Текст книги "Иди на зов любви"

Автор книги: Андреа Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Андреа Йорк
Иди на зов любви

1

– Энн?

Девушка услышала, как чей-то голос произнес ее имя, и попыталась ответить. Но стоило ей приподнять на мгновение веки, как она тут же зажмурилась, не в силах вынести полоснувшего по глазам луча света.

– Я собираюсь сделать вам укол, – продолжил некто тоном, каким обычно увещевают маленьких детей перед болезненной процедурой. – Просто расслабьтесь и ни о чем не беспокойтесь.

Энн покорно дала себя увлечь в ту же беспросветную бездну, в которую уже падала когда-то. Но на сей раз она приняла забытье с благодарностью, потому что оно несло в себе умиротворение и покой.

Очнувшись во второй раз, Энн почувствовала, что боль утихла, и свет больше не резал глаз. Попытавшись приподняться, она разглядела рядом с кроватью неясную фигуру, и уже знакомый голос произнес:

– Вы проснулись, милочка? Отлично. Стакан воды?

– Где… – Язык с трудом ворочался во рту, и Энн с неимоверным трудом, почти насильно, выталкивала слова из горла. – Где я?..

– В больнице, милочка. – Глаза Энн различили лицо женщины средних лет, склонившееся над ней, рассеянный свет пробивался сквозь седые волосы сиделки, отчего они напоминали ореол. – У вас была травма головы. Вспомнили?

– Ник…

– Да-да, милочка. – По дежурной сухости, с которой были произнесены эти слова, Энн поняла, что сиделка будет поддакивать всему, что бы ни сказала Энн, лишь бы не раздражать больную. – А теперь мы закроем глазки и хорошенько выспимся. Худшее позади. Утром, я убеждена, вы, милочка, будете как огурчик! Договорились?

Энн хотела задать множество вопросов, но у нее не было сил. И перед тем как снова провалиться в теплую сладкую дрему, она еще раз прошептала имя, которое не хотела забыть, когда придет время возвращаться к реальности.

– Чашечку чаю?

Звон посуды и звуки уже знакомого голоса заставили Энн раскрыть глаза как раз в тот момент, когда чьи-то руки раздвинули шторы на окнах, впустив в палату солнечный свет.

– Да, благодарю вас. – Энн с усилием села на тесной больничной койке и приняла чашку из рук одной из двух медсестер, окруживших постель. Изматывающая головная боль ушла, оставив лишь воспоминание. – Должно быть, я проспала всю ночь, – произнесла она неуверенно.

– Вы спали все время с тех пор, как вас доставили в больницу, милочка, – бодро ответила одна из женщин. – Самая лучшая терапия при сотрясении мозга. Как вы себя чувствуете?

– Лучше. Намного лучше, – слабым голосом отозвалась Энн.

– Отлично. – Обе, не сговариваясь, ободряюще кивнули.

– Несчастный случай, да? – спросила одна из медсестер.

– Что? – В это мгновение Энн вспомнила все – разом и в малейших подробностях. И преисполнилась чувством благодарности к своему мозгу, который вновь заработал. – Да-да, я упала, как только сошла с поезда. Я спускалась по лестнице и поскользнулась – там, кажется, что-то разлили. – Она говорила медленно, вспоминая на ходу. – По-моему, я поранила лоб.

– И еще как, дорогая. Но все хорошо, что хорошо кончается, верно? К счастью, рядом оказался кто-то, кто привел вас сюда. Вы могли вечность блуждать по округе в таком состоянии, и никто бы не обратил внимания! Хотя здешние жители особой черствостью не отличаются, в наше время трудно надеяться на чуткость… Ладно, пейте ваш чай, а мы пойдем принесем вам завтрак. Хорошо?

– Спасибо. – Энн попыталась улыбнуться.

– Так приятно видеть вас снова в хорошей форме, – сказала одна из женщин, обернувшись на пороге. – Сначала мы подумали, что это простое сотрясение, но вы были так измучены, что все наши усилия ни к чему не приводили. Скажите, вы недавно перенесли какую-нибудь болезнь?

