Текст книги "Мартиролог. Дневники"
Автор книги: Андрей Тарковский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)
3 августа
Были очень и очень тяжелые дни: Лариса.
Монтирую в монтажной Фильминститута, где очень хороший монтажный стол.
Звонил Эрнст Неизвестный: он в Швеции, у него здесь его музей и мастерская, и, как он сказал, он бывает в Швеции каждое лето. Предстоит увидеться. Тяжелая обязанность. Володя Максимов рассказывал о нем: «Ну, что я все время о себе и о себе (т. е. о себе, Э. Неизвестном), поговорим о тебе! Ты мою книгу читал?» Это типичный Эрнст – с манией величия и страшной претенциозностью.
Карло Б[аумгартнер] попросил перенести срок заключения договора на «Гофманиану» до 15 сентября. Будучи на Готланде, виделся с Томмази – художником, с которым собираюсь ставить «Летучего Голландца» в «Covent-Garden».
Поставить «Евангелие» (Штайнер)
Гессе («Степной волк»)
«Бедная Жанна» или «Инквизитор»
«Святой Антоний»
«Иоанн на Патмосе»
В банке (в Риме): 23.627.000 лир
51.809 $.
8 сентября
Произошло многое. Начал монтировать и уже делаю третий вариант. Первый был просто сложенный воедино материал. Во втором было 2 часа 36 минут. Мы с Ларой были в Италии и получили итальянские документы. Паспорт для путешествия (вроде нансеновского. Была огромная неразбериха, путаница при 30-градусной жаре это особенно утомительно, но в конце концов все уладилось). Юридически теперь мы имеем право через пять лет получить итальянское гражданство (сейчас нам юридически и формально по закону предоставлено политическое убежище в Италии). Мне, собственно, все равно, когда это произойдет. Итальянцы обещали устроить это значительно раньше. Теперь есть адвокат (из Милана, друг Андреотти), которого берется оплачивать Movimento Popolare. С ним мы увидимся, когда мы с Ларой переедем во Флоренцию. Это произойдет после 20 сентября. Там я буду в течение одного месяца заканчивать монтаж. Франко Терилли все это организовывает.
Картина, кажется, получается.
Виделись с вице-синдако Флоренции, который подтвердил о том, что они дают нам в наше распоряжение квартиру (120 кв. метров, в центре, с террасой). Лариса намеревается отвоевать у них и комнату-галерею на самом верху, чтобы сделать для меня там студию. Теперь же нам там разрешено поставить монтажный стол и работать. Сейчас Лариса в Берлине покупает мебель и собирается обставить квартиру во Флоренции к 20 сентября. Это нелегко.
Вчера виделся с Юри Лина, было интервью для вечерней газеты. Я сказал, что намерен обратиться за помощью к Пальме, так как в газетных интервью, в телевизионных выступлениях он продемонстрировал облик политика, который не откажет нам в помощи. Посмотрим. А я придумал кое-что: надо объявить бессрочную голодовку против советского посольства в Стокгольме. Именно в Швеции, где советские ищут максимум возможностей для влияния и проникновения и привыкли рассчитывать на сотрудничество шведов. Устроить голодовку за несколько дней, до 7 ноября, организовать постоянное дежурство ТВ из разных стран, съемки на видео, встречи (культурные деятели, политические – хорошо бы отовсюду). Может быть, присутствие кое-кого из «Солидарности» и так далее. Единственно – выкроить время. Внутри времени окончания фильма и подготовки к Вагнеру. Это чудовищно трудно, но необходимо! Связаться с антропософами, киноклубами, профсоюзами кинематографистов, комитетами Тарковского (Лондон, Италия, Исландия, Франция, Movimento Popolare). Сделать фильм (так, чтобы советские видели, что он делается) и показывать на всех фестивалях. (Поэтому не видео, а 16 мм.) Поговорить с Дэвидом, с Формигони, с адвокатом, подготовить листовки, подготовить письмо в правительство и – главное – рассчитать время! Идея, по-моему, фундаментальная, и именно в Швеции! Юри все организует. Сейчас, может быть, надо собирать деньги для этого. (Звонить в Париж Филиппо.)
