Текст книги "Дух трудолюбия 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Горн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Когда я умылся и вытер себя, женщины пригласили обратно в дом. Там Лиза подала мне одежду переодеться. Мою матросскую одежду, исподнее и обувь. Пропахшая во время боя потом и солью, моя одежда теперь пахла свежестью и какими-то приятными травами. За время моей болезни и беспамятства, девушка успела ее постирать и порванные во время боя и моего падения места аккуратно заштопать. За что я был ей премного благодарен. На мой вопрос, откуда на мне чужое исподнее, за нее ответила ее бабка, сообщив, что вещи те старые, давнишние, достались ей от ее бабки. Лежали, мол, в сундуке, порывалась выбросить, да все руки не доходили. Вот и пригодились.

Там, переодевшись в свое и познакомившись заново, принялся расспрашивать женщин о том, что происходило со мной все последние дни.

–А долго ли я без памяти провалялся?

–У-у-у, да почитай с пару дней валялся. Как нашли тебя пораненного, висящего на ветвях и с Лизкой дотащили до дому, ты все время был в бреду. Весь в синяках и царапинах, простуда, жар был, горячка. Маменьку звал, домой просил забрать, капитана какого-то просил что-то не делать, герцогине что-то хотел сказать, порывался какую-то Аюми спасти. Аюми ведь твоя девушка?!

Вот блин. От этого нехитрого вопроса, как-бы между прочим сказанного, я чуть не выпал в осадок. Увидев мое смущение и наливающиеся краснотой щеки, женщины все поняли по-своему и усадив за стол, принялись ухаживать за гостем.

Нарезав свежевыпеченного хлеба, наполнив с горкой расписную плошку томленой пшенной кашей на молоке и налив в большую кружку свежего молока, Лиза, вместе со свежей сметаной, творогом, сливками и маслом, подала угощение гостю. Не прекращая искоса посматривать на юношу.

М-м-м, какое объедение. Услышав от гостя сладкие слова похвалы, женщины ненадолго засмущались, но лишь ненадолго. Потому что до самого конца завтрака, плавно перешедшего в обед, женщины пытались выпытать буквально все подробности моей городской жизни. Утаивать в целом я не стал. За исключением жизни ТАМ и истории с Йозефом. А так, рассказывал им все подробности, без утайки. И как попал под паровик, лишившись памяти, и приключения в полиции, и житие в приюте, и работу у Арбузова, и как сбежал в столицу с городскими перипетиями. И как попал во флот на военный дирижабль, вкратце рассказав о спасении капитана. И смешные случаи из службы. И про войну, и про последний бой, закончившийся гибелью "Новика". На этой грустной ноте женщины, поохав, сразу принялись успокаивать юношу, говоря, что для него не все потеряно. Жив мол сам и ладно.

А так. Им было интересно все. И чем живет большой город, и что празднует, и что носят городские дамы, и цены на рынке, и видел ли я князя-императора или прочих членов их царственной фамилии. Услыхав, что видел и даже прихвастнув, что знаком, женщины немедля потребовали подробностей. Жадно внимая каждому моему слову, ни бабка Матрена, ни Лизка не прерывали меня и переживали за всеми поворотами и перипетиями из моей недавней жизни. Словно сериал какой им рассказывал. Если б я знал, что многое из моих слов они растреплют потом соседям, что не раз впоследствии ставило меня в тупик. Вряд ли бы стал рассказывать им столько подробностей. Но все это было потом.

Оказывается, о начавшейся войне они знали, так как в их деревню уже дошли слухи о неприятеле и творимых им безобразиях. Грабили и жгли катайцы дома, убивали не успевших убежать, попавшихся им или пытавшихся оказать им отпор, мужчин, угоняли в полон пригожих девок и малых детей. На мой вопрос, готовятся ли они к войне, женщины ответили отрицательно. Наивно доверительно сообщая в разговоре, что они далеко и в стороне от проезжих дорог и имперского тракта. Не доберутся мол. Я им не поверил, говоря, что они могут прибыть по воздуху. На что женщины по-простецки ему заявили, ежели что, то успеют сбежать. Ну-ну, какие глупости.

Сидя за столом, женщины комментировали мой неспешный рассказ:

– Прямо не верится, барчук, что такое бывает.

