Текст книги "Юные орденоносцы"

Автор книги: Андрей Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ВОЛОДЬКА ХОДИЛ В АТАКУ

Над распахнутой дверью старой школы, где с незапамятных времен висел плакат «Добро пожаловать!», криво прибит фанерный лист. «Смерть немецким оккупантам!» – выведено на нем черными буквами.

Первое сентября. Ребята ждут звонка. Девочки поют, играют в горелки, мальчишки гоняются друг за другом. Словом, все, как прежде, из года в год. Так же родители привели малышей-первоклашек. У них новые портфели, ранцы, в руках родителей цветы.

Ровно в девять утра на ступеньках школы появился директор. Песня оборвалась на полуслове.

– Учиться не будем. Расходитесь по домам, – объявил директор. – Только что позвонили из роно, немцы рвутся к нашему городу.

Вскоре Красный Лиман стал прифронтовым городом.

Однажды (на рассвете Володя проснулся от страшного грома. В доме никого. Отец еще летом ушел в армию, мать на оборонительных рубежах. Там днем и ночью не прекращаются работы: тысячи людей роют окопы, противотанковые рвы, узкие ходы сообщения. Руки у всех в мозолях, лица воспалены от жаркого солнца.

Днем Володя варит картошку и носит матери обед. Тоже мог бы работать, не маленький, уже тринадцатый год, да только дядя Саша – осоавиахимовский командир не пускает. Он учит ребят – членов осоавиахимовского кружка стрелять из винтовки, ставить мины, набивать патронами пулеметные ленты, перевязывать раны.

– Вы недаром члены общества содействия нашей Красной Армии, – говорил он. – Это ничего, что вы маленькие. Наступит час, когда и ваша помощь может потребоваться.

Володя выглянул в окно. Город в дыму. Пожар. Где-то недалеко стреляют зенитки. Вдруг забарабанили в дверь. Мальчишка оробел: кто бы это мог быть?

– Откройте! – послышался настойчивый голос.

– Кто там? – спросил Володя. – Что вам?

– Командиры Красной Армии! Открывай!

В дом вошли трое военных. Один из них высокий в кубанке, он, как хозяин, прошелся по комнате, сел; осмотрелся вокруг.

– Что ж, просторно живешь. Придется поквартировать у вас. Не возражаешь?

– Хиба я возражаю? Как мама?..

– С мамой договорились. Ну, а с тобой, «хиба», тоже поладим. Бомбежку видал?

– Видал. Не впервой.

– И не боишься? – спросил высокий.

– А чего бояться? В одного человека не попадут. Главное – не метаться во время бомбежки.

– Смотри-ка, – засмеялся командир, – он уже обстрелянный. Ну и орел! Недаром сын кузнеца. Кузнец-молодец!

Веселыми оказались и два других товарища. Шутят, расспрашивают, все их интересует.

– Ну, а если сюда немцы придут, то как быть?

– Надо, чтоб все: и военные, и все, кто в городе, с оружием на защиту встали. Так нам в Осоавиахиме говорят. Да только вот почему нас на фронт не берут?

– Ладно, – сказал высокий, – надоело о войне балакать. Тоже мне – вояка… Согрей-ка лучше чай, мы с дороги, устали.

К счастью Володи, не умеющего принимать гостей, к чаю возвратилась мать. Одежда в глине, лицо опаленное солнцем, осунувшееся от усталости и недосыпания.

– Ну вот, располагайтесь. Хата не ахти какая, но отдохнуть всем место будет.

Но военным было не до отдыха. Уходят на рассвете, а возвращаются поздно ночью. Володе поговорить охота, но командиры уставшее, попьют чай и сразу же спать. Высокий, который никогда, даже в солнечный день, не расстается с кубанкой, начальник. Из их разговоров мальчик догадался, что все они ремонтируют пушки и минометы, присланные с фронта.

Когда распался осоавиахимовский кружок, потому что всех комсомольцев и самого дядю Сашу взяли на фронт, Володя решил попросить квартирантов помочь ему уйти на фронт. «Уж они-то знают, как можно поступить простым бойцом…».

Набрался смелости, обратился к начальнику:

– Определите меня на фронт, помогите…

– Там такого как раз ждут, – ответил тот сердито. – Это зачем же, жизнь надоела?

