Текст книги "Новый старый 1978-й. Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Андрей Храмцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Ты думал я забыл о книге? – спросил меня хитро улыбающийся Брежнев. – А я всё помню и ничего не забываю. Это подарочный вариант моих двух книг. Я её уже подписал, так что в антракте посмотришь.

– Спасибо огромное, Леонид Ильич. Ваш приезд на мой концерт и так для меня является дорогим подарком, а тут ещё два, да каких.

И тут я уловил своим сознанием отрывочные мысли, которые мелькали в голове Генсека. Это получилось у меня само собой, спонтанно, я даже и не собирался этого делать. Вот это да! Я что, теперь и мысли людей, которые не знают, что я вторгаюсь в их сознание, научился читать? Но я рано радовался. Это были только некие обрывки и только касающиеся меня. А я губу раскатал, решил, что я второй Мессинг. Но мне и этого было пока достаточно. Прогресс явно был, но очень медленный. А куда торопиться, у меня вся жизнь впереди.

Улавливая мысли Брежнева обо мне, я смог понять, что он относится ко мне действительно очень хорошо, как ещё к одному своему внуку. Это, конечно, выглядело странно, но всякое в жизни бывает. Вижу, что понравился я ему своей прямотой и откровенностью. Ага, вот оно что. Оказалось, я был прав на счёт Андропова. Это он рассказал часть информации обо мне Леониду Ильичу и я правильно сделал, что раскрыл сам немного правды о себе. То же самое, как оказалось, и Андропов сообщил Генсеку. Вот жук, сложно было позвонить и предупредить? Всё бы ему в шпионские игры играть. Мне просто повезло, что я интуитивно угадал, как и что рассказать Брежневу. А если бы соврал или вообще бы ничего не сказал? Тогда бы Леонид Ильич спросил в лоб и пришлось бы опять врать.

Я прочитал в голове Брежнева, что ему очень нравятся наши четыре песни, три из которых я и так знал и уже поставил первыми в концерте. А вот четвёртая была «Трава у дома». И не удивительно, её в этом времени космонавты уже сделали своим гимном.

Мы целоваться не стали, а крепко пожали друг другу руки. Брежнев на прощание сказал, что он здесь ненадолго и попросил нас сыграть три песни в испанском стиле, на что я ответил, что мы с них и начнём. Солнышку, как старой знакомой, он просто доброжелательно кивнул и пошёл спускаться в зал. Микрофоны служба охраны предусмотрительно отключила, поэтому наш разговор никто не слышал, так как мы говорили тихо, но видели все присутствующие в зале. Одно то, что они вживую увидели Брежнева, они будут рассказывать своим детям и внукам. А о наших с ним доверительных отношениях будет завтра знать вся страна. Зал, когда Леонид Ильич начал спускаться со сцены, отмер, встал и разразился бурей оваций.

Я передал подарок и папку с Ленинской премией Димке, который стоял за кулисами и по моему кивку подошёл ко мне. Потом я взял микрофон и обратился к опять притихшему залу. Леонид Ильич уже занял центральное место в первом ряду партера, поэтому я сказал:

– Дорогие товарищи и друзья. Я только что из рук Леонида Ильича Брежнева получил Ленинскую премию за большой вклад в развитие советской музыки. Спасибо партии, правительству и лично дорогому Леониду Ильичу Брежневу за столь высокую оценку моего скромного труда. Обязуюсь впредь достойно нести гордое звание лауреата Ленинской премии и написать много хороших песен для нашего народа.

