Текст книги "Зов Оз-моры (СИ)"
Автор книги: Андрей Хворостов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Она сильная женщина. Сильная духом. И собранная. У неё так чисто, так уютно! А живёт ведь одна, несчастная.
– Несчастная? Ой, ли! – ухмыльнулся Денис. – Есть, наверное, кому помочь по хозяйству. Хахалей хватает. Видно ж по ней.
– И ты б её хахалем стал! В бане. Ежели бы меня не было, – полушутя, но с всё же с упрёком сказала Варвара.
– Брось! – обиженно ответил её муж. – Ну, полюбовался на неё чуток, а ты уж заревновала. На пустом месте. Инжаня нам в матери годится. Ей сколько? Сорок будет?
– Сказала, сорок шесть.
– Ну, и как бы я смог стать её полюбовником? Кстати, чем она несчастна-то?
– Трёх мужей похоронила…
– Ты ненамного отстала. У тебя уже второй муж, а тебе всего восемнадцать, – поддел жену Денис.
– Бесстыжий! – вспылила она. – Разве я виновата, что нет моей деревни? Разве желала гибели Паксяю? И он не любил меня, и я его не любила… но не изменила. Ни разу! А для тебя я столько сделала! Столько сделала, лишь бы не потерять, лишь бы не похоронить!
– Прости. Не хотел сделать тебе больно. Я и вправду жив благодаря тебе.
– Остаёшься здесь? – Варвара почувствовала в нём слабину и решила надавить. – Куёшь для деревни оружие? Да, Денясь?
– Да, Толга! – он сам, не по её просьбе, назвал жену языческим именем. – Не хочу, чтобы ты на меня злилась. Не уедем отсюда, пока не сделаю сабли и добрые перья для рогатин. Обещаю. Я ведь люблю тебя.
– Наконец-то! Услышала! Пякпяк ждала этих слов! – обрадовалась Варвара и начала нетерпеливо целовать мужа…
Разве могли они, увлечённые друг другом, заметить в открытом волоковом окошке невзрачное лицо? Неказистая молодая женщина завистливо зарилась на точёное белокипенное тело, которое как снеговик возвышалось над лежащим на спине Денисом. Она жадно прислушивалась к стонам Варвары, всматривалась в колыхание её крупной крепкой груди, что-то тихо и злобно бурча себе под нос.
Когда же Варвара со счастливой улыбкой повалилась на настил рядом с мужем, подглядчица пробубнила: «Ну, ничего, Толга! Ну, ничего, певунья! Подожди! До зимы недолго осталось». Она ещё немного постояла возле окна, а затем побежала прочь, так и оставшись незамеченной…
Варвара отдохнула рядом с Денисом, нехотя поднялась, покормила его и перекусила сама. На дворе уже начало темнеть, но она всё равно побежала к Инжане: ей не терпелось поделиться с волховкой своей радостью.
Она присмотрелась к Инжаниному окну, затянутому мутноватой слюдой. «Не волоковое у неё окошко и даже не с бычьим пузырём. Слюдяное, как у баяр-авы! На широкую ногу оз-ава живёт. Выгодное у неё занятие, стало быть».
Подсвечник стоял недалеко от оконной рамы, и огонь восковой свечи отбрасывал на стену тени сидящих за столом людей. Две тени! Варвара прислушалась. Инжаня и её гость, явно мужчина, о чём-то тихо говорили.
Что делать? Не хотелось ни мешать их беседе, ни возвращаться назад. Варвара всё-таки постучала в дверь.
Инжаня выглянула не сразу. Она даже не пыталась скрыть раздражение.
– Тебе чего?
– Денис остаётся в деревне, – радостно ответила Варвара. – Он благодарен тебе и деду Офтаю… Вот и всё, что я хотела сказать.
– И стоило ради этого сюда ходить? – хмыкнула Инжаня. – Меня Офтай уже во всё посвятил. Позавчера ещё.
– Тогда Денис хотел остаться лишь до лета. Сейчас твёрдо решил здесь жить, пока не выкует оружие для всей деревни.
– Пустое это! – усмехнулась Инжаня. – Напрасные надежды Офтая. Не сможем мы себя защитить. Наверное, ты станешь последней оз-авой в Вирь-ате, последней опорой здешних людей. Поклянись, что никогда не покинешь деревню по своей воле. Прямо сейчас поклянись! Заходи ко мне.
– У тебя же кто-то есть.
– Ну, и что? Это младший брат Нуянзы, Кафтась. Не робей перед ним.
