Текст книги "Искатель. 1988. Выпуск №4"

Автор книги: Андре Рюэллан

Соавторы: Леонид Панасенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Поль приблизил к зеркалу искажённое лицо. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться в стену рукой. Он был пьян. Пошатываясь, повернулся, чтобы оглядеть комнату, и нахмурился. Эта роскошная обстановка что–то ему напоминала.

Стараясь ступать прямо, Поль вышел из комнаты. Он оказался в уже знакомой ему прихожей. Пока приглаживал взлохмаченные волосы, откуда–то появился большой чёрный пёс и встал на задние лапы, положив передние ему на грудь. Поль едва не упал.

– Куше, Альбер, – глухо скомандовал он.

Альбер отступил, глядя на него с недоумением. Поль же взирал на него с ужасом.

– Так и есть, я снова влип… – пробормотал он.

Однако выпитый алкоголь придал ему смелости. А кстати, какой алкоголь? За весь вечер он выпил полбутылки вина с Мариеттой и бокал пива с Жинесте. За какой вечер? Когда? А скамья, на которой он заснул, – где она? А всё остальное?

Поль пересёк прихожую, сопровождаемый Альбером, который путался у него под ногами. Его появление в гостиной не прошло незамеченным: входя, он с грохотом натолкнулся на дверной косяк.

– Да вот же он! – воскликнул Дармон, полулёжа в кресле со стаканом в руке.

Поль блуждающим взором обвёл присутствующих; Изабелла в узком красном платье с вызывающим разрезом; Жинесте и его жена Каролина, одетые поскромнее; Мариетта в необычном одеянии китаянки; наконец, Дармон в тёмном, как и у него самого, костюме.

Журнальный столик был уставлен бутылками и стаканами. Остатки яств на большом овальном столе чуть поодаль свидетельствовали об обильном ужине. Мысли Поля сосредоточились на Дармоне, как кристаллы инея на сетке дерева.

– Дармон!… – выговорил он, тяжело ворочая языком. – Сейчас я скажу тебе, кто ты есть!

Он запнулся. Ему вдруг представилась вся нелепость ситуации. Между ней и теми подозрениями, которые он, справедливо или нет, питал по отношению к Дармону, пролегали световые годы.

Дармон поднялся. Его тоже изрядно шатало.

– Послушайте все, – провозгласил он, – лестное мнение обо мне моего друга Поля!

Поль изловчился налить себе в стакан томатного соку. Он было поднёс его к губам, но потом поставил на стол и плеснул водки.

– Неплохо! – одобрил Жинесте. – «Кровавая Мэри» быстро приводит в чувство!

Поль выпил свой коктейль. Дармон, устав ждать, плюхнулся назад в кресло. Мариетта смотрела на Поля с улыбкой. Тот отставил стакан.

– То, что я имею против Жака, – заявил он, – я имею против вас всех. Я сыт по горло вашими идиотскими шутками!

В наступившей тишине Поль пожал плечами.

– Да, – подтвердил он. – Напичкать меня чёрт знает чем, привезти в снятую специально квартиру… Разыграть целый спектакль…

Тишина заметно сгустилась. Поль обратился к Изабелле:

– Тебе снова одолжили этого мальчишку… как бишь его, Венсана? Или на этот раз ты решила ограничиться собакой?

Изабелла, бросив на остальных отчаянный взгляд, поднялась и пошла к Полю.

– Тебе нужно полежать ещё, – сказала она. – Ты нализался вдрызг. – Издав принуждённый смешок, она добавила: – Не волнуйся, мы все тоже!

Поль оттолкнул её. Сориентировавшись, он направился к двери в детскую и шумно её распахнул. Венсан спал в своей кроватке. Ковёр вокруг неё был усеян игрушками. Поль затворил дверь.

– Вы не упустили ни одной детали, – заявил он.

Раздался звонок. Поль вышел в прихожую:

– Ага! Ещё шутники!

Он отпер дверь. Вошёл улыбающийся Карлен.

– Бр–р–р! Ну и погодка!

Поль машинально помог ему снять пальто. Карлен подошёл к остальным гостям, налил себе фужер шампанского.

– Что это с вами со всеми? – удивился он. – Уж не будете ли вы дуться на меня за то, что я опоздал к ужину?

Раздались протестующие возгласы. К нему подошёл Поль.