На этот раз зал не встал, но овации были не менее бурными. Публика рукоплескала мне, как любимому исполнителю песен, отмеченному высокой наградой Родины. Брежнев мне кивнул, давая понять, что ему понравилась моя речь и мы начали свой концерт. А начали мы, как я и говорил, с «Хоп Хэй Лала Лэй». Надо было отрабатывать Ленинскую премию. И я решил схулиганить, но заранее показал знаками охране, то, что собираюсь сделать, чтобы меня не пристрелили ненароком. Последний припев я решил исполнить вместе с Брежневым, для чего я спрыснул со сцены с микрофоном в руке и подошёл к Леониду Ильичу, оставив гитару на сцене. Я знал, что слова он уже хорошо запомнил, поэтому я ничем не рисковал. Он встал и мы вдвоём, только под серёгино музыкальное сопровождение на синтезаторе и барабаны Солнышка, её спели. Зал сначала замер, а потом нас захлестнула буря аплодисментов. Мы с Генсеком стояли довольные и улыбались, а зрители были несказанно счастливы. Такого начала концерта они даже во сне представить себе не могли. Чтобы им пел сам Брежнев, от таком они будут помнить всю жизнь. Охрана смотрела на меня, как на врага народа, но видя, что Генсек доволен, молча стерпели мою выходку.

Четвёртой песней, как я и увидел желание в голове Брежнева, мы исполнили «Траву у дома». Генсек был очень доволен. Сразу после того, как я её спел, Леонид Ильич встал, немного поаплодировал нам со всеми вместе, а потом махнул мне рукой и направился к выходу. Охрана и сопровождающие Генсека лица направились вслед за ним. Начальник охраны Брежнева всё-таки не выдержал и показал мне за спиной кулак. Конечно, я их заставил понервничать, но всё закончилось даже лучше, чем я ожидал.

Дальше всё пошло так, как и должно было быть. После такого знака уважения к нам со стороны главы нашего государства мы играли так, как не играли никогда. Публика здесь не отплясывала перед сценой, как вчера в ДК, но такое желание читалось в глазах у многих. Думаю, на втором нашем здесь концерте они не выдержат и тоже будут танцевать. Цветов нам несли не так много, как в первом отделении нашего вчерашнего концерта, но впереди ещё было второе отделение и наше секретное оружие – видеопроектор, хотя о нём кто-то мог уже и слышать.

На антракт мы уходили с большим желанием поскорей посмотреть мою награду с подарком, но и отдохнуть нам надо было. В гримерке мы сначала просто немного посидели, а потом Солнышко не выдержала и схватила со стола всё, что принёс Димка. Как была любопытной девчонкой, так ею и осталась. Говорят, что любопытство родилось раньше женщины.

– Ну что, – спросил я её, когда она всё внимательно изучила, – уталила своё любопытство.

– Так интересно же, – ответила она. – Там и пачка денег лежит в отдельной специальной коробочке. Книга тоже классно смотрится и автограф серьезный, тебе адресован. Юным другом тебя Брежнев назвал, это дорогого стоит.

– Да, всё что я сегодня получил, дорогого стоит. А дороже всего само появление Брежнева на нашем концерте. Теперь никто даже слова нам поперёк сказать не посмеет. Мы теперь неприкасаемые, как в Индии. Только там это изгои, а мы теперь, наоборот, элита элит.

– А мне можно посмотреть? – спросила ещё одна любопытная, которую я тоже сделал женщиной, по имени Маша. – Я тоже хочу.

– Да смотри на здоровье, мне не жалко.

Так и прошёл весь антракт. Во втором отделении мы уже играли поспокойнее, немного сказывалась накопившаяся за эти дни усталость. Но мы держались молодцом и своей усталости зрителям не показывали. Мы это с Солнышком давно научились делать. Видеопроектор и наши клипы произвели на зрителей ошеломляющее впечатление, особенно на фоне моих рыцарских доспехов и солнышкиного старинного платья. Но в самом конце нашего концерта молодёжь не выдержала и, всё-таки, побежала к сцене, так как мы исполнили давно полюбившиеся всем «Подожди – Дожди» и «Комарово». И сразу после этого нам понесли цветы. Как потом оказалось, цветов было намного больше, просто мы этого сразу не заметили.

После окончания выступления мы долго кланялись публике, а она нам всё хлопала и не хотела никак отпускать. На лицах зрителей мы видели восторг и обожание. «Демомания» приняла уже глобальные, можно даже сказать, мировые, масштабы. Приятно, когда тебя любят, а когда тебя любит и ценит твоя Родина – приятнее во много раз.

