек с двумя чемоданами и растворился в объятиях встречающих. Ему нет места в этой истории.
Потом в проеме тамбура появилась красивая девушка с уродливой сумкой через плечо. С прической набекрень, а точнее говоря, без прически вовсе. Покачнувшись, она спустилась на перрон и посмотрела назад.
Наконец, на площадку вагона вышел мальчик Гена. Ему было снова двенадцать лет, и взрослый чемодан казался больше хозяина.
Вместе с ним спустился невидимый дирижер. Немного похожий на ялтинского дядю Сему, он выдержал паузу и взмахнул палочкой.
Грянула музыка.
В тот же миг перрон взорвался воплями. Детвора, узнав пассажира, бросилась навстречу. И он сам будто не спустился, а рухнул в набежавшее тепло. Его хлопали по плечу, обнимали и целовали, а он только счастливо оглядывался и молчал...
Поезд, тем временем, тронулся дальше. На площадке тамбура остался старый проводник с собачьими глазами. Он глядел на детей, пока не скрылся из вида.
А музыка набирала громкость.
Дети образовали настоящую кучу малу. Кто-то уже упал в образовавшейся давке, вокруг с хохотом помогали подняться... Строгий энский перрон молчал. Бабка с яблоками (и водкой под полой) обошла гоп-компанию стороной...
...И Катя стояла в стороне. Она смотрела на компанию взрослых людей, которые вели себя, как дети. Обнимались, орали, открывали шампанское. И все до одного лезли целоваться с Геной. С ее Геной. Неведомая сила мешала Кате просто уйти. И она стояла, как дура, ожидая простого оклика:
– Катя!
Но Генка будто растворился в толпе. Он орал вместе с остальными, обнимался с незнакомыми тетками и, казалось, был совершенно счастлив. Катя перестала узнавать своего попутчика.
– Колян! Ну, ты даешь! А ведь был меньше всех! Вот это каланча вымахала! Инка! Эх, ты... А я тебе платье привез от Кардена... Сколько детей-то? Да ты что? Нет, я не собрался еще... Сам знаю, что пора... Василий... Наше вам... Погоди, я только что выпил... Да погоди, говорю... А, ладно, наливай... Леночка... Прекрасно выглядишь, милая... Петрович, наше вам... А это кто такой лысый? Игорек? Нет... Скажи, что пошутил... Ты же гордился своим чубом! Кирюха!.. Танька... А ну, дайте мне до нее дотянуться... Отвернулись все! Быстро!..
Вдруг музыка смолкла. Перрон попал в капкан стоп кадра, по которому, сильно прихрамывая, шел мальчишка с луком за плечами...
Гена отделился от толпы друзей и пошел ему навстречу. Следом робко зашагала Леночка... Потом ожили остальные. Время взяло стоп-кадр за загривок тишины и понесло дальше, слегка прикусив материнскими клыками...
Сергей шел навстречу толпе. Сталь в его взгляде грелась и таяла, как простой свинец... Офицерская выправка, парадная форма... Все вдруг стало не по размеру велико Волчьему когтю. Он остановился и раскрыл руки.
Генка влепился в него всем телом, и остальным пришлось обнимать застывшую в молчании пару друзей...
Музыка грянула снова, признав своего.
Под эту музыку пили и танцевали. Под эту музыку шептались и плакали. Под эту музыку билась в истерике Ленка, зря прождавшая столько лет... Под эту музыку в туалете блевал Игорек, который потерял работу и спился за два года. Под эту музыку Инка – Констанция рассказывала о своих детях, и все смеялись, не забывая подливать в рюмки и бокалы... Под эту музыку Генка и Серый сцепились на балконе, выкурив по пятой сигарете подряд... Под эту музыку пролетела ночь в квартире "Рошфора", ничем не напоминающей апартаменты любимца кардинала...
А еще раньше под эту музыку, не слыша ее, ушла с перрона красавица с уродливой сумкой. В которой лежала несбывшаяся сказка...
А потом музыка закончилась, и началось утро...
* * * ...Коридоры пустой школы взорвались звонком.
Как будто вернувшись из прошлого вместе с эхом, в пустом коридоре появился Александр Иванович. Он сильно постарел, но глаза горели прежней лихорадкой и стали даже ярче.
Александр Иванович прошел по новенькому, после ремонта, коридору и открыл дверь в свой класс.
Дружные аплодисменты бывших учеников встретили его в дверях. Он с улыбкой посмотрел на класс. Все притихли и молча смотрели, как он идет к своему столу, на котором стояли бутылка шампанского и бокал.
– Прошу садиться, – сказал Александр Иванович.
Все шумно расселись. Иные уже с трудом помещались за партой. Пустовало несколько мест, в том числе места Ани и Гены.
