Текст книги "Пуля, Заговорённая..."

Автор книги: Андрей Канев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Канев Андрей
Пуля, Заговорённая…
(Жакан)

Большинство действующих лиц является плодом авторского воображения.

С реальными же людьми, их именами, реальными государственными и негосударственными структурами и в реальных географических областях описываемые в романе события никогда не происходили.

С уважением автор.

Искренне посвящаю полковнику милиции Михаилу Конакову, командиру ОМСН (СОБРа) МВД по Республике Коми, добровольно ушедшему из нашей жизни…

Глава 1
Путь в неизвестность

Сознание возвращалось какими-то урывками. То толкало в бок чем-то твёрдым на ухабах дороги, то снова окуналось в тёмную ночь. Что с ним произошло, и куда его везли – вот два вопроса, которые всплывали из небытия вместе с замутнённым сознанием. По всему чувствовалось, что везли в горы, это можно было определить по углу наклона уазика-буханки, по надрывному на некоторых участках дороги рёву машины.

Тело, скрученное накрепко какими-то толи верёвками, толи жгутами, болезненно откликалось на каждую встряску. Во рту пряно ощущался раскисший от слюны валик скомканной ткани. Когда сознание вернулось окончательно, он приоткрыл левый слипшийся глаз, правая сторона головы упиралась в шаткий пол «уазика», и постарался осмотреться. Вокруг царила непроглядная темнота, изредка нарушаемая несколькими огоньками от сигарет. Лежавший на полу мог лишь болезненно ощутить своими рёбрами обутые в войсковые берцы ноги сидящих в салоне «буханки».

Последнее, что вспоминалось, это шашлычня на рынке в Гикало. И зачем он поехал туда на машине этого совсем незнакомого парня? Всего-то пошёл поесть пельменей в пельменную Толстой-Юрта. А тут этот подсел, сказал, что из комендатуры. И уговорил съездить развеяться, шашлыка поесть хорошего…

На улице майская жара, в шашлычне угарный смрад перегоревшего курдючного жира. И что он попёрся туда один, без сопровождения и прикрытия. Хотелось побыть наедине с самим собой, подумать о том, что случилось, прикинуть свою жизнь на будущее. Местный галдёж на неродном русскому сердцу языке, души не затрагивал, мыслить не мешал, а лишь обострял чувства.

Так… Он сидел один, пил пиво и ел пережаренный вонючий шашлык… В небольшом прогорклом зальчике на несколько засаленных курдючным жиром столиков, кроме него сидели ещё несколько местных. Они не пили, а только ели… Как же звали этого парня? Нет, не вспомнить…

В шашлычне он встретил своих знакомых чеченцев. Взял у них бутылку водки… Вартанов сказал:

– Я водяру пить не буду.

Тот парень закручинился:

– Так нельзя, местных обидим, ног отсюда не унесём.

Потом к ним ещё кто-то подсел… Весёлый такой, предлагал ещё водки жахнуть, вроде кто-то русский в военном камуфляже, по крайней мере, внешность у него была славянская… А тот первый куда-то пропал. Мысли тогда уже стали путаться.

Что-то в этом весельчаке сразу не понравилось… Какое-то у него лицо было смазанное, вот и сейчас в один фейс не собирались воспоминания нечётких очертаний физиономии… хохла! Вот оно что, это был украинец, точно, причём западник, со свойственным этим полуполякам-полуукраинцам нацменским говорком. Кажется «гость» сказал, что тоже служит в Грозненской комендатуре и подвезёт вечером Эдика в Горячеисточненскую… Он согласился с ним выпить, налили водки в пивные кружки, жахнули за победу русского оружия… Как же его звали? Тоже не вспомнить…

А потом память словно обрубило…

Машину снова резко качнуло и подбросило. Из лёгких лежащего вырвался непроизвольный сдавленный кляпом стон:

– У-у-г-х-х-ы…

– Очнулся, гоблин… – прозвучало сверху, с гортанным кавказским акцентом, и чья-то берца жёстко упёрлась ему в затылок. Сознание вновь отключилось.