Вот так, сегодня, кроме того, что я получил всенародное признание и любовь зрителей, я стал ещё и лауреатом Ленинской премии. А впереди меня ждала вторая Звезда и прижизненный памятник. Я увидел это в мыслях Брежнева. И я также понял, что это будет скоро, но вот когда, не смог разобрать. Видимо, и сам Брежнев был ещё не в курсе, так как всё это должны были делать другие люди. Но то, что это будет в течение следующей недели, я понял точно. Такое указание дал своему помощнику Брежнев. И ещё я увидел, что на днях меня попросят написать и исполнить песню на девятое мая. Ну что ж, я это предвидел, поэтому завтра с утра надо будет заняться этим вопросом.

Copyright © Андрей Храмцов

Глава 7

Первомай

Нас с Солнышком разбудили звуки песен, которые доносились из уличных репродукторов в наши открытые окна. Одна из них была, как раз, про сегодняшнее утро:

Солнце майское, светлее

С неба синего свети,

Чтоб до выси Мавзолея

Нашу радость донести.

Был понедельник и, вдобавок, первое мая. Но комсомольцы не сдаются и бегут делать зарядку в любой день и в любую погоду. Вспомнился короткий диалог из фильма «Джентльмены удачи», когда главные герои бежали в майках и трусах из одного города в другой:

– А что, «Динамо» бежит?

– Все бегут!

Нам с Солнышком надо было собираться и отправляться на Красную площадь. Первое мая без участия в демонстрации – это, считай, потерянный год. Такое событие бывает раз в году, поэтому пропустить его было никак нельзя. Мы собирались недолго. Серега с Иркой напросились ещё вчера с нами. Мне не особо хотелось сближаться с девушкой Сергея, но Солнышку она понравилась, поэтому мы их решили взять утром с собой. Я на сто процентов был уверен, что это Ирка уговорила Серёгу отправиться с нами на Красную площадь.

Теперь мне пришлось к Золотой Звезде и четырём наградным планкам дополнительно прицепить, только уже с правой стороны, медаль лауреата Ленинской премии. Да, смотрелось солидно. Так как сегодня обещали опять под двадцать градусов тепла, то мы оделись во всё лёгкое и светлое. Я надел светло-серый костюм с белой рубашкой и галстуком. Не, не с пионерским. Из пионерского возраста я уже вырос, а комсомольских галстуков в природе не существовало. А вот комсомольский значок с XVIII-го съезда ВЛКСМ я прицепил на лацкан пиджака с левой стороны, рядом со Звездой. Ну всё, теперь весь блещу, как начищенный самовар.

Солнышко оделась тоже во всё светло-серое, только надела ещё легкий плащ, и тоже прикрепила к нему комсомольский значок. Свои иностранные брошь и медаль со звездой она надевать не стала. Смотрелись мы с ней вдвоём очень стильно и модно.

Когда мы вышли из подъезда, Серега с Иркой уже стояли возле нашей машины. Наши с Солнышком многочисленные наряды вызывали у Ирки тихую зависть, но она это хорошо скрывала. Хотя я всё это легко читал по её глазам. Да, она ещё, в придачу, и завистливая оказалась. Не повезло Серёге с выбором. Надо будет, при случае, к ней в мозги залезть, хотя я и без этого давно понял, чего она на самом деле добивается.

Центр Москвы был перекрыт, но увидев мой пропуск на лобовом стекле, нас пропускали без проблем. Чтобы подъехать к самому Кремлю, мне два раза даже пришлось показывать дополнительно и своё удостоверение сотрудникам в штатском. Видимо, чем ближе к Кремлю, тем пропускной режим был жёстче. Уже подъезжая к нашему любимому месту для стоянки, зазвонил телефон.

– Привет, Андрей, – раздался в трубке голос Андропова. – Ты сейчас где?

– Здравствуйте, Юрий Владимирович, – ответил я, заруливая на стоянку. – Мы находимся рядом с Кутафьей башней и собираемся идти на Красную площадь, чтобы присоединиться к демонстрантам.

– Хорошо, что ты уже рядом. К вам есть комсомольское задание. Ты со Светланой должен подойти к Мавзолею, там найдёшь полковника Нечипоренко. Он на месте тебе всё объяснит.

