Текст книги "Чудо человека (сборник)"

Автор книги: Андрей Балабуха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

КОКТЕЙЛЬ ДЕКСТЕРА

Пока Крейн пересекал кабинет, его все-таки пару раз качнуло, он чуть задел плечом косяк, потом створка двери скользнула на свое место, и Декстер и Мэдвигом остались одни.

– Ну, – ледяным тоном поинтересовался Декстер. – Что скажете, майор?

– Что на звездолете всегда можно припрятать яшик-другой виски, и никакой таможенный досмотр его не обнаружит.

Это было настолько очевидно, что Декстер промолчал. Мэдвиг размеренно маршировал по кабинету – шесть шагов от двери к окну, шесть от окна к двери. На пятой минуте у Декстера от этого коловращения закружилась голова.

– Да сядьте же вы, наконец!

Мэдвиг осторожно опустился в кресло по другую сторону коммодорского стола. Кресло ахнуло.

– Если ребята с «Доры» действительно притащили пару ящиков виски, а больше незаметно провезти все-таки трудно, то оно должно когда-нибудь кончиться. И даже скоро: что такое два, ну пусть даже три ящика для нескольких сот человек с четырех баз!..

– А пока, – подхватил Мэдвиг, – лучше всего не соваться в зону космодрома. Через неделю на долю наших парней там уже ничего не останется.

Декстер кивнул.

– А что будем делать с Крайном, майор?

– Ему и так после вашей выволочки три дня не спать…

– Что-то мне не верится, чтобы у сержанта были нервы институтки.

– Я знаю его лучше, коммодор, – отрезал Мэдвиг. Что правда, то правда: своих людей начальник транспорта Форт-Мануса знал.

– Хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. Но если такое повторится… – Декстер одарил Мэдвига многозначительным взглядом. – Вы свободны, майор.

Через пару дней на совещании командиров баз Декстер попробовал выяснить, не случалось ли чего-нибудь подобного у соседей. Однако ни доктор Лундквист, начальник объединенной скандинавской базы, ни полковник Канаяси, ни даже старина Леженаль на его осторожные наводящие вопросы не ответили. Оно и понятно: кто же на Границе захочет признаться в нарушении сухого закона?

Заседание проходило в одном из зданий космодромного комплекса. Космодром был единственным на Альби, а потому громко именовался международным и служил местом проведения всех подобных встреч. Воспользовавшись случаем, Декстер в перерыве заглянул к начальнику таможни и имел с ним собеседование, в ходе которого выяснилось, что начальник таможни претензий коммодора Декстера никак принять не может, поскольку при досмотре контрабандных грузов на «Доре» обнаружено не было. В свою очередь, коммодор Декстер выразил некоторое сомнение в тщательности досмотра, тем более, что таможенники – тоже люди, которым, следовательно, тоже хочется выпить. Именно по этой причине, было сказано ему, в тщании таможенников сомневаться не приходится, поскольку обнаруженные контрабандные товары конфискуются в их пользу, против чего никто не возражает во избежание дипломатических осложнений. Признав последнее возражение резонным, Декстер ретировался.

А поскольку вторая часть совещания была посвящена обсуждению проекта дороги, которая соединила бы все четыре базы, и необходимость в которой ощущалась уже давно, то Декстер вскоре начисто забыл о своем ЧП.

Обратно он летел вместе с Леженалем и по дороге договорился о долговременной аренде геоскопа, который с «Дорой» им почему-то не прислали и который был у французов. Правда, взамен пришлось отдать передвижную метеостанцию, но их в Форт-Манусе было три.

