Текст книги "Иди на зов любви"

Автор книги: Андреа Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

5

Ее раздумья прервал собачий хор, и, подняв голову, Энн увидела в начале аллеи, ведущей к дому Ника, его хозяина в окружении восторженно лающей своры. Девушка смешалась и неловко помахала рукой, не зная, как поступить. Прошел миг, показавшийся ей вечностью, прежде чем загорелый гигант сухо кивнул, ожидая, пока Энн подойдет ближе.

– Привет. – Ее голос был еле слышен. – Я… я не опоздала? – тревожно спросила она, внезапно сообразив, что покидала дом в такой панике, что умудрилась забыть на туалетном столике свои часы.

– Опоздали, Энн… На полтора часа.

– О, простите! Вы поужинали? Могу я… – Энн осеклась на полуслове. Снова этот детский лепет! Да, она опоздала, ну и что с того? В конце концов, Ник достаточно взрослый, чтобы приготовить себе ужин. – Так вы поели? – переспросила она.

– Нет. – Ник смотрел на нее немигающим взглядом.

– Я только переоденусь и приготовлю ужин.

– К черту ужин!

Да, сомнений нет: он очень рассержен.

– Послушайте, я просто не могла…

– Почему вы не взяли с собой собак – хотя бы пару, пусть даже одну-единственную? Что это – проявление недовольства после допущенной в отношении вас оплошности или обыкновенная глупость?

– Что? – И тут она вспомнила, что он сказал ей утром, и в глазах Энн засветилось чувство вины.

– Вы все забыли, не так ли! – Это было утверждение, а не вопрос. – Отправились гулять на весь день, не сообщив ни одной живой душе, куда именно. Никто вас не видел, а вы еще и опаздываете на полтора часа! Ведь вы могли упасть, снова поранить голову, на вас могли напасть – да все что угодно! – и никто не смог бы помочь вам… – Его голос наливался гневом, на скулах заходили желваки. – Вы что, газет не читаете? Или рассчитываете на покровительство свыше, о котором никто из нас не слыхивал?

– Не понимаю причин вашего сарказма. – В душе Энн росло странное ощущение: боль постепенно завязывала ее нутро в крепкий мучительный узел. Он волновался за нее, спрашивал местных жителей… Осознание этого наполняло сердце Энн давно забытой радостью и одновременно пугало. Она не могла этого перенести и ответила неожиданно резко: – Я не обязана отчитываться ни перед вами, ни перед кем-либо еще!

– А я не желаю дважды выслушивать пламенные речи в защиту собственного достоинства, – парировал Ник. – По крайней мере, когда мы оба знаем, что я прав. Если решите побродить по окрестностям, отправляйтесь, куда хотите, – это ваше право. Но возьмите с собой собак, ладно?

– Нет, не ладно. – Энн сама не понимала, отчего с такой яростью восставала против его разумных доводов. – Совсем не ладно.

– Энн! – Ник всего лишь назвал ее по имени, но оно прозвучало, как удар хлыста. Дело было даже не в том, что он повысил голос. Что-то глубоко затаенное, невысказанное прозвучало в его оклике, куда более сильное, чем гнев. – Прекратите, – добавил он мягче. – Вы сами можете не заботиться о своей безопасности, но беспокоятся другие. Поймите хотя бы это.

И тут с Энн случилось то, что невозможно было предугадать. Еще мгновение тому назад она с яростью сверлила его взглядом, гордо расправив плечи и приготовившись к бою, а уже в следующий миг слезы брызнули из ее глаз. И не девичьи робкие слезки, а целые потоки, сопровождаемые рыданиями, от которых вмиг онемели даже псы.

Ник замер как вкопанный, но в следующую секунду стремительно обнял ее за плечи. Зарывшись лицом в шелк ее волос, он шептал Энн на ухо какие-то ободряющие слова.

Она не могла разобрать, какие именно, – собственные всхлипы заглушали все. Но ласковый шепот над ухом и тепло его рук несли желанный покой. Несмотря на ужасные мысли о том, что она ведет себя как последняя дура, Энн чувствовала, что внутри нее разливается радость, особенно неожиданная, учитывая ее состояние.

