Текст книги "Однажды в России"
Автор книги: Андрей Корф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Неужели снова деньги, подумал он. И, как всегда, оказался прав.
Ностальгия, которой решительно не было места в этом бардаке, размотала нить воспоминаний. И под аккомпанемент чужой паники дядя Сема вспомнил время оно, когда его фокстрот был еще совсем новым и даже немного скандальным танцем. Тогда тоже меняли деньги. И паники было никак не меньше. Вот только запомнилась не паника, а... как ее...
Людочка?.. Любочка?..
Катаракта воспоминаний погрузила в туман реальность, но дядя Сема успел разглядеть мальчика, который подсел к обиженному толстяку. О чем они говорили, музыкант не слышал, но по внушительным пачкам денег в руках собеседников понял, что происходит. Ничего нового для дяди Семы в этой ситуации не было. А вот мальчишка, похоже, оказался в ней впервые. Он заметно нервничал и все время оглядывался по сторонам.
Это пройдет, подумал дядя Сема. И снова угадал.
За окнами носилась толпа. Выстраивались и таяли непонятные очереди. Люди сбивались в кучки и горячо обсуждали новости. Дядя Сема почувствовал, как много работы будет у мальчика, за которым он наблюдает. Если только ему хватит денег. Потом пауза истекла.
Мальчик встал и ушел, поглядев на толпу снаружи, как на тарелку с едой. Толстяк, повеселев, заказал шашлык и помахал в воздухе тонкой пачкой новых денег.
А дядя Сема поднял кларнет, и вся Ялта услышала первый такт фокстрота. Который уже давно перестал быть скандалом, но еще не разучился обращать в танец бессмысленное шарканье ног и копыт...
* * * – Ну?
Страшила посмотрел на Генку с вызовом. С первого взгляда было понятно, что новый костюм идет ему куда больше злосчастных бананов. В костюме Страшила становился на по летам солиден, его полнота обращалась дородностью.
– Красавец, – улыбнулся Генка. – Все бабы теперь твои. – Ха! Мне теперь все не нужны. Я теперь выбирать буду. – Давай, давай...
Друзья, разбогатевшие за три дня, не спеша шли по торговым рядам Лужников. Новое чудо – частный рынок – прижилось в вечно торгующей Москве моментально. Теперь странным казалось, что вчера на месте орущего торжища простирались пустынные аллеи главного споркомплекса страны. От вчерашнего дня Лужи осталась только музыка, да и та сменила марши на попсу и гремела вразнобой из сотен динамиков.
Генка бродил по рынку с удовольствием. Несмотря на толкотню и хамство, рынок был полон жизнью. То есть тем, чего Генке категорически не хватало дома.
Страшила сиял. Он шел впереди Генки, осторожно помахивая бутылкой дорогого "Туборга". Чтобы не пролить на костюм. Неизвестно где, он успел потратить уже всю свою долю и теперь сердился на Генку, что тот своей угрюмостью мешает ему веселиться дальше.
– Смотри! – Страшила показал на кожаную летную куртку. – Тебе пойдет. Бери! Будешь как Чкалов, только без крыльев... – Да ну ее! – Давай, давай. Вот и штаны крутые, для комплекта. Почем штаны, хозяйка?
Сорокалетняя тетка, поджарая и улыбчивая, отозвалась мгновенно.
– Пятьдесят. – Сколько?! – Тебе за сорок пять отдам. – А за сорок? – А за сорок сам за ними поедешь. – Куда это? – Куда хочешь. В Венгрию, в Югославию... В Турцию... – И поеду! – И езжай. – А с курткой сколько? – С курткой – сто двадцать. – Сто двадцать?! – Ты на материал посмотри. На шов тоже. Это качество, не ширпотреб. – Так уж и не ширпотреб, – улыбнулся Генка. – А ты походи по рынку. Если лучше найдешь – бери там. Только не найдешь. – Значит, в Турцию, говорите... – задумчиво протянул Гена. – Да куда угодно. А тебе то что? Тоже челночить собрался? – Выпить хотите? – спросил Гена.
Страшила с удивлением поглядел на друга. Чтобы разборчивый Генка, который в последнее время вообще не обращал на девчонок внимания, вдруг начал клеить эту старую кошелку... Странно. К тому же, в новом костюме Страшила поднялся сам над собой и теперь иначе, чем на фотомодель, не был согласен.
