Текст книги "Русские имена"

Автор книги: Андрей Угрюмов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

РУССКИЕ ОТЧЕСТВА

Отчества в том понимании, к какому привыкли мы, русские, встречаются не у всех народов. В русском языке они существуют издавна.

Памятники русской письменности XI–XII вв. донесли до нас уже вполне сформировавшиеся отчества; они состояли в ту эпоху из двух слов: из слова «сын» и притяжательного прилагательного, образованного от имени отца с помощью одного из следующих суффиксов: -ль, -ев, -ов, -ин, -ич.

Так, от имени Изяслав тогда образовалось отчество «сын Изяславль», от имени Добрыня – «сын Добрынь», от имени Лазарь – «сын Лазарев» и т. д. Вторые слова этих словосочетаний и были притяжательными прилагательными, отвечавшими на вопрос «чей?».

При классовом разделении славянского племени его знатная верхушка присвоила себе право носить отчества с суффиксами -ич и -ль (ь). Отчества с суффиксами -ин, -ов, -ев объявила «низкими», простонародными. Это было способом обеспечить быстрое узнавание «вячших» людей и воздание им почестей не только по их личным заслугам, но и по заслугам их отцов.

Именно такое разделение отчеств вызвало к жизни народное изречение, сохранившееся в одной из старинных песен:

 
По имени тебе можно место дать,
По изотчеству – пожаловати…
 

Летописи и старинные деловые бумаги сохраняют многочисленные следы такого классового разделения отчеств: князья и бояре в них «величаются» не так, как простолюдины, смерды. Например, в Ипатьевской летописи мы встречаем выражение «князь Брячислав сын Изяславль», в Лаврентьевской – «посадник Констянтин сын Добрынь», в третьем древнем письменном документе – «простолюдин Алекса сын Лазарев».

Вероятно, от той поры сохранился и глагол «величать» в значении «называть человека по отчеству».

В XIII веке «знатный» суффикс -ль (ь) вышел из употребления. Его следы остались лишь в названиях древних русских населенных пунктов: Ярославль, Путивль, Житомир и т. п. В этих словах элемент -ль и есть тот древний суффикс, равнозначный современным словам «принадлежащий тому-то»: Ярославль – это «город Ярослава», Путивль – «город Путива (Путивоя)», Житомир – «город Житомира».

В результате «падения» суффикса -ль единственным признаком «знатного» отчества оказался суффикс -ич. Он много веков в русском языке играл такую же роль, какую играют до сих пор в немецком языке частица фон, во французском – частица де, в шотландском – частица О', которые служат показателем дворянского происхождения владельца фамилии с такими элементами в ней.

Из-за формы отчеств на Руси нередко возникали споры и писались даже царские указы. Из документов XVII века, к примеру, известно, что брат казненного в 1648 году одного из важных царских чиновников, окольничего Петра Траханиотова, «бил челом» царю Алексею Михайловичу о том, чтобы «государь бы его пожаловал, велел брата его, Петра, в своих государевых грамотах и памятех писать по прежнему своему жалованию окольничим с -вичом, чтобы ему, Ивану, и роду его в веки перед своею братьею в позоре не быть». А писать такую челобитную пришлось из-за того, что окольничего Петра после его казни стали именовать «позорным» отчеством «без -вича», то есть Петр Тихонов Траханиотов. И царь внял голосу просителя: в тот же день он «велел во всех делех, в грамотех и памятех… окольничего Петра Тихоновича имя писать окольничим с —вичом»[8]8
  Чтение в Имп. Об-ве Истории и Древн. Российских при Моск. ун-те, кн. 3-я, 1886, стр. 4–5.


[Закрыть].

Подобную же щепетильность русские бояре проявляли и в отношении отчеств своих супруг. Попытки написать отчество знатной женщины с «низким» суффиксом вызывали также возмущение. В 1685 году был издан специальный царский указ, в котором было недвусмысленно сказано, что «буде кто напишет думного дворянина жену без -вича… за то править бесчестье»[9]9
  Полное собрание законов, № 1436 и 1406.