За геоскопом Декстер послал на следующей неделе. Чэд Сташек, главный геолог базы, прямо-таки подпрыгивал, усаживаясь в машину рядом с сержантом Грили, мрачноватым крепышом из Доусона, лучшим водителем Форт-Мануса. Благодаря привезенным «Дорой» аэрокарам, сменившим неторопливые гусеничные вездеходы, поездка к французам превратилась в чуть больше чем шестичасовую прогулку. Да и дорога была превосходная, спасибо Леженалю и предшественнику Декстера, полковнику Мак-Интайру! В сущности, пока это была единственная настоящая дорога на Альби. Она соединила американскую базу с французской, самой старой на планете, а эту последнюю с космодромом. Скандинавы же и японцы соединялись с космодромом я соседями только по воздуху, и ради любого пустяка им приходилось гонять гравикоптеры, что было, прямо скажем, довольно накладно. А через алъбийскую сельву не пробился бы и танк высшей проходимости, если не прокладывать себе дорогу с помощью корабельной противометеоритной пушки или излучателя антипротонов, конечно…

У французов Сташеку и Грили предстояло заночевать, чтобы двинуться в обратный путь уже утром: ночная сельва – это ночная сельва, а береженого Бог бережет. Следовательно, вернуться они должны были часам к трем следующего дня.

Впрочем, знай Декстер, как это возвращение будет выглядеть, он не только не пустил бы Сташека и Грили а маршрут, но и в качестве превентивной меры посадил бы обоих под домашний арест. Потому что картина, представшая ему на следующий день, была красочной и впечатляющей.

Декстер сидел в кабинете н подписывал ворох бумаг, накопившихся за последние три дня, – ~ мерзейшее занятие, которое коммодор всегда старался оттянуть до последнего. Как раз в тот момент, когда он подписывал акт о списании переносного ментоскопа, оставленного доктором Шпринцом на поляне перед биологичкой и проглоченного случайно забредшим шатуном-псевдисом… бедная, вечно голодная тварь: по свойственной ей жадности проглотив ящик объемом в добрый кубический фут и промаявшись животом часа два, она изрыгнула его обратно в Косой Пади, где он и был найден, измятый жвалами и чуть ля не насквозь проеденный желудочным соком), как раз в этот момент раздался мощный вибрирующий вой, в котором Декстер без труда узнал сирену аэрокара. Обрадовавшись поводу, коммодор встал из-за стола и подошел к окну

Открывшееся зрелище мигам заставило его забыть и о полупереваренном ментоскопе, н обо всех канцелярских делах вообще.

Аэрокар только что показался из ущелья Гримсдейла и теперь несся прямо к воротам Форт-Мануса, завывая сиреной и поблескивая на солнце лопастями пропеллера, остекленевшего в ноющем вращении. Впрочем, прямо – это слишком сильно сказано, потому что на самом деле машина выписывала сложные биения, которые лишь с большой натяжкой можно было бы назвать синусоидальными. Расстояние между машиной и воротами стремительно и неумолимо сокращалось, и Декстер почувствовал, что у него волосы поднимаются дыбом. Но Грили в самом деле был асом: тяжелый аэрокар в последнюю секунду все же вывернул на ту единственную прямую, которая могла ввести его на территорию Форт-Мануса, натужно взвыл и скользнул между сторожевыми башнями. Декстер перевел дух и высказался. Если отсеять все труднопереводимые идиоматические обороты, несшие чисто эмоциональную нагрузку, смысл его тирады свозился к следующему: на этот раз Мэдвигу не удастся выгородить своих людей, и уж Декстер позаботятся, чтобы им… Что им, Декстер не договорил. Аэрокар остановился посреди двора, с легким шипением спустил воздушную подушку и осел на бетонные плиты. Дверцы открылись, и из машины в разные стороны кое-как выбрались Сташек и Грили. Глядя на их безмятежно-осоловелые физиономии, Декстер окончательно убедился, что по крайней мере добрая часть контрабандного спиртного обошла-таки таможню и осела в недрах французской базы. Гостеприимством же

Колено – место, где ущелье изгибалось почти под прямым углом, – приходилось проезжать всем. Грубо говоря, это значило, что хоть раз в неделю кто-нибудь да бывал там.