Сегодня буду звонить в Москву! Андрюша вырос – 1 метр 68 см, как я. Ноги – 43-й размер, у меня 41-й с половиной.
Лара плохо себя чувствует, в Риме ночью после возвращения из Флоренции (дорога была жуткая – автострада, духота, жара) Ларисе было очень плохо. Я ужасно испугался. Из Рима Лара летела в Берлин через Мюнхен (одна впервые). А я через полчаса – в Стокгольм, через Копенгаген. С новыми паспортами (вернее, документами).
20 сентября Morcote (Швейцария) по дороге из Швеции во Флоренцию
Лариса уже во Флоренции – оборудует квартиру. <…>
Еду монтировать «Sacrificio», надо 2-го или 3-го лететь в Париж на встречу с Лангом, кажется, еще с Миттераном, и для пресс-конференции по поводу Андрюши. Фильм, по-моему, получается, хотя я, кажется, потерял чувство понимания, восприятия того, что делаю сам. То, что делают другие, мне не нравится. Я, кажется, совсем разлюбил Бергмана и Нюквиста в его картинах. Хотя он снял фильм очень хорошо.
Надо срочно обменивать остатки долларов в римском банке – доллар катастрофически падает. Встречался в Цюрихе (по дороге) с адвокатом Orania. Грустный разговор о налогах. Необходимо найти во Флоренции адвоката, способного заняться моими налогами.
Трудно. Устал. Не могу больше без Андрюши. Жить не хочется.
10 ноября Стокгольм
Провел (одновременно с монтажом(?!)) ужасный месяц во Флоренции. <…> Сложности с флорентийским гостеприимством. Дом, где нам предоставили квартиру, не закончен со всеми вытекающими отсюда подробностями: лифт, газ и так далее. Приехал из Роккаль-беньи Гаэтано и помогает: приводит квартиру в порядок. В квартире картонные стены и потолки. Лариса хочет отвоевать на верхнем этаже комнату для моего кабинета. Бесконечные проблемы – бюрократические в коммуне, если бы у меня была возможность, я бы поблагодарил их за гостеприимство, плюнул и куда-нибудь уехал.
Смонтировал картину. Н. Colpi приезжал, смотрел и сказал, что короче сделать нельзя.
Тем не менее назревает скандал. Фр[анцузский] продюсер (Dauman) и шведский прокатчик будут настаивать на 2.10, что в контракте, а я не могу сделать фильм короче 2.30. Я разговаривал с Олофсоном – директором Киноинститута – сказал, что короче не могу, и попросил организовать «художеств.» совет по этому поводу. Просил также, чтобы они организовали показ для Бергмана. Начинаю смотреть пробы для озвучания.
Во Флоренции познакомился с приятелем Франко Терилли – Бенедетто Бенедетти – оперный критик и совершенно сумасшедший. Он хочет перекупить «Годунова» у «Ковент-Гарден» – костюмы, декорации и услуги Стивена – ассистента, чтобы перенести спектакль в Италию. Хочет то же самое сделать с «Летучим Голландцем». Работал с Томмази над декорацией. Пока неясно, но кое-что есть.
Надо ставить «Св. Антония». Просить поддержки у Папы через Формигони.
С Андрюшей пока ничего! Завтра свидание (второе) с Palme.
В Риме были с Ларисой в Министерстве иностранных дел. Они хотят помочь. Как?
Встретились с адвокатом Джуньи. Сенатор и близкий к правительству. Андреотти просил у него подождать неделю, прежде чем начать ходатайствовать о приглашении для наших.
Из Москвы ужасная новость – Сеньку могут взять в армию. Ужасные дни, ужасный год!
Звонил Кшиштоф Занусси. Был очень мил и предлагал свою гарсоньерку в Париже, если нам будет в ней необходимость.
Разговаривал с Ю. Лина: он договорился о встрече с «ведьмой» – она хочет со мной встретиться.
