355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Аливердиев » Вампиры » Текст книги (страница 4)
Вампиры
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 18:09

Текст книги "Вампиры"


Автор книги: Андрей Аливердиев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

На гравий сада я по ступеням

За ней сойду... -

всплыли в памяти строки Анненского.

Забросив гитару на плечо, Полиглот углубился в аллею, но там никого не было. Единственными звуками, нарушавшими тишину, был мягкий хруст гравия под ногами да шум ветра в кронах деревьев.

Разочарованно вздохнув, он сел на резную деревянную скамейку и стал рассеянно перебирать струны. В голову лезла всякая мистическая чушь:

Не колышутся ветки, траву не тревожат шаги,

Струны лунных лучей пролегли над землей, как дорога...

Он и не заметил, как к нему бесшумно подошла Лиза. Она была в светлых брюках и куртке с алой розой на отвороте, и, вероятно, именно ее он и видел недавно.

– Что, вампиры не пьют и не едят? – поддел он ее, вспомнив о том, что она исчезла в самом начале застолья.

– Могут не пить и не есть, – уточнила Лиза. – Но любят и то, и другое. А еще они любят лунные ночи. Как и ты.

Лиза села рядом на скамейку.

– Что правда – то правда, – согласился Полиглот. – Тишина, лунный свет, только бы серенады петь... Романтика!

– Ты странный. Мне казалось, вас обычно пугает такая романтика.

– Кого – вас?

Лиза смешалась.

– Ну... мужчин.

Похоже, она вспомнила что-то свое, глубоко личное.

– Разве что грубых и невежественных, – заметил Полиглот, продолжая перебирать струны.

– Нет. Умных и образованных тоже.

– Может, поделишься? Со мной ты можешь быть откровенной.

Лиза грустно покачала головой.

– Не могу. Откровения всегда плохо заканчиваются.

– Не стоит обобщать. Похоже, тебя кто-то обидел?

Лиза задумчиво смотрела на звезды, и ее темные глаза сияли отраженным светом.

– Я имела глупость признаться в любви одному человеку – умному, необыкновенному, которому я хотела принадлежать душой и телом, но он оттолкнул меня...

– Дурак, – заключил Полиглот.

– Впрочем, это было очень давно... – Она удивленно улыбнулась. – Оказывается, я даже не помню его лица.

Полиглот хотел было спросить, сколько же в таком случае ей лет, но решил, что это было бы бестактно.

– И вспоминать не стоит, – вместо этого сказал он. – Лучше послушай, я тебе "Песню вампира" спою.

Струится, льется по плечам

Волна твоих волос,

Как будто бы я создал сам

Тебя из снов и грез...

Как ни странно, слова песни, написанной им в далекие школьные годы, помнились до сих пор:

...Ночной стремительный полет,

Как снег – овал лица,

А руки холодны, как лед,

Но горячи сердца...

Конечно, песня была по-детски наивной, но, похоже, вполне соответствовала настроению Лизы.

...У горизонта впереди

Разлито серебро,

Пойдем по лунному пути

В прохладный темный грот,

И там на утренней заре

Мы будем тихо спать,

Пусть смерть таится в серебре,

Ей нас не отыскать...

Раздался смех и хруст гравия. К ним приближалась парочка – Шурик с кем-то из девушек. Оба были пьяны так, что еле держались на ногах, но все же, увидев, что скамейка занята, быстро свернули в сторону. Спестя секунду кого-то из них начало громко тошнить.

– М-да... У каждого своя романтика, – заключил Полиглот, уныло представив себе, в какой бардак может превратиться намечающийся карнавал.

– Это люди! – с неожиданной злостью сказала Лиза. – Глупые, слепые. У них есть все, а они живут, как во сне, и ничего не замечают, не ценят, даже веселятся как-то сонно и некрасиво.

Полиглот промолчал. Похоже, это было типичное проявление кастовой неприязни бедных к богатым.


* * *

Она не спеша шла по тянущейся вдоль леса дороги, наслаждаясь одиночеством и волнующей красотой ненастной ночи. По темному небу стремительно неслись облака, их тени скользили по траве, а громада замка то тонула во мраке, то зловеще озарялась луной. Где-то далеко ворчал гром, но дождя еще не было, и даже ветер, вольно гуляющий в вышине, здесь, на лесной опушке, терял свою силу.