– Да вот, бывает. А что это вы меня барчуком называете. Я что вам, князь какой?

Бабка, улыбаясь, на меня так снисходительно посмотрела, мол знаем мы вас:

– Дак, Сергий, на тебе кольцо твое защитное магическое.

– Да что вам сдалось это кольцо? Кольцо свое мне мой капитан отдал, с возвратом вернуть на земле. Только...

– Нет уже твоего капитана, поняла. Только кольцо оно непростое и без согласия на то человека с руки не снимается. Так что барчук ты и не отказывайся...

–Да какой из меня барчук-то?

Когда я поблагодарил за угощение и лечение, уход и ласку, закономерен был и такой вопрос с их стороны:

– А куда, Сергий, дальше пойдешь? Времена нынче суровые, жисть, духи и боги наши говаривают, страшна будет. Всем друг за дружку держаться надобно. До столицы идти далеко, до тракта путь не близкий. Главный город в Калмации по слухам в деревне, разрушен. Надобно в какой другой идти, где власть все еще государева. По дорогам верно вражьи заставы. Не ходи, Сергий.

–Не знаю, надо бы вообще-то знающих людей поспрашивать, подумать самому и решить. А что вы предлагаете?

Бабка Матрена положила руку на плечо, и гладя его, уговаривала:

– Оставайся у нас. Парень ты, нутром чую, хороший. Вишь, мужика у нас справного нет. Помощь по дому нужна. А то все мы сами да сами. Или родичей просим. Поселим в баньке, места у нас там много, не обделишь. Одежонку тебе справную найдем, лечить-кормить будем. Покойно пока у нас. Да и защита нам все какая-никакая. Оружье я в сидоре видела. И магический в доме не помешает. Сергий, оставайся!

Опять магия. Да что это же такое. Который раз.

-Поживешь с нами, пообвыкнешься. А ежели позже все же уйти захочешь, али проездом кто будет. Решишься уйти, ну тогда мешать не станем.

–Не понимаю. А что во мне нашли такого магического? Который раз все мне говорят, магия-магия у меня, но никто ничего не рассказывает.

Бабка засмеялась:

–Э-э-э, милок, мы хучь знахарки деревенские, враз такое видим. Источник у тебя. Яркий, сильный, молодой и свежий. В руках. Хоть пользуйся. Нешто, барчук, не видишь? А ежели не знаешь, пробовать тебе надо. Хучь здесь.

Не веря, с ехидством отвечаю:

–Ну-ну! И что же я могу делать? Бочку взглядом поднять?

– А ты не смейся. Да хучь и бочку. Бабка как-то не знамо кому-то говаривала, мол надобно глянуть на вещь да задуматься, руку направить, куды требуется. Ну и ...не знаю, барчук, у самой-то такого нет. Пробовать надо.

Не веря Матрене, с явно читаемым на лице скепсисом, смотрю на стоящее у двери деревянное ведро с водой. Вскидываю руку, думаю о том, как-бы поднять ведро. Ничего не получается. Женщины внимательно смотрят на мои действия. Раз, другой. Пробую еще раз. Снова. Вижу только, как из руки к ведру исходит тонкая золотистая нить-сгусток. А все мое тело покрывается тонкими линиями таких нитей. Интересно так. Прямо вторая кровь какая-то. А тем временем с ведром ничего не происходит.

– Ведро, да взлетай давай, черт бы тебя подрал.

О чем я недовольно сообщаю Матрене:

– Ну вот, видите! Нет у меня никаких магических способностей. Вы просто ошибл...

И затыкаюсь с открытым ртом. Потому как ведро медленно поднялось на уровень головы.

–Ну, а ты не верил! Ну как, барчук! Остаешься?!

Э-э-э! А как вы думаете, после такого-то. Конечно же, я остаюсь.

****

Услышав от меня все самое интересное, Матрена с Лизкой быстро разбежались по своим делам, оставив меня одного разбираться со своим умением. Без подсказок бабки Матрены почему-то больше не получалось. Что-то делаю не так. Или спешу, прямо не знаю. Психанув от очередной неудачи, решил перенести это дело на вечер.

