Текст книги "Гнев Господень тактического назначения"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Андрей Евгеньевич Фролов
Гнев Господень тактического назначения

ГЛАВА 1

…Доминиканцы – средневековый духовно-монашеский орден имени Святого Доминика, в щитовом гербе которого содержалась надпись, наиболее ярко характеризующая направление деятельности ордена.

Domini Canes – Псы Господа.

Г. Ранью, «История европейских орденов», издание Общеевропейского Исторического Общества, 2092 год

1:1Пробуждение после пьянки для меня всегда было схоже с таинством появления на свет божий. Рождение в муках, трудный путь к яркому пятну, боль, дискомфорт и искренняя радость познания окружающего мира. Да, определенно, когда я просыпаюсь после хорошо проведенного вчера, я чувствую себя родившимся заново. И при этом уверен, что сопровождающая похмелье адская головная боль является ничтожной платой за это счастье нового бытия.

Это, вероятно, как раз является одной из причин, почему я вообще выпиваю. Точнее сказать, напиваюсь. Еще точнее сказать – бухаю так, что не помню вчерашний день. Как, например, произошло и на этот раз. О, эти удивительные ощущения, когда организм пытается убедить сам себя, что так погано не было еще ни разу. О, это светлое чувство понимания, что бывало и похуже. В такие моменты я лишь сильнее начинаю верить в свои бездонные способности.

Даже не открывая глаз, можно с уверенностью сказать, что день за окном продолжается уже не первый час. Скорее всего, уже и не день вовсе, а ранний вечер. Я обязательно взгляну, но пока не готов. Я вообще сейчас ни к чему не готов. Как и обычно, сейчас мне плохо. Просто отвратительно.

Проснувшись одновременно со мной, пять чувств попытались начать работу, расстроенные, как струны старой гитары. В голове загудело, словно в реактивной турбине на взлете. Хотя (о, чудо) мысли уже не разбегались рассыпанными по бетонному полу стеклянными бусинами, как полчаса назад, а принялись более-менее четко выстраиваться. С жадностью наслаждаясь своим жутким состоянием, я неожиданно пришел к открытию, что любой поворот головы может привести к смерти – шея страшно затекла. В полной мере оценив важность осознанного, принял мужественное решение все же ознакомиться с окружающей обстановкой. Но для этого требуется продрать глаза. Для начала хотя бы один.

Приложив титанические усилия, разлепил левый, не прижатый к поверхности дивана, и поспешно захлопнул обратно. За короткое время сеанса наблюдения центр управления полетами успел определить, в каком именно положении находится тело. Данные поступили в отдел обработки информации. В следующую минуту все силы организма были брошены на предотвращение сильнейшего головокружения, чреватого последствиями. Затем мозг принялся медленно анализировать картинку, выхваченную мутным взором из внешнего мира, внушая правой щеке ощущения мокрой холодной кожи, плотно приклеенной к лицу.

Я успел заметить край кожаного дивана, залитого засохшим напитком. За ним, в глубине кадра, – угол журнального столика, пару грязных тарелок, лежащую набоку пластиковую стопку, драную целлофановую обертку от чипсов. Одну секунду. Что это? Увеличьте изображение, пожалуйста. А можно разрешение почетче и чтобы не так сильно двоилось? Отлично, большое спасибо. Дыхание мое стало неровным, а пересохший рот попробовал наполниться слюной. За горой пищевого мусора на столике одиноко возвышалась бутылка пива. Едва початая…

После короткого спора с самим собой я начал движение – первый шаг заблудившегося странника в чужом мире. Так и не открывая глаз, я словно утопающий протянул руку, сжимая пальцы на прохладном горле бутылки. Проскрипев по дивану, практически съехал на пол, но уже ничто не могло остановить бросок. И в следующую секунду сжался в комок, словно тело охватила одна большая судорога, жадно глотая выдохшееся пиво. О, философы жизни, по утрам обретающие новое рождение, понимаете ли вы меня сейчас?