Инжаня ввела Варвару в избу и, даже не познакомив её со своим гостем, вынула из подпечка очищенное от коры липовое поленце.
– Перешагивай через благородную липу! – приказала она. – И клянись своей погибшей матерью!
Варвара послушно переступила чурбачок.
– Пусть вайме твоей матери не знает покоя в Тона ши, если ты уедешь из деревни по своей воле! – сказала Инжаня. – А теперь ещё поклянись, что когда я умру, ты возьмёшь в моей бане самый старый веник…
Варвара ещё раз перешагнула через поленце. Кафтась молча наблюдал за ней.
– Ты всё видел и слышал? – обратилась к нему Инжаня. – Я не передумаю, даже не надейтесь. Оз-авой будет Толга. Понял?
– Это жестоко!– ответил он медленно и громко, чтобы Варвара хорошо его расслышала. – Это очень жестоко, Инжаня! Что ты с нами сделала!
– Не я, а Ведь-ава.
– Не прикрывайся волей богини! Нуянза утратила всё, чем жила, на что надеялась. Она потеряла рассудок. Вдруг покончит с собой?
– Не покончит. Смиритесь с волей Ведь-авы!
– С волей Ведь-авы, говоришь? – засмеялся Кафтась. – Да вся деревня знает, что воля богов – это воля Инжани.
– Богохульник! – примирительно улыбнулась ему волховка. – Подумай сам: если твоя сестра ополоумела, как же она может быть оз-авой? И не вчера ведь Нуянза такой стала. За ней и раньше придурь водилась. Вот я и начала искать ей замену, а как Толга появилась, так я сразу и поняла: это дар богов…
Она резко повернулась к Варваре.
– А ты ступай отсюда, Толганя! Поклялась и уматывай! И так слишком много услышала. Завтра в полдень жду тебя здесь.
– Я ведь о муже пришла поговорить, – ответила та.
– Пусть берётся за работу, когда поправится. Старая кузня, правда, подгнила. Новую построим. Завтра же начнём. Теперь иди, иди уже отсюда! – нетерпеливо прошипела Инжаня.
Варвара вышла из избы оз-авы и зашагала к себе домой. Луна ещё не взошла, и лишь скудные остатки закатного света помогали видеть дорогу. Из камышей в заводи вылетела крупная болотная птица. Она принялась кружить над заливом, наполняя темноту утробным зыком.
В детстве и юности Варвара жила недалеко от реки и узнала оцю дутная – небольшую цаплю, которая умеем реветь, как бык. Хотя на дворе стояла осень, и выпь кричала намного слабее, чем весной, Варвару охватила безотчётная, необъяснимая тревога. И если б только её! Из кустящегося неподалёку краснотала выскочил чёрный колобок и вприпрыжку побежал к деревне.
Опять та женщина! Варвара собралась и пошла дальше, подавляя страх. «Вдруг нападёт сзади с топором или ножом?» – подумала она, но ни разу не остановилась, не обернулась, даже не замедлила шаг.
– За мной снова следили, – сказала она, войдя в избу. – Что этой бабе надо? Вдруг она хочет напасть на меня?
– Пока я не выздоровею, тебе нельзя ходить в темноте. Расскажи всё Инжане. Должна понять.
Глава 20. День крови
Наутро к дому Дениса и Варвары подъехали подводы. Это зятья Офтая привезли дубовые брёвна для нижнего венца кузницы и сосновые для сруба: Инжаня всё обговорила с деревенским старостой ещё вчера.
Услышав шум, Варвара выглянула во двор и увидела идущего к избе черноволосого паренька с пухловатым личиком и девичьими глазами – огромными, ярко-голубыми, с длинными тёмными ресницами.
– Будем возводить кузню вон на том пустыре, – важно произнёс он и махнул рукой в сторону Челновой.
– Ты кто?
– Валгай. Подмастерье твоего мужа.
– А я Толга.
– Уже понял. Узнать тебя просто. Ты здесь одна такая беленькая.
– С мастером не хочешь познакомиться? Он в избе лежит. Проснулся уже.
– Не сейчас. Дел много, – строго ответил парень и пошёл к подводе.
Зятья инь-ати и подмастерье повезли брёвна к пустырю. Варвара покормила Дениса и пошла посмотреть, как возводится кузница.
Работники уже вкопали в землю дубовые колоды, уложили на них нижний венец и начали возводить стены.
– Давай Дениса сюда приведём, – сказала Варвара инь-ате. – Пусть посмотрит, порадуется.