Вековые деревья плотной стеной подступали к самой дороге, и из-за них, из темноты, доносились странные звуки и шорохи, треск ветвей и даже чьи-то неосторожные шаги.

Она оглянулась по сторонам, но никого не увидела и пошла дальше. Вдруг, как из-под земли, перед ней выросла темная фигура, преградившая дорогу. Она остановилась.

– Вы не боитесь гулять без сопровождения так поздно? – глухо, но вполне миролюбиво спросил человек.

Выглянувшая из-за облака луна осветила его моложавое лицо с покрасневшими, как от бессонницы, глазами.

Она еще не решила, как ей поступить, и потому для начала ответила:

– В такое время безопасней, чем днем. Людей почти не бывает, тем более здесь.

Человек хрипло рассмеялся и многозначительно проговорил:

– Люди – не самое страшное, что можно встретить в этих краях.

– Хозяева замка достаточно хорошо охраняют и его, и всю территорию вокруг.

– Хозяева? – насмешливо протянул незнакомец. – В деревне поговаривают, что настоящие хозяева замка – вовсе не русские, а вампиры.

– Да хоть черти! – раздраженно сказала она, пытаясь обойти его, но он крепко схватил ее за руку. – Вам-то что до этого? Что вы здесь ночью шныряете?

Он мягко улыбнулся.

– А если я и есть вампир?

Не в силах больше притворяться, она расхохоталась. Лунный луч резко осветил ее лицо, блеснул на удлинившихся клыках.

Фрэнк отшатнулся и попытался было закричать, но горло словно сдавила невидимая рука.

– Нет... – только и успел прошептать он, когда острые зубы вонзились в его шею.


Глава 6. День шестой

В глухих коридорах и залах пустынных

Сегодня собрались веселые маски,

Сегодня в увитых цветами гостиных

Прошли ураганом веселые пляски...

Я вспомнил, я вспомнил – такие же пляски,

Такую же дикую дрожь сладострастья

И ласковый вкрадчивый шепот: "Воскресни,

Воскресни для жизни, для боли и счастья!"

Я многое понял в тот миг сокровенный,

Но страшную клятву мою не нарушу,

Царица, царица, ты видишь, я пленный,

Возьми мое тело, возьми мою душу.

Н. Гумилев


* * *

Утром Дед почему-то вдруг захотел порыбачить. Полиглот был немало удивлен этому желанию, но с удовольствием составил ему компанию.

Рыба ловилась плохо и вскоре, они решили просто немного посидеть на природе, приняв, как это полагается, немного горячительного. Но совсем немного. Разве чтоб немного повеселело на душе.

– Ну-ка Санек, включи магнитофон.

Совершенно не поставленный голос какой-то "попсушной" певицы выводил песню, талант автора которой был подстать исполнительнице. Видимо это была кассета Жорика.

– Страшно подумать, – сказал Мороз, – что будет, если эта девочка начнет спать, с кем надо. Ведь тогда ей никто глотку не заткнет.

– Уже спит, – ответил Полиглот и принялся за настройку приемника.

И вскоре голос великой Эдит Пиаф наполнил воздух своим неповторимым очарованием:

Non! Rien de rien ...

Non! Je ne regrette rien...

C'est payИ, balayИ, oubliИ

Je me fous du passИ!

Avec mes souvenirs

J'ai allumИ le feu

Mes chagrins, mes plaisirs

Je n'ai plus besoin d'eux !

BalayИs les amours

Et tous leurs trИmolos

BalayИs pour toujours

Je repars Ю zИro ...

Non! Rien de rien ...

Non! Je ne regrette rien

Ni le bien qu'on m'a fait

Ni le mal tout Гa m'est bien Иgal !

– Она поет, что не о чем не жалеет, – сказал вдруг Мороз после минутной паузы.

Полиглот не переставал удивляться своему боссу, и это уже входило в привычку. Особенно в последний год, когда они сошлись в делах, точнее когда Мороз перетащил его к себе.

– Именно так, – подтвердил он.

– Что-то еще, значит, помню... М-да. Мне бы ее уверенность. Ладно, поехали. И так времени уже много, а нам сегодня ночка предстоит веселая.

