Текст книги "Призрачный город"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Здесь! Этот проход ведет через странное место.

– Странное?

– Да, я не люблю бывать здесь, но выхода у нас нет. Надо подождать, чтобы рассвет хотя бы чуть осветил наш путь наружу.

И она осторожно направилась вперед, преодолевая возникшее сопротивление. Три раза случалось ей проходить этим путем, и каждый раз в молчаливой борьбе одолевать собственное тело, становившееся полем боя. Вновь подкатило чувство грозящей беды, во тьме таилась опасность куда сильнее телесных ран. Не подымая ног, она все шаркала вперед. Пальцы ее впились в пояс ведьмы, тянули ее за собой.

В темноте Лоис слышала тяжелое дыхание. Оно быстро стихло, а потом ведьма едва слышно произнесла, будто опасаясь, что таящееся в темноте нечто сумеет подслушать ее.

– Да, это обиталище Силы.

– Это странное место, – упрямо возразила Лоис. – Хоть оно и не нравится мне, но все-таки охраняет этот выход из Верлена.

И хотя видеть они не могли, но сразу почувствовали, что вышли из сузившегося прохода на простор. Яркая точка горела вверху, – маяком заглядывала вниз звезда через какую-то расселину в скале.

Но что-то вдруг засветилось вблизи, так, словно отдернули скрывавшее свет покрывало. Источник света плыл над землей круглым сероватым пятнышком. Ведьма неподалеку пела заклинание, слов ее Лоис не понимала. Сам воздух менялся и дрожал от звуков ее голоса. А когда стало еще светлее, Лоис поняла, что свет исходит из камня на шее ведьмы.

Кожу девушки покалывало, воздух вокруг был напитан энергией. Внезапное чувство голода пронзило ее, но чего ей хотелось на самом деле, понять она не могла. Тогда, в те разы, она боялась этого места, и заставляла себя стоять здесь, чтобы справиться со страхом. Теперь страх исчез, но чувству, которое она испытывала сейчас, не было имени.

Освещенная светом, исходящим из камня на ее груди, ведьма раскачивалась из стороны в сторону с остановившимся и благоговейным взором. Поток слов лился с ее губ – просьба ли, объяснение, оберегающий заговор. Лоис не знала. Теперь она ощущала, будто их обеих охватывает и несет могучая волна какой-то энергии, долго дремавшей здесь в скалах, в песке под ногами, в стенах над головой, а сейчас пробужденной после столетнего сна и готовой к действию.

– Но почему? Что? – Лоис повернулась кругом, вглядываясь во тьму, непроницаемую для взора. Что таилось там, за пределами пространства, освещенного камнем?

– Надо идти! – тревожно проговорила ведьма. Ее темные глаза были широко открыты, рука неуверенно тянулась к Лоис. – Я не могу управиться с тем, что сильнее меня. Здесь древнее место… и не из тех, что принадлежало человеческому роду и известным нам силам. Здесь поклонялись богам… Уже многие тысячелетия не воздвигают им алтарей. И сейчас остатки их древней силы пробудились! Где же внешние ворота? Мы должны попытаться, пока еще не поздно…

– Свет вашего камня, – Лоис зажмурилась, пытаясь представить себе это место, как недавно припоминала она дорогу в стенах, потому снова открыла глаза, и показала: – Туда.

Шаг за шагом шла ведьма в ту сторону, и свет следовал с нею и окружал ее, как и надеялась Лоис. Справа показались широкие грубые ступени – столетия чуть сгладили их. Лоис уже знала, ведут они к плоскому камню, испещренному какими-то зловещими бороздками, что лежал внизу под расщелиной. Время от времени лунный луч или луч солнца озаряли его то серебряным, то золотым светом.

Мимо обрамленной широкими ступенями площадки они пробрались к дальней стене. Свет из камня осветил осыпь, под которой и была нужная им калитка. Карабкаться вверх во мраке по камням и кускам глины было делом небезопасным, но решимость ведьмы убедила Лоис.