Сколько прошло времени, определить было нельзя. Мир вокруг сгустился, словно ночная темень. Такие ощущения промежуточности двух миров живого и мёртвого ему, лейтенанту милиции Эдуарду Вартанову, пришлось испытать лишь однажды, в раннем детстве.

Он, как сейчас помнил, что родители в тот день в очередной раз грызлись. Отец завалился домой пьяный и злой. Мать, женщина не робкого десятка, ругала его на чём свет стоит и всё норовила шарахнуть тем, что попадётся под руку. Эдику Вартанову, семилетнему пацану, эти склоки надоели под самую завязку. Не поспишь, уроков не приготовишь… Да и на улице что делать – мороз ещё тот, даже собаки из своих конур носа не кажут.

Вартановы занимали одну из двух однокомнатных холупок финского щитового домика, давно уже чуть не по самые окна вросшего в землю. А снега за зиму наметало столько, что отцу приходилось прочищать в сугробах глубокие траншеи, чтобы добраться до дровяника или бани. Мальчик уже сходил за дровами на утро, принёс два ведра колодезной воды, а родители всё не успокоились. Поносили друг друга последними словами. Эдька разулся было в прихожей, стал стягивать с худых плеч старую фуфайку, тяжёлую от куделей снега и льда на спине. В этот момент мать и заметила его. Глаза её нехорошо сверкнули:

– Явился, – заорала она на мальчишку, – подлюка ты этакая! Только и знает шляться. А дома воды нет ни капли, дров не занесено.

От обиды на материнскую несправедливость у Эдьки перехватило горло:

– Так я же только что…

– Не ори на мать, гадёныш! – пьяно взвился на сына притихший было на диване отец. – Ни хрена дома не делаешь, только жрёшь!

Мать уже не обращала внимания на Эдика, она снова переключилась на мужа:

– Ты уж больно заработался, лодырь, в бане угол у печки обвалился, а ему всё трын-трава…

И понеслась ругань по старым кочкам новым кругом. Слёзы выступили у Эдика на глазах. Но он не дал им воли. Только заиграли по взрослому желваки на скулах. Да в глазах родилось презрение к этим двум самым родным на свете людям. Людям, которые ненавидели его по общей для них обоих причине. Как узник ненавидит наручники за то, что невозможно развести руки в разные стороны и потянуться, как следует с хорошим зевком во всю пасть.

«Уйду. К чёртовой матери уйду от них, – с яростью подумал тогда Эдик. – К деду пойду в кочегарку. Он как раз сегодня ночью дежурит…» Мальчик снова натянул на себя фуфайку, ловко свернул из портянок по кукле на ногах и сунул их в валенки. Надевая на голову кроличью ушанку, буркнул остервенелым в своей ругани родителям:

– Я к деду… – и выскочил на мороз, навешивая на ходу на плечи истёршийся школьный ранец.

Глава 2
Изоповы страсти полковника Николая

Войсковой разведчик Николай за ликвидацию банды боевиков Ночного волка Исы Ахъядова и предотвращение терактов в Сыктывкаре и Иваново получил третью полковничью звезду, чем очень гордился. Но продолжал носить подполковничьи погоны – резон в этом был следующий, во-первых, незаметнее передвигаться по территории, увы, не совсем дружественного России внутрироссийского региона, во вторых, люди идут на контакт с подполковником веселее, чем с полковником.

Он ехал на своей бронированной «Ниве», замаскированной под обычную штатную машинёнку «Чеченнефти» на очередную «стрелку» со своим информатором шашлычником Исмаилом на центральный рынок в Гикало, и думал об этом старом лисе.