– А кто ж не хочет, – охотно откликнулась тетка, – у меня и сухой паек есть на закуску. Бутылка ваша. – Ага. Страшила, сбегай за пузырем. Что-то я замерз. – А как я замерзла! – подмигнула тетка, – холодно у вас, в Москве-то. Даром, что лето на дворе.
Страшила пошел за бутылкой, пожав плечами.
– А сами откуда? – С Украины. – Крым? – Карпаты. Львов. – Понятно. И давно челночите? – Уж полгода как. – Удачно? – По разному. На дворец не насобирала. – Что так? – Четверо по лавкам. Насобираешь тут. Опять же – одна мотаюсь. – И что? – А ты потаскай эти сумки с товаром. Мало не покажется. – Куда ездите? – В Югославию. – Выпускают без проблем? – Какие там проблемы... Было бы только приглашение. – От кого? – От югослава. – Зачем? – Для визы. Да ты и впрямь, что ли, челночить собрался? – А живете у того, кто пригласил? – Ага. В его кровати спим... Да ты знаешь, сколько он таких писулек в день заполняет? Попробуй, приедь к нему. Сесть негде будет. – А где живете? – Когда как. В теплую погоду на пляже спала. – Не воруют? – Нет. Тамошние не приучены, а наши пока боятся. – Надолго ли... – Да уж... – Нашел! – Страшила был тут как тут с пузырем водки. – А чего ее искать то? – удивилась тетка, – на каждом углу теперь продают.
– Не водку! Куртку такую же, и штаны. В комплекте – за сто десять отдают. Пойдем, Генка. – Не суетись, Страшила. Открывай, посидим еще с... Как вас? – Ксюша. – С Оксаной. Доставайте сухой паек, Ксюша. Так что вы говорили насчет приглашений?..
...Столетний ворон, помнивший Лужники еще помойкой, наблюдал с верхушки клена за человеческим морем. Он не обратил никакого внимания на беседующую за прилавком троицу. Он был привычно раздражен и покрикивая на молодняк, решал вечный вопрос: что, кроме привычки, держит его в самом вонючем месте этой самой вонючей из столиц. Разве что, купола недалекого Новодевичьего? Хотя с другой стороны, на кой черт старой птице какие-то купола с фальшивой позолотой?
Ворон поймал себя на мысли, что снова думает по человечески. Мало того. По русски. И, пользуясь случаем, грязно ругнулся сквозь клюв.
И посмотрел на небо, которое везде одинаково.
* * * Небо, которое везде одинаково, розовело над Сплитом. Ночь запрокидывалась за море, а Солнце с заспанным видом карабкалось на верхушку горы.
– Красиво, – вздохнула Злата. – О, да, – прошептал Горан. – Кажется, мы просидели здесь всю ночь. – Она оказалась самой короткой. – И мы совсем не спали. – Да... Нам было некогда. – Красиво, – повторила девушка...
Рассвет застал голубков на пляже, который проявлялся из темноты медленно, как фотография в старом растворе. Сначала из мрака сделали шаг вперед мрачные стены Сплитской крепости. Потом на фото появилось крупное зерно пляжной гальки. Наконец, из полумрака, совсем рядом с Гораном и Златой, проявились человеческие фигуры. Они были темны, неподвижны и казались мертвыми.
– Ой, – вздохнула Злата. – Кто это?
Девушка была не одета и почувствовала себя неловко.
– Не бойся. Это русские. – Русские? Что они тут делают? – Спят. – Здесь? Странно! А почему они не снимают комнаты? – Кто их поймет, этих животных. Наверное, экономят. – Говорят, у русских сейчас все плохо? – Не знаю и знать не хочу... – Я полна любви, Горан. Странно. Мне кажется, я люблю даже этих... спящих... – В конце концов, наши отцы вместе воевали... – Ах, все равно. Ты не хочешь искупаться? – Нет. Вода холодная. – А я пойду. А ты меня потом согрей, ладно?.. – Обещаю, – Горан сверкнул своей чудесной улыбкой.
Девушка встала, и, ничуть не стесняясь своей наготы перед тем, кого полагала животными, зашла в море...
Страшила уже давно поглядывал на воркующую хорватскую пару. Ему было тоскливо на душе, а галька за ночь намяла ему бока так, что нечем было дышать. Рядом, по спартански безучастно, спал Генка. А между ними лежало пять огромных сумок, беременных товаром.