– Если мне не изменяет память, – сказал Александр Иванович, – мы остановились на новейшей истории России. Надеюсь, вы хорошо подготовили урок?
В ответ раздались смешки. Инка в комическом ужасе закатила глаза. После бессонной ночи возраст "старшеклассников" был виден издалека.
– Я думаю, – продолжил Александр Иванович, – что первым стоит вызвать к доске Сергея Гончара. Сережа!
Сергей встал со своего места и направился к доске. Утром его хромота была еще заметнее.
– Спрашивайте, Александр Иванович.
Старик тихо открыл шампанское, налил себе в стакан и отхлебнул, как чай. Все примолкли. Александр Иванович близоруко оглядел класс.
– Почему нет Гены Черенкова? – Болеет, наверное... – После вчерашнего, – добавил кто-то. Все засмеялись. – Жаль. Я хотел его поблагодарить. – За что, Александр Иванович? – За то, что он оплатил капремонт школы. Знаете... Благодаря ему, у нас теперь даже компьютерный класс есть. Так то... Я, правда, ничего в этих ящиках не понимаю... Жалко, что Гена не пришел... – Уехал, наверное... Он же у нас деловой человек! Новый русский... – Все вы здесь – новые русские. Это только я – старый. – Не только, – тихо сказал кто-то. – Вот как? – Александр Иванович строго поглядел в класс. – А не рано вам, в старики-то записываться? – А нас в новые никто не записывал, – зло сказал лысый Игорек. – В другой стране выросли... – добавила Инна. – Вы же сами нас другому учили...
Класс загудел. Александр Иванович встал и, повысив голос, перебил общий шум.
– И чему же я вас учил, позвольте спросить?
Он грозно, как прежде, оглядел зал.
– В Империи жить, – сказал кто-то. – Ах, в Империи... Ну-с. И кто же вам теперь мешает? – Все, кому не лень. – Неужели кому-то что-то здесь еще не лень? А по вам не скажешь. Вас двести миллионов застранцев, которых, видите ли, в новые русские не записали... А может, вам просто лень задницу от стула оторвать и записаться сходить? Может, вам приятнее клювы разинуть и глотать навоз, который из телевизора лезет?.. Нет, братцы-кролики... Вы уже не дети, чтобы за вас решали... И пока вы будете ждать, пока вас кто-нибудь куда-нибудь запишет, эта самая Империя у вас под ногами расползется! Как вешний лед. До берега добежать не успеете. Да и не будет у вас никакого берега...
Он трясущейся рукой достал из кармана пузырек с таблетками и положил одну под язык.
– На костях... Вся история на костях... Учу этому уже двадцать лет, а передо мной сотни других учили... Да чему же вас научишь, идиотов... Рожать рабов? Это вы и без меня умеете... Какой зверь будет в неволе размножаться? Только человек... Который звучит гордо, между прочим! Гордо! А вы из ржавой клетки в алмазную перепрыгнули! Наговорились в кухонных тараканниках о загадочной русской душе, теперь ответы на загадки норовите прочесть?.. Вверх тормашками? А для этого на голову встаете? На ногах нужно ходить, на ногах! Топтать эту землю, как петух курицу топчет!.. Топтать! Пока нестись не начнет!..
Александр Иванович сел и отхлебнул шампанского...
– Вот такой у нас юбилей получается... Сереж... Ты извини старого дурака, что стоять заставил. К тебе-то моя речь не относилась. Знаю, что геройски служишь... Может, ты нам и расскажешь, что же такое новейшая Россия?..
Сергей посмотрел в окно и помолчал.
– Нет, Александр Иванович. Ставьте двойку... – он невесело улыбнулся, зато у меня есть ответ на другой ваш вопрос. – Какой? – Где Гена Черенков. Вон он.
Серега показал на улицу. Класс бросился к окнам.
...Далеко от школы, по Трубе, карабкалась маленькая человеческая фигурка.
* * * ...84. Именно здесь мальчишка, оставленный своим Черным человеком, приготовился умирать. Но не умер. Теперь Черный был не нужен. У Гены хватало собственных сил. И не нужно было ведерко с краской, потому что не осталось имен, которые хотелось бы выкрикнуть на весь мир. 85... "А" и "Б" сидели на Трубе... 86... "А" упало... 87... "Б" пропало... 88... Только "и". Долговязое латинское "i", над которым расставлены все точки...
89... И она. Труба... Ей некуда падать. Она будет стоять здесь всегда. В иное время другой мальчик придет к ней за ответом. И тоже найдет его. А сколько их было в прошлом, знают только ржавые скобы. И ледяной ветер. И этот, не долетевший до небес, воздушный змей... 90... 91... 92... 93... 94... 95... Маэстро! Громче музыку!.. 96... 97... 98... 99...