– Заметьте, майор, – прервал затянувшееся молчание Блад, – все началось после прибытия «Доры». Так что коммодора понять можно: после того – значит, вследствие того.

– "Дора" – контрабандный виски. Логично, – согласно кивнул Сташек. – Грешен, после истории с вами, Крайн, я и сам так думал… Но если не виски, то что же? Что мы еще получили с "Дорой?"

– Я – диагностический комбайн и ПРП, – откликнулся Блад.

– Электронный микроскоп… комплект для биологички… ультрамикротом… – стал перечислять Шпринц.

– Консервы, – добавил Грили.

– Ну, пищевое отравление здесь ни при чем, – отмахнулся Блад.

– А что при чем? – Не без ехидства полюбопытствовал Мэдвиг.

– Понятия не имею. Что еще мы получили?

– Запчасти к геотанкам. Микрореакторы. – Мэдвиг на мгновение задумался. – Катапульту для гравикоптеров…

– Аэрокары, – вставил Крайн.

– Не то, не то, – сокрушенно вздохнул Сташек.

– А может быть, в то самое, – возразил Мэдвиг. – Почем знать? Мы же ищем сами не зная что.

– Если отбросить алкогольную версию… – начал Шпринц. Возмущенный Сташек поперхнулся дымом, ксенобиолог же невозмутимо продолжал: – То я могу предположить воздействие на психику со стороны какого-то представителя местной фауны. Правда, ни псевдис, ни рогатый монстр гипнотическими способностями не обладают…

– Почему обязательно гипнотическими? – спросил Блад. – Если здешнее зверье боится нашего акустического барража, оно и само может оказаться способным ко звуковым атакам. Что вы на это скажете, коллега?

– Что это крайне маловероятно, коллега Блад… И прежде всего потому, что никакому здешнему зверю не нужно нас спаивать.

– Возможно, пьянеем только мы, а местное зверье дохнет или приходит в шоковое состояние. Скажем, если это гипнотическое существо способно генерировать инфразвук…

– А не может ли его генерировать аэрокар? – перебил врача Сташек.

– Не считайте конструкторов глупее себя, доктор, – возмутился Мэдвиг. – Если такой звук опасен, его, безусловно, быть не может.

– Как и инфpaзвукoиздающeго монстра, – присовокупил доктор Шпринц. – Насколько я представляю здешнюю фауну.

– Однако, гипноизлучающего монстра вы предоставить себе могли, коллега Шпринц?..

– Стоп, – сказал Мэдвиг; ему все меньше нравился ход совещания. – Боюсь, так мы скоро придем к тому, с чего начали.

– А что вы предлагаете, майор?

– Напиться.

– То есть? – То есть отправиться туда, к Колену, и повторить маршрут Крайна и Грили. В порядке, так сказать, следственного эксперимента.

– А что, в этом сеть резон, – согласился Сташек.

Через полчаса шестиместный аэрокар выскользнул за ворота Форт-Мануса.

А через восемнадцать часов Мэдвиг сидел в кабинете Декстера.

– Должен признаться, вы были правы, коммодор, – сказал он, невинно уставившись Декстеру в глаза.

– В чем?

– Крайн, как и Грили с доктором Сташеком, налились именно святым духом.

– Тем же, что и вы, майор? – За спокойствием коммодора Мэдвиг ощутил сокрушительную ярость голодного псевдиса.

– Так точно, коммодор. Неповторимое ощущение, почти полная эйфория, как сказал доктор Блад.

Декстер поднялся из-за стола. В голосе Мэдвига звучала такая убежденность в полной безнаказанности, что коммодора невольно подмывало эту уверенность обмануть. Однако он сдержался.

– Так в чем все-таки дело, майор?