– Бенуа, вы виноваты больше всех. Уже второй раз за неделю вы устраиваете мне приступы амнезии. Но больше этот номер не пройдёт.

Карлен бросил на него быстрый взгляд.

– Если вы имеете в виду ваш первый приступ, – сказал он, – то я напомню вам, что с того времени минул уже год.

Поль пожал плечами. Он повернулся к Мариетте.

– И с вами мы ужинали тоже год тому назад? – саркастическим тоном спросил он.

Мариетта несказанно удивилась:

– Вы подразумеваете сегодняшний вечер?

– Нет, вчерашний. Посмотрим, не подвержены ли и вы амнезии.

Мариетта обменялась взглядами с приглашёнными.

– Но вы же отлично знаете, что вчера я была во Франкфурте! Вы сами меня туда отправили улаживать дела с производством нашего препарата.

Поль прикусил губу.

– И вы все, разумеется, это подтверждаете?

Снова воцарилось молчание. Карлен направился в прихожую и снял с вешалки пальто.

– Загляните ко мне завтра, Поль.

Он махнул на прощание рукой и ушёл.

Поднялись Жинесте и Каролина. Их примеру последовали Дармон с Мариеттой. Все четверо со смущённым видом откланялись. Поль остался наедине с Изабеллой.

– Так, значит, – с усилием выговорила она, – ты не знаешь, что сегодня Венсану исполнилось шесть лет?

Она бросилась к нему в объятия. Совершенно сбитый с толку, Поль принялся её утешать.

Изабелла наконец овладела собой.

– И ещё ты забыл, – сказала она деланно жизнерадостным тоном, – что у нас теперь есть телевизор?

– Телевизор? – тупо повторил Поль.

Изабелла отворила дверцы какого–то шкафчика, за которыми обнаружился небольшой экран.

– Кстати, – сказала она, – сейчас время последнего выпуска новостей.

Она включила телевизор.

– Программа всего одна, не то что по радио. Но радио не даёт изображения!

– Да, – покорно согласился Поль, – радио не даёт изображения…

Говорить ему было трудно. Экран осветился. Поль узнал, что двадцатисемилетняя Франсуаза Саган [3]3
  Французская писательница Ф. Саган родилась в 1935 году


[Закрыть] разводится, что во время мятежа в одной из тюрем Буэнос–Айреса убито сорок человек, что «Джоконду» в пластиковом футляре во избежание всяких неожиданностей выгрузили с лайнера «Франция» и стеречь её будет личная охрана президента Кеннеди, что в аэропорту Орли осуществлена управляемая с земли посадка «Каравеллы», что Хрущёв встретился с Тито на Украине, что в Алжире цены выросли вдвое, что на рассмотрение представлен проект Суда Государственной безопасности и что теперь французам, выезжающим за границу, разрешено менять на валюту 5000 новых франков вместо 3500.

Диктор пожелал им спокойной ночи, и на экране пошёл снег.

– Очень интересно, – пробормотал Поль.

* * *

Они отдыхали от бурных ласк. Вокруг были темнота и тишина. Изабелла тихо проговорила:

– В твоей жизни кто–то есть.

Поль сказал чистую правду:

– Ты. У меня нет никого, кроме тебя.

– Нет, – возразила Изабелла. – Я уверена в этом. Не спрашивай почему. Я сама не знаю.

Она тоже говорила правду. Но как объяснить ей, что её соперница – она сама!

– Насчёт Мариетты я соврал, – произнёс Поль.

Изабелла повернулась к нему:

– Само собой, потому что вчера вечером мы были с тобой вдвоём. Но к чему эти… эти выходки?

– Знаешь, я был в стельку пьян… Я городил что попало.

– Человек никогда не городит что попало. Как раз когда он считает, что говорит что попало, он чаще всего и проговаривается.

– И о чём же я проговорился?

– Ты пытался отвлечь внимание, покрыть кого–то, говоря о Мариетте. Но как всё это выглядело неуклюже!

Поль не ответил.

– Я спрашиваю себя, – выговорила Изабелла после долгого молчания, – уж не симулируешь ли ты эти приступы амнезии…

Поль попытался прижать её к себе. Она отстранилась.

– Изабелла! – воскликнул Поль в отчаянии.

В ответ он услышал сдерживаемое всхлипывание.

