Текст книги "Отражение птицы в лезвии"

Автор книги: Андрей Гальперин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

24

Слепой вслушивался, как тяжелые капли размеренно падают, обтачивая острый обломок скалы. Так и он, долгие годы ронял капли своего влияния, обтачивая острые углы этого мира. Но камень по своей природе прост. Он либо лежит, безвольно подставляясь беспощадной воде, либо, сдвинутый какими-то непонятными ему силами, летит в пропасть, что бы разбиться на тысячу осколков.

Люди оказались ненамного сложнее. Когда-то, будучи совсем молодым, он думал, что стоит лишь немного преложить усилий, и этот мир сам рухнет. Но человек инертен… Большинству достаточно того, что они имеют, и всякое стремление навязать что-то лучшее, всегда воспринимается, как попытка отобрать последнее. Люди глупы. Он понял это слишком поздно, когда многие шансы были уже упущены. Теперь, оставалось лишь, надеяться на жестокость и нетерпимость. Человек не хочет думать о том, что его сосед рисует прекрасные картины. А вот если человек узнает, что его сосед выращивает в подвале отвратительных крыс, то у него сразу появятся чувства. Ненависть, удивление, может даже уважение… И на этих чувствах можно играть.

Когда-то, когда Империей правил глупый Зигфрид, а Аведжией слабовольный Вильгельм, он шел напролом. Он ввязывался во все восстания и войны, убивал, подкупал. Предавал…

Но его усилия были тщетны… Аведжийцы прятались за стенами своих чудовищных замков. В Империи властвовал Россенброк… Не всемогущий, нет… Великий Канцлер был умней всех правителей, банкиров, священников вместе взятых. Непостижимо, но оставаясь при Зигфриде в тени, канцлер умудрялся даже не видя противника, отражать самые жестокие и продуманные атаки.

Сейчас Россенброк слишком стар. Он по-прежнему крепко сжимает бразды правления в своих немощных руках, и власть его велика, как никогда… Но годы его уже не те… Еще один опасный противник – страшный человек, с нечеловеческим лицом, с далекого Запада, интересуется только Латерратом. Время великих политиков проходит. Возвращается славное время великих правителей. Молодой Император умен и решителен. Молодой Великий Герцог Аведжийский умен и своенравен. Фердинанд Восьмой превосходит своими амбициями даже своего деда, Великого Герцога Адальберта Шестого, прозванного за энергию и настойчивость Неугомонным. Фердинанд из тех правителей, что способны поднять цивилизацию на недосягаемую высоту, или подтолкну её к самому краю пропасти…

Слепой воодушевлено потер руки. Эти двое сделают все сами… Ему лишь, придется их немного направить. Он встал с трона и безошибочно обходя чаши с водой направился к бронзовому колоколу.

25

Тревожная ночь медленно перетекала в хмурое утро, мокрое и неопрятное, как старуха-лавочница. Россенброк, размышляя о прошедшей беседе с легатом архиепископа Новерганского, мерил шагами кабинет, от окна к камину, и обратно. Отец Бонда привез обнадеживающие вести.

Его святейшество Гумбольдт Первый по прежнему поддерживал канцлера. В отличии от Архиепископа Дрирского Вальтера, который считал, что благосостояние церкви зависит только от божественного повеления Иллара, мудрый Гумбольдт справедливо полагал, что благосостояние церкви зависит в первую очередь от расположения правящего Дома, и только потом – от всего остального. На его стороне находились епископы Траффина и Люции, что сильно облегчало канцлеру вести, порой необходимые, переговоры с главой церкви. Но, глава Церкви Вальтер Дрирский был стар, упрям и удивительно глуп. Всего себя он посвятил очищению земли от скверны, и поэтому на Божественной Площади в Дрире не угасали костры Веры. К тому же архиепископ был жаден и труслив, и когда градоначальник Маэнны и Граф Норкский, обеспокоенные разгулом святых палачей на своих землях, пригрозили Дриру торговой блокадой, Его Святейшество Вальтер Второй ограничился лишь скромной анафемой. Он так и не оправился, от того страшного удара, когда во время последнего Форума Правителей беспомощная возня архиепископа, издавна поддерживающего короля, утонула в обширных интригах и хитросплетениях Атегатта и Аведжии.

Россенброк тяжело вздохнул, и уселся за стол собственноручно писать ответ Гумбольдту Новерганскому. Дописав письмо до конца, он вытащил из кармашка камзола крошечную золотую печать. Потом, словно усердный ученик писаря, тщательно посыпал бумагу чистейшим песком и, подождав немного, специальным скребком смахнул песок в корзину.