– Да. – Энн не хотела углубляться в эту тему и быстро добавила: – Воспаление легких. Я и приехала сюда потому, что решила: здешний воздух послужит хорошим лекарством после городского смога.

– Можете не сомневаться, – с улыбкой заверила ее женщина. – А теперь отдыхайте. Посмотрим, что скажет доктор.

Вскоре после обеда раздался стук в дверь, и Энн уселась на кровати, ожидая увидеть врача или кого-то из ассистентов. Но вошедший в палату высокий темноволосый мужчина был явно не из штата больницы.

– Здравствуйте, Энн. – Девушка сразу же вспомнила этот глубокий, слегка насмешливый голос, который неоднократно слышала во сне последние несколько часов. – Как вы?

– Все хорошо. – Она неожиданно сообразила, как отвратительно смотрится в безликой больничной рубашке, с бледным лицом, не тронутым косметикой и вдобавок обезображенным ссадиной на лбу… А он был таким красавцем!

Даже вчера, находясь в полузабытьи, Энн не могла не заметить исключительной привлекательности своего спасителя. Сегодня же, в ясном уме и почти здравии, она почувствовала на себе удесятеренную притягательную силу, которую излучали это большое и ладно скроенное тело и ослепительно красивое лицо мужчины. А ощущение надежности лишь добавляло очков его неотразимой привлекательности.

– Вы меня не помните? – тихо спросил он, когда пауза затянулась. – Меня зовут Ник. Ник Хартли, ветеринар. Мы с моей сестрой, Морин, привели вас сюда вчера поздно вечером.

– Да-да, конечно, помню. – На самом деле широко открытые глаза, которые он ошибочно принял за признак недоумения, светились переполнявшим Энн чувством благодарности. – Я… вам так признательно, – запинаясь, пробормотала она. – С вашей стороны это было…

Но он лишь досадливо отмахнулся.

– Любой на моем месте сделал бы то же самое, – заявил Ник безапелляционным тоном. – Я просто случайно оказался рядом, вот и все. Медсестра сказала, что вы будто бы что-то вспомнили… о падении с лестницы, да?

– Да, на выходе со станции. – Никогда в жизни Энн не чувствовала себя столь скованно, и, чтобы не продолжать во всех отношениях скользкую тему, попыталась как можно более естественно изобразить на лице улыбку. – Глупо, правда? Мне следовало смотреть под ноги…

– Как же родители могли отпустить вас одну в такую глушь?

– Что?! – Энн не смогла скрыть изумления.

– Я спросил, как же родители могли отпустить вас одну в такую глушь? – повторил он абсолютно серьезно, без тени иронии.

– А меня никто и не отпускал! – Энн вызывающе вздернула подбородок, чувствуя, как кровь отхлынула от лица, и оно стало белым не от недомогания, а от накатившего раздражения. – Я сама за себя отвечаю, только я – и никто больше!

– Серьезно? – Он подошел к кровати и склонился над Энн, изучая ее глазами, которые превратились в две узкие щелки. В позе мужчины ощущалось внутреннее напряжение, скрываемое внешним безразличием. – И сколько же вам лет, мисс Энн Милтон? Пятнадцать, шестнадцать? Только мне нужна правда, имейте в виду! – Предупреждение прозвучало почти шутливо. – Поскольку вы убежали из дому, сейчас пришло время сознаться.

– Ну а если мне… – Она неотрывно глядела ему прямо в глаза, и изумление в ее собственных, фиалково-голубых, сменялось гневом. – А что вы скажете, если мне двадцать один год. Двадцать один, слышите? – процедила Энн сквозь зубы.

– Не верю, – просто ответил Ник, окидывая взглядом почти бесплотную фигурку, прикрытую одеялом, лежащие поверх него изящные руки и лицо, в котором не было ни кровинки. – Даже не пытайтесь уверить меня, что вам больше шестнадцати.