Вечером Лизка обработала мои раны каким-то тягучим, дурно пахнущим, травяным настоем. После чего, запретив мне путать ее, говорить под руку и даже улыбаться, девушка долго шептала мне наговор. Мне оставалось только глядеть и оценивать ее. Лизка мне нравилась, хотя и весьма смущала своим ростом и комплекцией. Мне, человеку из иного мира, привыкшему к таблеткам и порошкам, было сложно принять действие наговора. Хотя, действие магических камней я уже видел, почему же не поверить и здешним наговорам. Подняли же они меня своими наговорами.

На ночь, когда поел хлеба с вкусным парным молоком, мне постелили на деревянном полу в предбаннике. Именно там мне выделили угол для проживания. После душноватой и тесной каморки на дирижабле эта, приятно пахнущая деревом и теплая, комнатка показалась мне верхом комфорта. Спать не хотелось. Поэтому, чтобы не сидеть в кромешной темноте, я жег лучины в светцах, наблюдая, как падают сгоревшие угольки в кадушку с водой. Вставив в светцы в пазы несколько новых, зажженных от догорающей, лучин, принялся размышлять о магии и своих дальнейших действиях, заодно перебирая свои вещи в сидоре. Достаю билет, выданный капитаном.

Как-то мне не везет мне по жизни. Попал сюда. Ладно, устроился в приюте, привык. Вроде что-то наладилось в приюте, так случилась эта история с покойным Йозефом, черти б его жарили. От полиции сбежал в столицу. В Новом Петерсборге тоже не задалось. В последнее время там почти как бомж жил, проедая последние деньги. Встретился с Василием Павловичем. Вроде все снова начало налаживаться, так нет, война началась. А вскоре и Василий Павлович. М-да, капитан-капитан. Земля пухом вам и всем нашим...Михалычу, Ильгизару Матвеевичу, Семен Семенычу, телеграфисту, коку...

А теперь? Я дезертиром считаюсь или как? И что же теперь мне делать дальше? Денег в кармане нет. Нахожусь хрен знает где, в Куево-Кукуево, на птичьих правах. Катайцы где-то рядом. Так не может быть, что их войска не придут в деревню. Увидят мой меч цзянь, по головке ни меня и никого со мной рядом не погладят. Остаться тут? Я тут никто. Хоть бабка Матрена и Лизка тепло ко мне отнеслись и даже выделили угол, это ни о чем не говорит. Неясно как отнесутся их родичи, местные в деревне. А главное, что я тут буду все это время делать? Или все же надо извиниться и уйти в большой имперский город? Там все равно возможностей больше, хоть мне и не повезло в столице. Для этого нужна карта. Насколько я помню карту, висевшую на капитанском мостике, до крупного города мне идти и идти. А до Кайгорода без дирижабля так просто не добраться. Засада. Хоть ты тресни, нужен какой-то транспорт. Лучше военный. С этим проще. Заявлю, что сам – флотский. Доказательство моих слов в моих руках – это временный приписной билет, выданный Василием Павловичем на следующий день после вылета из столицы. А чего дальше, ну найду транспорт, доберусь в город, допустим, заявлюсь я в кайгородский порт, скажу, возьмите дяденьки меня обратно. Хорошо, если те капитаны знакомые попадутся, признают помощника капитана Отяева. Ну и его перстень на пальце пригодится. Нет, по-хорошему, надо бы в Старый Петерсборг возвращаться, Бардина искать или к Арбузову. Или к Аюми. Там, в столичном городе все же больше шансов устроиться, если только полиция не ищет. А может война вообще все спишет. Вот только где его, этот транспорт, носит? То-то же. Значит пока, первым делом надо понять источник магии и как с ней работать. В жизни мне все пригодится, раз уж непонятно, как домой вернуться. В деревне устроиться, информацию собрать. Бабку Матрену с Лизой отблагодарить за все надо. А если все же окажется, что надолго тут застрял, надо бы место падения дирижаблей найти, поискать там, в том районе все, что может пригодиться. Оружия надо бы. Катайцы же рядом. Хотя, может, при ударе о землю все превратилось в лом и кашу. А вдруг?!

Составив себе небольшой план действий, снова принимаюсь за магическую тренировку. Натаскав в предбанник из бани несколько разных предметов -пустую кадушку, ковшик и веник – сажусь на грубый пол из дерева и в полутемной комнате, едва освещенной огнем из лучин, пробую опять.