* * *

Ночью выпал снег. Венсан в пижаме разгребал ладошками белый покров на оконном карнизе. Он издавал повизгивания, в которых слышались и радость от возни со снегом, и жалоба на мёрзнущие руки. Вокруг него носился Альбер, с лаем отпрыгивая назад всякий раз, когда Венсан пригоршнями кидал в него это странное белое вещество.

– Венсан! – прикрикнула на него Изабелла, войдя в комнату и закрывая окно. – Посмотри, что ты наделал с ковром!

Венсан надулся.

Поль надевал пальто, когда Изабелла подошла к нему:

– Забудь о том, что я говорила тебе ночью. Я чувствовала себя такой несчастной…

Поль обнял её.

– Мы слишком много выпили, – сказал он.

Поколебавшись, Изабелла спросила:

– Ты зайдёшь к Карлену?

– Нет, – ответил Поль. – Теперь это ни к чему. Всё хорошо.

Поцеловав жену, Поль вышел. Едва он оказался за порогом, как выражение его лица изменилось. В действительности всё шло хуже некуда…

* * *

Поль прошёл мимо белого «дофина», даже не заметив его. Он высматривал синий «студебеккер».

Но «студебеккера» на улице не было. В конце концов Поль обратил внимание на «дофин». Дважды медленно прошёл рядом с ним, не веря своим глазам. Он всё ждал, что тыква превратится в карету, но это произошло, видимо, раньше, чем он оказался возле неё, и обратная метаморфоза привела всё в норму. Хотя какая тут теперь норма…

Перед тем как открыть дверцу, он пнул её ногой.

* * *

Минос демонстрировал непонятное поведение, до сих пор не наблюдавшееся у обычных крыс. Он стоял у входа в лабиринт, не проявляя интереса к кусочку сыра, ждавшему его у выхода. По шёрстке Миноса пробегали быстрые волны, и лапки его время от времени подгибались. В конце концов он повалился на бок и принялся кататься по подставке, на которой стоял лабиринт.

– И ничего–то из него не выудишь, – изрёк Дармон. – Всё происходит у него в голове, а он у нас не красноречив.

– Надо будет перейти к опытам на человеке, – заключил Поль.

– Это опасно, – заметила Мариетта. – Мы же не знаем, что он ощущает.

– Во всяком случае, это безболезненно, – заявил Жинесте.

По всей видимости, действие препарата прекращалось. Вот уже Минос встал на лапы и преспокойно направился в лабиринт.

Поль подумал о свойствах С–24. А что, если новое вещество способно устранять последствия его приёма?

– Пожалуй, я попробую, – сказал он, посмотрев на часы.

Под встревоженными взглядами товарищей Поль проглотил щепотку белого порошка и сел в кресло. Началось ожидание.

* * *

Поль наклоняется, чтобы поймать свой голубой целлулоидный козырёк, упавший в воду. Лагуна хороша своим спокойствием. Это словно солёное озеро, где можно барахтаться безбоязненно – глубина не больше чем по пояс. И ещё очень легко учиться плавать. Говорят, в ней опасно во время прилива из–за течений. Правда, похоже, что и во время отлива небезопасно – по той же самой причине. Впрочем, во время прилива лагуны просто нет, так что приходить сюда надо во время отлива и когда море спокойно.

Поль прилаживает козырёк, натягивая на голову белую резинку. И смотрит на Жаклин.

Ей всего четырнадцать лет, а ему уже пятнадцать. Но он тощ, как бродячий пёс, и вид у него всё ещё мальчишеский. Жаклин выглядит старше его на добрых три года. У неё коротко подстриженные каштановые волосы и голубые глаза, при виде которых у Поля перехватывает дух. Поль думает о ней все дни напролёт. Жаклин приезжает к деду с бабкой только на выходные. Она живёт в Либурне. [5]5
  Либурн – город в департаменте Жиронда


[Закрыть]Поль проводит каникулы в Сулаке. [6]6
  Сулак–Сюр–Мер – Курортный посёлок на берегу Бискайского залива в том же департаменте


[Закрыть]

Дед и бабка Жаклин живут в домике в ста метрах от пляжа и летом принимают у себя нескольких отдыхающих. С точки зрения Поля, они уже совсем старые. Но им самое большее по пятьдесят пять лет. Дед Жаклин – рыболов. Он приносит крабов, которых называет «сонями». Бабка же не видела моря лет десять. Зачем перебираться через дюны?

