Текст книги "Седое золото"

Автор книги: Андрей Бондаренко

– Да ну, – передёрнул плечами Лёха, – какой ещё предатель? Чего удумал-то, начальник?

– Такой, ты посмотри, во что он одет!

На ногах у капитана были брюки защитного цвета с бурыми и коричневыми пятнами, заправленные в высокие ботинки со шнуровкой, на плечи наброшена такая же пятнистая куртка, не скрывающая бежевой футболки с иностранными буквами на груди.

– А почему же он тогда связан? – не сдавался Сизый. – Вон, смотри, какой у него фингал под глазом!

– Да очень просто: не поверил он приказу об эвакуации, может, Банкин плохо голосу этого Большого Джима подражал, или какой-то условный пароль существовал для такой ситуации. Наверняка спорить стал, кричать. А американцы, они ребята дисциплинированные, трепетно относятся к приказам начальства. Вот и связали. Решили: доложим обо всём непосредственно Большому Джиму, а дальше пусть он сам думает: забрать этого скандального русского с собой на шхуну или здесь в пещере оставить – пошло помирать. Что-то такое здесь произошло. Прав я, Пётр Петрович? Да вынь ты уже у него кляп изо рта!

Освобождённый от кляпа Курчавый долго и брезгливо отплёвывался, глубоко дышал ртом, закатывая глаза, мол, очень слаб, помираю…

– Так что же вы расскажете нам, товарищ Курчавый? – проникновенно спросил Ник. – Может, сказку какую, про козни коварных врагов? Про невероятное стечение обстоятельств? А? Да отвечайте уже, не стройте из себя святую невинность!

– А я вам и не «курчавый» совсем! Не смейте больше меня этим дурацким прозвищем именовать! – неожиданно заявил капитан. – «Курчавый» – это мой псевдоним, взял его себе для конспирации, когда по молодости и глупости верил в идеалы революционные. Как же: свобода, равенство, братство! Пролетарии всех стран – объединяйтесь! Чушь полная! А настоящая моя фамилия – Голицын! Да, из тех самых! Понятно вам, голодранцы?

– Чего ж тут непонятного? – поморщился Ник. – Всё даже очень просто: гнусные реалии растоптали светлые юношеские идеалы, вот вы и решили – о корнях своих вспомнить и, посыпав голову пеплом, вернуться к прежнему, так когда-то презираемому образу жизни.

– Да, всё растоптали! Всё! – Курчавый задёргал щекой. – Победила революция – и что? Голод, продразвёрстки, коллективизация, лагеря. И всё во имя светлого будущего! Потом – НЭП. И тут же многие партийцы жировать начали! У этого – жена кооператив организовала, у того – сын артель возглавил! И понеслось, и поехало: опять новая элита народилась! Есть элита, значит – и быдло есть! Потом грянул передел собственности. У вашего соседа хорошая квартира? Напиши донос на него, глядишь, и ты в эту квартиру переедешь! Не получилось, кто-то другой в квартиру репрессированных въехал? Не огорчайся, соседей этих много, может в следующий раз получиться! Ты, главное, пиши! Где же они: свобода, равенство, братство? Где – справедливость? Где, я вас спрашиваю?

– И тогда вы решили уехать из страны на поиск новых идеалов. Только не просто так, а деньжат заработав, чтобы новую жизнь с комфортом начинать, с фундаментом основательным…

– Да, решил, и не тебе меня осуждать, мальчишка! – Из глаз капитана потекли слёзы. – Да, договорился с американцами, даже контракт с их правительством заключил. Всё легально и официально: я им – прикрытие, они мне – паспорт и деньги…

Сизый наконец пришёл в себя и тоже решил принять участие в разговоре:

– А чего ж это ты тут делаешь? Чего не прикрываешь? Решили выйти из игры, надоело? Или деньжищи уже в сундук не помещаются? А как же контракт хвалёный, неужели побоку? Захотел кинуть новых хозяев, гусь лапчатый?

– Я всегда только годовые контракты подписывал, – пояснил Курчавый. – С двадцатое августа – по двадцатое. В этот раз просто решил не продлевать, не пролонгировать, ну его, надоело. Опасно здесь стало, с тех пор как он объявился, – рукой на Ника показал.