Вечность кончилась через четыре секунды. Поток иссяк, превратившись в ложку мутной пены на дне, и я осторожно выдохнул, опуская мертвую бутылку на пол. Она медленно укатилась под диван, с отчетливым стуком наткнувшись там на нечто столь же стеклянное и столь же пустое.

Сейчас станет легче. Скоро можно даже попробовать вспомнить, кто я и что здесь делаю. Если ничего не путаю, меня зовут Денис. Если память еще не окончательно отказала – Денис Кабалин. Кажется, еще и Юрьевич… Для милых дам – Денисонька, для друзей – просто Денисыч, иногда Ден. Для тех Блуждающих, кто никогда не знает друг друга в лицо, – Ультра. Гордые прозвища, щедро подаренные мне ближайшими из друзей (ничтожная личность, гнус, жалкий любитель денежных знаков), можно опустить.

Каждый день – новое откровение. Каждый день начинается, чтобы ярко и красочно промелькнуть перед глазами и потухнуть с наступлением ночи (полудня, раннего утра, сумерек…). Каждый день – новая жизнь по мотивам вчерашних воспоминаний. Мне частенько кажется, что мой алкоголизм (если, конечно, это вообще он) всего лишь один из способов показать, какими нехорошими привычками вообще могут обладать люди. Особенно русские. Забавное дурацкое ощущение, нужно заметить. Накатывающее, кстати, одновременно с устойчивой уверенностью в том, что за моими подвигами наблюдают – пристально, внимательно, фиксируя каждый шаг. Невидимый зритель, он тут как тут только для того, чтобы посмотреть, как же клево я проживу очередную серию своего нехитрого существования…

Как обычно, пиво помогло практически сразу, подобно тому, как быстрорастворимый аспирин сбивает жар. Вернулось обоняние, хотя лучше бы этого не случалось еще какое-то время. Я поморщился. Осторожно, стараясь приготовиться к любому зрелищу, взглянул на окружающий мир.

Так и есть. Я в родной берлоге. Тяжело вздохнув, осмотрелся, стараясь не делать резких движений.

Взорвись в единственной комнате моей квартиры противопехотная граната, разрушений, наверное, было бы меньше. Но, к сожалению, здесь поработала отнюдь не ударная волна. Низкий журнальный столик, фрагмент которого я чуть ранее наблюдал из лежачего положения, потрясал своей живописной загаженностью. Грязные тарелки, наполненные неопознанными остатками пищи, стопки и стаканы, перевернутая пепельница и целая гора блестящих оберток – от конфет до синтетических крабовых палочек. Рваные коробки из-под сока туго забиты в притащенное с кухни мусорное ведро, там же поселились и смятые пластиковые бутылки… Я осторожно наклонился, заглядывая под стол, где среди разбросанных журналов и коробок из-под дисков (почему-то набитых сигаретными окурками) блестело стекло бутылок. Без особенного удивления обнаружил опустошенную коробку из-под презервативов. Да, это правда, сутенера мы зачем-то кинули. Точно, помню, да. После я еще ходил провожать девочек до лифтов, из одежды прихватив лишь одеяло…

Вечер, судя по всему, определенно удался. Кстати, о втором участнике событий… Кряхтя и ворочая затекшей шеей, я приподнялся с пола, усаживаясь на скрипучий край дивана.

Князь спал у окна, с головой завернувшись в спальный мешок и термоодеяло. Сейчас он больше всего напоминал мне ежа, свившего гнездо из старых газет. Совершенно непонятно, зачем в его левой руке была зажата пластмассовая решетчатая корзина для бумаг. Присмотревшись внимательнее, я понял, что ночью Князь использовал ее как плевательницу.

О, в такие моменты я начинаю восхвалять не только собственный образ жизни, но и своего друга…

Оттолкнув ногой полулитровую бутылку из-под водки, я подсел поближе к столу, разгребая целлофановый завал. С сомнением повертел в руках упаковку из-под сомитакса. Тут же решил, что это уже перебор. Дальше искать было опасно – не ровен час, нашлись бы одноразовые кокаиновые ингаляторы или чего серьезнее. Я неловко размахнулся, кидая картонную коробочку в почивающего Князя. Сожалеющим взглядом обвел засыпанный шелухой от семечек портативный «Сполох» – святая святых моего жилища, кормильца семьи. Компьютер был не новеньким, конечно, но зарабатывать на нем мне удавалось не так уж и редко, и прикончить машину во время очередного загула было равносильно самоубийству.