В тот момент, когда он старательно дышал на печать, в кабинет неслышно вошел Ландо с завтраком и утренними донесениями.

– Я не скажу тебе, старый друг, доброе утро, потому что, утро отвратительное…

– Совершенно с вами согласен, господин канцлер.

– Еще бы. Ты послал, как я просил, курьера к генералу Коррону, с кувшином вина из моих запасов?

– Да, господин канцлер! Генерал Коррон чувствует себя плохо, и он просил поблагодарить вас за заботу.

– Очень сомневаюсь, что бы генерал удосужился кого-либо благодарить…

– Господин канцлер, есть новости с востока.

– Сомневаюсь, что эти новости хорошие, поэтому дай мне спокойно поесть.

– Слушаюсь, господин канцлер

– Впрочем, нет, – Канцлер бросил вилку. – Утащи меня дракон в сам Джайллар, надо же было перед завтраком думать о Его Святейшестве Вальтере. Теперь вот кусок в горло не лезет. Хорошо, что там на востоке?

– Господин канцлер, Патта Москит прислал известие о том, что его посетил некий человек, направляющийся в Пограничный Лес. Человек этот оставил ему своего оленя, и ушел в лес пешком. Москит пытался проследить его, но потерял буквально сразу, как только тот отошел на одну стрелу. Через семь дней человек этот вернулся, забрал оленя и галопом ускакал в сторону Гземея. Москит узнал этого человека… Он утверждает, что это некий Аттон Сорлей, по прозвищу Птица-Лезвие, охотник за головами из Норка. Аттон Птица-Лезвие известен тем…

– Что зарубил на ярмарке в Маэнне Душегуба Крэя, а до этого вырезал всю шайку Павиана Ди Младшего, а также тем, что он сын Ардо Сорлея, по прозвищу Могильщик, за которым двадцать лет безуспешно гонялась Тайная канцелярия.

– Смею напомнить господину канцлеру, что Ардо Сорлей приходился родным братом пропавшему десять лет назад Степу Кузнецу Сорлею.

– Сто и одна тысяча джайлларских свиней! Я не…

Россенброк закончил на полуслове и в недоумении уставился на дверь. У порога стоял старший курьер Тайной канцелярии, держа на сгибе руки летучего кота. Другой рукой он поглаживал крылатого посланника по голове, кот от удовольствия скалил зубы и урчал. За спиной курьера стоял Весельчак и несколько советников из Тайной Канцелярии.

– Срочное известие, господин канцлер!

– Великий Иллар! Эти известия должны быть действительно срочными, если вы позволяете прервать мой завтрак! И если …

– Господин канцлер… – Ландо протянул Россенброку тонкий лист пергамента. – Прайды напали на Тарр…

Канцлер неторопливо прочитал текст, внимательно осмотрел пергамент со всех сторон, потом еще раз перечитал и небрежно смахнул послание под стол.

– Все вон! Ландо останься…

Когда дверь закрылась, Россенброк долго и задумчиво смотрел в окно, покусывая нижнюю губу.

– Аттон Сорлей идет в лес Аллафф. Потом оттуда приходят огры и нападают на Тарр. Распорядись-ка, Ландо чтобы в архиве отыскали все, что мы имеем на эту семейку. Король, скорее всего, увлечется погоней за прайдами и загонит всю армию в к Пределу Лесов, обнажая при этом западные границы. Так-так-так… – Россенброк постучал пальцами по столу, что делал крайне редко и только в мгновенья особого душевного подъема. – Ландо, друг мой, передай Джемиусу, пусть срочно отзывает Москита в Баргу. Ему больше нечего делать на краю света. Сдастся мне, в столице королевства скоро вспыхнет мятеж…

26

«Он не взял с собою звезду!»

Фердинанд потеряв дар речи, с изумлением смотрел на брата. Наследник престола хохотал и размахивал перед собой коротким копьём, видимо демонстрирую окружающим придворным, как именно он будет колоть грозного санд-каринского вепря. Мысли Фердинанда понеслись вскачь. Тщательно продуманный и подготовленный план убийства мог рухнуть. Многими днями, взвешивая и обдумывая каждый свой шаг, Фердинанд даже не мог предположить, что его брат расстанется с символом власти. А это меняло многое. Угроза разоблачения стала столь близка, что Фердинанд в ужасе замер, представив себе конец династии. Его отец лежал при смерти, съедаемый изнутри страшным ядом, его брат должен сейчас погибнуть, и он уже не в силах предотвратить его смерть, а то, что произойдет потом, будет его концом. Страшным и неминуемым.