Офтай молча кивнул, подозвал к себе одного из зятьёв – и через четверть часа Денис уже сидел на толстой колоде, пил позу и смотрел, как растёт его мастерская. Работники спешили, словно чувствуя, что на днях погода резко изменится, с северо-запада подует ледяной ветер и принесёт ранний снег.
Когда сруб был возведён, оставалось ещё пять дней до Евфимия Осеннего[1]. Ближе к полудню в избу ввалился Офтай. Его панар подмышками был мокрым, а загорелый лоб покрывали бисерины пота.
– Какая жаркая осень! – буркнул он, опускаясь на скамью. – Сколько лет прожил, а такой не помню. Принеси, Толга, корец позы! А ты, Денясь, готовься смотреть свою кузню.
– Нас Офтай зовёт в кузницу. Сейчас пойдёшь или попозже? – спросила мужа Варвара.
– Немедленно, – ответил Денис: ему очень захотелось увидеть мастерскую.
Варвара добежала до прибрежных зарослей шелюги, срезала изогнутую ивовую ветвь и принесла мужу.
– Вот клюка! – задорно сказала она. – Бери! Больше недели ведь валяешься. Пора начинать ходить.
Она помогла мужу встать, взяла его под руку и вывела во двор, а там велела идти уже без её помощи. Он заковылял к пустырю близ Челновой. Варвара следила, как бы он не наступил случайно в ямку и не подвернул ногу ещё раз.
Увидев готовую кузницу, Дениса удивился. Между односкатной крышей из тонких брёвен и верхним венцом сруба, зиял проём. Он был длиной во всю стену и, будучи разделённым подпоркой, напоминал гигантские ноздри.
– Что это?
– Вяльдярьма! – ответила Варвара. – Ну, дым выходит.
– Не чересчур ли большое окошко?
– У нас везде так делают. В Лайме помню кузницу. Ещё больше была вяльдярьма!
– Летом, может, так и хорошо работалось, – пожал плечами Денис. – А как зимой?
– Не знаю. Мы жили далеко от кузни. Может, кузнец зимой и не работал.
– Но мне-то придётся…
Денис обошёл сруб, но входа не увидел.
– Где будут ворота? – он вопросительно посмотрел на Офтая.
Варвара перевела вопрос.
– Где скажешь, там и будут, – ответил инь-атя.
– А где мне работать зимой?
– В старой кузне.
– Так веди туда!
Идти пришлось по заросшему бурьяном берегу Челновой, переходя вброд два неглубоких ручейка и огибая старицу. Всю дорогу Офтай и Варвара держали Дениса под локотки – не надеялись, что он сможет добраться сам.
Из старицы доносились всплески и чавканье. Это стая окуней загнала в «котёл» рыбью мелочь и теперь лакомилась.
– Удочку бы… – мечтательно сказал Денис.
– Любишь ловить рыбу? – засмеялся сельский староста. – Найдём тебе конский волос. Крюки выкуешь сам. Ещё ореховые прутья в лесу срежешь, поплавок из куги сделаешь…
– Ладно тебе! – хмыкнула Варвара. – Пока он вылечится, зима начнётся.
– И подо льдом здесь можно ловить, – махнул рукой Офтай. – Жерлицы на судака ставить, окуня блеснить…
Наконец, показался почерневший сруб старой кузницы. Внутри крутился подмастерье.
– Мастер пришёл, Валгай! – сказала ему Варвара. – По-русски совсем не говоришь?
– Нет, Толга! – коротко ответил тот.
– Смышлёный паренёк, и память хорошая, – шепнула она мужу. – Помнит моё имя. Рузонь кяль быстро учит, а пока я у вас толмач.
Денис подошёл к столу для инструментов, молча проверил молотки, сильно побитые, но крепко держащиеся на рукоятках.
– Сойдут! – вздохнул он. – Чай, не зерцало для воеводы будем ковать.
– Зерцало? – задумалась Варвара. – Как это сказать Валгаю?
– Просто скажи, что молотки годятся.
Ржавую покоцанную наковальню, которая была прочно прикреплена к врытой в земляной пол дубовой колоде, он тоже счёл её пригодной для работы, несмотря на неприглядный вид. А вот глинобитный горн его ужаснул: в гнезде не было колосника.
– Мехи впустую будем гонять! – покачал головой Денис.
Он разочарованно опустился на скамью. Варвара села рядом и обняла его.
– Не нравится кузница? – словно извиняясь за сородичей, спросила она.
– Почему же? Люди старались. Сделали, как могли. Просто не знают они, каким должен быть горн, а я не привычный работать с таким. Хорошего оружия на нём не выковать. Не парень виноват, что ножи у него плохо выходят. Спроси его, как же он здесь работал?
