Текст книги "Аромат магии. Ветер в камне. Дилогия"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

16

ХОТЯ ЦИТАДЕЛЬ знаний была выстроена из древнего камня, а вокруг, в горах, завывал ветер, внутри, по крайней мере в самых используемых комнатах, сохранялось тепло, а еды как раз хватало, чтобы никто не отходил от стола голодным. Хотя это был уже не тот безмятежный оплот знаний и Света, каким его возвели бесчисленные столетия назад.

Маги Валариана утратили покой. Все, от младшего ученика до магистра, упорно вели поиски, хотя теперь уже в другом направлении.

Гиффорд похудел еще больше. Одежды, когда-то подогнанные по фигуре, теперь вместили бы двух архивариусов. У него появилась привычка нервно дергать правой рукой, словно листая страницы невидимой книги.

– Они выступают, – сообщил Фанкер. За прошедшие месяцы к магу вернулись повадки воина – не хватало только меча и кольчуги.

– Да, – ответил магистр Йост, в последнее время похожий на призрака.

Гиффорд поднял голову. Его глаза были затуманены слезами, он и не пытался смотреть кому-нибудь в лицо.

– Выбора нет, – скорбно прозвучал голос старого архивариуса. – Трижды он пытался открыть портал, а теперь решил держаться изначального плана, который прежде был всего лишь пустой прихотью. Видимо, понял, что Стирмир ответит только рожденному в Стирмире, и собирается заполучить помощника из местных.

– Но их будет двое, – поправила Эвори. – Говорю вам, братья и сестры во Свете, если одного заберет Эразм, второй должен расти свободным, а это значит – в лесу.

– Лес может не принять… – начал Гарвис, нервно ходивший из угла в угол.

– Художник, – улыбнулась Эвори, – не дай страху раскрасить будущее так, чтобы в нем не нашлось места лучу солнца! Мы, валарианцы, воспитывали наши таланты годами тренировок. Однако всегда есть те, кто рождается с силой, которую остальным приходится развивать с огромным трудом. Я говорю: время смерти длилось слишком долго. Зовущая Ветер сказала, что только люди способны защитить свою землю. Грядет день, когда Эразм начнет действовать, но и мы будем готовы. Мальчика нам не спасти, черный маг сплел прочную паутину. Зато девочку ждет дар луны.

И все равно глаза Гиффорда были полны слез.

– Сестра, мы все знаем, что без помощи учителя талант развивается по-другому, нежели здесь. Что ты предлагаешь?

Дряхлая провидица не ответила, точнее, ответила вопросом на вопрос:

– Сны все еще долетают до Стирмира?

– Я пытался… – отчаянно развел руками архивариус.

– Он пытался!.. Мужчины мало в этом смыслят. Сестры, помогите мне.

Четыре фигуры в капюшонах придвинулись ближе.

– Когда придет время, Гиффорд, ты сможешь посылать сны, ибо у тебя к этому дар. Но тебе потребуется помощь. Как я понимаю, бедняги из долины собираются праздновать середину зимы. Эразм не станет им мешать, потому что понимает: в праздник магия долины сильнее и он получит больше. Он хочет собрать всю силу, какую сможет, к тому же заговор рабов обернется ему на пользу…

– Ты считаешь, что он нападет на дан Фирта в день праздника? – спросил Фанкер. – Да, так он получит того несчастного, из которого намерен создать свою тень.

– Люди выступают через два дня, – вмешался Йост.

– Мы будем готовы сделать, что должно, – спокойно ответила Эвори. – И помните: оплаченное двумя жизнями будет рождено в Свете.

Маги договорились – и принялись ждать.

Ветер не нанес снега, чтобы укрыть долину; земля промерзла, и холод пробирал до костей. Однако сегодня многие бродили по опустошенной земле, не обращая внимания на мороз. Мужчины, женщины, дети – все несли дрова и корзины высушенной съедобной травы. Увы, ни у кого не было ни снопов, ни других былых символов стирмирского благополучия. Они принесли, что смогли.

Были тут и другие люди – мужчины и даже женщины, ожесточенные смертью близких до такой степени, что они лишились последней крупицы жалости. Эти шли к дану Фирта, чтобы совершить задуманное.

Они были вооружены – оружие им пришлось делать втайне от всех. Сейчас они не прятали его – гоббы не выносили холод и проводили дни вокруг костра во дворе башни. У тварей сегодня был свой пир. Те, что шли к ненавистному дану, насадили на вертел матерого кабана, последнего в Стирмире. Его выследили – и он обеспечил их провизией на неделю.

Старейшина и Хараска стояли рядом. Они обводили собравшихся взглядом, не только стараясь убедиться, что данцы понимают, о чем будет сказано, но и чтобы еще раз запомнить лицо каждого на случай, если тот не переживет сегодняшний день.

Сулерна не смотрела на старших. Время Этеры, как подсчитали женщины, придет через неделю, а у Сулерны ближе к вечеру уже начались схватки. Каждый раз она впивалась зубами в платок, пропитанный целебным отваром, но ощущение, будто ее вот-вот разорвет на части, с каждым часом усиливалось.

– Они идут убивать, – не выдержал Эли. – Прямо в глаза нам заявили, что не потерпят, чтобы мы процветали, когда они умирают от голода. Женщин надо…

– Эли, – осадила его Хараска, – не забывай, что врага питает в первую очередь твоя ненависть. Даже сейчас он сидит в центре своей паутины и думает, как употребить нас – и то, что происходит, – во зло. Нас предупреждали об этом, хотя сон и был неясным… – Она замолкла на мгновение и прижала руки к груди. – Если прольется кровь, – ее руки сжались в кулаки, – тогда он победит и Свет угаснет навеки.

Эту новость приняли безрадостно. Побледневший Жэклин впервые за несколько месяцев подошел к Сулерне. Он не сказал ни слова и не поднял на нее глаза, но, когда она внезапно встала, подставил свое плечо. Мальчишка был так худ, что ребра торчали наружу.

Нападавшие легко прорвались через жалкие укрепления, возведенные у границ дана. По сигналу старейшины все, даже самые маленькие дети, бесшумно вышли во двор. Несколько захватчиков – те, что были вооружены лучше других, – окружили детей и начали выкрикивать угрозы. Остальные нашли телегу и запрягли в нее перепуганную лошадь – последнюю в дане. Наконец пришельцы быстро разграбили кладовые, так же как гоббы когда-то обчистили их даны.

Повозка укатила, за ней ковыляли женщины и старики, нагруженные мешками. Только тогда заговорил предводитель нападавших.

– Середина зимы, дорогие соседи, – захихикал он. – Вы, конечно, не останетесь сегодня в стороне? В конце концов, все мы тут родственники – пусть и дальние – и в такой день должны собираться вместе!

– Верно. – Спокойствие Хараски сбило спесь с дразнившего, и тот замолчал. – Однако, Вирас, среди нас есть та, которая не может никуда идти. – Она указала на Сулерну. Этот жест был хорошо виден всем, ведь захватчики зажгли много факелов, чтобы убедиться, что в Стирмире наконец восстановлена справедливость.

– Она носит Юржиково отродье! – осмелел вожак. – Повелителю он в свое время послужил, ну и она послужит! Жансо, – обернулся вожак к одному из сообщников, который был таким здоровым, что смог бы, пожалуй, уволочь все, что они награбили, без коня, – сажай шлюху вон в ту тележку, и поехали!

Жэклин с криком встал на защиту Сулерны, но его отбросили в сторону. Молодая женщина корчилась от боли, однако не издавала ни звука перед людьми, которые были хуже гоббов.

В том году середину зимы справляли не возле зловещей башни. По причине, неизвестной даже празднующим, костер разложили возле кромки леса. Он разгорелся, как раз когда к толпе присоединился пленный дан Фирта.

Сулерна пришла в себя настолько, что поняла, где находится. Хараска рассказывала про сны. Сулерне и самой привиделся некий сон, о котором не следовало никому говорить, нужно было лишь повиноваться. Возможно, это приказ Зовущей.

Праздновавшие разбили бочонки, которые приволокли из дана, и черпали (некоторые прямо руками) остатки крепкого сидра. Несколько человек собрались у повозки, и вскоре раздался предсмертный крик несчастной кобылы, погибшей от плохо заточенных ножей.

Те, которые поначалу сторожили пленников, начали потихоньку разбредаться и присоединились к разделке конской туши.

Сулерна не удержалась и вскрикнула. Она лежала на двух одеялах с постели Хараски, над ней склонились мать и госпожа Ларларна.

Погруженная в собственные мучения, Сулерна не заметила, как безумное веселье внезапно утихло. Раздался рык гоббов – и крики боли. К собравшимся вокруг Сулерны подошел Эразм.

Фата с криком бросилась ему наперерез… Тщетно! Один взмах волшебного жезла – и женщина упала на землю, будто от удара невероятной силы. Госпожа Ларларна не отходила от Сулерны, но боль была такова, что роженица не понимала, что происходит вокруг. Откуда-то издалека донесся детский плач, затем воцарилась жуткая тишина.

Она открыла глаза. Ярко пылал костер, вокруг него скакали гоббы. Эразм стоял еще ближе. В руках он держал то, что отнял у Ларларны, и кричал: – Видите, что у меня?! Он станет моей тенью, моим слугой, исполняющим все мои желания! Вы будете почитать его, как моего сына…

Сейчас – да, сейчас! Слава луне, чей закопченный костром лик освещал все вокруг, ее положили на самой границе света и тени, ближе всего к кромке леса. Над ней склонилась Хараска, и Сулерна почувствовала теплоту бабушкиного дыхания.

– Беги, внучка. Мы постараемся их отвлечь. Сулерну все еще мучили боли, к тому же она потеряла много крови. Но осталась еще надежда – и жизнь. Ее ухватили чьи-то руки, и она со стоном поднялась. Жэклин – маленький, отощавший от голода – вел ее вперед.

Было слышно, как вдалеке Эразм нараспев произносит заклинания над новорожденным.

Вперед… кровь сочится между ног, и боль, нескончаемая боль… Кромка леса!

Вдруг позади раздался азартный рев гоббов. Кровь! Все знали, что она привлекает их больше, чем любые другие следы.

Сулерна пошатнулась, и Жэклин подтолкнул ее.

– Вперед, – повторял он. – Вперед! Потом его не стало рядом, и Сулерна рухнула на колени. Вперед – даже если придется ползти! Она поползла. На самой кромке леса до нее донесся голос племянника:

– Именем Ветра!..

За этим последовал такой страшный крик, что Сулерна вновь поползла, пытаясь оградить то, что еще оставалось в ее животе.

Прошлое исчезло без следа. Сохранилась лишь цель, и она тянула вперед, через кустарник и дальше. Самые сильные схватки Сулерна пережидала под укрытием деревьев.

Впереди был свет – не яркий, как безжалостные всполохи огня, а прохладный, будто скользящая поступь луны. Сулерна стонала, но ползла на поляну с огромным Камнем, который манил, манил вперед. Из последних сил она добралась почти до его подножия.

Ее встретил Ветер – и боль затихла.

Изнутри рвалась наружу новая жизнь… раздался детский крик – слабый, недолгий. Сулерна нащупала скользкое тельце и попыталась поднести его к груди, однако ей не хватило сил. Ребенок протянул руку – и коснулся Камня.

Ветер, благословенный Ветер был больше, сильнее, прекраснее, чем во сне; он окутал, обволок ее усталое, умирающее тело…

Высокая тень упала из-за деревьев. Огромной мохнатой рукой Ханса бережно взяла плачущего человеческого ребенка и приложила к груди.

Секунду лесная женщина не отрываясь смотрела на Камень. Мертвое тело родильницы… Когда девочка вырастет, она совершит положенные погребальные обряды. Теперь же ее матерью стала дочь леса.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

17

– САССИ! Сасси! Опять ночные волки научили тебя всяким штукам!

Девушка оглядывалась, но ничего не было видно, только стволы деревьев заслоняли небо и то тут, то там из земли торчали поросшие мхом камни.

– Сассси-и-и!

Девушка уперла руки в боки и приплела к своему голосу голос Ветра – она знала, что никто из лесных людей не может противиться его зову. Хотя, конечно, когда играешь в прятки, это не что иное, как жульничество.

Пушистая малышка неохотно вылезла из идеального укрытия, где ее коричневый мех совершенно сливался с деревом. Она волочила ноги и обиженно хмурила брови, но все-таки подошла к Фалисе. Девушка протянула руки – и Сасси, быстро забыв обиду, побежала обниматься и слушать, какая она хорошая девочка, но все равно нехорошо убегать от Фалисы, которая ищет ее уже почти целое утро.

– Сасси прячется – ты ищешь, – заулыбалась малышка. – Ты плохо прячешься, слишком белая кожа, ее далеко видно. – Она погладила девушку по голой руке. – Тебе нужен мех!

– Да, зимой не помешал бы, – рассмеялась Фалиса. Всю жизнь она прожила с Хансой и только недавно научилась хотя бы частично прикрывать свое тело от холода. Сейчас на ней была пышная юбка из сухой травы с вплетенными там и тут сиреневыми цветами; остальное тело охлаждал и согревал лишь Ветер.

Здесь, в тени деревьев, ее волосы были темными, однако в тех немногих участках леса, где пробивалось солнце, в них сверкали светлые, почти золотые пряди. Фалиса заплетала волосы в косы, чтобы не цеплялись за ветви.

Ее шею украшала гирлянда из сиреневых цветов, достаточно пышная, чтобы прикрыть небольшую упругую грудь. Сейчас, с истинной дочерью леса на руках, она и сама выглядела дикой лесной девой.

Лесные люди не считали года. Когда Фалиса едва стояла на ногах и сразу звала Хансу, стоило той зайти за дерево, ее товарищем по играм был Пипер. Но он рос гораздо быстрее, и скоро настал день, когда Пипер ушел к другим молодым мужчинам. Однако он не забыл о сестре и иногда навещал ее.

Потом появился Офан; тогда Фалиса была уже большой девочкой или, по крайней мере, достаточно взрослой, чтобы помогать Хансе заботиться о втором сыне. И снова спустя несколько лет он ушел, как это водится у лесного люда. Теперь его место заняла Сасси – но она вечно где-то пряталась!

У Фалисы не было особого желания уходить далеко от очередного временного шалаша, построенного Хансой. В одном они ночевали раз или два, в другом порой дольше… Фалиса не представляла себе мир без приемной матери. Маленькую, Ханса носила ее на руках, позже учила ее законам леса (малышка впитывала знания с такой скоростью, что, без сомнения, ей благоволил Ветер) и обычаям лесного народа, правильным и неправильным.

Лесные люди (Фалиса не пыталась посчитать, со сколькими она познакомилась во время зимних миграций) жили каждый на своей территории. Никто не пересекал границу чужих владений без серьезной причины и предупреждения, которое нес Ветер. Все удивлялись, что девушка продолжала делить территорию с Хансой; впрочем, она была чужой, хотя лесной люд и принял ее к себе.

Некоторые границы нельзя было пересекать никогда. Там, где деревья редели, Ветер предостерегал каждого, кто подходил слишком близко; когда Фалиса вздумала исследовать, что есть на западе, предупреждение Ветра прозвучало очень строго. В лесу были и другие странные места. Пипер однажды показал поляну, где камни лежали не как попало, а рядами и проход оставался только в одном месте. Девушке стало тревожно, и она не пошла вперед, хотя Пипер храбро прыгнул в проход и зарычал в пустоту. Эти камни были сложены не лесным народом, а неведомыми строителями, давно исчезнувшими с лица земли.

Когда Фалиса подросла еще немножко и у нее оформилась грудь, однажды вечером Ханса обняла ее, принялась гладить, как детеныша, и говорить голосом Ветра:

– Ты уже не маленькая. Я видела тебя сегодня у ручья, в тебе был страх. Не волнуйся зря. В твоем теле произошла перемена, которая случается со всеми, кто способен носить детенышей. Вот и твое время пришло. Теперь ты должна покинуть нас, ведь ты не принадлежишь к лесному люду, наш лес и твой мир не пересекаются. Сегодня ночью ты пойдешь к Камню Ветра и предстанешь перед Великой как взрослая женщина – таков обычай твоего народа, Фалиса.

Девушка сжала кулаки. Да, сегодня у ручья она испугалась, когда после купания обнаружила кровь, и подумала, что незаметно поранилась.

Ханса замолчала, и тут же Ветер окружил девушку, чтобы поддержать, утешить и направить. Ей так и не представилась возможность снова задать те два вопроса, которые до сих пор не находили ответа: кто ее народ и где он?

Объятия Ветра-проводника стали крепче, и в голове начало разворачиваться знание. Ветер показывал образ, картинку, и, глядя на нее, Фалиса пошла вперед.

Земля почти голая, странные нагромождения камней – не такие, к которым водил Пипер, – среди редких деревьев. Видение было неясным, девушка смотрела будто сквозь толщу времени (какая странная мысль!), но там были люди, подобные ей, только одежда их превосходила все, что Фалисе удавалось соорудить своими руками. Были там цветы и песни Ветра, такие, что ей захотелось бежать туда, в странный, прекрасный мир. Но дыхание жизни привело ее на поляну.

В лесу много разных камней: одни стоят, другие лежат. Однако такого Фалиса еще не видела.

Потягаться с ним в росте могли, наверное, лишь самые высокие из лесного народа. В середине Камня зияла дыра размером с два кулака Хансы. На светло-серой поверхности ни следа лишайников, мха или вьюнов, как на других камнях, только искры – всех цветов, какие Фалиса видела в лесу. Искорки плясали, будто светлячки.

Ветер, приведший ее сюда, отступил – оставался рядом, но умолк. То, что ей предстоит узнать, исходило не от него.

Фалиса подошла ближе. Сгущались сумерки, искры на Камне горели все ярче. Дыра в центре оставалась черной, как будто задернутой шторкой.

Наконец, когда от мельтешения огоньков закружилась голова, Фалиса осмелилась дотронуться до Камня. Он был теплым, словно живым, и что-то потянуло ее ближе.

Фалису манило отверстие, девушке хотелось знать, что прячется в его крохотной ночи. Опершись обеими руками, она ступила ближе, и Камень сделался теплее.

Привстав на цыпочки, она потянулась к темноте. Тут Ветер напомнил о себе – остановил ее руку, но не оттолкнул от Камня.

Прижавшись лбом к верхнему краю дыры, Фалиса заглянула внутрь.

В башне, в своей клетушке, юноша потянулся – и вздрогнул от боли. Эразм никогда не тратил на него силу жезла, но розги у хозяина башни такие, что несколько дней после порки не хотелось шевелиться. В двух канделябрах горели неестественно яркие, как и все у повелителя, свечи. Между свечами лежала книга, раскрытая на схеме, которая была нарисована красными и черными чернилами. Пересечения линий были отмечены буквами; юноша умел читать, но не мог понять их внутренней логики.

Фогар вообще видел мало логики в жизни повелителя Тьмы, хотя был не глуп и подозревал, что понимает больше, нежели догадывается Эразм. Хотя юноша вел род от местных крестьян, его не посылали в поля, как прочих. Эразм сызмала обучил его грамоте и по сей день продолжал обучение – иногда при помощи розог. Однако Фогар пришел к неизбежному выводу (о чем, впрочем, помалкивал), что повелитель нарочно мешает ему уяснить заклинания и ритуалы, описанные в книгах. Подневольный ученик видел магические знаки, которые рисовал Эразм, слышал словесные формулы, но воспринимал не больше, чем если бы повелитель стрекотал наподобие своих лысых птиц.

Гоббы были не глупее юноши, хотя Эразм и обращался с ними как с бездумными орудиями – например, не допускал их к участию в странных, внезапно обрывавшихся ритуалах, на которых всегда присутствовал Фогар.

Фогар презирал гоббов – их внешний вид, запах и поведение были поистине отвратительны; впрочем, именно они растили его в первые несколько лет жизни. Их вечные угрозы приучили юношу постоянно изображать безвольного недоумка.

Жители долины, напоминавшие безмозглых тварей даже больше, чем гоббы, почему-то боялись Фогара. Он так до сих пор и не выяснил, в чем причина, – башня и без того была полна секретов. Ученик чародея всегда находился под присмотром – и всегда один, за исключением снов.

Юноша поспешно выкинул из головы эту мысль. Когда повелитель сидит за своим туманным шаром, он думает, что ему открыт весь мир и мысли всех живых существ. Зато у Фогара есть сны!

И снова разум едва не подвел его. Фогар попробовал сделать то, что приснилось ему этой ночью, сосредоточился… Тщетно! В гневе он уставился в книгу.

Или – он нервно облизал губы – Эразм снова решил провернуть какую-то шутку над своим так называемым учеником? Вдруг он знает, что Фогар иногда, понемножку, проверяет его. Фогар медленно постучал пальцем по столу, образовав определенный узор из точек. Для постороннего взгляда это выглядело как простой жест раздражения.

Нет, он не чувствовал тьмы – вечной спутницы Эразма и, чуть в меньшей степени, гоббов. Пользуясь тем, что за ним не следят, юноша слегка повел головой, чтобы перевести участок диаграммы. Да! Все верно и просто, как открытая дверь. Эразм и в самом деле намеренно спутал надписи, перед тем как два дня назад дать книгу ученику, – типичный фокус, не дающий узнать больше, чем позволено.

Открытие было как чаша воды для умирающего от жажды. Все же Фогар ничем не выдал своей радости, продолжая хмуриться и бормотать себе под нос, якобы в полной сумятице. Сейчас он чувствовал себя каменщиком, которому дали гору прекрасных кирпичей и велели строить.

Восторг познания длился недолго. Фогар не рискнул поднять голову, как ему очень хотелось, и посмотреть на стену над убогой кроватью. Однако он почувствовал присутствие какого-то существа, внимательного, наблюдающего.

Вечные игры, вечное притворство!.. Фогар намеренно несколько часов кряду не вставал со стула – теперь никто не удивится, что ему захотелось спать. Задув все свечи на первом канделябре и оставив на втором одну, он разделся, подошел к тазу с водой и начал умываться, сосредоточив все внимание на неизвестном пришельце. Наконец, не зная, как заставить того обнаружить свое присутствие, Фогар лег и накрылся одеялом. Напоследок он сделал то, что делать было страшно, но необходимо: задул последнюю свечу. И начал ждать. Фогар не ведал, что за угроза таится во тьме, зато знал пару защитных заклинаний, на помощь которых очень надеялся.

Искры повели хоровод вокруг отверстия, и Фалиса поняла, что это из-за нее. Однако они не осветили тьму, царившую в глубине, а широкой полосой собрались вокруг отверстия. Девушке даже не потребовалась подсказка Ветра, чтобы понять: искры ее оберегают.