Видимо, часть мыслей отразилась на его лице, потому что Шелона, с которой он только-только мило беседовал, предвкушая близкую победу, посмотрела на него с испугом и отшатнулась. « Выходя убивать дракона, всегда иди до конца, или тебе потом всю жизнь придется убивать только время » . – Фердинанд процитировал про себя древнюю поговорку и обратился к сестре:

– Милая моя, обрати внимание, Генрих оставил в замке свою Звезду. Это не к добру, не следует так относиться к семейным реликвиям.

Шелона внимательно посмотрела на смеющегося Генриха.

– Ты прав, брат… Но Генрих так беспечен…

– Генрих будет нашим правителем, и не может проявлять беспечность даже по отношению к охоте. Санд-каринские вепри страшные и коварные звери, сестра. Я беспокоюсь о нашем брате.

– Ты? Я бы сказала, что ты беспокоишься за сохранность семейной реликвии.

Фердинанд посмотрел на неё злыми глазами:

– Да, я не люблю своего сводного брата, но я люблю тебя. И если ты не хочешь, чтобы произошло нечто ужасное, то пойди, сейчас же, и отдай ему свою Звезду и скажи, как ты беспокоишься за судьбу будущего правителя. Немедленно.

Шелона со страхом посмотрела на брата, губы ее мелко задрожали.

– Я сказал немедленно!

Она отстранилась. Потом нерешительно, опустив красивую голову, двинулась туда, где Генрих гарцевал на радость придворным, на огромном боевом жеребце. Фердинанд смотрел в спину сестре и повторял про себя: « Скорее, девочка, скорее! » Каждое мгновенье мог прозвучать сигнал к началу охоты, и тогда Генрих, громогласно завывая, умчится в лес. И это будет конец. Он подошел ближе, когда Шелона заговорила с наследником престола. Дрожащими пальцами она расстегнула защелку и протянула цепь со Звездой Генриху, тот громко расхохотался, примеряя ее к своему камзолу. « Великий Иллар, если цепь окажется слишком короткой, придется отдать свою! » . Фердинанд знал истинную Звезде Вернигора и поэтому панически боялся расставаться с ней. Но Генрих, продолжая смеяться, одним движением сорвал с шеи защитный воротник и застегнул цепь. Фердинанд перевел дух. Где-то вдали тревожно и низко пропел горн. Придворные засуетились, побежали егеря с собаками. Генрих ударил шпорами жеребца и выкрикнув что-то нечленораздельное, помчался в лес, грозно размахивая копьем. Фердинанд оседлал своего коня, и мерным шагом подъехал к сестре. Ничего не говоря, он низко перегнулся в седле, и крепко поцеловал ее в губы. Потом развернулся и не торопясь поскакал вслед за охотниками.

27

Аттон нагнал рифдольцев у Мутного ручья. Наемники стояли, построившись в боевой порядок, и смотрели на противоположный берег, где расположилась группа всадников. Подкравшись поближе, Аттон разглядел, что это ударный отряд королевской гвардии. Впереди, верхом на огромных боевых оленях сидели тяжеловооруженные рыцари, за ними находились легкие всадники на лошадях. Ударный отряд был довольно серьезной силой, на открытой местности, не такой страшной, как знаменитая железная панта Атегатта, и не такой молниеносной как аведжийская конница, но все же достаточно серьезной. Наступая широким каре, ударный отряд врезался в передние ряды защитников, массой сминая наиболее укрепленный фронт, в то время, как легкая конница заходила с флангов и била в самые уязвимые места.

Было видно, что гвардейцы стояли здесь не один день. В стороне беспорядочно громоздились собранные наспех походные шатры, на белом песке чернели пятна кострищ. Аттон не стал гадать, с какими целями находились здесь гвардейцы, и решил подождать развития событий.

Рифдольцы выходили по одному из строя, и сняв в стороне заплечные мешки, тут же возвращались обратно. Аттон заметил, как от отряда гвардейцев отделился всадник на красивой белой кобыле и направился к наемникам. Остановившись на берегу ручья, посланник снял шлем, и прокричал:

– Король приказывает вам повернуть обратно!