Полиглот хмыкнул.

– Ты, Дед, так не шути, а то люди Бог весть, что подумают.

Дед несколько секунд соображал, что тот имеет в виду, и сообразив с трудом подавил в себе смешок.

– О времена, о нравы... Ладно, поехали.

* * *

Замок сиял огнями. Сквозь пеструю мозаику оконных стекол пробивался яркий свет, аллеи сада и площадки украсили праздничные гирлянды, переливающиеся всеми цветами радуги. В замке, не умолкая, играла музыка, залы были убраны цветами, полы натерты до зеркального блеска, а длинные столы ломились от изысканных блюд и дорогих вин.

Полиглот в форме эсесовского офицера и черной полумаске носился по всему замку, тщетно пытаясь разыскать Мороза. До этого он целый день уговаривал его нарядиться Дракулой, но тот находил массу причин, чтобы не делать этого, а уж надевать маску и клыки отказался наотрез.

Бросив взгляд на застеленную ковром лестницу, Полиглот замер. На верхней площадке стоял Мороз. Нет, не Мороз, а самый настоящий Дракула. Резкие черты лица, хмурые брови, ироничная усмешка на тонких губах, длинный черный плащ с красным подбоем, перчатки – все вместе создавало образ столь колоритный, что он действительно не нуждался ни в каких дополнениях вроде маски и клыков, от которых принципиально отказался.

– Ваша светлость, пора гостей встречать! – Крикнул Полиглот, и Мороз спустился вниз.

Было еще светло, когда начали прибывать первые гости, и с каждой минутой замок все больше напоминал Вавилон: здесь были средневековые дамы и шуты, пираты и красотки из гарема, несколько вампиров (правда, не таких эффектных, как Мороз), какие-то фантастические звери и герои сказок.

К своему неудовольствию, в этой пестрой толпе Полиглот увидел незнакомца в такой же, как у него, немецкой форме. Он не привык к тому, чтобы у него воровали идеи, но предъявлять претензии было бы глупо, тем более, что этот некто был явно из числа приглашенных. В отличие от других, Полиглоту было доподлинно известно, под какими масками скрываются обитатели замка, т.к. он сам подбирал все костюмы. Что же касается гостей, то каждый из них вырядился сообразно своим возможностям и фантазии, а потому в толпе дорогие костюмы в стиле средневековья соседствовали со скромными полумасками.

Если в первые полчаса еще чувствовалась какая-то скованность, то вскоре вино, а также будоражащая кровь возможность оставаться инкогнито сделали свое дело: началось ничем не сдерживаемое веселье, когда каждый чудит, как может.

Полиглот самым невероятным образом умудрялся быть везде одновременно: за столом, в танцевальном зале, в саду и на площадках. Охрану обеспечивали другие, его же обязанностью было следить за тем, чтобы никто не скучал. Но скуке здесь не было места: всюду слышался смех и беспечная болтовня, и гости, и хозяева пили и флиртовали напропалую.

– Господи! – изумленно воскликнул влетевший в зал Жорик в костюме Бэтмена и даже попятился обратно. – Полиглот, ты, что ли?

– Нет, Штирлиц! – буркнул Полиглот, пытаясь в который раз отыскать в толпе Лизу. – А что?

– Да ты же только что в саду с Юлей зажимался!

– Ага, а вокруг розовые слоны летали... Пить меньше надо!

Жорик буркнул что-то невразумительное и пошел к столу за добавкой.

Вскоре уже никто не обращал внимания на то, что не все местные знают русский язык, а обитатели замка – румынский, ибо язык музыки, даже если это российская попса, был понятен всем.

Танцы следовали один за другим, и никто не хотел отдыхать, лишь иногда парочки покидали зал и скрывались в тенистых аллеях сада.

Стремительно набравшийся Глухой усиленно ухаживал за Светой и успел уже изрядно "достать" ее своими пьяными выходками, поэтому она с радостью пошла танцевать с пригласившим ее Полиглотом.

– А Лиза не заревнует? – спросила она, лукаво улыбнувшись из-под маски Домино.

– Кто есть Лиза?

Света вздрогнула. Этот голос, произносящий слова с легким акцентом, явно не мог принадлежать Полиглоту, хотя немецкая форма и маска были точно, как у него.