Г олова загудела, напоминая, что долгожданное похмелье еще не испито до дна. Почувствовав приступ, я, тем не менее, улыбнулся. Да, пускай периодически я ощущаю себя запрограммированной на бесшабашную жизнь талантливой марионеткой, но кто еще может похвастать подобной судьбой? Князь Игорь? Пожалуй… Милый сердцу Князь, с глазами грустного, но очень благородного привидения, пританцовывающий на месте и игриво пошаркивающий ножкой. «Ля габы тожье имьеть ля кугажь», – приговаривает он, увлекая меня в магазины. Данное изречение, словно мантра читаемое Князем якобы на французском, вот уже столько лет означает, что, дескать, рабы (то есть мы), поставленные в жесткую зависимость от окружающей их социальной системы, тоже имеют право на кураж (то есть культурный отдых, со всеми вытекающими). Было бы что взъерошить в кармане.

Попытка встать удалась неожиданно легко, и линолеум приятно захолодил босые пятки. Я попробовал шагнуть, затем еще. Достиг окна и пальцами раздвинул жалюзи. Часов пять дня, видимо. Это судя по тусклому кругляшу цвета солнца, просвечивающему сквозь широкую полосу смога, навсегда накрывшего город на уровне десятого-двадцатого этажей. Я с шелестом опустил полоски жалюзи. Таким способом время точнее не определить – четырнадцатый этаж Монолита – дрейф по приборам. Я огляделся в поисках часов. А, ну-ну… Помнится, вчера Князь Игорь пытался ставить эксперименты над временем, и мои новенькие настенные часы канули в небытие.

1:1:2– Игореша, пора подыматься, – я осторожно потрогал ногой неподвижное тело под окном, – вставай, гнус…

Не дождавшись ответа, вернулся к дивану. Еще пара часов и во рту появится железный привкус. Как же я ненавижу синтетический алкоголь, а эти скоты даже пиво в натуралку делать перестали. Современная дрянь, именуемая выпивкой, и так дрянь, сама по себе, а еще колеса. Я тяжело и обреченно покачал головой, и боль незамедлительно ответила толчком в лоб. Застонал.

Еще позднее навалится усталость, чувство разбитости и раздавленности. Я буду лежать на диване, а квартира начнет все ощутимее напоминать плотно заколоченный гроб, стены которого, сложенные из многих тонн цемента, кирпича и арматуры, станут сдвигаться, погребая тщедушные тельца своих жильцов. Обычное дело. Казалось бы – семь лет уже прошло, как я переехал в собственную однокомнатную соту Монолита, а ощущения все те же.

Получив личный пятак безопасности и укрытие от враждебной природы, я так и не научился дружить со своим домом. Огромный, занимающий площадь пары довоенных микрорайонов, универсальный жилой комплекс (почти на десять тысяч квартир) отвечал мне взаимностью. Массивный каменный муравейник производил на меня впечатление титанического склепа. Я же – всего лишь один из заживо похороненных в этой братской могиле.

Здоровенный нарост, вымахавший вверх на три десятка этажей, больше напоминал замок средневекового вампира, чем муниципальное жилье. Монолиты были потомками панельных коробок прошлого, появившиеся на их же останках. Но даже более продуманные, со всей своей внутренней инфраструктурой – псевдопарками, прогулочными площадями и улицами, магазинами, развлекательными центрами, гаражами и прочими нужными, но не радующими душу структурами, они все равно оставались бетонными коробками.