– В аэрокарах. Вы помните стены ущелья? Они все трещиноватые. И в Колене есть трещина, точнее, даже каверна, которая уходит прямым продолжением выхода из ущелья. Когда аэрокар поворачивает, поток воздуха от винта ударяет в эту каверну, и в ней создастся эффект органной трубы. Причем «поет» она инфразвуком с частотой двенадцать герц и звуковым давлением сто пятнадцать децибел. А такое сочетание оказывает на мозг воздействие, адекватное чистому спирту в неограниченной дозе…

Когда на следующее утро вход в каверну забетонировали, Декстер облегченно вздохнул. Теперь инцидент действительно был исчерпан.

В этом блаженном убеждении коммодор пребывал целую неделю, до того момента, когда к нему в кабинет вошел Мэдвиг в сопровождении вездесущего Картрайта. На лицах у обоих было такое выражение, что сердце Декстера сжалось в предчувствии… И предчувствие нс обмануло.

– Взгляните-ка в семнадцатый бокс, коммодор, – попросил Мэдвиг, пока Картрайт делал переключения на панели экрана внутpcннcй связи.

Декстер уставился на появившееся изображение.

Внутри бокса собралось человек десять – механики, наладчики из ремонтной мастерской и даже кое-кто из лабораторного персонала. Они сидели в самых разнообразных позах вокруг чего-то, явно переделанного из барражной сирены, – такие через каждые двести ярдов были расставлены вдоль дороги, пронзительным воем отпугивая псевдисов. На лицах у всех застыло идиотски-блаженное выражение.

– Инфразвуковой излучатель, – коротко пояснил Мэдвиг. – Приспособились, сволочи…

О том, что эту штуку почему-то окрестили "коктейлем Декстера", Мэдвиг тактично умолчал.

1972

АНТИГРАВИТАТОР ЭЛЬКИНДА

Как сейчас помню: было ровно половина пятого. Я как раз в окошко увидел, что плотники мои сворачиваться начали, на часы посмотрел – не рано ли? Нет, не рано, рабочий день у нас в шестнадцать сорок пять кончается. И только это я домой собираться стал, вбегает взмыленная Ниночка, секретарша директорская:

– Василь Палыч, вас Марь Яковлевна срочно просит!

Вечно у нас так: как к концу дня дело, обязательно вcnлывaeт что-то сверхсрочное. Никакого порядка. Нет, не было и не будет. Специфика наша такая – местная промышленность. И когда я из нее сбегу?..

Поднимаюсь я на второй этаж, захожу в директорский кабинет. Слава Богу, там еще Марк Германович сидит, снабженец наш. Значит, не тетатетничек. Очень не люблю я с директрисой нашей тетатетничков, ничего хорошего от них ждать не приходится, – либо разнос, либо какую-нибудь такую каверзу подсунет, что в три года не расхлебаешь.

– Слушай, главмех, – говорит директриса этаким персиковым голосом. "Ну, – думаю, – держись, Васька, сейчас тебе такое подсунут… " И подсунули: – Марк Германович достал нам для котельной антигар…

– Антигравитатор, – подсказывает Элькинд.

– Именно. Так вот, разобраться с ним надо. Сумеешь?

Что он, думаю, за дурачка меня держат, что ли?

– А какой он, – спрашиваю, – антигравитатор-то? Гривигенный или гравизашитный? – Надо же показать, что и я не лыком шит и фантастику читаю. Вот за директрисой такого греха, признаться, до сих пор не замечал.

– Не знаю, – отвечает Элькинд. – Это вы сами, Василий Павлович, разбирайтесь. А мне какой дали, такой и хорошо. И на том спасибо. Думаете, просто достать было?

– Да нет, не думаю, – говорю. И в самом деле не думаю, потому как не знаю, что и думать.

– Вот и ладно, – заключает Мария Яковлевна. – Спасибо, Василий Павлович, я знаю, что на тебя всегда положиться можно.

Ишь, как завернула! Как будто мы не с ней сегодня утром перелаялись вдрызг. Значит, здорово приперло…

Выходим мы с Элькиндом из кабинета. Молчим. На лестнице я не выдержал и спрашиваю:

– Слушайте. Марк Германович, что все это, собственно, значит? Разыгрываете вы меня. что ли?