А тем временем из динамиков неслось томное мурлыканье Киркорова:

...Надежда подсказала,

Дорога привела

Меня туда, где роза

Прекрасная цвела...

– Кто вы? – спросила Света.

– Стоит ли спрашивать об этом на карнавале?

– И все же?

Незнакомец вздохнул и насмешливо проговорил:

– Уставший от жизни солдат, танцующий с самой прекрасной девушкой в этом замке.

Света смутилась. Подобные комплименты, даже в шутливой форме, разительно отличались от пошлых заигрываний "братков". К тому же он вел ее твердо, но очень бережно, не пытаясь облапить, как это делали Жорик или Глухой.

– У меня на лице маска. А если я уродина? – спросила Света, чтобы скрыть неловкость.

– Не может быть. Женщину всегда выдает походка, и королева и в рубище остается королевой. К тому же, возможно, я видел ваше лицо.

– Но это нечестно! Я-то вас без маски не видела.

– Но это можно легко исправить.

Танец закончился. Незнакомец с церемонным поклоном взял руку Светы и коснулся ее губами. Она отметила, что его пальцы были удивительно холодными.

– Вы замерзли? Может, стоит выпить вина? – предложила она.

– Если вы будете смотреть на меня, я не замерзну даже на северном полюсе, – почти прошептал он, незаметно увлекая ее в сад.

Света шла за ним, как зачарованная, и лишь у розовой клумбы опомнилась.

– Куда мы идем?

– Вы хотели видеть мое лицо.

Небрежным движением он снял маску. Его лицо с правильными нордическими чертами и голубыми глазами было довольно приятным, и лишь видные при улыбке выступающие клыки немного его портили.

– Меня зовут Курт. Я, как и вы, гость в этих краях.

– Света, – представилась она в свою очередь и тоже сняла маску.

– Блин, всех баб уже перебрал! – сердито пробурчал кто-то, проходя мимо них.

Света удивленно вскинула брови, но Курт даже не оглянулся на говорящего.

– Похоже, он обознался.

Внезапно ей стало как-то удивительно легко и весело и, беспечно рассмеявшись, она взяла под руку своего нового знакомого, и они медленно пошли по дорожке, прихотливо вьющейся между деревьев.


* * *

А между тем танцы продолжались, и музыка не смолкала ни на минуту.

Взяв бокал у проходящего мимо официанта, Полиглот устало привалился к колонне. Бесконечное мелькание разнообразных масок и костюмов превращалось в какой-то пестрый фантасмагорический калейдоскоп. Людей было явно больше, чем приглашений, хотя, возможно, это только казалось. Он никак не мог вспомнить, приглашал ли, к примеру, ту золотоволосую красавицу в розовом платье фасона прошлого века, вырез которого украшали ненюфары. Впрочем, будь гостей даже в два раза больше, они бы все равно не почувствовали ни в чем недостатка.

– Фриц, пошли на рыбалку, а? – хрипло проговорил Шило, тяжело опирающийся на маленького тщедушного Ваню Трутинского, которого за глаза называли "Воробей". – Говорят, на этом озере рыбы до фига.

– Тут интересней рыбки ловятся, – улыбнулся Полиглот, приложив запотевший бокал к виску.

– Тьфу, бабник, – буркнул Воробей, который чувствовал себя хронически обделенным женским вниманием.

– Да че ты, мы баб с собой возьмем, – заявил Шило с ухмылкой.

– Ты лучше скажи, кто красную звезду на башню присобачил? – спросил Полиглот, чтобы перевести разговор.

Шило заржал.

– Твое счастье, что Мороз еще не видел. Узнает – голову открутит и вместо этой звезды поставит, – пообещал Полиглот и, допив шампанское, направился к Слизуну, сидевшему за музыкальным пультом в лихо надвинутой на затылок бейсболке, шедшей ему, по правде говоря, как короше седло.

Полиглот шепнул что-то Слизуну на ухо, и голос Филиппа Киркорова умолк. Все в недоумении уставились на "дискжокея", но вскоре звуки динамиков вновь наполнили просторный зал.

Музыка давно прошедших лет затронула ностальгические струны в душах одних и вызвала скрытое раздражение других. Это было одно из кравивейших танго. Танго "Цыган".

