Текст книги "Юные орденоносцы"

Автор книги: Андрей Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

А Сергей густо покраснел и отвернулся.

– Ну, рассказывайте, с чем пришли, Лиля?

– Товарищ капитан! – Сергей шагнул к столу. – Врет она. Это не Лиля, а Дуся Борискова. Я знаю ее. Из нашего села.

Девушка рассмеялась, обняла за плечи Сергея и, глядя ему в глаза, сказала:

– Ну как же ты меня не узнал сразу – Борискову Дусю! А Лиля – это моя подпольная кличка. Ну ладно, иди погуляй, мне поговорить надо с командиром. Спасибо, что помог найти штаб. – И еще она шепнула: – Васе не говори пока, что я здесь.

Сергей со стыда готов был сквозь землю провалиться. Он выскочил из землянки, как из бани, вспотевший. Лицо и уши пылали огнем. Сзади послышались шаги. Обернулся – Дуся!

– Вот тебе фонарик, бери. А вот рукавички. Только не сердись.

– Не надо. Не заслужил, – ответил глухо Сергей и быстро пошел от землянки.

Он злился на себя. Все получилось как-то нескладно. Что теперь подумает командир? А партизаны узнают– засмеют. Партизанскую разведчицу не узнал, да еще из своего села…

– Сережа! – услышал он голос сзади, – не сердись, бери подарки, это мать прислала. – Она догнала Сергея и положила ему фонарик и рукавички в карман. – Ну чего ты расстроился?

– Подумаешь, и ничего я не расстроился… Я тебя сразу узнал. Ладно, некогда мне.

– А ты не хочешь спросить о матери?

– Хочу! – Сергей остановился.

– Жива и здорова, привет тебе шлет. Ну ладно, мы еще потолкуем. Командир меня ждет…

– И мне на пост пора, – повеселел Сережа.

Забравшись на сосну, он долго рассматривал рукавички, от которых пахло чем-то родным, домашним…

Ветер раскачивал дерево, отчего слегка кружилась голова. Стало Сереже как-то тепло, хорошо, как дома, когда за столом собиралась вся семья.

В февральскую метель партизаны покинули «Зеленый остров». Был получен приказ выйти на магистраль Москва – Минск и ударить по тылам немецких войск. Предстоял многодневный и опасный марш. Хорошо, что день и ночь бесилась вьюга, и гитлеровцы отсиживались в теплых хатах и блиндажах, иначе не миновать неравных стычек.

Шли днем и ночью. Останавливались лишь на несколько минут перекурить и перемотать сбившиеся в сапогах портянки. Даже есть приходилось на ходу. Мерзлый хлеб твердый, как кирпич, от холодного вареного мяса зубы ломит.

Ничто не изматывает так человека, как бессонные ночи. Веки, словно свинцовые, усталь валит с ног. Упади – не встанешь.

Сережа еще никогда так не уставал, как в этот марш.

Впереди него плелись, о чем-то беседуя, Дуся и Вася Громов.

«Надо же, встретились», – подумал Сережа.

И Дуся и Вася несут тяжелые мешки с патронами и гранатами. У Василия за спиной, как охотничье ружье, – ручной пулемет.

Сергей догнал их, дернул Дусю за рукав:

– Давай, понесу мешок.

– Что ты, не надо, – не соглашалась Дуся, – тебе и без мешка тяжело.

– Давай, мне для равновесия.

Девушка молча снимает мешок с плеча, отдает. Ей понятна мальчишеская гордость.

– Фу, я в самом деле уморилась, едва плетусь.

– Ты немного отстань, – шепчет Василий, – нам поговорить надо, понимаешь…

– Ладно, – понимающе соглашается Сергей и, перевалив через плечо связанные мешки, зашагал в большущих кирзовых сапогах впереди Дуси и Василия. Сапоги обледенели, гремят, как деревянные колодки, идти в них – сплошная мука.

Рассвет наступил незаметно. Сначала по сторонам все мутнело, потом стало светло.

Набесилась за ночь вьюга, улеглась.

Партизаны свернули с дороги, остановились на дневку. Вокруг поставили посты, вперед выслали дозоры.

Сергей уже дремал под елью, когда за лесом послышались взрывы, потом короткие автоматные очереди. Неожиданно в ельнике появился широкоплечий всадник на коне, потом еще и еще…

Сергей удивился: первым всадником оказался лейтенант Гаранин, вторым брат Петр.

