Текст книги "Посмертный бенефис"
Автор книги: Андрей Стрельников
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Андрей Стрельников
Посмертный бенефис
Повесть
ЧАСТЬ 1
19 августа 1995 года. Виламоура, Алгарве, Португалия
Набережная Марины ди Виламоура плавилась от зноя. Яхты, в унынии опустившие паруса и грустно повесившие свои бушприты, казались нереальными в густом липком мареве – казались сошедшими со старинной литографии. С каким удовольствием они рванули бы сейчас в безбрежную гладь океана, подальше от разомлевшего под солнцем асфальта и изнывающей от жары сонной бухты!
Увы… Их хозяева, как все нормальные люди, в этот час или принимали морские ванны, или прели под тентами возле бассейнов, или честно зарабатывали пневмонию в кондиционированных комнатах отелей, осененных, как плохой армянский коньяк, пятью фальшивыми звездами.
Изредка из одного ресторана в другой перебегали официанты. Перебегали, прикрыв ладонями макушки и стараясь как можно быстрее выскочить из-под лучей ультрафиолета, – то ли в поисках дополнительного заработка, то ли последних сплетен.
Три огромных шкиперобородых скандинава, принявших с утра недельную дозу горячительного, не замечали, казалось, ни солнца, ни моря. Их мутные глаза высматривали прохладную гавань, из которой можно было бы отправиться в столь желанную алкогольную кругосветку.
Как стая дельфинов за лайнерами, за ними неотступно следовали их бизоноподобные жены; женщины отчаянно потели и ежесекундно вытирали свои морковного цвета лица насквозь промокшими платками.
Чуть поодаль в растерянности топтали размягченный солнечным жаром асфальт менее живописные группы; все эти люди, по-видимому, ломали головы над одной и той же проблемой: как бы выбраться из пекла, не заплатив за прохладу денег? Эта проблема, надо заметить, представлялась неразрешимой: в разгар туристического сезона прохлада в Виламоуре – весьма дорогое удовольствие.
Замысловато разукрашенная овощами рыбка, которую португальцы называют «золотистой», одним своим видом возбуждала зверский аппетит, возбуждала, впрочем, ненадолго. Рыба оказалась необычно вкусной, не очень жирной, зажаренной по всем В правилам кулинарного искусства, но, так и не осилив ее, я понял: есть в такую жару противопоказано.
Официант смотрел на меня испуганными кроличьими глазками, ожидая, видимо, замечаний по поводу свежести рыбы. Я успокоил его, как мог, и попросил принести чашечку кофе и бутылку ледяной минералки. Довольный отсутствием претензий, официант улыбнулся, удалился. Вернулся с кофе и водой. После чего, в смущении потупившись, сунул под блюдце счет.
Смущение официанта было вполне оправданным: счет в полной мере соответствовал искаженным понятиям алгарвийцев о престижности их курортов. Несколько лет назад кто-то не очень остроумный, но очень восторженный сравнил в печати Виламоуру с лучшими летними курортами мира, и теперь сонмы европейских тугодумов, из года в год приезжавших сюда исключительно из-за доступности местных прелестей, попадают в своеобразный финансовый капкан. Цены выросли в несколько раз, догнав и уже кое в чем обогнав цены самых фешенебельных курортов мира, уровень же сервиса остался – в лучшем случае – прежним.
Официант тотчас сообразил, что сдача остается ему. Он расплылся в такой дружелюбной и милой улыбке, что, казалось, повеяло свежим морским бризом. Расслабившись, официант согнул одну ногу в колене. В такие моменты его, очевидно, учили заводить с клиентом приятную беседу – беседу ни о чем.
– Очень жарко сегодня, сеньор, не так ли?
– Фаш калор, – подтвердил я, едва не расхохотавшись.
Это обычное, казалось бы, словосочетание произносилось в Алгарве настолько часто, что приезжий вполне мог заподозрить: все население провинции охвачено эпидемией шизофрении. Только прожив здесь достаточно долго, я понял, что «фаш калор» – не просто «жарко». Понимать так эту фразу – значит слишком уж упрощать и без того простые местные нравы. «Фаш калор» – это приглашение к беседе и ее конец. «Фаш калор» – это образ мыслей, образ жизни, состояние души.