– Почему разыгрываю, Василий Павлович? – удивляется тот. Искренне так удивляется, шельма, любо-дорого. – Вы же сами тогда на планерке про антигравитатор вспомнили. Или запамятовали?

Ничего я не запамятовал. Это с месяц назад, примерно, было. В конце августа. Тогда на совещании один вопрос стоял: как с котельной быть? И сейчас стоит, между прочим. Как нож под ребром у меня стоит.

В котельной у нас три котла: один ничего еще, ДКВР, а другие два – экспонаты музейные, шотландские котлы аж 1897 года выпуска. ДКВР на производственные нужды работает, а шотландские – на тепло. Котлонадзор на нас уже невесть сколько лет из-за них зуб точит. Сколько помню, а на заводе я уже шестой год, нам к концу лета запрещали их эксплуатировать. И правильно: кто знает, в какой момент с ними что случится? Мария Яковлевна звонила в Управление, оттуда приезжал Маркин, шли они в Исполком, еще куда-то… И получали разрешение: "В порядке исключения на один отопительный сезон…»

А на этот раз – начальство у них там сменилось, что ли? – Котлонадзор на дыбы встал. Не позволим, мол, и все тут.

Главный наш, как прослышал про это дело, сразу больничный взял, благо гипертоник. В любом разе с него взятки гладки будут. И крутись тут как знаешь.

А что крутиться? Новый котел – фондов нет, чтобы получить, а главное – через два года нас должны к объединенной котельной подключить, в пай мы уже вошли, деньги с нас сняли. Кто тут позволит существующую котельную реконструировать?

Элькинд выручил. Договорился с железнодорожниками о передаче нам двух паровозов. Их котлов на тепло хватит. Да только как до них добраться? По прямой от завода до тупичка, куда их загнали, километра два с гаком. Теплотрассу такую тянуть – не в копеечку, в длинный рубль влетит. А на территорию не доставишь: ветки нет. Стоят они там, милые, – близок локоть, да не укусишь!

Все это мы тогда на планерке я жевали-пережевывали. Ну я и брякнул – в порядке анекдота, для разрядочки, – вот бы, мол, антигравитатор применить. Поднять паровозы да на промплощадку и перебросить. Можно бы, конечно, и вертолетом, да во-первых, кто нам его даст – опять же местная промышленность, а во-вторых, вертолет нужен мощный, "летающий кран", а у того воздушное давление от винта аховое, – разом все фонари на цехах повылетят…

А Элькинд тем временем продолжает:

– Одному удивляюсь, Василий Павлович, откуда вы про антигравитаторы узнали? Появились они совсем недавно, и, насколько я понял, изобретение это пока не то чтобы секретное, но и не слишком афишируемое. Мне пришлось нажать на все пружины, какие знаю, чтобы получить его в аренду хоть на три дня. Благо у меня с прошлых лет кое-какие связи остались…

А связи у Элькинда, прямо скажем, мощные. Не знаю уж, кем он раньше был и где, – сюда, в Усть-Урт, он недавно приехал: климат, мол, здесь для него подходящий, город ему понравился, маленький, уютный, как раз для пенсионера… Одно скажу: для завода такой снабженец не только на вес золота, а и того дороже. И что пенсионер он – тоже не полумаешь, активности и энергии в нем на десятерых.

Слушаю я его и думаю: и впрямь зажрались мы. ничем не проймешь. Люди по Луне шлындрают, а нам хоть бы что, привыкли. Антигравитатор этот самый я уж такой фантастикой считал, что дальше ехать некуда, так нет же, и это сделали, да не опытный образец, а в серию запустили. А я тому только и удивляюсь, что и нам он достался. Так-то.

Дошли мы до склада.

– Вот. – говорит Элькинд. – Получайте, Василий Павлович. Но только ежели что – головой отвечаете. Я его… как бы это сказать?.. не слишком официально получил, так что вернуть надо в целости и сохранности.