– Буду фашистов бить, чтобы война скорее кончилась. Хочу быть полезным, понимаете?

– Значит, те, кто в окопах, – люди полезные; а кто у станка – бесполезные? Нет, братишка, туда тебе незачем, а вот, если хочешь, артиллерийского мастера из тебя сделаем. Хочешь? Еще какую пользу будешь приносить…

– Хочу! – согласился Володя. – Хоть мастером…

И как не возражала мать, мальчишка настоял на своем и был зачислен в ремонтную артиллерийскую мастерскую подсобным рабочим.

Написал об этом отцу в Действующую армию и вскоре получил ответ:

«Одобряю, молодец. Помогай фронту уничтожать врагов человечества».

Работы в мастерской много. То и дело приходят эшелоны с разбитыми пушками и минометами. Весь двор заставлен ими. Мастера работают в две смены. В цехах шумно, пахнет смазками и гарью. И всем нужно помогать, без подсобного рабочего – никуда.

– Володя, тащи ветошь!

– Малыш! Готовь электроды!

– Парень! Иди на разгрузку орудий!

– Мальчик! Сбегай на почту!

– Эй, хлопец! Бери котелки и за обедом!

Ноги к вечеру, как свинцом, налиты, едва переступают, спина ноет, голова болит. Трудно мальчишке, а тут и пища слабовата, но он понимает: теперь всем нелегко.

Война! А как фронтовикам? Еще труднее.

А тут еще узнал, что дядя Саша, который так любил заниматься с ребятами военным делом, погиб на фронте. Воевал лишь несколько дней, может, и фашиста не убил. Володя твердо решил: «Буду военным! Это неважно, что маленький, изучу как следует пушку и миномет, в бой пойду, мстить за дядю Сашу буду!»

Володя стал присматриваться к делам мастеров. Научился разбирать затвор пушки и прицельные приспособления. Постепенно наловчился ремонтировать детали и узлы орудий. Спрашивал у мастеров, как стрелять из пушки.

– Если мать не возражает, зачислю красноармейцем, паек будешь получать, обмундирование выдадим, – сказал как-то начальник. – Поговори дома, посоветуйся. А по секрету скажу: определяйся к нам, немцы к Дону подходят.

Может, мать и не разрешила бы, да к городу вплотную подошел враг. Куда деваться? Зима, холод, голод, обстрелы. Люди, эвакуируются. Готовится к уходу и артиллерийская мастерская.

– Иди, сынок, помогай, чем можешь, – сказала она, захлебываясь горькими слезами. – А ежели отца встретишь, с ним будь…

Оставил Володя родной город, мать, дом, ушел с отступающими войсками. По сообщениям с фронта, дела там жаркие, неутешительные. Немцы рвутся к Москве… Сердце сжимается, когда слушаешь сводки.

Мальчик сознавал, что дело в мастерской серьезное, нужное и старался изо всех сил. Но хотелось на фронт, чтобы самому непосредственно мстить врагу за разрушенную школу, за смерть людей, погибших под бомбежкой, за дядю Сашу и за слезы матери… Сказал об этом своему начальнику…

– Рано, – отрубил тот. – Сначала комсомольцем стань. Да и нужен ты мне как мастер. Понял?

«Эх, скорее бы прошли эти шесть месяцев, – сокрушался Володя. – Тогда и в комсомол можно. Ровно четырнадцать будет. А комсомольца не имеют права держать в тылу».

Видно, когда человек очень захочет – желание сбудется. Стал Володя Коваленко комсомольцем. Много рапортов написал командиру и добился своего. Отпустили в Действующую армию. Только оказалось, что и там не все воины лично уничтожают врагов в бою. Зачислили Володю в аэродромную часть. До фронта почти сто километров. Вот летчики воюют, немецких захватчиков громят, а Володя знай на посту стоит да за сигнальными фонарями наблюдает. Нет, не этого хотел мальчишка.

Поговорил с комсоргом, рассказал о своем желании быть на переднем крае, где гитлеровцев бьют, но сержант, комсорг роты, и слушать не хочет. «Ты, – говорит, – и здесь пользу немалую приносишь. Я тоже рвусь, но не пускают».

