Текст книги "Дитя мрака"

Автор книги: Андерс Рослунд

Соавторы: Бёрге Хелльстрём
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Свен Сундквист спешил вверх по лестнице, отделяющей Клара-Вестра-Чюркугатан от кладбища церкви Святой Клары. Освещение на задворках церкви скудное, но он разглядел трех молодых парней, которые спали на холодных каменных ступеньках, открыв рот и громко всхрапывая. Он мог бы перешагнуть через них, а они бы и не заметили.

– Эй! – Мыском ботинка Свен толкнул в бок ближайшего из них. – Здесь спать нельзя. Тем более сейчас. Слышишь? Замерзнешь насмерть.

Молодой, бездомный, наркоман. Парень проснулся, пробормотал что-то, не глядя на Свена, и отвернулся.

– Похоже, ты не понял. Просыпайся.

Свен Сундквист набрал пригоршню рыхлого снега, бросил в лицо спящему. Тот вздрогнул:

– Пошел ты!

Парень проснулся, скорчил рожу и хотел было снова отвернуться, но Свен вытащил полицейский жетон и поднес к злым глазам.

– Предлагаю разбудить твоих спящих коллег и перебраться в Городскую миссию на Хёгбергсгатан. Там о вас позаботятся.

– А что, в этой полицейской стране уже запрещено спать где хочется?

– Ступай. Не то заночуешь в участке. Я не допущу, чтобы ты здесь замерз насмерть.

Свен Сундквист дождался, когда все трое исчезнут из виду, и пошел дальше, к Святой Кларе. Церковный сторож, Джордж, вообще-то закончил работу, но по телефону обещал задержаться.

– Туда?

Свен зашагал к зданию так называемой Малой церкви, где Сильвия, сестра милосердия, днем раньше показывала ему папки с документами на несовершеннолетних, до которых никому нет дела.

– Ее там нет.

Церковный сторож мерз, несмотря на теплое пальто и меховую шапку, закрывающую щеки, он беспрерывно махал руками и притопывал в снегу.

– Если хочешь, пойдем со мной. Я покажу, где она обычно работает в это время.

Джордж двинулся наискось через церковный двор, Свен шел следом, по узкой тропинке к Клара-Вестра-Чюркугатан, потом по Кларабергсгатан до площади Сергельсторг и вверх по лестнице, ведущей на Мальмшилльнадсгатан. В темноте у входа в одно из учреждений стояли три женщины, Свен тотчас узнал ее – худенькую, маленькую пятидесятилетнюю женщину с горящими глазами.

– Здесь я тебя оставлю.

Джордж кивнул и исчез, растворился на улицах столицы, готовящейся встретить январскую ночь. Свен немного постоял, не желая мешать сестре милосердия, которая слушала двух явно закоченевших молодых женщин в тонких нейлоновых чулках. Короткие взгляды – и они умолкли, потому что сразу учуяли в нем переодетого в штатское полицейского, они презирали человека, который отпугивал их клиентов и затягивал ожидание последней дозы героина.

– Ты мешаешь мне работать.

Сильвия обняла обеих женщин, крикнула им вдогонку что-то непонятное Свену, а те направились к стоявшему неподалеку «вольво», где уже опускалось стекло.

– Я понимаю, ты взволнованна.

– Ты приходил ко мне вчера. Просил помощи. И получил ее.

Было холодно, но шея у нее покраснела не от мороза. Ее распирала злость, Свен чувствовал.

– Я не все тебе рассказал.

– Как… как может существовать организация, действующая такими… дьявольскими методами?

– Каждое полицейское расследование развивается поэтапно. Я не мог вчера выложить всю информацию.

– Они же люди! Они прячутся. Они отверженные, и им страшно. А вы их преследуете, напускаете на них половину всей стокгольмской полиции!

Свен Сундквист устыдился, ведь она видела в нем участника операции, которая у него самого вызывала огромные сомнения.

– Ты права.

– Грозите! Стреляете!

– Если хочешь знать… Сам я никогда бы не принял такого решения.

