Текст книги "Седое золото"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Вода! Можно пить – сколько захочешь! Добрёл до Паляваама, опустился на колени и пил, пил, пока живот не надулся гигантским барабаном.

Рядом с ним тяжело отдувались Лёха и Айна. Хотелось пить и пить, без всяческого перерыва, но свободного места в организмах уже не было…

– А мне? Мне тоже дайте попить! Прошу – воды! Вот же она, кружка, пусть и дырявая, – жалостливо попросил Эйвэ. – После этой крови оленьей дайте глоток воды! Умоляю – дайте!

Напрасно это он совсем. Просить – себя не уважать. Молчал бы, скорбные рожи корча, сами бы водички налили в его тару нехитрую.

А так Сизый сразу нужные выводы сделал, вспомнил всё полезное, чему успел научиться за время своего пребывания в славных рядах НКВД.

Как там принято «языков» в военное время допрашивать?

Вот и решил Лёха воспользоваться полученными знаниями.

– Пить хочешь? – строго так спросил у эстонца. – Хрен тебе в рожу белобрысую! Вот расскажешь, как всех нас продал козлам заграничным, тогда и дам глотнуть! А если не сознаешься, то и мучайся. Сдохнешь – невелика потеря! Если и помрёшь, то только из-за собственного упрямства. Сознавайся, дурачок, если жить хочешь!

Ник не стал вмешиваться, пусть уж сами между собой разбираются, а он здесь – не местный. Не, пацаны, сами свои шарады решайте!

Через полчаса Эйвэ во всех смертных грехах сознался – за один глоток воды. И в Ленина стреляла его любовница – вследствие хронического полового неудовлетворения, и убийство товарища Кирова Эйвэ лично организовал, и золото чукотское нашёл уже лет сорок как тому назад да и вывез коварно – куда-то в сторону созвездия Альдебарана…

Пришлось всё же Сизого на место поставить: прочитать целую лекцию о презумпции невиновности, о методах доказательства вины – безвинно виноватых…

Да, самое главное. Избушка во время этого всеобщего катаклизма совсем не пострадала. Так, только стекло в крохотной раме выбило да пару деревянных плах сорвало с крыши.

Ерунда незначительная, за полчаса ликвидировали все последствия.

Зато и коробок спичек нашёлся под стареньким матрасом, а в дырявом саквояже, что пылился под нарами, обнаружились нитки с иголками.

Из куска брезента, найденного Ником, Айна изготовила некое подобие двух греческих туник для своих спутников, беспричинно улыбаясь при этом.

Ухи из хариусов, пойманных чуть ли не месяц назад, наварили. Оленью ляжку пристроили в леднике, забросав осколками голубого льда.

Дальше что?

– Там, вверх по течению Паляваама, – рассказывала Айна, старательно обгладывая хребет очередного хариуса, – есть чукотское стойбище. Там главный шаман – брат моего отца. Если сытыми идти – за два перехода дойдем. Там оленей можно взять. Много оленей. Сколько попросим. Шаман и в другом поможет. Надо туда идти…

Решили так: Лёха с Айной вверх по течению Паляваама идут, чукчей ищут, чтобы оленей по-честному одолжить, если получится.

Сказано – сделано, ушла влюблённая парочка вдоль реки, в обнимку – пень ясный. А Ник болящего эстонца покормил ещё раз ушицей, чаем напоил тундровым, разве что только колыбельную не спел. Впрочем, Эйвэ и так уснул мгновенно, храпом своим отпугивая мышей от избушки.

Вскоре и Ник его примеру решил последовать, предварительно вставив дверной крючок в петлю.

Но не спалось совсем, мысли всякие одолевали.

Сидел в одних трусах около весело гудящей печи, анализировал последние события, размышлял о возможных вариантах дальнейших действий…

Вдруг – осторожный стук в дверь. Здрасте-приехали. Глухомань называется – никакого тебе покоя. Может, это Айна с Лёхой вернулись, не обнаружив стойбища на условленном месте? Нет, для них рановато, ещё и полдороги не должны были пройти.

Делать нечего, отбросил Ник крючок из петли, дверь распахнул.