Варвара перевела вопрос мужа.
– Работал, как мастер учил, – веско ответил Валгай.
– Не повезло мне с кузницей. А это, считай, второй дом. Или даже первый… – Денис посмотрел на подмастерье: – Валгай! Качни-ка!
Парень без помощи Варвары догадался, что от него требуется, и взялся за мехи. Они медленно и тяжело задышали.
– Мехи добрые, двойные, – улыбнулся Валгаю мастер. – А теперь зажигай.
Парень положил в горновое гнездо берёзовую щепу, взял в руки кремень и кресало… Когда дерево загорелось, он подсыпал углей и вновь стал качать мехи.
– Огоньне тот… – вздохнул Денис. – Нет колосника. Вместо него просто дырка, – он просунул палец в отверстие. – Дюже широка дырка.
– Пяк кели варя, – перевела жена.
Слово «варя» она произнесла неприязненно, сделав на него упор.
– «Варя»? – рассмеялся Денис. – Навсегда запомню, что это значит… Но, Толга, с горном-то что будем делать? Нужен колосник. Иначе упаримся качать мехи, а хорошего пламени не добьёмся. Скажи это Валгаю.
– Попробую, – ответила Варвара и начала что-то объяснять парню.
Поговорив с подмастерьем, она сказала Денису:
– Он не делает колосник…
– Его и не надо делать. Нужно купить готовый. Лучше чугунный.
– В лавку надо ехать, – сказала Варвара.
Она начала шептаться с подмастерьем, потом сказала мужу.
– Лавка в Томбу. Ехать полсотни вёрст. Козлов много дальше, да и путь всё одно через Томбу. Валгай едет. Офтай даёт телегу и лошадь.
– Так не пойдёт, Толга! – возразил Денис. – Я сам должен выбрать колосник. Поеду в Тонбов с Валгаем.
– На службу записаться хочешь?– вздрогнула жена. – К Боборыкину? Нет, Денясь! Я клялась не покинуть деревню. По своей воле не покину. Никогда!
– Когда клялась? Кому?
– Инжане. Я ей клялась моей мамой. Её покоем в Тона ши.
– Ты покойной матерью клялась? – вскипел Денис. – Инжане? Бог ты мой! Как же ты могла? Почему мне не сказала? Почему не потолковала со мной, прежде чем клясться?
– Не успела.
– Я-то здесь навсегда не останусь… Что нам теперь делать?
– Еду с тобой, но пякпяк злюсь.
– Злиться на меня будешь? Разве ты уже не хочешь, чтобы я отомстил степнякам? За твою мать, за отца, за Лайме… Неужто ты простила татар?
– Нет, ненавижу их, но за тебя боюсь. Ты ведь и погибнуть можешь, и скопцом стать… на войне.
– Кто тебе такое нашептал? – возмутился Денис.
– Инжаня…
Денис тяжело вздохнул, потом махнул рукой.
– Бог с ней. На ярмарку одно надо ехать. Изутра. И не страшись. Никто меня, хромого, в служилые не запишет.
«А ведь правда! Зачем же я, дура, проговорилась о своей клятве?!» – начала корить себя Варвара.
Она с минуту простояла в задумчивости, потом уверенно отчеканила:
– Ты же хромой, Денясь! Еду с тобой. Следить буду. Чтоб не споткнулся, чтоб нога опять не заболела. Вместе выбирать колосник будем.
– Добро, Толга, – грустно улыбнулся Денис.
– Значит, едем, – сказала Варвара и повернулась к Валгаю:
– Завтра встань затемно и беги к нам. Поедем в Томбу.
Парень понял, что никакой работы в кузнице уже не будет, а значит, он больше не нужен.
– Пойду? – спросил он.
Варвара кивнула, и подмастерье побежал домой.
– Почто же ты поклялась Инжане, что не покинешь деревню? – спросил Денис, когда они остались одни.
– Она будто заворожила меня. Клещила, давила. Говорила: «Тяжёлые времена настают. Деревне трудно без оз-авы».
– А ты здесь причём? Инжаня умирать собралась?
– Не знаю. Она мне сулила: «Ты оз-ава! Скоро, скоро ты будешь оз-авой».
– Значит, Инжаня чует скорую смерть. Она же ведьма, вот и чует… А что за трудные времена настают?
– Крепостные времена. Она говорит, что зря Офтай надеется. Не сможет защитить себя деревня. Не нужно боевое оружие. Нужна оз-ава. Молодая оз-ава. Красивая оз-ава. Она – утешение.
