Текст книги "Разин А. А. "Человек тусовки""

Автор книги: Андрей Разин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Я слышал шаги за дверью, потом стук, сперва несмелый, затем через несколько минут все более сильный.

Я слышал голос Автандила. Он говорил кому-то:

– Нельзя было оставлять его одного.

– Не волнуйся – он спит, – отвечал кто-то.

– Он в диком состоянии... Как мы могли оставить его одного? – повторял Автандил.

Почему он здесь, я ведь сказал срочно улетать в Москву ему надо позвонить по самым разным телефонам, встретиться с людьми, на которых я могу рассчитывать. Но кто они?.. Я слабо представлял это себе. Но постепенно постукивания в дверь переставали быть бесконечными, безразличными звуками. Мозг просыпался. Ладно, пусть они войдут еще раз. Автандил не успокоится, даже если ему придется через некоторое время взломать дверь. Так и есть, я слышу его голос:

– Распутин, я прошу тебя, открой. Есть срочный разговор. Хватит спать, уже двенадцатый час.

И снова стук. Я поднимаюсь, меня покачивает. Я открываю дверь и слышу вос-клицание Автандила:

– Боже, на кого ты похож?! Ты пил?

Я ничего не отвечаю, я ухожу от него и снова падаю на диван. Он садится рядом.

– Сейчас принесут кофе и завтрак.

Я молчу.

– Я надеюсь, ты не собираешься отменять концерт?

Я снова молчу.

– Прибегал кооператор. Звонили из обкома, сказали, чтобы концерты не преры-вали. В городе и так напряженная обстановка. Жрать нечего, исчез бензин...

– Я пытался поговорить с ним, но он ничего не рассказал! Представляешь, ровным счетом ничего. Я не могу понять, что могло произойти с ним. Он был сильным. Ты помнишь?

Автандил отодвинулся от меня.

– Ты о ком, Распутин?

– О шофере с «Запорожца»... Ничего не рассказал. Я долго его расспрашивал.

– Боже мой! – Автандил всплеснул руками. – Надо вызывать врача.

– Пошел ты... – я произнес крепкое словцо. – Ты ничего не понимаешь. Дурак, как и все остальные...

– Я понимаю, что ты живешь среди кошмаров, а сейчас надо собраться как следует. Сам знаешь, предстоит нелегкое...

– У него все нелегкое позади, ему на все наплевать. Хорошо ведь?

– Хорошо, ему очень хорошо. Хочешь, я принесу тебе пистолет? Здесь их про-дают недорого, каких-нибудь две штуки – и ты тоже будешь счастлив.

Я промолчал.

– Давай завтрак и кофе, я голоден, – сказал я.

– Сейчас... Самоубийца! Одевайся...

Я сидел под струей горячей воды, потом менял ее на холодную и наоборот. Через минут пятнадцать я был почти бодр. Не хватает только рюмки коньяку. Я проглотил ее, пока не вернулся Автандил.

– Послушай, я не хотел тебе говорить...

– О чем? – спросил я безразлично. Я смотрел на еду. В рот ничего не лезло.

– Вчера сообщили в программе «Пятьсот секунд»: – Все то же самое.

– Ну и плевать... Теперь уже все равно... А этот парнишка уже давал рекла-му. Помнишь, трепался, что мы в «Балтийской» торговали женскими трусиками. Я тогда хотел натянуть трусики ему на физиономию.... Теперь на все наплевать, они будут трубить сутками. Их время. Но и мое не закончилось...

Сказал я это слабым голосом. Никакой уверенности.

– Может, немного коньяку? – спросил Автандил.

– Не хочется. Будет еще хуже... Ты когда вылетаешь?

– Через три часа.

– Почему не ночным?

– Не знал, как тебя оставить.

– Не волнуйся. Я отхожу, – соврал я.

Вечером после отъезда Автандила я более-менее отработал концерт, отказался от сауны и снова оказался один в номере. Я как чувствовал, что должен быть здесь. Мне позвонили. Один пацан, подвизавшийся первые месяцы в администраторах, запыхался. Он едва успел сказать о том, что Автандила арестовали. Пацан-администратор как раз был у него дома.

– Ты ничего не перепутал? – спросил я.

– Как я мог?! Все происходило на моих глазах...