Всё равно оружия никакого нет. Если даже у тех, которые находились по другую сторону двери, были какие-то плохие намерения, то зачем им стучаться – так вежливо? Куда как проще – запалить избушку с четырёх сторон света или просто гранату бросить в окошко…

В избу вошли два несуетливых мужика: одеты по-походному, рюкзаки внушительные за плечами, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые, – серьёзные такие пассажиры, одним словом. Похожи друг на друга, как братья-близнецы, только один – чернявый с проседью, другой же, наоборот, огненно-рыжий.

– Здорово, хозяин! – поздоровался рыжий. – Рыба-то есть? Угощай путников тогда. А у нас спирт с собой имеется, вот и сладится пикник.

Хорошо ещё, что Сизый подробно инструктировал Ника в своё время относительно таких ситуаций, мол: "Если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся – ну там, в тундре, тайге, или в камере тюремной, – всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь и туману напускай всячески, мол, ты тоже не из простых чалдонов будешь".

– И вам здоровья, путники! – Ник неспешно откликнулся. – Есть рыбёха, сейчас из ледника достану. Вы пока располагайтесь, угощайтесь ухой из котелка – коль небрезгливые, вон на полке миски чистые стоят. А через часик и свежая поспеет!

Надел сапоги, сходил к леднику за рыбой, молча стал чистить.

Эйвэ продолжал самозабвенно храпеть, изредка повизгивая во сне.

Мужики исподволь посматривали на Ника, но с расспросами не лезли.

Очевидно, в их головах сложилась следующая логическая цепочка: парнишка молодой совсем, но на плече имеется свежая пулевая рана, руки все – битые-перебитые, на голом торсе – многочисленные синяки и ссадины, под глазом – сиреневый фингал, молчит угрюмо, но без видимого страха. Нет, непрост парнишка, непрост.

Вот и свежая уха поспела, уселись за стол.

Рыжий достал из рюкзака полпалки колбасы, бутылку со спиртом, щедро плеснул в кружки. Чернявый тут же принялся кромсать колбасу толстыми ломтями – совершенно зверского вида тесаком, криво улыбаясь и многозначительно подмигивая Нику.

– Ты как, хозяин, спиртик-то уважаешь? – поинтересовался рыжий. – А то к речке сбегай за водичкой, разбавь, если оно так тебе сподручней.

– Да ладно, и так проскочит, – скупо улыбнулся Ник.

Чернявый тоже, наконец, голос подал, а то Ник стал уже сомневаться в наличии у него языка:

– Смотри, хозяин, дело твоё. Ну что, вздрогнули? За встречу нашу – случайную насквозь!

Выпили, мужики солидно занюхали рукавами своих ватников, Ник жадно впился зубами в кусок колбасы. Давно уже такой «культурной» пищи пробовать не доводилось.

Рыжий счёл, что дань вежливости отдана, можно и к делу перейти:

– А что же ты, хозяин, и не поинтересуешься – кто мы, откуда?

Закурил Ник и ответил – нарочито солидно:

– Так это, господа проходящие, и дело-то совсем не моё. Да и молод я ещё – вопросы такие задавать. Но, если настаиваете, спрошу. А кто вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может, помощь нужна какая?

Улыбнулись мужики, скупо так, с пониманием.

– За помощь предложенную – спасибо, – вежливо поблагодарил чернявый. – Но сами справимся. А кто мы? Да так, гуляем здесь, присматриваемся к местам красивым. Сам-то из каких будешь?

– Так я и сам – типа на променад вышел. Тесно в хоромах дядиных стало, решил вот свежим воздухом подышать – самую малость, – доходчиво объяснил Ник.

– Хорошее дело, – чернявый согласно башкой кудлатой помотал. – Рыживьём решил разжиться?

– Да не без этого.

– А почему лотков промывочных нигде не видно? Кстати, что это с товарищем твоим? Смотрю – жар у него. Приболел?

– Да вот со скалы напарник навернулся, похоже – позвоночник повредил. – Ник тяжело вздохнул. – А золота мне много надо. Поэтому с россыпным не связываюсь. Жилу ищу.

Заржали мужики дружно, свои чёрные зубы Нику продемонстрировав. Штук десять-двенадцать всего-то их и было – на двоих.

– Ну, это ты загнул, братишка, – отсмеявшись, удивился рыжий. – Жилу? Про жильное золото здесь и не слыхал никто!