Поначалу вновь не получалось. Я концентрировался до появления золотистых линий по всему телу, пытался отправить сгусток силы в сторону нужной вещи. И спешил или медлил с отправлением команды действия. Наконец, после дцатого раза, мне удалось поднять кадку в воздух, направив ее под потолок предбанника. Ур-ра! Только крикнул, как кадка тут же лишилась магической поддержки и упала на деревянный пол. Посреди тишины раздался грохот от падения кадки. Упс, извините. Фу-ух, кадка цела. Дальше я тренировался только с веником. Едва стало светать, лег спать. Довольный.

Прошло несколько дней. Мое положение было непонятным. С одной стороны, бабка с Лизой все еще лечили меня и боли мои уходили, а с другой – я сам старался им хоть в чем-то помочь. Хотелось хоть что-то делать. Но женщины, улыбаясь, от моей помощи дружно отказывались, продолжая заниматься своими делами. Собирали травы, делали мази и настои, лечили и общались с другими больными, иногда приходящими к ним в избу, заодно запрещая мне с ними видеться, готовили и убирали, попутно занимаясь скотиной да по хозяйству. От нечего делать я шел на задний двор, где среди сараев и хозяйственных предметов и построек, часами продолжал свои тренировки на свежем воздухе.

****

–Когда меняют пастуха, только стадо считает, что меняется хозяин. (шутка)

Видимо я все-таки их достал своей помощью. Отправили меня с утреца на дальний лужок ихнюю корову Зорьку с теленком Ерошкой пасти. Мол, ну чего там, уговаривала меня Лизка, сложности нет никакой, гоняй их себе хворостиной и веди куда надо. Мол, а ей надо на полянку одну, цветочков целебных с плакун-травой на зиму пособирать. А сама глазками-то так невинно хлоп-хлоп. И еще, чтоб не бегала скотина с места на место, забей в землю колышек и привяжи к нему корову. И лежи, отдыхай себе, хочешь назад возвращайся. Времени – вагон и малая тележка, как говорится, от прихода и до обеда. К обеду корову обратно вести, на дойку. Вот честно...именно это и туда идти ну никак не хотелось. Согласился только потому, что без соглядатаев силу приобретенную хотел попробовать. Уговорила. Пошел. С гибкой хворостиной из орешника в руке. И что вы думаете? Зорька с Ерошкой так прямо сразу и послушались? Как бы не так. Только скотина вышла из хлева в сарае за околицу, так почти сразу и началось. В смысле, поперла вверенная мне скотина куда-то не туда. Хворостиной бью, пытаясь направлять животных в нужную мне сторону, а она, косясь на 'левого' хозяина, знай степенно прёт в сторону. В нужном только ей направлении, попутно ухватив с земли и жуя пучок свежей травы. Забегаю с другого бока животных, пытаясь выправить их маршрут в нужную сторону. А эта зараза, получив очередной удар хворостиной, только от меня припускает. Не туда. Бегать за ней мне еще больно, поэтому раздражаюсь:

–Господи, за что мне такое наказание. Ну почему Лизка со своими коровами сама туда не поперлась.

Не поверите, пока до луга дошел, сам от коров умаялся. Идти обратно -уже нет никакого желания, да и лень. Пока дошли, скотина вроде в целом присмирела, признавая во мне право ее вести, но иногда взбрыкивала, снова пытаясь уйти с маршрута в лесные заросли. Или получив хворостиной по боку в ответку внезапно пыталась боднуть рогом. А Ерошка, тот еще телок. Если б не веревка, привязанная к ошейнику, дернул бы он от мамки-коровы в другую сторону. Как пить дать. И бегай за ним. Молодой, дури много, скачет он как ... стрекозел. С трудом его держу и веду в нужном направлении, пытаясь управлять еще и движением свободной коровы. Вот и сейчас, эта скотина...в очередной раз взбрыкнув, дернулась в разные стороны. А-а-а-агр!

Рука, сделав ставшую в последнее время привычной комбинацию пальцев, направлена на сбегающее от меня животное. И мысленно пожелав ей подняться, направляю в ее сторону немного магической энергии, медленно поднимая руку.