– Понял, выдвигаемся в указанном направлении.

Так, как я и думал, первое мая нам спокойно провести не дадут. Я повернулся к сидящим сзади ребятам и сказал:

– Мне звонил Андропов. У нас с Солнышком появилось отдельное партийно-комсомольское задание, так что мы будем вынуждены разделиться.

Серега уже привык к моим странным звонкам и таинственным исчезновениям, а вот Ирка сидела слегка обалдевшая. Ещё вчера, когда она увидела, как я запросто общаюсь с Брежневым, она стала ходить с восторженными глазами, в которых уже явно читалось не просто дружеское чувство ко мне, а нечто большее. Хотя этого никто не замечал, так как вокруг царила обычная концертная суета и ни до кого никому не было никакого дела. А сейчас она услышала, что я и с Андроповым разговариваю как с обычным человеком, и влюблённый блеск в её глазах вспыхнул с новой силой. Солнышко думала, что Ирка так сильно влюблена в Серёгу и этот молчун тоже был в этом уверен, но я то знал, что это совсем не так.

Ещё вчера на концерте я видел, что Ирка постоянно пыталась остаться со мной наедине, но ей всё время кто-то мешал. Ладно, это потом, а сейчас надо подумать о песне на девятое мая и попытаться понять, что от нас хочет Андропов. Раз нас зовут к Мавзолею, значит точно, что мы там ничего петь не будем. Уже хорошо.

К Мавзолею пробиться было довольно сложно, но с моей ксивой нам с Солнышком удалось относительно быстро пройти сквозь многочисленные кордоны милиции и людей в штатском. Всюду стояли нарядные колонны демонстрантов в детьми, цветами и красными флагами. Кто-то держал в руках портреты членов Политбюро, а кто-то стоял, опершись на огромные транспаранты. Все ждали отмашки, чтобы стройными рядами двинуться на Красную площадь.

Около лестницы Мавзолея нас тормознул явно большой начальник. Он нас узнал в лицо, поэтому сразу представился. Это и был обещанный моим шефом полковник Нечипоренко, по внешнему виду которого было сразу понятно, что он из ведомства Андропова и он тут самый главный по безопасности. Оказалось, что нам, как молодым комсомольцам и мне, как члену ЦК ВЛКСМ, поручено подняться на трибуну Мавзолея и поздравить Брежнева и Суслова с праздником и вручить цветы. Остальным членам Политбюро цветы вручат другие пионеры и комсомольцы. Означенные цветы нам доставят позже.

Я сказал, что мы готовы, после чего полковник попросил нас подождать в сторонке. Мы отошли на несколько шагов в сторону Кремлевской стены и стали наблюдать за происходящей вокруг суетой. Тут нам принесли два букета и подвели к нам ещё несколько таких же разнополых пар. Было принято, чтобы руководство поздравляли парами, состоящими, обязательно, из мальчика и девочки. Вспомнилась фраза Остапа Бендера из «Двенадцати стульев»: «Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!» Я вечером обязательно расскажу Солнышку эту историю и популярно объясню ей смысл этой аллегории, а потом, так как камней у нас дома не водится, кину ей «пару палок». Да, потом ей придётся ещё рассказать, что такое «палка» на жаргоне озабоченных сексом самцов мужского пола.

Тут появились члены Политбюро, которые стали медленно подниматься на его трибуну. Только 1983–1984 годах к задней части Мавзолея добавят закрытый эскалатор для подъёма пожилых членов Политбюро и Верховного Совета СССР на его трибуну. Пристройка будет выполнена в стиле и цветовой гамме самого Мавзолея и станет незаметна со стороны. Рядом стоящие пионеры и комсомольцы, увидев нас, солистов группы «Демо», немного оробели, а потом вообще застыли при виде кремлевских небожителей, ну а мы с Солнышком приветливо со многими здоровались и жали им руки. С Брежневым мы даже расцеловались и он мне подмигнул. Видимо, опять что-то придумал, но сегодня его мысли я прочитать не мог, так как вокруг было много народу.