– А ведь это ты тогда, на Ладоге, Ротмистра убил, – прозрел Ник. – Мы же с ним одинаково одеты были, вот ты и перепутал. И Токарева – ты убил. И в самолёт ты взрывчатку заложил, а совсем не Мэри Хадсон. Так ведь?

Курчавый-Голицын устало прикрыл глаза:

– Я, конечно же. На Ладоге, действительно, накладка вышла: одежда одинаковая, рост и телосложение – тоже. В кого первого стрелять? Понятно, что второй успеет упасть и отползти. Не стал бросать жребий, с того, кто первым шёл, и начал, ошибся, конечно. Архангельская же операция идеально была разработана: эту рыженькую дурочку вызвал, якобы с детишками пообщаться, в топливный шланг запихал пару шишек еловых, взрывчатку термическую в твой рюкзак подбросил. Хитрая штука, срабатывает, когда температура за три минуты меняется больше, чем на три градуса. Кто же знал, что этот Маврикий Слепцов – настоящий ас и сможет самолёт на речной лёд посадить? За что Токарева и Бочкина убрал? По Токареву отдельный был запрос, из Испании. Хорошо за него заплатили. А Бочкин – способный был парнишка, начал догадываться о многом, факты отдельные сопоставлять, вот я и решил подстраховаться. А ещё там, у Паляваама, это я по лагерю с сопки из миномёта лупил, а потом на перекладных «птичках» к Анадырю ушёл. Опять не повезло! И с подводной лодкой – тоже я! Снова неудача. Живучими вы, сволочи, оказались!

– Ох, ты и гадина! – схватился за голову Сизый. – Командир, давай прямо сейчас пристрелим эту гниду? Давай! А то, если в Москву повезём, он ещё сбежит по дороге или – отмажется там: навешает кремлёвским умникам на уши макарон и выскочит живым! Давай прямо сейчас шлёпнем эту собаку бешеную?

Курчавый неожиданно повалился набок, захрипел с присвистом:

– Развяжите, ради Бога! Больно очень! Эти ублюдки американские, когда вязали, руку сломать умудрились. Развяжите, чего вам бояться!

– Обыщи и развяжи, – Ник громко приказал, пряча браунинг в кобуру. Шёпотом добавил: – Ворот проверь!

Сизый тщательно охлопал капитана по карманам, развязал шнурки и стащил с ног ботинки, полностью оторвал ворот. Только после этого разрезал ножом верёвки на руках и ногах пленного, отошёл в сторону.

– Я что – на идиота похож, чтобы яд глотать? – заявил Курчавый, медленно поднялся на ноги, держась левой рукой за стену пещеры, правая же висела безжизненной плетью. – Мы ещё повоюем! Сами ведь говорили, что в Москву повезёте, а там любят разговорчивых, всё расскажу, сдам все явки и пароли, заработаю прощение!

Неожиданно он отпрыгнул в сторону, схватился здоровой рукой за какой-то крохотный рычажок, торчащий из висящей на стене жестяной коробки:

– Тихо всем стоять, не дёргаться! Сейчас перещёлкну рубильник, тут всё сразу и взорвётся! Даже следов никаких не останется! Двести килограмм тротила, это не шутка!

Присмотрелся Ник: от коробки вниз отходили несколько разноцветных проводов и разбегались в разные стороны: первый – к подземному коридору, второй – к крайнему ящику у этой стены, третий – терялся в камнях пола. Да, похоже, не врёт капитан.

– Замри, Лёха! – скомандовал Сизому. – Послушаем, что нам уважаемый Пётр Петрович предложит.

Похоже, и сам Курчавый не знал, что путного в этой ситуации можно предложить, поэтому сразу заорал:

– Оружие вынули и по полу аккуратно мне под ноги катнули! Сами – к дальней стенки пещеры отошли! Быстро у меня, иначе взорву тут всё к чёртовой матери!