– П-простите меня. – Бросив быстрый взгляд на держащего ее в объятиях мужчину, Энн попыталась высвободиться, однако руки его еще крепче сжали хрупкое тело.

– За что? За то, что вы потеряли самоконтроль и выказали слабость? Дали настоящей Энн вырваться из оков, в которых ее содержали? – мягко спросил он. – Разве это ужасно?

Ужасно, и еще как! За всю свою жизнь она так и не смогла понять то, о чем читала или слышала от подруг: как женщина может быть буквально сметена своими же собственными эмоциями! И как молоденькая девушка – а то и вполне взрослая, умудренная опытом женщина – может настолько привязаться к объекту своего влечения, что готова отдать ему всю себя без остатка… Но теперь она их понимала. А ведь Ник ее даже не поцеловал по-настоящему? Интересно, что бы он сказал, если бы знал, что творится в ее голове?

Эта мысль заставила Энн предпринять новую попытку высвободиться, однако Ник не собирался отпускать ее.

– Ну, так что ж ужасного произошло? – переспросил он, и глаза его превратились в две узкие щелочки.

– Ужаснее некуда, Я безо всякой причины залила вас слезами с ног до головы, – попыталась отшутиться она.

– Энн, Энн… – Ник произносил ее имя, как будто ласкал, и она задрожала. – Вам даже не стоило пытаться врать – с таким-то лицом.

– А что с моим лицом? – Она изо всех сил старалась говорить спокойно, но это было так трудно.

– Дайте посмотреть. – Он был уверен в своем праве продолжать или заканчивать беседу. И прекрасно знал, что ей хорошо в его объятиях, а потому мог спокойно наслаждаться каждым изгибом ее прекрасно сложенного тела, мягкой округлостью грудей и матовой белизной кожи. – Желаете полный отчет о нанесенном ущербе или мне ограничиться кратким перечнем?

– Ни то ни другое. – После ее взрыва эмоций собаки наконец пришли в себя и теперь затеяли шумную возню вокруг них. Хвосты их пришли в лихорадочное движение, и то одна, то другая собачья морда пыталась заглянуть в лица хозяина и ее спутницы, чтобы удостовериться, что все в порядке. – Посмотрите, собачкам это не нравится, – нервно заметила Энн. – Они совсем разволновались.

– Глупые псы. – Однако с этими словами Ник отступил на шаг, выпустил девушку из объятий и улыбнулся одной из своих обезоруживающих улыбок. Взяв Энн за руку, он повел ее к дому. – Пошли. Нам нужно поесть. Вы, должно быть, умираете с голоду.

Лай и повизгивание собак отдавались в душе Ника новыми приступами раздражения. Он был прав, сравнив Энн с испуганным маленьким кроликом, и, следовало бы сохранять внешнее спокойствие и выдержку ему, проведшему столько времени с несчастными, перепуганными до смерти четвероногими пациентами! Однако былой выдержки-то сейчас как раз и не хватало. Ему хотелось…

Ник прикусил губу, стараясь не думать об этом.

– Можете принять ванну, пока я закончу с ужином. – Теперь, когда они переступили порог дома, голос Ника стал привычно безразличным и насмешливым. – Если хотите, захватите с собой бокал вина.

– О нет, я помогу вам.

Она нерешительно последовала за ним в кухню, с новым чувством вины отметив на кухонном столе полную миску приготовленного салата и два еще сырых бифштекса. Ник был занят весь день, а ведь он встал в два утра, вспомнила Энн.

Но это не ее дом, не ее забота – присматривать за Ником, и лучше бы ей никогда об этом не забывать. Сколько она здесь пробудет – дни или недели, – зависело от того, насколько успешными окажутся ее поиски.

Ник наполнил два бокала вином из откупоренной бутылки и протянул один из них Энн. А затем снова вернулся к разделочной доске.

– Я справлюсь, все под контролем.