– Что?!.. Да как вы смеете! – Всю жизнь Энн провела в безуспешных попытках выглядеть старше, чем казалась, и обычно легко воспринимала недоверие окружающих. Но чтобы этот мужчина считал ее школьницей…

А он продолжал холодным, лишенным всяких эмоций голосом:

– Если вы настаиваете, то ведь это нетрудно доказать, не так ли?

– Доказать? – Энн внезапно поняла, что почти кричит, и заставила себя говорить тише: – Вообще-то, я не обязана что-либо доказывать, но… будьте добры, передайте мне мою сумочку. Она на спинке стула.

– С удовольствием.

Ник лениво нагнулся, снял со спинки стула ее дорожную сумочку и театральным жестом подал ее. После этого с отсутствующим видом стал наблюдать, как Энн роется в вещах.

– Права подойдут? – спросила Энн подчеркнуто безразлично, выудив из глубин сумочки пластиковую карточку.

– Права? – На лице Ника появилось что-то похожее на искренний интерес.

– Да, это документ, дающий мне право водить машину, – язвительно объяснила Энн. – И эти у меня уже более четырех лет. Ну, удовлетворены? – Она почувствовала, как голова снова наливается болью, но на сей раз этому способствовал только что учиненный ей унизительный допрос. – Я вовсе не беглянка, или что там еще вы себе нафантазировали… Я здесь… на отдыхе. – В каком-то смысле так оно и было на самом деле.

– Вижу. – Ник смерил Энн долгим взглядом, а потом произнес совсем другим тоном: – Выходит, я ошибся. Приношу свои извинения. Если вы будете столь любезны и дадите номер телефона или адрес места, где собирались остановиться, я позвоню туда и объясню причину, по которой вы не смогли вовремя прибыть.

– Это необязательно… – Он все знает, с горечью подумала Энн. Это читалось в насмешливых серых глазах, которые изучали ее, не отпуская ни на миг. – На самом деле я еще ничего не заказывала, – созналась она. – Думала, что найду что-нибудь подходящее на месте.

– Да? – Ник произнес это тоном, каким обычно разговаривают с нашалившим ребенком. – Слоу не самый захудалый городок в графстве, и здесь в разгар сезона нелегко отыскать свободную комнату. Правда, в округе много других деревень и небольших городов, в которых…

– Но я хотела остановиться именно здесь, – решительно прервала его Энн.

– Но почему? Все городки похожи один на другой…

– Ну и пусть, а мне нравится именно этот! – упрямо повторила она.

– А вы настойчивая малышка, верно? – спросил он, улыбнувшись.

Энн пожала плечами. В словах Ника она не услышала и тени комплимента, но объяснять, почему так вцепилась в Слоу, – особенно ему! – не собиралась.

– Впрочем, дело ваше, – наконец произнес Ник, со странным выражением глядя на ее волосы, которые светились серебром в солнечных лучах. – Но поиски займут не один час, – предупредил он.

– Наплевать.

Сейчас, в этой чудовищной рубашке, со спутавшимися волосами и горящими глазами, ей не дашь и двенадцати, со вздохом подумал Ник. И как она, выписавшись из больницы, будет бродить в поисках жилья? И это после травмы черепа!..

– Ну, мне пора. У меня были дела на ферме по другую сторону реки, и поскольку мой путь пролегал мимо больницы, я счел необходимым заехать и справиться о вашем здоровье. – Голос Ника прозвучал странно безжизненно. – Заеду на обратном пути, хорошо?

– К тому времени я уже, наверное, выпишусь, – сказала Энн с расстановкой. – Но в любом случае спасибо за помощь. И пожалуйста, передайте мою благодарность вашей сестре.

Ей казалось, что она правильно выбрала тон, но стоило взглянуть мужчине в глаза и увидеть в них неприкрытый сарказм, как Энн поняла, что ошиблась.