Корова, лишившись привычной опоры под ногами и поднявшись на высоту пяти метров, принялась крутить головой по сторонам, по привычке опуская свою шею к земле, словно пытаясь достать до ставшей теперь ей недоступной травы. Беспомощно суча в воздухе всеми четырьмя ногами, словно передвигаясь, и протяжно воя "му-у", корова вдруг жидко обделалась.

Вся эта совершенно нереальная сцена враз напомнила мне известный момент из "Особенностей национальной охоты", где Кузьмич отправил свою любимую буренку в бомболюк самолета-ракетоносца. От неожиданного смеха я чуть не потерял полный контроль за своей силой и корова, почти лишившись магической поддержки, начала падать вниз. Сердце мое екнуло. Насмерть разобьется же! "Поймал" я корову почти у самой земли. Больше не желая рисковать жизнью хозяйской скотины, принимаюсь за спуск. Осторожно спустив на грешную землю бедное животное, которое, обретя наконец долгожданную опору под ногами, подняв хвост, принялось удобрять тропинку. От неожиданного действа корова резко присмирела, окончательно признавая за этим новым странным человеком право командовать, более не решаясь взбрыкивать. И призвав мычанием своего теленка, буренка в нетерпении принялась крутить головой, словно говоря мне, ну куда же идем, хозяин.

Вот так бы сразу.

Опять мне сегодня дурной сон приснился. Что? Да куры дохлые по всему двору. И чего мне всякая хрень иногда снится. Я в это не верю, современный же человек, но Лизка с Матреной синхронно нахмурились и также дружно сказали, что опасность или несчастье вскоре мне грозит. Я на это заявление только посмеялся, махнув рукой. Лизка, качая головой, пообещала мне заговоренный амулет сделать. Поговорив с женщинами, начал упрашивать дать мне работу по дому. Хоть какую. Скучно мне от безделья.

–Опять неужто, барчук, помочь желаете?!

–Желаю! Не хочу при вас сиднем сидеть!

–Нет, уж лучше мы всё сами. -Матрена ненадолго даже призадумалась: – Ну раз так! Хучь курей пшеничкой иди накорми.

И показала своими руками птичник и сараюшку, где у нее зерно для птицы лежит. Направляюсь в указанном мне нужном направлении. Крутанув по оси простейший запор ромбиком и открыв, висящую на кованых петлях, дверь, мне открылись внутренности сарая. Несколько ларей, на которых стоят несколько засургученных и несколько оплетенных бутылей разного объема, заполненных какой-то мутной непонятной мне жидкостью. Вилы, грабли, метелка, старые кадки и бочки. Принимаюсь искать зерно. Первым делом решил проверить лари, для чего начал снимать с крышки ларя стоящие бутыли. Удачно. Первый же ларь был почти доверху заполнен зерном. Взяв лежащий на зерне старенький черпак, видимо не раз использовавшийся хозяйками для наполнения, и слегка грязноватую плошку, принимаюсь наполнять ее зерном. Наполнив до краев, ставлю на землю и решаюсь вернуть все бутыли обратно. Насвистывая незатейливый мотив, обратный процесс шел у меня куда скорее.

Берусь за пробку в руки очередную, из последних, бутыль. Только хотел поудобнее перехватить за горлышко, как слышу звонкий шпок...л-лови!

Ф-фу-ух! Надо же. Успел, еклмн! Я еще так быстро магией вещи не перехватывал. Та корова на лугу -это цветочки. Ой, блин, осел! Пролил!

Успев ухватить и спасти бутылку, не сразу сообразил, что падая, она перевернулась в полете. Из открытого горлышка вниз хлынула заключенная в нее жидкость. Прямо в плошку с зерном. Перевернул ее и крепко закупорил, поставил на полку ларя. Вроде немного вылилось. Что там было-то, бутылку ж не понюхал. Хватаюсь за плошку с зерном, в которое впиталась пролившаяся жидкость, несу к носу и принюхиваюсь. Хотя! И не пахнет особо.

Нюхаю вновь. Чего-то такое далекое сладковато-медовое. Ничем подозрительным таким не пахнет. Высыпать все из плошки и по-новой? Да ну-у! Опять бутылки снимать и ставить. Да ладно, чего этим курам будет. Не яд же тут в бутылях стоит. Перебьются.

И решив, направляюсь с плошкой в птичник к птице.