– Ну, Голицын, ты и даёшь! – искренне удивился Сизый. – Мы к стенке отходим, ты любой из пистолетов поднимаешь и раз-два – прямо в нас. Можно, конечно, в подземный коридор ломануться со всей дури, но там же растяжки, правильно? Всё опять же рванёт! Не, если хочешь нормально краями разойтись, тут надо что-то похитрей придумать.

– Ваши предложения? – дрожащим голосом осведомился Курчавый.

После минутного раздумья Ник предложил:

– У тебя на глазах вынимаем обоймы из пистолетов, из стволов выщёлкиваем патроны, всё это на улицу выбрасываем. Хочешь, сложим в пилотку и тебе под ноги бросим? Сами отходим к дальней стене и ложимся на пол, руками уши заткнув. Чётко договариваемся, если кто из нас голову приподнимет, то ты сразу же за рубильник дёргаешь. Понимаешь, в чём соль? Ты давно уже в тундру уйдёшь, а мы всё ещё на земле лежать будем! Как – нравится такое предложение? Все живы остались, дальше можно в войнушку играть! Чем плохо?

У Курчавого забегали глаза, на лбу выступили капельки пота, было видно, что он всерьёз раздумывает над этим предложением.

На секунду он непроизвольно оторвал руку от рубильника, чтобы смахнуть капельки пота, повисшие на бровях.

Серебряная молния, чуть слышно вжикнув, сверкнула кривым зигзагом, и уже через мгновение бывший капитан НКВД завалился на каменный пол, а из его горла торчала костяная рукоятка охотничьего ножа.

– Говоришь, командир, женщины на войне не нужны? – негромко поинтересовалась Айна, задумчиво оглядывая пещеру, и уже Сизому – приказным тоном: – Лёша, подойди-ка ко мне! И поцелуй! Только – крепко!..

Эпилог

Подземная пещера и отходящая от неё штольня оказались достаточно топорно заминированными, без души, видимо в спешке.

Часов за пять справились. Айна за это время наделала из корней карликовой берёзы с десяток отличных факелов.

Освещая себе дорогу, прошли по штольне сотню метров, упёрлись в забой.

– Вот оно какое, бешеное золото! – негромко проговорил Ник, гладя ладонью серо-жёлтые камни, густо изрезанные лиловыми прожилками кварца.

Выбрались на поверхность и зажмурились от ярких солнечных лучей.

Банкин достал из деревянного ящика свои буссоль с астролябией, разложил на столе, принесённом из землянки. Долго мудрил, переставляя приборы то так, то эдак, потом что-то высчитывал и пересчитывал на листе бумаги, хмуря свои густые брови и нервно обкусывая ногти на пальцах рук.

Наконец радостно заулыбался, Ника позвал:

– Командир, давай своё ухо, я тебе координаты места буду сообщать…

В наушниках трещало и шуршало.

– Подожди, Никит, сейчас всё настрою, – успокаивала Зина, крутя рукоятки настройки и щёлкая многочисленными тумблерами.

Наконец тоненько запищал зуммер, и раздался тусклый голос:

– Кто на связи?

– Старший лейтенант Иванов.

– Здравствуйте, Никита Андреевич! Здесь – Поскрёбышев.

– И вам не хворать, Александр Николаевич!

– Что у вас? – вяло поинтересовался Поскрёбышев.

– Хочу сообщить точные координаты золоторудного месторождения.

– Сообщайте, я передам.

– Вы уверены, что полномочны обладать такой секретной информаций? – уточнил Ник.

После десятисекундной паузы Поскрёбышев равнодушно отреагировал:

– Ждите, не уходите из эфира, через три минуты с вами будут говорить.

Вместо обещанных трёх минут пришлось ждать более двадцать, от эфирного треска у Ника нестерпимо чесалось в ушах, начали слезиться глаза.

Опять тоненько пропиликал зуммер, и спокойный голос, знакомый Нику по многочисленным фильмам, которые ему довелось смотреть когда-то давно, вежливо, с лёгким грузинским акцентом, предложил:

– Говорите, вас слушают.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! – неожиданно для себя Ник начал волноваться.

– Спасибо, товарищ Иванов. Говорите по делу, у меня через пять минут начинается заседание Политбюро.

– Я готов сообщить точные координаты золоторудного месторождения. Вы готовы записать?