Буквально весь зал устремил взоры в сторону до сих пор не танцевавшего Мороза, который твердой походкой направился к прекрасной золотоволосой незнакомке.

Кассета Мороза продолжала свой оборот, но язык следующей песни был уже русский и как нельзя соответствовал ситуации.

В этот вечер в танце карнавала

Я руки твоей коснулся вдруг,

И внезапно искра пробежала

В пальцах наших стиснувшихся рук.

Где потом мы были – я не знаю,

Только губы помню в тишине,

Только те слова, что, убегая,

На прощанье ты шепнула мне...

Приятный голос со старой граммофонной записи, казалось, некоей волшебной силой оживил тени прошлого, и Полиглот в своем пусть бутафорском, но все же эсесовском обмундировании приобрел какую-то зловещесть. Казалось, что вот-вот песню прервет голос Левитана со знаменитым «От Советского Инфомбюро...» Впрочем, эти ассоциации возникли, наверно, только у Мороза.

Полиглот же, вовсе не желая превращаться в элемент экстравагантной мебели, направился к Лизе.

Она вырядилась в алое платье с кружевной черной накидкой, сколотой пунцовой розой, и такими же дразняще пунцовыми были ее губы на необыкновенно бледном лице, верхнюю часть которого скрывала узкая полумаска.

Они закружились в танце, и Полиглот очень старался выглядеть не хуже, чем Мороз, который, к всеобщему удивлению, танцевал просто профессионально, а его партнерша с легкостью подстраивалась под каждое его движение.

– Где ты пропадала? Я целый вечер искал тебя, – тихо сказал Полиглот Лизе.

– Решила немного поспать, ведь ночь длинная.

– На закате спать вредно, лихорадку наспишь, – назидательно изрек он, пытаясь уловить какую-то очень важную мысль, мелькнувшую в голове, но та уже растворилась в шампанском и танце.

Сначала робко, а потом все смелее к ним начали присоединяться и другие пары, но никто, надо заметить, не мог сравниться с Морозом и его дамой, которые танцевали столь изящно и гармонично, как будто долго репетировали.

Вдоволь налюбовавшись на эту эффектную пару, Полиглот с дурашливой учтивостью обратился к Лизе:

– Леди, вам следует больше бывать на солнце. Вы так прекрасны, но бледны, как цветок, выросший в подземелье.

– Помилуйте, в подземелье растут лишь поганки, – в тон ему ответила Лиза, тоже не спускавшая глаз с Мороза.

"Уж не ревнует ли?" – подумал Полиглот, но промолчал.

К танцующим присоединились Влад с невесть откуда взявшейся Катей, шею которой украшало изумительное жемчужное колье с застежкой в виде змеиной головы, которого Полиглот никогда раньше не видел и которое не очень хорошо сочеталось с ее простеньким светлым нарядом.

– Нравится? – спросил Полиглот, услышав восхищенный возглас Лизы и проследив за ее взглядом. – Скажи Морозу, тебе тоже подарит.

– Вряд ли, – возразила она. – Это старинная вещь... Когда-то... – она почему-то запнулась, будто бы чуть не сказала лишнего. – А ты думаешь, Кате его Мороз подарил?

– Не знаю, – честно признался Полиглот, рассеянно оглядываясь по сторонам. "Братки" в полном составе куда-то исчезли, а большая часть гостей с интересом наблюдала за тем, что является настоящим танцем.

А песня все звучала и звучала.

Если любишь – найди,

Если хочешь – приди,

Этот день не пройдет без следа.

Если нету любви,

Ты меня не зови,

Все равно не найдешь никогда...

Мягко говоря, не юный возраст Мороза начинал давать о себе знать. К концу танца он еле стоял на ногах и тяжело дышал, но все же, собрав последние силы, сохранял орлиную осанку.

Снаружи донеслась пальба.

Извинившись перед Лизой, Полиглот выскочил из зала.

Оказалось, что неугомонные "братки" устроили праздничный салют: они азартно пускали ракеты и палили из всего, что стреляет. Полиглот хмыкнул и пошел обратно. Вскоре пальба прекратилась.

Мороза нигде не было видно, а его партнерша о чем-то беседовала с Катей.