Как только они все взошли наверх, заиграли праздничные марши и колонны демонстрантов двинулись на Красную площадь. Дикторы озвучивали названия районов Москвы, представители которых появлялись напротив Мавзолея. В небе летали аэростаты с лозунгами «Мир! Труд! Май!». Стоять на солнце становилось уже жарко и мы все старались спрятаться в тень, падающую от Мавзолея. Несколько телевизионных камер снимали всю эту красоту для тех, кто сейчас сидел у телевизоров и смотрел первомайскую демонстрацию дома. Потом дали команду нам подниматься и мы, как положено, парами, поднялись на трибуну.

Мы с Солнышком договорились, что я буду дарить цветы Брежневу, а она Суслову, хотя по её лицу я понял, что для неё лучше было бы наоборот. Но я должен был дарить именно Брежневу, в качестве благодарности за вчерашние награды и подарок. С трибуны вид на Красную площадь открывался просто потрясающий. Но смотреть на эту красоту было некогда, поэтому мы сразу прошли к своим целям и вручили им наши цветы. Брежнев меня тепло поблагодарил, а Суслов Солнышко ещё и расцеловал. Такую красивую девушку всякий мужчина захочет расцеловать, но Суслову можно. Видимо, вчера на Пасху он никого так и не поцеловал, и решил оторваться на Солнышке. Если бы это был какой-то другой мужик, я б ему его пасхальные яйца точно разбил.

И тут телевизионные камеры неожиданно повернулись в нашу сторону и стали снимать нашу тёплую встречу. А диктор вдруг на всю Красную площадь радостным голосом сообщил, что руководителей партии и государства поздравили с праздником лучшие пионеры и комсомольцы нашей страны, среди которых мы видим солистов группы «Демо» Андрея Кравцова и Светлану Соколову. После этого все демонстранты закричали «Ура!», и я так понял, что кричат они именно нам. В подтверждение этого из репродукторов раздались звуки нашей песни «Трава у дома». Ну вот, вчера с Брежневым в один микрофон пели, что я обещал Солнышку сделать ещё при нашей первой встрече, а теперь наша песня звучит на Красной площади наравне с праздничными советскими маршами. Вот и получается, что я придумал второй гимн для Англии и ещё один гимн для своей страны. После «Травы у дома» над Красной площадью зазвучала моя песня «Замыкая круг» в исполнении двенадцати певцов, которую мы недавно записали. Я представляю, сидят сейчас мои и Солнышка родители перед телевизорами и видят своих детей на трибуне Мавзолея вместе с Брежневым и Сусловым, а их имена звучат на всю Красную площадь, а благодаря телевидению, и на всю страну. Да, вот это будет для них настоящим подарком к празднику.

Брежнев опять хитро улыбнулся, как его тезка Ильич, только который Владимир, и спросил:

– Ну как тебе здесь, на Мавзолее?

– Дух захватывает, – ответил я, восторженно глядя на идущие подо мною и под звуки моей песни колонны демонстрантов. – Просто незабываемое зрелище.

– Да, мне тоже очень нравится. Когда все поздравляющие спустятся вниз и уйдут, вы со Светланой останьтесь и постойте в сторонке. У меня к тебе дело есть.

Прощаться мы не стали, а вместе с остальными пионерами и комсомольцами спустились вниз и отошли в сторону, чтобы дождаться Брежнева. Сзади появился Нечипоренко и спросил нас, почему мы остались. Я передал ему указание Брежнева, на что он кивнул головой и отправился дальше. Нам пришлось ждать минут двадцать, но за это время я решал вопрос с песней на День Победы. Солнышко, видя, что я о чём-то сосредоточенно думаю, мне не мешала, а наблюдала за ликующей толпой, проходящей мимо трибун.

Я не мог никак выбрать песню о войне из двух моих любимых песен. Это была «На дороге жизни» Александра Розенбаума и «Комбат» группы «Любэ». Обе песни по-своему хороши, но надо выбрать одну. А кто сказал одну? Если он спросит, я предложу Брежневу обе, а там пусть сам решает, или Суслов.