[Закрыть].

С другой стороны, история знает много случаев, когда московские бояре использовали «низкие» формы отчеств для того, чтобы унизить тех, кто был почему-либо неугоден им. Нередко таким способом они выражали свое неуважение к представителям украинского, белорусского и польского дворянства, которое считали второстепенным. Так, послы украинского гетмана Б. Хмельницкого, Герасим Яцкевич и Павел Обрамович, в московских документах именуются Герасимом Яковлевым и Павлом Обрамовым, а полковник Онтон Жданович – Онтоном Ждановым[10]10
  «Воссоединение Украины с Россией», т. 3, изд. АН СССР, М., 1954, стр. 307, 349, 371.


[Закрыть]. Даже самогó прославленного гетмана московские бояре не раз упрекали в том, что он «непристойно величается отчеством на -вич» и требовали от него простонародного отчества: Богдан Михайлов сын.

В XVIII веке эта древняя феодальная традиция получила новую трактовку, приспособленную к введенной Петром I «Табели о рангах»[11]11
  Согласно этой «Табели» все чиновники царской службы делились на 14 классов. Счет классов велся от высших чинов к низшим
  К первым пяти классам причислялись генералы, адмиралы и равные им гражданские чины – от канцлера до статского советника (так называемые «высокопревосходительства», «превосходительства» и «высокородия»).
  Шестой-восьмой классы составляли «их высокоблагородия» в чине коллежского советника, надворного советника и коллежского асессора, которые соответствовали военным званиям полковника, подполковника и майора.
  Остальные чины, так называемые «их благородия», составляли девятый-четырнадцатый классы.


[Закрыть]. В «Чиновной росписи», составленной по распоряжению Екатерины II, было сказано, что отчества «особ первых пяти классов» должны писаться «полно, с окончанием -вич»; отчества лиц шестого-восьмого классов рекомендовалось писать «с окончанием -ов или -ин». У всех прочих чинов в деловых бумагах отчеств указывать было не положено.

Этим законодательным актом Екатерина II пополнила список «дворянских» суффиксов в отчествах, введя в их число и суффиксы -ев, -ов, -ин. Фактически с этой поры все отчества стали принадлежностью господствующего класса и чиновничества, а крестьяне и мелкие горожане лишались права «величаться» по отцу и должны были довольствоваться лишь одним именем.

Более того, в разговоре с господами крепостные крестьяне должны были употреблять только унизительные варианты своих имен. Даже полное имя считалось недопустимой роскошью для «мужика». Такая традиция оскорбляла чувство достоинства простых людей и вызывала протест передовых деятелей русского общества. Великий русский критик-демократ В. Г. Белинский писал по этому поводу, что Россия его времени «представляет собой ужасное зрелище страны… где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками…»[12]12
  В. Г. Белинский. Письмо к Гоголю. ГИХЛ, М., 1947, стр. 5.


[Закрыть].

Сословные формы русских отчеств XVIII–XIX вв. нашли свое отражение в нашей художественной литературе. В этом отношении особый интерес представляет повесть А. С. Пушкина «Дубровский». Все персонажи этой повести делятся на тех, кто величается отчеством, и тех, кого зовут просто по имени. Так, отставной генерал-аншеф Троекуров именуется в ней Кирилом Петровичем, дворяне Дубровские – Андреем Гавриловичем и Владимиром Андреевичем. Их отчества имеют полный «дворянский» суффикс -ович, -евич. Сосед Троекурова, тоже дворянин, но менее уважаемый, чем первые, носит отчество с сокращенным и поэтому менее почетным суффиксом —ич: Антон Пафнутьич, хотя он тоже официально имеет право именоваться Пафнутьевичем.