* * *

Жорик, Воробей и Шило, прихватив с собой самых разбитных девиц, отправились на озеро. Вероятно, рыбу они собирались ловить руками, потому что никаких удочек у них не было и в помине, зато спиртного они набрали с собой столько, сколько смогли унести.

Полиглот оглядел зал и заметил, что народу поубавилось, что и неудивительно: начали празднество они еще засветло, а сейчас было уже часа 3 ночи или около того. Начинался час Быка – самое темное время суток, когда, как считается, смерть собирает особенно обильную жатву... Полиглот затряс головой, отгоняя дурные мысли.

Он вышел в сад. "М-да, – подумал он. – Пожалуй, это приходит старость". Ведь совсем недавно он мог пить и плясать ночи напролет, а теперь вдруг выясняется, что буйное веселье утомительно. Вот и на озеро не пошел, а им, судя по всему, там весьма неплохо: орут, хохочут и, кажется, нудистский пляж устроили... А ему больше всего сейчас хотелось бы отыскать Мороза и просто поговорить по душам под негромкую музыку.

И все же он не мог избавиться от чувства смутной тревогой, которое время от времени давало о себе знать, словно заноза. Ему казалось, что он упустил нечто важное, но он никак не мог понять, что именно...


* * *

В саду царил мягкий полумрак, пронизанный лунными лучами, серебрящими струи воды в фонтане и преображающими кусты роз и жасмина в фантастических животных.

Звуки музыки и голосов почти не долетали сюда, и Свете начинало казаться, что во всем мире они одни, она и этот странный, но такой милый иностранец.

– Рядом с Вами, Светлана, – он очень забавно выговаривал ее имя, – я вспоминаю молодость, родной городок в Германии...

Голос Курта с небольшим довольно приятным акцентом кружил ей голову

– Вспоминаете молодость. Но сколько вам лет?

Курт уже раскрыл рот, чтобы сказать правду, но вовремя опомнился.

– А на сколько я выгляжу?

– Тридцать. Нет тридцать пять.

Курт только улыбался. Но как-то сразу улыбка сошла с его лица. Проследив за его взглядом, Света обернулась. За ней стояла Лиза. Недобро усмехнувшись, она пошла прочь.


* * *

Они сидели на скамейке. Положив голову на плечо Курта и слушая ленивый говор воды в фонтане, Света безмятежно улыбалась. Думать ни о чем не хотелось. Любая неосторожная мысль могла разрушить очарование момента – редкого момента, когда ей было действительно хорошо. Почему? Она и сама не знала.

Она вспомнила про Лизу. Наверное, та тоже приняла Курта за Полиглота... Значит, между ними и правда что-то есть... А как же Мороз? Мороз! Это имя заставило ее придти в себя. Магия ночи рассеялась. Розовые кусты перестали напоминать затаившихся зверей, а серебряные струны оказались всего лишь тусклыми лучами от фонарей.

Света порывисто встала.

– Мне нужно идти, а то русские друзья будут беспокоиться.

– Вы ведь не хотите?

– Но я должна...

– А хотите, я вас от них избавлю?

Курт улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами. Света снова отметила про себя, что два из них были чуть-чуть длиннее остальных. И надо ли говорить, что это были клыки.

На секунду она оцепенела, но порывистым движением смахнула с себя наваждение.

– Постой! – попытался остановить ее Курт, но она уже не слушала.

Но все же Света не хотела расставаться так просто.

– Если вы не против, увидимся завтра в три часа по полудни возле нашего дерева.

– Конечно, я буду ждать вас, – сказал он ей вслед с приятным акцентом, подчеркивая каждое слово.

Не успела Света скрыться из вида, как Курт спиной ощутил чей-то злой пристальный взгляд. Так смотреть мог только равный ему. Курт обернулся. Перед ним стояла Рита.

– Ты что совсем свихнулся? – Рита не скрывала злости. – Зачем тебе эта русская свинья?

Она умышленно говорила слова, которые должны были напомнить Курту о его собственных убеждениях в бытность свою человеческую. Но, кажется, они с ним менялись в разные стороны.

– За что ты ее так?

– А разве неправда? Открой глаза. Ну, смазливое личико... И все!

– Ты не права.