– Они всего лишь ищут тепла. Защиты от зимы и мороза. А вы их пугаете! Загоняете дальше. Дальше вглубь.

– Мне нужна твоя помощь.

– Эти люди… до них можно достучаться доверием, уважением. А не преследованием!

К ним приближалась женщина, лет двадцати, на взгляд Свена. Длинные волосы собраны в хвост, короткая юбка, высокие кожаные сапоги со стоптанными каблуками, черная сумка через плечо. Она шла по тротуару на другой стороне улицы и жеманно засмеялась, когда возле нее остановился «мерседес» с четырьмя молодыми мужчинами. Взгляд в сторону Сильвии и два четко произнесенных слова: номер машины; потом она села на заднее сиденье и захлопнула дверцу.

– Она всегда так делает. Если их много. Однажды ей здорово досталось, когда их было пятеро и они ее избили.

Свен записал номер машины на обороте одного из двух своих блокнотов.

– Я сама прошла через это. Они знают. Знают, что я понимаю. Эта девчонка… ей семнадцать лет.

– Несовершеннолетняя.

– Одна из многих. На этой неделе я говорила с двадцатью такими. Молоденькие девчонки. С самыми младшими труднее всего. Они не слушают. Им нужен героин, и они плевать хотели, как его получат.

Черный «мерседес» был уже далеко. Интересно, куда он направился.

– Мне снова нужна твоя помощь.

– После того, что сегодня случилось? Ты меня оскорбляешь.

Свен Сундквист понимал ее. На ее месте он бы тоже чувствовал себя оскорбленным. Он еще раз попросил прощения, объяснил, что им необходимо раскрыть убийство, а это возможно, только если они арестуют убийцу, который, по-видимому, до сих пор прячется внизу, в подземельях.

– Нет.

– Если я…

– Доверие. Речь идет о доверии. У меня его нет.

Она пошла прочь. По Мальмшилльнадсгатан, на север. Свен немного постоял, потом зашагал следом, у него не было выбора. Откуда-то вынырнули две оборванные толстухи, окружили Сильвию. Тоненькая, маленькая сестра милосердия обняла обеих, погладила по круглым щекам. Пронзительные голоса гулко отдавались от бетонных стен, толстухи искали утешения, и Сильвия дарила его, велела им снова прийти завтра, тогда они свяжутся с Бюро по делам бездомных. Они опять обнялись, хрупкая фигурка исчезла между необъятными телесами.

– Ты права. Мы только напортили. Но теперь это не имеет значения, верно?

Свен подошел к ней, когда она опять осталась одна.

– Дело об убийстве женщины по-прежнему не закрыто.

Он будто приносит человека в жертву.

– Ножевые ранения, бессмысленная жестокость, сорок семь ударов.

Если б он сумел заставить сестру милосердия увидеть ту, что совсем недавно была жива.

– Ее лицо обглодали крысы. Ее убийца на свободе, разгуливает в туннелях под Фридхемсплан.

Сильвия снова пошла прочь, худая спина в широком пальто. Потом обернулась:

– Крысы?

– Бурые крысы. Они объели ей лицо.

Сильвия остановилась. Он сумел добиться своего. Она увидела.

– Женщина?

– Да.

– Кто?

Человек, который недавно жил.

– Сорок один год. Мать-одиночка. Работала в Государственной страховой кассе в Тюресё.

Сильвия слушала. Он должен назвать имя. Тогда ей будет труднее уйти от разговора.

– Педерсен. Ее звали Лиз Педерсен.

Свен изучал лицо сестры милосердия. Она отреагировала. Вздрогнула. Пыталась скрыть это, выглядеть невозмутимой, но имя Педерсен, Свен не сомневался, было ей знакомо.

– В туннелях, говоришь?

– Да.