Подозвав неспешно гуляющих по двору птиц, ставлю плошку с зерном на землю и немного поглазев на них, иду прочь оттуда. Вовремя. Потому что как раз, в это время, выскочившая во двор, Лиза позвала меня за стол, поесть, что бог им всем послал.

После неспешного завтрака, женщины пошли во двор по своим делам. Через несколько мгновений на задворках раздался истошный синхронный женский крик. На голос я подорвался как угорелый.

Женщины нашлись у птичника.

–Лизка?! Матрена?! Чего? Чего случилось-то? -кричу я на ходу.

Бабка Матрена принялась выть:

–Подохли-и! Потравили-и! Все подохли-и!

Подбегаю к ним и смотрю на землю. Йоп! Что ж я натворил-то?!

Птица хозяйская лежит вся по земле. Головы на боку, глаза у них масляные-масляные, клювики открыты.

–Все подохли-и! Цыпочки-и ж мои!

Матрена, ухватив одну, вторую, принялась осматривать их, пытаясь понять причину напавшего на них мора. Тоже самое делает и Лиза, пытаясь разобраться. Смотрю и я. С первого взгляда я понял причину. Меня пробил холодный пот. Чувствую, мне дурно.

–Лиза!Матрена! Простите меня пожалуйста! Это я, похоже, во всем виноват. Чертов сон! В руку! -повинившись, кратко и сбивчиво рассказываю им о произошедшем в сарае.

–Дуре-ень! В бутылях-то бражка была. Крепкая. На настоях чищенная. На больных мы с Лизкой пользуем, а ты-ы?! Мне снова стало дурно. Чешу в голове. Так это я, получается, их птицу до смерти зерном с самогоном накормил? Кто мне проверить зерно мешал, а?

Матрена с Лизой с укоризной смотрят на меня. Меня посещает мысль.

–Ну ладно! Пусть я дурак. Но птица-то только что померла, ее же в суп можно. Она же ведь от спирта померла, не от яда! Мясо-то ее нормальное?! Лиза соглашается с моими словами, следом -и бабка. Притащив выдолбленное в половинке ствола дерева корыто, женщины от души, на все лады, покостерив этого недоделанного барчука, за каким то хреном свалившегося им на голову, принимаются щипать птицу. Я с краешку подсаживаюсь к ним на помощь. Помог называется. Ну хоть так.

Через час втроём мы ощипали с треть всей лежащей вокруг птицы. Матрена, подумав, объявила всем, что придется, не пропадать же добру, раздать большую часть птицы соседям и родным. И сама еще сегодня примется суп из них варить. Я же сидел рядом молча. Внимал и помогал. Ради интереса попробовал дергать перо магией, что не укрылось от бабкиного взора. Покрутив пальцем у виска, женщина принялась щипать дальше. Ну и я заодно. А чего ещё делать? Раз вляпался, то не чирикай, работай как все.

Вскоре хозяек окликнули из -за околицы. Очередной перспективный больной. О, а у меня повод есть немного передохнуть. И подумать о житье-бытье. Решил задами прогуляться. Ушел я недалеко, как мои раздумья прервал женский крик. Лизкин. Что там снова?

Пока бежал, к ее голосу добавился крик Матрены. Да что там такое творится?!

Влетаю во двор и сразу же сам выпадаю в осадок. Только что ощипанные нами экземпляры, пьяно перебирая ножками, бродят среди таких же квохчущих и пьяных, но еще целых товарок по двору. Елы-палы, так они живые были?! Ха-ха-ха! А мы их перьев лишили! Упс! Ха-ха!

Меня до колик пробирает ну просто истерический смех. Через несколько мгновений моим смехом заразилась Лизка, а следом – бабка Матрена. Ф-фух, ну женщины, м-да, давно я так не смеялся. Надеюсь, нас тут не видят соседи?

И как я про них, наверное, тоже самое женщины, у которых я жил, думали и про меня. Почему? Да вот вечно со мной одни приключения. Давеча привезли к бабке Матрене очередного местного алкоголика лечить. От запоя.