– Еще как права! Да ты глянь объективно на этот курносый нос и брахицефалический череп! Помнишь циркули, которыми мерили головы?

– Вот уж не ожидал, что ты заговоришь о чистоте арийской расы.

Курт улыбнулся.

– Где же твои убеждения?

– Там же, где фюрер и III Рейх. Кстати, знаешь, что Гитлер, говорил про итальянцев? Есть де среди них один нормальный человек, да и тот – Муссолини.

Рита зло посмотрела на Курта, но промолчала.

Курт лукавил. Его убеждения были слишком искренними, чтобы сгинуть без следа. Но он просто полюбил. И это объясняло все.

Курт вспомнил русскую книгу, которая называлась "Тарас Бульба" и которую он прочитал когда-то в разведшколе, изучая русский язык. И что-то ему это напомнило. "Но нет, – сказал он себе. – Та война уже проиграна. Так что я – далеко не Андрий". И, как это ни странно, ему это помогло.

– Ладно, черт с ней, с девчонкой, – снова заговорила Рита. – Меня другое интересует. Зачем ты устроил весь этот балаган?

– Какой балаган?

– Он еще спрашивает! Ненюфары на подоконнике, черные кошки, летучие мыши...

Глаза Курта изумленно расширились.

– Что за бред? Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Никому, кроме тебя, такие глупости в голову не придут, – отрезала Рита. – Угомонись, я тебя предупреждаю. Мария узнает – она с тобой церемониться не будет.


* * *

Постепенно гости разошлись, музыка смолкла, и лишь усыпанный конфетти и серпантином пол да столы с неубранной посудой напоминали о недавнем веселье. Полиглот чувствовал знакомую опустошенность, которая всегда наступает после праздника. Именно за это он давно перестал любить Новый год, который всегда будит неясные надежды, но они никогда не сбываются: наступает день, и жизнь возвращается в прежнее русло.

Поднявшись на второй этаж, он заглянул в уютную комнату с погасшим камином и охотничьими трофеями на стенах. Все ее обстановку составлял резной книжный шкаф красного дерева, полки которого были забиты разнообразными видеокассетами, несколько кресел и диван с гнутыми ножками и низкий журнальный столик, уставленный пустыми и полными винными бутылками.

На диване, запрокинув голову, неподвижно лежал Мороз. Предчувствуя недоброе, Полиглот подошел ближе. Мороз открыл глаза и с трудом приподнялся.

К счастью, он был жив и здоров, хотя и совершенно пьян.

– Устал я, Саша, – в голосе Мороза звучали дружеские нотки. – Тяжко жить среди волков... И осознавать себя таким же...

– Но ведь не все так плохо, – попытался было успокоить его Полиглот. – В конце концов есть деньги, за которые можно купить если не все, то многое...

– Вот именно. Далеко не все. Ты еще молод и можешь не понять, но счастлив я был, пока сокращение Армии шестидесятых не выбросило меня на улицу.

– А сейчас?

– Сейчас... За последние десять лет все менялось, как в калейдоскопе. Это, выражаясь словами Дэвиса, не дает нам времени остановиться и пристально рассмотреть.

– Ты знаешь Дэвиса?

Этот вопрос вылетел непосредственно, как это бывает, когда язык опережает мысль.

Мороз усмехнулся.

– Я много чего знаю. И много чего видел. – Он сделал длинную затяжку, помолчал минуту, и продолжил. – Тяжко. Прошли и Советский строй со всеми его плюсами и минусами, и беспредел начала девяностых... Какие только фофаны и отморозки не назывались вдруг авторитетами. – Мороз задумчиво посмотрел на звездное небо. – Прошло все. И моя жизнь...

– Оставь, Дед! – Полиглот дружески хлопнул его сбоку по плечу.

– Моя жизнь прошла. Год-два. Может пять. Тебе жить...

– Да... Знаешь такое стихотворение

Наше поколение юности не знает.

Юность стала сказкой миновавших лет.

Рано в наши годы дума отравляет

Первый их размах и первой жизни цвет...

– Да. Надсон. Прошлый век. У Лермонтова тоже было «Печально я гляжу на наше поколенье...» Ты хочешь сказать, что каждое поколение думает так? Это неправда. О своем поколении я так сказать не могу. Мы и в правду были рождены, чтоб сказку сделать былью... Но не вышло... Вероятно, это идет циклически.