Я ежедневно наблюдал, как Монолит ни на минуту не ослабляет своего давления на человеческий мозг, все ссылая и ссылая в лечебницы сотни людей, ломающих свои души под тяжестью «универсального дома для всех». Конечно, были и счастливчики, чье везение можно было с точностью до грамма измерить весом ордера квартиры на «периферии». Квартиры, имевшей настоящие окна, а не дешевую голографическую подделку в глухой стене. Мне в свое время повезло, да. Иногда я задумывался, как долго смог бы продержаться, каждый вечер возвращаясь домой в многометровую толщу здания, по полчаса вгрызаясь вглубь на лифтах и эскалаторах. Как долго бы я протянул, понимая, что обречен существовать в сердце горы, где жилплощадь стоит дешевле глотка свежего уличного воздуха, а внешний мир предан забвению, уничтожен новыми порядками и законами корпораций, воздвигших свои знамена в каждом из семнадцати монолитных комплексов – «…жилье, удобном и доступном для средних и малоимущих слоев населения»?

Я еще раз качнул головой, стараясь смириться с болью в висках. Ну да ничего. Если в бумажнике что-то осталось, то скоро мы с Князем уже будем сидеть в какой-нибудь забегаловке, хоть холодной и провонявшей выбросами фабрик, зато на воздухе. А в бумажнике наверняка что-то да осталось, ибо таких денег я не помнил уже давно…

Продолжая кряхтеть, я с немалым трудом снова поднялся с насеста, щелкнул выключателем. Операция выполнилась с пятисекундной задержкой. Похоже, опять что-то сгорело… С презрением глядя на мигающую лампу, я включил телевизор, почти полностью убрав громкость, и, с трудом передвигая ноги, пошаркал в ванную. Здесь такой же разгром, ничего удивительного. Засоренные унитаз и раковина, чья-то одежда в ванне, на полочке перед зеркалом – бутылка из-под водки с невероятно как забитым внутрь бюстгальтером. Я машинально смел бутылку с полки, уставившись в зеркало на помятого и давно не бритого черноволосого парня. Худое лицо, бледная кожа, на правой щеке пятно засохшего сока, на шее засос. Глядя на свое отражение, я молча согласился практически со всем, что прокричали сейчас эти карие глаза. Да-да, я все знаю и сам…

Осторожно наклонился, выгребая из ванны княжеские штаны, открыл кран, сполоснул стенки, бросил душ внутрь. Подождав, пока наберется половина, принялся стягивать рубашку. Потянул ремень джинсов, без удивления обнаружив, что трусов под ними не оказалось. Жаль только, что с какого-то момента практически ничего не вспоминается, только обрывки. Надо будет скорректировать картинку с Князем. Да… Хотя до определенной точки я помнил все просто отлично – потрясшую своим напряжением встречу, деньги (много денег), возвращение в Монолит. Помнил хорошо и четко, чего давненько не случалось. Сделка, риск, такая куча налички – да, это я бы вряд ли забыл.

Опустившись в теплую воду, блаженно прикрыл глаза. Вот теперь можно по-настоящему расслабиться и отдохнуть, восстанавливая поистаскавшийся организм. «И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: «Пейте из нее все, ибо это – кровь моя нового завета, за многих проливаемая в оставление грехов». Припоминая минувшие в пьяном угаре дни, я невольно погрузился в спокойный омут сладкой дремы.

1:2Я толкнул черную стеклянную, словно выплавленную из обсидиана, дверь, проскальзывая внутрь. Городской шум за спиной мгновенно стих, мягко щелкнули дверные замки, произошла герметизация. Тепло тут.

Широкий холл, всюду мрамор – на полу и на стенах, красивые лепные колонны кругом, несколько стеклянных, как и дверь, черных столиков, газетные стойки и удобные кресла для ожидающих. Картину сытного благополучия портило лишь мерцание люстр, создающее ощущение бомбоубежища с неисправным генератором – недавний взрыв на электростанции, обеспечивающей весь Тихий Центр, до сих пор напоминал о себе перебоями и внезапными отключениями энергии во всех близлежащих офисах.

Кроме меня и крепкого парня в черном армейском комбинезоне за стойкой проходной камеры, в холле никого не было.