– Говорите, товарищ Иванов, – по тёплым ноткам, промелькнувшим в голосе собеседника, Ник понял, что тот лукаво улыбнулся. – У товарища Сталина очень хорошая память, очень хорошая, говорите!

– Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы! – отрапортовал Ник.

– Хорошо, товарищ, Иванов я запомнил. Скажите, а почему именно вы докладываете? Где у нас товарищ Курчавый?

– Товарищ Курчавый оказался американским агентом, во время задержания был убит. Извините, не удалось взять живым!

– Не извиняйтесь, – милостиво разрешил Сталин, – бывает, с каждым может случиться. А ещё говорят, что все репрессии беспочвенны, из пальца высосаны. Слушайте дальнейшие указания. Сегодня во Владивосток вылетит старший лейтенант Ливанов. Вы знакомы с ним?

– Так точно!

– Очень хорошо. Там он возьмёт военный корабль, на нём доплывёт до вас. Когда сдадите ему все дела, плывите в Магадан. Там вас будет ждать самолёт, у командира экипажа будет находиться пакет с подробными инструкциями. Всё понятно?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Вот ещё что. До момента вашего отлёта все права и полномочия, имеющиеся у группы «Азимут», остаются в силе. Смело пользуйтесь ими, товарищ Иванов – у вас неплохо получается…

Серый эсминец – без названия и опознавательных знаков – медленно вошёл в воды Нагайской бухты. Только в прямой видимости порта на мачте судна был поднят бело-голубой флаг с красными звездой, серпом и молотом.

У сходней их встречали двое военных: толстощёкий вальяжный полковник и майор Петренко, доброжелательно подмигивающий Нику из-за спины вальяжного.

Полковник не ограничился простым рукопожатием, полез к Нику с объятиями, изобразив на лице радостную улыбку.

– Дорогой товарищ Иванов, рад вас видеть! Я вас именно таким себе и представлял, мне в Москве о вас так и докладывали! Нам с вами надо срочно на аэродром, через два часа вылетаем, пока погода не испортилась! Прощайтесь со своими товарищами и поехали! – Он махнул рукой в сторону серой эмки.

– Извините, полковник, – устало вздохнул Ник, которого немного укачало за время плавания, – но эти люди летят со мной.

– Вы что, старший лейтенант, белены объелись? – опешил полковник от такой наглости. – У меня приказ – доставить на Большую Землю только вас! Другие бойцы «Азимута», без сомнения, получат внеочередные звания, награды. А пока они поступают в распоряжение майора Петренко. Вам всё ясно? Это приказ.

Ник обернулся, посмотрел на своих друзей. Вот Гешка Банкин, изображающий из себя беззаботного весельчака-философа. Лица обнявшихся Лёхи и Айны невозмутимы, только лёгкая грустинка угадывалась в глазах. А у Зины откровенно дрожали губы, по щеке уже ползла первая слезинка.

Вот эту слезинку Ник простить полковнику уже не смог и для начала спокойно спросил:

– Полковник, вы знаете, что этот знак обозначает? – ткнул указательным пальцем в значок с профилем Сталина, закреплённый на своей груди.

Полковник пренебрежительно махнул рукой:

– Бросьте, ко мне это не относится. Я полковник НКВД, что, как минимум, соответствует армейскому званию комдива. И вообще, все полномочия группы «Азимут» распространяются только на данную территорию, а я приписан к Московскому ВО.

– А сейчас вы где находитесь? Ведь не в Москве?

– Ну и что из этого?

Ник несильно ударил полковника по лицу, даже не ударил, так – ткнул просто. Ну, надоел ему этот самодовольный сытый тип, до чёртиков – достал!

Полковник, одной рукой зажав кровоточащий нос, другой принялся судорожно расстёгивать кобуру.

– Расстреляю, мразь! Всех – расстреляю! И сучек этих подзаборных…

Тут Ник психанул уже по-настоящему: сбил полковника с ног и принялся молотить руками и ногами, безостановочно, ничего не видя перед собой.

– Никит, остановись! Остановись! – повисла у него на плечах Зина.