– Не любите, когда вам указывают на то, что вы ведете себя как дура? – произнес Ник тихо и совсем неагрессивно, после чего направился к двери. Уже покидая палату, он обернулся и добавил, прежде чем она успела ответить: – До свидания, Энн.

Она снова осталась одна, обзывая себя последними словами за то, что не поставила наглеца на место за его дерзость. Ей уже приходилось встречать высокомерных и самовлюбленных мужчин, но этот был хуже их всех вместе взятых!

– Я определенно не отпущу вас сегодня, а утром мы проведем повторное обследование, – ответил врач на ее вопрос о том, сколько ей еще находиться в больнице. – У вас огромный синяк на голове, милая, и вы были в неважном состоянии, когда поступили к нам. Как я понял, вы в наших местах в отпуске? – Она молча кивнула. – А где вы остановились? – мягко спросил врач.

О боже, еще один!.. Энн набрала в легкие побольше воздуху и сказала правду:

– В общем, пока нигде.

– Понятно. – Врач казался лет на тридцать старше Ника Хартли, однако и на его лице читалось то же неодобрение, которое Энн уже видела утром. – Полагаете, это было мудрым решением? Как я понимаю, машины у вас тоже нет?

– Н-нет, – тихо подтвердила Энн.

– И медсестра еще сказала мне, что вы совсем недавно перенесли пневмонию. Надеюсь, это все, что с вами приключилось? – В тоне врача звучало уже открытое осуждение.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – быстро произнесла Энн, покрываясь краской стыда под взглядом мудрых глаз пожилого человека.

– Думаю, понимаете. – Голос его был мягким, но в нем ощущался скрытый напор, свидетельствовавший о том, что обладатель его был намерен докопаться до правды. – Само по себе сотрясение мозга не было очень серьезным, но то, как среагировал ваше организм, заставляет предполагать, что у вас крайнее истощение физических сил и нервной системы. Какие-нибудь срывы в последнее время, а? – В вопросе врача звучала такая уверенность, что Энн была ошеломлена.

– Нет… да… Не совсем так, – сказала она, тяжело вздохнув. – Да, я болела воспалением легких, это было осложнение после гриппа, а потом вдобавок ко всему получила плохие новости. – Энн помолчала. – Я еще не восстановила силы, и иногда мне трудно совладать с приступами слабости и дурноты, но чтобы срывы… Нет, такого не было!

– Понятно. – Все время, пока Энн говорила, врач не отрывал от нее взгляда. – Ну, тогда отпуск – это и впрямь то, что доктор прописал. – Он улыбнулся. – Но ваш отпуск начнется только завтра, да и то, если вы будете в состоянии встать.

– Да, вы правы. – Сил спорить не было. Единственно, чего сейчас хотелось, – так это вытянуться на кровати, накрыться с головой одеялом и уснуть.

Однако стоило врачу затворить за собой дверь, как Энн обнаружила, что не может заснуть. События последних дней настолько захватили ее, что отключиться хотя бы на время она при всем желании не могла. Энн невидящим взором уставилась в окно на верхушки деревьев и безоблачное июньское небо. А в голове продолжали тяжело ворочаться гнетущие мысли.

Энн закрыла глаза и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками. Почему все несчастья обязательно должны приключиться именно с ней? Своей вины за случившееся Энн не чувствовала, однако именно она ощущала себя потерянной, одинокой, брошенной! Ей исполнился двадцать один год – пора бы уже набраться уму-разуму, но даже сейчас она мысленно разговаривала не с Энн Милтон, какой знала себя всю жизнь, а с какой-то незнакомкой. И никому, никому до нее не было дела…

– Боже правый, помоги же мне. – Это были слова молитвы, которую она шептала про себя почти ежедневно на протяжении последних месяцев, как будто вверяя свою судьбу кому-то более сильному и мудрому. – Я всегда знала, что нелюбима, что меня нельзя полюбить, – с мрачной решимостью сказала себе Энн, вновь открыв глаза и уставившись в потолок.