– Операция проведена успешно! – окая, доложил лейтенант командиру отряда. – Состав взорван, путь разрушен и захвачен немецкий обоз.

Партизаны обступили сани, рассматривают лошадей, захваченное у врага оружие, удивляются: сколько всего притащили…

– Ну, братцы, – сказал командир, – теперь всем на конный транспорт и живее в путь. Задерживаться нельзя.

– По местам! – раздались голоса командиров партизанских подразделений.

Повезло и Сергею. Брат подвел рысака и кивнул, сдерживая улыбку:

– Хочешь? Садись! Будешь со мной в авангарде!

– Не обманываешь? – обрадовался мальчишка к неумело, но быстро взобрался в седло.

Еще никогда Сергей не сидел в настоящем седле. Очень удобно. До войны приходилось купать колхозных лошадей, но тогда седло заменяла кепка и стремян не было. А тут и кожаная уздечка, и блестящие стремена, и хрустящая кожа седла… Конь гарцует на тонких ногах. Здорово!

Получив боевую задачу, разведчики поскакали впереди отряда. Сережа не отставал от брата. Конь летит, как птица. Сережа сияет от удовольствия. Хочется ему, чтобы все обратили внимание, как ловко он управляет конем.

В лицо бьет снег, обжигает тугой ветер, но мальчишке в обрезанной шубенке, перетянутой пулеметной лентой, не холодно.

Только теперь Сергею стало ясно, почему отряд вышел так внезапно по тревоге и почему лейтенант Доронин пропадал почти неделю. Оказывается, он изучал район расположения гитлеровских тылов: где и как лучше нападать, куда потом уходить. Это не просто партизанский рейд, а заранее спланированная боевая операция.

«Хорошо закончилось», – думает Сергей.

Но закончилось ли?

В мелколесье возле перекрестка дорог Петр резко осадил коня, подал знак рукой: стой! С обеих сторон двигались немецкие обозы. В каждых санях по одному немцу. Солдаты укутаны чем попало: одеялами, шалями, мешками.

«Ну, сейчас начнется», – решил Сергей и взял автомат на изготовку.

– Сергей со мной, остальным обойти обоз! – приказал Петр. – Сигнал атаки – взрыв гранаты.

Оставив братишку в засаде, Петр выехал навстречу идущим впереди обоза двум немецким автоматчикам. Они и не подозревали, что к ним подъезжает в форме немецкого офицера партизан.

Петр был уже близко, он что-то крикнул и бросил гранату. Раздался взрыв. Конь под Сергеем дал свечу и захрапел. Потом еще два взрыва – и лес наполнился шумом боя.

– Стреляй! Стреляй! – кричал Петр.

Сергей дал очередь из автомата, но конь под ним шарахнулся в сугроб и всадник, перевернувшись раза два в воздухе, шлепнулся головой в мягкий снег.

Лошадь, отбежав к дереву, остановилась. Сергей с трудом выкарабкался из сугроба и лежа открыл огонь. Рядом стрелял брат. Он прицеливался не торопясь, и после каждого выстрела радостно вскрикивал: «готов!»

В немецком обозе полная растерянность. Кони сгрудились. Фашисты мечутся от саней к саням, что-то кричат. Одни с поднятыми руками стоят на месте, другие в панике бегут к лесу, бросив оружие. Потом послышалось «ура». Это два Василия: Громов и Панков, обнажив клинки, врезались в голову обоза.

Сергей видел, как сверкали клинки, слышал крики людей, ржание лошадей… Все перемешалось и не поймешь, где свои, а где противник.

Гитлеровские обозники были уже почти разбиты, как вдруг на дороге появились немецкие бронемашины. Застучали пулеметы.

– Сережка! Быстрей к командиру!..

Петр уткнулся в снег лицом и приглушенным голосом сказал:

– Скажи, помощь нужна…

– Петя! – испугался Сергей. – Петя!

– Срочно, – захлебываясь кровью, проговорил брат.

Оттого, что очень торопился, Сергей с трудом забрался в седло и понесся вскачь. А сзади все гудел и ухал лес.

Вот, наконец, и главные силы отряда.

– Что там у вас случилось? – спросил командир. – Почему такая пальба?

Еле выговаривая слова, Сережа доложил о бое на перекрестке дороги, и командир тут же выслал подкрепление.