Поль смотрит на Жаклин. Чувство, которое он к ней испытывает, сродни волнам, когда на них закручиваются барашки. Это чувство ему уже знакомо. Он питал его к соседке по лестничной площадке три года тому назад. Ту тоже звали Жаклин. Ей было двенадцать лет. Но ей нравился малолетний вожак шайки, орудовавшей на пустыре у бедняцких кварталов. Удалось перехватить письма, которые она ему писала и которые начинались так: «Мими, любовь моя». Мими тоже было двенадцать лет. Но он метко кидал камни. В том числе и в Поля, с восьми лет носившего очки. Мими разбивал их трижды. Но Полю везло: ни разу осколок не попал в глаза.

Это чувство делает его рабом второй Жаклин. Её он забавляет. Она соглашается гулять с ним в вечерней прохладе сосен. Поль слышит шорох иголок под ногами. Словно идёшь по скрипучему снегу. Он никогда не забудет, как пахнут сосны.

И сразу же наступает завтра. Поль уезжает. Каникулы кончились. Во дворе, у деревянной калитки, он целует Жаклин в обе щеки. Всё произошло так молниеносно, что Поль не успел подготовиться к прощанию. Ему дали конфету. Кто, когда – он не помнит. Но эта конфета растягивает ему щёку, мешает. Поцелуй с Жаклин выходит неловким, смешным, детским. Неудавшийся поцелуй. Последний.

Поль вернулся в Коломб, в свою конуру. Он слушает новенький радиоприёмник. По «Радио–Сите» передают матч. Поль переключается на «Радио–Пари». Бетховена он не узнаёт, но находит музыку прекрасной. Такой же, как Жаклин.

Он тихонько плачет и меняет волну. По «Пост–Пари–зьен» – речь Леона Блюма. Поль возвращается на «Радио–Пари» и погружается в безбрежную печаль.

* * *

Поль очнулся окружённый друзьями. Лицо у него было залито слезами. Смутившись не меньше Дармона и Жинесте, он вытер глаза, ополоснул лицо под краном. Его оставили в покое, во взгляде у него было странное выражение.

– Это как после С–24… – начал он.

Дармон перебил его:

– Ты даже не шевелился. После С–24, уж поверь мне, было совсем не так…

– Я приготовила ларгактил,– сказала Изабелла. – На случай, если…

Поль решил всё–таки продолжить свой рассказ. Голос его дрожал.

– Я понял, почему Минос так себя вёл… Он пережил эпизод из своего прошлого. Он был в трансе… Так что это было?

– «Мемо–2», – мгновенно напрягшись, ответила Изабелла. – Ну… наш «мемо–2», твой и мой.

– Именно так, – подтвердил Жинесте. – Это вы его получили.

– «Мемо–2»… – протянул Поль.

– «Мемо–1» назывался наш «меморил». Это лучше, чем С–23, С–25 и так далее. Это звучит уже коммерчески! – закончил за него Дармон.

– Точно, – согласился Поль с ничего не выражающей улыбкой на губах.

Прийти в себя. Как можно быстрее прийти в себя.

– Ну что, – сказал он, – это вещество не имеет ничего общего с «меморилом». Оно не облегчает воспоминание. Скорее переносит субъекта в прошлое. В его прошлое. Человек не вспоминает. Он находится там. Наедине со своей реальностью.

– Но С–24… – начала было Мариетта.

– С–24 – это тупик, – с горячностью перебил её Поль. – Можно оказаться в теле далёкого предка. Тут другое дело. Речь идёт о прошлом данного субъекта.

Он посмотрел на часы.

– Во сколько я принял «мемо–2»?

– Я отметила, – сказала Мариетта. – В десять двенадцать.

– Сейчас десять двадцать, а я… скажем, пробудился самое меньшее четыре минуты тому назад. Таким образом, в течение четырёх минут мне снова было пятнадцать лет. Это процесс галлюцинаторного типа, но обусловленный исключительно активацией памяти. Никакого сна, никакого бреда, никаких фантасмагорий. Одно только реальное прошлое, переживаемое повторно. Со всем его чувственным миром. Звуки, цвета, запахи, ощущение текущего психологического времени, планы, воспоминания, вкус пищи… Настоящее, но настоящее, почерпнутое в прошлом.