Подъем был трудным, но девушка и не ожидала ничего другого. Но спутница ее не жаловалась, хотя опираться на распухшие руки было сущим мучением. И там, где это было возможно, Лоис тянула и подталкивала ведьму вверх, замирая, когда щебень начинал течь под ногами, грозя стянуть их обратно вниз. А потом они оказались наверху, на грубой траве, пахло солью, небо серело – ночь уже кончилась.

– Морем или землей? – спросила ведьма. – Будем искать лодку на побережье или придется, доверившись ногам, направиться в горы.

Лоис села.

– Нет, – возразила она. – Здесь кончаются пастбища, что лежат между морем и замком. В это время года лишних коней, пока в них нет надобности, пускают сюда на выпас. А в хижине у ворот хранится сбруя, но ее могут охранять.

Ведьма усмехнулась.

– Один-то страж? Что может он противопоставить сегодня ночью, точнее утром, двум решившимся женщинам, их общей воле? Покажи мне эту хижину, и сбруя будет у нас без единого свидетеля.

Они пересекли конец пастбища. Лоис знала, что лошади будут держаться поближе к хижине, где дня за два до шторма им положили брус каменной соли. Как только они вышли из пещеры, камень погас и дорогу пришлось выбирать повнимательнее.

Над дверной поперечиной светился фонарь, вокруг хижины пощипывали траву лошади. Рослые боевые кони, что могли в битве нести снаряженного всадника, не интересовали Лоис. Здесь находились и другие лошади, поменьше ростом, мохнатые, обычно их использовали для охоты в горах, они были выносливы и сохраняли силы, когда уже выдыхались более дорогие животные, которых Фалк держал для собственного выезда.

В круг света от фонаря забрели два таких небольших конька, казалось, она мысленно позвала их. Они были встревожены, трясли головами, рассыпая по шее гривы, – но шли. Лоис поставила наземь седельные сумки и тихо свистнула. К ее облегчению лошадки затрусили к ней, фыркая друг на друга, челки их закрывали глаза, в неясном свете были видны зимние мохнатые шкуры.

Если бы только они оказались послушными, когда у нее будет упряжь. Она медленно обошла их, двигаясь к хижине. Охраны не было видно. Неужели караульный сбежал на пир? Если об этом дознается Фалк, его ждет верная смерть.

Лоис осторожно толкнула внутрь заскрипевшую дверь. Перед ее взором предстало помещение, пропахшее лошадьми и промасленной кожей… Пахло еще крепким напитком, который по деревням гонят из меда и настаивают на травах. Три чарки такого зелья валили с ног даже Фалка. Носком она задела кувшин, он повалился набок, и из горлышка потекла тягучая жидкость. Сторож пастбища вовсю храпел, раскинувшись на спине.

Две уздечки, две седельные подушки, на которых ездят охотники и гонцы. Снять их с крюков и полок не составляло труда. С этим она и вышла, тихонько притворив дверь за собой.

Лошади спокойно стояли, пока она взнуздывала их и потуже затягивала подпруги. Но когда обе они были уже на конях, спутница переспросила ее еще раз.

– Куда же мы едем, Белый щит?

– В горы. – В основном планы Лоис заканчивались подробностями побега. И теперь в броне, посреди поля она почти не представляла, что делать дальше. Оказаться на воле, вне стен Верлена было настолько трудно и невероятно сложно для нее, что на это она потратила почти всю свою умственную энергию, так что на размышления о том, что будет дальше, когда она достигнет гор, ее уже попросту не хватило.

– Значит, с Эсткарпом опять война? – Она и не думала о том, чтобы направить свой путь туда, в ничейные земли, беспокойной и беззаконной полоской отделявшие южную границу Эсткарпа от Верлена. Но если ей сопутствует одна из тамошних ведьм, быть может, этот путь окажется наилучшим.

– Да, с Эсткарпом война, Белый шит. А не подумывала ли госпожа герцогиня о Карее? Не посмотреть ли тайком на вашу страну, на ту судьбу, которой вы пренебрегали.

Лоис, вздрогнув, едва не послала конька коленями в рысь, небезопасную на каменистой тропе.

– О Карсе? – недоуменно переспросила она.