– Чего там, – говорю, – не беспокойтесь, Марк Германович, все в лучшем виде будет. Только надо это барахло ко мне в ОГМ стащить, придется видно, сегодня, подзастрять, – времени-то у нас два дня всего, чтобы вовремя вернуть.

Тащить, правда, там почти нечего было. Четыре полусферы, даже не полусферы, а полуяйца с футбольный мяч размером: на выпуклой стороне у каждого ручка для переноски, черные лакированные, а плоская поверхность блестит, как у утюга. И пульт управления – этакая подкова-набрюшничек с ремешком, чтоб на шею вешать. Все это уложено в пластмассовый футляр, аккуратненько так, красивенько, – сплошная промышленная эстетика, дизайн, так сказать.

Вдвоем мы этот чемодан ко мне притащили. Элькинд ушел, и остался я с этим чудом науки и техники наедине. Посмотрел-посмотрел я на него, и не по себе мне как-то стало. Не привык я к таким вещам. Вот к паровым котлам прошлого века – привык; к очистным сооружениям из мусорных баков – тоже. А такого – и представить не мог. Несовместимо уж больно: местная промышленность – и антигравитатор. Ну да ладно. Люди делали – люди и разберутся. Тем паче инструкция к нему приложена.

Разобрался я с этой штуковиной легко. Как пользоваться – в инструкции написано, да так, что и ребенок поймет. Через пару часов я уже настолько с антигравитатором освоился, что у меня столы да шкафы так по комнате и порхали. А потом обнахалился и решил в нутро ему слазать – интересно ведь! Тем более пломб там не было, только головки болтов красным лачком замазаны, – так у меня самого такого лачку вагон.

В пульте ничего интересного не было – дистанционное управление на сантиметровых волнах. Зато гравиэффекторы – это да… Ковырялся я в них почти до утра. И такая меня зависть взяла! Живут же люди – вон какие штуки лепят. И не боги какие-нибудь, не столпы науки, лауреаты Нобелевские, – такие же работяги, как я. Только попали по распределению не на Усть-Уртский завод металлоизделий, а на этот самый Опытный завод Томского института гравистики.

Вспомнил я тут, как впервые на завод наш пришел. Тогда как раз цех игрушек строить начинали. И выглядело это так: вышла Мария Яковлевна, от стены первого цеха тридцать шесть шагов отсчитала, потом поперек восемнадцать, пометили углы колышками – и давай! Что нам стоит дом построить? Хозспособом. Где панель, где кирпич; балок перекрытий не достали – добыли где-то сваи; и черт с ним, что они на горизонтальную нагрузку не рассчитаны, – потом как-нибудь укрепим; из стены они на три метра торчат? – ерунда, отрубим! Так цех и сляпали. Да что цех, весь завод такой же самострой. Любого архитектора от такой застройки кондрашка бы хватила, – распласталась по участку не то морская звезда, не то осьминог, черт-те что, словом. И ничего, работаем. План перевыполняем…

Томский-то этот опытный завод, небось, игрушечка: цеха по линеечке, дворы да проезды асфальтированные, площадки отдыха всяческие, малыми архитектурными формами украшенные, – нашей деревне не чета. Мы ведь, собственно, не в самом Усть-Урте, а в предместьи находимся.

Раньше здесь деревня была, Большая Жижица. Домишки тут деревянные, канализации, естественно, нет. Вот все заводские сточные воды и свозили цистернами в старый карьер, километров за пять отсюда. И еще с двух заводов – тоже. Получилось там озеро – не озеро, болото – не болото, словом, водоем с зеркалом в пять гектаров. И аромат оттуда – с подветренной стороны в километре наповал бил. Спохватились. Запретили. Грозились вообще завод закрыть. Обязали очистные сооружения поставить.