– Так таки и никто? – изобразил Ник недоверие.

– Ходит по тундре одна байка. Давай ещё по одной разливай, выпьем – так и быть, расскажу.

Ник в кружки ещё спирта добавил. Выпили, закусили.

– Лет семь назад прошёл слух, – начал рыжий обещанный рассказ. – Мол, Сенька Гнедой жилу нашёл. Некоторые даже сами те куски золотой породы видели. Где-то на самом юго-востоке то место находилось, южнее того мыса, где кладбище шаманское. Подзабыл вот малость, как кличут тот мыс.

– Наварин? – спросил Ник.

– Вот-вот, он самый! – обрадовался рыжий. – Многие наши тогда туда ломанулись. Саня Лопата, Петро Одноглазый, Колька Хохол. Никто не вернулся, да и сам Гнедой пропал бесследно. На следующий год ещё одна бригада туда ушла, человек десять уже. И эти все пропали безвозвратно. После этих и другие смельчаки находились, да так же сгинули насовсем. А ты говоришь – жила. Не, скромней надо быть. Лучше уж песочек не торопясь промывать, чем голову свою подставлять под неизвестно что…

Рыжий ещё что-то говорил, но Ник его уже не слушал.

"Вот же оно, – нашептывал внутренний голос. – Мыс Наварин. Там золото, точно там! А птицы, людей таскающие, – это мотодельтапланы! На них золото и вывозят – прямо в Америку! Сходится всё, и «пятнистый» с негритянскими корнями в эту версию вписывается. А здесь, на Палявааме, они просто отвлекающий манёвр осуществляют, дымовую завесу ставят, чтобы мы совсем не там искали. Надо срочно Курчавому всё рассказать! А как рассказать? Рация разбита. Что делать, в Певек двигаться? Там только устаревшие рации, на секретной волне они не могут работать. Ближайшая нормальная – только на мысе Шмидта имеется. Но туда ещё добраться надо. Что делать? Может, стоит…"

– Эй, чалдон-братишка, очнись, хватит мечтать! Вот, выпей-ка лучше! – это рыжий предлагал Нику кружку с очередной порцией спирта. – Давай за жильное золото, будь оно проклято!

Выпили, покурили.

– Жила та, как мне Гнедой рассказывал, – разоткровенничался рыжий, – на берегу ручья по прозванью Жаркий находится, минут сорок всего идти от того места, где он в море впадает. А называется так ручей, потому что вода в нём гораздо теплей, чем во всех прочих в тех краях. Вот так-то оно, если, конечно, не набрехал Гнедой. Да какая разница: даже если и правда всё, так что с того? Всё равно живым из тех мест никто ещё не возвращался, так что забудь об этом месте, если жизнь, конечно, дорога…

– А вот… татуировка зеленая у тебя на плече. Кто это будет? Авторитет какой? – заплетающимся языком поинтересовался чернявый.

– Авторитет? – Ник уже тоже порядочно захмелел. – Пожалуй, что и да! В международных масштабах только. Давайте выпьем за его память светлую, а потом уже и расскажу – что почём!

Ещё выпили, рассказал Ник мужикам про Че: про то, как прокажённых лечил, не боясь заразиться, как казармы полицейские штурмовал, как из тюрем заключённых выпускал. Про то, как за ним сатрапы по всему миру охотились, про смерть его героическую.

Мужики внимательно слушали, время от времени восхищённо цокали языками, хлопали себя по коленям.

Поверили, не поверили – трудно сказать, но понравилась им эта история, однозначно – понравилась!

По окончанию своего рассказа Ник и песню на испанском языке исполнил, посвящённую Эрнесто Че Геваре, отбивая ритм о дно помятого ведра.

Мужики, начиная со второго куплета, уже подпевали – абсолютно пьяными голосами, но вдохновенно и старательно.

Некстати проснувшийся Эйвэ взирал на всё это безобразие в полном обалдении, выкатив глаза и широко открыв рот…

Ник проснулся вместе с собственной головной болью.

На столе бардак: скелеты съеденных хариусов, шкурки от колбасы, совершенно пустая бутылка из-под спирта. Ни капли на опохмел не оставили, жадины тундровые!

Вчерашних мужиков уже не было, ушли куда-то по-тихому, тундра, она – бескрайняя…

Из последнего оставшегося хариуса Ник сварил ухи, сам поел, Эйвэ накормил.