В этом что-то было. Да, быть женой Ивьена и герцогиней она не собиралась. Но Каре был центром южных земель, там она могла найти и родственников, если вдруг ей понадобится помощь. К тому же в таком большом городе Белый щит с деньгами в кармане может и затеряться. И если Фалк все-таки станет разыскивать ее, едва ли он заподозрит, что она в Карее.

– Эсткарп может пока подождать, – сказала ее спутница. – Страна обеспокоена. И я должна знать об этом подробнее, как и о тех, кто мутит воду. Начнем с Карса.

Ведьма подчинила ее себе, Лоис понимала это, но в душе ее не было возмущения. Наоборот, она словно долго распутывала какой-то клубок и вот нашла конец веревочки той, что приведет ее туда, где она всегда мечтала быть, если только осмелится последовать ей.

– Едем в Каре, – произнесла она спокойно.

III
КАРСТЕНСКИЕ СОБЫТИЯ

1. Пещера Волта

Пятеро мужчин лежали на сбитом волнами песке в крошечной круглой бухте. Один из них был мертв, во лбу его зияла рваная рана. День был жарким и солнце жгло полуобнаженные тела. Пахло морем, гниющими водорослями, южным морем, подумал Саймон.

Он кашлянул и приподнялся на локте. Все тело было сплошным синяком, его тошнило. Он медленно отполз в сторону и его капитально вырвало, хотя извергаться из измученного желудка уже было нечему. Спазмы привели его в сознание и, справившись с ними, он сел.

Теперь он мог вспомнить лишь какие-то обрывки недавнего прошлого. Бегство из Сулкарфорта было только началом кошмара. Когда Магнис Осберик разрушил сердце порта, энергоустановку, питавшую его теплом и энергией, не только город взлетел на воздух, но и разразившийся сразу же шторм забушевал с удвоенной силой. И эта буря разбросала остатки гвардейцев, что доверились морю и лодкам.

Три суденышка вышли из порта и потеряли друг друга из виду сразу же, как только исчезли руины взорванной гавани. А потом был сущий кошмар: лодку вертело, крутило, бросало и наконец разбило о зубы прибрежного рифа, но как можно было представить все это в часах и минутах, у него не было ни малейшего представления.

Саймон потер лицо ладонями. Пропитанные солью ресницы слиплись так, что глаза было трудно открыть. Четверо уцелело, – заметив разбитую голову, он поправился, – трое и один мертвый. С одной стороны было море, в котором спокойно полоскались обрывки выброшенных к берегу водорослей. С другой стороны был утес; правда, уцепиться было за что, но у него не было ни малейшего желания лезть вверх, даже шевелиться. Хорошо было просто сидеть и ощущать, как лучи солнца выгоняют из тела холод воды и бури.

– Са-а-а…

Один из лежащих пошевелился. Длинная рука повела по песку, сгребая водоросли. Человек кашлянул, икнул, поднял голову и поглядел вокруг мутным взором. А потом капитан Эсткарпа заметил Саймона и просто глядел на него какое-то время, прежде чем рот Кориса шевельнулся в подобии улыбки.

Сгорбясь под бременем тяжеленных плеч и рук, Корис прополз на карачках на ровное место поближе к Саймону и открыл рот:

– В Горме говорили, – произнес он скрипучим голосом, едва ли не стоном, – что рожденный для плахи, не тонет. И вся жизнь моя сулит мне смерть от топора… Значит, старики были правы.

Он с трудом подобрался к ближайшему из простершихся на песке и перекатил на спину бессильное тело, открыв бледно-серое выдубленное непогодой лицо. Грудная клетка гвардейца мерно вздымалась и опадала, видимых повреждений не было.

– Дживин, – позвал его по имени Корис. – Непревзойденный наездник. – Последние слова он произнес таким задумчивым тоном, что Саймон вдруг расхохотался, но чтобы унять сразу же запротестовавший желудок, ему пришлось прижать к животу ладони.

– Конечно, – выпалил он между приступами истерического веселья, – куда нам сейчас без него!

Но Корис уже перешел к следующему телу:

– Танстон.

Саймону было приятно услышать это имя. За короткое время службы в Эсткарпе он успел подружиться с этим лейтенантом. С трудом подчинив себе свое тело, он помог Корису вытащить обоих сотоварищей из прибрежного мусора. А потом, уцепившись за скалу, сумел встать на ноги.