Все под контролем? – подумала Энн с отчаянием. Хотела бы она, чтобы так оно и было…

Поднявшись к себе в комнату, Энн первым делом направилась к зеркалу и с ужасом увидела перед собой зареванное лицо в обрамлении растрепанных волос. Кошмар! Она закрыла глаза, чтобы избавиться от наваждения, но когда вновь открыла их, «картинка» в зеркале лучше не стала. Ничего себе – ее первый день в Слоу!

Все, хватит! С этого момента она будет являть собой образец выдержки и обходительности. Никаких истерик и нервных срывов, никаких слез, – что бы ни творилось в ее душе.

Энн была уверена, что среди коллег по работе и нескольких близких друзей она имела репутацию человека сдержанного и отстраненного, даже, может быть, холодного. Почему же теперь ей не удается сохранять былое хладнокровие в присутствии Ника Хартли?

Открыв дверь ванной, Энн нырнула туда, как в потаенное убежище, будто стыдилась собственной наготы. Но, погрузившись в теплую воду, вдохнув аромат мыльной пены, пузырьки которой приятно щекотали кожу, девушка ощутила, как ее тело и душа наполняются долгожданным покоем.

Проведя в ванне минут пять, не больше, Энн почувствовала себя заново родившейся. Она тщательно промыла волосы под душем, насухо вытерла их полотенцем, а затем поспешила в спальню, где нарядилась в белые брюки и длинную изумрудно-зеленую сорочку.

– Ожили? – спросил Ник, когда она спустилась в кухню, и кивнул на пустой бокал в ее руке. – Ухаживайте за собой сами, не стесняйтесь. Бифштексам еще нужно немного прожариться.

– Спасибо. – Вино было превосходным, но одного бокала было достаточно. Сегодня вечером ей потребуется все ее хладнокровие и выдержка.

– И как вам показался Слоу после сегодняшней экскурсии? – спросил Ник светским тоном, и Энн постаралась ответить как можно более непринужденно, будто она просто заглянула на выходные к близким друзьям.

– Очень мило. – Энн выдержала паузу и добавила: – Я видела немногих горожан, но те, которые встретились мне, производили впечатление людей доброжелательных и дружелюбных.

Ник, безусловно, хорошо знает местных жителей, рассуждала Энн, но он далеко не прост. И если она хочет чего-нибудь вытянуть из него, следует проявить максимум осторожности.

– Тут живут работящие люди. – Он повернулся к ней и стал накладывать на тарелки аппетитные куски мяса, добавив на гарнир жареных грибов и лука. Закончив, Ник жестом указал на гостиную. – Расположимся там?

Прежде чем тема жителей Слоу вновь всплыла в разговоре, Энн успела покончить с мясом и приступила к десерту – сырному торту с черной смородиной, от одного вида которого текли слюнки. Ее собеседник как раз заканчивал одну из бесчисленных баек – на сей раз об эксцентричном старике фермере, который никогда не покидал пределов Сноу. И Энн решила, что лучшего момента не найти.

– Полагаю, большинство местных жителей здесь и родились, и прожили всю жизнь? – Ее сердце тревожно забилось. Было что-то нехорошее в том, что она обманом пыталась вытянуть из своего спасителя необходимую ей одной информацию, для вида расспрашивая о людях, которых тот хорошо знал и ко многим из которых, видимо, хорошо относился…

– В целом, да. А почему вы спросили?

Итак, она допустила оплошность: не смогла скрыть своего интереса. Капля черносмородинного соуса капнула прямо на белые брюки, и Энн почувствовала, как алеют ее щеки. Ложь никогда не была ее сильным местом, даже малейшая неправда всегда выдавала себя краской стыда.

– Просто… У вас, наверное, много отдыхающих летом. Таких, как я? И люди снимают здесь дома? – смущенно пролепетала она.

– Случается.

Он не старается облегчить мое положение, с отчаянием подумала Энн и попыталась выдавить из себя улыбку:

– Но уверена, многие, как и я, влюбились в эти места.

– А вы влюбились, Энн?

– Что? – Она вздрогнула, не сразу поняв, о чем идет речь.

– Я спрашиваю, вы влюбились… в Слоу?

– Да-да, именно так!

– Это хорошо. – Со странной интонацией в голосе протянул Ник. – Кофе?