«Фаш калор», – с оптимизмом заявляет в казино игрок, только что просадивший все свое состояние. «Фаш калор», – в задумчивости цедит сквозь зубы предприниматель, неожиданно получивший возможность с помощью нескольких телефонных звонков решить все свои проблемы, – и небрежно отодвигает от себя телефонный аппарат. Все можно сделать в этом мире, всего можно добиться, стоит лишь чуть поднапрячься, но «фаш калор» – и все летит в тартарары.
– Сеньор не алгарвиец, не так ли?
– Тонко подмечено.
– Я сразу понял. Сеньор очень странно произносит некоторые слова. В Алгарве так не говорят. – Официанта аж распирало от гордости: догадался-таки! – Сеньору нравится у нас? У вас, на севере, такой погоды не бывает… Ведь сеньор – с севера, не так ли?
Что верно, то верно. Только он, проницательный мой, имеет в виду север Португалии. Мой Север – он гораздо севернее.
На моем Севере – если я еще имею право называть его «своим» – скоро начнутся затяжные осенние дожди. Люди, выходя из домов, будут все теплее одеваться; деревья, наоборот, – скидывать с себя тяжесть пожелтевших летних одежд.
Сигарета кончилась, а я так пока и не придумал, чем бы заполнить вторую половину дня. В офисе делать решительно нечего. Ничего серьезного в ближайший месяц не предвидится, а с текучкой секретарша, слава богу, справляется лучше меня.
За спиной кто-то вежливо откашлялся, и мягкий баритон проговорил на великом и могучем:
– Ничего, если я присяду? Не возражаешь?
…Моя нижняя челюсть отвисла. Темные очки, закрывающие половину узкого лица; фигура атлета-десятиборца; сдержанная «евразийская» улыбка…
Сармат. Пришелец из другой вселенной. Не друг, не враг… Рад ли я ему? Скорее да, чем нет.
– Привет… – Я еще не вполне оправился от шока, но виду старался не подавать. – Как ты меня нашел?
Сармат едва заметно улыбнулся. Что эта улыбка означала: искреннюю радость или смертный приговор? Н-да… «Восток – дело тонкое», как говаривал незабвенный красноармеец Сухов.
– Хватку теряешь, старик, – проговорил он по-английски, заметив подошедшего официанта. – Секретарша твоя шепнула мне на ухо – назвала пару-тройку твоих любимых харчевен. Вот я здесь.
– Ясно. – Я кивнул и развел руками. Затем попросил официанта принести еще воды и кофе – для Сармата. Его, конечно, не обманешь, поэтому спросил прямо, не виляя: – А зачем, собственно? Никак в отпуск?
– В отпуск, – подтвердил Сармат. – А вообще – дело есть. – Заметив, наверное, гримасу на моей физиономии, он поднял руку, предупреждая возможные протесты. – Выбор за тобой. Никакого давления, старичок. С позиций официоза ты не наш.
Сармат дождался, когда официант, наконец, удалится, и продолжил:
– Если бы ты сумел что-то выяснить о реальных (заметь, старичок, – реальных!) источниках доходов вот этого персонажа… – Он положил на стол тоненький концерт. – Я уверен, что нашлись бы благодарные люди, для которых заплатить много – всего лишь способ заработать гораздо больше.
– Забери, Сармат. Даже смотреть не стану. – Я вытер платком вспотевший лоб. Затем налил себе воды из его бутылки. – Ты должен знать: в эти игры я больше не играю. Да и деньги меня мало интересуют, возраст не тот. И не так уж я беден. – Я окинул критическим взглядом свои явно ослабевшие руки, давно уже не поднимавшие ничего тяжелее пивной кружки. – Работничек из меня сейчас… как из дерьма пуля. – Я отвернулся и позволил себе пофилософствовать: – Раньше работать было интереснее – была идея. А деньги – они всего лишь деньги. Я уже не молод, и трудно меня переубедить…
Сармат допил кофе и, окинув обманчиво равнодушным взглядом набережную, процедил сквозь зубы:
– Знаешь, где в твоей философии прокол? – В узеньких бойницах его глаз сверкали молнии. – На оси Южная Америка – Балканы.
– Мимо, Сармат. Не мои это дела.