Чувствуя на себе пристальный взгляд охранника, я неспешно прошел к одному из столов и с глухим стуком опустил «дипломат» на темное исцарапанное стекло. Снял потертые перчатки, небрежным движением расстегнул куртку и опустился в кресло, после чего охранник тотчас вернулся к чтению затертого журнала, мигом потеряв ко мне всякий интерес. Я мельком взглянул на висевшие над проходной кабиной электронные часы, мерцающие в такт люстрам, и приготовился ждать, наслаждаясь качественно очищенным воздухом.

Ровно через пятнадцать минут массивная обсидиановая дверь с шипением открылась, и, на ходу отшвырнув сигарету в мусорный контейнер, в пустынном холле появился Игорь. Красавчик, как обычно – в черном тяжелом целлофановом плаще и сдвинутой на затылок кепке, эти сто шестьдесят сантиметров и девяносто килограммов без промедления направились к охраннику. Не успели герметизаторы двери защелкать, как Князь уже миновал металлодетектор и, предъявив пластиковый квадратик пропуска, преспокойно направился к лифтам. Я вдруг понял, что от волнения перестал дышать, и незаметно выдохнул – подделать пропуск «НовосибОнлайнКонсалтинга» было отнюдь не простым делом. Снова бросив быстрый взгляд на часы и охранника, я удобнее устроился в кресле.

Едва минутная стрелка прошла очередной пятнадцатиминутный отрезок, неспешно поднялся. Подхватив «дипломат», направился к проходной. Встав на пороге пластиглассовой кабины и глядя охраннику прямо в глаза, уверенно поставил «дипломат» на ленту сканера.

– Половина четвертого, офис тысяча-сто-девять, должно быть записано на Ультру.

Задумчивый, словно роденовский мыслитель, охранник опустил взгляд (да, не любят вояки всю эту хакерскую конспирацию), сверяясь с компьютером под стойкой. Взглянул на монитор сканера, изучая содержимое моего кейса – бумаги, папки, куча разных информационных носителей. Снова поднял взгляд.

– Офис одна тысяча сто девять. – Иногда мне казалось, что охранникам офисных зданий города вживляют один и тот же голосовой модуль. Вот и у этого стража безопасности оказался скрипучий низкий голос. Держа руку на тяжелом «Усмирителе» последнего образца, до этого момента невидимом из-за стойки, он взял из моих пальцев пластиковый паспорт. – Деловая встреча?

– Вроде того. – Я прошел металлодетектор, подхватывая «дипломат». – Вроде того… – Мне вернули липовый паспорт.

Сверкающий хромом лифт, небольшая перегрузка, рывок, спад напряжения и мерцающие лампы дневного света, одиннадцатый этаж. «НовосибОнлайнКонсалтинг. Скорость – наша природа». Здоровенные пластмассовые с подсветкой буквы в полкоридора, миловидная секретарша за изогнутым синим столом, с потолка льется мягкий, изредка мигающий, свет. Людей почти нет, только пара сотрудников компании, о чем-то болтая, идут копировать документы.

– Добрый день, чем я могу вам помочь?

Голосок приятный, красивые глазки. Хотя, признаться, данный цвет волос у меня всегда ассоциировался, как минимум, с дискотеками Нижней зоны Академгородка, но никак не с обликом офис-менеджера одной из крупнейших в городе мультимедийных компаний.

– Сто девятый офис, я к господину Талбатову. – Я улыбнулся в ответ, и девушка приподняла руку с электрокарандашом, элегантно указывая налево.

– Четвертый по левой стороне. Виталий Александрович уже извещен о вашем прибытии.

– Ага, спасибо, – немного рассеянно ответил я, покивал и свернул в указанном направлении. Коридор плавно изогнулся, оставляя девушку вне поля зрения. В момент, когда я взглянул на свой наручный хронометр, торцевая дверь в самом конце коридора медленно приоткрылась, и на этаже появился Князь. Едва заметно кивнув друг другу, мы сошлись у сто девятого офиса. Князь почти незаметно подмигнул мне, косясь на многочисленные камеры наблюдения под потолком, а затем прислонился к стене, делая вид, что перебирает бумаги в тонкой папке. Я же взялся за ручку темной деревянной двери, входя внутрь кабинета.