11 ноября
Сегодня был на приеме у Пальме. Он сказал, что есть два пути:
1. Просить через Министерство иностранных дел официальной возможности приезда в Швецию сына. Что почти безнадежно в смысле юридическом.
2. Он лично отправит письмо в Правительство СССР с просьбой выпустить на Запад (неважно, куда именно) сына Тарковского. И передаст письмо через своего посла в СССР.
Это (2) будет, конечно, гораздо лучше.
13 ноября
До сих пор не готовы пробы голосов. Это просто невероятно. В результате теряем время, т. к. нет вариантов с другими актерами.
18 ноября
Болен. Бронхит и какая-то ерунда с затылком и мускулами, которые давят на нервы. В результате чего очень болит шея и плечи. Кашель, сопли. А в то же время надо озвучивать. Время уходит.
19 ноября
Был на приеме у массажиста – у меня в результате нервных стрессов ужасные плечи и спина. И надо, кажется, делать маленькую операцию жировика на правой лопатке. Он говорит, что опасно оставлять его надолго.
Разговаривал с Москвой. Ну, что я им скажу нового!
В Фильминституте без меня работа совсем не двигается.
23/24 ноября
Болен довольно тяжело. Страшное напряжение между Анной-Леной и мной по поводу 2 ч. 10 мин.
От Андрюши Яблонского ушла Марьяна. А. мучается ужасно.
К нам во Флоренцию приехала Люси из Варшавы. Теперь Лариса не одна, слава Богу!
Кончились переговоры Горбачева и Рейгана. Есть надежды на следующий год.
30 ноября
Седьмого, восьмого и девятого здесь с концертами будет Слава Ростропович. Надо будет попросить его насчет хлопот по поводу Андрюши. И в связи с мэром Флоренции, которого он хорошо знает.
21-го лечу в Париж участвовать в телевизионной передаче по поводу своих семейных проблем.
Анна-Лена совершенно не умеет и не желает работать. Единственная ее проблема – сэкономить деньги. Страшная грызня по поводу длины картины.
Болен. Пришлось сделать общий анализ крови и рентген легких. Результаты пока неизвестны.
6 декабря
Болен.
Был в Париже, выступил в передаче, посвященной Сахарову. Реакция «Бори», Андрюшиного кагэбэшника-сотрудника:
– Ну, теперь твоему приятелю будет плохо!
– Почему?
– Все эти сведения завтра же будут лежать на столе ЦК. И видеокассета.
– Ну, так в чем же дело?! Ведь это уже годами тянется! Сделан рентген. В левом легком затемнение. То ли воспаление легких, то ли что-нибудь похуже. Врач послал снимки на консультацию. Вчера кашлял кровью. Сегодня тоже, но меньше.
7 декабря
Чувствую себя отвратительно.
Приехал Слава Ростропович. Говорил о том, что обязательно поможет, передаст Рейгану мое письмо. А также приедет в феврале во Флоренцию с тем, чтобы пойти к мэру. (Это его знакомый, и кажется даже, что они в приятельских отношениях.) Чтобы поговорить о наших квартирных проблемах. Попросил разузнать меня имя и должность консультанта-профессора, которому посланы мои снимки. Очень обеспокоен.
Хочет со мной делать фильм-оперу «Борис Годунов». Я пытался объяснить ему, что не знаю, как это можно было бы сделать в кино. Ему это предложил – по его словам – Тоскан Дю Плантье, который будто бы скупил разорившийся «Гомон». Здесь какая-то путаница. Все они думают, что если я успешно поставил «Бориса» в театре, то уж в кино – тем более будет успешнее… Они, конечно, ошибаются, театр – не кино. И в кино я не знаю, как ставить оперу.
10 декабря
Вчера звонил Слава Ростропович, он на два дня уехал в Хельсинки. Просил меня переделать дату письма Рейгану на 15 марта 1986 года.
Врач сказал, что 13-го, в пятницу (ну и денек!), мне надо идти к профессору-легочнику. И там же (предварительно) сделать еще один снимок легких.