Страшила был верен себе и половину денег истратил на местную колоритную одежду. Теперь он был похож на дохлого петуха в своих пестрых, измятых за ночь, тряпках.
Девушка скрылась в утреннем тумане. Страшила вздохнул и перевернулся на другой бок. С этого борта Страшилы открывался мрачный вид на спящих вповалку челноков. Некоторые храпели, а одна баба разговаривала во сне на украинском языке. Страшила ничего не понимал из ее слов. Между людьми лежали сумки, которые были похожи на своих хозяев. Потом из тумана показались три фигуры и направились к ближайшему спящему. Один из пришедших наклонился и грубо толкнул фигуру в плечо. Та, наполовину проснулась, приподнялась на локте и, поглядев на незнакомца, испуганно забормотала что-то. Потом полезла в одну из сумок и, достав что-то маленькое, принялась пересчитывать это.
"Деньги", – понял Страшила. То, что он увидел, ему совершенно не понравилось. Он бесцеремонно ткнул Генку в бок и тот, матюкнувшись сквозь сон, проснулся. Нечистая троица, тем временем, перешла к следующей жертве. Та безропотно потянулась к своей сумке. Генка протер глаза и внимательно посмотрел за происходящим. Потом встал и подошел к морю. Зачерпнул воды и щедро плеснул себе на голову. И только потом направился к утренним шакалам.
Страшила испугался, но он был человеком, а не животным. Поэтому тоже встал и пошел следом за Генкой.
О чем они там говорили, он не слышал. И немного опоздал к началу танцев. Когда он оказался в центре событий, один из противников уже лежал на земле в нокауте, а второй всерьез сцепился с Генкой. Третий тем временем старался зайти Генке за спину. Все происходило быстро и молча. Фигуры на земле не шевелились. Страшила понимал, что ни один из лежащих уже не спит, а только изображает спящего. И Страшиле стало так гадко, что его чуть не вырвало на купленный вчера клоунский прикид.
– Ты, – глупо сказал он третьему. – Стоять! – Это ты мне, клоун? – парень посмотрел на Страшилу и улыбнулся. Все улыбались, глядя на Страшилу. Особенно такие наркоманы, как этот. В Сплите их было столько, что на улицах висело даже предупреждение для туристов не заходить в восточную часть города. – Иди сюда, сука. – Иду, иду... – парень подошел к Страшиле, и у того внезапно взорвалась голова. Так ему показалось.
Все, что умел Страшила, который до этого дрался два раза в жизни – это обрушиться на противника всем своим весом. Тем более, враг попался щуплый.
Но не тут то было. Верткий, как мангуст, гад все время оказывался не там, где его хватал клоун с разбитым носом. Вместо врага Страшила ловил только его кулак или, того хуже, носок старой кроссовки.
Страшила плакал, и слезы мешали ему видеть, что происходит. Краем глаза он заметил, что Генке приходится туго. Его противник тоже был спортсменом и, кроме рук, умел пускать в ход ноги. Причем метил в те места, на которые в боксе наложено табу. По яйцам, проще говоря.
Генка танцевал вокруг, держа дистанцию и выжидая.
Только когда третий подонок пришел в себя, Страшила начал орать.
– Вставайте, суки! – крикнул он. – Чего разлеглись, бараны ебаные!?
Сквозь слезы ему удалось разглядеть, как с гальки поднимается фигура. За ней следом – еще одна. Потом ему в голову попал камень, и он отключился...
Когда он пришел в себя, солнце уже припекало. Генка навис над ним с опрокинутым стаканом. Страшила понял, что вода из этого стакана только что затекла ему за шиворот. У него сильно болела голова и нос. Еще шатался нижний зуб спереди, а губы казались склеенными и толстыми, как у негра.
– Хорош, – улыбнулся Генка. – На себя посмотри, – попробовал сказать Страшила, но у него ничего не вышло. Губы отказывались принимать участие в речи. – Ладно уж. Полежи еще часок, я тут пива принес. До поезда еще есть время.
При мысли о пиве Страшила оживился. Чтобы перестать чувствовать себя клоуном и начать – героем, ему не хватало как раз бутылки-другой. Он приподнялся и сел.. Голова гудела и кружилась.
Кроме Генки и сумок, рядом никого не было. Остальные челноки как будто померещились. А сумок почему-то было не пять, а шесть. Страшила, не решаясь снова заговорить, вопросительно кивнул на чужую сумку.