Пулеметчики вскочили в сани и на полном галопе – туда, где товарищи ведут неравный бой, истекая кровью.

Хотел и Сергей возвратиться к брату, но хватился, а коня нет. Кто-то ускакал на нем, когда Сережа докладывал командиру о бое. Сергей чуть не заплакал с досады, выбежал на просеку, но его помощь была уже не нужна. Вдали показались два всадника на одном коне. Дуся везла на Сережиной лошади раненого Петра. Он сидел впереди в разорванной немецкой куртке и его побледневшие губы что-то шептали, руки беспомощно висели….

– Больно, Петя? – подбежал Сережа. – Больно, а?

– А, Сержик… – Петр пошатнулся и стал сползать с коня.

Сергей поддержал его.

– Ребята, помогите ему, а я туда… – сказала Дуся. – Пить дай ему.

Отнесли Петра под лапчатую высокую ель, положили на сломанные ветки, укрыли тулупом. Он дышал часто, глотая открытым ртом морозный воздух. Потом, не открывая глаз, еле слышно спросил:

– Жив он? Нет, напрасно, Вася… Куда бросился…

Вскоре на дороге показались розвальни, а рядом с ними Дуся и дядя Гриша-великан. Привезли убитого «Василису». Он лежал на соломе вверх лицом. Руки скрещены на широкой груди, увешанной пулеметными лентами, губы стиснуты, лицо строгое.

Рядом с ним без кубанки лежал раненый Василий Громов. Ветер трепал его русые кудри. Он крутил головой и то и дело произносил лишь два слова: «Дуся, жарко…».

Дуся, прижав белую кубанку Василия к губам, не отходила от саней и плакала.

Сережа смотрел то на мертвого Панкова, то на раненого Громова, которого хорошо знал до войны, и тяжелая смертельная тоска давила грудь.

– Сергей, – тихо сказал дядя Гриша, – Петр зовет.

Возле брата стоял на коленях комиссар отряда. У ног горел маленький костер. В руках комиссара спички и пучок соломы.

– Все, – тихо сказал Демьяныч и снял шапку.

– Петя! Петька! Не хочу! – закричал Сергей. – Как же мама? Петя?!

Мальчишку трясло, нечем было дышать, слезы застилали глаза. Он смотрел на брата и не мог поверить, что его нет, что он уже никогда не встанет, не заговорит… Мальчишке казалось это невозможным, невероятным, необъяснимым.

– Товарищ комиссар, – послышался голос дяди Гриши, – Василий Громов тоже скончался.

Сережа вдруг бросился бежать. Он бежал, не зная куда, сквозь кусты, меж высоких деревьев, бежал от ужасов смерти, от неутешного горя, от своего бессилия и отчаяния.

Дуся догнала его, когда уже стемнело.

– Сережа, поверь, мне так же тяжело, как и тебе, – сказала она, обняв парнишку за плечи. – Но разве этим поможешь? Да будь они прокляты, эти фашисты-гады! Но кто же, как не мы, должны отомстить за брата и двух Васей!

…Хоронили партизан далеко от того места, где был бой. Произносили короткие прощальные речи, давали клятву отомстить, никогда не забывать, быть такими, как они – павшие смертью героя, но Сережа не слышал ни слова, не видел людей…

Когда раздался прощальный салют, он не вздрогнул. С осунувшимся, повзрослевшим лицом, крепко сжав скулы, сухими, исстрадавшимися глазами смотрел, как засыпали могилу его брата и обоих Василиев.

Поставили деревянные памятники с надписью: «Они вечно с нами, как призыв к верности, мужеству и отваге». И лишь когда все разошлись, он упал на свежий холмик сырой земли и заплакал навзрыд горько и безутешно. Чьи-то сильные руки подняли мальчика и положили в сани на раскинутую шубу. Рядом лег Николай Демьянович, прижал мокрое лицо Сергея к колючим прокуренным усам, поцеловал и стал говорить тихим ласковым шепотом:

– Тяжело, брат, ох, как тяжело! Такие замечательные ребята!.. Ведь только в жизнь вступили. Еще ничего и не видели. Им бы жить да жить!.. Одно утешение – погибли в бою… Жизнь свою юную не даром отдали. Умерли, как герои… Ты, Сереженька, не думай о них, как о мертвых, думай, как о живых. Они с тобой рядом, они в твоем сердце, в твоей голове… Так легче горе пережить. И так вернее… память о них сохранить… Я Петра как сына родного любил… Ведь нет у меня уже семьи. Я никому не рассказывал, как после бомбежки похоронил сына, дочку-малютку и жену… Думал, не переживу… А вот видишь, воюю… Не у нас одних горе. Многие, многие теряют сейчас близких, родных… И от нас с тобой, мужчин, ждут не отчаяния. Оно не поможет. Чтобы горя меньше было, надо крепче бить фашистов, быстрее гнать их с родной земли.