– Воды… – Благодушие, в котором он только что пребывал, оставило его. Саймону вдруг так захотелось пить, словно все его тело было одной пересохшей глоткой, хотелось и пить и смыть разъедавшую кожу соль.

Волоча ноги, Корис подошел к скале. Из котловины, куда они попали, идти было некуда. Оставалось или лезть вверх на обступившее песчаное побережье скалы, или пытаться по воде обогнуть боковые утесы. Но все тело Саймона, до последней клетки, сопротивлялось мысли о каком бы то ни было плаванье, немыслимо было даже зайти в воду, каким-то чудом не поглотившую их.

– Взобраться будет нетрудно, – слегка хмурясь, сказал Корис. – Смотри, похоже, когда-то здесь были выбиты ступеньки для ног и опоры для рук. Он встал на цыпочки, прижался к скале, вытянул вверх длинные руки, отыскивая пальцами небольшие углубления. Мускулы на его руках и спине вздулись буграми. Он поднял ногу, вставил носок в углубление и полез дальше.

Окинув взглядом на прощание берег, и двоих людей, что были теперь далеко от воды, Саймон последовал за ним. Капитан был прав, руки и ноги легко находили опору, ступеньки или просто неровность, привели их обоих на карниз футах в десяти над уровнем моря.

В искусственном происхождении карниза сомневаться не приходилось – время еще не изгладило следы, оставленные инструментами. Он круто вздымался вверх, к макушке скалы. Довольно сложная дорога для человека, у которого кружится голова и дрожат ноги, но все-таки они не могли даже надеяться отыскать такой путь к вершине.

Корис проговорил:

– Один сумеешь добраться? Я хочу поднять остальных.

Саймон невольно кивнул, но оказалось, что согласие лучше было бы выразить иным путем. Прижавшись к скале, он подождал, пока мир вокруг него перестанет кружиться. А потом стиснул зубы и полез вверх. Большую часть пути пришлось проделать на локтях и коленях, наконец он вполз под скальный карниз. Потирая ссадины на руках, он заглянул в оказавшуюся перед ним небольшую дыру, явно ведущую в пещеру. Дальше пути не было, и оставалось только надеяться, что у пещеры найдется и другой выход.

– Саймон! – послышался снизу тревожный голос.

Он заставил себя подползти к краю обрыва и высунуть голову.

Корис стоял, круто запрокинув голову, чтобы заглянуть повыше. Танстон уже был на ногах и поддерживал Дживина. Саймон слабо помахал, и они двинулись к стенке, первым полез Дживин.

Саймон буквально разлегся на уступе. Лезть в пещеру в одиночку у него не было ни малейшего желания. И воля, и силы словно бы оставили его. Лишь когда Корис наконец добрался до верха и стал оглядываться, помогая Дживину, Саймону все же пришлось потесниться.

– Здесь что-то не так, – заявил капитан, – я заметил тебя, – лишь когда ты махнул рукой. Это, конечно, вход, его прятали и с большим искусством.

– Значит, дело стоило того, – Саймон махнул рукой в сторону, пещеры. – Зачем нам любая сокровищница, если в ней не окажется воды?

– Воды! – слабым голосом отозвался Дживин. – Где вода, капитан? – спросил он у Кориса.

– Надо идти, друг. Впереди еще долгий путь.

Они сразу же поняли, что внутрь пещеры можно пролезть лишь выбранным Саймоном способом: на локтях и коленях, и Корис еле-еле втиснулся в узкую горловину, расцарапав плечи и руки.

Они попали в какой-то коридор, такой узкий, что света в нем не было вовсе и они еле ползли вперед, держась руками о стенки. Саймон, что полз первым, искал путь на ощупь.

– Тупик! – вырвалось у него, когда протянутые вперед руки коснулись каменной стены. Впрочем, он поторопился: справа забрезжил слабый свет и стало понятным, что коридор под прямым углом поворачивает направо.