Она помолчала, ветер стерег их разговор, было холодно. Два автомобиля медленно проехали мимо, блестящие, новые, искали женщин, которых можно купить. Сильвия вздохнула, будто сдалась:

– Я сама жила там. С тех пор прошло тринадцать лет. Все это время я не прикасалась к наркотикам. Теперь я замужем, но не могу дать мужу столько любви, сколько хотела бы. Не получается. Тринадцать лет! Понимаешь… тело помнит. Всё помнит. Каково это – не иметь пристанища. Продавать себя. Колоться, чтобы все выдержать.

Сильвия плотнее запахнула пальто, поправила вязаную шапочку, скрывавшую седые волосы.

– Я сделаю то, о чем ты просишь. Спущусь под Фридхемсплан. Попробую связаться с одним человеком, который там живет.

Свен Сундквист хотел обнять ее.

– Тебе нельзя идти туда одной.

– Я пойду одна.

– Мы знаем, там убийца.

– Одна. Только так. Вы пугаете и вредите. Вы ничего не стоите ни в их глазах, ни в моих. Если внизу узнают, что я привела с собой полицейского… я никогда больше не смогу туда спуститься.

Она доставала ему до груди. Он мог бы поднять ее одной рукой.

– Я не могу этого допустить.

– Там я более чем защищена.

И все-таки глаза, в них была сила.

– Слишком опасно.

– Там безопаснее, чем здесь, наверху.

Пахло пылью. Как всегда. Пылью и воспоминаниями.

Эверт Гренс стоял посреди большого архива полицейского управления, с папкой в руке. Скоро он пойдет домой, сегодня он одержит верх над квартирой, он сам распоряжается одиночеством. Ему хватило получаса в архиве, чтобы установить, что полиция расследовала смерть Яна Педерсена по всем правилам. Пожар в квартире, полгода назад. Человек погиб в огне, а началось все с горящей сигареты на постели. Гренс открыл папку, лежавшую рядом, на соседнем столе, записал на карточке, что берет дело домой, ведь кое-что можно заметить только со второго, третьего, четвертого прочтения.

Он огляделся. Он не любил архив. Сколько бед хранится тут в картонных папках на стеллажах. Выставлены рядами, год за годом. Расследования, истории жизней, вдребезги разбитых навсегда. Обычно он уходил отсюда кружным путем, был тут стеллаж, которого он избегал. Рядом с дверью в подвальный коридор. Толстая папка с делом, закрытым двадцать семь лет назад. Полицейская Анни Гренс, которую ударило по голове колесом патрульной машины. Там не было ни слова об инвалидном кресле и частном санатории, ни слова о том, как считаные секунды навсегда изменяют целую жизнь. Вот этого он и не любил – закрытые дела не объясняли, как жить дальше.

Гренс, как всегда, вышел из архива через заднюю дверь и по безмолвному коридору направился в гараж, к машине. Сел на переднее сиденье и с ключом в руке прикрыл глаза, но уже через секунду зазвонил мобильник. Херманссон. Едет в город из Викшё. Он слышал, как она старается скрыть усталость, слушал рассказ о румынской девочке, которая только что сидела во дворе на качелях, готовая уйти в свой внутренний мир. Усталость сменилась возбуждением, и через некоторое время он прервал ее, велел ехать домой, он не желал ни видеть ее, ни слышать, пока она не поспит хотя бы несколько часов.

Из гаража он выехал на Санкт-Эриксгатан, потом на Флеминггатан; проезжая Кунгсбру бросил взгляд на седьмой этаж, на прокуратуру. В окнах кабинета Огестама (он думал, что там его кабинет) горел свет, этот хмырь работал допоздна, ну и пусть вкалывает. Неподалеку от Васагатан комиссар увидел знакомый автомобиль, припаркованный с правой стороны. Шикарный джип, круче некуда. Проехал мимо, потом вдруг остановился и задним ходом вернулся обратно.

Вечер был один из самых холодных за много лет, но он не чувствовал мороза.

Громко напевая, Гренс подошел к джипу, расчистил лобовое стекло, заглянул внутрь.

Да, автомобиль тот самый.

Продолжая напевать, он ногой провел черту в снегу возле бампера и зашагал к перекрестку. Вернулся и снова зашагал к перекрестку, но уже не пел, вслух считал шаги.