Наемники какое-то время тихо переговаривались друг с другом, а потом захохотали. Они смеялись долго, похлопывая друг друга по плечам, и указывали пальцами на стоявших на холме всадников. Посланник покрутил головой, словно ожидал увидеть имперский арион, прятавшийся за кучкой наглых наемников. Рифдольцы перестали смеяться, из их рядов вышел высокий и сутулый воин, и знакомым Аттону голосом прорычал:

– Король? Король нам не указ, солдат. Мы идем в Бадболь…

– Король приказывает вам вернуться обратно! Вам нечего больше делать в Бадболе…

– Нам нечего больше делать в Бадболе? Это означает, что плакали наши денежки… Король пообещал нашим старейшинам заплатить за нападение на Бадболь. Ты хочешь сказать, плешивый сын полудохлой индейки, что король нарушил своё слово?

Лицо посланника покрылось багровыми пятнами:

– Кто ты такой, бродяга, что так разговариваешь с командиром королевских гвардейцев? Если бы не война, я бы приказал втоптать тебя и твоих ублюдков в грязь…

– Я атаман Кнут, солдат. Я так разговариваю со всеми, ибо перед лицом смерти люди равны между собой. И какая еще, к джайлларским свиньям, война?

– Прайды напали на Тарр! Король приказывает вам отправиться в Аллафф и прикрыть наступление королевских войск …

– В Аллафф? – Наемник почесал голову, а потом согнул руку в локте, и показал жест командиру всадников. – Твой король, наверное, допился до джайлларских свиней, приятель. Если у него проблемы с ограми, то он может посадить свою жирную задницу в седло и гнаться за ними хоть в саму Верейю. Воины Рифдола не воюют с нелюдями. Воины Рифдола не воюют задаром.

– Вы пойдете в Аллафф! Вам заплатили задаток, и вы пойдете, даже если нам придется гнать вас кнутами до самого пограничного леса!

– Нам заплатили за нападение на Хоронг. Жалкие гроши… Посланник, такой же лживый подлец, как и ты, пообещал выплатить все деньги после того, как мы загоним бадбольскую дружину за перевал. Я так понимаю, что этих денег мы теперь не увидим… Мы идем домой… Так и передай своему засраному королю.

– Я отрежу тебе язык за такие слова, бродяга…

– Ты начал говорить как аведжиец, солдат… Забирай своих кентавров и проваливай с нашей дороги! – командир наемников подобрал ком грязи и кинул через ручей в посланника. Тот, проорав проклятие, поднял лошадь на дыбы, и галопом помчался к своим.

Ударный отряд развернулся в каре, в центре которого стали копейщики на оленях, и набирая скорость двинулись с холма вниз. Аттон с сомнением смотрел на королевских гвардейцев. Либо их командир ничего не знал о рифдольцах, либо знал, но считал это обычной басней. Аттон много знал о воинском искусстве Рифдола, и поэтому постарался переместиться ползком назад, подальше от предстоящей бойни.

Пока гвардейцы разворачивали боевые ряды, наемники не торопясь выбирали позиции для стрельбы, и когда всадники перешли на бодрый галоп, взвизгнули мощные рифдольские луки. Первый ряд нападающих опрокинулся, словно напоровшись на невидимую стену. Скакавшие сзади, спотыкались об упавших животных, и сами валились на землю. Каре дрогнуло и распалось. Всадники на лошадях, зашедшие далеко с флангов, уже пересекали ручей, и рифдольцы, каждый из которых успел выпустить по три-четыре стрелы, бросились врассыпную, доставая на бегу мечи. Оставшиеся в живых копейщики с лязгом пронеслись там, где мгновенье назад стояли наемники. Засвистели метательные серпы, рыцари с грохотом падали на землю, под копыта оленей и лошадей. Рифдольцы скользили, словно демоны войны среди беспорядочно топчущихся гвардейцев, и успевая отражать атаки мечами, кидали то кинжалы, то дротики, мгновенно замечая открывающиеся бреши в броне рыцарей. Аттон поискал глазами командира гвардейцев. Командир, размахивая топором на длинный рукояти, бешено гарцевал на белой кобыле в окружении нескольких наемников. Наемники ловко уворачивались от ударов и атаковали в ответ, стараясь как заметил Аттон, не повредить лошади. Наконец, один из рифдольцев схватил кобылу под уздцы, а другой, запрыгнув сзади на круп, одним движением перерезал командиру глотку и спихнул труп на землю. Гвардейцев становилось все меньше и меньше, некоторые трусливо бросились наутек, но были сбиты стрелами, не доскакав даже до ручья.

Воинское искусство Рифдола торжествовало. Наемники, спокойно сгоняли уцелевших оленей и лошадей, деловито обшаривали трупы и совершенно не обращали внимание на раненых и увеченных противников. Аттон, рискуя быть замеченным, приподнялся и осмотрел поле битвы.