– Благодарю вас. – Все, хватит с нее этой игры в расспросы.

За окном стемнело, и угольно-черное небо лишь кое-где разбавлялось серо-багровыми закатными облаками. Огни городка внизу добавляли картине сходство с расцвеченной золотистой искрой темной коробкой от шоколадного набора, знакомой Энн с детства. Когда Ник вернулся с подносом, девушка стояла у окна, пытаясь разглядеть среди освещенных прямоугольничков один-единственный. Она была уверена, что ее мать где-то там.

– Располагайтесь поудобнее. – Ник, казалось, не обратил внимания на поспешность, с которой Энн отскочила от окна. Деловито поставив поднос на кофейный столик, хозяин дома уселся на диван. – Эти стулья спустя какое-то время начинают казаться невыносимо жесткими.

– Что вы, они прекрасны. – Энн благоразумно проигнорировала приглашение присесть рядом с ним на диван, и устроилась прямо на ковре возле столика. – Вам черный или со сливками?

– Черный, как вы могли бы догадаться, – загадочно ответил Ник.

Она подала чашку, стараясь не коснуться его руки, но все уловки были напрасны: ее неудержимо влекло к этому сильному телу, прекрасному лицу. При появлении такого мужчины все женщины наверняка вывертывались наизнанку, чтобы только привлечь его внимание, подумала Энн с болью в сердце. Интересно, какой была жена Ника?

И словно в ответ на невысказанный вопрос взгляд Энн упал на массивный фотоальбом, лежавший рядом с музыкальным центром. Очевидно, альбом пробыл там без движения долгое время, о чем свидетельствовал солидный слой пыли.

– Можно посмотреть? – спросила Энн, боясь, что не выдержит, если получит отказ.

Просьба явно не доставила ему радости. Однако вежливость восторжествовала, и Ник безразличным тоном ответил:

– Пожалуйста. Должно быть, его забыла здесь Морин. Помню, она показывала Грегу детские снимки, – добавил он без всякого выражения. – Когда наши родители решили уехать, она настояла, чтобы все фотографии остались в одном месте – здесь, в доме…

Да, с самых первых лет он был необычайно серьезен – серьезный малыш, серьезный подросток. И ужасно красив… Энн переводила взгляд с одной фотографии на другую, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Морин почти не менялась, а что касается родителей, то с фотографий на Энн смотрела жизнерадостная, неизменно улыбающаяся пара, служившая контрастом вечно нахмуренному малышу.

Но тут она перевернула очередную страницу, и взгляд сразу же упал на фото Элис, запечатленной, очевидно, в день свадьбы. Но на невесте вместо традиционного белого платья, был надет бледно-розовый элегантный костюм, а воздушная шляпка на черных волосах напоминала сахарную глазурь на шоколадном торте. Элис была красавицей, ничего не скажешь: миндалевидные глаза, изящно очерченный овал лица, стройная, высокая. На снимке жених казался всего лишь на пару дюймов ниже своей избранницы…

Итак, ему нравятся высокие брюнетки, подумала Энн с тоской. Прямая противоположность ей.

– Это ваша жена? – Не следовало выказывать любопытства, тут же с досадой подумала Энн, но было уже поздно. В воздухе пахло грозой. Ник, наверное, страдает оттого, что она так бестактно напомнила ему о потере…

– Да, это Элис, – тихо произнес он, перебираясь с дивана на ковер рядом с Энн.

Теперь они сидели рядышком, как два голубка, и вместе рассматривали фотографии его умершей жены, сделанные в день, который обещал молодоженам счастливое будущее, зачеркнутое одним взмахом жестокой судьбы… Однако единственное, о чем могла сейчас думать Энн, несмотря на грусть и печаль, разлитые в воздухе, – это о том, как звучит его голос, какой аромат излучает его тело и как маняще близко это тело сейчас от нее! Ужас…

– Это день нашей свадьбы, – тихим голосом произнес он, протянув руку из-за плеча Энн и перевертывая страницу альбома. Она чувствовала на шее горячее дыхание Ника, легкое прикосновение его груди к своей спине, и внутри у нее все сжималось, как от предвестия беды. – Видите, это Морин и Грег – он был моим свидетелем. Вы ведь еще с ним не виделись, не так ли?