Сережа, изредка всхлипывая, слушал комиссара, но думал все время о брате, о доме, о том, как горько будет плакать мама, когда узнает о гибели Петра. Вспоминались картины детства, мирной жизни, которая казалась теперь такой далекой, будто с начала войны прошел не год, а десять лет, не меньше…

Какое это было счастливое время! Они вместе с Петром ходили на охоту, и брат давал Сережке пострелять; прыгали с моста в речку – Петр учил нырять и плавать, учил терпеливо, долго; ловили рыбу бреднем; ходили в лес, собирали грибы, ягоды, и Петр всегда говорил маме, что Сережка набрал больше и ему полагается львиная доля… Перед глазами стояло лицо брата, то серьезное и строгое, то веселое или насмешливое, но неизменно заботливое к нему, Сережке, младшему брату. А теперь Петра нет и не будет! И Сережка опять заливался слезами. Комиссар что-то говорил еще, но Сережа его не слышал, он только чувствовал мужскую руку, которая гладила его по плечам.

Сани поравнялись с Лилей. Она шла медленно, опустив голову.

– Садись, Лилечка! У нас есть место, – крикнул комиссар и спрыгнул с саней.

Лиля упала на сани, привалилась к Сережке и заплакала.

– Не плачь, – строго сказал Сергей. – Вон у комиссара вся семья погибла! – и вытер рукавом слезы.

Сережа Корнилов.

В отряд привели старичка невысокого роста, с жиденькой бородкой, в шубенке, в лаптях, на голове заячья шапка.

– Подайте мне командира, – потребовал старичок. – У меня сообщение особое…

Привели его к командиру.

– Скажу только одному, – предупредил гость.

– Это комиссар отряда, – ответил капитан, – можно говорить.

– Ну, тогда… А этот мальчонка?

– Надежный. В комсомол скоро будем принимать, – объяснил командир отряда.

– Тогда другое дело, – старик снял шапку. – Так вот…

Старик рассказал, что в селе уже давно стоит отряд карателей. Солдаты разместились в школе. На вооружении у них семь броневиков и танк. Охраняет машины ночью только один часовой. Смена поста через час.

– Дрыхнут крепко. Напьются с вечера шнапсу да самогонки и дрыхнут… – закончил старикашка.

– Спасибо, отец, – поблагодарил командир, – но не узнают ли немцы, что ты был у нас?

– Мил человек, а я не собираюсь в село возвращаться. Тут останусь. У меня пять сыновей на фронте.

– А стрелять умеешь? – поинтересовался Демьяныч. – А то…

– Я в русско-японскую воевал, а потом германцев бил… Три георгиевских креста имею… – расхвастался дед. – Или не примете?

Приняли деда в партизанский отряд. Оружие выдали. А по данным, которые он сообщил командованию, была назначена на следующую ночь боевая вылазка. Возглавил ее сам комиссар Демьяныч.

…К деревне вышли за полночь. На темно-синем небе ярко светила луна и горели звезды. Трое были в маскировочных халатах. Только длинные тени выдавали движение.

Сергей и Николай подкрались к сараю, замерли. Демьяныч пополз к углу школы.

Похожие на черные гробы броневики стояли вплотную друг к другу. Часовой, обхватив автомат, медленно ходил взад-вперед возле машин. Он в тулупе, ворот поднят и головы не видно.

– Его, черта, ломиком не свалишь… – шепчет Николай.

– Ножом не пробьешь… – отвечает тоже шепотом Сережа.

– Ножом не пробьешь… – соглашается Николай.

Сердце у Сережи стучит часто и громко, и ему кажется, что часовой может услышать его удары.

По углу школы скользнула тень и слилась с силуэтом бронемашин. Это Демьяныч подкрался вплотную и ждет, когда сделают свое дело Николай и Сергей.

– Пора, – шепчет Николай.