Исмаил Мерзоев с компетентными органами дело имел еще при советской власти. Сейчас ему было уже под семьдесят. Что-то очень страшное произошло с его участием в середине пятидесятых годов. Что-то такое, что до сих пор саднило душу человека и не давало ему покоя, не давало ему основания для того, чтобы с вершины своих мудрых лет взять да и послать на три русские буквы этого фраерка в погонах Николая. С тех пор его так и передавал из рук в руки заезжавший в Чечню служивый люд по потребам государства Российского. Когда Федор пропал почти на три месяца из его поля зрения, перестал захаживать в шашлычную и звонить, Исмаил было, уже подумал, что всё, ярмо на шее рассосалось само собой. Однако, как, оказалось, рано радовался старый чеченец. За Федором, вон, заявился Николай, а после него кто появится, может, Петр какой-нибудь…

Личный водитель и охранник Николая, как всегда, что-то негромко насвистывал под нос.

– Не свисти, денег не будет,– как обычно пошутил разведчик.

Тот тоже ответил обычное:

– А их и так нет…

Николай продолжал думать о предстоящей встрече. На память пришла одна из побасенок любимого им древнего философа Изопа о лисице и козле, суть которой сводилась к следующему.

Лисица упала в колодец и сидела там поневоле, потому что не могла выбраться. Козёл, которому хотелось пить, подошёл к тому колодцу, заметил в нём лисицу и спросил её:

– Хороша ли вода?

Лиса, обрадовавшись счастливому случаю, начала расхваливать воду:

– Уж так-то она хороша…

И звать козла вниз. Спрыгнул козёл, ничего не чуя, кроме жажды. Напился воды и стал с лисицей раздумывать, как им выбраться.

Тогда лисица и сказала:

– У меня есть хорошая мысль, как спастись нам обоим.

– И как же?– спрашивал козёл.

– Да очень просто. Ты обопрись передними ногами о стену да наклони рога, а я взбегу по твоей спине и тебя вытащу.

И это её предложение принял козёл с готовностью. А лисица вскочила ему на крестец, взбежала по спине, оперлась на рога, и так очутилась у самого устья колодца. Вылезла и пошла прочь. Стал козёл её бранить за то, что она нарушила уговор:

– Подлая ты подлая…

А лиса обернулась и молвила:

– Эх ты! Будь у тебя столько ума в голове, сколько волос в бороде, то ты, прежде чем войти, подумал бы, как выйти…

Так и умный человек не должен браться за дело, не подумав сперва, к чему оно приведёт.

Машина резко затормозила у знакомого входа в замызганную курдючным жиром шашлычню. Белокурый, спортивного телосложения подполковник Николай споро соскочил с подножки авто и заспешил в пропахшее гарью помещение. Кем на этот раз он окажется после разговора с хитрецом Исмаилом, козлом или лисицей? Эта мысль не давала ему покоя. Старый Исмаил был на крючке компетентных органов ещё с середины семидесятых годов, сменил за свою жизнь десяток «хозяев», и передавался из рук в руки, как красное знамя победителя в социалистическом соревновании, сначала «кагэбэшниками», потом «фээсбэшниками», а сейчас в период военных действий приезжавшими к новому месту службы в мятежную Чеченскую республику представителями военной разведки.

Однажды, при первом знакомстве Николай заключил с Исмаилом договор, он помог ему стать единственным шашлычником в округе, убрав совершенно законными методами и руками одного из приезжих ОМОНов конкурента напротив, и выбив из должника военного комендача Савельева Егора Ивановича должок в американских рублях. А Мерзоев в свою очередь сливал ему оперативную информацию о готовящихся бандформированиями акциях. Наивные моджахеды частенько вели переговоры за его столиками с шашлыком в руках.

Старуха Исмаила возилась по своим коммерческим делам у импровизированной барной стойки. Она, увидев гостя, с радушностью свахи Фатимы оголила в улыбке, больше похожей на оскал рассомахи, ещё довольно крепкие для её возраста зубы:

– А-а, здравствуйте, здравствуйте, кумандир, проходите, у нас для вас всегда самый свежий, самый сочный шашлык и холодное пиво…

Николай сдержанно кивнул «барменше»:

– Добрый день, где хозяин?

В небольшом зальчике было пусто, ни посетителей, ни шашлычника не было видно. Старуха ещё больше дружелюбно оскалилась:

– Он вниз в подвал спустился за продуктами, сейчас выйдет…

И зычно заорала, так что её вопль разнёсся чуть ли ни по всем просторам гикаловского базара:

– Исмаил, к нам гости, выходи скорее!