И вообще, не строй из себя дешевого шантажиста. Не верю. Выпьешь чего-нибудь?
Не так давно бывшие младшие братья – болгарские оружейники – столкнулись с серьезной проблемой в Южной Америке, а богатенький британец из Гибралтара эту проблему для них решил. С моей подачи. Если бы об истинных «корнях» сделки узнали бывшие хозяева этого рынка, завтрашний рассвет стал бы для меня недостижимой мечтой.
– Понимаю тебя, – кивнул Сармат, – понимаю… Что ж… Наверное, этого и следовало ожидать. – Мое предложение выпить он, похоже, проигнорировал. – Что ж, так, конечно, удобнее…
– Что ты понимаешь?! – взорвался я. – Что вы все там понимаете? Я уже другой, ясно тебе? Уже четыре года, как я выпал из обоймы.
– Да, конечно. – Он, казалось, меня не слышал. – А ведь была надежда. Была… И не только у меня. Старик, скажи честно: хорошо живешь? – По лицу его блуждала снисходительная улыбка.
– Нормально, – буркнул я и, подозвав официанта, попросил его принести две порции коньяку. – Живу, как умею. В ваши игры играть не намерен, учти.
– Учту, – хмыкнул он и чему-то грустно улыбнулся. – С утра – офис, внимательное чтение газет. Потом тягостные раздумья: где бы и чего бы сожрать на обед? После обеда – опять проблемы: как бы половчее убить остаток дня? Нет, я, конечно, понимаю: иногда приходится, черт побери, и поработать. Подписывать какие-то скучные бумаги, отслеживать перемещение каких-то денег. Но так, слава богу, не каждый день. А каждый день, вернее, каждый вечер, – тоскливый взгляд на себя в зеркало: кто это? Я? А брюхо откуда? И мысли… Все туже, туже… Мозги-то все жиже, жиже… Двигаться – лень, думать – тем более. Скажи, в чем я ошибся?
Я молчал, потягивая совершенно неуместный в такую жару коньяк. Сейчас бы стакан ледяной водочки. Да под маринованный огурчик…
Прав он, конечно, на все сто прав. Только кто дал ему право на эту правоту? Кто он, черт подери, такой, чтобы учить меня жизни?! Я хотел было возмутиться, отчитать его – и промолчал. Он прав…
– Все правильно, старичок, – тихо проговорил Сармат, выплескивая свой коньяк в бадью с фикусом. – Ни в чем я не ошибся. Ошибся тот, кто тебя рекомендовал. Жаль. Сармат почти никогда не ошибался в людях. Раньше… – Он встал и, бросив на стол крупную купюру, процедил:
– Цвети, алгарвиец.
Это было уже настоящим оскорблением.
– Стой, Сармат! – Я смотрел ему в глаза и, кажется, начинал заводиться. – Стой. Присядь-ка. Рассказывай: что у тебя? Только, – я сделал предупредительный жест, – никаких обещаний! Буду думать.
– Думать не вредно, старичок. Думай. Право выбора – за тобой. А рассказывать мне нечего. – Он подмигнул и подвинул ко мне конверт. – Здесь есть все. Жду твоего звонка после восьми. Я в «Маринотеле». Номер телефона запомнишь? Или записать?
Я посмотрел на него, точно на идиота. Ответив невиннейшим взглядом, он кивнул на прощание. Шагнул в пекло – и направился в сторону, прямо противоположную «Маринотелю».
Странный парень. Я встречался с ним всего три-четыре раза, но готов был поклясться, что он не лгал. А ведь доверчивость – одно из многочисленных достоинств, которыми природа меня обделила. Что я о нем знаю? Он – Посредник милостью божьей. Не брокер, делающий навар на том, что знакомит покупателя с продавцом, а Посредник по самому большому счету. Знакомый со всеми правилами крупной игры и зачастую сам их устанавливающий. О его связях можно только догадываться, потому что, разговаривая с ним, вы никогда не услышите ни одного имени. Известно, что он является доверенным лицом глав финансовых и промышленных империй, а также чиновников самого высокого ранга. Ходят слухи, что к его помощи прибегали даже при возникновении локальных вооруженных конфликтов. И они затухали. Такая вот легенда во плоти. Появился на горизонте лет десять назад, тогда ему было около тридцати. Появился из ниоткуда. Ни имени, ни фамилии, ни национальности, ни вероисповедания. Зато совершенно свободное владение по крайней мере тремя языками, плюс блестящее знание любой проблемы. Любой.
