Текст книги "Ты — Меня"

Автор книги: Андрей Диченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Первая

В квартире занимались сексом. Так бы подумал каждый посетитель темного подъезда, проходя мимо деревянной двери с погнутым алюминиевым номерком «69». Бабушки, шатаясь из гастронома домой, часто качали головой, выслушивая отголоски бурных вакханалий, которые устраивали сомнительные квартиранты на скудных нескольких десятках квадратных метрах выстраданной хозяевами жилплощади советской застройки.

В квартире жило четверо – они называли себя общиной. Одна девушка. Некрасивая. И трое братьев неопределенного возраста и происхождения. Часто можно было видеть их грязные лица, вероятно, немытые тела, упакованные в старые телогрейки и ватники.

Соседские мальчишки иногда сидели на ветвистых яблонях, пытаясь заглянуть в окна этой странной квартиры. Они часами могли что-то высматривать, придумывая живущих там монстров и сочиняя с ними причудливые сюжеты, навеянные потоками деструктивной информации из трещащего телевизора. Иногда в окне возникала некрасивая женщина, голая по пояс, которая смотрела хладнокровно на мальчишек, от чего тех кидало в ужас и они как можно быстрее пытались покинуть дерево. Как-то раз один из них свалился, не справившись со стремительным спуском. В итоге – сломанная рука.

С тех самых пор по двору состоящему из нескольких панельных домов, доломанной детской площадки и укатанной асфальтом стоянки для автомобилей, ходила легенда о сатанистах, оборотнях и похитителях домашних животных. Говорили, что лохматых собачек и полосатых котиков жесточайше убивали в целях жертвоприношения и экспроприации душ. Слухи бы так и оставались слухами, если бы не произошедший случай с маленькой девочкой Розой, которую маменька в тот роковой день отправила в магазин за молоком.

Роза была послушной девочкой: каждое утро она вставала и первым делом тащила в коридор собранный с вечера портфель, затем ставила блестящий чайник на белую советскую плиту и шла будить маму. Пока мама просыпалась и занималась утренним туалетом, Роза намазывала свежие ломти батона сливочным маслом – обычное утро среднестатистической девочки. С тайной общиной ее связывало только то, что жили они в одном подъезде.

Маменька уходила на работу в здание старого, но непотопляемого завода, а Роза топала в школу. Там она будет сидеть целый день за своей первой партой и, словно опытный боец красной армии, выполнять приказания строгой учительницы.

Она шла мимо серых, независимо от времени года и погоды, зданий. Под ее ногами разбитый асфальт изредка издавал скупые хлопки, контактируя с каблучками.

Так было всегда, по крайней мере, все шесть лет ее школьной жизни. Вернувшись в обед домой, Роза увидела прикрепленный к зеркалу листочек бумаги в клеточку, на котором мама своим неразборчивым почерком написала короткое задание: к ужину надо бы купить молока. Роза посмотрела в зеркало на свои черные курчавые волосы и веснушки, покрывающие лицо. Они раздражали больше всего. Противоположный пол, окружающий ее, был еще слишком мал, чтобы понять всю ценность и притягательность этой особенности, а сама Роза была еще слишком дитя, чтобы ощутить всю сексуальность своего лица, покрытого золотой россыпью.

За бумажкой с заданием было прикреплено несколько мелких купюр. Как раз хватит только на молоко: ни больше ни меньше.

Роза надела свои туфли, купленные мамой на рыночной распродаже.

Игнорируя лифт, она понеслась по лестнице прямиком на первый этаж. В этот раз Роза настолько замечталась во время спуска, что не заметила тучной фигуры некрасивой женщины с третьего этажа.

Столкновение.

– Извините, пожалуйста… – промямлила Роза, краснея от смущения.

Женщина лишь улыбнулась, обнажив бросающееся в глаза отсутствие передних зубов, и, тяжело вздохнув, схватила девочку. Та от испуга не произнесла ни слова. В следующую секунду дверь из дерматина на третьем этаже захлопнулась.

Закрыв за собой дверь, женщина вернула девочку на ноги. Ступнями Роза ощутила что-то мягкое, вроде ковра, под ногами. Несмотря на испуг, у нее в голове промелькнула мысль, что никто не стелет ковры в прихожей. Чтобы убедиться в достоверности своих доводов, она все же опустила глаза вниз и увидела большой ковер, сшитый, скорее всего, из шкур бродячих животных – собак и кошек. Вот тут Роза уже не выдержала и закричала, а в следующее мгновение потеряла сознание. Ее легкое тело, которое должно было шлепнуться на меховое покрытие, вновь было подхвачено хозяйкой.