Здесь можно было уже различить камни, и они ускорили шаг. В конце коридора их ожидало разочарование. Свет не стал ярче, и хотя они вышли куда-то, их ожидали сумерки, а не солнце.

Источник этого света сразу привлек внимание Саймона, заставив позабыть о собственных ранах и болячках. Вдоль стены по прямой тянулся ряд круглых окошек, похожих на иллюминаторы корабля. Трудно было понять, почему они не заметили их с берега, ведь теперь они снова были над тем местом, куда их выбросили волны. В лучах света в окнах клубились пылинки.

Впрочем, света хватало, чтобы разглядеть единственного обитателя этой каменной палаты. Он устроился в каменном кресле, вырубленном из того же камня, что и его подножие, уложив руки на широкие подлокотники. Голова его, словно в глубоком сне, упала на грудь.

И только когда дыхание Дживина рядом вдруг стало похожим на сдержанный всхлип, Саймон наконец догадался, что они стоят в усыпальнице. Пыльная тишина заколоченного гвоздями гроба охватила их.

Потрясенный и растерявшийся от слабости, Саймон подошел к двум плитам, на которых стояло кресло, и нахально уставился на сидевшего. Пыль густым слоем покрывала и усопшего и его трон. И все же Трегарту стало ясно, что к расе Эсткарпа или Горма усопший вождь, священник, король или кто угодно не принадлежал.

Пергаментная темная кожа была гладкой на вид, словно искусный бальзамировщик разгладил ее. Склоненное лицо выдавало великую мощь и мужество, самой заметной чертой в лице был выступающий крючковатый нос. Небольшой острый подбородок, закрытые, глубокопосаженные глаза. Казалось, этот гуманоид происходил от птиц.

Покрытая толстым слоем пыли одежда тоже была сделана из похожего на перья материала, что еще усиливало иллюзию. Стройную талию перетягивал пояс, а на подлокотниках лежал топор, столь невероятной длины и размера, что Саймон даже засомневался, под силу ли было усопшему справиться с ним.

Волосы на его голове росли вверх, и усеянное драгоценными камнями кольцо стягивало их в какое-то подобие плюмажа. На когтистых пальцах, покоившихся на рукояти топора, и на ней самой поблескивали кольца. И это кресло, и его обитатель, и топор были настолько чужды человеку, что Саймон побоялся ступить на подножие трона.

– Волт! – почти взвизгнул Дживин. Последующих слов его Саймон не понял – тот забубнил что-то под нос, должно быть, молитву.

– Подумать только, и эта легенда истинна! – Корис подошел и стал рядом с Трегартом. Глаза его блестели, как в ту ночь, когда они с боем уходили из Сулкарфорта.

– Волт? Истина? Кто это? – отозвался Саймон, и выходец с Горма нетерпеливо ответил.

– Волт с Топором, Волт-Громовержец, Волт – пугало для непослушных детишек! Эсткарп стар, мы знаем о днях, когда люди еще не записывали своих деяний, даже не складывали о них легенд. Но Волт старше Эсткарпа! Волт из тех, что были людьми до людей, когда человек еще не был человеком. Они исчезли, когда люди еще учились отбиваться от диких зверей камнями и палками. Только Волт оставался жить и познакомился с первыми людьми, а они с ним… И с его топором! В своем великом одиночестве Волт пожалел человека, и расчистил ему топором путь к власти и знаниям, а потом, как и все, он покинул здешний мир.

– В одних местах Волта вспоминают с благодарностью, но и с опаской, потому что люди не знают, кто он. В других – его ненавидят великой ненавистью, потому что по мудрости своей Волт противился их безрассудству. Так и вспоминаем мы Волта – проклятиями и молитвами, он для нас – и бог и демон. А теперь мы вчетвером видим его, значит, он жил и хоть в этом был схож с нами. Хотя по природе своей ему было под силу больше, чем людям.

– Хей, Волт, – Корис приветственно поднял длинную руку. – Я, Корис, капитан Эсткарпа и его гвардии приветствую тебя. Знай, мир не слишком-то изменился с того дня, как ты оставил его. Мы все ссоримся и воюем, покой и мир недолго гостят у нас, а теперь вот ночь может выйти из Колдера. Море лишило меня оружия, поэтому я прошу твоей помощи, и если по воле твоей суждено нам выступить против Колдера, да взлетит твой топор над головами врагов.