Конверт… Большой, полноформатный, но тоненький. Что там? Обычный гонорар бывшего аналитика бывшей мощнейшей спецслужбы мира, или… Или… Что же, так и будем голову ломать? Может, лучше ее сначала проветрить? Чутье подсказывало: торопиться с распечатыванием конверта не стоит. Распечатаешь – и все, назад дороги уже не будет. Хочу ли я этого? Четыре года жизни преуспевающего португальского бизнесмена средней руки даром не проходят. В той, прошлой, жизни, ставшей уже легендой, я часто мечтал о таком вот тихом спокойном закате. И вот он, в руках. Как та синица…
Голова шла кругом. Дожил… Лукавство с самим собой – самое нелепое, что можно придумать. Да, я ненавидел собственное прошлое. Да, я его откровенно стыдился и тщательно скрывал. Да, да! И я с тоской вспоминал о нем.
Сармат появился как бес-искуситель. Я бежал от своего прошлого, связанный с ним тоненькой, но прочной нитью. Вернее, резиночкой. Явился Сармат – и я с ускорением лечу обратно, в омут человеческих страстей, в мир дворцовых заговоров, переворотов, путчей – всей этой грязи и мерзости, призванной поставить одних людей над другими. Я не супермен, отнюдь. Просто один из сотен, может, тысяч, работавших на Систему.
Четыре года назад – как странно, ведь сегодня годовщина! – после бессонной ночи при полной боевой готовности я увидел на экране телевизора того, кто по слепой причуде политического жребия стал вдруг Главным. И он дрожал, заикался, шарахался от собственной тени. Тогда я понял: еще один день в Системе – и не отмыться. И придется всю жизнь ходить, не смея взглянуть людям в глаза.
Я был не одинок. Таких, как я, было много. Людей, посвятивших себя службе Державе. Но мы оказались бессильны, столкнувшись с грязью политических интриг, вынесших на самый гребень волны такое непотребство, над которым теперь откровенно хихикает весь мир. Даже не смеется – хихикает…
Выйти из Системы было нетрудно. Мне – легче, чем другим. Потому что я давно жил по легенде, которая стала моим «я». Причудливо тасуется колода…
Ерунду Сармат, конечно, не предложит. Во-первых, я могу обидеться. Во-вторых, он и сам ерундой не занимается. Браться за серьезную работу, не продумав всех последствий и не оценив возможных потерь – моральных, юридических, финансовых, в конце концов, – я тоже не могу: не юноша уже.
Для начала необходимо полностью отвлечься, чтобы потом, ближе к вечеру, принимать решение на свежую голову. Словом, выйти из-под влияния эмоций. Кажется, я знаю, что мне нужно. Давненько мы не брали в руки шахмат…
– Алло, Кирк? Я. Через часок? В Кинта ду Лагу? Понял. До встречи.
…Года три назад в Валенсии, в одном из портовых кабачков, я стал свидетелем драки. Человек пять местных бугаев наседали на какого-то парня лет тридцати пяти. Парень оказался не промах, двоих уложил сразу, но силы были явно не равны. Получив стулом по голове, он совсем сник. Видя, что его противники на этом не остановятся, я решил вмешаться. На моей стороне был фактор неожиданности, и через несколько секунд последний из нападавших успокоился в углу, явно надолго. Испуганный бармен помогал мне приводить в чувство избитого парня, все время тараторя, чтобы мы срочно уходили. Так мы и поступили. Парень, морщась от боли, указал на свою машину. Я изумился… «Бугатти-ЕВ-110»! Увидеть такую тачку хоть раз в жизни – уже удача, а этот драчун раскатывает на ней по портовым кабакам. Новый знакомый продолжал меня удивлять.
– Кирк Фицсиммонс, – представился он. – К вашим услугам. Я ваш должник.
Я очень далек от мира больших денег, но это имя не слышать не мог. Обычно оно продолжало славный «разбойничий» ряд: Ротшильд, Рокфеллер, Дюпон, Морган, Вандербильт. Потом – Фицсиммонс.