– Надарили, – поняв вопрос, ответил Генка. – За то, что отвадили этих шакалов... Надолго ли...
Страшила показал Генке большой палец. Ура! Генка повторил его жест. Костяшки пальцев на его правой руке были разбиты.
Он хлебнул пива и посмотрел на море. Оно на Адриатике имело удивительный лазурный цвет. И только на горизонте начинало темнеть, как будто под водой, не опускаясь на глубину, жила сама ночь.
– Никогда я не был на Босфоре, Ты меня не спрашивай о нем. Я в твоих глазах увидел море, Полыхающее голубым огнем. Не ходил в Багдад я с караваном, Не возил я шелк туда и хну...
Генка поглядел на Страшилу без улыбки...
– Наклонись своим красивым станом, На коленях дай мне отдохнуть...
* * * – И хотя я не был на Босфоре Я тебе придумаю о нем. Все равно – глаза твои, как море, Голубым колышутся огнем. – Ну, вот. И до стихов докатились... – А что, Катя. Вы не любите Есенина? – А кто это? – Блеск. Катюша, вы – прелесть. – Спасибо. – Не за что. Так вы меня не боитесь больше? – Почти. – Почти что? – Почти не боюсь. Вы так сладко спали... – Храпел, наверное? – Было дело. Но совсем чуть-чуть. А я пила водку, между прочим. С Петей и Михалной. – Это заметно. – Да ну вас. – Да ну меня. Давайте поговорим о вас, Катюша. – Давайте. – Вы созрели для этого? – Да. – Валяйте, рассказывайте. Что вас занесло в Москву и что унесло оттуда? – Ноги. И желание начать жизнь сначала. – А чем вам не нравилась старая? – А чем она может понравиться? Вы ведь тоже жили в Энске. – Было дело. – Значит, сами все понимаете. – Понимаю. Так почему не зацепились в Москве? – Пробовала. Жила у подруги, искала работу. – И? – И не нашла. То, что я умею, никому не нужно. А то, что нужно, я не умею.
– Или не хотите. – Или не хочу. – Сколько вы прожили в Москве? – Год. – Маловато. – Достаточно, чтобы все понять... – Напрасно вы так. Я как-то разговаривал со старым московским таксистом. Он сказал мне, что уже пятнадцать лет крутит баранку в этом городе. И все еще не знает его. – Я – не таксист. – Все мы едем куда-то. – Без пассажиров. – А прошлое? – У меня его нет. – Врете, Катя. – Однако, Гена. Вы себе много позволяете. – Пока что я не позволил себе ничего. – Вот и не надо. – И не буду. – Хорошо едем. – Катя сморщила нос и посмотрела на Гену со злостью. – Как умеем.
Гена посмотрел за окно. Поезд уже давно въехал в тоннель ночи и остановился. А мимо с грохотом неслись фонари...
* * * – Девушка, вам есть что скрывать! Я знаю! – Чего?..
Молодая бабища остановилась около Страшилы и посмотрела на него испуганно.
Мимо Страшилы вообще трудно было пройти, не оглянувшись.
Разряженный в пух и прах, он торчал в торговом ряду, как шишка на лысине. Он не стоял за прилавком, как соседи, а носился перед ним, хватая за руку каждого встречного и поперечного. После стычки в Сплите Страшилин нос глядел в сторону, и один зуб пришлось удалить. Как ни странно, это придало его физиономии законченный вид балагура и весельчака.
Итак, дородная деваха остановилась перед Страшилой и ждала, что он еще скажет. Они славно смотрелись рядом. А Страшила интимно понизил голос и забормотал скороговоркой:
– Ваша талия... Ну, вы понимаете, я и сам страдалец... В общем, вам нужно носить свободное... Могу предложить пальто, в котором и сам бы ходил, не снимая... будь я женщиной... особенно такой, как вы, мадмуазель... – Чево-чево?..
Из за спины девицы Солнцем взошла ее мамаша. Она недовольно покосилась на Страшилу, но прохвост улыбнулся ей во все зубы, и она не смогла сдержать ответной улыбки.
– Мадам, объясните вашей дочери, что я желаю ей счастья. Я и мое пальто... Взгляните... – в руках у Страшилы по мановению волшебной палочки само собой возникла югославская тряпка. – Посмотрите на эту ткань... Это котенок, а не ткань. Хочется поставить перед ним блюдце молока, правда? Попробуйте. Погладьте его...