Разговаривал с Ирой Браун и попросил сообщить в «Covent-Garden» о моей болезни, которая грозит разрушить наши общие планы.
Анна-Лена дала телеграмму Кау о том, что если я не сокращу фильм, то она не доплатит мне 55 тыс. долларов. Пока это только шантаж. Я получил строгое письмо от директора института и очень сухо ответил на него в том смысле, что в недоумении от его позиции: или он хочет фильм Тарковского, или какой-то чисто коммерческий фильм длиной в 130 минут (длина, записанная в контракт). После этого я разговаривал около часа по телефону с Анной-Леной. Потом она, кажется, беседовала с директором и говорит, что в моем письме есть серьезный аргумент.
Лариса уехала в Роккальбенью, и я уже два дня с ней не разговаривал.
Посвящение: «Посвящается моему сыночку Андрюше, которого так заставляют страдать».
Чем я становлюсь старше, тем большей загадкой становится для меня человек. Он как бы уходит из-под наблюдения, вернее, моя логика, система оценок его разрушается, и я перестаю уметь делать о нем выводы. С одной стороны, рухнувшая система – это хорошо. Но хорошо, когда рушатся многие системы ради оставшейся одной, но не дай Бог утерять все.
А тут на днях, лежа в постели – я не спал! – вдруг отчетливо увидел изнутри свои легкие, вернее, часть легкого и дырку в нем – кровавую, но с остановившейся кровью. У меня раньше не было подобных видений.
NB. Сценарист фильма Грамматикова передал в Москве нашим 1000 крон. Не забыть отдать при первой возможности.
Что у меня? Вспышка туберкулеза? Воспаление легких? Рак? Может быть, 13-го все выяснится.
А что, если «Годунова» в кино решить иначе? Совершенно. Переплести репетиции, облик Славы Ростроповича – музыканта. Бориса – кулис – усилий зрителя – режиссера – Пушкина – Мусоргского. То есть построить этакое сооружение, зависимое от личностей.
11 декабря
Болен. Лежу. Ужасно болит внутри, в легких.
Сегодня во сне видел Васю Шукшина, мы с ним играли в карты. Я его спросил:
– Ты что-нибудь пишешь?
– Пишу, пишу, – задумчиво, думая об игре, ответил он.
А потом мы, кажется, уже несколько человек, встали, и кто-то сказал:
– Расплачиваться надо (в том смысле, что игра кончилась и надо подсчитать ее результаты).
«Амадеус» Формана. Восемь «Оскаров» – и так бездарно. Причем всё. Может быть, только Сальери неплох, но ужасна его концепция. Не то чтобы ужасна, но как-то не очень человечна.
Очень плохо. Сильный сухой кашель и острая боль в легких. Головная боль.
Иллюстрации к лекции в Stockholm'е:
1. «Los Olvidados» – сон с мясом.
2. L. Bergman – сон с гробом из «Земляничной поляны».
3. Феллини – «8½» – начало (туннель).
4. «Солярис» – сон – сцена с Матерью.
13 декабря
Вот уж поистине черная пятница. Был у врача в Королингской клинике. Они были очень внимательны. Даже слишком: делали анализы во внеурочное время. Видимо, Слава Ростропович использовал свое влияние каким-то образом. Сегодня сделали новый снимок (вернее, несколько снимков). В левом легком что-то есть. Врач сказал – или воспаление (но вряд ли, т. к. затемнение не рассосалось, то есть не изменилось под действием антибиотиков, которые я принимал это время), или туберкулез, или опухоль.
Он спросил, где я предпочел бы делать операцию в худшем случае. Я думаю, может быть, ее совсем и не надо делать. Только мучиться без результатов. Это все-таки легкие, не грудь у женщины. Взяли анализ из таинственной шишки на голове, возникшей месяц тому назад совершенно без причины и неожиданно. Сделали провокацию ТВС также, чтобы посмотреть реакцию. Они хотят выяснить все к 20 декабря. Но я почему-то не верю в лучшее.