Конечно, кому-то надо и самолеты охранять, и аэродром подсвечивать, и бомбы подвешивать. Прав сержант, но Володе от этого не легче. Немцы уже давно заняли родной город, а там осталась мама…

Однажды потребовалось установить ночное дежурство на ложном аэродроме. Командир поручил это задание Володе. Это был не аэродром, а просто поле. А на поле фонари, два разбитых самолета, один старенький прожектор. Несколько ночей было спокойно, потом немцы «клюнули». Сначала появился один стервятник. Володя пошарил лучом прожектора, помигал, словно освещая полосу для посадки, и спрятался в глубокой щели.

Часа через два послышался гул моторов. Летят… На поле светят керосиновые фонари и ни единого человека. Володя сидит в щели, сердце замерло: что же будет? И вдруг свист, рев, а потом оглушительные взрывы, земля вздрагивает, песок сыплется за ворот…

«Давай, давай, шуруй по пустому месту», – думает Володя.

Три налета сделали немцы за ночь, сотни бомб сбросили на пустое поле.

Подумаешь, фонари разбили. Их из консервных банок можно еще сделать сколько угодно.

За выполнение боевой задачи Володе Коваленко была объявлена благодарность. И все же это не фронт, не бой. Вот там, на передовой, можно по фашисту автоматную очередь дать. Пусть не лезут!

– Пошлите в действующую, – упрашивал он командира аэродромной части чуть ли не каждый день. – Прошу вас, пошлите.

– Нужно будет, пошлем, – пообещал подполковник. – Надоел ты мне со своими просьбами. Что за человек…

Вскоре Володю Коваленко вызвали в штаб. Было это ночью. Даже с поста сняли. Значит, важное дело.

– Писал рапорт о зачислении в действующую часть? – спросил начальник штаба, рассматривая на столе Володины рапорты.

– Писал. В бой хочу.

– Формируется группа добровольцев-автоматчиков. Хочешь принять участие в штурме Керчи?

– Конечно! – обрадовался Володя. – Зачисляйте. Автомат знаю назубок.

Добровольцев набралось немало. Сначала небольшая подготовка в тылу, а затем отправка на косу Чушку, где днем и ночью гудит, гремит и стонет земля.

Зачислили Владимира Коваленко в 339-ю Таманскую дивизию. Комсомольцев-добровольцев из тыловых частей в дивизии было более двухсот человек. И все в бой рвутся, чтобы свести счеты с ненавистным врагом.

На занятиях по тактике Володя старается не попадаться на глаза начальству, в строю занимает место в середине. Беспокоится: заметят еще, что моложе всех, снова вернут на аэродром…

Но командованию все известно: и возраст, и стремление комсомольца сражаться с врагом. Разве может командир отказать в этом?

Володя лучше других ребят выполнил зачетное упражнение из автомата, ловко бросил гранату и на все вопросы по технике ответил верно. Лейтенант даже удивился:

– Где изучал военное дело?

– Это еще давно, когда маленький был, в Осоавиахиме, – ответил с гордостью Володя.

Володя Коваленко.

Наконец, пришло время отправляться на огненную землю под Керчь. Вечером, еще засветло, пришел сам генерал. Завязалась беседа о предстоящих боях. Все, наконец, решено: комсомольцы пойдут в штурмовых группах. Но Володя еще сомневался: не отправят ли в тыл?

Больше часа разговаривал генерал с ребятами, подробно рассказал о создавшейся обстановке, о боевых делах комсомольцев на других фронтах, а потом закончил:

– Дело, ребятки, серьезное. Вы, добровольцы, пойдете в первых рядах… Родина надеется на вас. Когда-то и мы вот, как вы… Да и теперь не старики, – улыбнулся генерал.

Да, на штурмовые группы большая надежда. Их распределили по батальонам. Всех солдат-комсомольцев вооружили автоматами и гранатами.

Ночью катерами их перебросили под Керчь. Они должны были сразу же после артиллерийского налета ворваться на окраину города и выбивать немцев из подвалов и домов, расчищать путь главным силам знаменитой Таманской дивизии.

Володя рассовал по карманам гранаты, проверил автомат и вместе со своими товарищами занял рубеж за садом. Не страшно, только почему-то дрожь не унимается.

Накрапывал мелкий холодный дождь. Сначала было тихо. Лишь изредка прошуршит над головой дальнобойный снаряд да застрочит где-то рядом пулемет, и опять тишина.