Мамаша послушалась и погладила. Страшила, сладко мяукнув, распахнул пальто и взмахнул им, как тореадор.
– Мадам! Вам оно тоже пойдет... Но... Вы понимаете... Ваша дочь не может носить приталенное... Она у вас такая красавица!.. Но приталенное – это не то, что вам нужно... – Ма-ам... А я хотела как раз приталенное... Без пояса... – Оооо! – Страшила, кажется, приготовился падать в обморок. – Ну конечно! О каком поясе может вообще идти речь... Я специально откладываю все пояса, чтобы потом сделать из них веревочную лестницу... Вы знаете... – он снова понизил голос – в прошлой жизни я был графом Монте Кристо... Теперь страдаю от генетических воспоминаний...
Неся эту чушь, он успел облачить несчастную тумбочку в пальто и теперь отпрыгнул назад.
– Боже! Боже мой! Мадам! Я хочу сделать предложение вашей дочери. В этом пальто она неотразима! – А у вас есть с другими пуговицами? – С другими пуговицами? Да у меня их столько, чтобы хватит на пристегивание Америки к Китаю, мадмуазель. Какие хотите? Золотые? Деревянные? Пластмассовые? Есть пуговицы из слоновой кости... Чтобы сделать каждую из них, в Антарктиде забивают одного слона. Делают из бивня пуговицу, а остаток сжигают в печи... – Да ну! – Представьте! У меня целое стадо этих пуговиц! Еще вчера оно носилось по саванне и громко мычало, вдыхая тропические ароматы... – Вот рукав... – Рукав? Кто сказал "рукав"? – Длинноват... – Боже... Вам просто необходимо прятать руку своей дочери. Иначе ее каждый день будут просить. И сердце. Десятки кавалеров. А когда наружу точат только пальчики... – Страшила галантно взял названное в свою лапу, – У вас еще есть шанс дойти до дома без толпы женихов...
Сомлевшая девица таращилась на Страшилу. А он продолжал заливаться соловьем...
– Нет, вы только посмотрите, мадам! Еще вчера ваша девочка ходила в школу, путаясь в косичках... А сегодня... Принцесса... Нет! Королева!.. – Разбойник... Ну что, Маша? Нравится? – Ох, – простонала Маша. Осталось неясным, нравилось ей пальто или продавец, но очевидно было одно: идти дальше ей расхотелось... – Ладно, молодой человек. Берем. – Эх... – Страшила посмотрел на пальто, будто расставался с лучшим другом... – Берите. Оно принесет вам счастье... – А вы бы зашли к нам на чай, – пробасила мамаша, отсчитывая деньги. – Не вопрос, мадам. Ждите в гости. Запишите ваш телефон прямо на этой купюре... Нет... Не на десятке. На полтиннике... Десятка этого не заслужила... – До свидания, молодой человек. Ждем вас.
Мамаша увела за руку остолбеневшее чадо, которому и впрямь шла обновка. А Страшила вальяжно зашел за полог прилавка. Там сидел Генка.
– Ну, как?
Страшила показал большой палец.
– Еще одно. – Хорошо. Сколько осталось? – Этих – два. Бежевых – одно. Черные закончились. – Молодец, граф. – Рад стараться, ваше сиятельство. Что братки? – Приходили, сукины дети. – Много взяли? – Как всегда. – А менты? – По божески. С тех пор, как ты куртку для сержантской дочки подарил, помягчели. – Хорошо... – Нормально... – Ген, – Страшила посерьезнел, – Слышь... – Ну? – А ведь мы теперь при бабках. Давай, что ли, квартиру снимем? – Ага. Скажи еще – купим. – А что. Еще годик – и у каждого по квартире будет. – Этот годик еще прожить надо. Нет, Страшила. Бабки нельзя из оборота вынимать. – Ну... Ты хоть костюм себе купи нормальный. Тебя же стыдно людям показывать. – А я и не показываюсь. Иди, Страшила. Хватить пиздеть почем зря. Время идет. – Иду, иду. Куда я денусь.
Страшила выскочил обратно в просвет торгового ряда, на бегу надевая улыбку. Перед прилавком стояла странная пара. Высокий парень в камуфляже, с морщинами на молодом лице, которые казались шрамами, и девушка "с окраины", простая, как рублевая бумажка. Как новенькая рублевая бумажка.