Цитируя в повести судебное решение по поводу тяжбы двух ее героев, А. С. Пушкин сохраняет в нем стиль деловых бумаг своего времени и в том числе формы отчеств. Они оказываются весьма архаичными, средневековыми: в отчествах сохраняется еще слово «сын», только ставится оно не перед именем отца, а после него. В судебных бумагах генерал Троекуров и все остальные лица, упоминаемые в них, именуются одинаково: Кирила Петров сын Троекуров, Андрей Гаврилов сын Дубровский, Фаддей Егоров сын Спицин, Григорий Васильев сын Соболев и т. д.

В той же повести есть персонажи, не принадлежащие к дворянскому классу: крестьяне, мелкий чиновник, пономарь. Их отчества непохожи на дворянские. Дворовые крестьяне названы только по имени: кузнец Архип, кучер Антон, «дворовый человек» Григорий, «бабы» Василиса и Лукерья. Лишь старая няня молодого барина, в порядке исключения, зовется по отчеству – Егоровной, в знак особого положения ее среди дворовых. Она даже осмеливается в письме к своему господину употребить свое отчество, подписав его полным своим именем, отчеством и фамилией – Орина Егоровна Бузырёва.

Мелкий чиновник четырнадцатого класса – станционный смотритель и самый низший из церковных служителей – пономарь уже имеют в повести отчества, но тоже «уменьшенные», сокращенные: Сидорыч, Савельич. В устах дворян такие отчества звучат пренебрежительно, а в речи крестьян – уважительно и сочувственно. В крестьянской среде вообще отчества на -ич, -ыч употреблялись чаще и охотнее, чем полные. Последние встречались лишь в свадебных припевах, где жених и невеста, независимо от их истинного положения в обществе, назывались «князем» и «княгинею».

После крестьянской реформы 1861 г. началась нивелировка именных форм в русском языке. В деловых бумагах перестали употреблять старинную форму отчеств со словом «сын». Отчества представителей всех сословий (кроме лиц «царской крови») стали выглядеть одинаково; Иван Сидоров Петров, Михаил Александров Пешков и т. п. В этих сочетаниях слов отчествами являлись вторые; Сидоров, Александров.

Всякие грани и различия между «знатными» и «простонародными» именными формами в нашем языке стерла Великая Октябрьская социалистическая революция, отменившая всякие сословные и классовые привилегии и объявившая полное равенство всех граждан нашей страны перед законом. Все у нас имеют право «величаться», и отчества всех форм и видов считаются одинаково почетными.

В наши дни наблюдается новый активный процесс – в языках тех народов Советской страны, у которых раньше не было отчеств, они начинают создаваться, при этом форма заимствуется из русского языка. Иногда берется полностью русское отчество (а часто – и имя), иногда по русским образцам образуются отчества от национальных, нерусских имен.

Интересной иллюстрацией к первому случаю является автобиографический рассказ известного чукотского писателя Ю. С. Рытхэу, в котором он передает все детали этого языкового процесса с некоторой долей юмора. Рытхэу – по происхождению коренной чукча. Чукчи же, жившие до революции в условиях родового строя, не имели ни отчеств, ни фамилий. Поэтому, когда после окончания местной школы юноша задумал ехать учиться в Ленинград, он столкнулся с необходимостью обзавестись недостающими в его наименовании элементами.

Приехав в свой районный центр, Рытхэу зашел в местное отделение милиции, чтобы оформить паспорт. Сотрудник паспортного стола взял у него справку Уэлленского сельсовета и долго изучал ее, хотя она была написана вполне грамотно на русском языке. Затем он довольно строго спросил молодого человека:

– Как твоя фамилия?

– Рытхэу… – робея, ответил тот.

– Имя?

– Рытхэу…

– Отчество?

– Нету…

Милиционер отложил справку и внимательно посмотрел на юношу.

– Послушай, – сказал он после минутного разглядывания. – Ты не древний грек и не император без номера. Ты советский человек, и поэтому я не могу тебе выдать паспорт без имени и отчества.

– Так что же мне делать? – спросил Рытхэу.