Так, это начало. Они не зря треплются по телевидению и на страницах газет. Им все известно до мелочей. Они не собираются выглядеть клеветниками. Я набрал номер телевизионной Редакторши. Она готовила последний сюжет в детскую программу.

– Почему ты спрашиваешь, как дела?! – удивилась она. – Тебе все должно быть известно. Сюжет, ясное дело, сняли. Главный сказал, что до полного выяснения обстоятельств. Так что, потерпи, дорогой. Как проходят гастроли?

Полная идиотка. Или прикидывается. Я швырнул трубку и начал вышагивать по комнате. Кому я сейчас позвоню? Композитору? Да, у него есть кое-какие связи. Но кто сможет сейчас мне помочь, когда все покрыто полнейшим мраком?!

Я набрал номер Джалилы.

– Когда ты приезжаешь? – спросила она.

– Через два дня.

– Очень хорошо. Я многое слышала. Сразу же приезжай ко мне.

– Ты еще не все знаешь, – сказал я. – Сегодня взяли Автандила. Прямо с самолета. Пришел домой, а его уже ждали ...

– Ничего страшного. Моих администраторов брали много раз. И меня тоже. Ты это знаешь, – сказала она, но без особого оптимизма.

– Ты когда-то обещала мне тюрьму. Вот и подошла моя очередь, – сказал я.

– Почувствовать дыхание камеры тоже не бесполезно. Ты многое пересмотришь в своей жизни. Я тебе говорила – понадобятся силы. Сейчас такое время. От них не очень просто отбиться. Все будет зависеть только от тебя. Я помогу. Ты из аэропорта – сразу ко мне. Ни в коем случае не ходи к следователю до встречи со мной. Вообще, как ты себя чувствуешь в эти дни?

– Хреново, Джалила, – признался я.

– Я тебе помогу... А себе не могла. Ситуация была пострашнее.

Я вспомнил. Ее долго таскали на Лубянку, в подвале выламывали руки. Джалила не рассказывала, в чем ее обвиняли, но дни она перенесла страшные.

– Спасибо, Джалила, я приеду сразу к тебе...

– А сейчас возьми и выпей. Никто еще не придумал лучшего для снятия стрес-са.

– Хорошо, я так и поступлю.

И в самом деле – надо напиться, до чертиков, так, чтобы забыть обо всем на свете.

Я позвонил в номер к Кречету.

– Ты что делаешь? – спросил я.

– Ничего. Жду обыска и арестов, – ответил он.

– У тебя отличное чувство юмора. Найди Валерия, его же ну, да и вообще всех наших. Скажи администраторам, чтобы штук семь коньяка стояло у меня на столе. Даю пятнадцать минут... Возьмите и Вику, с ней будет повеселее.

– Очень правильное решение. Хватит киснуть. Перед погибелью надо веселить-ся.

Он примчался минут через пять. В руке у него была бутылка «Наполеона».

– Где раздобыл? – спросил я. Рожа Кречета расползлась в улыбке:

– Фанатка подарила. Нашлась одна умная, а то все игрушки волокут.

– Тебе хорошо, тебя любят, тебя никто не посадит:

– Не грусти, если что... Будешь ежедневно пить «Наполеон». Я пройду сквозь любую стену....

Я налил себе полный стакан и махом выпил. Кречет смотрел на меня расширен-ными глазами.

– Ну ты даешь! – с восхищением произнес он. – Такого я еще не видел.

Облегчения не наступило, я выпил еще. Когда пришли все, я едва шевелил языком. Все, как обычно, принялись за треп и время от времени утешали меня.

Туман обволакивал меня все плотнее, мне хотелось сказать, чтобы они кати-лись ко всем чертям, я не хочу никого видеть, но вместо этого я почему-то смеялся, говорил что-то невпопад, язык мой был просто оловянный. Стоп! Я знаю, что мне нужно: только женщина рядом, все равно какая, ведь я уже не в силах буду рассмотреть как следует ее лицо, но где, черт подери, ее взять?

– Послушай, Кречет, наверняка у тебя есть...

– Что?

– Неужели ты никого... В этом отеле... Без моего присмотра.

– Ты рехнулся... Настроения никакого... Хватит тебе пить.

Я рассмеялся:

– А что мне еще делать...

И вдруг меня осенило, полнейшего идиота и выпивоху, Вика. Она сидит с бока-лом в руках и внимательно разглядывает меня. У нее округлые колени и длинные ноги, а в глазах какая-то чертятинка. Я подсел к ней поближе. Рюмка из моих рук грохнулась на пол и глухо разбилась.