– Выходит, не токмо мы с тобой, но и Инжаня это разумеет. Знает, что оружие деревню не спасёт. Тогда для чего я здесь потребен?
– Офтай спорит с ней. Настаивает. Думает, деревня сможет отогнать всех врагов.
– Но ты ведь знаешь, что не сможет.
– Вестимо, знаю, – вздохнула Варвара. – Моя Лайме! Мы хотели воли. Хотели не платить тягло, не платить ясак. Думали воевать. И с рузами, и с татарами. Не сумели! Начали сражаться, и татары нас перебили. Легко-легко! Всех нас! Я одна убежала. В лес. На дерево залезла. Погибла моя Лайме! А Вирь-атя разве другая? Выбирать ей придётся. Или рузы, или татары. Рузы лучше. В полон не уводят. В рабство не продают. К земле прикрепляют. Крепостные времена настают!
– Но ведь и нас с тобой закрепостят, если мы тут останемся. Ты об этом не думала?
– Здесь мокшет живут. Я мокшава. Я с ними.
– Но я-то не мокшава…
– Не мокшаля, – поправила его Варвара. – Я мокшава. Инжаня – мокшава. Офтай – мокшаля. Валгай – мокшаля. Все мы – мокшет. А ты – не мокшаля. Понял?
– Да, я не мокшаля, – раздражённо кивнул Денис. – Не верю я в ваших богов! И вот о чём подумай. Если всех закрепостят, то и кстить будут. Насильно. К купели поведут. Всех! Как же ты сможешь быть оз-авой?
– Тайком. Вечор в церковь молимся, а изутра на кереметь идём. Инжаня сказала, так можно. Мина так живёт.
– Что за Мина?
– Забыл? Его Ведь-ава женила. На себе. Он в селе живёт. Под Нижним. Поп там есть. Он в церкви святой отец, а на керемети – оз-атя.
– Кто тебе такое сказал? – насторожился Денис.
– Инжаня. Видишь, эрзя может так. Почему же мокша не может? Я оз-ава, а Офтай – поп. Или сын его Тумай. Отец Тимофей. Или даже ты. Отец Дионисий!
– Ловко придумала! – хмыкнул он. – Токмо я ведь о другом счастье мечтаю.
– Бросишь меня?
– Нет, останусь с тобой, но буду зол на тебя, – вздохнул он, вспомнив слова Варвары.
– Вытерплю твою злость. Лишь бы ты был рядом…
Денис улыбнулся и поцеловал её:
– Добро, Толганя. Теперь пошли отсель.
Заперев кузницу, они сразу же отправились к Офтаю просить лошадь.
На пустыре кузнечики яростно исполняли прощальные трели – чувствовали, что затянувшееся бабье скоро закончится, и их тельца заледенеют от нагрянувшего мороза. Денис ковылял через силу: нога болела всё сильнее. Варвара придерживала его под руку – боялась, что муж споткнётся.
Офтай усадил супругов за стол, налил им позы, угостил тушёным с овощами зайцем, которого недавно принесли ему зятья. Они удачно поохотились: хватило и себе, и тестю.
– Ну как тебе мальчик? – спросил Офтай. – Будет толк от него?
Варвара перевела вопрос.
– Не в Валгае ваша беда, – ответил Денис. – Он паренёк смышлёный. Научу его ковать сабельки из уклада.
– А из булата?
– Булат лить не умею. И никто на Руси не может. Сделаю вам оружие из уклада. Доброго уклада. Даже три-четыре сабельки сделаю. Хоть угорского выкова[2], хоть польского. Токмо вот горн у вас плох. Мехи впустую качаете. Нет доброго пламени – не будет и оружия. Даже плохонького.
– Плох горн, говоришь? Его можно переделать?
– Нужно поставить колосник.
– Ты же кузнец, почему не сделаешь?
– Чугунный нужен. Здесь такой не выплавишь. Не тот огонь.
– Где ж его взять?
– Их из Тулы сюда привозят. Недёшево колосник обойдётся, зато прослужит долго. В город надо за ним ехать. В Тонбов.
– Дорогой он, выходит, этот колосник?
– Ты же хочешь, что я наковал оружие для всей деревни. Не жмись, Офтай, раз уж решил вооружать людей.
– И когда ж накуёшь?
– Нескоро. Сначала руду нужно наготовить. Всей деревней добывать будем: много её потребуется. Зимой придётся лёд в болотах долбить, мёрзлое дно копать. Много сил уйдёт! Потом крицу начнём варить. Затем с ней буду возиться, очищать… Оружие ковать начну летом, не раньше.