– Нет. – Ей уже было трудно что-либо рассмотреть на фотографии, настолько Энн были зачарована близостью Ника. Однако она заставила себя вглядеться в фото, на котором была изображена счастливая пара новобрачных в окружении Морин и Грега. – Он выглядит очень милым, – произнесла она вполне искренне, увидев невысокого и на вид приятного парня, улыбавшегося в объектив.

– Он таков и в жизни. Но еще лучше то, что он знает Морин как облупленную и в состоянии, когда нужно, охладить ее энтузиазм, – произнес Ник с непередаваемым удовлетворением в голосе. – Большую часть времени сестрой верховодит сердце, а не голова.

– Вот как? – Энн не могла оторвать взгляда от высокой красавицы в розовом.

– Зато когда Элис заболела, ее опорой стала Морин, – продолжил он, как будто не замечая, куда устремлен взор собеседницы.

– Значит, ваш брак длился недолго?

– Год.

Год? Всего год?!

– Но мы познакомились задолго до свадьбы. Элис… она решила оставить колледж и выйти за меня замуж вместо того, чтобы работать над дипломом. Ей казалось, что лучшей дорогой к профессии ветеринара будет должность ассистента у меня.

– Должно быть, она вас очень любила, – тихо произнесла Энн, нечеловеческим усилием воли заставляя голос звучать ровно.

– Да, любила.

Его рука снова протянулась из-за плеча девушки, но на сей раз Ник решительно захлопнул альбом, и в комнате надолго повисла гнетущая тишина. Энн даже помыслить не могла, чтобы сделать хоть какое-то движение, и просто молча ждала. Ей казалось, что-то должно произойти – прямо сейчас, и она затаила дыхание, не в силах ничего предпринять… Но неожиданно зазвонил телефон, и наваждение исчезло.

– Простите. – Когда Ник поднялся, чтобы взять трубку, его бедро коснулось ее спины, и по телу Энн словно прошел электрический ток.

Звонили с одной из окрестных ферм. Дело не допускало отлагательства, и Ник без лишних слов пошел переодеваться. Через десять минут он отправился на вызов, извинившись, что оставляет Энн наедине с горой грязной посуды.

– Ничего страшного, – с улыбкой ответила Энн. Куда страшнее быть с ним наедине в полумраке гостиной, как будто они – одна семья…

Как только Энн осталась одна, она навела порядок в кухне, вымыла посуду, а затем, налив себе чашку кофе, снова вернулась в гостиную.

Альбом с фотографиями по-прежнему лежал на полу, но теперь он казался живым существом, которое гипнотизировало ее, лишало воли. Не стоит снова открывать его, убеждала себя Энн. Не надо снова травить душу, разглядывая прекрасную жену Ника. И тем более не следовало мучиться мыслями о том, каково ему было потерять Элис. К тому же Нику не понравилось ее любопытство. И он ясно дал это понять, когда с силой захлопнул альбом с фотографиями прямо у нее перед носом…

И все-таки она снова открыла альбом.

Спустя почти час Энн положила альбом на место и поплелась в свою комнату, мрачная и с тяжелым сердцем.

Зачем она приехала сюда? Какой была дурой, уверив себя в том, что найдет свою мать после стольких лет разлуки! Совершенно ясно, что женщина эта не желала, чтобы ее разыскивали, ведь не делала же она сама никаких попыток встретиться с брошенной дочерью… Нет, воистину лучшее, что могла сделать Энн, – так это завтра же собрать чемодан и немедленно покинуть Сноу.

Наутро она проснулась с твердым намерением оповестить Ника и Морин о своем отъезде, однако день прошел, а затем еще один, и еще, а Энн все никак не могла подыскать удобный момент, чтобы совершить задуманное. А затем она привыкла к дому и зеленым лугам, и уже не в силах была противиться ритму новой жизни.