В зале было пусто, но Николай всё равно непроизвольно посмотрел по сторонам. Такая зычная рекламная акция ему была совершенно не нужна. Чтобы вопля не повторилось, он решил занять старуху делом:

– Уважаемая, я очень тороплюсь, вы уж обслужите меня побыстрее.

Женщина понимающе, дела-то ведь военные, заулыбалась ещё шире:

– Вам как всегда?

– Да, да, как всегда…

Вскоре перед ним на столе появилась тарелка с дымящимися кусками жаренной на открытом огне баранины, несколько ломтей свежего хлеба, миска с нарезанным аккуратными кружками свежим луком, красная баклажка с горлодёрным крепким кетчупом, напоминающим больше изделие среднерусских сударушек – «тёщин язык»– и запотевший бокал с местным пивом «Терек». В процессе обслуживания из боковой дверцы, ведущей в подвал, появился хозяин харчевни. Приметив гостя, он принял пьяненький вид, и, широко улыбаясь, направился к подполковнику в камуфляже.

– Добрый день, кумандир!

– И тебе здоровья, Исмаил, присаживайся…

– Спасибо, могу и постоять, а, может, что ещё принести, есть хорошая московская водка?

– Нет водки не надо,– поморщился Николай.– Я смотрю, у тебя дела идут не совсем важно.

Мерзоев присел за стол на самый краешек соседнего стула:

– Почему так решил?

– В зале пусто.

Исмаил продолжал лживо скалиться в улыбке:

– Вашими стараниями, которых я никогда, пока жив, не забуду, торговля идёт хорошо, просто, видимо, Аллах решил так, что хватит на сегодня овец мясом кормить, и прислал ко мне такого великого воина, как ты, Николай…

«Ах ты, старый лис…»– подумал подполковник, а вслух сказал:

– Так уж получилось, что мы с тобой давно не встречались, ты уже, наверное, и забыл о нашем договоре.

Шашлычник сделал физиономию серьёзной:

– Как такое забудешь, я долги всегда отдаю.

Николай отправил в рот очередной кусок мяса, тщательно прожевал его, давая возможность старику в полной мере осознать свою зависимость от прихотей военного гостя и лишь спустя несколько томительных минут произнёс:

– Выдаю тебе супер секретную информацию, старик.

– Какую? Может она мне и не нужна,– выразил аккуратное сомнение Мерзоев.

– Нужна, для понимания дальнейшего разговора и задачи…

– Какие задачи, я ведь не военный человек.

– Короче, по всей стране объявлена операция «Антитеррор»…

– Вы мне автомат выдадите,– снова решил перевести в плоскость шутки разговор старик,– так мне не надо, у меня ещё с большой войны «пэпэша» припрятан в сараюшке…

Николай отхлебнул пива, и, не обращая внимания на ёрничанье шашлычника, продолжил:

– Мне срочно нужна информация о каком-нибудь серьёзном участнике бандподполья, находящемся во всероссийском розыске.

Исмаил с сомнением почесал маковку:

– А где же мне такого взять?

«Всё-таки решил из меня козла сделать, старый хрен»,– со злостью подумал подполковник, и решил сразу прижать эту «шестёрку» своим козырным «тузом»:

– Сегодня же в мечети пойдёт слушок о «конспиративной шашлычне» старика Исмаила Мерзоева.

Хозяин харчевни поморщился:

– И не жалко вам старика?

– Найду другого…

– Хорошо, подскажу одного «тяжёлого», только ехать далеко придётся, чтобы на меня не подумали.