– На счастье, – сказал Кречет. – Мне хочется спать:

Все остальные поплелись за ним к двери.

– Останься, – сказал я Вике. – Надо поговорить...

Я поднялся и повернул ключ в двери.

– Ты мне давно нравишься, – сказал я. – Если хочешь – любовь с первого взгляда. А что, ты мне не веришь?.. Я такой. Взял да и влюбился. А сейчас я хочу выпить за тебя... – Лучше не пей, – сказала она. – Тебе хватит...

– Давай отдохнем как следует, – пробормотал я и потянулся к ней.

– Тебе и в самом деле неплохо бы развлечься, но сделаем это в другой раз. И тебе будет приятнее, и мне... А сейчас не стоит. Ты смертельно пьян, Распутин. Лучше отдохни.

Она обхватила меня за плечи и повела к постели.

– Тогда поспи рядом... Мне страшно одному... Здесь много постелей...

– Хорошо, я побуду рядом.

Она помогла мне раздеться. Я не пытался заманить ее в постель. Меня в самом деле охватил ужас, от которого бросило в ледяной пот. Боже, Автандил сейчас в камере, в самой настоящей тюрьме, и все это не сон.

Вика выключила свет и сидела в полумраке на диване напротив.

– Ты спи... Я буду здесь. А завтра мне надо поговорить с тобой.

– О чем?

– Сегодня не стоит. Завтра утром. Закрой глаза и спи.

– Дай мне еще коньяку, – попросил я. Может, эта последняя рюмка свалит меня вконец, и я не смогу ни о чем думать.

– Не надо. Я прошу тебя...

– Хорошо.

Я отвернулся к стене и провалился в пустоту. Когда утром я открыл глаза, Вика сидела на диване напротив. Откуда она здесь? Я спросил ее об этом деревянным, нешевелящимся языком. Она сказала, что я попросил ее остаться, и она спала здесь, в этой комнате. Я принялся мучительно вспоминать, что было между нами, но так ничего и не вспомнил. Она принесла кофе, я сделал несколько глотков.

– Ночью ты упал с кровати, – сказала она. – Тебе было плохо... Ты стонал и задыхался. Хорошо, что я не дала тебе больше пить.

– Спасибо, – сказал я. И вдруг вспомнил – она о чем-то хотела рассказать мне.

– Ты хотела поговорить со мной, – сказал я, вползая повыше на подушку.

– Хорошо... Видишь ли, я знаю нескольких человек, которые очень интересуют-ся тобой, всем происходящим...

Я вздохнул: только-то и всего, мною, к сожалению, интересуются в эти дни очень многие.

– Ты знаешь их... Один из них посвятил тебе парочку заметок. Я сама читала.

– Чикин?! – неуверенно переспросил я.

– Да, он.

– Ничего удивительного. Эта скотина почувствовала запах. Она не сообщила мне ничего необычного. Ясно, что Чикин в курсе всех дел. Не случайно первым вылез с информацией на экран телевизора.

– Koгда я прочел о тебе, я понял, что ты это сделала через Чикина. У себя в газетке он все держит в руках. И, видно, неплохо заплатила?

– Я не об этом. Его человек звонил мне и расспрашивал о тебе. Мне кажется, они что-то готовят. Я думаю, они будут пытаться использовать меня...

Я внимательно на нее глянул.

– Спасибо, но все это не имеет никакого значения. Или я выкарабкаюсь, или... Но я тебе благодарен. И за эту ночь, и за информацию. Она мне может пригодиться.

Как только она вышла, я принял решение: сегодня же лечу в Москву. Я должен быть там и больше нигде. Концерты закончат сами. Откладывать встречу со следователем не имеет никакого смысла. Я сказал своим, что улетаю, и через час был уже в аэропорту. Я не взял с собой охранников и вез деньги в обычном полиэтиленовом пакете. Будь что будет – я не должен отсиживаться... Прямо из аэропорта я поехал к Джалиле. От, моего вида она ахнула:

– Ты выглядишь и больным, и усталым.

– Я болен, и я устал...

– Ты меня превратно понял. Ты взял и напился. От тебя разит за полкиломет-ра...