– Не знаешь случаем, кто это вчера к нам огонёк заскакивал? – поинтересовался, поя больного тундровым чаем.

– Это "Ванькины дети" были – так тут диких золотоискателей называют, – прохрипел в ответ эстонец. – Действительно, серьёзные ребята. Такие и пришить могут, не любят они лишних свидетелей. Так что повезло. Может, торопились куда, может, приглянулся ты им чем-то, командир…

Через двое суток Паляваам успокоился. Течение тише стало, урез воды отступил к старым границам. Да и сама вода, ещё совсем недавно грязная, коричневая, опять стала абсолютно прозрачной, с лёгким серебристым отливом на поверхности.

Рыба вернулась, хариус заплескался, выпрыгивая из мелких волн в погоне за мошками. Как же иначе, тоже оголодал – за время непогоды.

Ник взял «кораблик» и пошёл на рыбалку – пора было запасы обновлять.

Когда третий шустрила упруго забился на кукане, за избушкой послышались громкие возгласы:

– Поть, поть, поть!

Это Лёха с Айной вернулись – в сопровождении двух десятков олешек и одного хмурого чукчи. Сами на нартах приехали, в упряжку которых два рогача были запряжены, чукча тоже на нартах, но с собачьей тягой.

На Лёхе была просторная кухлянка, богато расшитая бисером, на Айне – бордовый малахай, также изукрашенный всякими местными дизайнерскими штучками.

Глаза у обоих блестели, словно светлячки на весеннем лугу, по лицам блуждали глупые довольные улыбки.

Понятное дело, успели согрешить, чукотские обычаи соблюдя при этом.

Молодцы – ясен пень!

– Вот, Никита Андреевич, познакомься, – Сизый к Нику чукчу подвёл. – Это Аркай. Мой брат названный, очень хороший пацан. Он эстонца нашего к себе в стойбище заберёт, вылечит, потом до Певека проводит. Верно я говорю, Аркай?

– Вёрно, Лёха, в натуре! – важно подтвердил чукча.

– Мы много всякого с собой привезли, – обрадовал Лёха. – Мясо моржовое вяленое, шпиг китовый, тебе одежду всякую, ножи, ружьё с патронами, две гранаты.

– Их четыре было. Айна их у одного военного выменяла. Давно уже. На десять шкурок песцовых, – пояснила Айна. – Да батюшка Порфирий две отобрал. Окрестил меня, дал новое имя. А гранаты отобрал и ругался ещё.

– А имя-то какое дал? – Ник поинтересовался.

– Анна, – тихо ответила девушка и почему-то засмущалась.

Над их головами раздался громкий клёкот – это огромная полярная сова пролетела над руслом Паляваама, параллельно течению.

– Уходить нам надо, командир, – неожиданно помрачнела Айна. – На ту сторону Паляваама. Здесь неспокойно. Песцы уходят, волки, чернобурки. И нам надо уходить.

Лёха подтвердил:

– Действительно, пока обратно к тебе ехали, навстречу столько этой живности попалось – не сосчитать. Уходят все эти будущие части шуб вверх по реке и детёнышей с собой тащат. Олени вот – тоже беспокоятся, нервничают всё время, словно зоновские шестёрки перед сходняком.

Опять послышался клёкот: это сразу три белоснежных совы пролетели над рекой. Через минуту ещё две, потом ещё, ещё… Клёкот уже не умолкал.

– Это она идёт, – обречённо выдохнула Айна. – Она – Рыжая Смерть…

Глава шестнадцатая
Лемминги

– Что это ещё за Рыжая Смерть такая? – удивился Сизый. – Шутки шутим над своим молодым чукотским мужем, доверчивым и наивным? Пугаем его, чтобы обязанности свои старательней выполнял? Как же – надо торопиться, ведь скоро Рыжая Смерть придёт, помешает! Правильно я говорю?

Аркай, невозмутимо чинивший в сторонке собачью упряжь, встал на сторону Айны:

– Она правду говорит, в натуре. Рыжие и бурые мыши идут. Очень много. Больше, чем гнуса над тундрой. Или гнуса всё же больше? Неважно, никто не считал. Всё мыши съедят: траву, ягель, оленей, людей, припасы. Вот эту избушку – всю изгрызут. Уходить за Паляваам надо. – Помолчал и всё же добавил полюбившееся слово, которому его названный русский брат Лёха научил: – В натуре – за Паляваам!