На крик сбежались из комнат и кухни братья некрасивой женщины.

– Что есть сие, Аманта? – произнес один, грузный, нестриженый и в тельняшке. Больше ничего из одежды на нем не было. И свисающие гениталии, припорошенные пучками слипшихся волос, были тому свидетельством.

– Сие есть светлый лик эха грядущего Апокалипсиса… – ответила Аманта довольно низким для женщины голосом.

– Это часть твоего видения, мать? – произнес на этот раз худощавый лысый парень лет девятнадцати с исколотыми предплечьями и впавшими глубоко в основание черепа глазами.

– Не знаю, – вместо Аманты ответил последний житель общины – седой старик с небесно-голубыми, слегка выцветшими глазами. Он подошел к женщине, державшей девочку, и рукой погладил Розу по волосам, пахнущим мылом и свежестью. Он продолжил: – Аманта могла и ошибаться. Это юное исчадие света может сыграть негативную роль в становлении наших душ в час расплаты со Всевышним.

После этих слов Аманта, держа одной рукой девочку, второй с размаху ударила старика по лицу. Сделав оборот на 180 градусов, старик упал, лицом уткнувшись в шкуру недавно убитой собаки.

– Не смей, Вунсолай, порочить мои сны, яркие, как северное арктическое сияние, и четкие, как очертания креста на братской могиле. Вними же словам моим, верховной жрицы Аманты!.. – после сказанного женщина маленькими шагами направилась в комнату, два других жителя уступили ей дорогу. Дед покорно встал на колени и поклонился вслед Аманте.

Роза проснулась через шесть часов, вероятнее всего, от вони непонятной природы и происхождения. По всей видимости, в квартире давно между собой смешались запахи гниющего мяса, немытого неделями пота и годами неубранной грязи. На деревянном стуле перед ней сидела Аманта.

– Я рада, что ты проснулась, девочка, – коротко и все тем же низким голосом произнесла некрасивая полная женщина. Сердцебиение Розы ускорилось в несколько раз, а на лбу показалась довольно заметная блестящая испарина.

– Что вам от меня нужно, тетенька?! – сказала испуганная девочка, сжав от безысходности в руках старую подушку, в результате чего из той посыпались перья. Роза не придала этому значения, уставившись взглядом в лицо Аманты, которое, как казалось девочке, излучало килогерцы темной энергии.

Аманта протянула руки к девочке, закрыв глаза. Роза, вероятно, почувствовав какое-то притяжение, церимониально взяла ее за ладони, и Аманта помогла ей встать на ноги.

– Пошли за мной, дитя… Вечернее причастие ждет нас в эти мгновения.

В ответ Роза покорно встала и, ступив на этот раз на пыльный и загаженный странными липкими пятнами пол, пошла вперед, поравнявшись с Амантой, взяв ее за руку и почти не чувствуя вони, которая сквозняками перемещалась по комнате.

– Почему тут так воняет? – уже скорее от любопытства, нежели от отвращения, спросила любопытная девочка.

– Это нечистый дух, моя дорогая. Он хранит покой этого сакрального места.

Когда они зашли на кухню, Роза увидела трех других обитателей странной квартиры.

– Меня зовут Вунсолай… – произнес старик, поднявшись первым. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.

– Имя мое Иуда, в честь Искариота, прошу заметить… – произнес мужчина в тельняшке. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.

– А я безымянный. Так и зови меня – Безымянный, – произнес худощавый последним. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.

– Мое имя, юное дитя, тебе известно… – сказала Аманта и села за стол, посадив Розу на колени.

Сейчас у девочки появился шанс оглядеться по сторонам. В углу стояла плита, рядом с ней – раковина. Обоев не было, только голые серые стены, исписанные странными буквами и символами. Посередине был круглый стол и несколько стульев. Собственно, тут они и осели. Осмотр кухни прервал Безымянный. Он встал, громко отодвинув стул, и взял большую стеклянную чашу, стоящую рядом с раковиной. Поставив ее на стол, подошел к плите.

– А теперь время принести жертву во имя Апокалипсиса и несущего его сосуда сосредоточения невинности и непорочности будущего видения мира… – говоря эти слова, он пристально смотрел на Розу, благодаря чему вновь вызвал в ней первобытное чувство страха.