Поль чувствовал себя собранным, сосредоточенным, мысль работала чётко и ясно. Разве может он быть безумным?

Тем не менее, когда Поль пришёл к концу дня на стоянку, он нашёл там «студебеккер», который уже начинал признавать своим.

Им овладела удивительная покорность. Сев за руль, он уехал из больницы, готовый ко всему. Теоретически ему предстояло оказаться в кругу семьи. Но с таким же успехом эта семья могла вновь кануть в небытие, когда он переступит порог.

Однако семья была на месте. Как и назавтра, как и в последующие дни. На работе обсуждался уже не «мемо–2», а товарооборот фирмы Дюселье, продававшей «меморил». Исследования были обычными: усовершенствование препарата…

Как и в тот, первый раз, Поль привыкал к своей новой жизни. Самые невероятные ситуации становятся обычными, когда повторяются изо дня в день. Конечно, Поль продолжал время от времени задаваться вопросом, не сошёл ли он с ума. Но всякий раз ему приходилось признавать, что это его второе существование с исчерпывающей полнотой объясняется гипотезой об амнезии, тогда как первое, напротив, требует наличия чистого вымысла.

Плохо было то, что второе существование началось после приёма С–24, а С–24 составлял часть первого… Какой–то из Карленов обратил его внимание на это обстоятельство. Но с какой стати доводы одного из Карленов должны быть весомее доводов другого? Достаточно было одному из них не существовать, чтобы другой оказался прав… Если принять, например, гипотезу двухступенчатого бреда, то в нём С–24, придуманный на первой ступени, приводил ко второй, которая, оправдывая второе существование Поля, одновременно создавала и первое… Но разве в этом случае оба бреда не были нераздельны и не сводились к проблеме курицы и яйца?

Плохо было ещё и то, что события развивались не в вакууме.

* * *

Лёжа за кроваткой Венсана, Альбер тихо поскуливал.

Мальчик заболел: температура подскочила до 39°. Поль, продолжавший пребывать в неуверенности относительно реальности самого существования своего сына, тем не менее испытывал тревогу при мысли о грозящей тому опасности. Он знал, что у ребёнка острый аппендицит. И от того, что Венсана, может быть, в действительности не существовало, опасность не становилась менее осязаемой.

Поль только что позвонил в хирургическое отделение больницы Шарите и вызвал для Венсана «Скорую». Машина должна была приехать через двадцать минут.

– Это не слишком поздно? – спросила Изабелла.

Поль привлёк её к себе.

– Не будем преувеличивать, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – Время не упущено…

– А вдруг у него перитонит?

Поль взял руку Изабеллы и положил её на животик Венсана.

– Разве ты чувствуешь, что он напряжён? – спросил он.

– Нет, – признала она. – Но… Это происходит быстро!

Поль заставил себя улыбнуться:

– Ну, не так уж молниеносно.

Изабелла улыбнулась ему в ответ, но улыбка вышла неуверенной. Она вытерла постанывавшему Венсану лобик.

– Я думала, ты его больше не любишь, – тихо проговорила она.

Поль едва не сказал: «Я тоже», – но вовремя удержался.

– Не говори глупостей, – ответил он вместо этого. И посмотрел на часы: – Ещё пятнадцать минут.

Изабелла встала:

– Пойду соберу его вещи…

Поль удивился:

– Что ты будешь собирать? Ему там ничего не нужно!

– Нужно, нужно, – возразила Изабелла, исчезая.

Поль остался подле Венсана один. Из другой комнаты доносился голос Изабеллы, продолжавшей с ним разговаривать:

– Ему нужна пижама…

– У них есть всё, что полагается! – прокричал в ответ Поль.

Венсан застонал. Поль погладил его по головке. Он уже не понимал себя самого.

* * *

Изабелла вернулась. Она была в джинсах. Волосы были коротко острижены. Не стало ни кроватки, ни ребёнка, ни собаки.

В руке Изабелла держала пистолет. Она подняла его и выстрелила. Поля словно хлестнуло по бедру бичом. Он отступил к стене. Изабелла тем временем уже приставила пистолет себе к виску и нажала на спуск. Она упала ничком. Поль отчётливо видел дыру в височной области. Он попытался подойти к ней, но навалился на стол, возникший на месте кроватки Венсана. Вокруг не оставалось ничего от детской. Всё приняло вид, обычный для их прежней квартиры.