– Виталий Александрович? – прикрыл дверь, осматривая пустую приемную. Столы, компьютеры, телефоны, еще одна дверь справа у окна. Я подошел к нему, вглядываясь в серый город внизу. Шел мелкий дождь, оставляя на стекле маслянистые разводы.

– Ультра, я полагаю? – Я вздрогнул, отступая от открывающейся двери и чувствуя, как начинаю потеть. На пороге секретарской появился мужчина в сером костюме. Бросились в глаза богатые золотые очки, дипломатическая лысина, по комнате поплыл запах дорогого парфюма. – Вовремя, молодец, уважаю пунктуальность. В наши дни это такая редкость, нужно признать…

У хозяина кабинета был уверенный густой баритон и отлично поставленная манера речи.

– Виталий Александрович? – повторил я, пожимая протянутую руку. Холеную руку, но сильную. Талбатов шагнул в сторону, пропуская меня в свой кабинет. – Добрый день.

– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек. – Талбатов широким шагом вернулся за широкий черный стол и мягким движением закрыл экран компьютера. Панель щелкнула, сливаясь со столешницей. – Думаю, что формальности нам ни к чему, так? Так что предлагаю обойтись без всяких там «хотите чаю или кофе?» и сразу приступить. Присаживайтесь, господин Ультра, и давайте поближе к делу. Вы принесли то, о чем мы с вами договаривались?

Я опустился в указанное мне кресло, ставя обитый жестью кейс рядом с ногой.

– Разумеется, – как я ни старался, в голосе моем отчетливо слышалось волнение, – но… Виталий Александрович, если вы не возражаете, я предлагаю еще раз обсудить оплату моей работы.

Талбатов, словно ожидающий подобного поворота событий, широко улыбнулся, в один миг решительно напомнив удава.

– Конечно, Ультра, финансовый вопрос всегда должен стоять впереди любого другого. Но позвольте же мне для начала хотя бы взглянуть?

Несколько успокоенный тембром его голоса, я покорно качнул головой и щелкнул застежками «дипломата». Через секунду на стол легли четыре диска в плотных темно-фиолетовых футлярах. Один из них я подтолкнул к Талбатову. Тот удовлетворенно кивнул, наклонился, подключая второй, стоящий сбоку, почти под столом, компьютер и вставил диск. Часы на стене кабинета неторопливо отмерили пару минут.

– Прекрасно. – Хозяин апартаментов откинулся на спинку кресла, широко улыбаясь. Снял очки, протирая их бархатным платком, поджал нижнюю губу и одобрительно покивал. – Великолепная работа, молодой человек, примите мои поздравления. Все просто идеально.

Я смущенно улыбнулся. Какое бы волнение ни испытывал я сейчас, встречаясь с заказчиком такого уровня, тщеславие оказалось сильнее. Великолепная работа, ха. Знал бы Талбатов правду… Это, скорее, удача или благоприятное стечение обстоятельств, а не хорошая работа. Спроси меня пару лет назад, на кой черт я копирую совершенно несвязную, но любопытную информацию с никому не известного в городе информационного портала, я бы и не ответил. Из принципа, наверное. Или из любопытства. Коды доступа подобрать было весьма непросто, вот и вцепился. А больше так нигде не везло… Интересно, что бы Талбатов сказал, если бы пронюхал? Собрать весь этот хлам, немного подработать посыпавшиеся и потерянные фрагменты, запустить на недельное тестирование и доставить заказчику. Доставить, соблюдая несложные, обрисованные Талбатовым правила безопасности и конфиденциальности. Помогло и расположение прежнего работодателя, сведшего с руководством «НовосибОнлайнКонсалтинга» за определенный процент. Легкие деньги, так это называется…

– И мне даже не стоит пытаться узнать, где вы раздобыли это?.. – Вопрос повис в прохладном воздухе кабинета, наступила тишина. Талбатов сцепил пальцы. – Ну что же, понимаю, понимаю. А знаете, молодой человек, я ведь до последнего момента был уверен, что Ультра – это девушка. – Он натянуто рассмеялся. Обстановка не разрядилась. Я внимательно смотрел на заказчика, накрыв пальцами оставшиеся диски.