Айна достала из ножен охотничий нож, попробовала его остроту на ногте большого пальца, попросила Сизого:

– Лёша, пойдём со мной, поможешь. Очень важное дело. Обязательно сделать надо. А у Айны после этой ночи сил совсем мало осталось, – улыбнулась устало, но с ноткой гордости, развернулась и пошла уверенно вдоль реки.

Лёха послушно, словно был на привязи, побрёл за ней. Ник, чуть помедлив, отправился следом – интересно было, что это за важное дело такое.

Айна подошла к паромной переправе, что сами и возвели здесь совсем недавно, когда груз, доставленный караваном, переправляли через Паляваам. Громоздкий плот мирно дремал у противоположного берега.

Девушка принялась старательно разрезать канат, натянутый над рекой. Канат был толстый и очень прочный, да ещё и натянут сильно – до гитарного звона. Ничего у Айны не получалось, нож соскальзывал раз за разом, так и норовил вырваться из тонких рук. Сизый отобрал у неё ножик, сам принялся за работу.

– Для чего переправу надо портить? Могла бы ещё пригодиться, не нам, так другим. Может, оставим в покое? – спросил Ник.

– Нельзя оставлять, надо всё разрушить. – Айна устало присела на ближайший валун. – Мыши по канату переберутся на ту сторону реки. Дальше пойдут, прямо к Певеку. Это плохо очень. Никто не спасётся…

Канат, наконец, был перерезан, и та его часть, что была привязана к столбу на противоположном берегу, с визгом улетела в воду. Ещё через минуту и плот неторопливо тронулся с места, медленно проплыл по течению метров сто, карабин соскользнул с каната, лежащего в воде. Плот наконец вырвался на свободу и бодро понёсся по волнам реки в сторону Чаунской бухты, весело приплясывая на перекатах.

– Не, я всё равно не верю, что эти мыши – лемминги по-научному – такие страшные, – засомневался подошедший Лёха. – Они же маленькие, трусливые, чего их бояться? Ерунда какая-то. Правда, командир?

– Пожалуй, что и не ерунда, – подумав с минуту, ответил Ник. – Я читал в умных книжках, что в средние века от нашествия леммингов многие страны Северной Европы пострадали: Дания, Швеция, Норвегия. Когда этих грызунов становилось очень много, они спускались с гор в долины и шли вперёд, поедая всё на своём пути, даже переплывали через небольшие реки. Эти милые мышки съедали все посевы на полях, всю траву – на сотни километров. Люди и домашний скот после их нашествий умирали от голода. Но на человека лемминги никогда не нападали, это точно.

– Они падают с неба, – торжественно объявила Айна. – Рыжие мыши – падают, а бурые в тундре всегда живут. Бурые – только траву едят, ягель, корешки разные. Рыжие – на оленей нападают, на песцов, на людей. Последний раз рыжие мыши двадцать Больших Солнц назад приходили. Мой отец – сильный шаман. Он сказал Айне: "В это Большое Солнце – рыжие мыши придут, надо бояться, на юг кочевать". Айна не послушалась, с Лёшей осталась. Нам к Певеку надо уходить. Мышам не перейти через Паляваам.

– Нам не надо в Певек, – твёрдо заявил Ник. – Мы туда пойдём, – махнул рукой на юго-восток. – К Анадырю, будем отряд Вырвиглаза искать.

– Да запросто, – покладисто согласился Сизый. – Погоды нынче шикарные стоят, оленей у нас много, за три недели доберёмся, не вопрос.

Айна посмотрела на них как на детей неразумных, вздохнула тяжело:

– Мыши с той стороны и идут. Там смерть.

Сизый оживился:

– А если так: за рекой несколько дней пересидим, лемминги эти уйдут, всё – путь свободен! Как такой вариант, командир? Они ведь уйдут? – уже у Айны спросил.