Одно только нельзя было назвать обычным: труп Изабеллы. Из её простреленной головы на паркет струилась кровь.

Хорошо ещё, что нет ковра, вдруг совсем не к месту подумалось Полю.

Как во сне, он подошёл к Изабелле и убедился, что она мертва. Снял трубку телефона, вызвал полицию и рухнул в кресло. Рукой он зажимал рану в бедре. Боль была терпимой, но крови вытекло много.

Два инспектора приступили к осмотру места происшествия, тогда как двое полицейских в форме повезли Поля в больницу. Пулю пришлось извлекать под общим наркозом. Однако операция была несложной.

Спустя несколько часов после того, как Поль пришёл в себя, его навестил Карлен.

– Я очень огорчён, – сказал он, садясь у изголовья. – Никогда бы не подумал, что она способна на такое.

К Полю вмиг вернулась вся душевная боль.

– Если б только она не промазала! – с усилием выговорил он.

Карлен поёрзал на стуле и после некоторого молчания заявил:

– Я навёл справки. Похоже, уже первые результаты баллистической экспертизы сняли с вас всякие подозрения.

Смысл его слов дошёл до Поля не сразу.

– Ну да, – сказал он наконец. – Я мог бы убить её сам, обставить сцену самоубийства… Нашлись бы свидетели, которые сказали бы, что я ревновал её к Дармону… – Его вдруг осенило: – А если в этом всё и дело? Если она из–за него хотела меня убить?

– И сразу покончить с собой? В этом нет никакого смысла.

А разве что–нибудь ещё имело смысл в этой фантасмагории?

– И надо же: как раз в тот момент, когда у Венсана начался аппендицит… – пробормотал Поль.

– Что вы сказали? – насторожился Карлен.

– Да нет, ничего…

– Мне послышалось, что вы заговорили о Венсане. Опять вы думаете об этих мнимых воспоминаниях…

Оба помолчали. Потом Карлен заговорил снова:

– Если нужен мой совет, то ни слова не говорите об этом полиции. Иначе она может пересмотреть свои выводы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что правда о случившемся необъяснима. Мотив действий Изабеллы найти невозможно. Тогда как если бы всё произошло иначе, у полиции не осталось бы никаких сомнений. Ревность плюс бредовые идеи – этого более чем достаточно.

– Да, – сказал Поль.– Вы правы.

Он спрашивал себя, действительно ли Карлен убеждён в его невиновности. Но это не имело никакого значения в сравнении со смертью Изабеллы. К горлу подкатил комок.

– Да, – сказал Поль.– Вы правы.

Карлен дружески положил Полю руку на плечо.

– Держитесь, Поль. И загляните ко мне, если что будет не так.

Он вышел из палаты.

* * *

Вскоре к Полю наведался один из инспекторов, выезжавших на место трагедии.

– Я ненадолго, – объявил полицейский. – Я только хотел бы услышать от вас подтверждение одному из фактов.

– Прошу вас.

– Перед тем как вас увезти в больницу, вы сказали мне, что это оружие у вас уже несколько лет…

Поль привстал на подушках и не смог подавить стон от пронзившей его боли.

– Я никогда не мог сказать вам такого! Я впервые увидел этот пистолет!

Инспектор удивлённо поднял брови:

– Ах, вот как! Значит, я ошибся…

Он заглянул в записную книжку.

– Да, вы правы, – сказал он. – Именно так вы и заявили тогда. Прошу меня извинить. И до свидания, мсье Эрмелен. Зайдите в префектуру во вторник, чтобы подписать свои показания. Если, конечно, будете в добром здравии. Это не к спеху.

– Вы пытаетесь поймать меня на противоречии, пользуясь моей неуверенностью в себе, вызванной амнезией?

– Что ж, всё надо испробовать, – любезно отозвался инспектор. – Но, между нами говоря, на коже вашей жены у раны найден порох, и это свидетельствует о том, что выстрел был произведён в упор. С другой стороны, вы не могли себе издали выстрелить в бедро. И, наконец, ваша жена купила «лонг райфл» двадцать второго калибра три дня назад. Единственное оружие, которое ещё есть в продаже… впрочем, этому продолжаться недолго.

– Тогда зачем же вы пытались сбить меня с толку?