В это время стали спускаться небожители и заходить в дверь, расположенную с нашей стороны в Мавзолее. Брежнев нам махнул рукой и мы пошли за ними следом внутрь. Мы что, мумии Ленина идём поклониться? Оказалось, что нет. Ни к какому Ленину мы не пошли, а прошли через скрытую от всех дверь и попали в потайной подземный тоннель, ведущий прямо на территорию кремля. А я ещё тогда, когда они все перед началом демонстрации появились неожиданно из Мавзолея подумал, а когда и откуда они туда попали? Теперь мне было всё понятно. Мы шли буквально три минуты по выложенному плиткой, сухому и хорошо освященному тоннелю, и оказались внутри Большого Кремлевского дворца. Нигде и никогда не сообщалось об этом секретном тоннеле, который был предназначен для эвакуации лидеров государства в случае нанесения неожиданного ядерного удара по столице.

Вот так, тайными тропами, мы с Солнышком попали в святая святых Кремля. Мы вышли прямиком к лестнице, по которой попали на второй этаж в авансзалу, откуда через анфиладу парадных залов дошли до Кавалергардского зала. В его центре стоял огромный овальный стол, уже накрытый и подготовленный к празднованию. Запах еды витал в воздухе и вызывал аппетит. Царский стол из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию» даже рядом не стоял с этим праздничным столом. В зале были и другие присутствующие, которые чинно прохаживались вдоль стола. Нам предложили присаживаться. В этот раз мы сидели не с Брежневым, так как рядом с ним сидели Андропов и Громыко, и далее другие члены Политбюро и секретари ЦК, а мы оказались почти на самом его конце. Всего было человек двадцать пять, некий узкий круг руководителей страны. Нескольких членов и кандидатов в члены Политбюро не было. Не было Романова и Алиева, они, видимо, руководили первомайскими празднествами в своих вотчинах: один в Ленинграде, другой в Баку. С частью, я со многими уже был знаком лично, других знал только по фотографиям.

Брежнев сел в самом центре, хорошо видимый со всех сторон. Когда мы только поднялись по лестнице, я предупредил Солнышко, чтобы она особо головой не вертела и рот от восторга не открывала, а делала вид, что часто бывала здесь. Поэтому на нас особо внимания не обращали, хотя мы здесь были самые молодые. Мы, конечно, были уже известны всей стране, но политического веса, в отличие от присутствующих, не имели никакого. А здесь всё решал именно он. Ты можешь быть хоть трижды Героем Соцтруда, но комбайнером, или иметь только одну Звезду, но быть членом Политбюро. Как говорится, почувствуйте разницу.

Рядом с нами сидел мужчина лет шестидесяти, очень тихий и незаметный. Но лицо его я откуда-то знал. А, вспомнил. Это Георгий Эммануилович Цуканов, так называемый «серый кардинал» Брежнева. Он имел большую власть и влияние на Генсека, общаясь с ним каждодневно. По опубликованному позднее дневнику Леонида Ильича, все свои наличные деньги Брежнев передавал Цуканову, чтобы тот клал их на его счет в Сберкассу. То есть, он был доверенным лицом и помощником Брежнева, а потом некоторое время и Андропова. Мне сразу показалось, что меня не просто так посадили рядом с ним. Брежнев решил устроить мне очередную проверку. Ну что ж, посмотрим, на чём меня будут проверять.

– Андрей, – обратился ко мне Цуканов, – не стесняйся, накладывай себе все, что нравится.

– Спасибо, Георгий Эммануилович, – ответил ему я, накладывая и себе, и Солнышку салат из крабов, стоящий рядом с нами. – Просто здесь так много всего вкусного, что просто глаза разбегаются.

– Очень странно. Ты знаешь меня, хотя знать не должен.

– Я много чего знаю, но предпочитаю помалкивать до поры.

– И это правильно. Леонид Ильич тобой доволен и рассказал мне о твоих планах на концерты в «Лужниках».

– Я вчера решил вопрос со спонсорами, так что ни копейки из госбюджета мы не возьмём, а наоборот. Государство получит дополнительную и очень нужную сейчас валюту.