Жена перевела ответ Дениса слово в слово. Лицо Офтая сделалось печальным и сосредоточенным. Он долго молча размышлял, потом вяло сказал:
– Толга, сбегай за Инжаней! Посоветоваться надо.
У Варвары душа ушла в пятки. «Всё пропало! Оз-ава разубедит Офтая. Скажет, бесполезны перья, сабли и пищали. Инь-атя уже сейчас испугался затрат. Он согласится с Инжаней. Денис тогда уедет и запишется в стрельцы, а мне что делать?» – судорожно думала она, но всё же взяла себя в руки, поднялась и побрела к дому Инжани.
Та отдыхала после обеда. Сидела на эземе и, вертя тонкими пальцами чащу со шкаень пуре, потихоньку цедила напиток богов.
– Зачем пожаловала, Толганя? – с усмешкой спросила она. – Сегодня я тебя не ждала.
– Я тебе матерью клялась, что останусь здесь и буду оз-авой, – взмолилась Варвара. – Пообещай кое-что и ты…
– Ишь какая! Молокососка, а с гонором. Чего от меня хочешь?
– Тебя Офтай зовёт. Посоветоваться хочет. Засомневался он. Того гляди передумает ковать оружие для всей деревни.
– Ну, и хорошо. Пустая это затея. Делай оружие или не делай, всё одно. Отдадут нас монастырю, сыну боярскому или стрелецкому сотнику. К этому всё идёт, девочка.
– А как же Денис? Что здесь ему делать, если Офтай раздумает вооружать деревню? Он научит Валгая ковать инвентарь и уедет в город, запишется в служилые… а я здесь останусь соломенной вдовой. Потому как тебе обещала остаться, матерью клялась. Потеряю я Дениса.
– Ах, вот оно что! – ухмыльнулась Инжаня. – Хорошо, Толганя. Помогу тебе… но подумай, какое бремя я повешу на свою вайме? Подвигну односельчан на тяжёлый ненужный труд. Вселю в них напрасные надежды…
– Понимаю… – неуверенно промямлила Варвара.
– Тогда помни: ты – моя должница. Не забыла, что я тебе говорила про веник?
– Да. Нужно схватить самый старый тяльме. В твоей бане, у окна.
– Вот! А теперь клянись ещё раз.
Инжаня поставила чащу на пол, так и не выпив из неё ни капли, подошла к печи и вновь вынула из подпечка липовое поленце.
– Переступай, Толга! Клянись вайме своей матери, что побежишь к венику во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Не сможешь бежать – поползёшь. Сразу же, как только увидишь меня умирающей.
Варвара покорно переступила через обрубок липового ствола.
– Моя помощь дорого стоит, – посмотрев ей в глаза, задушевно произнесла Инжаня. – Я ведь пойду против совести. Платой станет твоя вайме.
Варвара побелела от ужаса.
– Что станет с моей душой?
– Не пугайся! – ласково улыбнулась Инжаня. – Ничего страшного с ней не случится. Потом всё узнаешь. Пока об этом не думай. О чём-нибудь ещё хочешь меня попросить?
– Да, – собравшись, ответила Варвара. – Давай повременим с занятиями. Вот нога у мужа пройдёт, и я снова стану к тебе ходить. В любое время дня. Денис провожать будет.
– Чего ты боишься? – удивлённо подняла брови Инжаня.
– В темноте за мной кто-то крался. Уже не раз.
– Мужчина? Женщина?
– Женщина. Невысокая. Выглядит, как кубышка.
– Не бойся её, – отмахнулась Инжаня. – Это Нуянза. Она не опасна.
– Как не опасна? Она же ополоумела!
– Где ты это слышала?
– У тебя. Так сказал её брат. Разве не помнишь?
– Ну, пусть так. И что с того?
– Мало ли что сумасшедшей бабе в голову взбредёт.
– Ты её на голову выше. Ты крупнее, сильнее её. Что она тебе сделает?
– Возьмёт топор, подкрадётся сзади и рубанёт, например…
– Ну, хорошо, – согласилась Инжаня. – Пока Денис не выздоровел, будешь учиться до обеда. Теперь пошли к Офтаю.
Дед Офтай сидел за столом, не шевелясь и, казалось, не дыша. Сидел, упёршись взглядом в грязное пятно на стене. Если б не вошли Варвара и Инжаня, он ещё долго пробыл бы в оцепенении.