– Это неважно. Я бросил все и уехал. Не могу больше, не выдерживаю. Мне страшно, сердце дрожит, как у зайца.

– Сейчас ты придешь в себя, забудешь обо всем на свете ...

Она приготовила кофе, мы сидели в ее огромной кухне и почти не разговарива-ли. Наконец она сказала:

– Пошли.

Мы оказались в китайской гостиной, Джалила уложила меня на широкий диван, присела рядом.

– Закрой глаза, старайся ни о чем не думать...

Я увидел, как ее тонкие пальцы взвились над моим лицом, телом, мне сразу сделалось тепло, меня раскачивало на волнах, убаюкивало, я избавлялся от тяжести в каждой клетке своего тела. Я слышал сквозь невидимую толщу ее отдаляющийся голос:

– Тебе легко, ты уверен в себе, ты очень спокоен. У тебя все в порядке, злые люди бессильны перед тобой, ты легко совладаешь с обстоятельствами.

Потом я куда-то ехал (или летел), навстречу мне рвались мягкие воздушные потоки, они поднимали меня все выше, наполняли легкие...

Когда я открыл глаза, она дремала в кресле напротив. На ней был тонкий шелковый халат, приоткрывающий ее длинные ноги... Боже почему она почти раздета, ведь на ней был совсем другой костюм – мягкая кашмирская шерсть, золотые цветы, на ногах – черные колготки. Мне кажется, что передо мной видение, я снова закрываю глаза, на некоторое время забываюсь, снова просыпаюсь и вижу ее в таком же положении – тонкие, неземные ладони сложены на груди, голова откинута набок. На ее лице усталость, во время своих сеансов она ужасно устает, почти не остается сил, ее энергия уходит и долго не восстанавливается. Вероятно, она переоделась, чтобы уйти спать, но силы покинули ее, и она осталась здесь, в этом кресле – совсем рядом со мной, а может, она вовсе отсутствовала здесь, ее уносило в другой мир, и меня тоже, не случайны же были полеты и несущийся ветер навстречу, а теперь мы оба рухнули обессиленные с высоты. Но почему я помню запах ее волос, ее тела, он так знаком мне... Неужели? Я помимо воли поднимаюсь и иду к ней. Я становлюсь перед ней на колени, начинаю гладить ее руки, ноги, я обнимаю ее за талию и начинаю целовать ее губы. Ее глаза по-прежнему закрыты, она лишь улыбается во сне одними уголками губ. Я беру на руки ее легкое, почти воздушное тело и несу на постель, я расстегиваю ее халат и начинаю все вспоминать: да, все это уже было, ее прикосновения, запах ее волос и тела, мы на этот раз уже вместе с ней проваливаемся куда-то надолго, я прихожу в себя через толщу времени, я вижу, что снова один, ее нет рядом, ее нет в кресле напротив, мне кажется, что передо мной снова был уж если не сон, то видение...

Я долго сижу под горячей струей воды, потом одеваюсь и нахожу ее в другой комнате. Она сидит перед зажженным камином и курит, Я сажусь рядом.

– Только не говори ни о чем, – она поднимает на меня свои жгучие глаза, – это не нужно... Как ты себя чувствуешь?

– Мне на все наплевать... Сейчас я уйду, но мне хочется скорее сюда вер-нуться.

– Приходи, я буду ждать. Ты мне обо всем расскажешь. Когда тебя ждет следо-ватель?

– Он ждет меня всегда, – говорю я, и мне становится смешно от своих прежних страхов и переживаний.

– Возвращайся сразу. В моем доме никого не будет. Ни одного человека, кроме меня и тебя. Хорошо?

Я хочу прикоснуться к ней, но что-то меня не пускает, я тяжеленный, камен-ный сижу некоторое время на месте, потом поднимаюсь и ухожу. На углу возле ее дома я ловлю такси, называю адрес прокуратуры и не понимаю, зачем я туда еду. Мне безразлично, что произойдет там со мной, мне только хочется сегодня уйти оттуда побыстрее и снова оказаться у нее. Что со мной случилось? Я не думаю об этом, потому что знаю, что ответа не найду.