Гитлеровцы, как потом стало известно от пленных, не ожидали наступления в этот день. Но оно началось.

Блеснуло по всему фронту пламя, освещая густые клубящиеся облака, и загремела артиллерия, земля вздрогнула.

Где-то справа слышится тоненький, как у девочки, голосок: «Давай, давай, „бог войны“! Поддай жару, не жалей пару!»

Рядом кто-то кричит над ухом:

– Держись! Главное – не робей!

Через полчаса, когда орудийный гром смолк, в бон вступили огнеметчики. А вместе с ними с криком «ура» бросились и автоматчики. Все бегут, стреляют. Но впереди никакого противника не видно.

Уже наступил рассвет. Все в дылду, дерет горло, словно наждаком. Володя тоже кричит «ура» и ничего не замечает: ни бегущих рядом товарищей, ни разрывов вражеских снарядов, ни пылающих в огне развалин домов. Вот уже окраина города, кругом страшный грохот. «Когда же из развалин поднимется толпа фашистов, – думает мальчишка, – когда же можно будет косить их из автомата? Где они, гады?»

Вдруг бегущий впереди лейтенант упал, словно споткнулся о камень, и выронил пистолет. Не встает. Неужели убили? Володя бросился к нему. Стонет. Из-под каски офицера сочится кровь. Как учили в кружке «Красного Креста», мальчик быстро перевязал рану. Хотел оттащить командира в укрытие, но неожиданно из подвала ударил вражеский пулемет. Близко, совсем рядом. Желтоватые тугие языки пламени словно хотят лизнуть своим кончиком ноги лейтенанта. Володя распластался на сырых камнях мостовой. Пулемет ведет огонь по правому флангу. «Уничтожить!» – мелькнула дерзкая мысль.

Все произошло в одно мгновение: бросив в подвал гранату, мальчишка дал длинную очередь из автомата и прыгнул в густой дым. В полумраке увидел лежащего на спине гитлеровца. Задрав руки и ноги, он пронзительно визжал с перепугу.

Не обращая на него внимания, Володя прострочив углы сырого похвала, потом ударил ногой прямо по носу гитлеровца.

– Выходи, гад! Чего лежишь?

Тот хочет подняться, падает на колени, трясется…

– Быстро! Шнель! У, морда противная! Иди вперед!

Мальчик выводит немца из подвала. Натыкается на трупы фашистов. Вокруг ни души. Бой слышен где-то вдали. А лейтенант, раскинув руки, все еще лежит на дороге. Юный автоматчик вспоминает, как учили командиры: раненых товарищей в бою не бросать, пленных одних не оставлять. «Не разрядить ли автомат в фашиста?» Но тут же промелькнуло: «Зачем? Разве можно убивать вот так, просто, без боя?» Сердце сжимается от досады: «Что с ним делать? Ведь нужно лейтенанта выносить с поля боя…»

– Убежал бы ты хоть, трус несчастный! – ругается Володя и со злости тычет автоматом в спину фашиста – Бери офицера, понесем в тыл!

Немец догадался, а может быть, знал по-русски. Опасливо озираясь, взваливает на спину советского лейтенанта и по-русски хрипло бормочет:

– Я не виноват… я не хотейль…

– Неси! Там разберутся! Ну ты, горилла, осторожно! Или я тебе…

За большим кирпичным домом подбежала девушка в шинели:

– Давайте его на повозку! – приказала она.

– А ты кто такая?

– Фельдшер! Вот кто. Ты что, дисциплины не знаешь, не видишь, что я лейтенант.

– Вот и командуй! Оставляю тебе и своего лейтенанта и пленного, а мне туда надо! – огрызнулся Володя и быстро исчез. «Подумаешь, командир нашлась», – долго не мог он успокоиться.

А бой продолжался. И снова, возбужденный, весь мокрый мальчишка ринулся в атаку. Справа и слева слышится «ура». Таманская дивизия на плечах немцев врывается в Керчь. По улицам бегут солдаты, катят пушки… На мостовой убитые фашисты. Город разрушен.

Володе ничего не понятно: откуда-то появилось столько наших, по мостовой грохочет танк, подминает убитых немцев, давит ящики, гильзы, стекло… Не пойдешь, что творится…

– Эй мальчик! – кричит усатый солдат. – Шел бы ты в тыл, чего путаешься тут?