В дыре чуть зарябило. Девушка ощутила, как ее чувства… вытягиваются, куда-то устремляясь, будто то, что происходит в отверстии, на самом деле очень далеко.

Внезапно тьма рассеялась, и перед Фалисой возникло здание из каменных блоков, почти такое же высокое, как деревья в лесу. Это само по себе было удивительно, однако здание окружала земля, в существование которой не хотелось верить, – унылая и почти лишенная жизни, с редкой убогой растительностью и совсем без деревьев, гнусное вместилище смерти.

К счастью, Фалисе недолго пришлось глядеть на ужасный пейзаж. Голова закружилась, как бывает, когда тебя закружит Ветер в дурном настроении, и взгляд девушки притянуло к зданию – к одному из окон, которое манило к себе тусклым светом. Вот она уже в маленькой комнате с голыми каменными стенами и убогой мебелью – но не пустой.

Фалиса посмотрела на стол, где лежал квадратный предмет. Она не узнала его, пока Ветер не подсказал, что это книга, в которой хранят память там, где нет всепомнящего Ветра.

Существо (человек – подсказал Ветер) сидело, глядя в книгу. Девушка затаила дыхание. Она знала лесной люд, ночных волков и древесных котов, ну и деревья – но «человек» был похож на нее! Неужели она наконец нашла свой народ?

Фалиса приоткрыла рот, однако не издала ни звука, потому что, едва догадавшись о своем родстве с «человеком», ощутила зло – оно сочилось из стен комнаты, из пола, с потолка, пропитывая самый воздух. Сюда и Ветер не мог дотянуться – это проклятое место, как и земля снаружи.

Человек был молод, примерно ее возраста. Он разделся, и Фалиса подумала, что, наверное, этот худой стройный юноша вдвое меньше здоровяка Пипера. Осторожно она потянулась к нему и коснулась его магией Ветра – чувством, которым владела практически с рождения.

Башня насквозь пропиталась злом, но человек – нет, он не был частью Тьмы, пока не был. Когда-нибудь он предстанет перед выбором и, возможно, по собственной воле погрузится во Тьму. Фалиса почувствовала, как все ее нутро восстает против этой мысли.

Девушка не могла послать незнакомцу Ветер, чтобы укрепить его силы и волю в борьбе со злом; выбор в любом случае оставался за ним. Однако были и другие способы помочь дыханием жизни, хотя полная сила Ветра и не достигала юноши. Теперь Фалиса знала его лицо не хуже, чем лицо Хансы, и могла каждый день желать ему добра, – так Ветер успокаивает тех, кому плохо.

Наконец незнакомец погасил странную светящуюся штуку (еще одно чудо), и комната погрузилась во тьму. У Фалисы заболели глаза, и она отвела взгляд от отверстия в Камне, то снова почернело.

Шагнув назад, девушка вдруг споткнулась и упала. Под ногами оказались человеческие кости. Дважды на памяти Фалисы они с Хансой находили в лесу кости давно умершего лесного человека и оба раза раскладывали их все, до самой маленькой, так, как в теле, и затем призывали благословение Ветра.

Фалиса не могла бы объяснить, почему столько всего случилось с ней в одну ночь, однако кости собрала и разложила как надо. Скелет оказался значительно меньше, чем у лесного люда, – он явно принадлежал человеку.

Ветер кружился вокруг, искры слагали узоры на Камне.

– Иди с Ветром, незнакомец, – произнесла девушка и продолжила по порядку: – Пусть путь твой выстелет летний Ветер и Свет дарует тебе то, что ты заслужил…

С тех пор каждое полнолуние Фалиса ходила к Камню. Иногда он показывал ей картинки, и многие из них были ужасны. Но она понимала: они необходимы ей, чтобы познать врага.

Этот день она посвятила Сасси: они снова играли в прятки, которые так любила малышка. Ночью же поднимется полная луна и Фалиса опять пойдет к Камню.