– Соображай.

– Выдумать мне, что ли, имя и отчество?

– Твое дело. Но без имени и отчества паспорта выписать не могу.

Тогда Рытхэу разыскал в райцентре знакомого ему русского, по имени Юрий Сергеевич, и попросил его уступить свое имя и отчество. К большой радости юноши, Юрий Сергеевич охотно и без всякого сожаления или колебания разрешил воспользоваться пареньку недостающими ему именем и отчеством. После этого паспорт был оформлен, и чукотский паренек стал Юрием Сергеевичем Рытхэу. Под этим именем он и известен теперь как автор многих интересных повестей и рассказов о жизни народов далекого Севера.

Конечно, не каждый нерусский юноша и не каждая нерусская девушка получают свои имена при таких исключительных и комичных обстоятельствах. В большинстве случаев это происходит еще в их раннем детстве, при регистрации рождения. Имена им выбирают родители, исходя из своего жизненного опыта, знакомства и интересов.

Отчества, как правило, не заимствуются у русских целиком, а образуются лишь с помощью русских суффиксов от имен отцов. Такие отчества строем своих основ четко показывают на тот национальный язык, на котором говорят их родители. Последних случаев становится все больше, и можно легко привести массу примеров для иллюстрации этого языкового явления. Вот несколько именных словосочетаний, в которых встречаются национальные по основам, но русские по оформлению отчества:

аджарцы Лейла Сердаловна Дзнеладзе и Александр Дурсунович Тхилайшвили; грузины Парнаоз Сардионович Дугашвили и Русудан Николаевна Хомасуридзе; дагестанцы Рашидбек Алихманович Алихманов и Салигат Газимагомедовна Хайдакова; латыши Дзинтар Янович Звайгзне и Аусма Кртиевна Приеде.

Добровольность заимствования русских форм отчеств легко доказывается тем, что наряду с приведенными выше отчествами, имеющими русские словообразовательные элементы, у тех же народов бытуют и чисто национальные отчества.

Все эти примеры вновь подчеркивают активность того процесса интернационализации состава личных наименований, о котором говорилось уже в предыдущей главе.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ ФАМИЛИЙ

Фамилия – это третье слово в полном именовании русского человека. Она передается по наследству в неизменном виде от отца к сыну, от сына к внуку и может существовать в неограниченном ряду поколений одной и той же семьи, если в каждом из них будет рождаться мужчина, так как дети обычно получают фамилию от отца и сами в свою очередь передают своим сыновьям.

Женщины, как правило, зовутся по отцу только до замужества, и эта фамилия называется девичьей фамилией. Выходя замуж, женщины чаще всего принимают фамилию мужа, хотя бывают и такие случаи, когда жена сохраняет за собой отцовскую (девичью) фамилию, а муж при регистрации брака берет фамилию своей жены.

История русских фамилий не столь глубоко уходит своими корнями в глубь веков и берет свое начало примерно в XVI столетии.

Замена исконно русских имен заимствованными заметно сузила круг русских личных наименований и привела к тому, что лица, носящие одинаковые имена, стали встречаться на Руси все чаще. С усилением торговых и иных связей в стране частое совпадение людских имен стало заметной помехой в различных делах. Трудно стало узнавать человека заочно по одному только имени и отчеству, образованному тоже от «календарного» имени, не несущего в своей основе какой-либо реальной приметы внешности или характера его. На самом деле, можно ли с уверенностью было сказать, о том ли человеке идет речь, если о нем было известно лишь только то, что он «Михайло Иванов сын». Ведь в стране было много Михаилов, чьи отцы носили имя Иван.

На выручку нашим предкам в таких случаях приходили прозвища их отцов: Косой, Большой, Булгак, Бузырь и т. п. Ссылаясь на них, можно было более точно характеризовать человека заочно: один из Михаилов оказывался Михайлом Ивановым сыном Косого, другой – Михайлом Ивановым сыном Большого, третий – Михайлом Ивановым сыном Бузырева.