– Сам отправляйся в тыл! – дерзко ответил Володя и побежал вслед за танком. Полы мокрой шинели бьют по коленям, в сапогах хлопает вода.

С разбегу он взбирается сзади на танк, кто-то подает руку. Машина горячая, пахнет бензином и дымом махорки. Какой-то солдат сует ему окурок в рот: – На, потяни разок…

– Иди ты!.. Я не курю…

Вскоре танк выскочил на площадь, видно море. Волны пенятся.

– Эй, гляди! – кричит тот, что угощал цигаркой, и, словно сброшенный кем-то, падает с танка прямо на мостовую и не поднимается. Убили…

Из-за парка ударили немецкие пушки, поднялись свечи огня и комья земли. Танк остановился, выстрелил два раза, рванул в сторону. По броне залязгали пули. Солдат, как ветром сдуло с брони, залегли за сваленным телеграфным столбом. Открыли стрельбу. А куда стреляют, не понять.

Вместе с ними залег и Володя. Из парка, пригибаясь, бегут немцы, строчат из автоматов, падают, снова поднимаются. И вдруг со стороны моря широким фронтом хлынули моряки. Вьются ленточки по цепям, мелькают тельняшки, в руках гранаты…

– Ура!!! Ура-а-а-а!

Все устремились к парку навстречу немцам. Вместе с моряками мчится и Володя в серой шинели. Где-то уже заменил автомат – за спиной болтается немецкий, каску бросил, потому что на глаза спадает.

– Ура!!!

Вместе с моряками мальчишка очутился на третьем этаже какого-то полуразрушенного дома. В длинных коридорах завязалась перестрелка.

Как случилось, что Володя оказался в комнате, уставленной шкафами, он не помнит, но произошло непредвиденное: рухнула стена и загородила дверь. Выглянул в окно: к дому бегут немцы. Вот они уже близко, еще несколько шагов – и в подъезде. Нужно что-то придумать.

Тогда он мгновенно выдергивает кольцо из «лимонки» и бросает вниз; выдергивает из второй и тоже – вниз. Один за другим раздаются взрывы, словно скошенные, валятся гитлеровцы на мостовую. Володя хотел запустить еще одну гранату, но из-за угла выбежала группа моряков и с криками «ура» ворвалась в дом.

Теперь бой передвинулся в соседний дом.

Хотя мальчишка и не испытывал страха, все же появление моряков обрадовало его. Еще бы, такая сила рядом!

На площади все больше и больше наших. Они бегут куда-то по набережной и исчезают в сизой дымке, повисшей над городом.

– Эй, славян! Выбирайся! – послышалось за глыбой.

Володя увидел в большую щель улыбающееся лицо солдата.

С грохотом упала глыба на паркетный пол, и мальчишка выбежал в коридор.

– Здорово ты их, красиво! – сказал солдат и что-то записал в блокнот. – Как фамилия?

– Коваленко!

– Дивизия?

Володя назвал номер, а потом спохватился, может, шпион какой…

– Это зачем тебе, а? И кто ты такой, собственно говоря? И это вот, что?

– Чего пялишься? Это фотоаппарат. Корреспондент я. Из газеты. Дошло?

Но что Володе за дело до корреспондента, когда такое творится… Надо искать своих.

– Ладно, некогда мне здесь болтать, побегу. А то…

…Прошло несколько дней после того, как освободили Керчь. Дивизия уже продвигалась в глубь Крыма. И вот однажды на привале рядового Коваленко вызвал сам генерал.

– Слыхал про тебя, Коваленко. Хорошо дрался. Смело и правильно.

– Как учили, – скромно ответил Володя.

– Значит, усвоил военную науку побеждать. От имени Верховного Совета вручаю тебе, Владимир Коваленко, орден Отечественной войны первой степени. Поздравляю!

– Служу Советскому Союзу! – бойко ответил маленький солдат.

И тут как тут тот самый корреспондент. Улыбается.

– А ну-ка, позвольте вас зафиксировать… – и щелкнул затвором новенького ФЭДа.

– Сколько же тебе лет, юноша? – поинтересовался генерал.