Рассмеялся, потом направился к открытому магазинчику «7-Илевен» на другой стороне улицы. Молодой прыщавый продавец болтал по мобильнику. В конце концов Гренсу надоело ждать, и он объяснил, что пришел купить рулетку. Парень улыбнулся и показал на холодильники.

– Мы такое не продаем.

– Тогда я хотел бы взять на время.

– Возможно, в одном из ящиков и найдется рулетка, но я не выдаю их напрокат.

Эверту Гренсу вовсе не хотелось портить себе настроение, он предпочел бы спеть. А потому выложил на прилавок удостоверение:

– Полиция.

Свежий снег, как белый сахар. Гренс лег на землю у черты, которую провел на тротуаре. От переднего бампера вытянул рулетку на всю длину и провел новую черту.

Брюки основательно промокли от колен и ниже, когда он поднялся на ноги, вытянув рулетку пять раз.

Между джипом и перекрестком было ровно девять метров девяносто два сантиметра.

– Восемь сантиметров. – Он говорил вслух сам с собой и с мужчиной, который остановился, глядя на психа, елозящего по тротуару. – Как по-твоему? Не хватает восьми сантиметров. Прокурор должен бы заметить, а?

Мужчина пошел прочь, качая головой. Гренс направился к собственному автомобилю, открыл переднюю дверцу и принялся копаться в бардачке.

Нашел, в самой глубине. Раньше он ими никогда не пользовался. Сдул пыль, перелистал.

В каждой пачке пятьдесят штук. Он оторвал верхнюю, надел очки и с улыбкой заполнил бланк. Потом сунул пачку в бардачок – больше она ему не понадобится. Прошел к джипу, смахнул с лобового стекла нападавший снег и засунул штрафную квитанцию под дворник.

Гренс снова пел, когда шел к машине и включал мотор, еще несколько километров – и он дома.

*

Странное ощущение.

Эверт Гренс проснулся отдохнувшим. Дома, в большой пустой квартире. Ни тяжелых шагов соседа над головой, ни бессмысленно сигналящих автомобилей на Свеавеген, ни ночных бутербродов, ни дурно пахнущих пакетов с молоком, ни выскакиваний на обледенелый балкон, в холодную, темную ночь, ни мягких бархатных голосов ведущих безвкусного ночного радио, ни нелепого джаза. Он проспал всю ночь. Оделся, запер входную дверь и спустился по лестнице, пытаясь отогнать то, что казалось ему облегчением, но было неприятно и смахивало на слезы.

Они договорились встретиться у скамеек в северной части асфальтированного двора Фридхемской школы. Гренс взглянул на часы, расположенные высоко на фронтоне школы и словно бы надзиравшие за ним. Пять минут девятого. Свен запаздывал, а такое бывало нечасто.

Комиссар сел, стал ждать. Большой город спал долго, движение на Фридхемсплан пока что вялое, редкие автобусы без пассажиров в пустой час, когда последние гуляки уже разъехались по домам, а первые покупатели еще не собрались по магазинам. Гренс внезапно улыбнулся. Вместе с Анни он часто поступал наоборот, по выходным она заводила будильник, и они гуляли в рассветных сумерках по безлюдному Стокгольму, который принадлежал тогда им одним. Он достал мобильник, хотел позвонить в Софиахеммет, но раздумал. Анни требовалось все больше сна, поговорить можно и попозже.

– Опоздал немного. Трудно было объяснить Юнасу, почему я не встретил его вчера после тренировки и почему, черт побери, исчезаю сегодня ни свет ни заря.

– Вали все на Гренса.

– Я так и делаю. – Свен Сундквист счистил снег со скамейки и уселся напротив шефа. – Десять минут девятого. У нас еще двадцать минут.

Эверт Гренс открыл портфель, достал папку, которую вчера вечером взял в архиве. В своей постели, у окна, выходящего на Свеавеген, он просмотрел материалы расследования, закрытого шесть месяцев назад, когда квартиру Яна Педерсена уничтожил пожар.

– Что ты говоришь?