Потом Безымянный резко открыл духовку и достал оттуда невесть откуда взявшегося полосатого кота, вероятно, такого же напуганного и затравленного, как и большинство жителей небезызвестной тоталитарной республики. Взяв его за шкирку, худощавый подошел к столу. Кот на вытянутой руке висел над самой чашей. Роза, вероятно, догадываясь, что сейчас произойдет, ладошками закрыла рот, чтобы не вскрикнуть. Безымянный взял большой кухонный нож и резким отточенным движением вспорол глотку животного, кровь тонкой струей полилась в чашу От ужаса Роза вновь потеряла сознание. Девочка не видела, как члены общины начали вымазывать свои лица кровью, жадно облизывая губы и растирая ладонями свои грязные и липкие тела. Не увидела Роза и оргии, которая началась по прошествии нескольких минут.

* * *

Маменька, как только пришла с утомительной заводской смены, сразу почуяла неладное: Розочки нигде не было. Не было и записки возле зеркала, но портфель с нарисованным на нем Чебурашкой аккуратно лежал на кресле. Значит, Роза пришла со школы, кинула портфель и пошла за молоком. Взволнованная маменька побежала к холодильнику. Открыв дверь, она еще больше испугалась: там был кусок ливерной колбасы, трехлитровая банка с замаринованной в домашних условиях селедкой – но молока не было. Взволнованная женщина кинулась в подъезд опрашивать жителей и искать доченьку. Обычно свидетелями всего, что происходило, были дежурные бабушки, восседавшие на деревянных лавках и способные воспроизвести в архивах своей памяти любые детали.

Но ни Федотовна, ни Авдотьевна, ни Карповна не видели стремительно бегущую в продуктовый магазин Розу.

Отчаявшись, маменька вернулась домой, чтобы звонить в милицию. Минуя лестничные пролеты на третьем этаже, ее привлекла скомканная бумажка, и в это самое мгновение сердце маменьки кольнуло – тот самый листик, на котором было написано послание о покупке молока! Перед ее взором предстала шестьдесят девятая квартира – та самая печально известная квартира странной общины. Маменька несколько раз постучала в дверь и позвонила. Хотя изнутри слышалось какое-то шебуршание и шаги, но никто не открывал и даже не спросил «кто там».

В это самое время на балкон с мегафоном вышел престарелый Вунсолай. Случайные прохожие и вовсе бы не обратили на него внимания, если бы не речи, которые он начал читать. Они заставляли прислушаться каждого человека, который проходил мимо просто так или, например, выгуливая собаку.

– Люди! Час настал проститься с этим греховным моментом вашего существования. Небогоугодные твари должны приготовиться к расплате за свои проделки мирские! Да пребудет с вами святое веяние вселенского Апокалипсиса! – голубоглазый старик читал проповеди до тех пор, пока к подъезду не подъехала милиция. В этот самый момент его охватила настоящая истерика.

– Вот они, слуги Дьявола, что пытаются помешать нашей миссионерской деятельности в пограничных мирах! Сера! Сера! Сера! – дверь на балкон закрылась, а Розина мама тем временем встречала двух людей в форме, на ходу пытаясь им объяснить, что дочку ее похитили, скорее всего, странные люди с третьего этажа. Кое-как выслушав доводы испуганной женщины, милиционеры поднялись на третий этаж, но им никто не открыл. За дверью лишь слышались какие-то странные речи, плавно перетекающие в песнопения.

Один из сотрудников приготовился выбивать дверь. С разбегу он несколько раз ударил по ней плечом, и в следующие мгновения дверь затрещала и поддалась. Оказавшись в квартире, милиционеры первым делом обратили внимание на вездесущую вонь и ковровое покрытие из останков братьев наших меньших. Предварительно сняв оружие с предохранителя, они зашли в комнату.

В зале их взору предстала следующая картина: в центре комнаты на стуле замотанная в белую занавеску стояла девочка, вокруг нее лежали трупы четырех жителей общины. Как показало следствие, они сами себе перерезали глотки старыми кухонными ножами – оттого весь пол был залит еще теплой кровью. Роза стояла на стуле и молча смотрела на милиционеров. Один из сотрудников подошел к ней, чтобы взять на руки, она обняла его за шею и тихо прошептала: «Теперь они спасены».

Вернув дочку маме и составив протоколы, милиционеры ушли, оставив уйму работы следователям и криминалистам.

А Роза с тех пор несколько замкнулась и редко общалась со своими сверстниками. Бывало, она все же пыталась рассказать им о порочности этого мира, но те лишь отмахивались и просили «не грузить их всяческой ерундой».