– Ничего, для бешенной собаки сто вёрст не крюк…

Глава 3
Под стук колёс по всей России

Милиционеры из Коми выехали в командировку в самом начале марта. Поезд отправился от сыктывкарского перрона в час ночи. Было морозно и холодно от сквозящего вдоль железнодорожной полосы северного ветра. Военный эшелон, состоящий из четырёх вагонов, трёх пассажирских для ста пятидесяти человек личного состава и одного товарно-почтового с провиантом, стройматериалами, «гуманитаркой», вооружением и иной военной амуницией, прицепили к местному составу, который ходил до узловой станции Микунь и тащился дальше в северном направлении. В Микуни состав перецепляли к воркутинскому поезду, шедшему до Новороссийска. Затем добирались до Минвод, а дальше, как поётся в известной среди российских «солдат удачи» и иных контрактников песне: «На Моздок, на Моздок…»

Как водится, на вокзале было много провожающих. Все они небольшими стайками кучковались со своими отбывающими в Чечню родными и близкими ребятами в милицейской полевой форме в залах ожидания и вдоль перрона. Какие-то два пьяных придурка ходили по всему этому пространству и дико орали:

– Ярик! Где же ты, Ярик?!

Но Ярик всё никак не находился. И они продолжали орать, внося в процесс проводов некую изюминку. Вскоре для торжественного построения должен был прибыть министр, и замполит оперативной группы майор Валерий Петрович Вихров выловил этих двоих у входа на вокзал, оказавшихся двумя инспекторами из отдела связи, разыскивающими своего товарища по службе, тоже прапорщика милиции, будущего связиста оперативной группы Грозненского района Чеченской Республики. Разговор был короток:

– Стоять!– это Вихров.

– А мы чо? Мы никого не трогаем…– это связисты.

Валерий Петрович был ни на шутку зол:

– Через десять минут сюда прибудет на построение министр. Если ещё раз услышу ваш ор, или увижу ваши пьяные рожи, и вы оба и ваш сволочь Ярик, вместо Чечни будете ночь куковать в ловэдэтэвском обезьяннике. Это понятно?

Провожальщиков словно подменили, расхлябанность сменилась на азы строевой подготовки:

– А мы чо, товарищ майор, нам понятно…

– Мы, товарищ майор, больше не будем искать Ярика…

– Р-р-разрешите ит-тить?

Вихров аж ногой притопнул:

– Пошли вон!

Связисты молча растворились в весенней ночи. Вскоре будущий начальник штаба тогда ещё майор Сомов забегал по перрону с воплями раненного бизона:

– Внимание, всему личному составу, через пять минут построение отъезжающих сотрудников! Родственникам освободить перрон для построения!

Народ засуетился. Массы стали перемещаться в заданных командой направлениях. Перетаскивались с одного места на другое, ближе к вагонам багажные вещи командируемых. Увидев процессию во главе с министром, Вихров взял инициативу в свои руки, и зычно заорал:

– Сводный отряд, повзводно в три шеренги становись!

Как только люди разобрались в более или менее стройное нечто майор уже командовал:

– Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину…

И отпечатав несколько строевых шагов по щербатому асфальту перрона, обращаясь уже к министру внутренних дел, отчеканил:

– Товарищ министр, личный состав сводного отряда милиции МВД Республики Коми для инструктажа перед отправкой в спецкомандировку в Чеченскую Республику построен, доложил майор Вихров!

– Становитесь в строй!

– Есть!

Как только замполит занял своё место в строю, генерал Георгий Владимирович Могучев сделал шаг вперёд:

– Здравствуйте, товарищи!

От вагонов, рядом с которыми стояли отъезжающие, нестройно понеслось:

– Здрави-я-же-лаем-товарищ-гене-рал!

Георгий Владимирович был человеком невысокого роста с округлым животиком. На его голове возвышалась высоченная фуражка с нестандартной тульей. Он, недавно получил так давно желаемые лампасы, и каждое упоминание о них грело служивую душу. Он удовлетворённо улыбнулся и начал положенный инструктаж:

– Хочу, чтобы вы запомнили этот день. И все вернулись в Сыктывкар живыми. Сотрудникам отрядов милиции особого назначения в середине девяностых годов первыми из подразделений милиции выпала честь и ответственность восстанавливать правопорядок в Чеченской Республике. В то время я, полковник милиции, служил в должности начальника отдела – заместителя начальника службы милиции общественной безопасности МВД Республики Коми, и по поручению руководства министерства отвечал за подготовку бойцов ОМОНа к выезду в «горячие точки». В феврале-марте девяносто шестого года сам возглавлял республиканский сводный отряд милиции особого назначения в составе ста бойцов сыктывкарского и воркутинского ОМОНов. Местом нашей дислокации был тогда город Гудермес. Эти командировки продолжаются уже двенадцатый год. Я глубоко убежден, что для всех ребят обоих ОМОНов республики, как, впрочем, и других служб милиции, они стали школой жизни, профессионального мастерства, самопознания и самоуважения, настоящей мужской дружбы и взаимовыручки, скрепленных кровью и потом. По личному опыту знаю, и практика это подтверждает,– неподготовленному сотруднику любой службы, а ОМОНа, прежде всего, в Чечне делать нечего. Он должен знать и уметь многое – не только как проверять документы у подозреваемого, но и как правильно упасть при крике «растяжка». Это необходимо, чтобы не привозить «двухсотых», не участвовать в траурных митингах, не отводить в сторону глаза при встрече с родными погибших. Главные мои воспоминания о тех людях, что были рядом.

– Что это он не по теме за омоновцев взялся?– недоумённо шёпотом спросил Сомов у Вихрова.

Тот пожал плечами:

– Чёрт его знает, начальству виднее, стой и слушай, наше дело телячье…

И тут вдруг министра повело, он покачнулся, чуть не оступился на ровном месте, но на ногах устоял и невозмутимо продолжил своеобразный инструктаж:

– Ребята в Сыктывкарском и Воркутинском отрядах, в основном, профессионалы своего дела. Среди них Егор Фирсин – самый уважаемый офицер сыктывкарского ОМОНа. Более двадцати раз он был командирован в Чечню. Ему можно поручить задание любой сложности, именно с ним я мог спокойно без оружия ходить на переговоры с чеченцами. Кирилл Бузиков, наш водитель экстра-класса, который неоднократно выезжал в Чечню, прекрасно знал маршруты движения по неспокойному Грозному. Иван Зубарев, разрядник по рукопашному бою, специалист по оружию, весельчак, без которого первые командировки в Чечню были просто немыслимы. Борис Ребров, сыщик-профессионал. Борис оказался великолепным хозяйственником, знающим как обустроить жилье и быт, что было очень важно в условиях войны. Зная чеченский язык, обычаи и традиции народа, он проявил незаурядные оперативные способности по выявлению боевиков и мест хранения оружия. Когда боевики достали нас тем, что прослушивали наши переговоры, он предложил посадить в ночное время в дежурную часть омоновца из Тувы, мы вместе с ними несли службу, чтобы он на своем языке общался с нарядом из своего отряда, несущим службу на крыше здания комендатуры. Потом нам стало известно, что боевики сильно удивлялись, откуда у нас появились иностранцы.

– Да он датенький,– снова зашептал на ухо Вихрову начальник штаба.

Валерий Петрович согласился с ним:

– Видать, бахнули за наш отъезд с замами…

Министр тем временем продолжал предаваться воспоминаниям:

– Андрей Бабуленко, нынешний командир сыктывкарского ОМОНа, в ходе командировки зарекомендовал себя вдумчивым, решительным, требовательным офицером. Имея большой опыт в вопросах охраны общественного порядка, он всегда вносил деловые предложения по организации несения боевой службы с учетом конкретной обстановки и поставленных перед нами задач, неоднократно возглавлял выезд бойцов в населенные пункты при получении информации о нахождении в них боевиков. Особой благодарности и признательности заслуживает врач Николай Курвазев, который оберегал здоровье сослуживцев и оказал медицинскую помощь многим жителям города, буквально поставил на ноги нескольких детей, что имело также и большое значение для авторитета отряда и нашей защиты от боевиков. В той командировке он вместе с замполитом Владимиром Путовым, врачом по образованию, прошедшим войну в Афганистане, спас четверых чеченских детей, которые получили многочисленные осколочные ранения. Особенно сильно пострадала девочка: обе ноги у нее, начиная от паха, были сплошь в рваных ранах, на вопросы она не отвечала, даже не могла назвать имя, чтобы как-то с ней общаться. Потом оказалось, что ей всего семь лет и по-русски она вообще не говорит. После возвращения из Чечни и сегодня задают мне вопросы: зачем мы наводим порядок в этой республике? Что это за война? Почему гибнут наши ребята? Как долго она будет? Вопросы сложные. Однозначных ответов на них нет. Не ставлю я перед собой и задачу анализировать сейчас социально-политические, экономические и другие причины возникновения этой войны, которая привела к трагедии чеченский народ, эхо которой коснулось всей России. Как очевидец и участник тех событий скажу следующее. Воюем мы, конечно, с бандитами. Неоднократные встречи и беседы с жителями Гудермеса и Грозного свидетельствуют о том, что население Чечни войны не желает. Более того, когда для нас возникла угроза нападения многочисленного отряда боевиков, мы в переговорах со старейшинами и жителями прилегающих к комендатуре поселков откровенно сказали, что в результате боя пострадаем не только мы, пострадает и население поселков. Затем произошло событие, которое было в Чечне исключительным: жители поселков организовали ночное дежурство и несколько ночей охраняли нас от нападения боевиков. Как потом стало известно, это было сделано не только в целях защиты собственной безопасности, но и из-за уважения к нам. Надеюсь, что и ваш отряд заработает в долгой полугодичной командировке такой же высокий авторитет. Добьётесь вы и высоких показателей в оперативно-розыскной деятельности, не ударите в грязь лицом и в полном составе вернётесь домой.

Министр с полминуты помолчал, а затем командным голосом рявкнул:

– Даю десять минут на прощание с родственниками, а затем по вагонам и в путь!

Замполит выскочил из строя:

– Вольно! Разойдись!!!

Строй распался, родственники хлынули навстречу провожаемым. В общей суматохе Вихров и Сомов пробились к министру получить последние перед дальней дорогой наставления. Тот достаточно демократично пригласил их в свою машину и налил в одноразовые пластмассовые стаканчики дорогущего для милицейских кошельков коньяка «Хеннеси». Георгий Владимирович наставлял командиров, чтобы во время пути не допустили коллективной пьянки.

– Путь не близкий,– говорил он,– в пути следования наш эшелон несколько раз будет проверяться сотрудниками военных комендатур. В Вологде, в Ярославле обязательно… В Моздоке вас встретят. Так что, смотрите, чтобы не оскандалились. А то они сразу в Москву направляют телетайпограмму, если что… И вы уже не майоры, а капитаны. Это понятно?

– Так точно,– закивали замполит и начальник штаба, чувствуя некоторую неуютность в уютном салоне министерского джипа.

– Ну а раз, вам всё понятно, то за возвращение домой…

Собравшиеся беззвучно стукнулись пластиком и выпили жгучую жидкость. Коньяк действительно стоил тех денег. Через минуту Сомов и Вихров уже бежали к составу, там их ждали жёны, дети и матери. Быстро попрощавшись, Валерий Петрович возопил:

– По вагонам!

И вся масса людей в полевой милицейской форме кинулась к вагонам. Заранее каждый уже знал своё посадочное место. Приказом «Эшелон» были названы старшие в вагонах из числа офицеров, составлен график охраны товарно-почтового вагона с военной амуницией.

Начальник оперативной группы полковник милиции Сергей Иванович Павелецкий готовил встречу сводного отряда в Моздоке и на пункте временной дислокации (ПВД) в станице Горячеисточненской. Он выехал в Чечню с тремя своими заместителями зампотылом, замами по криминальной милиции и милиции общественной безопасности за десять дней до отправки основного личного состава.