Рушилась мечта, которой он жил последние годы. Он ничего не понимал в металлургии и кузнечном деле, и до разговора с Денисом не догадывался, каким напряжением сил обернётся его затея. Ведь всей деревней придётся день за днём вгрызаться пешнями в мёрзлый лёд окрестных болот. Потом опять же всем миром сушить и прокаливать накопанную руду, закладывать её в сыродутные печи и превращать в крицу. А затем… когда ещё Денис накуёт хорошее оружие? Через год? Через два? Сможет ли Вирь-атя всё это время тихо таиться в Челнавских дебрях? Не найдут ли её раньше татары или рузы?
Размышляя над этим, Офтай не заметил, как к нему подошла Инжаня.
– Что с тобой? – щёлкнув его по лбу, спросила она.
– Думаю… – мрачно ответил он.
– А я уж испугалась, не удар ли приключился. Думала за травами сбегать, заклятьями тебя полечить…
– Не нужно, Инжаня. Я здоров. Просто печаль снедает…
– В чём дело?
– Ты права оказалась. Насчёт сабель…
– Ужель и ты теперь думаешь, что оружие деревню не спасёт?
– Не в этом дело, Инжаня. Горбатиться много придётся. Всей деревней. Согласятся ли люди?
– Если дело лишь в этом, не отступайся! – сказала та. – Созывай пуромкс. Я помогу тебе убедить людей.
– Жалко мне их. Трудный же труд и опасный, а люди зимой отдохнуть хотят, к весенним работам сил подкопить.
– За свободу нужно платить, – улыбнулась деду Инжаня. – А ты как хотел?
– Но ты же сама говорила, что пустое это.
– Говорила… а теперь иначе думаю. Раз затеял дело, доводи его до конца.
– Тут ещё Денис в Томбу собрался. За причиндалами для горна. Не по душе мне эта поездка. Денег в общинной казне кот наплакал, а чугунный колосник дорого стоит… – вздохнул Офтай.
Инжаня понимающе кивнула.
– Я с ним отправлюсь. Пригляжу.
– Когда поедете?
– Сегодня вержи, день крови, – ответила Инжаня. – Скотину режут. Завтра шуваланя. Мясо на торг люди повезут. Надо ехать.
– Завтра так завтра, – согласился Офтай. – Только ведь до Томбу сорок вёрст. На рассвете выедете – в полдень будете. Поздновато приедете.
– Что делать, Офтай. Ночью ехать опасно, а колосники для кузнечных горнов – не горячие пирожки. Они мало кому нужны. Никто их не раскупит.
– Вы ж не порожняком поедете. Товар на торг повезёте. Мёд, воск, паклю… Успеете продать?
– Почему ж не успею? – усмехнулась Инжаня. – Я ж не раз бывала в Томбу. Тамошних купчиков знаю. Кому-нибудь из них да сбуду.
Она строго посмотрела на Варвару:
– Всё слышала? Долго с Денисом не спите, утром не тешьтесь. Выедем до рассвета.
–
[1] День Евфимия Осеннего в 1636 году – 15 октября по старому стилю (25 октября по новому).
[2]Угорский выков – сабли венгерского типа.
Часть 3 Жертва Девы воды
Глава 21. Василий Поротая Ноздря
В город они отправились ещё затемно. В выстланную соломой телегу была запряжена немолодой, но ещё не чахлый жеребец. Правил подводой Валгай. Остальные сидели на мешках с паклей.
Запах лесного мёда стелился вокруг парей-пудовок – кадок, выдолбленных из толстых липовых колод. К нему примешивался резкий и чуждый запах целебной жидкости, который доносился из котомки Инжани: она взяла с собой это зелье, чтобы в дороге натирать ногу Дениса.
К Цне ехали сквозь молодое сосновое редколесье, погружённое в лёгкий туман. Путь освещала полная луна, взобравшаяся высоко-высоко, почти к зениту.
К восходу солнца конь дотрюхал до устья Челновой. Там на въезде в деревню высилась статуя мокшанского князя, вырезанная из ствола дуба. Она почернела от времени и дождей, растрескалась и выглядела внушительно и зловеще.
Денис слегка толкнул Варвару плечом:
– А ты говорила, у мокши нет идолов …
Та задумчиво потупила взгляд.
– Это не идол, – ответила вместо неё Инжаня. – Ему не молятся.
– А что же это тогда? – удивился Денис.