Каждое утро она вставала спозаранку, покидая свою комнату только после того, как слышала знакомый скрип лестницы, означавший, что Ник спустился в операционную. Позавтракав на скорую руку, Энн собирала корзинку с провизией и надевала ошейники на собак, повизгивавших от предвкушения долгой прогулки, после чего как можно скорее покидала дом.

Так, день за днем, в окружении шестерки восторженных псов, Энн брела по пустынным улочкам Слоу, полной грудью вдыхала чистый воздух и углублялась в лесную чашу. Она без видимой цели бродила по окрестным лугам, по берегам бесчисленных речушек и однажды даже добралась до развалин старинного замка.

Четвероногие охранники оказались чудесной компанией и очень скоро полюбили Энн, решив, видимо, что это ангел, ниспосланный им с каких-то там «собачьих» небес в награду за примерное поведение. Да и кто другой мог бы вот так выгуливать их часами, давать свободно побегать по лесам и лугам, а нередко и угощать бисквитами и шоколадками!

Постепенно, по мере того как ее кожа начала бронзоветь под лучами щедрого июньского солнца, Энн обрела долгожданные покой и умиротворение. Теперь она крепко спала по ночам, а каждое утро встречала отдохнувшей и посвежевшей.

К тому же кончился период ночных дежурств у Морин, и теперь все вечера они проводили втроем, за что Энн была несказанно благодарна судьбе. Обычно она уходила в свою комнату сразу же после ужина, избегая повторять ошибки прошлого. Энн уже поняла, что оставаться вдвоем с Ником – значило обречь себя на испытания, к которым она не была готова.

А он, казалось, и не замечал ее отсутствия. Сразу же после того вечера с разглядыванием семейного альбома между ними установились спокойные, чуть холодные, но неизменно вежливые отношения, которые бывают между хорошими знакомыми, и не более того. Энн поначалу это разочаровало и даже немного разозлило, но она рассудила, что ведь сама же этого хотела…

Нет, жаловаться ей было не на что. Но Энн не могла избавиться от ощущения мистического присутствия радом с собой Ника даже по время своих выходов на природу. Это было странное чувство, и поначалу оно показалось Энн диким и нелепым. Но постепенно она поняла, что Ник Хартли просто не идет у нее из головы.

С этим нужно было что-то делать. Поэтому в один прекрасный день – хотя они все были прекрасными – ноги сами привели ее к лавке на окраине, над которой красовался огромный деревянный палец, указующий на вход.

– Здравствуйте, барышня. Отличная погода сегодня, вы не находите? – Сморщенная старушка улыбнулась ей из-за старинного массивного кассового автомата. – Вы ведь та самая приезжая, что остановилась у нашего ветеринара. Я угадала? – Она смешно затрясла седой головой – совсем как птица, чистящая перышки.

– Да, угадали. – Морин уже поведала Энн, что ее приезд с первого же дня ни для кого секретом не является: Слоу – городок маленький и здесь каждый знал каждого. – Я в отпуске – на недельку-две.

– И правильно сделали, что выбрали наши места, барышня. Вам здесь понравится, а здешний воздух добавит румянца вашим щечкам.

Старушка одарила Энн еще одной ослепительной улыбкой и вернулась к своим делам за прилавком, где стояла огромная плетеная корзина, а рядом лежали куски ароматной домашней ветчины и прочая снедь. Очевидно, продавщица готовила чей-то заказ, и Энн решила не мешать ей и пройтись по магазинчику.

Ей казалось, что она вернулась в далекое прошлое: таким древним и наивно-бесхитростным было все в этой простенькой лавчонке. Возбуждающий запах свежевыпеченного хлеба и домашней ветчины наполнял тесную комнату, а под стеклом прилавков взгляд привлекали разнообразные сорта сыра, холодное мясо и маленькие баночки с домашними джемами и маринадами… Энн с трудом верилось, что на дворе – двадцатый век!

Наконец она направилась к кассе, решив, что нужно купить немного сыру и всего необходимого для салата, прежде чем отправляться на ежедневную прогулку. Ник категорически воспротивился ее попыткам заплатить ему за стол и комнату, но про себя Энн твердо решила, что перед отъездом обязательно оставит ему какие-то деньги за гостеприимство. Перед отъездом…

– Как у вас тут здорово! – Энн сама удивилась, как естественно начала подбираться к цели своего визита сюда. – Природа здесь просто великолепна.