Ступив на первый камень, он уверенно протянул вперед руку. Дживин охнул, свистящее дыхание Танстона еле доносилось до Саймона. Но Корис с улыбкой сомкнул пальцы на рукояти топора и осторожно потянул оружие к себе. Сидевший выглядел настолько живым, что Саймону казалось – вот-вот когтистая рука сомкнётся на древке и сидящий гигант вырвет у Кориса свое оружие. Но топор с легкостью очутился в руках Кориса, словно бы Волт не только не возражал, но и хотел передать свое оружие капитану.

Саймон думал, что в руках Кориса рукоятка рассыплется в прах, но тот, взметнув его вверх, обрушил оружие книзу, остановив удар лишь в паре дюймов от камня. Топор в его руках словно ожил: прекрасное и мощное оружие.

– Жизнью благодарен тебе, Волт, – крикнул он. – Им я прорублю путь к победе, никогда не приходилось мне даже держать подобное оружие. Я – Корис, неудачливый властитель Гормский, Корис-урод, Корис-нескладеха. Но если будет на то твоя воля, Волт, стану Корисом-завоевателем и имя твое вновь прославится в этих землях!

Быть может, голос его сотряс воздух в пещере, другого рационального объяснения случившемуся Саймон не видел. Сидящая фигура вдруг качнула головой: раз, другой, словно соглашаясь на просьбу Кориса. А потом тело это, только что казавшееся таким прочным, словно обрушилось внутрь. Дживин закрыл руками лицо, Саймон подавил возглас, готовый сорваться с губ. Волт…, если это действительно был Волт… исчез. В кресле осталась кучка праха, в руках Кориса был топор. Невозмутимый Танстон первым нарушил молчание, обратись к командиру.

– Его стража окончена, капитан. Теперь твоя пора. Ты здорово придумал попросить у него оружие. Думаю, это принесет нам удачу.

Опытной рукой Корис вновь замахнулся топором. Саймон отвернулся от пустого кресла. Явившись в этот мир, он видел колдовство ведьм и принял его, как часть новой жизни… Придется принять как данное и исчезновение Волта. Но и обретение сказочного топора не могло дать им ни глотка воды, ни пищи, о чем он и сказал.

– Конечно, – согласился Танстон. – Если отсюда нет иного пути, придется опускаться обратно, на берег.

Но путь наружу все-таки нашелся. За громадным креслом оказалась арка, засыпанная землей и щебнем. Руками и пряжками поясов они принялись за рытье. Работа показалась бы нелегкой даже свежему человеку. И только ужас, который теперь стало вызывать у Саймона море, заставлял его продолжать работу. В конце концов они расчистили небольшой проход, но оказались перед дверью.

Когда-то ее сделали из прочного дерева. Но за века она не разрушилась, не сгнила, нет, – природная химия почвы обратила ее поверхность в нечто подобное твердому кремнию. Корис махнул им.

– А теперь, разойдись!

Топор Волта вновь взлетел вверх. Саймон едва не охнул от жалости, ожидая, что острое лезвие защербится от удара. Топор со звоном отскочил, и вновь ударил в дверь со всей силой, на которую были способны могучие плечи капитана.

Дверь треснула, одна часть ее наклонилась вперед. Корис отступил в сторону, и остальные трое занялись проломом. Теперь в лицо им ударил дневной свет, свежий бриз ворвался в затхлое подземелье.

Руками они разломали остатки двери и сквозь заросли сухого кустарника и ползучих растений выбрались на склон, где пятнами уже ярко зеленела молодая трава и золотыми монетками поблескивали на ней маленькие желтые цветы. Они были на вершине холма, пологоспускавшегося к ручью. Не говоря ни слова, Саймон заковылял вниз, чтобы промочить, наконец, иссохшую глотку, смыть соль с изъеденной кожи.

Подняв от ручья голову и плечи, по которым стекали ручейки воды, он увидел, что Кориса нет среди них. Из пещеры Волта они вышли вместе, он был уверен в этом.