Мы загнали машину прямо по трапу на яхту (так он называл свое судно) и отплыли на Балеары. За годы, проведенные в Португалии, я приобрел одного настоящего друга – Кирка. Наверное, я был первым, кто совершенно равнодушно относился к его деньгам. Это ему и понравилось. В минуты, когда его душила тоска, он ехал ко мне плакать в жилетку. А я – к нему.
– Привет, амиго! Только что проводил замечательных ребят из Южной Америки. Ты думаешь, они приехали засвидетельствовать свое почтение? Правильно, нет. Правильно, хотели денег. Правильно, не дал. И не дам. Какие-то они все кровожадные. Как ты с ними уживался?
– Дай им заработать, а сам не плати.
– А это как?.
– Ну, например, сфотографируйся с ними на фоне своей яхты и подпиши фотографии: «Моим лучшим деловым партнерам и друзьям Хосе и Хуану от их прилежного ученика Кирка Фицсиммонса». Под такую фотографию они получат кредиты сразу от всех южноамериканских банков.
Секунд десять Кирк остолбенело смотрел на меня во все глаза, потом хлопнул по столу своей лапой профессионального яхтсмена, упал на траву и затрясся от хохота.
– Мир ищет финансовых гениев в Принстоне, Оксфорде, Сорбонне, Токио, а они здесь, в алгарвийском захолустье! Ами-го, быстро говори, сколько ты хочешь в год за свои советы? Прямо сейчас подпишу чек на любую сумму!
Чек от Кирка Фицсиммонса – это хорошо, это принимает любой банк в мире.
– Мои советы, Кирк, – всего лишь полет фантазии, а фантазия не имеет цифрового эквивалента. Давай лучше сыграем в шахматы.
– Мне трудно с тобой играть, амиго! Ты философ, мыслишь абстрактно, а я – финансист, привык считать. Мы даже за шахматной доской играем в разные игры.
Первая партия закончилась вничью, затем три партии подряд выиграл я. Кирк явно не знал теории, но обладал врожденным позиционным чутьем.
– Что-то ты, амиго, слишком сильно играешь для португальца.
– Шахматы – явление социальное, а не национальное.
– Согласен. Однако вернемся к нашим делам. В конце августа я отправляюсь на яхте с инспекцией своих владений. Это займет около двух месяцев. Предлагаю тебе присоединиться. Прекрасно проведем время. Заодно, если захочешь, войдешь в курс дела. Можешь рассматривать все это как предложение контракта на работу. В общих чертах я знаю, чем ты сейчас занимаешься. Поверь, твой бизнес никогда не даст тебе и половины того, что предлагаю я.
Увы, дружище Кирк… Кажется, опоздал ты со своим предложением. Ты не знаешь, чем я собираюсь заниматься, и слава богу.
– Быть консультантом у великого Кирка Фицсиммонса – большая честь для меня. Слишком большая. Сейчас мы друзья, потом ты станешь боссом, я – подчиненным. Нет, Кирк, я слишком долго боролся за свою независимость. Она мне дороже любых денег. Но за предложение – спасибо.
– Странные вы, галлы, люди. Разве нельзя восемь часов в сутки быть подчиненным, а шестнадцать – другом?
Эх, Кирк…. Я такой же галл, как ты зулус.
– Лучше позволь мне иногда бывать здесь в твое отсутствие. Видишь ли, мой филологический труд часто требует полной изоляции, а в городской квартире добиться этого невозможно.
– Это не проблема. Ключи будут у Педро, – знаешь, охранник на въезде? Если понадобится машина – в гараже «Альфа-Ромео-33». Не новая, но все в порядке – страховка, техосмотр и прочее.
Кирк с несколькими запотевшими бутылями «Гролша» вернулся в беседку возле бассейна. Человек, придумавший холодный «Гролш» в жару, достоин Нобелевской премии в области медицины. Идея, равная, по меньшей мере, открытию пенициллина.
– Знаешь, амиго, ты, конечно, прав. – Охлажденный изнутри Кирк был склонен пофилософствовать. – Не надо тебе работать у меня. Не твое это. Финансы – дело скучное, кропотливое. Один процент успеха – талант, девяносто девять – просиживание штанов ради обработки полученной информации и анализа результатов. А твоя стихия – неожиданный причудливый виток фантазии, меняющий не столько результат, сколько изначальный посыл. В банковском деле тебе не было бы цены, но только при наличии хорошей школы и многолетней практики. У тебя же этого нет, не так ли?