– Шестнадцатый пошел… – ответил Володя, прибавив годик. – Я их, паразитов, до Берлина гнать буду! Пусть знают…

Генерал улыбнулся, обнял мальчишку.

– Что ж, желаю боевых удач.

Два года воевал Володя Коваленко. Когда в бой ходил, орден не прятал. Пусть знают фашисты, с кем имеют дело! Но в одной из атак ему не повезло: осколок раздробил ногу, пуля задела позвонок…

Совсем еще юный солдат Владимир Коваленко стал инвалидом. Возвратился домой. Долго лечился.

Более двадцати лет прошло с тех пор, но в сердце не погас комсомольский огонек. Он надежно помогает Владимиру Захаровичу трудиться на своем посту главного кондуктора в городе Красный Лиман Донецкой области. Недаром фронтовик-орденоносец удостоен звания ударника коммунистического труда. Два года боролся за это звание. А в труде, как и в бою, комсомольский огонек очень нужен.

Ушло в историю тяжелое время. Лишь следы ран на теле напоминают о жестоком прошлом. Растут два взрослых сына в дружной семье Коваленко.

А школа, в которой так и не пришлось больше учиться Владимиру Захаровичу, по-прежнему стоит перед глазами фронтовика, и над дверью плакат:

«Смерть немецким оккупантам!».

БЫТОШСКАЯ БЫЛЬ

Поселок Бытошь Брянской области оказался одним из тех самых пунктов на дороге к Москве, через которые, начиная с сентября 1941 года, днем и ночью шли немецкие войска.

Лучшие дома гитлеровцы облюбовывали под комендатуру и штаб. Нередко в поселке останавливались генералы с большой овитой, потом уезжали. И снова громыхали, гудели обозы и машины. Все это не могло не привлечь внимания народных мстителей.

Не случайно почти вся бытошская молодежь осталась в поселке. Многие ребята еще до прихода гитлеровцев знали свою задачу: заниматься подрывной деятельностью, бороться с врагами, находясь в глубоком подполье.

Руководить молодежной организацией райком поручил Анатолию Морозову, только что окончившему десятилетку. Ему же было доверено наладить связь комсомольской боевой организации с брянскими партизанами.

Сначала Анатолий собрал группу из тридцати комсомольцев и пионеров, распределил между ними обязанности, и ребята приступили к действиям. Тайно от своих родителей и незаметно для врагов они добывали оружие, учитывали количество проходящих по дороге войск, строили в лесу бункера, но активных боевых действий в целях конспирации долго не вели, хотя были неплохо подготовлены к этому. Почти все имели оружие, умели пользоваться им и, самое главное, люто ненавидели фашистов.

Штаб подпольного молодежного отряда разместился в доме Морозовых. Это было и удобно, и безопасно. Семья Морозовых большая, дружная, но всем было известно – незажиточная, и немцы не останавливались у них.

Шесть душ вырастила Матрена Васильевна, потерявшая мужа еще в 1936 году, когда ей было всего тридцать пять лет. Старшие сыновья Георгий и Евгений служили в рядах Красной Армии. Анатолий, Александр, Николай и Лара – дома.

Лара – единственная девочка в семье, да к тому же меньшая, веселая и красивая собой, была радостью матери и любимицей всех пятерых братьев.

Чтобы не навлечь на себя гнев немцев, все Морозовы безотказно работали на рытье окопов, выполняя все требования комендатуры. А по вечерам в их доме, как и; до войны, проводились «веселые» молодежные встречи. Только теперь девушки и парни собирались не веселиться, а решать задачи борьбы с немецкими захватчиками, проводить тайные комсомольские собрания.

Душой этих вечеров была Лара. В четырнадцать лет она хорошо играла на гитаре, пела, танцевала. Задорная, неугасимая шутница, она вела всю «художественную часть». А тем временем брат Анатолий уводил за печь в темный угол отдельных ребят, давал им боевые задания, принимал рапорты о выполнении предыдущего приказа.

С каждым очередным сбором увеличивался молодежный подпольный отряд Анатолия Морозова и расширялась сфера его действий.

Когда шли бои под Москвой и поселок Бытошь был уже далеко в тылу немецких войск, подпольная организация насчитывала больше ста человек. Они перешли к активным операциям. Среди них было немало пионеров. Боевые задания поступали от партизан. Больше всего партизан интересовали данные о войсках фашистов: где они разместились, сколько их, в каком направлении выдвигаются.