– Ты тут хозяин? – грубовато спросил парень. – Я. – Почем пальто? – Двести. – Не скинешь? – Как ветерану – сто восемьдесят – серьезно сказал Страшила. – Больше не могу. – Давай. – Не надо, Сережа, – сказала девушка. – Нам не хватит. – Хватит. – А тебе на куртку? – Я сказал – хватит. – Сто семьдесят, – сказал Страшила. – За что брал. – В кого это ты такой добрый? – ощерился парень. – Солдатам скидка. – Гляди-ка, Тася. Ты у нас солдат, оказывается... Ладно... – он полез в карман и достал деньги. – Держи сто восемьдесят, как просил.
Это был тот случай, когда Страшила закрыл фонтан и спокойно оформил покупку. Он старательно завернул пальто и поглядел вслед уходящей паре. Солдат немного хромал при ходьбе.
Страшила тряхнул головой, сбрасывая неловкость, и снова надел улыбку. На сей раз она прицепилась чуть криво. Но с другой стороны шел следующий покупатель, перед которым церемониться не стоило. Представитель недавно придуманной "кавказской национальности", он был одет дорого и броско. Тряпки явно не отсюда. Не с рынка.
– Оооо! – Страшила засеменил навстречу, как приказчик. – Вот дорогие гости... За чем пожаловали?
Со стороны могло показаться, что он знает покупателя сто лет. На самом деле видел его впервые. Тот остановился и прищурился.
– Пальто для вашей девушки, уважаемый... Зачем цветы? Зачем шампанское? Вот он, лучший подарок! – Это для какой такой девушки? – спросил прохожий с сильным акцентом. – Для Лены, Светы, Оли, Тамары... На всех хватит, уважаемый!
Страшила даже говорить стал на восточный манер, прохвост.
– Ну, Светка на такое и не смотреть не будет... – улыбнулся покупатель. – Пусть смотрит на вас. А на пальто зачем отвлекаться?! На пальто вы будете смотреть... А пуговицы как легко расстегиваются... – Страшила будто бы даже покраснел, каналья. – Думаешь? – А то! Девушка! – Страшила схватил за руку проходящую мимо красотку, побудьте фотомоделью, прошу вас. Вы ведь об этом мечтаете, верно? Вот этот человек – с телевидения. Он пришел сюда за костюмами нашей эпохи. Покажите ему, как может выглядеть тургеневская барышня конца двадцатого века... Ну же... Молодцом... Так. Теперь застегнем пуговицы... Смотрите, уважаемый! Это же сказка, а не пальто! – А девушка почем? – Что?!!! – девица покраснела, как рак. Только мысли о телевидении удержали ее руку от пощечины. – А девушка одна. Выставочный экземпляр! – Страшила разрядил ситуацию легко, как грошовую тайваньскую батарейку. – Кстати, милая. Вам очень идет это пальто, вы знаете? Вам просто необходимо купить что ни будь в этом роде. Не обязательно у нас, вы понимаете... Походите, посмотрите... Но этот фасон удивительно подчеркивает вашу талию. Вы знаете об этом? У меня есть пояс... Это сказка, а не пояс... Ваш пояс девственности по сравнению с ним – это просто бельевая веревка... – Сколько стоит? – спросила девушка. – Двести. Для вас – сто девяносто. – Дорого. – Да. Но вы ведь не хотите показаться дешевой штучкой... особенно перед товарищем с телевидения. Правда?
Девушка рассмеялась.
– Сколько их тут у вас еще? – Одно. Последнее. Как любовь в сорок лет. Пока будете искать другой вариант – останетесь у разбитого корыта. – Красноречивый молодой человек... – Ах, если бы молодой... Так берете? Завернуть? А что вы делаете сегодня вечером? Куда вы пойдете в обновке? Я знаю одно местечко! – Хорошо. Напишите ваш телефон и сложите его в карман. Я беру пальто... – Как скажете. Мой телефон очень прост. К нему подойдет старая пифия, спросите у нее "Это рай?". Пока она будет ругаться и кашлять, попросите ангела по имени Страшила. Это я... – Хорошо. Возьмите деньги.
Страшила взял деньги, будто это была шипящая змея. Потом долго смотрел вслед девушке. Когда он обернулся, восточный человек все еще был рядом.