– А, Корис? – спросил он Танстона. Тот удовлетворенно вздыхал, вытирая лицо пучком мокрой травы, Дживин с закрытыми глазами лежал на спине.

– Он отправился сделать, что положено для того, кто остался на берегу, – далеким голосом ответил Танстон. – Командир не оставит своего гвардейца волнам и ветру, если в силах это сделать.

Саймон покраснел. Он-то совсем забыл про изувеченное тело на берегу. Пусть и по собственной воле вступил он в гвардию Эсткарпа, но своим среди гвардейцев себя еще не чувствовал. Эсткарп был слишком стар, а его люди… и ведьмы – слишком чужды ему. Петрониус сулил ему тогда совсем другое. Мир, куда стремится его сердце. Но он просто солдат, и попал в мир, где царит война. Их битвы оставались ему все еще непривычными, и он все еще чувствовал себя бездомным скитальцем.

Он вспомнил ее, ту, с которой бежал по болотистым равнинам, не зная еще, что она дева-ведьма, да и всего остального. Несколько раз тогда он почувствовал какую-то безмолвную симпатию между ними. Но и эти мгновенья были уже забыты.

Когда они вырвались из Сулкарфорта, она оказалась на другом суденышке. Быть может, их лодчонка оказалась удачливей. Он беспокойно шевельнулся, не желая признаться себе в собственном чувстве беспокойства, стараясь оставаться посторонним наблюдателем. Перекатившись на живот, он положил голову на согнутую руку и, повинуясь приказу собственной воли, мгновенно, как привык уже давно, уснул.

Проснулся он столь же быстро. Проспал он мало, солнце еще не сдвинулось по небосклону вниз. В воздухе пахло едой, под скалой горел костерок, и Танстон приглядывал за несколькими рыбками, насаженными на прямые прутья. Корис спал, подложив под голову топор, мальчишеское лицо его казалось теперь более усталым и осунувшимся, чем когда он бодрствовал. Дживин лежал у ручейка на животе, свесив голову. Оказалось, что он не только хороший наездник, но и умеет ловить рыбу руками.

Саймон подошел, и Танстон поднял бровь:

– Бери свою долю, – он показал на рыбу. – Не чистили, сойдет и так.

Саймон потянулся было за ближайшей к нему, но внезапная тревога во взгляде Танстона заставила его тоже поднять глаза. Широкими кругами парила над ними черная птица с уголком белых перьев на шее.

– Сокол! – выдохнул Танстон так, будто слово это означало нападение воинов Колдера.

2. Соколиное гнездо

Птица кружила над головой с присущей крылатым хищникам легкостью. Саймон успел уже заметить ярко-красные ремни или ленты, привязанные к ее ногам, и понял, что птица-то не дикая.

– Капитан! – Танстон, перегнувшись, потряс Кориса за плечо. Тот сел, по-людски потирая кулаками глаза.

– Капитан, сокольники близко!

Корис дернулся, вскочил, притенил глаза ладонью, пытаясь разглядеть медленно кружащую птицу. И четко просвистел какой-то сигнал. Медленное кружение завершилось движением, чудесным по точности и скорости: птица сорвалась в стремительный бросок. И уселась прямо на ручку топора Волта, торчавшую из травы на крошечной лужайке. Изогнутый клюв раскрылся, раздался отрывистый клекот.

Капитан склонился над птицей. Очень осторожно прикоснулся он к одной из полосок, в его руках ярко блеснула какая-то металлическая бляха. Он пригляделся к ней повнимательнее.

– Налин. Его птица. Должно быть, он в карауле. Лети, крылатый воин, – обратился Корис к тревожно переступавшей птице, – мы одной крови с твоим хозяином и между нами нет вражды.

– Жаль только, капитан, что птица не может передать такие слова этому Налину, – заметил Танстон. – Сокольники строго охраняют свои границы, а забредших к ним допрашивают только потом, если те уцелеют.

– Ты прав, бродяга!

Слова прозвучали откуда-то из-за спины. Гвардейцы как один обернулись, но перед ними были лишь трава и скалы. Неужели говорила птица? Дживин с сомнением рассматривал ее… Не доверяя магии ли, иллюзии, Саймон потянулся к единственному оставшемуся у него оружию – ножу за поясом.