– Сможешь все узнать? – спросил Анатолий у сестры.

– Спрашиваешь! Конечно.

Никому не удавалось добывать такие полные сведения, как Ларе. Помогало девочке знание немецкого языка. Пойдет к знакомой подружке, где поселились немцы, и какой-нибудь словоохотливый фельдфебель все разболтает. Да и наблюдательностью она отличалась. Все заметит: какие пушки, сколько их, номера на машинах.

Лариса Морозова собирала информацию о фашистах в соседних деревнях и населенных пунктах и передавала их не только в штаб отряда, но и партизанам, встречаясь в условленном месте.

Другие пионеры и комсомольцы минировали дороги, поджигали сараи с боеприпасами, совершали нападения на автоколонны.

А однажды под Бобровкой группа вооруженных ребят разгромила тыловые машины, идущие за продовольствием. В этой схватке комсомолец Александр Анишин уничтожил из пулемета 38 фашистских солдат. Ребята подбросили на место боя парашют, который оставил раненый летчик. Немцы всполошились: двое суток искали советских парашютистов.

Нередко партизаны поручали юным мстителям совершать покушения на полицейских и предателей. Это Александр Анишин, Анатолий и Виктор Морозовы уничтожили Кукушкина, который систематически предавал партизан и наводил гитлеровцев на их семьи.

К весне 1942 года фронт снова приблизился к району Бытошь. В ближайших населенных пунктах появились резервные и тыловые немецкие части, и морозовцы были вынуждены уйти в глухой лес.

Действия молодежного отряда стали носить открытый и более дерзкий характер. Ребята чаще совершали ночные нападения на немецких захватчиков, подпольная молодежная группа фактически вела борьбу как самостоятельное боевое партизанское подразделение. Командиром по-прежнему был Анатолий. Связь с Бытошью держала его сестра Лара. Она смело проникала в поселок, собирала необходимые сведения и незаметно исчезала.

Однако не всегда отряду сопутствовали удачи. Жаркий бой пришлось выдержать под Матреновкой. Несколько партизан, в том числе и молодежный вожак Анатолий, были ранены. Эту по существу первую неудачу ребята тяжело переживали.

Командовать отрядом стал Павел Федичев.

– Я прошу, чтобы мне дали такое задание, где я могла бы отомстить за кровь товарищей и брата, – сказала Лариса командиру отряда.

– Главное сейчас– разведка, – ответил командир. – Иди вместе с Зиной Слесаревой в Бытошь, оставайся там и собирай сведения…

Чтобы поселиться в поселке, требовалась прописка комендатуры. Но как прописаться? В те дни из-под фронтовой полосы то и дело прибывали девушки, Лариса и Зина решили выдать себя за прибывших вместе с ними. Пришли в комендатуру, заполнили бланки, уже получили разрешение на прописку, но тем временем, словно быть тому, в дверях появилась известная в поселке своим легким поведением Валентина Шаменкова..

Девушки, конечно, знали, что Шаменкова добровольно пристроилась в комендатуре убирать за фашистами нечистоты, но надеялись, что она не предаст их. Ведь когда-то учились в одной школе, вместе на вечерах танцевали…

– А, партизаночки припожаловали к нам, – осклабилась Шаменкова… – Те самые, господин комендант… – кивнула она головой.

Немец что-то сказал стоявшему рядом полицаю Стулову и тот, словно цепной пес, набросился на девушек. Он свирепо схватил их за волосы и, ударив головами о стол, заорал:

– Зачем явились, выкладывайте! Где отряд? Сколько вас?

– Да какие же мы партизанки! – стараясь сохранить спокойствие, возразила Лариса. – На торфяных болотах работали. А теперь там фронт, вот и возвратились домой…

– Враки. Стулова не проведете!

Свистнула нагайка, и огнем обожгло спину, плечи, грудь…

– Гадина! – крикнула Лариса в сторону стоявшей со шваброй в руках Шаменковой.

Избитых до крови девушек бросили в подвал и заперли на замок. За ночь они все обдумали.

Надежд на спасение нет. Единственное – бороться, бороться единственным оружием – ненавистью к врагам.

На второй день в полицию привели мать Ларисы – Матрену Васильевну.