– Верно, нет. – Я усмехнулся, вспомнив свои дипломы, полученные еще в эпоху исторического материализма. В одном я значился как «инженер по эксплуатации автотракторной техники», в другом – как «переводчик-референт с португальского и английского языков». От финансов далековато… – Каждый должен заниматься своим делом. Нести свой крест на свою Голгофу…
– Знаешь, амиго, разговор у нас какой-то странный, – резонно заметил Кирк. – Если у тебя проблемы – скажи, решим. Возможности, слава богу, есть, ты знаешь.
– Знаю, Кирк, знаю. – Просто я думал о своем. – Я, пожалуй, поеду, дела…
– Хорошо, амиго. – Кирк, конечно, понял, что мне хочется побыть одному. – Позвони через недельку, прощальный ужин закатим. На яхте, как ты любишь, идет?
– Идет, дружище, пока.
Дома я прежде всего прослушал запись на автоответчике, затем прочитал два послания, полученные по факсу. Ничего срочного: секретарша сообщила, что завтра опоздает на два часа, а двое контрагентов известили меня факсом, что получили все, что заказывали, и качество вполне соответствует заявке. Надеются, что в дальнейшем… И так далее.
Трудно с этими латинос. Знают же номер офиса – так нет, обязательно надо отправить все на домашний. Знак, так сказать, глубокого уважения.
Тяжело вздохнув, я взял маникюрные ножницы и вскрыл сарматовский конверт, из которого выпала фотография. Закружившись в воздухе, она спланировала под диван. Я крякнул, опустился на колени и принялся шарить рукой в толстом слое пыли. В конце концов нашел.
С фотографии на меня смотрело неуловимо знакомое лицо. Большие, чуть навыкате, глаза, залысины на лбу, тонкий, с горбинкой, нос. Хорошее лицо, умное. Только одна неприятная черта, но она портила его окончательно и бесповоротно. Жёсткий, колючий взгляд не сулил ничего хорошего тому, кто встанет на пути этого парня.
«…СПРАВКА
Божко Кирилл Игоревич, 1952 г.р., украинец. Родился в Киеве в семье видного советского дипломата. Закончил КГИМО по специальности „Международные экономические отношения“. Стажировался в Англии, Швейцарии, Испании. В 1982 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме „О рентабельности советских, инвестиций в туристический сектор экономики стран Юго-Западной Европы“. До 1985 года – ведущий специалист по Испании и Португалии Института мировой экономики АН УССР. В мае 1985 года неожиданно меняет профиль работы, начинает заниматься исключительно экономическими связями Украины со странами Ближнего и Среднего Востока, а также юридическим обеспечением этих связей.
Защищает докторскую диссертацию по Международному торговому праву. Параллельно создает и запускает в работу значительное количество акционерных обществ и товариществ, направленных в основном на импортно-экспортную деятельность. На территории бывшего СССР широко использует имя и политическое влияние отца, известного в прошлом дипломата, за рубежом – остатки советских внешнеторговых структур и обширные личные связи. Фактически монополизировал целые отрасли торговли на территории Крыма, украинского и российского Причерноморья. Личная собственность учету не поддается, так как почти вся недвижимость и коммерческие структуры зарегистрированы на подставных лиц.
При возникновении конфликтных ситуаций, связанных с появлением конкурентов, использует личную охрану, целиком состоящую из бывших сотрудников КГБ СССР и МВД Украины и России и объединенную в частное сыскное агентство „Скиф“. Некоторые сотрудники „Скифа“ до сих пор пользуются значительным влиянием в различных спецслужбах, что практически сводит на „нет“ все немногочисленные усилия правительственных органов, направленные на раскрытие финансовой нечистоплотности г-на Божко. Кроме того, известно, что г-н Божко тесно связан с верхушкой уголовного мира Украины и России, некоторые воры в законе называют его своим другом.