– Ну что, уважаемый, – спросил Страшила. – Увидели, как это будет смотреться на вашей Свете? – Увидел, увидел... – В конце концов, – Страшила заговощицки понизил голос, – для чего мы покупаем эти вещи, как не для того, чтобы потом снимать их... Берете? – Нет. Вот что, дорогой. Я к тебе по делу. Тебя и Гену хочет видеть Гога. – Гога?! – ужаснулся Страшила, – Тот самый? – Тот самый. Так что сворачивай свою лавочку и заходи в офис. Скажи, что от Георгия. – Слушаюсь! – в лакействе Страшилы было что то лихое. Шестеркой он не выглядел никогда. – Гогу будешь слушаться. Приходи...
Восточный человек пошел дальше, и только теперь Страшила заметил, что за ним следом идут два неприметных молодца с рысьими глазами. Он крякнул и рванул на "заднюю сцену".
– Генка, аврал! Все слышал? – Все. – Пойдем? – Пойдем. – Я собираюсь... – Страшила? – в Генкином голосе прозвучало что-то, от чего Страшила замер и поглядел на друга. – Этот солдат. Он высокий? – Да. – Зовут Сергеем? – Вроде бы. – Черный такой? И на левой брови – шрам? – Шрамов там много. Вроде, и на брови есть. А что? – Ничего. Пошли к Гоге...
...Гога был страшный человек. Возьмите кусок темноты и придайте ему форму пятидесятилетнего грузного мужика. Это и будет Гога. Он так долго смотрел на ребят, что Страшила не выдержал и посмотрел на часы. Ему показалось, что время встало. Потом Гога вызвал по селектору какого то Васю. Когда щуплый Вася пришел и замер в ожидании приказа, Гога произнес несколько слов. Казалось, он при этом не раскрывает рта.
– Сгоняй в Измайлово, на старое место. Возьми три порции шашлыка и обратно. – Вина купить? – Нет. Иди.
Вася ушел, а Гога снова замолчал. Молчал и Генка. Страшила начал ерзать на стуле.
– Это ебаное московское лето – донеслось из Гоги. – Это лето? – Холодно, – поддакнул Страшила. Он и впрямь дрожал. – Вчера поехали с телками на озеро.
Страшила завистливо вздохнул.
– Она у меня сосет, а у меня эти... – Что? – Ну... Эти... – Гога щелкнул пальцами. Было видно, что он думает не по русски. – Мурашки?.. – Мурашки. Мурашки по хую бегают. – Да. Очень холодно. – Как так можно? – Да-а... – А что делать... Все в Москве. Куда отсюда деться?.. – Столица... – Столица... – Телки хорошие. – Ооо! – Страшила только вздохнул. Это было искреннее "Ооо!".
Еще минута пролежала в вате молчания. По лицу Страшилы было видно, что он готов обмочиться прямо здесь, в роскошном кабинете.
– Мне сказали, – Гога блеснул глазами – Что вы хорошо работаете.
Еще одна вечность.
– Хочу дать вам магазин. Справитесь? – Конечно! – крикнул Страшила. Он на глазах налился краской. – Какой магазин? Где? На каких условиях? – спокойно спросил Гена. – Обсудим за шашлыком, – сказал Гога.
С этого момента он говорил только с Геной. А Страшилу через некоторое время попросили выйти покурить...
* * * – Ну, – сказала Катя. – Вы опять молчите. – Да. – Вы же хотели поговорить. – Хотел. – А теперь перехотели? – А теперь перехотел. – Оставить вас в покое? – Ну уж нет. Продолжайте рассказывать о себе. – Я уже закончила. – Так коротко? – Да. Я хочу послушать. И не откажусь еще выпить. – О чем же вам рассказать? – Гена потянулся к ее стакану. – О главном. – Это будет старая песня. – Ничего. Спойте. – Нет. Лучше напишу. – На чем? – На окне. Видите, сколько пыли? Можно сказать, что холст загрунтован. – А места не мало? – Нет. Я напишу только одно слово. – Какое? – Короткое. – Надеюсь, не из трех букв? – Нет. – Гена улыбнулся. – Я уже написал оба в другом месте и в другое время. – Одно начиналось на "х"? – Разумеется. – А второе? – А второе на "а". – Это было имя? – Да. – Женское? Ася? Аня? Аля? – Что-то в этом духе... – А сейчас? – А сейчас я пишу слово на букву "п"... – Фу!.. – Да ну вас. Наши мысли – наши враги. – Да. Мы в них грешим. – Я уже столько раз согрешил в мыслях с вами, что реальный поцелуй меня, наверное, разочарует. – Вы опять хамите, – Катя одним глотком выпила свою водку и снова нахмурилась. – Это становится скучно. – Да. Я и сам это чувствую. Ночь, Екатерина Сергеевна. Извините. – Ладно уж. Так что же вы пишете так старательно? – Слово на букву "п". – Паровоз? – Нет. – Прошлое? – Нет. – Петя? – она улыбнулась. – Снова не угадали. – Дайте-ка посмотреть... Отсюда отсвечивает – Катя наклонилась к Гене совсем близко, и запах духов опьянил его больше, чем только что выпитая рюмка.