– Точно. Только вы знаете, барышня, это – взгляд со стороны. Зимы у нас случаются суровые, бывает, мы на недели оказываемся отрезанными от мира из-за обильных снегопадов.

– Да что вы? – Итак, наступал нужный момент. – Но к вам все равно приезжает много отдыхающих и тех, кто захотел здесь поселиться насовсем. Кажется, родители рассказывали мне о какой-то женщине, переехавшей в ваш городок много лет назад…

– Да? И когда же это? – Продавщица закончила паковать корзину и протянула руку за куском сыру, выбранным Энн, чтобы взвесить его на допотопных железных весах.

– Вроде бы… – Энн провела языком по внезапно пересохшим губам. – Около двадцати лет назад. Или вроде того… Ее звали Линда.

– Линда? – Продавщица снова по-птичьи нахохлилась. – Знаете, барышня, я все время тут живу и не припомню никакой Линды. Единственная Линда, которая приходит на ум, – это дочурка миссис Денем, но ей всего пять.

– Кажется, ту женщину звали Линдой. Линдой Джонс, – стараясь сдерживать себя, настойчиво повторила Энн.

– Возможно, вы правы. Всегда кто-то приезжает и уезжает незамеченным, разве всех упомнишь? Может, она пробыла у нас недолго? Не все же остаются…

– Да, не все.

Продолжить разговор Энн не удалось. В лавку вошла молодая женщина с двумя чрезвычайно шумными сорванцами-близняшками, и момент был упущен.

Оказавшись вновь на залитой солнцем улице, Энн постояла минуту-другую со своими пакетами, полными провизии, и только было собралась с мыслями, как вдруг вздрогнула, услышав до боли знакомым низким голосом:

– Давайте помогу.

– Ник! – Ей потребовалось мгновение, чтобы вновь ощутить привычное сердцебиение. – Но вы же должны были отправиться к мистеру Пристли.

– Точно. – Лицо Ника исказила болезненная гримаса. – Там я и получил отменный удар копытом прямо под лопатку. Пациент оказался слишком нервным, хотя, по правде говоря, он никогда и не отличался особо изысканными манерами. Короче, я пролетел всю конюшню из конца в конец!

– Вас лягнула лошадь? – воскликнула Энн, даже не пытаясь скрыть охватившего ее ужаса. – Так вы пострадали!

– Не без того, – сухо ответил он. – Но хуже всего то, что за лошадьми у мистера Пристли присматривает молоденькая девушка, а те слова, что я произнес после такого удара, вряд ли предназначено для невинных девичьих ушей… Как бы то ни было, прежде чем отправляться на другие вызовы, мне следует обработать спину.

– Чем?

– Специальной мазью. Что-то вроде колдовского зелья, но действует быстро и эффективно. – Он взял пакеты из дрожащих рук Энн. – Вы собирались всю эту тяжесть тащить сами?

С этими словами он направился к стоявшему неподалеку джипу и открыл перед Энн дверцу, игнорируя ее невразумительные протесты.

– Вы домой – и я домой, – произнес он, устраиваясь на водительском сиденье. – Верно?

Ничего не «верно», с отчаянием подумала Энн, но смогла лишь выдавить из себя некий звук, означавший согласие.

Они доехали до дома в полном молчании. За воротами их уже поджидала Велма, от цепких зеленых глаз которой не ускользнули ни пакеты с провизией в руках Ника, ни покрасневшее лицо Энн. Да она носится с ним, как заботливая мамочка, внезапно подумала девушка, хотя тут же опровергла себя: если лицо Велмы и демонстрировало какие чувства по отношению к боссу, то уж никак не материнские…

– Так скоро? – Голос секретарши прозвучал неестественно резко, однако она быстро взяла себя в руки и спросила более спокойным тоном: – Что-то случилось?