Случай на лекции

Постепенно поточная аудитория заполнялась студентами. Парни и девушки усаживались за разрисованные нецензурщиной парты, болтали о чем-то между собой и наполняли помещение единым гулом молодости.

Тишина наступила, как только преподаватель зашел в аудиторию. Нарочито громко хлопнув дверью, он обратил на себя внимание учащейся молодежи. Тут же все встали и замерли в ожидании.

– Так-то лучше… – удовлетворенно произнес Павел Степанович и подошел к кафедре, установленной прямо на столе. Затем он махнул рукой, и с грохотом все уселись за парты. Один из студентов что-то прошептал своему товарищу.

– Сергиенко, пошел вон из аудитории! – истошно рявкнул Павел Степанович. Студент с виноватым видом тут же положил конспект в сумку и, спешно поднявшись, как можно тише направился к выходу. Сосед его смотрел в конспект и всем своим существом делал вид, что увлеченно готовится к началу лекции.

Павел Степанович слыл преподавателем строгим, а поэтому не терпел нарушения дисциплины на своих лекциях. Положив черный кожаный портфель рядом с кафедрой, он достал ворох пожелтевших бумажек и, приподняв голову, сказал:

– Канторович!

– Я! – сию же секунду с первого ряда вскочила кучерявая темноволосая девочка.

– Где я в прошлый раз остановился? – спросил Павел Степанович. Девушка схватила конспект и судорожно принялась листать последнюю страницу. В это время преподаватель спокойно перекладывал свои бумажки.

– Вы… вы… рассказывали про операцию… Ой… – девушка сглотнула тяжелый ком в горле и произнесла:

– Операция… немецкая операция «Вайс»…

– Хорошо… – озадаченно сказал преподаватель и, надев очки, осмотрел лекционный зал. Все студенты сидели и смиренно пялились в конспекты, и лишь Канторович неподвижно стояла и виновато смотрела на преподавателя.

– Садись, Любочка, садись… – сказал Павел Степанович и после фразы «итак, продолжим» принялся читать лекцию про подвиги польской армии в контексте спецкурса по второй мировой войне.

– Итак, значит, 1 сентября в 4:40 утра первый дивизион пикирующих бомбардировщиков имени Макса Иммельмана отправился бороздить воздушные пространства сраной «Ржечи Посполитой». Петров! – рявкнул Павел Степанович, и тут же с грохотом где-то в середине аудитории вскочил заспанный молодой человек в круглых очках. – Ну-ка скажи нам, из какого полка эти истребители?

– 76 полк люфтваффе, Павел Степанович. Под командованием Вальтера Зигеля… С первых дней наступления… – Петров хотел было продолжить рассказ, но преподаватель грубо перебил его:

– Достаточно, Петров! – деловито произнес он и молча неспешно принялся шагать по аудитории, рассматривая лица студентов. – Петров вот хороший студент, образцовый. Видно, что фашист, конечно, но это ему можно простить: он хотя бы свою точку зрения обосновать может. А ты что можешь, Володя? – Павел Степанович положил свою мозолистую руку на плечо белокурого студента в засаленном пиджаке.

Володя в ответ молчал. Задрав голову, он смотрел на Павла Степановича и в смятении хлопал глазами. Так и не дождавшись ответа, преподаватель лишь махнул на него рукой и вернулся на свое место за кафедрой.

– Значит, так. Все мы знаем, что перед польской кампанией немецкой армии Третий Рейх заключил с Советским Союзом ряд документов, по которым Польшу и ряд Прибалтийских государств поделили как панельных баб воротилы на мерседесах…

– И ГАЗах! – крикнул с места Петров.

– Да один х…й, на опелях тех же самых… – сказал в ответ Павел Степанович и хотел было спросить, как назывался договор между Германией и СССР, как из зала показалась худенькая ручка Оли Евдокимовой.

Павел Степанович удивленно смотрел на Олю, некоторые студенты также обернулись. Странная девочка Оля знала наизусть все предметы, но каждый раз, когда ее вызывали отвечать, она запиналась, краснела и не могла связать даже нескольких слов. Кажется, за два курса учебы она впервые по своей воле протянула руку и была готова что-то сказать. И сейчас в глазах у Евдокимовой читалось, что она, явно, в теме и готова донести до Павла Степановича нечто удивительное.

Преподаватель глубоко вздохнул. Вздох его показался молчаливому заполненному залу каким-то зловещим сигналом, указывавшим на необратимость происходящего. Будто сам черт ворвался в пространство аудитории и устами Евдокимовой начнет читать свои содомские проповеди.