В командирском вагоне во втором сразу после проводников купе расположились замполит Вихров, начальник штаба Сомов, командир второго огневого взвода патрульно-постовой службы лейтенант милиции Эдик Вартанов и сопровождающий от руководства замминистра по экономическим преступлениям полковник милиции Василий Васильевич Панюков, который уже сидя в купе за поздним ужином под стук колёс в продолжение мысли Могучева говорил:

– Необходимо признать, хлопцы, что Внутренние войска иногда сами настраивали население против себя. Пьянствовали, занимались мародерством, устраивали необоснованную пальбу. Что, конечно, формировало негативное отношение к федеральным войскам. Не могу забыть встречу с двенадцатилетним мальчишкой в Грозном.

– Дяденька, продай мне оружие?

– Зачем оно тебе?

– Нужно…

– Что ты будешь с ним делать?

– Я буду вас стрелять,– был его ответ. И столько решимости было в его словах и недетском взгляде, что не оставалось сомнения, да он будет стрелять.

После такого рассказа все в купе молча задумались. Что ждало их впереди. Вот такие мальчишки? Прошло почти десять лет после этой встречи. Интересно, как сложилась судьба этого подростка? К сожалению, узнать это невозможно. Дети военной Чечни особая тема. На мой взгляд, она еще не нашла объективного отражения ни в прессе, ни в художественной литературе…

Конечно, на наше и противоборствующей стороны отношение к происходящим событиям влияли и необдуманные приказы, которые порой получали милиционеры и «федералы» от вышестоящего руководства, а некоторые из них стоили нашим сослуживцам и жизни. Панюков продолжал рассказывать:

– Один раз в неделю я и около десяти-двенадцати бойцов выезжали в Грозный на совещание. Пятого-шестого марта девяносто шестого года боевики практически захватили столицу Чечни и прилегающие к ним районы и удерживали их, как потом выяснилось, в течение десяти дней. По рации мы слышали, как наряды ОМОН некоторых блокпостов, ведя ежедневно бои, просили помощи людьми, техникой, боеприпасами, но в ответ было молчание. Неожиданно 9-го числа я получаю приказ прибыть в Грозный 11 марта к 10 часам на совещание. Этот день стал для меня и некоторых моих сотрудников вторым днем рождения. Грозный встречал нас мертвой тишиной: ни одного пешехода, ни движения транспорта, никакой торговли, будто все вымерло. В этот день от верной гибели нас спас случай. До взрыва мины оставалось минут пять. И в этот момент нас обгоняют две машины Московского ОМОНа, ранее отставшие от нас из-за поломки. И взрыв мины на дороге произошел под их первой машиной. И нам пришлось организовывать оборону и эвакуировать погибших и раненных с места взрыва. В нашей машине осколок мины пробил правое заднее колесо. Другой осколок застрял в воротнике форменной куртки сержанта Ватанова. На кой нам нужно было ехать в Грозный?

– Что, никакой необходимости участвовать в этом совещании не было?– поинтересовался Сомов.

– Да не было, конечно,– только махнул рукой полковник.

В вагоне постепенно суматоха улеглась, милиционеры разобрали необходимые в дороге вещи, переоделись, расстелили на полках постели. Вихров послал лейтенанта Вартанова по вагонам проверить, как там устроились, и пригласить в командирский вагон старших вагонов для совещания. Он решил сменить тему разговора:

– Ничего, сейчас едем туда, но неизбежно полгода командировки кончатся, и мы будем ехать уже назад домой…

Панюков снова оживился:

– Не знаю, как сейчас у вас будет с отъездом, наверное, всё в порядке, но в девяносто пятые, девяносто восьмые годы из-за несвоевременного финансирования практически всегда возникала проблема возвращения отрядов домой. В ту командировку еще дней за десять до окончания нашей командировки я позвонил министру, который ответил, что за нами будет отправлен поезд.

– Ну, вот видите,– жизнерадостно поддержал разговор начальник штаба.

– Да, конечно… Да вот только через несколько дней при очередном докладе о нашей деятельности он дал указание решать вопрос о транспорте для возвращения в Сыктывкар самостоятельно. По телефону я связался с отделом спецперевозок МВД в Ярославле. Получил ответ, что необходимо подать письменную заявку, оплатить за проезд, после чего будет решаться вопрос о прибытии за нами поезда.