Тут встал Громыко и произнёс тост в честь сегодняшнего праздника. Мы подняли свои бокалы с минеральной водой, чтобы особо не выделяться на всеобщем фоне тех, кто пьет водку. Затем встал Брежнев и произнёс слова о том, что в наше время советские люди каждый день совершают подвиги. Кто-то в космосе, кто-то в море, а кто-то незаметно спасает людей.

– И такой человек присутствует сейчас среди нас, – сказал Леонид Ильич и посмотрел на меня. – Я не буду говорить, кого он спас и когда. Скажу только, что это было не раз и спас он очень значимых для страны людей. Вы все его прекрасно знаете. Он недавно уже был награждён Золотой Звездой и снова совершил героический поступок, за который мы решили наградить его второй Золотой Звездой. Его зовут Андрей Кравцов, он известный исполнитель и музыкант. Иди сюда, Андрей, и получай свою заслуженную награду.

Я конечно знал, что меня скоро наградят, но не думал, что это произойдёт сегодня. Я подошёл к Брежневу и он лично прикрепил мне вторую Звезду на пиджак. Все захлопали мне, а Генсек продолжил:

– Раз ты музыкант, то мы решили поручить тебе ответственное задание: написать песню ко Дню Победы. Надеюсь, что ты справишься с этим поручением партии и правительства.

– Спасибо, Леонид Ильич, за высокую награду. Вы видите сами, что все свои награды я заслужил честно, даже иногда рискуя жизнью. А песни я уже написал, читая книги о войне и слушая рассказы ветеранов.

– Вот это молодец. Сейчас исполнить сможешь?

– Могу, только гитары нет.

– Найдём тебе гитару, – сказал Брежнев и позвал одного из своих помощников.

Буквально через несколько минут принесли гитару. Пока они её несли, я успел посмотреть на сидящих за столом людей. Многие на меня смотрели доброжелательно. Это были Суслов, Андропов, Устинов, Громыко. Другие с интересом, а вот Горбачев смотрел на меня оценивающе. Видимо, до него дошла информация и он сам сейчас убедился, что я стал новым любимчиком Брежнева и он оценивал, как меня можно использовать в своих интересах с этой стороны. А потом я перевёл взгляд на Солнышко. В её взгляде читалась гордость за меня и любовь.

Принесли нашу обычную ленинградскую гитару, которую пришлось немного настроить. А потом я сказал:

– Песня называется «Дорога жизни». Как вы уже поняли, она про блокаду Ленинграда.

И я сыграл вступление, а потом запел. Акустика в зале была прекрасная, поэтому «горло драть» не пришлось. Да и песня сама по себе была тихая, но несколько раз я резко повышал голос, исполняя её на контрасте. Самые впечатляющие слова были о том, что «Ленинград корочки хлебной ждёт» и в «саночках везут голых». Во время моего выступления стояло гробовое молчание. Я заметил, что у Солнышка заблестели от слез глаза, а потом из глаз покатились предательские слезинки. После того, как я закончил петь, несколько секунд все молчали, а потом встали и так же дружно выпили, не чокаясь.

– Да, – сказал Брежнев, вытирая правый глаз, – Вот это песня. За душу взяла, аж сердце защемило. Слова простые, а зимний блокадный Ленинград прямо перед глазами возник. Спасибо за такую песню. Ну а вторую давай повеселей.

– Есть повеселей, Леонид Ильич, – по военному отрапортовал я. – Называется «Батяня комбат».

И я выдал им батяню с многочисленными возгласами «ё», которые можно было понимать, как угодно, вплоть до мата. Эта песня немного развеселила сидящих за столом, многие из которых сами прошли войну.

– Вот эта повеселей, – сказал Суслов, – но эта «ё» наводит на разные мысли. А ещё что-нибудь есть более политически выверенное?

– Есть одна, Михаил Андреевич, – ответил я, вспомнив ещё одну песню Розенбаума. – Она похожа на раздумья о войне. Называется «А может не было войны?».