Часовой идет прямо к сараю, где лежат у стены ребята. Вот он остановился, постоял, пошел в обратную сторону. Ровно двенадцать шагов сделает гитлеровец, потом повернется. За это время Николай должен успеть подскочить к крайнему броневику, притаиться и ждать, когда часовой повернется.

Отчаянный человек этот Николай – снял смерзшиеся валенки… чтобы не стучали.

Прыжок, еще прыжок и он уже возле броневика. Сереже не видно Николая. Но на всякий случай Сергей взвел автомат, прицелился в часового, держит на мушке.

Вдруг послышался гулкий удар. Часовой крякнул и повалился. Еще удар, еще…

Сережа, нагруженный тяжелой связкой гранат и взрывчатки, держа под мышкой валенки Николая, подбегает к броневику и видит Демьяныча.

– Спокойно! – хрипло говорит комиссар. – Привязывай вот здесь. – Демьяныч указывает место возле мотора, ближе к кабине, где нужно приладить гранаты.

Николай уже в тулупе часового ходит под стенами школы. Из-под длинного тулупа виднеются ноги в черных носках.

– Брось ему валенки, – шепчет Демьяныч, проворно привязывая к танку взрывчатку.

Вот между машинами уже натянута тонкая проволока.

– Осторожно, – предупреждает Демьяныч.

Сережа знает, что дотрагиваться до нее нельзя: произойдет взрыв.

«Мало взрывчатки и гранат, – сожалеет Сережа – швырнуть бы в окно…»

– А может я из автомата по окнам? – предлагает Сергей.

– Ни-ни… Нам уйти надо спокойно, – предупреждает Демьяныч и машет Николаю, чтобы тот покидал пост.

Несколько больших шагов – и все за сараем.

– Ну, ребятки, – радостно говорит Демьяныч, – нам повезло. Теперь…

Не успел договорить комиссар, как из-за сарая вышел гитлеровец. На мгновение он опешил, увидев людей в белых халатах, но потом судорожно стал отстегивать кобуру.

Словно рысь, бросился к нему Сергей и выстрелил в упор из автомата.

– К лесу! – крикнул комиссар. – К лесу!

Когда партизаны уже миновали занесенные снегом огороды и подбегали к кустарнику, раздался взрыв, еще и еще…

Сережа обернулся. Возле школы блеснуло пламя, а потом подряд еще два взрыва. Партизанские приспособления сработали!

И все было бы хорошо, если бы вдруг с окраины села не застрочили автоматы.

– Ребята! – громко крикнул Демьяныч. – Бегите правее. Я – влево. Нужно создать видимость, что нас много, побоятся преследовать ночью.

– А может все вместе? – растерянно спросил Сергей, догадавшись, что комиссар хочет отвлечь огонь на себя.

– Нет! – резко сказал комиссар. – Приказываю!

Он побежал к скирдам, то падая, то поднимаясь.

Николай и Сергей, миновав кустарник, оказались на открытой поляне. А от крайних домов, поливая из автоматов, бежали немцы.

Но тут из-за скирд послышалась ответная стрельба, часть гитлеровцев отделилась и, укрывшись за домами, взяла под обстрел скирды.

– Беги, я прикрою тебя! – крикнул Николай.

– Вместе будем! – ответил Сергей и выпустил очередь по фашистам.

Ближайшие солдаты залегли. Началась перестрелка.

– Беги! – кричит Николай. – Беги, говорят!

– Вот еще! – упрямится Сергей. Короткой очередью он срезал выскочившего из-за сарая офицера. Тот выронил пистолет, перегнулся на мостик и упал.

На мгновение у гитлеровцев замешательство. Николай снял шубу и повесил ее на сломанную ветку.

– Ну, а теперь не отставай! – крикнул он и кинулся в глубь леса. Сережа за ним.

Приблизившись к кустарнику, немцы увидели шубу и взяли ее под обстрел, думая, что это партизан притаился за кустом.

А в той стороне, где были скирды, вдруг стрельба прекратилась. «Жив ли Демьяныч?» – забеспокоились ребята.

– Нам нужно выбраться на дорогу, чтобы запутать следы, – сказал Николай.

Вышли к деревне Крапивне. Скоро рассвет. Дальше идти опасно. Хаты, заваленные снегом до самых крыш, как забытые на лугу копны, не подавали признаков жизни.