Через некоторое время машина останавливается у серого обшарпанного здания. Сам не понимаю, почему все эти менты, прокуроры, суды заседают в бараках. Вероятно, специально создают атмосферу для озлобленных, готовых покарать всех и каждого. Я иду по длинному коридору, и истертые человеческими ногами доски скрипят, охают подо мной. Я останавливаюсь перед дверью, на которой написано: «Следователь Замковец В.М.» Я уверенно стучу в нее и, не дожидаясь ответа, толкаю перед собой дверь... Над широким, двухтумбовым столом, стоящим здесь с тридцатых или сороковых, нависло рыжее деревенское лицо. Лоснящийся черный пиджачок, мятая рубашка и синий в крапинку галстук. Все понятно, лимита. В горящих точечках-глазках ни капли доброты, пустое безразличие ко всем и ко всему.

– Здравствуйте, я Распутин...

Он смотрит на меня изучающе, но лишь некоторое мгновение, потом достает из кармана конфетку, четким движением разворачивает ее и сует в свой рот. Мы так и сидим напротив друг друга – он посасывает конфетку и молчит, я тоже молчу...

Звонит телефон. Он снимает трубку:

– Дорогая... Да, да. Буду поздно. Ночной допрос. Ты должна привыкнуть, ничего не попишешь...

Он кладет трубку, потом сам набирает номер телефона:

– У меня два билета в «Пхеньян». Немного отдохнем. Дома все уладил ...

Рисуется, гад, передо мной, как может, показывает свое величие вот таким образом, но я спокоен, мне хочется плюнуть ему в толстую, тупую рожу и вернуться побыстрее к Джалиле.

Он берет лист бумаги, закладывает его в машинку.

– Итак, Распутин, начнем с установочных данных: фамилия, имя, год рожде-ния...

Я отвечаю на все его вопросы, он неумело стучит на машинке. И вдруг:

– Послушай, Алексей... Подпитал бы меня вашей кассеткой. Я люблю вас послу-шать... Особенно вечерком, после трудной работы, встреч со всеми этими преступниками... Ну и, конечно, Муромова, Леонтьева. А рок не люблю... Доклады и справки о нашей черной жизни. Никакой музыки... А к тебе у меня парочка вопросов по Автандилу. Ну зачем ему было делать фальшивые телеграммы о смерти, ясно, что билеты трудно добыть, а вы все летаете, летаете, зарабатываете деньги, билеты нужны...

Я чувствую, как проходит злоба на него и наступает ужасная усталость. Вот в чем, оказывается, дело, какие-то мелочи. Телеграммы... Во-первых, докажи, а во-вторых – за это не сажают в тюрьму... Мне делается совсем легко, от прежних страхов ничего не остается.

– Я ничего об этом не знаю. Могу сказать только, что Автандил давно у меня работает. Он честный парень...

Он что-то печатает, потом протягивает мне лист бумаги и говорит:

– На вот, подпиши и можешь идти... Только принеси кассету.

Я подписываю, поднимаюсь и иду к двери. И вдруг слышу:

– Постой-ка, Алексей... Извини, надо отметить пропуск...

– Я не брал никакого пропуска...

– Тогда один вопросик...

Я подхожу к столу.

– Ладно, парень... Пошутили и хватит.. У меня есть одна очень серьезная бумага. Денег ты набрал многовато, и делиться с фондом не хотел. Все в свой карман. Неплохо, конечно... Но ты обо мне не слыхал. Жаль. Если бы слыхал, то прекрасно знал бы – от меня один путь. Только в «матросскую тишину». Еще никто не ушел гулять. Все только туда. И ты пойдешь. Я тебе гарантирую... Вот сейчас вызову конвой ...

Я сел на стул и старался не смотреть на него.

– Меня не интересуют ваши бумаги. Я и мои ребята ни в чем не виноваты.

– Расскажи об этом своей бабушке. Ты будешь сидеть долго, петь больше не захочешь, я не таких обламывал...

И тут зазвонил телефон, он на него с ненавистью глянул, мол, отрывают от работы.

– Ты у меня подпишешь все, что я скажу, – говорит он и снимает трубку, внимательно слушает и лицо его на глазах сереет: – Как это могло случиться... Где была охрана, кто позволил?!

Его лицо наливается кровью:

– Да их всех надо, до одного ... Я иду к прокурору.

Он швыряет трубку и садится на свой «антикварный» стул.

– Твой идиот ... Этот, как его, Автандил, перерезал себе вены. Иди и жди вызова...

Но я не могу встать.

– Что с ним?

– Не волнуйся, откачают...