– Славный азор. Жил он давным-давно, при Тюште, однако память о нём не умерла! Чуткий у него был слух, вот он и звался Кулеватом. За версту чуял татарских коней. Слышал он даже звуки подземного мира и подводных глубин. Ведь-ава узнала об этом и возмутилась. «Не должны смертные знать, что творится в моём хрустальном дворце!» – решила она и забрала Кулевата к себе в вечное услужение. Он утонул в омуте, где Жолняма в Цну впадает. Ямы там глубокие! Леща в них много, потому и дешёвый он. Можем выгодно обменять паклю на вяленую рыбу, и уже с ней в Томбу ехать. Навар поделим. Половину мне, четверть тебе и четверть Толге. Ну, и Валгаю чуть отсыплем, чтоб молчал. Как ты на это смотришь?
– Тебе виднее.
– А ты, Толганя, не против? – поинтересовалась Инжаня.
– Чего мне противиться? Деньги всегда пригодятся, – ответила Варвара.
Валгай остановил лошадь возле низенькой курной избы, которая стояла на высоком берегу над излучиной Челновой.
– Шиндяй, ты дома? – крикнула Инжаня.
Из сарая послышался шум. Это застучали друг о друга сушёные рыбины. Затем скрипнула дверь, и вышел широколицый хозяин. Его лысая голова напоминала улыбчивую луковицу.
– А, это ты, оз-ава из Вирь-ати!
– Шиндяй! Говорят, ты новый домишко надумал строить. Льняная пакля нужна? – Инжаня взяла быка за рога. – Могу на рыбу обменять.
– Чего ж нет-то?
– Тогда давай! Учти только: мне лещей просматривать некогда, – Инжаня колко посмотрела ему в глаза. – Если подсунешь мне плохую рыбу, с плесенью, с шашелем или с опарышами, то Ведь-аву крепко разозлишь. Дочерей твоих она бесплодными сделает. Да и тебя самого может утопить.
– Я хоть раз тебя обманул? – обиделся рыбак.
– Не было такого! – согласилась Инжаня. – Потому и приехала к тебе, а не к кому-то другому. Напомнила на всякий случай, что со мной играть не надо.
Шиндяй отправился в сарай, где хранилась рыба на продажу. Скоро висящий над телегой медовый аромат смешался с запахом вяленых лещей, и у Варвары закружилась голова.
– Может, в гости заглянешь, прелестница? – подмигнул Инжане Шиндяй.
– Я же сказала: времени нет. Сейчас на торг в Томбу спешу.
– Спеши-спеши! В полдень там будешь, не раньше. На обратном пути загляни, если время позволит. Я ж всегда тебе рад.
– Загляну ненадолго, – сказала Инжаня и запрыгнула на телегу.
Жеребец поплелся на юг вдоль берега Цны. Рыбак разочарованно посмотрел вслед телеге: хотел часок побаловаться с красивой волховкой из Вирь-ати, да не получилось.
Варваре ехать было тяжело. Сидеть стало жёстче, но, главное, её раздражал запах вяленой рыбы.
– Мутит меня что-то, – шепнула она Инжане. – От этих лещей, будь они прокляты.
– Неужели не любишь вяленую рыбу? – удивилась тая.
– Как же? Рядом с Жолнямой выросла. Раньше любила рыбку, а теперь не знаю, куда деться от её вони.
– Она разве воняет? Свежая она, – пожала плечами Инжаня и перешла на русский. – А ты, Денясь, чего думаешь? Пропали лещи?
– Да нет, хорошо пахнут.
– Значит, мне мерещится вонь, – вздохнула Варвара. – Может, с недосыпу…
Грунтовая дорога была ухоженной и наезженной, по ней часто ходили повозки между Тамбовом и селом Моршей, где недавно был построен царский двор. Подвода катилась вдоль берега Цны, гладкую поверхность которой укрывал слабый туман. Сосновые боры перемежались с березняками и осинниками. Варвара понемножку принюхалась к запаху лещей, привыкла – и он перестал её раздражать.
На полпути к Тамбову, когда солнце уже высоко поднялось и начало проглядывать между кронами берёз и дубов, на источенный короедом борт телеги сел маленький красный жук.
– Якстерь инжаня! – засмеялась Варвара и толкнула плечом оз-аву.
– Что ж, спросим у неё, поменяется ли погода, – ответила та. – Промокнем на обратном пути или нет.
Она осторожно взяла божью коровку и подбросила, прошептав:
Якстерь инжаня!
Мани афток пиземс?
( Красный жучок!
Ясно будет или дождливо?)
Жук расправил в воздухе крылья и полетел в сторону прибрежного краснотала.
– К вёдру, – порадовалась волховка. – Сухими домой вернёмся. Это хорошо, но чересчур уж бабье лето затянулось! Так не должно быть…
К Студенцу телега подъехала, как и ожидалось, в полдень. Лишь узкая река отделяла путников от стен города.