Возле одной из них приютился покосившийся сарай. Сережа первым юркнул в раскрытые ворота и поманил Николая:

– Иди, солома есть.

Солома старая, припахивает прелыми яблоками, но до чего же хорошо зарыться в нее хотя бы на час, отдохнуть. Уже вторая боевая ночь, тревожная и бессонная. Только разве уснешь, когда неизвестно, что с Демьянычем…

Где-то очень далеко, будто огромной кувалдой, ударили о мерзлую землю: ух! И все стихло. Может быть, это тоже партизанские «дела»…

В приоткрытые ворота видно небо. Луна уже скрылась за гребенку леса и звезды ярко мерцают золотистыми огнями. Кажется, что там, где горят звезды, дует огромной силы ветер, потому и мигают звезды, как разбросанные по лугу угольки.

– Пить хочется, – сказал Николай, – а снегом не напьешься.

– А мне бы кусочек хлеба, в животе будто курлычет кто-то… – Сергей вздохнул. – Или кусочек сала с ломтем черного хлеба. Есть охота, ужас…

За сараем звякнула щеколда, заскрипел снег под ногами. Николай вытащил из кармана гранату, приподнялся, замер в ожидании. Сергей оттянул затвор автомата.

– Кто тут? – послышался настороженный женский голос.

В дверях показалась укутанная в платок женщина. Горохов ответил:

– Мы здесь, мамаша, «охотники» за волками… Или ты партизан высматриваешь, иди сообщи!

– Что ты, сынок? – обидчиво ответила хозяйка, – у меня муж на фронте, сын погиб, да и сама-то я, чай, не какая-нибудь…

– А зачем же пришла? – спросил Николай.

– Выдала, как вы бежали. Один из вас раздетый, вот и принесла ватничек. В дом позвала бы, да боязно.

– Вот за это спасибо, мамаша. Зовут-то вас как? – поинтересовался Сергей.

– Тетя Нюра. До войны в газетах писали про меня. Доярка я. А теперь даже теленка в деревне нет.

– Тетя Нюра, а не опасно у вас? – спросил он.

– Нынче всюду опасно. Вы только лежите тихо, – ответила она.

– Пить охота, водицы бы… – попросил Николай.

– Сейчас, родной, сейчас принесу.

Вскоре тетя Нюра возвратилась.

– Небось голодные? Вот чугунок картошки… Поешьте.

– У вас в деревне нет немцев-то? – спросил Николай. – Видать, тихо живете?

– Уж чего там «тихо», – возразила женщина. – Намедни деревенские мальчишки привязали мину к офицерской собаке и пустили. А пес-то здоровенный, как влетит в дом, да как бросится к хозяину, а мина и бабахнула… Соседского мальчонку до смерти запороли.

– Молодцы мальчишки! – похвалил Сережа. – Это по-нашему!

– По-вашему, а мальчонки-то нет. Помер.

Тетя Нюра плотно прикрыла дверь в сарай и метлой замела следы.

«Кто знает, может и здесь „невидимки“ действуют?»– подумал Сергей.

Весь день партизаны просидели в сарае. А следующей ночью благополучно добрались до своей базы.

– Ты что же, Сергей, Демьяныча не уберег? – пробасил дядя Гриша, развешивая на сучьях мокрую одежду комиссара. У Сережи сердце замерло. «Неужели?..» – Раненый пришел. Пуля, чертова, плечо перебила…

– Ну, напугал ты меня, – сказал Сергей и заулыбался.

В землянке на своей соломенной подушке Сергей нашел записку:

«Ухожу в штаб бригады. Путь далекий, может, не скоро увидимся. Если встречу где-нибудь мать, передам от тебя привет. А пока прощай. Лиля».

Зима подходила к концу. Потемневший ноздреватый снег заметно оседал. Рыжели проселочные дороги, вислокрылые темно-зеленые ели украсились остропикими сосульками, запахло весной. А на фронте, как и прежде, идут жаркие бои. По ночам доносится гул артиллерии, днем летят на запад самолеты.

Советская Армия – гонит врага. Каждый день комиссар сообщает радостные вести. Уже многие города и села освобождены от немецких захватчиков.

Бойцы слушают Демьяныча, и их суровые, обожженные морозом лица расплываются в улыбке. Ничего не скажешь, новости самые утешительные. Но партизанам не легче. Вот уже свыше трех недель отряд капитана Андреева ведет кровопролитные бои с отборными гитлеровскими частями. Немцы бросили против народных мстителей целое соединение с танками и пушками.