На оконном стекле было написано...
* * * "Продано!!!"
Страшила поставил три восклицательных знака и отошел полюбоваться своей работой. Он старался писать так, чтобы снаружи все прочлось нормально. Поэтому изнутри буквы пришлось делать зеркальными.
– Кому продано? – спросил Генка. – Нам! – гордо ответил Страшила. Он выглядел дико в своем пижонском костюме среди строительного бардака. – Держи карман, – скептически заметил Гена. Он в неизменном пиджачишке сидел за грязным столом и был похож на прораба на перекуре.
Будущий "торговый зал" пока что больше напоминал свалку. Повсюду громоздился мусор, заляпанная витрина пропускала мало света.
– Звать следующую? – Валяй. Сколько там еще осталось? – Двое. Но могли еще подойти. – Ладно. Зови.
Страшила подошел к двери и выглянул в коридор.
– Заходите.
Оба с интересом взглянули на следующую девушку. Нанимать на работу, да еще в собственный магазин, было для них непривычным занятием. Страшила от самодовольства распух еще больше и был как никогда похож на мыльный пузырь в своем костюме с искрой.
– Здравствуйте...
Божий одуванчик. Губки бантиком, в глазах – вода. Выражение лица, какое теперь часто встречается на улицах – слегка оглушенное рекламой и злое от безденежья.
– Я – по объявлению. – Это понятно, – царски кивнул Страшила. – просто так сюда пока не ходят. – Да... – девушка смутилась. – Заполните анкету, пожалуйста, – Гена пододвинул девушке лист бумаги. – У вас ручка есть? – Пожалуйста, – Страшила с усмешкой протянул ей свой паленый "Паркер". – В объявлении написано, что нужен бухгалтер и продавец, – сказала девушка. – Да. – Я хотела бы устроиться продавцом. – Нам нужна одна девушка на обе должности. На первых порах. Вы знаете бухгалтерию? – Я окончила курсы. – Все мы окончили курсы, – строго сказал Страшила.
Это было правдой. Недавно они с Генкой наклюкались до изумления вместе со стайкой своих однокашниц по курсам бухучета. И оба прекрасно понимали, что полученная корочка не является ничем, кроме пудры для мозгов.
– Вам не приходилось работать с реальной бухгалтерией? Черно-белой и немой. Как старое кино. – Нет... – девушка помрачнела. – Но я могу попробовать. – Здесь не лаборатория, и мы – не кролики. Не нужно ничего пробовать, жестко сказал Гена. Эта девица была уже пятой за сегодня, и предыдущие говорили примерно те же слова. – Значит, я вам не подхожу? – Нет. Извините. Позовите следующую, пожалуйста.
Девица собралась заплакать, но Страшила ловко взял ее под руку и проводил к двери. Он засунул голову в проем но, вместо того, чтобы сказать свое коронное "Заходите!", вдруг начал пятиться обратно.
В пустоте, образовавшейся при отступлении Страшилы, возникло нечто ослепительное. Как будто включили сварочный аппарат и пустили его в ход. Кажется, даже слышно было, как он гудит.
Нечто процокало каблучками прямо к Генкиному столу и совершило мягкую посадку в страшилино кресло. Страшила, обернувшийся столбом, даже не вякнул ничего по этому поводу. Красавица достала длинную белую сигарету и посмотрела на Генку с таким видом, будто он должен не только поднести к ней золотой "Ронсон", но и оставить ей на память как сувенир-безделушку. Генка чиркнул зажигалкой и стал ждать продолжения.