Я поднимаюсь и иду по длинному коридору, наталкиваясь на каких-то людей. Выхожу на улицу и оказываюсь в безвоздушном пространстве. Перед моими глазами – Автандил, истекающий кровью...

глава 11

Юрий Чикин

Я не случайно наблюдал за знакомой компашкой на первом концерте группы "Ах!" – я знал ее очень хорошо, у меня был давний опыт, да такой, что Жеке его уже никогда не приобрести.

Как-то я попал в сочинскую «Жемчужину» (три штуки за двадцать четыре дня – и чувствуешь себя последним нищим), лежал на пляже и наблюдал, как играют в карты матерые мафиози. Отличить их от других, тоже людей далеко не случайных, можно было мгновенно – толстенные золотые цепи на груди, | перстни и часы «Ролекс». Куча денег (иногда банк доходил до сотни тысяч рублей) исчезала мгновенно, затем снова появлялась, и все это напоминало какой-то невообразимый сон. Никто; из проигравших не переживал, ко всему относились спокойно, -к тому же у каждого были свои болельщики, они сидели за спинами игроков, подсказыва-ли или помогали тут же, не отходя, рассчитаться невезучему. Когда я устал наблюдать за игрой и незаметно для себя задремал, у меня за спиной появилось: несколько молодых – судя по голосам – людей. Они говорили о музыке, взаимоотношениях различных тусовок, в основном роковых. Я узнал голоса нескольких известных рокеров. Они были уже давно не в фаворе, за роком тянулись немногие, но кое-где еще собирали поклонников «металла» и могли позволить себе раз в год пожить в «Жемчужине». Они жаловались друг другу на неважную жизнь, и тут один из них сказал, что теперь никуда не пробиться, даже Чикин остро почувствовал конъюнктуру и собирает дань не с рокеров, а с поп-музыкантов, не гнушаясь при этом самыми мелкими особями, которых и музыкантами не назовешь. Второй с ним не очень-то согласился, он сказал, что недавно сунул Чикину (то есть мне) приличный пакетик, и я тут же вспомнил об их группе. Еще он добавил, что, конечно же, с других я собираю суммы поприличнее, и реклама в газетах идет соответственная. Они коснулись не только моей персоны, а также некоторых телевизионщиков, которые «потеряли совесть», но меня это уже мало волновало, я почти с головой зарылся в песок, оставив наверху лишь свои полосатые, купленные в парижском «тати», плавки. Меня охватил ужас – трепаться об этом они могут не только на пляже, а в любом месте, в том числе и в кабинете следователя. После этого я несколько месяцев не высовывался, отказался даже от нескольких гонораров, ясное дело, не от бухгалтерских, а от героев своих публикаций. Но вскоре нужда так прижала, что я потихоньку осмелел и снова принялся собирать дань. Старался действовать более осмотрительно, внимательно приглядываясь к своим клиентам, ни одного из них я не подвел, и они могли быть вполне счастливы.

Сейчас, Слава богу, пошла совсем другая полоса, но меня пугал Жека. Он делался все более самоуверенным, деньги текли рекой – мы прокатили «Ах!» по Сибири, Закавказью,Прибалтике. И каждое выступление сопровожда-лось информацией, в' газетах, по телевидению. Я постоянно напоминал Жеке, чтобы он повнимательнее смотрел за девчонками, у них начиналась звездная болезнь. Но Жека отмахивался: все, мол, в полном порядке, они у меня в руках, души во мне не чают, во всем доверяют и не имеют никаких секретов. А я постоянно вспоминал об акулах, побывавших на первом концерте, и теперь уже постоянно "тершихся возле «Ах!». Жека говорил, что я полнейший перестраховщик, сейчас моя главная задача – подсчитывать бабки, а девушки от нас никуда не денутся. Главное -использовать момент, когда трясут Распутина и его команду, и не выпускать «Ах!» со страниц газет и экранов телевидения. Я был убежден, что Распутин выпутается, но это не так важно, время уйдет, гастролей у него почти нет, на телевидении он отсутствует, даже Евгения Федоровна говорит о нем в прошедшем дремени. Пройдет несколько месяцев – и о нем все забудут. Но у меня не было Жекиной эйфории, пацанкам еще надо работать и работать.