Ее родители не часто демонстрировали на людях свои чувства даже по отношению друг к другу, но у них находилась хоть капля внимания к ее брату и сестре, чего нельзя было сказать в отношении Энн. Когда она была моложе, то пыталась время от времени как-то расположить к себе отца и мать, пока не поняла всю тщетность своих порывов.

Временами Энн задавалась вопросом: может быть, причина их неприязни лежит в ее внешней непривлекательности? По сравнению с высокими, загорелыми, кареглазыми братом и сестрой, худенькая и какая-то неземная в своей воздушности Энн ощущала убогим кукушонком, подброшенным в гнездо прекрасных птиц.

Почему они не рассказали мне все еще тогда, в детстве? – в сотый раз мучила себя вопросом Энн, вспоминая с ужасающей ясностью роковой вечер четыре месяца назад, когда жизнь ее разом перевернулась…

Энн работала как вол, исполняя обязанности секретарши у одного большого начальника и одновременно посещая вечерние курсы: получить аттестат, открывавший дверь к заветной карьере, было ее мечтой. Но радость от того, что она училась только на «отлично», была внезапно смазана жесточайшим гриппом, который привел к осложнениям и на три недели уложил Энн в больницу с диагнозом «пневмония и плеврит»

Если бы не ее друзья и коллеги по работе, Энн провалялась бы на больничной койке совершенно одинокая… Родные ни разу не навестили ее.

В первый же вечер после возвращения из больницы пропасть между Энн и матерью начала стремительно расширяться. И горькие последствия не заставили себя ждать.

– Прекрати называть меня мамочкой! – Перед глазами Энн внезапно возникло искаженное от злости лицо матери и сжатые в кулачки руки. – В твоих худосочных венах нет ни капли моей крови, слышишь! И ты еще имеешь наглость осуждать меня за то, что я не ухаживала за тобой последние три недели?! А чего ради я должна была это делать? Чего ради?!

– О чем ты? Какая кровь?

Энн мирно сидела возле камина в стерильно-чистой гостиной, но, услышав слова матери, резко вскочила. Глаза девушки сузились, но мать, словно спохватившись, что сболтнула лишнее, ничего не ответила и лишь тяжело дышала. Поняв, что ответа не дождется, Энн вопросительно взглянула на отца, возникшего в дверном проходе.

– О чем она, папа?

– Неужели нельзя было держать язык за зубами? – Отец бросил на супругу уничтожающий взгляд и медленно повернулся к дочери: – Пустяки, забудь, что она сказала, – произнес он примирительным тоном.

– Скажи ей, Питер! Ну! – Поведение мужа привело мать в исступление. – Через неделю с небольшим ей исполнится двадцать один, и она так или иначе все узнает. Пусть лучше это случится сейчас! Скажи ей, кто она такая и откуда взялась.

– Нет уж, говори сама. Я не желаю иметь с этим ничего общего. – Теперь лицо отца стало таким же багровым, как и у матери. – Я все время твердил, что безумием было брать ее к нам, и еще большим безумием – утаивать от нее правду. Это ты у нас всегда знаешь ответы на все вопросы – ты и рассказывай! – С этими словами Питер стремительно вышел из гостиной, хлопнув дверью.

– Ты не наша дочь, девочка. – В голосе матери – или женщины, которую Энн всю жизнь считала своей матерью, – не было ни капли жалости. – Мы удочерили тебя, когда ты была еще младенцем, потому что в то время думали, что у нас не будет своих детей… Ты дочь моей сестры.

– Я тебе не верю, – сказала Энн, хотя в мозгу уже зрела мысль о том, что все недоразумения и обиды последнего времени теперь нашли разумное объяснение. – Ты же всегда говорила, что у тебя никогда не было сестры, и когда твои родители умерли…

– Я знаю, что говорила. – Плоское, постаревшее лицо женщины искажала откровенная злоба. – А теперь говорю, что все это было неправдой, ясно? Когда моей сестре исполнилось семнадцать, она обручилась с парнем, который оказался ничтожеством… – Мать истерически расхохоталась. – Он бросил ее, как только понял, что девица забеременела. А она-то думала, что все будут плясать вокруг нее. Когда ты родилась, у моей сестры не было ни денег, ни работы, и ты была для нее обузой.