– Нет. – Ник, не останавливаясь, обогнул угол дома и начал подниматься по входным ступенькам. При этом рука его легла на плечо Энн. – Я уже был у Пристли, что же касается остальных вызовов, то всем придется немного подождать. Я буду готов через полчаса или что-то около того. Если кто-то позвонит, запиши. Перед уходом я все просмотрю.

– Хорошо. – Было совершенно очевидно, что Велме хотелось добавить еще кое-что, но Ник не дал ей ни малейшего шанса, открыв входную дверь и войдя внутрь вместе с Энн, по-прежнему не спуская руки с ее плеча.

Когда Ник ставил пакеты с провизией на кухонный стол, Энн заметила, что лицо его перекосилось от боли. И тревожная мысль, пришедшая в голову девушке еще в тот момент, когда он рассказал о своей травме, – а как же Ник сможет самостоятельно обработать собственную спину? – зашевелилась в мозгу с новой силой. Если бы это был кто-то другой – кто угодно, но не Ник, – Энн с готовностью предложила бы свою помощь… Но, может, он не примет ее помощи?

Однако ее надеждам не суждено было сбыться. Ник прошел в гостиную, ведя за собой безвольно плывущую за ним Энн, и, поставив баночку с мазью на стол, стал невозмутимо расстегивать рубашку.

Всемогущий боже! Увидев, как Ник одним движением сорвал с плеч рубашку, обнажив широкую и мускулистую, бронзовую от загара грудь с густой порослью черных волос, Энн почувствовала, что ей не хватает воздуху. А когда она приняла из его рук баночку со снадобьем, пальцы ее дрожали, и она едва удержала склянку.

– Так, а куда… она вас…

– Вот. – Он повернулся, что вызвало новую игру мышц. Однако не это заставило Энн вновь задохнуться, а огромный, ужасного вида кровоподтек, занимавший все пространство между лопатками.

– О, Ник… – произнесла она слабым голосом, в котором прозвучало искреннее сочувствие. – Этот жеребец мог вас убить, если бы попал в голову…

– Но не убил же, – попытался все обратить в шутку Ник.

– Вы обязательно должны показаться доктору.

– Энн, со мной все будет в порядке. Поверьте. – Ник повернулся к девушке и, увидев выражения ужаса на ее лице, мягко добавил: – Я потом попрошу Морин, если хотите. Профессиональной медсестре приходилось встречаться кое с чем и похуже.

– Нет-нет, я справлюсь, – проговорила Энн, ругая себя за разыгравшееся воображение. – Просто я не предполагала, что это будет выглядеть столь чудовищно.

– Испортить такое тело, – шутливо буркнул Ник, ложась на диван.

О да, подумала Энн, набрав немного зеленоватой мази на кончики пальцев и сделав глубокий вдох перед тем, как прикоснуться к спине, с которой так грубо обошелся невоспитанный жеребец.

Ник был прекрасно сложен, она и раньше это знала, но до сих пор тело скрывала одежда, а сейчас… Рельефные мышцы казались изваянными из камня, хотя под пальцами Энн была живая плоть – загорелая, жаркая, волнующая, отдававшая легким ароматом мужского дезодоранта, который, правда, быстро забил терпкий, специфический медицинский запах зелья.

Энн оказалась явно неподготовленной к тому взрыву эмоций, который вызвало явление обнаженного – точнее, полуобнаженного Ника, – но и этого было достаточно. Во всяком случае, Энн благодарила судьбу за то, что он сейчас не может видеть ее лица. Меж тем руки двигались неторопливо и ритмично, втирая мазь в бронзовую спину, и она испытывала нечто, похожее на стыд, потому что это доставляло ей удовольствие.

Спина Ника была абсолютно лишена растительности, и даже самый привередливый взгляд вряд ли обнаружил хотя бы микроскопическую жировую складочку. Пока Энн трудилась, Ник лежал тихо, вытянув руки по швам.

Энн все время хотелось спросить, не больно ли ему, но она боялась произнести и слово, потому что дрожащий голос мог выдать ее с головой. Она и предположить не могла – даже в самых горячечных и бесстыдных грезах, – что полуобнаженное мужское тело может оказаться таким эротичным и возбуждать самые примитивные сексуальные желания! Было от чего потерять контроль!