Мороз улыбнулся редкой открытой улыбкой.

Бархатная ночь своими убаюкивающими звуками делала веки все тяжелее и тяжелее.

– Ну ладно, Саша, – идем спать. – Завтра будет тяжелый день. Не знаю, что и делать с этим Гарри...

Дед ушел спать, и Полиглот остался один. В настоящий момент он находился во второй стадии опьянения, именуемой "действующая модель человека", когда появляется непреодолимое желание куда-то идти, кого-то искать, что-то такое делать, но отнюдь не спать. "Где там у меня спрятана волчья шкура?" – попытался было вспомнить он, но все мысли перебивал навязчивый мотив. "Сиреневый туман над нами проплывает", – в который раз прокручивалось в голове.

Вдруг он заметил, что туман не только в голове, но еще и в комнате.

– Что за черт? – пробормотал он, силясь сфокусировать взгляд.

Из открытой двери повеяло холодом и густым ароматом лаванды, и на пороге возникла странная призрачная фигура, сошедшая, казалось, со страниц знакомой ему книги: бледная темноволосая женщина с высокой прической, в длинном белом платье и с букетом ненюфаров в руках. Ее ярко-алые губы улыбались. Не отрывая от него пристального взгляда черных глаз, она подходила все ближе, и все сильнее становился дурманящий запах лаванды, от которого кружилась голова. Он наблюдал за ней, как во сне, не в силах пошевелиться.

И лишь когда она была уже совсем близко, он вдруг понял. Хмель как рукой сняло.

– Лиза!

Вскочив на ноги, он бесцеремонно сорвал с нее заколку, и ее длинные черные волосы рассыпались по плечам. Теперь это была прежняя Лиза: именно высокая прическа и яркая косметика делали ее неузнаваемой.

Полиглот рассмеялся. Лиза тоже улыбнулась.

– Мне нравится твое чувство юмора. Но неужели Олшеври читаешь? Вот уж не ожидал...

– А я похожа на неграмотную? – с оскорбленным видом спросила она, вытряхивая из пачки сигарету.

– Нет, конечно, но... – Внезапно его осенила гениальная идея, из тех, что приходят только на пьяную голову. – Лиза! Ты могла бы меня поцеловать?

Она отпрянула.

– Нет, ты не подумай чего, я не об этом... – бессвязно начал объяснять он. – Я хочу одну хохму устроить, как будто бы меня вампир укусил. Кожу-то я сам могу поцарапать, но для убедительности нужен синяк на шее. Так как? Поцелуешь?

Она посмотрела на него с каким-то странным сожалением и почти обидой.

– А если так?

И, поднявшись на цыпочки, она приникла к его губам. "Гениальная идея" была тут же забыта, как и то, что Лиза – девушка Мороза. Впрочем, Дед сегодня (редкий случай!) был уже никакой, а остальные "братки" еще хуже.

Конечно же, Полиглот не мог упустить случай распустить хвост.

Они пили вино, целовались и болтали обо всем на свете. Полиглот рассказал, как он отлавливал черных котов и поил их валерианой "для куражу", а они в благодарность изодрали его сумку, как ходил на озеро за ненюфарами и чуть не грохнулся в воду... Почему-то это происшествие натолкнуло его на воспоминания о венецианских приключениях.

Боже, как ярко вспыхнули ее глаза!

– Ты был в Венеции? – казалось, что обращение на "ты" давалось ей с трудом.

– Да. Когда возвращался из Югославии, я объехал всю северную Италию. И просадил все деньги...

– А я люблю юг Италии...

– А ты вообще похожа на итальянку. Есть в тебе что-то именно итальянское... – Полиглот хотел еще спросить что-то про время оккупации Второй Мировой, но сдержался. Он не любил обижать людей почем зря. Даже женщин нетяжелого поведения. А вопрос "не делан ли кто, из твоих родителей немцем или итальянцем" ничем иным кроме, как оскорблением являться не мог, как бы уклончиво он не был задан, и сколько бы не содержал в себе правды. Поэтому он закончил фразу, хотя и скомкано, но безобидно. – Если бы увидел тебя в Италии, никогда не поверил бы, что ты – русская или украинка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache