Текст книги "Четыре повести о Колдовском мире"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Кэролайн Черри,Джудит Тарр,Мередит Энн Пирс,Элизабет Бойе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Он перестал трогать то, что было у него в рукаве.

– Я не стану убивать тебя, старик.

Он отвернулся в сторону и дотронулся до щеки. Не знаю, что он хотел сделать, но вдруг передумал и, выйдя из-за стола, стал осматривать других гостей.

Я все стояла, как приклеенная, возле стены и смотрела, как он оглядывает гостей, иногда трясет одного, или легонько хлопает другого по щеке. Все гости оставались как были, с отсутствующим выражением в глазах. Лишь одна девушка из кухни стонала. Чужестранец поднес кубок к ее губам и дал допить остальное вино. Больше она уже не шевелилась.

Охранников он осматривал особенно придирчиво и сильно тряс их за плечи. Одного хлопнул со всей силы, но никто из них даже не шевельнулся. Должно быть, они как следует приложились к вину. Что ж, другого от них и ждать нечего. Они, как и все остальные в зале, либо стояли, прислонившись к стене, либо лежали неподвижно, как мешки, на полу. Певец взял их мечи и швырнул в огонь. Во всем зале не пили лишь сам чужестранец да я.

Я, как дурочка, стояла и наблюдала за колдуном. А потом вдруг поняла: не должна я так стоять. Вот так я всю жизнь и прождала, ожидая, что другие будут со мной делать. Мне хотелось закричать, взывать о помощи, но я боялась привлечь к себе внимание колдуна. Я стояла так тихо. Быть может, он и не понял, что я здесь, под его колдовским влиянием. Надежда на это была, конечно, слабая, но я все равно ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Быть может, он позабыл обо мне.

Я старалась заставить себя думать. Что я должна делать? Где-то я слышала, что колдовство похоже на круг или цепь. Если одно звено нарушено, если один человек очнется, то вся магия ослабеет, и других людей уже легче освободить. Я решила разбудить кого-нибудь, вывести из этого волшебного сна. Пригнувшись, я стала потихоньку пробираться вдоль стола, так, чтобы он меня не видел. Все еще согнувшись, я схватила отца за рукав и потянула за него.

– Отец, – прошептала я, боясь говорить слишком громко, – отец, проснись.

Он сидел, как в трансе. Тело его сохраняло устойчивое положение, но глаза были пустые, челюсть отвисла. Я потрясла сильнее.

– Отец, – прошептала я. – Очнись. Певец околдовал тебя. Проснись!

Он не шевельнулся. Я отпустила рукав, и рука его упала с подлокотника кресла и безжизненно повисла. Я опять его схватила, в этот раз за плечи, и потрясла так сильно, что даже запыхалась. Певец был в другом конце комнаты, спиной ко мне. Держа в руках пустую тарелку, он накладывал в нее со стола еду. Я смотрела на него в изумлении. Отец не двигался.

– Поднимитесь же, милорд!

Певец повернулся и пошел по залу. Я нырнула за отцовское кресло. Сердце билось у меня в горле. Я испугалась того, что он услышал меня и теперь разыскивает. Нет, он увидел на другом столе графин с вином и пошел за ним. Опять он повернулся ко мне спиной. Крадучись, я приблизилась к материнскому креслу.

– Мама, – в отчаянии прошептала я. – Мама! – она не двигалась и лишь похрапывала, уткнувшись головой в сложенные на столе руки. – Проснись и помоги мне поднять остальных, помоги мне! – умоляла я, голос мой переходил в вопль. Опомнившись, я перешла на шепот и трясла ее так сильно, что голова ее сползла с рук и легла на стол, где и осталась. Я была в панике.

– Элис!

Услышав призыв, я тут же нырнула под стол. Морской певец, с графином в одной руке и с тарелкой еды в другой, ходил по комнате. Звал меня он негромко.

– Элис, где ты? – у меня даже мурашки бегали по коже: так странно было мне слышать от незнакомого человека свое домашнее имя. Я не шевелилась. – Элис, я знаю, что ты здесь, – воскликнул он негромко. – Не прячься от меня.

И тут он меня увидел. Я попыталась нагнуться, выйти из поля его зрения, но напрасно. Напряжение в его взгляде ослабло. Мне это показалось странным. Он двинулся ко мне, а я вскочила, стала яростно трясти отца и уже не шептала больше.

– Отец. Помоги! Слышишь меня? Ну, пожалуйста! Чужестранец в удивлении остановился.

– Оставь его, – сказал он. – Ты что, хочешь разбудить его? Да ведь он продал мне тебя за отрез лисьего шелка да за бочонок вина.

В ужасе я попятилась от него, однако смотрел он не на меня. Все его внимание было приковано к отцу. С омрачившимся лицом он встал перед милордом.

– Да будет тебе известно, лорд, – сказал он спокойно, но ясно, как человек, старающийся войти в сон спящего. – У меня есть причина ненавидеть тебя, но я сохраню тебе жизнь и жизни всего острова, но при одном условии. На острове и в самом деле лежит проклятие, оттого что вы убиваете морских лис. Так вот, отныне и навсегда убивать вы их не должны.

Он поставил графин.

– Морские лисички восстановят свою прежнюю численность, так как они поедают коралловые полипы, разрушающие места обитания крабов. Когда крабы вернутся, они уничтожат токсины, скопившиеся в воде вокруг острова. Рыба покинула ваши воды из-за этих токсинов.

Говорил он спокойно, но настойчиво. Потом лицо его просветлело, и он слегка откинулся назад, как человек, достигший цели.

– В обмен на женщину из моего племени я заберу у тебя, – он кивнул в мою сторону, – твою дочь. Одна женщина за другую. Это справедливый обмен. Наследников у тебя так и не будет, а на Улисе больше не будет лордов.

Он придвинул ко мне тарелку с едой, все так же не глядя в мою сторону. Потом заговорил со мной, не отрывая при этом глаз от отца.

– На, съешь это. У нас впереди долгая дорога, а ты до сих пор не притронулась к еде, – потом бросил через плечо: – Вон тот мальчик, что работает в кухне, примерно твоих габаритов. Возьми его одежду. Потом я обрежу тебе волосы.

Я не в силах была пошевелиться. Чужестранец взглянул на меня с неудовольствием.

– Элис, – сказал он. – У нас мало времени.

Он потянулся через стол, видимо, чтобы взять мою руку. Я схватила кинжал отца. Вне себя я завизжала и нанесла удар, не целясь. Лезвие лишь оцарапало руку певца.

Вскрикнув, он отпрянул, а потом схватил кувшин и опустил его на мою руку так сильно, что кинжал выскользнул из нее и покатился по полу. На секунду я испытала торжество. Колдун он там или нет, но холодного оружия боится, как любой человек из плоти и крови. Оттолкнув его, так что он потерял равновесие, я выбежала через кухонную дверь.

Скалы

Через долю мгновения он помчался за мной, перепрыгнув через стол, вместо того чтобы обойти его. Этого я не ожидала. Я едва успела закрыть за собой тяжелую дубовую дверь, как почувствовала, что он напирает на нее с другой стороны. Дрожащими руками я успела накинуть засов. Он бешено барабанил в дверь.

– Элис, – кричал он, стараясь вломиться, и раз, и другой. Голос его из-за двери звучал приглушенно. – Элис, впусти меня. Я не отщепенец! – на дверь обрушился дождь ударов. – У нас нет времени. Опьянение долго не продержится. А нам нужно отправляться, пока луна высоко. В течение часа!

Он еще что-то говорил, но я заткнула уши пальцами: боялась, что он пустит в ход колдовство. Я слышала, что такое бывает. Дверь держалась, и я опять возликовала. Данна однажды рассказывала мне, что колдуны могут пройти сквозь двери, как сквозь туман. Этот, во всяком случае, не может. Я прислонилась к дверям, отдуваясь, а потом оглянулась.

Я вскрикнула от неожиданности. Кухарка лежала возле большого очага, а с нею две ее служанки. Другая стояла с недопитой чаркой в руке. Я выбежала из кухни и понеслась по длинному коридору. Вокруг никого не было. Мне хотелось кричать, но голоса не было.

Добежав до лестницы, я взлетела по ней, задыхаясь, в свои комнаты. Войдя, нервно оглянулась, ожидая в каждом углу увидеть колдуна. Комнаты были пусты. Где же служанки? Неужели все внизу, на пире? Ну конечно, где же им еще быть? Там были все. А если уж кому-то и не нашлось места в зале, то, скорее всего, тот пошел в городскую таверну.

Всюду было очень тихо. Маленькая квадратная комната казалась мне чужой. У меня было одно-единственное желание: стоять и ничего не делать. На полу танцевал паук. Наткнувшись на стол, я вздрогнула. Щетка для волос упала на каменные плиты пола со стуком. Через мгновение я опять была снаружи и спускалась по длинной узкой лестнице, потом побежала по другому залу.

Повсюду меня окружали темные и пустые комнаты. Я подбежала к двери, ведущей во двор. Ночь была тихой и теплой, небо чистым. Прямо над моей головой висела новая полная луна, окруженная ясными звездами. Я побежала к главным воротам. Там на часах стоял отцовский охранник.

Я окликнула его, подбегая, но он не шевельнулся, не ответил, не дал знак, что слышит меня. Подбежав поближе, я замерла: в руке его был кубок. Потрясла его, хотя заранее знала, что это бесполезно. Кубок упал на брусчатку и громко зазвенел. Я оглянулась через плечо. Из открытых окон большого зала лился свет.

Движения внутри не было никакого, но и колдуна я не заметила. Как ни странно, это напугало меня еще больше. Мне необходимо было знать, где он. Обойдя часового, попробовала открыть ворота. Ворота, разумеется, были на засове. На закате их всегда запирали на засов. Отец боялся, что жители острова стащат продуктовые запасы. Засов был очень тяжелым и к тому же находился слишком для меня высоко.

Тогда я подумала о морских воротах. На них был только замок, а засова не было. Их-то я открою. На береговой полосе не было построек, а до деревни далеко, но все же это лучше, чем быть здесь. Я пошла по двору, но вдруг встала как вкопанная.

Колдун появился в дверях, совсем близко ко мне. У него был факел. Должно быть, он прошел в кухню другим путем и искал меня там. Он меня не видел, но теперь мне было не пройти к морским воротам. Я встала в тень и стояла неподвижно. Чужестранец, повернувшись ко мне спиной, стал осматривать двор

– Где ты? – воскликнул он негромко, но озабоченно.

Я вспомнила, что, по его словам, в нашем распоряжении оставался час. Если его заклятие длилось так недолго, то, возможно, мне удастся не попасться ему на глаза все это время. Я начала надеяться. Он со вздохом отчаяния переложил факел в другую руку и пошел по двору к морским воротам.

Факел отбрасывает свет, но в то же время не дает факелоносцу возможности увидеть то, что находится за ним, в тени. Я пробиралась вдоль стены, находясь вне поля его зрения. Если бы он оглянулся, то увидел бы меня. Через мгновение я добралась до своей новой цели и шмыгнула в открытые двери башни.

Я не была в башне уже много лет, с тех самых пор, как пропала Сиф. Туда с тех пор не ходил и никто другой. Башня была в ужасном состоянии, но света мне было не нужно. Я отлично знала путь наверх по винтовой деревянной лесенке. Гнилая ступенька хрустнула под моим весом, и я упала, сильно ушибив колено. Подобрав подол и задыхаясь, я стала карабкаться наверх.

Я добралась до площадки. Через окно струился лунный свет и отливал серебром на полу. Что-то там лежало, маленькое и темное. Не разобравшись, что это могло быть, я наклонилась и подняла его. Это был мой мешочек для рукоделия. Шесть лет назад, когда Сиф уехала, я взяла его с собой в башню, а дома, схватившись о пропаже, даже и не вспомнила, где его оставила.

Ткань мешочка стала совсем тонкой, как паутина. Она рассыпалась в моих руках. Оттуда выпал маленький моток выцветших ниток и иголки, блестевшие в лунном свете. Они дождем просыпались на пол, некоторые из них закатились в щели между досками.

Меня охватили воспоминания и тоска по Сиф. Она, во всяком случае, прожила свою жизнь, а не чужую. Никогда не делала того, что ей приказывал Су л, если считала, что делать этого не следует. Вот поэтому он так часто ее бил. Она не была счастлива, и никто, кроме меня, се не любил, но она была свободна. Свободнее меня. И за это она умерла. И сейчас я поняла, что лучше умру, но не дам всяким лордам и колдунам запереть себя в каменную ловушку.

Я услышала грохот и ругательства. Осторожно я выглянула из окна. Внизу, во дворе, певец обнаружил, что морские ворота заперты, и, следовательно, я через них не проходила. Он глянул наверх, но не туда, где я стояла. Он глянул в сторону окон моей комнаты. Я занервничала, оттого что он правильно угадал расположение моих комнат. Может, все дело в колдовстве?

Потом он взглянул на луну. Очевидно, определял точное время. Затем побежал через двор к входу, ведущему в мои комнаты. Отвернувшись от окна, я прислонилась к стене. Ноги дрожали. Я села, надеясь, что в этот раз он отступится и оставит меня в покое. Бросит все и уедет прочь! Я вдруг обнаружила, что рыдаю без слез.

Лучше пойти сейчас к морским воротам, подумалось вдруг. Сейчас, пока он ищет меня в доме. К воротам он больше не пойдет – он там был, и перепроверять не станет. Но окна моей комнаты выходят во двор, значит, я иду на риск. Не знаю, сколько времени я просидела так, трясясь и раздумывая.

Дыхание мое успокоилось, я поднялась на ноги и вдруг замерла. Внизу в башне кто-то был. Я услышала шаги. Дрожа, посмотрела через перила и увидела факел. Чужестранец стоял внизу с факелом в руке. Он посмотрел наверх и увидел меня. Я нырнула в тень… слишком поздно.

– Вот ты где, – воскликнул он.

Я услышала, как он шагает через две ступеньки. Свет факела приближался. Сердце колотилось, я вскочила и посмотрела из окна вниз. Земля была очень далеко. Мгновенно я приняла решение. Я схватилась за ветхий серый ставень, жалобно скрипнувший под моей рукой, и вскочила на каменный подоконник. Держась за ставень, я оглянулась через плечо. Чужестранец, увидев меня, изумленно вскрикнул.

– Элис! Не надо… – он бежал наверх.

Я не ждала. Я была совершенно спокойна. Он был быстрее, чем я думала, но у меня было в запасе еще много времени. Я подумала, что он остановится, пустится в переговоры, попробует обмануть меня, а может, станет приказывать или угрожать. А может, пустит в ход колдовство, если я дам ему на это время. Но ничего этого он делать не стал, а просто поднимался по ступеням, называя меня по имени.

Отвернувшись, я смотрела вниз, на камни. Свет из банкетного зала все так же освещал двор, ворота, запертые на засов, и неподвижного часового, а за стеной, со стороны моря, волны вздымались, разбрызгивая пену, и выплескивались на берег. Я подумала о Сиф, умершей на скалах, и отпустила руку.

Небо закрутилось. Ветер, ударивший меня по щекам, был холоден. Я услышала, как закричал, вернее, застонал, чужестранец. Этот крик раздался рядом со мной, очень близко… и потом меня что-то сильно дернуло. Платье очень сильно натянулось на груди и под мышками. Я не могла вздохнуть.

Чужестранец тащил меня за платье. Как я была зла на свое женское одеяние! Ноги мои даже не успели покинуть подоконник. Я боролась, пыталась соскочить вниз, но я была наполовину прижата, наполовину висела под таким неудобным углом, что оказалась совершенно беспомощной. Потом меня неприятно качнуло, и чужестранец втащил меня обратно в окно.

Певец бросил свой факел. Он лежал на ступеньке под площадкой, горящий конец его свешивался над пустым пространством. Свет в башне был желтовато-янтарным. Я рвалась к окну, но он держал меня сзади за платье. Он оказался намного сильнее меня. Сопротивление было бесполезно.

Он отдувался, тихонько ругался, но не отпускал меня. Я заметила, как он шарит другой рукой в поисках факела. Ему пришлось на одном колене спуститься за ним, и он при этом тащил меня за собой. Взяв факел, он выпрямился, перегнулся через меня, чтобы поставить его в нишу возле окна.

Я расцарапала ему лицо. Он опустил голову, прикусил губу от боли и выпустил факел, но не меня. Древко в нише покачнулось, но не упало. Я схватилась за что-то и потянула, потом опять потянула. Борода его осталась в моих руках. Я уставилась на темно рыжие завитки, которые сжимала в руке. Крови на их кончиках не было. Они были без корней. Они были приклеены.

Я покачала головой, не в силах ничего понять. Разве мужские бороды могут быть такими слабыми? Морской певец зашипел от боли и схватился за мое запястье.

– Именем Гунноры, маленькая идиотка, – в голосе его звучала злость. – Элис, остановись. Прекрати, ты что же, до сих пор меня не узнала? Это же я. Я, Сиф.

Я остановилась, прекратила молотить его и бороться, перестала пинать его ногами. Я ничего не соображала, пока не остановилась. Я уже почти перестала дышать. Сердце, казалось, перестало биться. Морской певец выпустил меня, Я отлетела к стене, глядя во все глаза. Из моих сжатых кулаков торчали пучки волос. Стоявший передо мною человек поднял руки к лицу, дернул и соскреб с него рыжие завитки и… передо мной предстала Сиф. Даже со своим плохим зрением я видела это. Сиф, с ее подбородком, выступающим, с ямочкой. Челюсть и верхняя губа ее были красными и воспаленными.

– Рогатый Охотник, до чего же саднит, – выдохнула она, яростно расчесывая подбородок. – Мне пришлось посадить ее на рыбий клей.

Я попыталась глотнуть и не смогла.

– Сиф, – сказала я. Голос мой был больше похож на писк. – Сиф.

Она, прислонившись к стене и сложив на груди руки, посмотрела на меня и кивнула.

– Это я, – подтвердила она. – Не оборотень и не привидение.

С тех пор, как я ее видела последний раз, она выросла еще на два дюйма. Наверно, ей было уже около двадцати лет.

– Зачем же ты, дурочка, хотела выскочить из окна? Здесь высоко. Ты сломала бы себе ногу.

«Или умерла». Она этого не сказала. Я опять глотнула и в этот раз мне это удалось – и постаралась наладить дыхание. Она осторожно потрогала исцарапанную щеку.

– Неужели ты меня не узнала? Я думала: если на острове кто-нибудь догадается, то это будешь ты.

Я поднялась на ноги, чувствуя одновременно и облегчение, и злость.

– Как же мне догадаться? – заикаясь, проговорила я. – У тебя же все лицо укрыто волосами. Почему ты мне не сказала?..

Сиф тоже поднялась. Она посмотрела на меня, а потом откинула голову и расхохоталась.

– Гуннора! Как я старалась. Я думала, что встречу тебя на рынке или на побережье. Потом я узнала, что они держат тебя взаперти в замке. Мне некому было довериться и прислать тебе весточку. Я думала, что увижу тебя, когда приду в крепость, но мне сказали, что наедине ты не можешь видеться с мужчиной. Банкетный зал – единственное, что оставалось, да и время поджимало…

Я прислонилась к стене, кровь моя вдруг похолодела.

– А ты колдунья? Сиф опять рассмеялась.

– Нет!

– А что же ты рассказывала в банкетном зале, история… которую ты всем рассказала…

Она фыркнула.

– Да это просто рассказ. Я сама его сочинила. Я ведь и в самом деле морской певец.

Я вздрогнула, не желая ей верить.

– А это зелье, которое ты дала моим родителям и всем остальным гостям в зале…

Сиф покачала головой.

– Это всего лишь морское молоко. Клянусь.

Я подумала о кухарке и Имме, стоявших в кухне с отсутствующим выражением на лице. Обо всех остальных я и в самом деле не тревожилась.

– А им это не повредит? – воскликнула я, подходя к Сиф. Руки мои все еще были сжаты в кулаки. – Если ты им причинила зло?!

Сиф тихонько взяла меня за плечи. Она возвышалась надо мной. Я едва подросла с тех пор, как она уехала.

– Ничуть, – ответила она спокойно, и я наконец ей поверила, – они так и простоят во сне час-другой, а потом проснутся. Обещаю тебе.

Что-то зазвенело в ее рукаве. Я потрогала его. Нет, это был не кинжал, скорее какая-то трубка. Я не могла порыть, что это было.

– Ты собиралась убить моего отца… там, в банкетном зале?

Сиф оггустила руки и отвернулась. Лицо порозовело.

– Сначала нет. Сначала я просто хотела увезти тебя. Но потом… потом… не знаю, – замялась она. – Я и сама не знаю, что хотела сделать.

Я догадалась.

– Ты сделала бы это, – спросила я, – если бы меня там не было?

Сиф сильно покраснела.

– Я хотела, – прошептала она, – но не смогла.

Я стояла неподвижно, ощущая холод и скованность, вспоминая собственные мысли в банкетном зале. Кто я такая, чтобы осуждать Сиф? Я содрогнулась.

– Неважно. Он все равно скоро умрет. У него постоянно болит голова.

Сиф посмотрела на меня большими глазами. Этого она, конечно, не знала. На лице ее читалась неуверенность.

– Ты его любишь? Я покачала головой. Сиф опять отвернулась.

– Я раньше завидовала тебе, – пробормотала она, – завидовала тому, что ты живешь в замке, в тепле и в заботе, завидовала тому, что у тебя всегда много еды, много платьев, а не обносков. А потом я услышала песни, которые пели о тебе в Верхнем Холлеке.

Сама себе удивляясь, я рассмеялась. Руки и ноги мои расслабились.

– Я привыкла завидовать тебе.

Я осторожно протянула к ней руку. Несмотря на тени, я знала, что она настоящая.

– Ты не умерла, – прошептала я. – Ты не умерла на скалах.

– Я благополучно добралась до Верхнего Холлека, – ответила она, откидывая с глаз волосы. Теперь я увидела ее брови, сходящиеся над переносицей. – Починенная мной лодка всю дорогу черпала воду. Брошку твою я продала за еду и одежду, потом нанялась юнгой на судно салкаров. Я много плавала, Элис, и повидала восточные земли: Эсткарп и Карстен, и Ализон.

У меня перехватило дыхание.

– Не может быть.

Я слышала эти названия лишь в рассказах и песнях. Я думала, что они выдуманы. Сиф опять села. Мы теперь обе сидели.

– Эсткарпом управляет племя ведьм. В горах, к югу от Эскарпа, живет раса сокольничьих. Они навещают женщин один раз в год. Карстен и Ализон, – она тут пожала плечами, – мало чем отличаются от нас.

Она вздохнула и, не глядя на меня, слегка нахмурилась.

– Салкары – хорошие люди. Они не сделали мне ничего плохого, но на острове Горм, рядом с крепостью салкаров, есть какое-то волшебство. Что-то там нехорошее. Мне не понравился запах ветра в Эсткарпе. Так что через два года я от салкаров уехала и вернулась в Верхний Холлек.

Я смотрела на нее. Все еще глядя вниз, она заметила одну из моих иголок и, подняв ее, вертела в пальцах. Она блестела. Огонь от факела, мерцая, отбрасывал тени на ее лицо.

– К тому времени я скопила на собственную лодку, маленькую, двухмачтовую. Поплыла вдоль побережья Холлека, торговала, а когда не смогла содержать себя торговлей, пела и рассказывала истории в тавернах. Голос у меня неплохой.

Она глянула на меня.

– Вот там я и услышала, как жители Долин поют о тебе, – она поскребла иголкой сухую доску в полу и подняла пыль. – Я и сама придумала несколько песен о тебе и пела их. Если они что-то изменили в головах людей, то я этому рада, – на лице ее промелькнула и исчезла улыбка. – Потом я отправилась на север, – отложив мою иголку, она пошевелила плечами, разминая их, и потерла руки.

– Ты нашла Врата своей матери? – спросила я, когда она замолчала.

Она невесело рассмеялась.

– Я нашла какие-то Врата в Арвоне. Через них уже давно никто не проходил. Они обгорели и никуда не ведут. Это не те Врата, о которых говорила мне мать.

Она тяжело вздохнула.

– Я почти уже была дома. Этот Арвон – странное место, к тому же я очень устала. Я там провела в размышлениях несколько месяцев, а потом разразилась буря, и отогнала меня от земли далеко на север, даже дальше, чем это изображено на морских картах. Мое судно чуть не утонуло.

– Но наконец я пристала к архипелагу из крошечных островов. Жители называют его Веллас. Они говорят на языке, похожем на язык моей матери, и они ничего не слышали о Вратах. Но, Элис, какое это место! В большой бухте между островами проводят лето морские лисички, а детенышей выводят на берегу.

Она наклонилась вперед и смотрела на серый пол, словно это была та самая бухта.

– Жители Велласа не убивают морских лис, Элис, но собирают шерсть во время линьки. Ее прибивает к берегу, она похожа на серебро, разбросанное по волнам. А весенними вечерами жители выходят на побережье и поют: «Илилй или или. Улулулй улй улй». Долгое, странное, мелодичное пение, и лисы, слушая его, выходят на побережье.

Они выходят и черные, и пятнистые, и серебристые, они выходят и цвета известняка, и цвета жженого янтаря, и белоснежные. Они подходят к певцам совершенно ручные, как маленькие дети, ибо знают, что эти люди не причинят им никакого вреда, они лишь вычешут их густой мех, а потом соберут его в длинные мешки. Из этой-то шерсти, Элис, они и ткут лисий шелк. Они все это мне показали: и пение, и вычесывание, и ткачество, все. Тот отрез, что я подарила твоей матери, я сделала сама.

Я сидела и тихо удивлялась. Никогда еще Сиф не говорила с такой гордостью и уважением о женских ремеслах.

– Там, на островах, они не делят работу, – сказала она. – Женщины ходят на лодках и рыбачат. Мужчины не чураются ухаживать за детьми. Они поют, приманивая лис, и вычесывают их шерсть и прядут. Дети учатся тем ремеслам, которые им нравятся. Ткать шелк меня научил мальчик. Там очень странно. Так странно, – она вздрогнула и слегка покачала головой. – Они почти ничего не знают о нас, южанах, да и не хотят ничего знать. И мне это нравится.

– Если там так хорошо, – сказала я тихо, – зачем же ты оттуда уехала?

Она улыбнулась и глянула на меня.

– Я приехала за тобой, – сказала она. – Я была там счастлива и думала о тебе. Я решила обязательно вернуться и рассказать тебе обо всем. И забрать тебя с собой.

Она говорила, и глаза ее сияли. Так они сияли у нее прежде, когда она рассказывала мне материнские истории о сказочной стране за Вратами. Но сейчас она говорила не об этой стране. Сейчас она говорила о крошечном архипелаге, находящемся в нашем мире далеко на севере. Я сидела и не знала, что сказать и о чем подумать. Мне никогда не приходило в голову оставить Улис. Если только в случае замужества сменить свою тюрьму на тюрьму в Верхнем Холлеке. О побеге здесь нечего было и думать, поэтому я ни о чем и не мечтала. Теперь же я должна была принять решение.

Я медленно сказала:

– Как же ты сможешь увезти меня отсюда? У тебя нет своей лодки, да и даже если бы она у тебя была, в море проложена цепь.

Сиф улыбнулась мне.

– Я и не собираюсь плыть из гавани, – должно быть, она увидела, как я широко раскрыла глаза, потому что взяла меня за руку. – У меня есть маленькая лодка. Она спрятана на берегу. Но мы должны ехать, пока луна высоко. Сейчас.

Она поднялась и потянула меня за руку, но я упиралась.

– Мы никогда не сможем миновать скалы, – воскликнула я.

– Но я же смогла однажды.

– Но сейчас нас будет двое в лодке! Твоя мать уже пыталась это сделать.

– Сейчас у меня другая лодка, – ответила Сиф. В голосе ее звучало нетерпение. – Ты должна поехать, Элис. Поехали сейчас. Он выдаст тебя замуж за первого встречного, лишь бы получить наследников.

– Но… но что же будут делать здесь люди? – заикалась я, цепляясь за соломинку. Слишком уж все быстро решалось. – Когда умрет отец, у них не останется лорда.

– А что хорошего им сделали твои лорды? – вспылила Сиф. – Забирали у них половину улова и заставляли работать на себя два дня из трех. Разве не лорд Улиса уничтожил их рыбалку, тем, что убивал морских лисичек? Ведь лисички поедают коралловые полипы. То, что я говорила об этом в банкетном зале, чистая правда.

Она смотрела мне в глаза.

– Когда морские лисички вернутся, они будут есть полипы, и тогда сюда вернутся крабы. А когда вернутся крабы, то очистят воду, и здесь опять будет водиться рыба. На это уйдут годы, но это так и будет.

Я не знала, можно ли ей верить. Все это звучало так же фантастически, сказочно, как и те рассказы ее матери о сияющих городах и самодвижущихся повозках. Сиф фыркнула.

– У людей с Велласа нет лорда, и они этому рады. Она подняла меня на ноги и потащила вниз по лестнице. Я все еще сопротивлялась.

– Но Сиф, – кричала я. – А вдруг ты не найдешь этот Веллас? Ты сама говорила, что его нет на картах…

– Мы его найдем, – заявила она тоном, не терпящим возражения.

– А если не найдем? – настаивала я. – Что со мной будет? Ты высокая и сильная, у тебя прекрасный голос и бесстрашное сердце. Ты даже сойдешь за мужчину, если захочешь. А что же будет со мной? Любой человек примет меня только за то, чем я являюсь. Я не могу стать ни моряком, ни морским певцом.

В голосе моем уже звучало отчаяние. Она собиралась рисковать моей жизнью, всем, что у меня было.

– Я не могу притвориться мужчиной, – кричала я. – Не могу. Я не похожа на тебя, Сиф. Я никогда не стану такой, как ты. Я не надену мужские бриджи и не обрежу волосы!

Сиф остановилась и впервые оглядела меня. Она меня изучала, и я поняла, что никогда еще не была с ней так откровенна, а уж тем более с кем-то другим. Даже Сиф не могла мне подсказать, что же мне делать. Если уж мне придется оставить Улис, то не потому, что этого хочет Сиф, но потому, что этого хочу я. Сиф дотронулась до моей щеки и выпустила мое запястье. Она улыбнулась усталой и грустной улыбкой.

– Тогда тебе придется ехать в том, в чем ты есть.

Я посмотрела на нее и почувствовала, что страх мой начал рассеиваться. Я могла ехать. Мне не надо было менять себя, становиться кем-то другим. Мои родители всю мою жизнь старались сделать из меня кого-то другого. И я им это позволяла. «Моя свобода, – подумала я, – не яйцо моевки, легко сваливающееся мне в руку, но сама моевка, птица, на которую можно охотиться и через очень долгое время поймать, а может быть, и не поймать совсем. Однажды я уже держала такую моевку и дала ей улететь. Теперь, спустя годы, она ко мне снова вернулась. Если я отпущу ее в этот раз, то она уже не вернется».

– Хорошо, я поеду, – сказала я Сиф.

Она кивнула и облегченно вздохнула. Потом она вынула что-то из рукава. Глаза мои расширились. Я никогда не видела такой вещи. Она была похожа на полую трубку.

– Что это? – прошептала я.

– Метательное оружие, – ответила она. – Я приобрела его в Эсткарпе. Это если охрана проснется.

Она протянула мне руку, и я крепко за нее схватилась. Она говорила, что она не колдунья, но она за то время, что мы не виделись, столько всего узнала… Я вздрогнула и отбросила все сомнения. Больше ничего не имело значения. Она же ведь Сиф. Мы поспешили вниз по прогнившим ступеням и вышли из башни. Факел остался гореть в верхнем окне.

Мы пересекли залитый луной двор к морским воротам. Сиф отперла их. Охранников было не видно. Каменные ступени спускались по скалистому крутому склону. Они были скользкими, так как их занесло песком. Внизу расстилалось плоское побережье. Мы пробежали по сухой серебристой гальке. Начинался отлив. Я слышала, как по рифу бьет волна.

Сиф опять сунула в рукав ружье и присела возле большой груды морских водорослей. Она сбросила их в сторону – там была лодка. Такой лодки я раньше не видела. Она была сделана не из досок, а из шкур (или, быть может, из какой-то ткани… не знаю). Шкуры эти были натянуты на деревянную раму. Я молча уставилась на нес.

Она казалась слишком легкой, слишком уязвимой, чтобы считаться настоящей лодкой. Она скорее была похожа на детскую игрушку. Сиф взяла ее под мышку и понесла в волны. Лодка поднялась так высоко, что я изумилась. Потом Сиф подала мне руку, помогая забраться на борт. Я взяла руку, но медлила, оглядываясь через плечо на замок Ван. Тот стоял под луной тихий и молчаливый, будто привидение.