Ну так, привезли, значит, вечером на телеге мужика мертвецки пьяного. С ним жена, брат и сын его. А мужик, надо сказать, крупный попался. Я и так от их роста привыкнуть не могу, а тут вообще, привезли гиганта. Втроем пытались они в избу его занести и никак. Силенок не хватает. Пришлось бабке Матрене, как ей не хотелось, чтобы я перед всеми показывался, все же на свою песню ногой наступить. Пришла за моей помощью, сразу заранее предупредив о том, чтобы магией я там не светил. Ну нет, так нет, проблем нет, пришлось идти помогать нести. Вшестером затащили этого мужика в избу, в светлицу, в которой знахарки наши больных принимали. Да и положили его на стоявший там большой стол, отчего оный даже жалобно заскрипел.

  Как я краем уха разговор услыхал, заговор читается ночью при полной луне и при отсутствии всех родственников в комнате. Но на всякий случай они останутся и будут рядом. В телеге. Лето же, тепло, хорошо. Вдруг до начала заговора помощь Матрене понадобится. Ну, может сам запойный до срока проснется, еще бузить будет. А то сами Лиза с Матреной с ним не справятся.

  Ночью мне не спалось. Лизка уже явно спала. Гости дрыхли тоже, в своей телеге. Стоя в кромешной темноте у входа в баню, видел через открытое окно, как в полутемной комнате бабка Матрена водила двумя горящими свечами по лежащему на столе и сильно храпящему мужику, что-то заодно приговаривая. Учуяв в темноте каким-то (КАКИМ?!) образом меня, бабка прервалась и сказала:

–Барчук, а хорош гляделки-то ломать. Уходи оттель. Токмо ворошбе мешаешь. Пристыженный, я собрался уж идти спать, как увидел резко дернувшуюся руку мужика, ударившего по бабкиным рукам. Горящие свечи выпали из матрениных рук под стол, от удара потухли и обе, видимо, куда-то закатились. Разом стало настолько темно,  насколько сильно полная луна освещала двор.

Рванул к бабке. Подскочил к окну, подпрыгнул и зацепился за раму. Подтянув тело, через пару секунд я уже был в оконном проеме.  Негромко говорю:

–Баб Матрен,  вам помочь?!

В ответ раздалось бабкино сопение:

–Да свечи тут где-то прыскучие. Шасть от меня. А очи старые, не видят в темноте. -Баб Матрен, подождите, я вам помогу – и запрыгиваю в комнату.

Через пару минут неспешного нащупывания нахожу одну свечу. Отдаю Матрене, та зажигает ее. В комнате стало светлей. Знахарка осмотрев горящую восковую свечу, сочла ее непригодной для дальнейшего обряда и пошла за новыми, выйдя из светелки.

Вот стою в комнате рядом с лежащим на столе, во весь голос храпящим мужиком-гигантом. Бабка меня оттуда сразу не выгнала, а мне и невдомек, идти надо отсюда или я еще буду ей нужен. Нет бы сразу уйти. Так нет, смотрю по сторонам и вижу, белеет под столом огарок свечи. Решив поднять, лезу под знахарский стол. Только залез, как мужик принялся ворочаться, а стол под его весом – предательски скрипеть. Чую спиной, как столешница гнется под его весом, а ножки со стоном принялись расходиться. Епрст, да он сейчас бабкин стол напрочь сломает. А ну Серега вылезай скорей. Придавит меня еще, зараза эта храпучая. Для подстраховки кидаю сгусток магической энергии в снова беспокойно закрутившегося мужика. И вовремя.

Ночную тишину прервал сильный треск ломаемого дерева.  С шумом ножки стола сломались и столешница ударила по моей голове. Спина же приняла на себя основной удар. Резкая и давящая боль пронзила мою спину. От удара по голове меня повело. Вижу в темноте блестящие точки.

–Уй! Больно же! Вот слон-то!

Решив не держать на себе и снять с себя тяжесть столешницы, двигаюсь на коленях вперед, к уцелевшим ножкам стола.  И столешница сломанным краем легла на пол, полностью сняв с меня нагрузку.  Не вылезаю,  пока не пройдёт. А про мужика  забыл совсем.

  Слышу топот ног. Одних, вторых, третьих. В комнату забежала сонная Лиза в впопыхах накинутом платье и родственники того мужика. В светлице сразу стало тесно. Раздается незнакомый пьяный и громкий мужской бас. Ну того мужика, что  храпел:

–Лада-а! Подь сюды! Жбанчику бы хлебной! А то помру! Иссохло все. Лада-а!