«Если не разделаться с этими русскими „невидимками“, – говорилось в одном из захваченных в бою приказов командующего немецкой армией, – то они вместе с советскими войсками – и нас уничтожат. Надо до весны покончить с партизанами».

Приняв на себя главный удар врага, партизанский отряд имени Щорса оказался в окружении. Но и отрезанные от сел и деревень, которые снабжали партизан продовольствием, бойцы капитана Андреева оборонялись героически. Однако вражеское кольцо с каждым днем сжималось, а силы отряда слабели. Боеприпасов оставалось мало, продовольствие кончилось.

Положение создалось отчаянное. Никакие усилия вырваться из окружения не приносили успеха. Дядя Гриша с группой партизан хотел пробиться в ближайшую деревушку за продуктами и три раза водил бойцов в рукопашную схватку. Ловко орудуя длинной жердью, он уничтожил несколько фашистов, но вражеская пуля сильнее дубины.

Фашисты, не щадя и своих солдат, открыли огонь прямой наводкой. Немало уничтожили немцев. Но и партизанский великан был смертельно ранен. Тогда отважный, прославившийся во многих боях лейтенант Гаранин со своим взводом сделал новую попытку вырваться из кольца. Гитлеровцы бросили против горстки партизан шесть танков и гаранинцы оказались отрезанными от главных сил своего отряда.

Лейтенант, израсходовавший все патроны, был схвачен немцами, но живым не сдался. Он вырвал у гитлеровца штык, заколол двоих фашистов, а потом вонзил штык себе в сердце.

Как и взрослые, все трудности партизанской жизни мужественно переносил Сережа. Но мальчишка окончательно ослаб, в глазах темнело, ноги подкашивались и очень хотелось спать.

Под вечер бой затих. Наблюдатели сообщили, что фашисты подтягивают кавалерийскую часть, производят перегруппировку. Нужно ожидать новую атаку гитлеровцев.

– Коммунисты и комсомольцы, к командиру! – послышалась команда.

– Идем, Сергунька, – сказал комиссар, – потолкуем, что и как.

Под ветвями гигантской сосны собралось человек двадцать пять. Лица заросшие, глаза лихорадочно блестят.

Андреев встал, обвел взглядом присутствующих и коротко спросил:

– Ваше мнение, товарищи?

– Будем биться до последнего патрона! – твердо сказал Николай Горохов.

– Не сдаваться же гадам, – поддержали его другие.

– Я предлагаю собрать все силы в один кулак и на узком фронте ночью в рукопашную… – произнес комиссар. – Умереть мы всегда успеем…

И вдруг поднялся маленький старик в заячьей шапке, тот самый, который в отряд пришел совсем недавно, и сказал:

– Я вот что скажу, товарищи дорогие, мальчонку надо спасти. Ему жить да жить. А как спасти, пущай сам думает, может того… к ним пойдет?

К старичку подошел комиссар.

– Нет, дед Архип, Сергунька в плен не пойдет. За его голову немецкое командование железный крест обещает. Не дело говоришь, дед. – Комиссар задумался, потер виски и положил на плечо парнишки руку. – Вот что… Надо зарыть его в снег, а самим отходить к западной группе отряда. Там мы и ударим в штыки… Тем самым мы отсюда отвлечем немцев. Преследуя нас, гитлеровцы уйдут с того места, где мы зароем Сергуньку. Ночью, когда все стихнет, он встанет…

Сергей вскочил:

– Верно! Я проберусь к советским войскам, и они выручат вас…

– Хорошо сказку говоришь, да как получится? – прошамкал дед. Он снял заячью шапку и бросил Сергею прямо в руки. – Пригодится, возьми.

Сергей отказывался, но Николай Горохов толкнул в бок:

– Бери, под снегом не жарко.

– Товарищи коммунисты и комсомольцы, – обратился вдруг комиссар к собравшимся. Лицо его приняло неожиданно торжественное выражение, – вношу предложение принять Сергея в члены ВЛКСМ. Пусть на это ответственное задание пойдет он, как комсомолец. Кто за?

Взметнулись вверх руки.

Сергей не ожидал этого. Он растерянно огляделся, потом встал по стойке «смирно» и прижал к ноге трофейную винтовку:

– Обещаю… В общем, ваш приказ выполню! – сказал он срывающимся от волнения голосом.