– Так что с оплатой, Виталий Александрович?

– Вы ведь уничтожили копии? Прекрасно, Ультра, прекрасно – играем по-честному, уважаю серьезных партнеров. Итак, тридцать тысяч, купюрами по десять, сто и пятьсот, наличными, при полной передаче товара. Но ведь это не все, чего вы хотите, как я понимаю?

Я медленно, словно шея затекла, кивнул.

– Прошу прощения, но мне необходима предоплата. Половину вперед, затем я доставляю вам остальное. Предоплата нужна наличными, сейчас. – Я повертел один из дисков в пальцах, не торопясь двигать их Талбатову. – И вопрос, если можно… Что это все, – я ткнул пальцем в футляры, – означает?

Талбатов улыбнулся, наклоняясь вперед и снова становясь похожим на змею.

– Знаете, Ультра, давайте каждый из нас останется при своих маленьких профессиональных секретах? – Он доверительно и от того жутко подмигнул, снова надевая очки. – Но… учтя качество проделанной вами работы, учтя сроки исполнения, буквально шокировавшие меня, я готов пойти вам навстречу.

Талбатов открыл стол, без видимого сожаления выкладывая на иссиня-черную поверхность пачки европейской валюты.

– Здесь не будет пятнадцати тысяч, здесь почти десять, не хватает буквально какой-то мелочи. Но, я полагаю, вы согласитесь на данное предложение?

Я на миг замешкался, а затем все же протянул Талбатову диски. В конце концов, он же солидный бизнесмен, а не какой-нибудь кидала с барахолки. Десять, это почти пятнадцать, если задуматься, а остальное подождет…

– Хорошо. – Я справился с дрожью в голосе, а деньги переместились в кейс. – Остальное я бы хотел забрать, скажем, послезавтра в это же время. Приготовьте деньги, а я доставлю вам недостающую информацию.

Мы встали одновременно, и я еще раз, через стол, пожал ухоженную, но крепкую руку Талбатова.

– Рад был знакомству и сотрудничеству с вами, Ультра, – тот плотоядно улыбнулся, – надеюсь, не в последний раз. До встречи послезавтра, молодой человек.

– Я тоже рад, – соврал я. Кивнул на прощание и покинул кабинет.

1:2:2Князь отскочил, едва не получив ручкой по лбу. Я плотно прикрыл за собой дверь с цифрами «109» и прислонился к ней спиной, прижимая к груди заветный «дипломат», потяжелевший на десять тонн настоящих денег.

– Овалдабенеть, Игореха, – прошептал я, глядя на друга горящими глазами. Все натянутое хладнокровие Ультры слетело в один миг. – Правда, пока выдал только треть, а не половину, но ведь выдал! На-ликом!

– Треть? – Игорь неожиданно нахмурился. – Надо было давить до последнего, сколько я тебя учил. Или диски не все отдавать… Если он думал, что ты все принесешь, у него наверняка полная сумма при себе была.

– Не грейся, брат, послезавтра отдает остальное. Дядька честный, по нему видно. – Хотя по чести, я и сам был не особо доволен тем, что удав в золотых очках заставил меня взять только девять с копейками, но при этом отдать половину имеющейся информации. – Ладно, валим отсюда, Княже.

Ушли разными путями. Потом я запомнил грязную вонючую улицу Тихого Центра, желтую тачку с шашечками и чехарду винно-водочных магазинов. Мы хохотали, как малые дети, затариваясь водкой и закусью, Игорь шелестел купюрами, подвывал и что-то лепетал про «габов» и «кутажь», потом мы покупали еще и еще, дорогие сигары (от настоящих почти не отличить), новые диски и снова водку. Восемь тысяч благоразумно заперли в кодовом отделении «дипломата», шифр был выдуман сложный и многозначный, по телефону сообщен одному из приятелей Князя и забыт.

В общем, в Монолит мы вернулись, как древнеримские легаты-триумфаторы, на золоченых колесницах, осыпаемые лепестками роз. Далее…