Да она просто наслаждается, рассказывая мне все это! – ужаснулась Энн. Воистину наслаждается.

– Еще находясь в родильном доме, она подумывала отдать тебя в приют, поэтому мы с Питером и решили удочерить тебя. В то время это казалось нам лучшим решением.

– Значит, ты – моя тетка? – задумчиво спросила Энн. – Ты это хочешь сказать?

– Вовсе нет. Я хочу сказать, что ты для меня – ничто! – Пожилая женщина пожевала щеками, с ненавистью глядя на белую от потрясения девушку, и на лице мачехи – или тетки? – не отразилось ни тени сострадания или жалости. – Меня саму удочерили, и обстоятельства были теми же, что и в твоем случае. Но через семь лет на свет явилась твоя мать, и с тех пор меня уже как бы не существовало. Все – новая одежда, игрушки – покупалось Линде, стоило ей только попросить.

– И ты возненавидела ее, – потухшим голосом произнесла Энн.

– Да, возненавидела. – Горечь исказила лицо пожилой женщины, подчеркнув мешки под глазами и морщины у губ. – Она была красавицей, настоящей красавицей, и мои родители ни минуты не давали мне забыть об этом. Линда – то, Линда – это…

– Тогда зачем же ты помогла ей? – передернувшись от отвращения, спросила Энн. – Почему взяла меня?

Женщина несколько раз моргнули, затем подошла к узкому окну в дальней части комнаты.

– Потому что тогда это нас устраивало, – ответила она, не оборачиваясь. – Полагаю, и тебе не на что жаловаться. Двадцать один год у тебя была крыша над головой, разве не так? Ты счастливее многих других в твоем положении. – Ее голос зазвенел, она повернулась к Энн, смерив ту уничтожающим взглядом. – Именно это все время твердили мне мои так называемые родители. Они повторяли это всякий раз, когда отталкивали меня или забирали с собой Линду, а меня оставляли дома одну. Мне следовало как-то отблагодарить их за «заботу»…

Внезапно Энн поняла все. В один краткий миг перед ней предстала истинная картина того, в чем помимо воли она тоже принимала участие. Женщина, стоявшая перед ней, когда-то была настолько захвачена злобой и ревностью по отношению к своим приемным родителям и младшей сестре, что приняла в свой дом ребенка, вынашивая планы извращенной, дьявольской мести. Именно Энн предстояло заплатить по счетам ее истинной матери, предъявленным к оплате матерью приемной.

А тут еще, словно нарочно, у мачехи рождаются собственные дети. Как глазурь на торт, тупо подумала Энн.

– Ну что, язык проглотила? – раздался откуда-то издалека вызывающий теперь уже отвращение голос.

– Моя настоящая мать… Где она? – с отсутствующим видом спросила Энн.

– Не знаю и знать не хочу! – последовал резкий ответ. – Она покинула город, как только были завершены все формальности с удочерением, и с тех пор мы ее больше не видели.

– Куда она уехала? Ты знаешь, я вижу это по твоим глазам.

– Скажите на милость, она может читать по глазам, наша мисс Остроглазка! – Сарказм в голосе мачехи звучал оскорбительно. – Просто вся в мать! Та тоже всегда была первой в классе, но однажды все это разом кончилось. Как кончится и для тебя!

– Куда она уехала? – стояла на своем Энн.

– Это где-то на северо-западе. Городок под названием Слоу, но прошло уже…

Энн пулей выскочила из комнаты. В ту ночь она не сомкнула глаз, ощущая себя никому не нужной, а свое горе – невыносимым. Но к тому часу, когда темное небо прорезали первые розовые штрихи занимавшейся зари, Энн пришла сразу к нескольким решениям, не допускающим пересмотра.