В настоящее время К. И. Божко постоянно проживает на юге Португалии, где владеет рядом коммерческих структур и недвижимостью. Разведен. Дочь, 20 лет, живет с матерью в Калифорнии…»
Не понял… А от меня-то что требуется? Источники дохода – более чем очевидные. Налицо весьма удачливый бизнесмен, человек, безусловно, незаурядный, талантливый, энергичный.
Связи с уголовниками? Просто анекдот… Пусть мне покажут хотя бы одного постсоветского нувориша, который их не имеет, – обещаю до конца жизни дважды в день молиться за него.
Немного подумав, я распростился с последними надеждами на то, что мои заказчики – частные лица, защищающие собственные финансовые интересы. Людей, сопоставимых по возможностям с Божко, – единицы. Сармат на них работать не станет. Вывод неутешителен: он работает на Организацию.
Я принял добрую дозу коньяка. Внутри сразу потеплело.
Есть еще, конечно, Дед. Кстати, где его телефон? Вот он.
– Привет, Дед! Узнал? Извини, что так долго молчал. Как здоровье?
– Привет, привет. Здоровье нормальное. Но важно другое. Я знаю, зачем ты звонишь. Сармат рядом?
– Нет. Я вижу, ты осведомлен обо всем. Колись.
– Уверен, ты уже все решил. Совет первый – о заказчике не беспокойся. Здесь все чисто. Совет второй: хорошо подумай, прежде чем дать Сармату ответ. И последнее: наколку на тебя дал я. Извини.
Вот так. Ничто в жизни не могло заставить Деда указать на меня пальцем. Ничто, кроме совести. Значит, он что-то знает про Божко. Моя задача – найти это «что-то». Подсказки здесь неуместны.
Настроение сразу улучшилось. Сармат оказался именно тем, кем я его считал. Более того: вероятно, он тоже ученик Деда, ученик, прошедший с ним до конца. Значит, в экстремальной ситуации – но только в самой экстремальной! – я могу рассчитывать на поддержку Деда. Уже кое-что.
…Работа. Я в возбуждении вышагивал по квартире. Внутри, где-то в области солнечного сплетения, чуть-чуть начинаю покалывать. Столь знакомое прежде и, казалось, навсегда уже забытое ощущение опасности. Адреналин наполняет мускулы, сжигая все болячки, нажитые за четыре года бездействия. Четыре года одиночества, позорного бегства от самого себя. Долгие четыре года, в течение которых я пытался убедить самого себя, что живу. Как глупо и бездарно…
Стоило Сармату мелькнуть перед глазами и поманить пальчиком – и все. Весь небоскреб лжи и самообмана рассыпался, как карточный домик. Прав Сармат. Тысячу раз прав. Тошнит меня от самого себя, когда гордо, по-алгарвийски выпятив нажитое брюшко, расхаживаю я по Виламоуре в поисках ресторана, в котором еще не жрал.
Существует, конечно, и другая сторона медали. Тихий, размеренный образ жизни. Не очень большой, но твердый доход. Не любимая, но и не обременительная работа, отнимающая три-четыре часа в день. И – самое главное – полная, безграничная свобода. Ночи – без кошмаров, прогулки – без оглядки, друзья – без подвоха. Что это? Стабильность? Или болото? Готов ли я всего этого разом лишиться? Вопрос, конечно, интересный…
А почему, собственно, я должен это терять? Выполню задание – и вернусь… Н-да… Дважды в одну реку… Не лги, старик. Сам себе не лги. Слишком много «но». Во-первых: если вернусь. Существует «но», не так ли? Во-вторых: если захочу вернуться. Что отнюдь не факт. Я не португалец. Я русский. Сармат предоставляет мне шанс вернуться. Туда, откуда я так позорно сбежал, окрасив собственную обиду и бессилие красивыми словами, брошенными через плечо. А Сармат – тот остался, и Дед остался. И все четыре года они провели на самой верхней палубе судна, обдуваемые всеми ветрами, обливаемые всеми ливнями, но – у штурвала. А я, как прилипала, присосался к днищу, поросшему сладкой жирной травкой, и щиплю ее понемногу. Благо, надолго хватит. Только вот самый сопливый юнга смотрит на меня теперь брезгливо, потому что имеет на это полное право. Надоем, намозолю глаза – и сковырнут меня ржавым багром. И поплывут дальше… А мне уже их не догнать – мышцы атрофированы.