– Видите ли, иногда бывают сообщники. Это могло бы всё изменить… Но применительно к вашему случаю это не имеет смысла.

Инспектор ушёл, оставив Поля наедине с его гневом и отчаянием.

* * *

Полицейского сменил Дозен, хирург, сопровождаемый медсестрой.

– Вам повезло… – начал было Дозен.

Увидев лицо Поля, он спохватился.

– Простите меня… но вы понимаете, что я имею в виду… пуля вошла в верхний угол пахово–бедренного треугольника Скарпа, под ость подвздошной кости. Она прошла между тензором широкой фасции бедра и портняжной мышцей и застряла в подвздошно–поясничной.

– Очень жаль, – отозвался Поль.

– Простите?

– Очень жаль, что не была перебита бедренная артерия, – пояснил он. – Я умер бы прежде, чем подоспела помощь.

Дозен покачал головой.

– Я смогу выпустить вас отсюда не раньше, чем через два дня, если вы предпочтёте выздоравливать дома… При условии, что вы будете соблюдать постельный режим не менее двух недель. У вас останется лёгкая хромота. Из–за рубцового стягивания повреждённой мышцы.

В знак своего бессилия он развёл руками.

– Эти малокалиберные пули, знаете ли, расплющиваются и наносят немалый урон…

Какой урон нанесла вторая пуля голове Изабеллы?

– Я смогу быть на похоронах? – спросил Поль.

– Только если поедете в машине, – ответил Дозен.

Он пожал Полю руку и ушёл. Медсестра измерила у Поля давление и записала его на график, прикреплённый к спинке кровати.

Она тоже вышла. Поль посмотрел на повязку на правой ноге, потом уронил голову на подушку.

* * *

Чуть позже в палату вошли Дармон, Жинесте и Мариетта. Поль устало взглянул на них.

– Я хотела вам сказать, что мы позаботились обо всём. И по очереди будем вас навещать.

– Спасибо, Мариетта, – отозвался Поль.

Все помолчали. Потом Мариетта добавила, как если бы речь шла о чём–то существенном:

– Утром мне пришлось взять ваши ключи…

– Хорошо.

Снова молчание, которое нарушил Дармон:

– Мы все с тобой, ты знаешь это…

Вперёд выступил Жинесте:

– Как ты, не очень скверно себя чувствуешь?

– Ничего.

Слово опять взяла Мариетта:

– Похороны состоятся через три дня.

Молчание затянулось.

– Ну, ладно, – в замешательстве сказал Дармон. – Ты, верно, устал.

– Отдыхай как следует, – добавил Жинесте.

Когда они ушли, Поль испытал облегчение.

* * *

Карета «Скорой помощи» действительно отвезла его домой двое суток спустя. Был полдень. Похороны назначили на вторую половину дня. Двое санитаров доставили его в металлическом кресле до двери в квартиру. Там Поль встал на левую ногу – правой он едва касался пола.

– Спасибо, – сказал он им. – Теперь я справлюсь сам.

Санитары не стали настаивать. Они попрощались с ним и спустились с креслом по лестнице.

Поль вставил в скважину ключ. Дверь открылась.

– Это ты, Поль? – донёсся из кабинета голос Изабеллы.

Ему показалось, что на него обрушился потолок. В конце коридорчика появилась Изабелла, в джинсах и свободном свитере. Она вдруг остановилась:

– Что с тобой? У тебя такой странный вид!

Поль двинулся ей навстречу. Бедро больше не болело. Он заключил Изабеллу в объятия. Всё его тело била дрожь. Изабелла прижалась к Полю.

– Тебе надо зайти к Карлену… Нервы у тебя снова расшалились…

Поль попытался заговорить. Язык у него словно одеревенел.

– Нервы… – вот и всё, что ему удалось выговорить.

Изабелла порывисто обняла его.

– Какой… – начал он, но ему помешали подступившие рыдания. В конце концов ему удалось выговорить: – Какой кошмар!

Изабелла увела его в комнату, служившую одновременно и гостиной, и кабинетом, и усадила. Поль давал себя вести, словно слепого.

– О каком кошмаре ты говоришь? Я оставила тебя в лаборатории час тому назад.

Поль посмотрел на Изабеллу так, что ей сделалось не по себе.

– Карлен не говорил тебе?… – начал он.