Ладно. Нам Усть-Уртский филиал Гипроместпрома такие очистные спроектировал – конфетка! Двухэтажное здание, сплошь стекло да бетон, операторская – фантастам не снилась, – бытовки – хоть жить переселяйся, холл, цветные изразцы на стенах, фикусы всякие… Одна беда – стоит эта конфетка семьдесят шесть тысяч. А у нас – семнадцать. Вот тогда и состоялся у нас с Марией Яковлевной очередной тетатетничек. И родился в итоге монстр: три металлических чана, вроде баков мусорных, в землю вкопаны, в них сточные воды собираются, а через отверстия в крышках ведрами нейтрализаторы заливают – вот тебе и вся КИП-автоматика. Как «очистные» эти через все инстанции провели – понятия не имею; я тогда, грешным делом, в отпуск сбежал, чтоб глаза мои этого не видели.

А в Томске тем временем однокурсники мои антигравитаторы ладили. Так-то. Ну да ладно.

Словом, на следующее утро собираю я бригаду, и пошли мы в тупичок, где паровозы наши стоят. Подлез я под паровоз, прилепил гравиэффекторы. Два спереди, возле передней оси, два сзади, под будкой, – что твои магнитные мины.

Отошел. "Ну, – думаю, – была не была". И включил. Вдавил клавишу пуска, а самому, хоть и поупражнялся вчера, не по себе все-таки. Кручу осторожненько кремальеру – сперва на нейтрал вывел, патом дальше… Поднялся мой паровоз и повис в метре над землей.

– Ну, – говорю, – навались, мужики!

Мужики навалились. Тяжеленько, конечно: вес-то я убрал, а масса все равно осталась. Но стронули-таки. Так и идем: впереди я раком пячусь, потом паровоз летит, а сзади мои парни его подталкивают. Дорога, слава богу, прямая, один поворот всего, да и тот плавный. А не то не знаю уж, как справились бы, – инерция-то у этой дуры о-го-го! Пячусь я так, а у самого в голове пустота звенящая, вакуум интеллектуальный. И только одна строчка идиотская крутится: "Летят по небу самолеты-паровозы…»

Даже вслух напевать стал. Хочу остановиться – и не могу. Кретинизм!

Вокруг толпа собралась, естественно, гвалт стоит, гам, кто реплики какие-то подает, кто ахает, кто-то просто от избытка чувств вопит… Живописная, словом, картинка.

К обеду перегнали мы его, родимого, на завод, поставили на площадке позади котельной. Потом второй. Натренировалась моя бригада "Ух!" – любо-дорого. Тендеры уже запросто перекантовали.

А дома я в "Вечернем Усть-Урте" уже заметку об этом прочел. "Наука помогает производству" называлась. Правда, наврано там все было, но зато с пафосом.

Элькинда я в тот день не видел. А на завтра приходит он ко мне, возвращаю я ему чемодан, все честь-честью. И спрашиваю:

– Марк Германович, а каким чудом вам удалось его добыть?

– Какое ж это чудо, – отвечает. – Василий Павлович. Просто… как бы это сказать?.. Личные связи, что ли. И сложная обменная комбинация. Я наши шотландские котлы Политехническому музею обещал, – таких, говорят, больше нигде не осталось, так что, выходит, ценность они немалая. А Жук, директор музея, меня связал кое с кем… Так оно все и получилось.

– Ясно, – говорю. А самому, между прочим, ничего не ясно. Нет, я понимаю, конечно, незачем ему меня в свои личные связи посвящать. Абсолютно незачем. Но я-то грамотный! А там, внутри гравиэффекторов, на плате, штамп ОТК стоит. И дата выпуска. "27.02.09". В 1909 году не антигравитаторы, а котлы мои шотландские делали, а до 2009 года дожить еще, между прочим. надо. Ежели только это не вообще какой-нибудь 2109 год, конечно…

И вот теперь я все думаю: если нам, к примеру, в конце квартала машина времени понадобится, или для утилизации отходов дезинтегратор какой-нибудь, – достанет их Элькинд или нет? Наверное, достанет.

Что ни говори, а снабжение – это фантастика.

1973