Все, хватит с меня психоанализа, плавно перешедшего в самобичевание. Так и расплакаться недолго. О своей горькой судьбе. Хм… Ехать пора. Сармат уже ждет.
– Алло. Да, я. Слушай внимательно. Доедешь до коммерческого центра «Мар-а-Виста» на набережной Квартейры. Центр – со сквозным проходом. На выходе поверни направо, в сторону центрального проспекта. На проспекте – еще раз направо. Метров через пятьдесят увидишь «Кадиллак-бар». Жди меня там.
– Понял, выхожу, – ответил Сармат, нисколько не удивившись. Значит, мои подозрения не беспочвенны.
Через десять минут Сармат прошествовал через узкий проход «Мар-а-Висты». Прошествовал, облаченный в костюм такого заядлого туриста, что меня охватила зависть. Подождав еще несколько минут и убедившись, что беременная негритянка, вошедшая следом за ним, «хвостом», безусловно, не является, я двинулся в «Кадиллак-бар».
Сармат потягивал пиво, со страхом поглядывая на экран, с которого прямо на него мчался спортивный автомобиль. Завсегдатаи бара решили, что два соседа-англичанина онемели от удивления, случайно встретившись в забытой богом и нормальными людьми Квартейре.
Разыграв спектакль, мы пересели за угловой столик, расположенный так, что подойти к нам незамеченным не мог никто.
Я знал, что ты согласишься, – обронил Сармат, все еще глядя на экран. Автомобиль летел в обратную сторону, выпуская густые клубы дыма.
– А с чего ты взял, что я согласен?
– Глаза, старик. – Он улыбнулся одними уголками губ. – Глаза у тебя теперь живые. Днем были оловянные.
– Фаш калор, – изрек я с глубокомысленным видом. Сармат с удивлением посмотрел на меня, но промолчал.
Я сделал заказ. Когда бармен удалился, Сармат спросил:
– Прочитал?
– Разумеется.
– Вопросы?
– Есть, – кивнул я. – Во-первых, источники доходов – совершенно очевидные. Торгует человек, и удачно. Во-вторых…
– Погоди. – Глядя в окно на вечерний проспект, Сармат принялся объяснять: – В Европе, в том числе в России и на Украине, уже несколько лет действует разветвленная организация наркодельцов. Они не связаны со старыми производителями и дистрибьюторами. Это не мафия, не триада, не южноамериканцы, не нигерийцы. Вообще непонятно, кто они такие. Есть косвенные – повторяю, косвенные – данные о том, что управляют организацией отсюда, из Алгарве. Мне кажется, тебе не надо знать источники этих данных: легко сбиться с правильного курса. Путем анализа мы отобрали: несколько кандидатур, наиболее вероятная из которых – Божко. Структура его предприятия «Ситас Импекс, С.А.» более всех остальных подходит для выполнения подобных операций. Но дальше – тупик. Легальными методами к нему не подступиться. Кремень. Со всех сторон прикрыт. – Сармат склонил голову набок и развел руками. – Понимаешь, зачем ты понадобился?
– Да уж, – кивнул я, в задумчивости глядя на полупустой бокал. – Твоя неуверенность означает одно: что вас устроит любой ответ – и положительный, и отрицательный. Так?
– Правильно понимаешь. – Сармат поморщился. – Все правильно. Разумеется, если этот ответ будет подтвержден неопровержимыми фактами.
– Интересно, – покачал я головой. – А какими именно фактами?
– Хороший вопрос, – кивнул Сармат. – Сразу оговорюсь: о суде речь пока не идет и, боюсь, не пойдет в дальнейшем. Если это Божко нам его до суда не довести. Силенок маловато. Кроме того, твои доказательства в суде звучать не могут – сам понимаешь. Главное – подтвердить наши подозрения. Или опровергнуть. Наша задача – попросту уничтожить организацию. В методах и средствах мы тебя не ограничиваем. Более того, в случае необходимости мы сможем привлечь наших европейских партнеров. Обговорим это отдельно. Теперь – детали. Держи. – Сармат протянул мне ключ и карточку с номером сейфа в страховой компании. – Там найдешь все необходимое спецоборудование и снаряжение. Если чего-то не хватает оставишь там записку, через неделю доставят.