Дальше говорили о плане действия отряда, но Сергей не слушал, он уже думал о задании, как лучше выйти к своим… «Эх, жаль, так Петр и не увидел, как меня приняли в комсомол…»

– Ну как, не струсишь? – перебил его размышления капитан.

– Не маленький, – сурово сжав губы, ответил Сергей.

Выбрали место поближе к дороге. В углублении сделали из веток постель, а когда Сергей лег, его укрыли белым маскировочным халатом и засыпали снегом.

– Тут вот щелка есть, поглядывай, – сказал комиссар. – Когда все затихнет, вставай и по компасу – на восток. Ты слышишь?

– Слышу! – Сергей глянул в щель и увидел серую повязку, на которой Демьяныч носит свою раненую руку.

– Не усни! А повстречаешь наших, пусть не мешкают!

– Есть! – ответил Сергей. – Все будет сделано!

– До встречи! – попрощался командир.

– До скорой встречи! – послышалось из-под снега.

Наступила тишина, и Сережа почувствовал тоскливое одиночество. Ориентировку во времени он потерял сразу же, как только остался один. То казалось, что уже прошло не меньше часа, то как будто вот-вот заглохли тяжелые шаги комиссара и не прошло и пяти минут.

Во скольких боях приходилось бывать и не робел, а под снегом показалось страшно.

Ноги стали мерзнуть сразу же. Спохватился, что не переобулся, не сменил сырые портянки, но теперь уже поздно. Потом возле лица подтаяло и за ворот покатились ледяные капли воды. Пошевелиться – свалишь маскировку.

Незаметно холод стал пробираться под шубенку. Лишь заячья шапка грела хорошо и голова не мерзла, а вот ноги…

Сережа и пальцами шевелил, и приловчился ногами постукивать, не согревает. Потом почувствовал покалывание в ступнях и нестерпимую ломоту в коленях: «Может, встать?»

Сначала в тишине даже было слышно, как синичка попискивает, а потом вдруг где-то совсем близко застрочил автомат, потом стрельба послышалась чуть дальше, потом еще дальше. Кто-то пробежал рядом, чуть не наступив на голову. Затем на мгновение все стихло.

Неожиданно рядом заржала лошадь тонким и протяжным голосом, будто засмеялась. Затем лошадь, фыркая, всхрапывала, а всадник громко сморкался. Лошадиный топот был так близко, что Сережа забеспокоился, как бы всадник не наехал на него. Но все обошлось благополучно. Топот стал удаляться.

Сережа слышал чужую речь, хруст прихваченного морозцем снега. Немцы говорили мало, отрывисто. Видимо, разведчики. Скажут слово – молчат, потом еще несколько слов – опять молчат.

Над самым ухом немец смачно чавкал, скреб ложкой в котелке. У Сергея заурчало в животе. Это очень напугало его. Вдруг услышат… Со страху колотила мелкая дрожь.

Когда конский топот затих, кто-то недалеко стал кашлять и закурил махорку. Терпкий запах проникал даже через снег.

«Кто это? – думал Сергей. – Если враг, почему один, если свои, то зачем здесь, где только что были немцы?» Запах махорки стоял очень долго. Хотя все смолкло, Сергей решил пока не двигаться. В маленькое отверстие перед левым глазом было видно лишь кусочек неба и сучок сосны. Звезды еще не загорелись, но небо уже посинело, и белое, разорванное в клочья облако, как стайка голубей, парило над лесом.

Стрельба все удалялась и удалялась. Потом стали слышны лишь взрывы гранат и далекий стук пулеметов. Над головой кто-то осторожно прошуршал, и хрустнула ветка.

«Кто это? Не следят ли за мной?» – подумал Сергей и тотчас увидал на сучке серенькую белочку. Ее круглый глаз смотрел прямо в отверстие, через которое наблюдал Сергей. Пушистый хвост лежал на спине.

Если уж белка спокойно сидит так низко на сучке, значит, по близости никого нет.

– Дорогая ты моя разведчица, – тихо сказал он и смело встал.

Белка сначала удивилась, увидев внезапно появившегося человека, потом бросилась на ствол сосны и мгновенно оказалась на верхушке дерева. Смотрит оттуда, не поймет, что за чудо, как мог снежный холмик превратиться в человека?