–Что тебе, окаянный! Опять, ирод, беснуешься? – вошедшая в светлицу полусонная женщина была среди первых, опередив в этом даже хозяйку.

  Слышу, как вошедшие, дружно ахнули. Следом слышу шум падающего тела. Не понял, кто это? Краем глаза выглядываю из-под стола, не понял, это же жена этого мужика. Женщину уже подхватили и поднимали с пола ее родные, одновременно пытаясь привести ту в чувство. И им это удается. Она, не успев отойти от шока, принялась:

-Допился ведь, черт окаянный! Не уходи от нас! Останься!

Мужик, раздираемый недоумением и муками от необходимости выпить,  в полном непонимании принялся успокаивать и оправдываться:

–Ладушка моя, да ты что?! Окстись. Не собираюсь я. Ну подумаешь, выпил лишку. Ой, ну прости, допился твой ладо. Да?!

–Не уходи от нас. Сыновей на кого оставляешь, изверг?-заплакала женщина.

–Лада! Не гневи меня! Не дождетесь! Остынь!

–Да! Остынь?! А это как прикажешь понимать?

–Что?

–Это!

Сам же сижу под столом в полутемной комнате, подслушиваю чужой разговор и не пойму, чего они там обсуждают, но не вылезаю. А тем временем мужик завопил благим басом:

–Лада, что со мной? Уж ...помер?!

   Через мгновение мужик от осознания чего-то непоправимого вдруг взревел раненым медведем: -Люба моя, Крутобогом прошу, спаси. Клянусь, брошу напрочь хлебну воду пить. Вновь Крутобогом клянусь, обещаю!

Нет, а хорошо ее мужик-то перепил! Конкретно! До сих пор бредит. Даже жена вон пугается. Это у него, как там ее? Ах-да, белая горячка.

Жена плача:

–Матрена, да где ты там. Подскажи, что делать-то?

Бабка с новыми свечами в руках вошла в светлицу, обойдя всех. Увидев ногу Сергея под сломанным столом, она усмехнулась, подошла к нему и приняла мою игру, незаметно для остальных показав мне кулак. Елы! Ну лопух! Мужик-то висит над столом, пока я держу.

–Так говоришь, что делать-то? Ну наговор делать надобно. Только вот спортил мне наговор, проснулся. И вишь к чему привело?

Нарочито громко, для меня, она сообщила:

–Вот сейчас я тебя опущу на пол. Идешь домой. Придёшь завтра, стол мне починишь, а вечером -по-новой. Понял?!

Осторожно убираю сгусток, стараясь мягко приземлить мужика. И когда он приземлился, бабка Матрена, не давая осмотреться,  погнала всех прочь из избы:

–Ну ступай, чего зенки вылупил-то. Завтра придешь.

И когда стихли звуки колёс подводы, скрипнула входная дверь, только тогда я решил, что пора вылезать из своего укрытия. У Лизы от удивления не смогла произнести ни слова. Матрена же стояла в проеме, негодуя покачивая головой.

–Сергий?! -А че? Че сразу я-то. Это просто бесовщина какая-то!

И пошел спать. В баню.

Просыпаюсь очередным утром в бане. Сладко потянулся. Может, еще подрыхнуть? Взгляд касается угла бани. Стоп! Сидор! Где мой сидор?!

От волнения вскакиваю и в чем спал, выскакиваю во двор. Спать уже перехотелось. Солнышко жарит, птички уж поют, петух прокукарекал. Слышу на дороге катится телега. Сбоку слышу Лизкин голос:

–Сергий, уж проснулся?!

От волнения совершенно забыл поздороваться:

–Лизка, а ты не видела мой сидор с оружием? В бане лежал.

–Ох-хохо! Не успел встать, барчук, ужель о железках своих волнуешься. Видела!

–Где он?

–Да вона твой сидор, на солнце сушится. Ничего ему не сделается.

–Где? – сделал несколько шагов, чтобы убедиться в словах девушки и замираю. На солнышке сушились отдельно друг от друга, прямо сверкая, блестя своими свежеотмытыми боками и гранями, меч цзянь с ножнами. Ножичек мой швейцарский. И парострел впридачу. Рядом висела, сушившаяся на веревке моя сменная и запасная одежда, выданная мне еще на Новике. Постирать которую у меня в последнее время руки не доходили.