Ник отошёл в сторону, дрожащими руками взял уже прикуренную беломорину, любезно протянутую Лёхой, затянулся несколько раз.

– Майор Петренко! – позвал.

– Я!

– Этот красноармеец, – показал рукой на ползающего по земле и безостановочно скулящего бывшего полковника, – поступает в ваше распоряжение. Пристройте этого зажравшегося поросёнка к какому-нибудь стоящему делу…

У трапа самолёта их встретил вечно улыбающийся Маврикий Слепцов.

– Привет, ребятишки! Живы до сих пор? Удивительное дело, право! Даже девицами обрасти успели: и беленькая у них имеется, и чёрненькая! Вот же кобели…

– Ты, Мавр, поаккуратнее, – прервал его Лёха. – Не посмотрю, что ты – народный герой, дам пару раз, потом зубы по всей лётной полосе собирать придётся.

– Молчу, молчу! – замахал руками Маврикий. – Всё, проходите, любезные мои, в салон, рассаживайтесь, через десять минут взлетаем! А тебе, Никитон, пакет, – И протянул Нику плотный коричневый конверт.

Ознакомившись с содержанием инструкции, Ник встал со своего кресла и прошёл в кабину к лётчикам.

– Слышь, Мавр, говорят, что лётчики – ребята запасливые. Не найдётся выпить чего?

Маврикий с недовольным видом прошёл в хвост самолёта, вернулся с двумя бутылкой коньяка в руках, протянул Нику:

– От сердца отрываю! Две – чтобы потом по второму разу не бегать, всё сразу отдаю!

– А рюмки там, стаканы?

– Ещё чего! – внебрачный сын господа бога даже обиделся. – Не полагается на борту самолёта рюмки-стаканы держать, плохая примета. Кстати, тебя же, Никитон, когда выпьешь – всё на песенки тянет? Вон под тем сиденьем – гитара валяется…

Бутылка с коньяком пошла по кругу. Даже Айна, испуганная и дрожащая от ощущения полёта, глотнула пару раз.

– Сообщаю вам, дорогие мои товарищи, о нашей дальнейшей судьбе, – начал Ник. – Сейчас, в соответствии с полученной инструкцией, мы следуем в славный город Ленинград, для обучения в специальной Разведшколе НКВД. Наш новый куратор – Иван Георгиевич Бессонов. Всем присвоены очередные воинские звания, по прилёту даже разные награды должны будут вручить. Так что – ура, товарищи!

– Ура! Ура! Ура!

Ровно гудели моторы самолёта, коньяк закончился, клонило в сон.

– А что, командир, давай-ка, сбацай нам финальную песенку, – Банкин протянул Нику обшарпанную гитару. – Такую, чтобы по делу была…

Ник взял несколько пробных аккордов, откашлялся:

 
Победа однажды отважно
Нас посетила привычно.
И трубадуры важно
Оповестили мир:
Мол, нынче у нас всё отлично,
Вокруг спокойно и благостно,
Без этих дурацких выстрелов,
И без звона рапир.
Не будет уже как прежде!
Походы и битвы в прошлом!
Давно разбежались лошади,
Затупились клинки…
И прекрасные женщины,
В белых как снег одеждах,
Осыпают героев цветами
С ног и до головы.
Что ж приуныли, братцы?
Слава и деньги – в тягость?
Женские ласки – не в радость?
И тоска на душе?
Лишь желанье подраться
Вместе с нами осталось,
Никуда не девалось,
Даже неважно – с кем….
Может, уедем отсюда?
В те края, где сраженья,
Где бои и походы,
Да зелёный прибой…
А победа – она лишь тёща,
Совсем, причём, нелюбимая:
Погостили, любезная?
И быстро – домой…
А Победа – она лишь тёща,
Совсем, причём, нелюбимая:
Погостили, любезная?
И быстро – домой…
Победа однажды отважно
В наши стучится двери.
Мы вас не ждали, мамаша!
Мы вас не ждали совсем!
Видите – двери заперты?
Знать, никого нету дома!
Вы пока погуляйте
По тёплой и нежной росе…
Видите – заперты двери?
Знать, никого нету дома!
Вы пока погуляйте
По тёплой и нежной росе…..
 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