– Разрешаю отнести дочери хлеб, – сказал фашист, – а заодно сообщите своему ребенку: мы повесим ее, а потом вас, если она не скажет, где отряд, кто из населения помогает партизанам. У вас десять минут на спасение дочери.

Матрена Васильевна пошатнулась, когда увидала дочь. Лицо Ларисы было изувечено до неузнаваемости, платье порвано, – незабинтованные раны засохли… Обняла девушек, заплакала.

– Я догадываюсь, мама, почему они пустили тебя к нам.

– Вы уж не выдавайте ребят… – только и смогла выговорить Матрена Васильевна.

За окном в тени на скамейке немец играет на губной гармошке, во дворе чирикают воробьи, светит ярко июньское солнце, а в подвале сыро, холодно. Девушки дрожат, как в лихорадке.

– Нас не так-то просто убить! Они еще узнают, как мы умеем…

Лара Морозова.

Скользнула по стене тень, и послышался, как из бочки, голос Стулова:

– Последнее условие: не губи свою красоту, Ларка, отдай ее мне и я спасу тебя…

– Предатель! – бросила Лариса в ответ. – Нет, ты посмотри, мама, это же зверь…

Зина расхохоталась.

– Да лучше в петлю, чем хоть руку подать предателю Родины! – отрезала Лариса.

В полдень снова допрос. «Где отряд? Кто помогает партизанам? Повесим! Расстреляем!..»

Девушки молчат. Тогда Стулов начинает избивать в присутствии Ларисы ее мать.

– Убийца родной матери! – вопит он и топчет женщину ногами. – Спаси мать, дуреха!

Но и это не заставило заговорить патриоток.

Перед тем, как казнить Ларису и Зину, комендант втолкнул в подвал Матрену Васильевну.

– Спасу, если выдаст всех и полюбит меня, – сказал он, – уговори ее или завтра конец.

Лариса положила голову на колени матери и тихо, но настойчиво попросила:

– Всем ребятам, а особенно моим братьям, так и скажи: не выдала их Лариса, не продала Родину.

– Как же быть, дочка? – спросила мать. – Как?

– Никак. Вот Зину жаль. Смотри, как ее избили, она не приходит в сознание. А поговорить надо. Ведь у меня сегодня день рождения. А сколько мне лет? Кажется, много… Старушка я…

– Пятнадцать, дочка, только пятнадцать…

– А ну выходи, ведьма! – крикнул Стулов.

На рассвете 19 июня 1942 года жители поселка Бытошь слышали, как возле леса знакомый голос выкрикнул:

– Смерть немецким захватчикам! Я умираю за Родину!

Вслед за этим раздалось несколько выстрелов, и все смолкло.

В ответ на казнь юных партизанок Ларисы и Зины молодежный партизанский отряд перешел к решительным наступательным действиям. Ночью и днем летели под откос воинские эшелоны, десятки автомашин горели на дорогах к фронту, то тут, то там раздавались взрывы и слышалась перестрелка автоматов.

Против партизан в брянских лесах гитлеровское командование бросило регулярные войска. В жестоких боях с врагами вскоре погибли три брата Ларисы: Анатолий, Николай, Александр. Погибли совсем юными и другие отважные члены молодежной подпольной организации: Виктор Фомин, Вячеслав Пасецкий, Александр Анишин. Умирали в боях патриоты, но борьба не прекращалась.

А когда Советская Армия разгромила фашистов под Брянском, предатели получили свое.

В подвале, где перед казнью находились Лариса и Зина, на стене сохранились слова, написанные стеклом: «Мы умираем за свободу, за жизнь хорошую. Отомстите за нас, люди!»

В поселке Бытошь в постаревшем доме, где жила большая семья Морозовых, теперь уже не бывает молодежных вечеров. Там живет одинокая партизанская мать Матрена Васильевна. На стене дома прикреплена мемориальная доска: «Здесь был штаб Бытошской молодежной подпольной организации».

К Матрене Васильевне часто приходят пионеры и комсомольцы, слушают ее рассказы о детях, отдавших жизнь борьбе за Родину, о жестоком времени войны. Много писем приносит бытошский почтальон старой матери от юных следопытов. И в каждом из них: «Мы хотим быть такими, как ваша Лариса, как Анатолий, Николай и Александр. Расскажите о них».