Несколько человек собирали стрелы. Тут же, разжигались костры для приготовления походного обеда. Часть наемников оттаскивала трупы в тень холма, в стороне, другие копали яму, очевидно, для своих погибших. Аттон насчитал пять тел рифдольцев. Они лежали рядом, друг с другом, с аккуратно уложенными на груди руками. Пять – против полусотни погибших гвардейцев. По ходу работы, наемники перешучивались друг с другом, походя переступая через раненных. Один из гвардейцев, с трудом поднялся и подвывая словно зверь, бросился к ручью, зажимая на бегу обрубок правой руки. Никто из рифдольцев даже не повернул в головы.

28

– Меня окружают одни болваны! Великий Иллар! Уже каждый вонючий крестьянин в этой проклятой стране знает, что нелюди напали на Королевство, а ты приходишь ко мне и говоришь то, что должен был сказать три дня назад! – Фердинанд был разъярен. Десяток придворных, с перекошенными от ужаса лицами, жались к стенам Приемного Зала. Старший Советник Великого Герцога стоял на коленях посреди зала и прижимал руки к окровавленному лицу. Фердинанд вышагивал вдоль испуганных придворных и помахивал древком алебарды.

Мало того, что он поздно узнал о нападении, что было много хуже, король отзывал все свои войска на восточную границу. А это означало, что вторжение в Бадболь, на которое он так рассчитывал, провалилось. Обрушился план, на подготовку которого ушел целый год и огромные суммы. Настроить герцога против короля, а короля против промышленников Хоронга, занижать цены на уголь и соль. Переманить на свою сторону аристократов, доказывая неполноценность Имперской власти… Все пошло прахом, в тот момент, когда наемники глупого короля вот-вот должны были атаковать районы разработок на границе герцогства…

– Вы все, разорви вас дракон, все вы должны были иметь глаза и уши на каждом дереве в Лаоре… Завтра вы придете и скажите: «Ваше Высочество! Черномордые обезьяны Зошки атакуют ваш дворец! А имперские арионы уже захватили вашу спальню!» – Фердинанд размахнулся и ударил палкой по ногам своего министра двора. Старик упал лицом на мрамор и застонал.

– Тысяча проклятий! У Императора есть Россенброк и Коррон, у герцога Латерратского есть Паук Гир! Даже у церкви есть проклятые долгорские монахи! Только я, Великий Герцог Аведжийский, должен, видимо, сам бродить по корчмам и трактам, собирая сведения о том, что угрожает моей стране. Дибо! – Фердинанд подошел к невысокому, полному мужчине, в засаленном клетчатом балахоне. Монах Дибо, возглавлявший, по сути дела, тайную службу герцога, единственный из всех присутствующих, не прятал глаза, и на лице его не было даже следов страха. Среди разряженных придворных монах выделялся, как выделяется беспородный, но отчаянно злой дворовый пес в стае ухоженных дворцовых пустолаек. Он смотрел прямо перед собою. И во взгляде его крошечных глазок было столько звериной жестокости и хитрости, что Фердинанд невольно опустил палку, и заговорил тише:

– Дибо, заглоти тебя дракон! Что твои пропойцы делали в Тарре в момент нападения? Трахали грязных боравских шлюх? Или помогали ограм угонять стада?

– Моих людей в Тарре не было, Ваше Высочество!

– Это почему же, растреклятый сын джайлларской свиньи, твоих людей не было там? Не ты ли мне, недавно, говорил о рифдольцах, которых твои люди отслеживали в Тарре?

– Да, Ваше Высочество! Но после этого все они исчезли, как один. Сейчас, после бойни, уже трудно сказать, кто с ними расправился, но на людей канцлера это не похоже. Убирали всех, заподозренных в шпионаже – и королевских шпиков, и имперских, и наших, и многих, вовсе невинных. Сделали это быстро, за один-два дня, незадолго до нападения нелюдей…

Фердинанд задумался, отшвырнул палку и побрёл к трону.

– Вы все, завтра в полдень, соберетесь в Малом Зале, и решите, как сможете возместить тот ущерб, который вы нанесли вашему герцогу своей тупостью. Ты, – он ткнул пальцем в Старшего Советника, – послом в Мюкс. Пожизненно. Завтра же.

– Да, Ваше Высочество! – Советник вскочил, и прижимая ладонь к окровавленному рту, кинулся вон из зала.

– Дибо! Сегодня, после ужина ко мне в библиотеку с картой Прассии.

Фердинанд взгромоздился на трон и прошипел:

– Все, к джайлларским свиньям, с глаз моих…