– Уйдут. Глупые – вниз по реке. Умные – вверх, – невозмутимо ответила девушка. – Только это не поможет. До Большой Реки, которую вы «Анадырь» называете, сорок оленьих переходов. После мышей там оленям нечего есть. Не будет ягеля, травы не будет. Через два перехода олени умирать начнут. Потом все умрут. Людям там тоже нельзя. Не будет хорошей воды. Везде будут мёртвые мыши лежать, песцы, евражки, олени. Вода плохой станет. Попьёшь – сразу смерть. Нельзя до Анадыря дойти. Потом только можно, когда снег на тундру упадёт.

– Похоже, права моя чукотская жёнушка. Придётся к Певеку идти, проходящего судна дожидаться, на нём до Анадыря-города плыть, – подытожил Сизый, беспомощно разведя руки в стороны.

– Не всё ещё потеряно, – весело подмигнул другу Ник. – Есть у меня запасной план, побарахтаемся ещё…

Прошли с километр вверх по течению, где Паляваам разбивался на множество узких и мелких рукавов, переправились. Олени с заметной радостью через реку переходили, тревожно оглядываясь назад, видимо, чуяли приближающуюся мышиную опасность.

Оставленные на старом месте рогачи, запряжённые в нарты и крепко привязанные к металлическим стержням, вбитым в землю, с грустью глядели вслед своим уходящим сородичам и издавали громкие протяжные звуки, полные тоски и страха.

Эстонца Сизый лично на руках перенёс, словно извиняясь за тот некорректный допрос, построенный на безмерной жажде подозреваемого.

Аркай больного на нартах разместил, тщательно укутал в оленьи шкуры.

– А зачем это вы на том берегу нарты с олешками оставили? – поинтересовался. – Куда-то ещё собрались, в натуре?

– Собрались, собрались, – откликнулся Лёха. – Есть на том берегу ещё одно дельце.

– Тогда оно и ладно, – успокоился чукча. – А то я уже подумал, что забыли вы оленей. Напомнить вот хотел. Только вы поторопитесь, в натуре. К следующей заре мыши, в натуре, уже здесь будут.

Гаркнул Аркай на своих здоровенных псов, те и потащили, не торопясь, нарты с Эйвэ вдоль реки, по мягкой траве.

– Прощевайте все, в натуре! – помахал рукой Аркай, развернулся и упруго зашагал вслед за упряжкой.

Вдоль противоположного берега Паляваама продолжался исход всякой живности: целенаправленно семенили вверх по течению реки облезлые песцы, худющие евражки; зайцы небольшими группками скакали; важно, с чувством собственной значимости, шествовали красавицы-чернобурки. Над всеми ними пролетали неторопливые белоснежные совы, шустрые кречеты.

– А со всеми этими что дальше будет? – спросил Ник у Айны.

Девушка неопределённо плечами передёрнула:

– Слабых и глупых – мыши съедят. Остальные мышей обойдут. Сами следом за мышиным морем пойдут. Будут жир нагуливать на зиму. Даже олени из кочевий разбегутся. Тоже мышей есть станут. Тут так повелось. Если ты перед мышиным морем оказался – тебя съедят. Если ты сзади – будешь догонять и есть. Кто догонит – тот и съест.

– Олени мышей едят? – не поверил Ник. – Как же они их ловят?

– Бежит олень за мышью, бьёт её копытом. Потом глотает.

Сизый тут же расплевался во все стороны:

– То-то эта оленина с таким странным привкусом, никогда мне не нравилась. Теперь-то понятно, в чём дело!

– Что, теперь совсем оленятину есть перестанешь? – засомневался Ник. – Даже печёнку?

– Да нет. Буду, конечно, но уже безо всякого аппетита…

Сизый последний раз чмокнул Айну в щёку, ласково погладил по чёрным волосам:

– Всё, голубка моя, мы пошли. Дожидайся нас, не скучай. Скоро вернёмся. – Отошёл на несколько шагов, обернулся, послал воздушный поцелуй и побрёл через неширокий рукав Паляваама, догоняя ушедшего вперёд Ника, разодетого на этот раз по последней чукотской моде: кухлянка новая, не ношенная почти, штаны из моржовой шкуры, торбаса кожаные, на китовой подошве.

Рогачи, запряжённые в лёгкие летние нарты, встретили подошедших людей приветственным фырканьем – успели соскучиться.

– Куда править-то, командир? – спросил Лёха, беря в одну руку некое подобие вожжей, а в другую – полутораметровый шест.