Ни Корис, ни Танстон, впрочем, удивления не проявили. Они словно бы ожидали этого. Четко и медленно выговаривая слова, капитан произнес в воздух, словно обращаясь к невидимому слушателю.

– Я, Корис, капитан гвардии Эсткарпа, был выброшен бурей на побережье. Все остальные тоже из гвардии. Танстон – офицер Великого замка, Дживин и Саймон Трегарт, чужемирец, нанявшийся к нам на службу. Во имя Меча и Щита, Крови и Хлеба, прошу я у вас убежища, как принято между теми, кто не враждует, а вместе отражает общего врага.

Слабый отзвук этих слов угас. Птица вновь пронзительно вскрикнула и взлетела. Танстон сухо ухмыльнулся.

– Ну, теперь будем ждать либо стрелки в спину, либо проводника!

– И соперник будет невидимым? – спросил Саймон.

Корис пожал плечами:

– Каждому свои секреты. А у сокольников их хватает. И наше счастье, если они пошлют проводника. – Он принюхался. – Впрочем, пока судьба наша решается, можно перекусить.

Саймон обсасывал каждую косточку и попутно наблюдал за перерезанной ручьем поляной. Спутники его явно относились к своей участи философски. Откуда взялся голос, Саймон тоже не понимал. Но он уже научился оценивать ситуацию по поведению Кориса. Раз капитан спокойно ожидает, быть может, впереди не битва. Хотелось все-таки узнать что-нибудь о хозяевах этого места.

– А кто такие сокольники?

– Как и Волт, – Корис ласково погладил рукоять топора, – они легенда и история, только не столь древняя.

– Сперва это были наемники, из-за моря, со своих земель их выгнали варвары, и сюда они явились на кораблях сулкаров. Некоторое время они служили торговцам как матросы и воины. Они и сейчас, случается, нанимаются к ним, в особенности в молодости. Но большинство их не было расположено к морю – тоска по горам снедала их, ведь все они рождены в горных высях. И тогда пришли они к Хранительнице в город Эсткарп и предложили защищать южную границу, если дано им будет право поселиться в горах.

– И это было бы разумно! – вмешался Танстон. – Как жаль, что Хранительница не могла пойти на это.

– Почему же? – удивился Саймон.

Корис мрачно улыбнулся.

– Разве ты мало прожил в Эсткарпе, Саймон, и не знаешь, что такое матриархат? Нашу страну хранят не столько мечи мужей, сколько ладони жен. Сила дарована только женщинам.

У сокольников же странные обычаи, и они дороги им не менее, чем нравы Эсткарпа нашим ведьмам. Сокольники – боевой орден. В него входят только мужчины. Дважды в году отобранных молодых людей отпускают отсюда в женские деревни зачинать новое поколение, словно жеребцов в косяк кобыл. Но любовь, привязанность, равенство мужчины и женщины – сокольники этого не признают. И считают, что женщина пригодна только на то, чтобы рожать сыновей.

И для Эсткарпа они были просто дикарями, а их порочный образ жизни возмущал просвещенных дев, поэтому Хранительница возгласила, что, если с разрешения ведьм они поселятся в границах Эсткарпа, Сила будет оскорблена и покинет нас. И сказали сокольникам – нет воли Эсткарпа, чтобы вы охраняли границы. Но право проезда через страну со всеми припасами даровали и сказали, что, если найдут сокольники себе горы по вкусу за пределами Эсткарпа, – пусть селятся, ведьмы не будут желать им зла и не подымут на них меча. Так и прожили мы сотню лет или более.

– Значит, они нашли себе горы по вкусу?

– И трижды отстояли их, – подхватил Танстон, отвечая на вопрос Саймона, – от орд, которые герцоги Карстенские посылали на них. И выбранная ими земля помогает им.

– Ты сказал, что Эсткарп не предложил им дружбы, перебил его Саймон. – А что ты имел в виду, поминая клятву Мечом и Щитом, Кровью и Хлебом? Похоже, что какого-то понимания вы все же достигли.