– О чём?

Значит, Карлен строго хранит врачебную тайну. Ну, тот, прежний, Карлен. Ведь теперь их стало трое: тот, который знал Венсана, тот, который узнал о смерти Изабеллы… и тот, который соответствовал живой и бездетной Изабелле.

– О том, что я… что со мной не всё в порядке…

Как сказать ей, что три дня назад он видел, как она покончила с собой, и что вышел из больницы, чтобы присутствовать на её похоронах? Не нужно, чтобы она считала его безумным, даже если так оно и есть.

– Говорил… но ничего особенного. Расскажи мне о своём кошмаре. Тебе станет легче.

Им овладела паника. Что придумать?

– Не могу, – ответил он. – Должно быть, там я вздремнул. Точно уж и не помню. Только знаю, что видел жуткий кошмар.

– Тебе плохо спалось в прошлую ночь. Ты слишком много работаешь. – Внезапно она насторожилась. – Но ты хоть не начал снова?

– Начал что?

– Да принимать «мемо–2»! Мне кажется, что он не менее опасен, чем С–24.

Поль ухватился за спасительный шест, который она, сама того не ведая, протянула ему.

– Да, – ответил он. – Об этом никто не знает. Но теперь у меня не сохранилось воспоминания о… о погружении. Только ощущение ужаса.

Ложь удалась на славу. Изабелла умоляюще заговорила:

– Прошу тебя, прекрати приём… По крайней мере, в одиночку. И не раньше, чем мы побольше разузнаем об этом веществе. – Она нахмурилась. – Иначе я тоже начну принимать его. Меня так и подмывает попробовать.

– Нет! – вскричал Поль. – Это может плохо кончиться. Как с С–24. Ты сама говорила! – Он схватил её в объятия. – Пусть хотя бы один из нас полностью сохранит рассудок, – пробормотал он.

* * *

Поль был так счастлив от воскресения Изабеллы, что решил проводить страусовую политику по отношению ко всему остальному: воспоминанию о безумии, тревоге за будущее, полной неразберихе. К этому его вынуждало и поведение окружающих. Как он и ожидал, никто из его друзей не вёл себя так, как если бы произошла трагедия. Присутствие Изабеллы воспринималось всеми как нечто совершенно естественное. Ужас, пережитый Полем, принадлежал одному ему и имел не больше последствий, чем дурной сон.

Но уж Поль–то прекрасно знал разницу между теми снами, что снились ему ночью в постели, и теми, что преследовали его наяву…

Он не помнил точной даты, когда его положили ь больницу. Да и чего стоят такие воспоминания… Дата могла быть какой угодно. Судя по некоторым деталям, кошмар гнездился где–то в окрестностях нормального настоящего. Примерно как ужин с Мариеттой. Между различными версиями жизни в его сознании были большие провалы. Но они, похоже, длились не больше нескольких месяцев. Придя к такому выводу, Поль посмотрел на календарь: было 12 февраля 1962 года. Итак, он воспринимает события не в незыблемом порядке их следования, а как бы от случая к случаю, причём в произвольной последовательности. Его можно уподобить пловцу под водой, который время от времени, чтобы сориентироваться, выныривает на поверхность, причём то впереди по маршруту, то позади, а то и вообще в стороне от него. В стороне? А что происходит в стороне от, времени? И что случается с сознанием пловца, когда он под водой? Почему обычному пловцу представляется, что его появления на открытом воздухе следуют непосредственно одно за другим, тогда как даты и события всякий раз противоречат этому представлению? То ли погружение не поддаётся осознанию, то ли само выныривание влечёт за собой потерю памяти?

Конечно, если он безумен и подвержен припадкам, то вполне возможно, что только эти припадки ему запоминаются. Тогда его патологическое мироощущение полностью оторвано от его действительного существования и они никак не связаны между собой. Быть может, на самом деле он шизофреник, которого упрятали в лечебницу и который совершенно не отдаёт себе в этом отчёта. Или же он пребывает в каком–то четвёртом существовании, о котором никогда не будет иметь представления и к которому не принадлежит никто из тех, кого он знает. В таком случае всё это, возможно, когда–нибудь исчезнет, как утренний туман, чтобы уступить место существованию реальному, равнозначному его смерти, поскольку в действительности будет существованием кого–то другого: разве жизнь не есть сознание плюс память?