Но видение – когда я видел дырку в легком – скорее, это походило на каверну, а не на опухоль. Хотя я не уверен, я не знаю, как должна была бы она выглядеть. Просто впечатление такое, что вокруг раны было как-то чисто, доброкачественно.
Надо было бы застраховать жизнь в Италии. Теперь это будет трудно: наверное, есть специальные комиссии (медицинские).
15 декабря
Человек живет и знает, что он умрет рано или позже. Но не знает, когда, и поэтому отодвигает этот момент на неопределенное время.
Это помогает ему жить. А я сейчас – знаю. И ничего не может мне помочь жить. И это очень тяжело. Но самое главное – Лара. Как сказать ей?! Как своими руками нанести ей этот ужасный удар?!
16 декабря
Сегодня целый день провел в больнице. Мне разрезали мою шишку на голове и вырезали кусок для анализа. Доктор говорит, что анализы плохие и что: или опухоль не лечится совсем, или на 80 % лечится, если окажется определенного типа. Но, судя по всему, дело мое плохо.
Как я буду говорить с Ларой?
21 декабря
23-го лечу в Италию. Беру все вещи. Хочу поговорить с Михалом насчет того, как доделать картину, если я не смогу приехать в Стокгольм для этого. Я чувствую, что не смогу. С каждым днем все хуже.
А ведь прав был Борис Леонидович, а Лара? Когда сообщил, что мне осталось сделать лишь четыре картины. Помните спиритический сеанс у Ревика? Только Б. Л. считал неправильно. Он знал, что я сделаю семь фильмов, но считал также «Каток и скрипку», которую считать не следует. Так что он не ошибся.
Как Лариса воспримет все это? Как дальше вести себя ей по отношению к Андрюше и маме? Надо продолжать добиваться их выезда. Андрюше нужна свобода. Нельзя жить в тюрьме. И если мы пошли по этому пути, то надо идти до конца.
Мартиролог VII
Начат в Париже 10 января 1986 годаНа с. 564: Андрей в Париже, ул. Пюви де Шаванн, 10
1986
Январь 198610 января Париж, больница
Я в больнице в Париже. Уже пять дней. Мне делали первый курс (пятидневный) радио– и химиотерапии. Впечатление ужасное. Еще через 2–3 недели будет еще пять дней, и так еще четыре раза. Что это даст, никому не известно.
Сейчас позвонила Марина Влади (которая помогает нам вместе с Леоном Шварценбергом – врачом, который меня лечит). Позвонила и сказала, что Воронцов, посол, сказал ей, что Андрюшу выпускают буквально на днях. Неужели нужно смертельно заболеть, чтобы быть вместе! Теперь, Андрей, надо жить!
Ночная нянечка и Али пришли поздравить меня. Али – тоже ночная няня.
11 января
Да, вчера забыл важное: Марина дала мне на лечение два чека – на 16 и на 5 тысяч франков. Она просто ангел.
Живем (сейчас Лара) у Занусси. Все помогают. Франция хочет дать нам (очень скоро) паспорта и квартиру (государственную) и оплачивает лечение (до конца. Звучит грустно). Люси во Флоренции, в квартире, полной дорогой мебели и аппаратуры. В пустом доме. Опасно, кажется.
Чувствую себя плохо – вся брюшина онемела, и анестезия не проходит. Сегодня первую ночь спал без наркоза.
Только что были и ушли двое из советского посольства: Виктор Якович (видел его как-то у Кондрашова), культурный советник, и Александр Аристов, культ, атташе и первый секретарь.
12 января у Марины
Сегодня переехали и уже ночевали у Марины Влади. Ночью чувствовал себя неважно. Вчера выписался для передышки. Через две-четыре недели меня снова начнут мучить. Но надеюсь, что больница будет получше. То есть подороже.
Завтра из Парижа едет в Москву Наташа, которая зайдет к нам на Мосфильмовский и объяснит, как следует себя вести. Звонил в Москву, но Андрюши не было дома. Разговаривал с Олей, она, бедная, очень грустная.