Эта песня Суслову нравилась больше. Было видно, как встрепенулся Брежнев при словах: «Но почему же старики так плачут в мае от тоски?» Видимо, эти чувства были хорошо ему знакомы.

– Вот третья самая лучшая, – вынес свой вердикт Леонид Ильич.

Его поддержал Михаил Андреевич и все остальные.

– Но и первая тоже за душу берет, – добавил Генсек после паузы. – Вот их и оставим. Первую особенно оценят ленинградцы, пережившие страшную блокаду.

Далее застолье продолжилось свои чередом. Когда я вернулся на своё место, Солнышко первым делом погладила вторую Звезду и поздравила меня с ней. Она очень хотела меня поцеловать, но стеснялась это делать при всех. Орден Ленина я не стал пока доставать из футляра и прикреплять к пиджаку, чтобы не нарушать симметрию в наградах. Цуканов, сидящий рядом, тоже меня поздравил с наградами, а потом спросил:

– Леонид Ильич говорил, что ты кое-что можешь узнать?

– Да, но очень мало. Иногда я лучше знаю то, что было.

– И что, например, ты можешь сказать обо мне?

– Я могу вам рассказать о вашем сыне, Михаиле, который работал в советском посольстве и трагически погиб 5 августа 1972 года при исполнении служебных обязанностей в столице Австралии Канберре.

– Да, интересные у тебя способности. Об этом знали только несколько человек и от них ты эту информацию узнать никак не мог. Значит, Леонид Ильич в тебе не ошибся. А с «Лужниками» вопрос я урегулирую быстро. Кстати, опыт проведения подобных больших концертов на стадионах у тебя есть?

– Второго июня я организую в Лондоне грандиозный концерт в честь двадцатипятилетия коронации Елизаветы II. Так что опыт у меня к тому времени будет и ещё какой.

И тут я решил применить свои новые способности на Георгии Эммануиловиче. То, что я смог увидеть в его мозгу, повергло меня в шок. Как вы думаете, что можно доверить человеку, которому ты доверил свою сберкнижку с огромными, по тем временам, деньгами? Правильно, ещё большие деньги и ценности, но уже не свои, а государственные. И эти деньги мы до сих пор называем «золотом партии». Адреса трех сотен фирм, счетов, банковских сейфов и тайников, на которых и в которых лежали золото, бриллианты и валюта. Многие фирмы на Западе действительно финансировались партией. Если я когда-нибудь назову те мировые бренды, которые появились на свет и стали всемирно известными благодаря финансовой поддержке КПСС, люди просто не поверят. Большинство из нас, в двадцать первом веке, даже не догадывались, что мы носим к кармане модный и навороченный сотовый телефон известной фирмы, созданной на деньги нашей коммунистической партии. Цуканов оказался не просто «серым кардиналом», а главным казначеем КПСС. Вот это я посмотрел, так посмотрел.

Многие историки потом писали, что всё «золото партии» было истрачено в борьбе за мир. Только не уточняли, что это за мир. За мир во всём мире, или за мир, имея ввиду, весь земной шар. Я сначала испугался этой информации, а потом, подумав, решил, что вот ещё одна глобальная задача, которая встала передо мной. Помимо того, чтобы спасти страну от развала, я попытаюсь спасти и не дать разворовать то богатство, которое было накоплено десятилетиями.

Тут к Леониду Ильичу неожиданно подошёл кто-то из его многочисленных помощников и что-то тихо ему сказал. Брежнев кивнул и громко объявил:

– Я сейчас уезжаю в Завидово. Кто со мной? Мне только что передали, что там егеря подняли медведя на дальней заимке и начали его гнать к вышкам.

Согласился один Андропов. Видимо, ему необходимо было срочно переговорить с Брежневым без свидетелей. На медведя я ещё не ходил, но вот навязываться или напрашиваться на такое дело было как-то неудобно. Но желание не упустить такой случай пересилило, и я, как настоящий школьник, поднял сначала руку.

– Наш человек, – увидев мой, странный для этого места, жест и показав на меня рукой, сказал Брежнев. – Молодёжь едет с нами, подобающую одежду мы вам там найдём.