И вот однажды прозвучал первый звоночек о том, что MOW опасения не напрасны. Сперва Жека начал поговаривать о тому что Вера и ее команда намекают на то, что неплохо бы съездить за границу, теперь туда валом валят тусовки намного послабее «Ах!», а у них уже появилось имя, они собирают аншлаги в самых престижных залах страны и вполне могут кое-куда прокатиться.

– Сейчас мы этого не сделаем, слишком рано. Ты знаешь, 1 сколько башлей надо выложить ...

– А прямые контакты?

– Если они у тебя есть – ради бога... Ясно, что никаких прямых контактов у меня и Жеки не было. И тут я вздрогнул: а что, если кто-то уже предлагает им организовать зарубежное турне? Без Жекиной и моей помощи.

– Послушай, им никто не подбросил такую мыслишку? -спросил я у Жеки.

– Не могли... Они все время у меня на глазах. Бабок много, хочет-ся купить фирменных шмоток... Обычные дела.

Мы позабыли об этом разговоре, была еще одна неплохая поездка – по четыре концерта в день в Махачкале. Я сам поехал туда, чтобы помочь Жеке. Потом в Москве мы сорвали гастроли Распутина в «Олимпийском». Узнав о них, Жека примчался ко мне и заорал:

– Есть возможность вышвырнуть их вон... И запуститься? самим. – Каким образом?

– Очень просто... Мы явимся с тобой и скажем, что посвящены в таинства уголовного дела. Ты готовишь статью, а я::

– А что ты?

– Ты забыл о моем удостоверении.

– Ты опять за свое?

– Сколько тебе говорить... Все в полном порядке. Когда-нибудь я тебе расскажу, сейчас не могу. Но это же «Олимпийский» ... Мне пообещали отдать площадку, если сорвем Распутина.

Я почесал затылок. И в самом деле, заманчиво. Назавтра мы стояли перед директором «Олимпийского». Он меня прекрасно знал. Жека с ходу сунул ему под нос красную книжицу. Я, сказал, что практически у меня на столе судебный очерк о Распутине.

– Неужели так все плохо? – переспросил директор.

– Наше дело было предупредить вас,– весомо заявил Жека. Назавтра зрителям стали возвращать деньги за билеты,

а Жека волок в «Олимпийский» афиши «Ах!», сам-то он, правда, не высовывался, и договор с «Олимпийским» подписывал другой человек – директор центра, в котором числилась группа «Ах!». Не успели мы отпраздновать победу, как Жека примчался ко мне в редакцию с посеревшим лицом. Он даже не позвонил мне.

– Что случилось? Жека бухнулся на стул.

– Все то, о чем ты говорил ...

– Ты не можешь пояснее?

– Эти девки оформились в Штаты. Прихожу, а Верка и выкладывает мне: мол, вы не планируйте гастроли на ближайший месяц, мы отчаливаем в Штаты, ненадолго, всего на десять дней...

– Госконцерт? – только и спросил я.

– Если бы ... Центр «Фантом». Они всех к рукам прибирают. Я почув-ствовал, как кишки в животе сворачиваются в клубок, а затем резко выпрямляются.

– Кретин.....Они у меня в руках... Они меня любят...

Для них я папа. Не меньше ... А ты полнейший дегенерат. Сколько раз я тебе говорил ...

Я орал на всю редакцию. Как мне хотелось съездить ему по физионо-мии!

– Заткнись,– сказал Жека.

– Охоту вели опытные люди. Я ничего не подозревал. Они обвели бы вокруг пальца не только нас.

– Забудь о слове «нас»! Во всем виноват только ты один ...

– Может, еще не все потеряно. Надо их задержать...

– Есть только один путь – обвинить в шпионаже,– сострил я.

-Других возможностей не вижу.

Я понимал, что они занялись оформлением документов давно. Поэтому и принимались трепаться о загранице ... Душеньки не выдерживали..

Но о главном молчали... Ребятки из «Фантома» предупредили: молчать строго-настрого.

– Ас другой стороны – съездят и вернутся,– сказал Жека едва слыш-но. Я понимал – он успокаивает себя.

– Вернутся, но не к нам...

– Почему ты в этом уверен?

– Кретин! Все очень просто... Они уже один раз накололи тебя.

– Каким образом?

– Посмотрите на наивного мальчика! Он не догадывается! Какой глу-пенький. Да они эти документы давно оформляли, и с «Фантомом» сговорились за твоей спиной. А ты все бабки считаешь.