13 января
Ночью было очень плохо: очень болели облученные места. И потом эти собаки!
Сейчас две задачи – дом, где можно было бы встретить наших. И делать это надо как можно быстрее. И потом – если бы я смог на своих ногах встретить их на вокзале. Только боюсь, что это невозможно будет.
Читаю «Колымские рассказы» Шаламова – это невероятно! Гениальный писатель! И не потому, что он пишет, а потому, какие чувства оставляет нам, прочитавшим его. Многие, прочтя, удивляются – откуда после всех этих ужасов это чувство очищения? Очень просто – Шаламов рассказывает о страданиях и своей бескомпромиссной правдой – единственным своим оружием – заставляет сострадать и преклоняться перед человеком, который был в аду. Данте пугались и уважали: он был в аду! Изобретенном им. А Шаламов был в настоящем. И настоящий оказался страшнее.
Андрюша Я[блонский] дозвонился до Москвы. Там уже знают, что они едут в Париж, у них кто-то откуда-то был и сообщил, что они летят в субботу.
Надо переиграть их переезд и устроить поезд. Из-за обысков в Шереметьеве и невозможности взять все необходимые вещи. Как странно – до сих пор ни Анна Семеновна, ни Андрюша не летали на самолете.
14 января
Провел совершенно ужасную ночь. Днем тоже – болит спина. Принял лекарство. Дышать стало труднее. Кашель. Поверхностный и болезненный.
Эту войну, которую я веду, надо выиграть. (Вывезти и Ольгу и выздороветь – хотя бы на несколько лет, чтобы сделать несколько картин.) И в том, что я ее выиграю, – нет сомнений, Бог поможет! А моя болезнь – это сотрясение, помогшее вывезти Тяпу и Анну Семеновну. Я выиграю, потому что мне нечего терять, я пойду до конца.
И главное – мне Бог помогает. Да святится Имя Твое!
15 января
Целый день лежал, не двигаясь. Страшная боль в спине (в позвонок).
16 января
Сегодня легче. Но до сих пор еще не вставал. Боюсь шевелиться.
Андрюша с Анной Семеновной прилетают в воскресенье.
После вчерашнего укола Леона всю ночь спал. И целый день. Опухоль на голове уменьшается, Леон говорит, что по ней можно судить о процессах в легких.
Вечером – поздно – говорили с Андрюшей, Анной Семеновной и Олей.
17 января
Утром вставал. И чуть не упал в ванне: потемнело в глазах, в затылке стало горячо, ноги ослабели… Еле добрался до постели. До сих пор трясусь от отвращения.
18 января
Сегодня спал. Сны.
Утром, кажется, лучше. Вставал умываться. Лучше.
Сольвейг: Норвегия. Печальные идеи.
Боль туповатая, глухая. Стараюсь не вставать.
Сегодня у Марины и Леона новогодний праздник для детей и их семей.
Разговаривал с Москвой. И с Мариной. Перепугана моей болезнью. Просила написать. Надо, конечно.
Видимо, я останусь дома, не поеду на аэродром. Слишком слаб. Это произвело бы на наших тяжелое впечатление.
Для Анны Семеновны и Андрюши (и для меня, когда смогу) найдено два варианта: квартира и резиденция. Надо выбрать.
«Сочувствие, не подтвержденное делом, худший вид фальши».
(В. Шаламов)
19 января
Приехал Андрюша и А[нна] С[еменовна].
Анна С[еменовна] совсем не изменилась – только ослабела, конечно. Да и с дороги и от волнений устала. На улице бы я Андрюшу не узнал. Очень вырос – 1 м 80 см. Это в пятнадцать-то лет! Хороший, милый, зубастый мальчик.
Все это из области чудес.
Леон (с Мариной) написал письмо Миттерану, который в свою очередь написал письмо Горбачеву с просьбой. Горбачев приказал выпустить их немедленно. В прошлую субботу я писал (когда уже была достигнута договоренность, видимо) письмо на имя посла, а ровно через неделю они уже здесь. Невероятно.
Крис Маркер встречал и снимал встречу в аэропорте. И у Марины (я не смог встать и ехать на встречу на аэродром). В Шереметьеве над ними, конечно, поиздевались, отменили их полет из-за, якобы, неверно оформленных виз, но тем не менее отправили в последний момент. В результате потерялась сумка с вещами Андрея.
20 января
Выходил на двор. Но устал. К вечеру снова боль.
Вечером разговаривал с Мариной и Леоном, вернувшимся с ужина у посла Воронцова. На прощание Воронцов сказал: «Передайте Тарковскому, что он всегда может вернуться…» и т. д.
Тяпус – длинный, молчаливый. Испугал я его немного вчера, когда стало больно. Он спросил у Ларисы: «Мам, а это опасно?» Милый мой сынок.
21 января
Сегодня надо попробовать переехать в город. 24-го уже Марины здесь не будет.
Звонил Макс[им] Шостакович.
На с.569: Отец и сын в день встречи. Париж, 19 января 1986 г.
22 января Париж rue Claude Terrasse
Переехали от Марины на временную квартиру в Париж ул. Claude Terrasse, 42, кв. 71. Помылся в ванне и очень плохо себя почувствовал: опять боли.
Вечером был Леон. В воскресенье снова в клинику. Вылезают волосы с облученной части головы, большая плешь справа. Опухоль на этом месте уменьшается.
Вечером приехал Михал из Стокгольма.
Тяпус до сих пор не видел Парижа.
Звонил Пио Де Берти. Поздравлял с приездом Андрюши и бессловесно сочувствовал моему положению.
Оле передать (через Марину):
1. Марки.
2. Кольца.
3. О Шарле.
4. Первый том «Мифов».
5. Фотографии и слайды.
23 января
Вечером стало получше.
Приехал Михал. Был у меня вечером.
24 января
Сегодня привезли видео и явились все: Анна-Лена, Свен Нюквист, Михал и Лейла. Работал по поводу печати копии и над монологами.
Потом сократил две сцены: Первый монолог Александра с Малышом – 1 мин. 40 сек и Монолог Отто с цитатой из Монтеня – 40 сек.
Был Леон. Сообщил о хорошем анализе крови. И о том, что поэтому надо как можно скорее ложиться в клинику. В воскресенье. Пока процесс лечения идет хорошо, активно. <…>
25 января
Видел сон. Будто я попал в самый центр, в гнездо змей. Выбравшись оттуда, долго не мог освободиться от уже мертвых, безвредных змей, приклеившихся к телу. Работал с Михалом.
Приехал архитектор Бруно и показал чудовищный проект дома на 270 кв. м в плане. Категорически плохо.
26 января Париж больница Сарсель
Звонил Бруно (архитектор) и сказал, что будет делать новый проект. Я не знаю, можно ли ему доверять… Скорее, нет.
Я снова в клинике Сарсель. Палата лучше – большая. Будут мучить меня неделю.
Прочел статью Чертока в «Континенте» об Эйзенштейне (№ 46). Очень хорошо. Справедливо, хоть и развенчал автор Сергея Михайловича совершенно. И за дело.
27 января
(Пишу 28-го – вчера плохо себя чувствовал после новой химии и радиотерапии.) Были Лара с Тяпой (и с Вивьен). Тяпус – я заметил – очень страдает из-за моего положения, бедный. Может быть, лучше ему не приходить часто. Особенно, когда мне плохо.
Лара сказала, что звонил Пио Де Берти из Рима, что он собирается в Париж и хочет, чтобы я с РАИ ставил «Святого Антония».
Св. Антоний: Разговор св. Антония с женщиной (В. Н.) через речку. Тихая, медленная и глубокая вода. Она начинает говорить громко (расстояние), затем вторит ему – тихо. Голоса далеко раздаются по воде. Хочет ребенка от него. Он объясняет невозможность. Она – необходимость. Идея заселить землю людьми, рожденными от святых. Он смеется. Пытается разглядеть ее лицо. Но далеко, плохо видно. Св. Антоний: Финал. Сон св. Антония с приходом В. Н. Любовь, рассвет. Св. Антоний плачет.