– К старому лагерю давай, где буровая стояла, – скомандовал Ник, шагая рядом с нартами.

– И чего это мы там забыли? – искренне удивился Сизый. – Там только трупы одни и остались, больше и нет ничего.

– Не только трупы, там ещё и бензин в бочках имеется.

– На фига нам этот бензин? Костры разводить будем пионерские – до небес? Я в детдоме палил такие – помню. Так зачем нам бензин?

– Одну бочку в нарты загрузим и двинемся к тому месту, где ты трёх «пятнистых» прикончил.

– А там какого хрена нам надо? – от таких неожиданных планов Сизый даже вожжи отпустил, олени тут же остановились.

Ник по инерции прошёл несколько шагов вперёд, вернулся, пояснил небрежно:

– Такого хрена, который на четырёх широких чёрных колёсах разъезжает по тундре. Просекаешь, родной? Ты же сам рассказывал, что одна машина в стороне стояла и не пострадала от твоей гранаты? Вот к ней и направляемся. Что-то мне подсказывает, что она до сих пор там и квартирует. Попробуем завести. Чем чёрт не шутит, вдруг получится?

Сизый только широко открывал и закрывал рот, пребывая в состоянии полного обалдения.

Наконец пришёл в себя, выдавил восхищённо:

– Ну, Никита Андреевич, ты даёшь! Голова! Я уже и забыл про это. Если получится, то с ветерком до Анадыря долетим, как баре натуральные – на авто! То-то Гешка с Ильичём удивятся, языки свои от зависти проглотят! Только вот я тебе тут не помощник, ничего в технике не понимаю. Могу ключ гаечный подержать, отвёртку какую подать…

На месте бывшего лагеря всё осталось без изменений: в грязи беспорядочно валялись бочки с бензином, вся площадка была густо усыпана булыжниками, принесёнными водным потоком с ближайших сопок. Только вот трупный запах со стороны бывшего склона многократно усилился за прошедшие дни.

Олени вздрагивали, вертели во все стороны головами и никак не хотели стоять на месте.

Бочка с бензином около ста килограммов весила, такую на нарты надо вдвоём закатывать, а тут одному приходилось постоянно оленей сдерживать, успокаивать. Пришлось оленей распрячь, подальше в сторону отвезти, крепко привязать к металлическим костылям (спасибо Айне – предусмотрительно в нарты забросила), вбитым в землю.

Загрузили вдвоём бочку, опять олешек запрягли, двинулись дальше.

– Слава Богу! – Сизый вздохнул облегчённо. – Ещё немного, и задохнулся бы, честное слово благородного энкавэдэшника! В зоновских сортирах легче дышится, не в пример…

До искомого автомобиля километров двадцать было, если по прямой.

Но проходила эта прямая через крутой перевал. Обойти бы его, если по-хорошему. Да вот со временем туго совсем было, пришлось лезть в гору.

Один оленей подбадривает, нахлёстывает их березовыми ветками по бокам, за вожжи вверх тянет, другой – нарты с бочкой толкает, упираясь изо всех сил. Долго уродовались, сменяя друг друга, часов пять. И сами устали до невозможности, и оленей совсем замучили.

Взобрались на перевал, упали на землю – и люди и олени, – долго лежали, боками поводя, дыша хрипло и надсадно.

Олени первые в себя пришли, вскочили на ноги, заволновались, чуть обратно с перевала вместе с нартами не скатились, насилу удержали.

Но успокоить до конца животных так и не смогли: ногами на месте перебирают, в разные стороны нарты дёргают, головы рогатые всё на юго-восток поворачивают, стонут жалобно, фыркают безостановочно.

Посмотрел Ник в ту сторону: ага, вот и оно – обещанное море мышиное.

Тундра после прошедшей бури успела опять поменять цвет. Глядишь с перевала вдаль – нежно-зелёная равнина до самого горизонта… А вот и не до самого!

Буро-рыжая полоска хорошо уже просматривалась – на этом самом горизонте. И не просто просматривалась – шевелилась, изгибалась…

– Давай, начальник, отпустим оленей, – предложил неожиданно Сизый. – Они скоро с ума сойдут – окончательно и бесповоротно. Намучаемся только с ними. С перевала склон пологий идёт почти до нужного нам места, и сами бочку осторожненько докатим, безо всяких мытарств и запуток.