Последние слова в этих трехчленных наименованиях, представлявшие собой ссылки на прозвища отцов, получили название прозвищных отчеств.

Прозвищные отчества образовывались с помощью тех же суффиксов, что и обычные, только суффикс -вич, как правило, в них не встречался. Произносились и писались такие прозвищные отчества обязательно после «календарных».

Документы XIV–XV вв. и особенно XVI–XVII вв. содержат многочисленные примеры использования их в деловых бумагах. Так, в «Разрядной книге» XVI века упоминаются, например, дворяне Михайло Иванов сын Булгаков и Борис Иванов сын Перепечин. Слова «Булгаков» и «Перепечин» в этих словосочетаниях не являются еще фамилиями в современном смысле этого термина, потому что сыновья этих дворян, упомянутые в этой же книге, уже не зовутся ни Булгаковыми, ни Перепечиными.

В конце XV века прозвищные отчества становятся наследственными и начинают уже удерживаться в течение двух-трех поколений. В этом случае они получают новое название – дедины, то есть прозвища, образованные от имени деда или прадеда. В одной старинной песне есть строчки:

 
Ты скажи мне, молодец,
Свою дедину, отчину…
 

Первоначально «дедины» ничем не отличались от обычных отчеств: они согласовывались с именами и изменялись по падежам. Однако вскоре «застыли» в форме родительного падежа, сохраняя во всех случаях бывшие окончания -а или -их, -ых. Эта застывшая форма «дедин» была, видимо, их главной приметой и способом отличить их от подлинных отчеств. Так, в одной из грамот той поры мы находим два выражения: одно – «Се яз, Федор, да яз, Семен, Ивановы дети, Федоровича Сабурова», второе – «на Семене Иванове сыне Сабурова». В том и другом случае слово «Сабурова» имеет форму родительного падежа, хотя в первом случае имена, с которыми ему положено согласовываться, стоят в именительном падеже, а во втором – в предложном.

Передаваясь по наследству во все большем ряду поколений, дедины постепенно стали превращаться в родовые прозвания, которые с XVIII века носят название фамилий.

Родовые прозвания, становясь фамилиями, вновь приобретают способность склоняться по падежам и согласовываться с именем человека: например, из прозвания Толстово образовались склоняемые фамилии Толстов или Толстой, из прозвания Долгорукова – фамилии Долгорукий или Долгоруков и т. д.

Лишь небольшая часть фамилий хранит в себе застывшие формы древних «дедин» и не склоняется по падежам: Нагих, Рогатых, Хитрово, Бурдаго и т. п. Такие фамилии встречаются в Сибири и на Урале.

Первоначально фамилии использовались родовитой феодальной знатью как средство отличиться от народа. Фамилия была той ниточкой, которая связывала личность боярина или дворянина с именем какого-нибудь отдаленного, но прославленного предка. А это накладывало на потомка некий ореол, некоторый отблеск прадедовской славы, льстило самолюбию и давало повод считать себя человеком особой породы. Наконец в самом слове «фамилия» был уже момент славы, так как оно было образовано от латинского слова fama, которое можно перевести на русский язык как «известность», «знатность», «слава».

В целях доказательств своего древнего происхождения бояре и дворяне ворошили древние бумаги и составляли затейливые схемы своих родственных связей с известными в прошлом людьми. Эти схемы носили название «родословных деревьев», корнями которых были имена прославленных предков.

В XVIII и особенно XIX вв., когда класс дворянства стал быстро расти количественно за счет присвоения этого звания чиновникам, дослужившимся до высоких чинов, знать стала делиться на «родовую», «старую» и «новую». Представители старой знати не хотели признавать за новыми дворянами прав на дворянские привилегии, почет и уважение. Они высмеивали их плебейское прошлое, благо оно было еще у многих новых дворян на виду, и гордились древностью своих родов.