– Что вы хотите, Ольга? – слегка заминаясь, произнес Павел Степанович. Студенты уловили в его голосе некую неуверенность. Будто этого момента он ждал очень долго и сейчас из университетского диктатора превратился в нерешительного аспиранта, который вот-вот провалит защиту своей диссертации.

Оля встала, поправила свое платье бирюзового цвета и, собрав всю свою волю в один кулак, писклявым голосом громко сказала:

– Павел Степанович, кончайте мне в рот! – в ответ Павел Степанович нахмурился и сделал вид, что не расслышал сказанную девушкой фразу.

– Простите? – смущенно сказал Павел Степанович и покраснел.

– Кончайте мне в рот! – практически закричала Оля. Казалось, что от натяжного ее крика подол платья слегка приподнялся, и сама она была готова сию же секунду взмыть к небесам.

Павел Степанович сложил все свои бумажки в картонную папку и, закрыв ее, завязал замыкающие шнурки бантиком. После он подошел к первому ряду, и, не спуская глаз со студентки, произнес:

– Евдокимова!

– Я! – отозвалась Оля.

– Поворот налево! – Девушка по-солдатски повернулась и, приняв стойку «смирно», ожидала дальнейших команд. – Три шага вперед. Направо! Двадцать шагов вперед.

Слегка приглушенное цоканье ее каблуков со стершимися набойками будто отсчитывало мгновения до того часа, когда всем откроется какая-то архиважная истина.

Спустя минуту покорная Оля стояла перед своим преподавателем. Внезапно Павел Степанович поднял руку вверх и три раза щелкнул пальцами. Дверь в аудиторию распахнулась, и два крупногабаритных парня в черной форме и балаклавах внесли в аудиторию парту. Поставив ее прямо перед кафедрой, они взяли под руки покорную Олю.

– На стол! – скомандовал Павел Степанович.

– Платье задрать! Трусы снять! – каждая его команда неукоснительно выполнялась, и уже через несколько мгновений девушку уложили на изрисованную парту вниз животом. Студенческая аудитория в этот момент молча лицезрела розовые ягодицы красивой Олиной попы.

Павел Степанович снял с брюк толстый армейский ремень с тяжелой бронзовой бляхой, наполированной до блеска. Обмотав им предплечье, он размахнулся и со всей силы ударил пряжкой Олю по пятой точке. Раздался характерный глухой хлопок и Олин визг. На ягодице отпечаталась красная звезда, набухающая кровью.

И внезапно после первого удара все студенты встали и, вдохнув в едином порыве как можно больше воздуха, словно сошедший с ума хор, принялись петь гимн грядущей победы.

Хлопок. Визг.

 
Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною, с проклятою ордой!
 

Хлопок. Сотня глоток надрывалась. Павел Степанович покраснел, а Оля источала крик, едва слышимый на фоне голоса хора.

 
Пусть ярость благородная вскипает, как волна!
Идет война народная, священная война…
 

Удары учащались, темп увеличивался. Парни в черной форме упали на пол и начали отжиматься с хлопком.

 
Дадим отпор душителям всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям, мучителям людей!..
 

На втором куплете удары стали беспорядочными и хаотическими, пение скатилось до ора, а два парня в черной форме лежа забились в конвульсиях. У одного из них изо рта пошла пена.

Студенты орали междометиями, Оля рычала, словно бешеная псина, а потный и раскрасневшийся Павел Степанович оставлял кроваво-красные звезды на ее ягодицах.

И тут Павел Степанович остановился. Аудитория замолчала. Парни в черной форме поднялись, один из них носовым платком вытирал пену с шеи и груди. Студенты уселись на свои места и уставились на Павла Степановича. Оля продолжала лежать на парте и, стиснув зубы, лишь легонько подвывала.

– На сегодня, пожалуй, хватит! – произнес строгим голосом преподаватель и, сложив все свои бумажки в кейс, покинул аудиторию.

Следом вышли парни в черной форме, сбросив Олю с парты. А потом и студенты табуном отправились бороздить коридоры высшего учебного заведения.

К лежащей Оле подошел молодой человек в сером вязаном свитере и толстых очках. Он положил потную ладонь на ее горячий лоб и сказал:

– Ты, несомненно, получишь красный диплом, дорогая наша Оля… – Опустив подол ее платья, он помог ей подняться на ноги.

Опираясь на молодого человека, Оля последней покинула лекцию.