– А я хочу пожить...

– Ладно, ладно, успокойся, что-нибудь придумаем.

Мы доехали до домжура, протолкнулись в переполненный бар, наконец опрокинули по несколько стопок водки. Надо срочно искать выход из положения. Но какой? У меня есть приятель в городском ОВИРе, мы когда-то играли в одной команде, он там чуть ли не замначальника, но время ушло, если у них билеты на руках...

– А все началось так хорошо,– сказал наконец Жека.

-Я был спокоен. Можешь меня убить, но я ни о чем не подозревал...

– Да помолчи ты, хватит ныть,– сказал я ему.– Поезд уходит, надо его догонять. Только вот как?

– Я ничего не могу придумать.

– Я тоже.

– Тогда давай закажем еще...

– Я не против.

Кто-то незнакомый подошел к Жеке и сказал, что приятно видеть перед собой современного предпринимателя, который не ожидает никаких перемен, а сам создает себе жизнь такую, какая нужна каждому.

– Да гони ты его,– сказал я Жеке. Незнакомец, вероятно, услыхал мои слова.

– А вы не спешите меня гнать, молодой человек, я тоже вас знаю, хотя вы со мной знакомились очень давно, в пору вашей юности...

– Извините, мне сейчас не до вас,– сказал я и схватил Жеку за руку:

– Пошли отсюда...

Мне ужасно хотелось съездить этому типу по физиономии. Мы пошли к выходу.

– Я понимаю: люди большого бизнеса, вам не до простых смертных... Но смотрите, так не стоит поступать...

Я оглянулся:

-Да пошел ты!

Когда мы вышли на улицу, я спросил у Жеки:

– Что это за мразь?

– Конторский... Сидел под крышей собкора в Голландии, долго сидел и неплохо" но нажрался на каком-то банкете, и его вышвырнули. Таких немало трется в домжуре...

И тут меня словно прорвало:

– Все треплешься насчет своей конторы, удостоверения, глазки кор-чишь, -как в хреновых фильмах, а вот тот самый момент, когда можно их остановить при помощи твоей тайной организации...

Жека застыл на месте.

– Хорошо,– сказал он,– я решусь на это, поговорю с шефом. Сам понимаешь, время сейчас не то, все боятся, опасаются, в газетах о них шумиха, но я попрошу... Для меня они должны все сделать,– Жека наклонился ко мне: – Поверь, я очень полезен, ты даже не представляешь, приходилось рисковать жизнью, и не раз ... Я не имел права тебе рассказывать, но у меня была сложнейшая работа...

– Да пошел ты...-заорал я на всю улицу: – Заткнись, если хочешь просуществовать хотя бы несколько часов. Заткнись, прошу тебя!

– Ладно, ладно,– замахал руками Жека,– не будем больше об этом. Я все понял. Ты нервный человек, тебе надо успокоиться.

Мы буквально натолкнулись на его машину. – А вот и она, никто не забрал. Поедем?

– Черт с ним... Давай.

Жить мне больше не хочется, -сказал я и был недалек от истины. -Жека распахнул передо мной дверцу:

– Прошу!

– А куда поедем? – спросил я. Можно было, конечно, к Евгении Федоровне – там меня всегда ждут, но не с таким же настроением. Жека обязательно проболтается, а она только

посмеется над нами, в первую очередь надо мной, человеком в ее глазах довольно опытным. Нет, только не к ней.

– Кстати, Вика приехала,– вспомнил Жека.

– Это уже поинтереснее.

Он бросился к ближайшему автомату. Начал говорить какие-то баналь-ные мерзости о том, что мы ужасно по ней соскучились, прошла целая вечность с тех пор, когда мы виделись вместе в последний раз... Правда, за это время она стала уже телевизионной звездой и, быть может, не захочет нас видеть... Как мне показалось, Вика прервала его дичайшую трепатню, Жека ее внимательно выслушивал и кивал головой: да, он все понимает, раз у нее такие весомые причины, он просто завидует ей черной завистью, несмотря на то, что он мужчина...

Когда он повесил трубку, я спросил:

– И здесь отшили? Жека сверкнул глазами:

– Нет, она с нами встретится... Правда, ненадолго, встреча с жени-хом, он сделал ей предложение, четкое и конкретное... Но у нее кое-что для нас припасено... И выпивка и капуста ... Так что наши дела не так уж плохи.