В то время, когда дворяне спорили о том, чей род более древен и чья фамилия более знатна, в среде трудового народа фамилий как таковых вообще еще не было. Не только в обычных жизненных, но и в официальных случаях крестьян и «работных людей» в начале XIX века звали по-прежнему двумя именами: календарным и прозвищным, и ходили тогда по России Иваны Умойся Грязью, Петры Савельевы Неуважай-Корыто, Иваны Колесо, Максимы Телятиковы, Федоры Слава Богу и им подобные. Они не вели счет своим предкам и не вычерчивали себе «родословных деревьев», так как были сплошь неграмотны да и не видели в этом занятии никакого проку.

Ироническое и открыто пренебрежительное отношение трудового народа к попыткам дворян с помощью «родословных деревьев» и фамилий доказать свою избранность и знатность, показал Н. А. Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо?». В главе «Помещик» поэт передал беседу семи мужиков-правдоискателей с барином, решившим посвятить их в тайны дворянского счастья, одним из элементов которого была гордость своим «родословным деревом». Разговаривая с крестьянами, помещик спросил их:

 
Скажите вы, любезные,
О родословном дереве
Слыхали что-нибудь?
Леса нам не заказаны —
Видали древо всякое! —
Сказали мужики.
Попали пальцем в небо вы…
Скажу вам вразумительней, —
 

говорит обиженный помещик и рассказывает, что он ведет свой род от некоего татарина Оболта Оболдуева, который лет двести пятьдесят тому назад потешил государыню мехами лисиц и волков и был за это награжден «суконцем в два рубля». По матери же предок этого помещика оказался грабителем:

 
Прапрадед мой до матери
Был и того древней:
«Князь Щепин с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да их казнили смертию,
А было то, любезные,
Без мала триста лет.
 

Естественно, что странники назвали одного из предков барина «прохвостом», а самого Гаврилу Афанасьевича – «яблочком» от этой пахнущей грабежом «яблоньки», которая выдается им за почетное «родовое дерево».

В XVI–XVII вв. возникли, а в XVIII–XIX вв. стали довольно распространенными двойные фамилии.

Первоначально они возникли тоже в феодальной родовитой среде. Одни из них сливались из фамилий двух знатных породнившихся между собой родов (Скопины-Шуйские, Мусины-Пушкины и т. п.); другие возникали из подлинных фамилий и прозвищ, которые давались помещику по названию местности, где находились его феодальные владения, как это было у князя Потемкина-Таврического; третьи хранили упоминание о местах и времени боев, в которых отличился один из представителей знатной фамилии (Суворов-Рымникский).

В XIX веке двойные фамилии стали модой в артистической среде и положили начало многим известным семьям потомственных актеров; такие же фамилии стали встречаться и у писателей. В качестве примера можно привести всем известные фамилии: Корчагина-Александровская, Книппер-Чехова, Мельников-Печерский, Гарин-Михайловский, Смирнов-Сокольский, Сергеев-Ценский и т. д.

Конечно, в этих фамилиях нет следов известных битв и названий обширных владений. Здесь все проще, но звучат эти фамилии все-таки несколько необычно, торжественно, что, вероятно, и было во многих случаях причиной их возникновения.

Среди многочисленных и разнообразных русских фамилий с давних пор выделялись как наиболее «аристократические» фамилии с суффиксом -ский, -цкий. Возможно, это произошло потому, что в древних летописях к именам князей обычно прибавлялось географическое определение, состоявшее из прилагательного на -цкий, -ский: Александр Невский, Михаил Галицкий, Владимир Киевский. В XIX веке много фамилий на -ский появилось в среде русского духовенства, хотя представители его никакой родственной связи не имели с древними русскими князьями. Возникали эти фамилии у церковников настолько оригинальным путем, что об этом стоит рассказать более подробно.

В первой половине прошлого столетия значительная часть сельских церковников не имела фамилий, потому что выходили они обычно из крестьянской, то есть тоже бесфамильной среды, а постригаясь в священнический сан, лишались ее вообще; их звали по чину и имени: поп Михей, дьякон Феодосий или отец Михей, отец Феодосий. Но пришло время, когда и священники должны были иметь гражданские фамилии; тогда-то и началось спешное их формирование.

Обычно фамилии будущим священнослужителям присваивались при поступлении их в духовную семинарию. После приемных экзаменов новичков выстраивали в актовом зале, и ректор проходил вдоль строя будущих бурсаков, знакомясь с ними. Если в ряду новеньких оказывался юноша без фамилии, ректор придумывал ее тут же на ходу и объявлял семинаристу. Чаще всего основой фамилии в таких случаях становились названия приходов, в которых жили родители бесфамильных. Между ректором и бурсаками происходил при этом такой разговор:

– Как тебя зовут? – спрашивал первый.

– Михаилом… – отвечал бурсак.

– Твоя фамилия?

– Нет ее у меня.

– Из какого ты прихода?

– От Благовещенья.

– Будешь, значит, носить фамилию Благовещенский.

Ректор шел дальше, звучали новые названия приходов, и в ряду семинаристов появлялись новоиспеченные Благовещенские, Воскресенские, Богородицкие, Троицкие, Сретенские и т. п.

Иногда фантазия начальника семинарии находила себе пищу в иных сферах. Он вдруг обращал внимание на наружность своих подопечных, и тогда возникали фамилии Белов, Чернов, Сизов, Рыжов. Названия праздников или дней недели тоже иногда становились основой фамилии: от слова «суббота» образовывалась фамилия Субботин, от слова «пасха» – Пасхин, от «троицы»– Троицын и т. д.

Наконец, некоторые воспитанники духовных училищ были обязаны своей фамилией шутливым настроениям своих пастырей. Шутки ради последние называли их греческими и латинскими прозвищами: Неофитов (от греч. neofitos – новичок), Агриколянский (от лат. agricola – землепашец), Беневоленский (от лат. bene – хорошо и volens – желающий).

Эти фамилии-шутки были иногда весьма оригинальны. У А. П. Чехова в одном произведении упомянута анекдотическая фамилия Черноморепоколенпереходященский. Но она не является самой смешной. Ученый-языковед проф. А. М. Селищев в одной из своих статей, посвященных проблемам ономастики, приводит в качестве примера оригинальных «поповских» фамилий еще более поразительную – Череззаборнадевокглядященский.

В среде русского крестьянства фамилии в их современном значении стали массовыми после отмены крепостного права. Они возникли в большинстве своем из прозвищ самих крестьян или их отцов и дедов и фиксировались чиновниками, проводившими перепись населения после реформы.

Фамилии крестьян, рабочих, ремесленников, торговцев несли в своих корнях память о профессиях и характерах основателей их трудовых родов. Фамилия Бондаревы напоминает о том, что кто-то из не столь уж далеких предков делал бочки и другую деревянную посуду; Гончаровы указывает на занятия гончарным делом.

Народные фамилии очень часто точно отражают быт и нравы трудового русского народа прошлых веков, картину которых нетрудно себе представить, вчитавшись в их перечень: Винокуровы, Дегтяревы, Ковалевы, Колесниковы, Конюховы, Косаревы, Кузнецовы, Плотниковы, Решетниковы, Рыбаковы, Свинобоевы, Телегины, Токаревы, Черепановы, Соломатины, Капустины.

У каждой такой народной фамилии есть тоже свое «родословное дерево», только оно не записано ни в каких грамотах и летописях, а восстанавливается лишь путем сбора устных преданий. Примером истории таких фамилий может служить история семьи прославленного полководца гражданской войны В. И. Чапаева.

Предки Чапаева были крестьянами. После реформы 1861 г. они стали наемными рабочими. В роду их не было постоянной фамилии: она менялась с каждым новым поколением. Устойчивую фамилию этому роду дал дед Василия Ивановича, Степан Гаврилов. Старик работал то в извозе, то на лесосплаве. Умный и расторопный Степан был избран волжскими сплавщиками на должность «старшого» в артели. Работая на выгрузке или сортировке бревен, он любил покрикивать на медлительных артельщиков: «Чапь! Чепай!», то есть «Зацепляй багром!», «Не упускай!». Этот возглас и послужил, причиной возникновения его прозвища – Чепай, Чапай, а оно позднее стало официальной фамилией его сына, а затем и знаменитого на весь мир внука В. И. Чапаева.

После отмены крепостного права среди крестьян стали появляться носители весьма необычных для этой среды, «аристократических» фамилий на -ский, -цкий. Однако носители их не были потомками знатных дворянских родов, а скорее всего получали срои фамилии по принадлежности их отцов и дедов к числу крепостных богатых господ: Пестовские среди крестьян – это те, чьи родители принадлежали помещику Пестову, Ростовские– дворовые графов Ростовых и т. д.

Политическая борьба в условиях жесточайшего преследования всех прогрессивно настроенных людей со стороны царского правительства была причиной возникновения в России фамилий-псевдонимов, то есть ложных, подставных фамилий (от греческого pseudonimos – носящий ложное имя).

Примером политических и литературных псевдонимов могут служить фамилии великих сынов русского народа, которым часть своей жизни пришлось прожить в условиях строгой конспирации или за границей, – фамилии Ленин и Горький.

Владимир Ильич по отцу имел фамилию Ульянов. Став революционером-подпольщиком, он вынужден был взять ряд партийных кличек. Наиболее популярной оказалась кличка Ленин. После Октябрьской революции, будучи избранным Председателем Совета Народных Комиссаров, Ильич стал подписывать декреты и другие официальные документы двойной фамилией – Ульянов-Ленин, но в народе его знали больше как Ленина, и после его смерти именно последняя фамилия стала основной.

Алексей Максимович при рождении был записан по фамилии его отца, мастерового малярного цеха, Пешковым. Первый свой рассказ «Макар Чудра» он опубликовал, подписав его выдуманным им самим псевдонимом Максим Горький, в котором соединил имя своего любимого отца с прилагательным, которым намекал на тяжелую жизнь, что пришлось ему испытать. Последовавшие за первым рассказом другие произведения скоро сделали популярным прозвище молодого писателя, а через десять-пятнадцать лет этот псевдоним стал уже всемирно известной литературной фамилией писателя.

Ряд русских фамилий имеют явно иноязычные основы, и в этом нет ничего удивительного, так как в состав великого русского народа то и дело вливаются новые и новые граждане – выходцы из других стран и народов. С течением времени потомки этих пришельцев становятся русскими, а их фамилии зачастую претерпевают такую серьезную языковую переделку, что трудно бывает докопаться до их первоначальных основ. Так, в русских фамилиях Бурнашев, Левштин и других исследователи обнаруживают то английские (Burness), то немецкие (Lowenstein) корни. В других случаях анализ таких фамилий оказывается более простым: фамилия Сидоренков намекает на украинское ее происхождение и т. д.

Русские фамилии так разнообразны, что нет возможности характеризовать их все в таком беглом очерке. Исследование их может дать богатый и интересный материал как для историка-языковеда, так и для историка вообще. В основах современных русских фамилий хранятся корни очень древних слов, которые в чистом виде давно вышли из употребления и часто не зафиксированы даже в самых полных лексиконах. Разве не удивительно узнать, что фамилия Елагин произошла от прозвища Елага, которое обозначало «пиво», «бражка», а фамилия Завьяловы – от прозвища Завьял, то есть человек, которого может зимой на ходу снегом «завьять», «завеять», настолько он медлителен.

Прав был Н. В. Гоголь, сказавший в поэме «Мертвые души»:

«Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, все равно, что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а все сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, – одной чертой обрисован ты с ног до головы»[13]13
  Н. В. Гоголь. Мертвые души, ч. I, гл. 5


[Закрыть]