Распрягли олешек, как же они рванули, бедные! Обратно рванули, в сторону Паляваама. Раз, два, и след простыл.

Нахмурился Лёха озабоченно:

– А вот это – совсем уж некстати! Увидит Айна этих дезертиров, решит, что с нами что-то случилось, ещё на поиски отправится. Кабы знать, что оно так получится, – зарезал бы этих недоносков рогатых, к такой-то маме!

Аккуратно, под углом, постоянно меняя галсы, скатили за пять часов бочку с бензином в долину. Повернули за приметную скалу, вот оно – место взрыва, а в стороне, метрах в трехстах, и автомобиль обнаружился – колёсами вверх, метрах в ста от него и прицеп пустой стоял.

– Это буря тут дел натворила. – Сизый покачал головой. – От палатки даже следов не осталось, и машину ветром перевернуло, похоже, не один раз.

– Это очень плохо, – забеспокоился Ник. – Если повреждения серьёзные, то всё, придётся в Певек отходить, время терять драгоценное.

Бросили бочку, подбежали к перевернутому автомобилю.

С первого взгляда – нет видимых повреждений: двигатель на месте, аккумулятор не течёт, шланги всякие целы и невредимы, в бензобаке пробоин не наблюдается.

Хотя это ни о чём не говорило, переворачивать авто на колёса надо, пробовать завести.

Машина на достаточно пологом склоне лежала. С одной стороны, это хорошо, – толкнуть как следует, она и перевернётся, благо, что и веса в «багги» совсем немного. С другой стороны, автомобиль может на колёсах не устоять, несмотря на то, что они очень широкие, – начнёт дальше по склону кувыркаться. Надо было подложить что-то высокое и упругое – под место, куда дальние колёса опустятся. Но что подложить? Тундра кругом.

– А от первой машины, той, что взорвалась, куда колёса подевались? – спросил Ник.

Сизый в раздумье себя за мочку уха подёргал:

– Одно я тогда видел: по тундре катилось, быстро очень, туда, – рукой показал.

Пошли искать, в разные стороны разошлись.

Повезло по-настоящему – по одному колесу на брата отыскали.

К «багги» колёса подкатили, в нужных местах разложили, потом дружно толкнули автомобиль. Машина на секунду в воздухе замерла, перевернулась, одни колёса с другими встретились – попрыгала, родимая, немного на одном месте, да и замерла.

– Буби козыри! – Сизый заорал радостно, возбуждённо приплясывая на одном месте. – Сейчас поедем!

Размечтался, так тебе прямо и сейчас!

Ключ, как и ожидалось, в зажигании торчал. Поворачивал его Ник, поворачивал – нулевой эффект, искра проскакивала, но двигатель упорно не желал заводиться. Бочку с бензином подкатили, временно с системы охлаждения какой-то шланг сняли, в бак горючего залили под завязку.

Опять ничего не получилось. А время-то уходит!

Посмотрел Ник на юго-восток, а буро-рыжая полоса к ним значительно приблизилась, расширилась, зелёного уже совсем мало перед ней осталось.

Лёха так ситуацию оценил:

– Километров пять им до нас всего. Часа за четыре доберутся, крысы позорные, падлы дешёвые! Нам-то что – убежали в нужный момент, да в Паляваам бросились. Всех дел – на пять рублей! А вот авто они попортят, все шланги перекусят, да и проводков не пожалеют. Торопись, командир, торопись!

Стал Ник все шланги, к топливной системе относящиеся, снимать, продувать тщательно. С аккумулятором повозился, все клеммы старательно почистил. Потом карбюратор снял, то есть то, что, по его мнению, в этой конструкции карбюратором являлось. Разобрал, прочистил, продул. Ну, что бы ещё проверить-починить?

– Всё, Никита, – Сизый объявил. – Метров триста всего до них. Пробуй последний раз, если не заведётся – будем к дому сдёргивать!

Расселись по местам, Ник ключ в гнезде зажигания провернул – мотор неожиданно легко зафырчал-завёлся. Медленно с колёс-подкладок съехали, развернулись. Ник к прицепу подъехал, не заглушая двигателя, выскочил из машины, быстро зафиксировал прицеп на специальном крюке.