Если я действительно смогу работать, то сделать выбор: «Гамлет», «S. Antonio», «Евангелие по Штайнеру».
28 января
Ночью плохо спал. Утром 37,2. Болит голова после радиотерапии. Чувствую себя бодрее. Радиотерапию плюс химию на этот раз перенес лучше, чем в первый раз. Тошнило, но не рвало. Посмотрим, что будет дальше. Волосы лезут ужасно, надо бы постричься наголо.
«Голгофа» – Евангелие по Штайнеру. Живописцы во все времена писали «Голгофу», используя родной фон. И это нисколько не уменьшало значения произведения, не искажало его. Подумать о материале, фоне, эпохе…
После сегодняшних процедур не чувствую себя таким утомленным, как в первый цикл.
29 января
Сегодня лучше. Правда, рано проснулся и не спал. И грудь болела, но быстро прошла и пока не болит больше. Леон очень доволен процессом лечения, вернее, результатом. После вчерашнего рентгена стало ясно, что опухоль уменьшается. Хотя, когда у Леона спрашивают, сколько еще придется ложиться в больницу на подобные циклы – он отвечает, что не знает. Т. е. процесс этот, видимо, не такой уж управляемый, и что болезнь выкинет в каждый следующий момент знать наперед невозможно.
У Анны Семеновны давление 180/100, а у Ларисы 160/100 – ужасно прямо…
30 января
Плохо спал: пекло спину, грудь, ноги не то мерзли, не то пекло. Утром – 37,3. Вчера вечером был Леон.
Марина приехала из Москвы, видела Олега Халимонова, Ольгу. Почему-то не передала Ольге о Шарле. Тянет на себя одеяло. Будто бы сын Любимова переслал через нее письмо (с инструкциями, как отцу себя вести, что писать, чтобы вернуться в Москву).
Какими ошибочными и ложными представлениями о людях мы живем! (О французах, о неграх, да и об отдельных субъектах.) А кто к нам отнесся лучше, чем французы? Дают гражданство, квартиру, Комитет собирает деньги и платит за все и за клинику. А в клинике одна негритянка – просто ангел: улыбается, старается услужить, любезная, милая. Наши представления надо менять. Мы не видим. А Бог видит и учит любить ближнего. Любовь все преодолевает. И в этом Бог. А если нет любви, то все разрушается.
Я совершенно не вижу и не понимаю людей. Отношусь к ним предвзято и заведомо нетерпимо. Это истощает духовно и запутывает. А вот работа в Стокгольме мне очень помогла. <…>
31 января
Со снотворным спал. Утром 37,4. Вчера Лариса рассказала, что она позвонила Алле Дувалян, которая предложила жить в их доме (она второй раз вышла замуж за какого-то бизнесмена); но там нет мебели. Так или иначе, если у нас будет квартира в Париже, придется кое-что покупать…
Анна-Лена в Стокгольме беседовала с министром иностранных дел Франции, который сказал, что нам немедленно дадут французское гражданство.
«Видеть сердце, которое бьется, по телевизору»…
Если буду жить. Что:
«Откровение св. Иоанна на Патмосе».
«Гамлет».
«St. Antonio».
«Golgotha»?
Гамлет – чересчур известно и вторично.
«St. Antonio» – интимно и опять вглубь.
Евангелие по Штайнеру – насколько оно мое? Если бы мое! Но смогу ли? А что, если не Евангелие, а эпизод из Евангелия? Слишком лояльно. Ясно только, что если снимать, даст Бог, то самое главное, на что способен. Я обещал. Никаких «Гофманиан». Может быть, «St. Antonio»?
Завтра мне сделают маленькую операцию под общим наркозом. Вставят два аппаратика под кожу для инъекций. В районе горла и груди. Иначе вены на руках заболевают от лекарств.