– Он мертв.

Гренс перелистал одно из приложений – криминалистический протокол дознания, содержавший черно-белые фотографии квартиры в западном Сёдермальме, где Ян Педерсен жил после развода.

Фото 10. На полу в квартире обнаружены останки мужчины.

Снимок почти сплошь черный. Сажа, пепел. Толком не разберешь, где кончается пол и начинается стена. Свен обвел пальцем овальный контур примерно посредине, обозначенный белым и имеющий мало что общего с жизнью.

Фото 17. ПОД и РЯДОМ с телом обнаружены детали и стальные пружины, видимо остатки кровати.

Тело опознано со стопроцентной достоверностью посредством стоматологической карты. Потерпевший задохнулся, когда огонь перекинулся на ковровое покрытие.

– Ты уверен, что это соответствует действительности?

– Я перечитал протокол несколько раз. К убийству Лиз Педерсен он отношения не имеет.

Свен положил отчет криминалиста в пластиковый файл и отдал папку Гренсу.

– Два с половиной года назад пропала дочь. Шесть месяцев назад умер отец. Двое суток назад мать нашли убитой. – Свен покачал головой. – Вся семья, Эверт. Исчезла.

Она была пунктуальна.

Ровно в половине девятого они увидели сестру милосердия, которая энергичной походкой шла к ним с другого конца школьного двора. Ее худенькая, легкая фигурка чуть ли не парила над асфальтом. Спутник ее ступал грузно, вразвалку, посреди двора он так резко остановился, что, казалось, с трудом устоял на ногах. Размахивая руками, он что-то отчаянно доказывал маленькой женщине. Дальше она пошла одна.

– Наш разговор.

– Да?

– Речь шла о встрече с тобой.

Свен Сундквист жестом показал на скамейку у нее за спиной:

– Мой начальник. Эверт Гренс.

Она не оглянулась.

– Облаву в туннелях устроили по его приказу?

– Да.

– Тогда пусть он уйдет.

Белый пасторский воротничок выглядывал из-под ее пальто. Своего рода удостоверение, доверие на расстоянии. Свен подумал, что этот воротничок выглядывает, пожалуй, не случайно, на самом деле она носит его как щит во мраке туннелей.

Крупный мужчина с длинной седой бородой, в шапке, похожей на детскую, так и стоял посреди двора, неотрывно глядя на скамейки. Сильвия кивнула в его сторону:

– Иначе разговора не будет.

Гренс поднялся с портфелем в руке, посмотрел на Свена:

– Я ухожу.

Бородатый мужчина в детской шапке сверлил его взглядом, даже шею вперед вытянул, нарочно, но не двигался с места, пока комиссар не скрылся за большим зданием. Сильвия опять кивнула, и он вразвалку подошел.

– Свен Сундквист. А это Миллер.

Сильвия взяла мужчину за руку и не отпускала, пока оба не устроились на скамейке, где только что сидел Свен. Бездомный, изгой. Свен смотрел на его руки, грязные, с заметными следами крысиных укусов, на лицо, покрытое сажей.

– У тебя пятнадцать минут. Я делаю это ради нее.

Говорил он четко, явно не под кайфом. Вроде бы диалект Западной Швеции. Свен Сундквист наклонился вперед, руки на коленях, хотел быть поближе, преодолеть дистанцию.

– Внизу живешь?

Мужчина по имени Миллер громко застонал, во взгляде та же злость, с какой он глядел в спину Эверта. Сильвия положила руку ему на плечо.

– Если он скажет «да», ты можешь арестовать его за незаконное проникновение, так? Но ведь у тебя другая цель?

Свен Сундквист повернулся к Миллеру:

– Не волнуйся. Незаконные проникновения теперь вообще не подлежат расследованию.

Уличный шум усиливался, автобусов стало больше, легковушки все чаще резко тормозили. Наступал морозный, но красивый зимний день, солнце уже пробивалось сквозь легкую дымку.

– Вчера ты упомянул Лиз Педерсен. – Сильвия смотрела на Свена. – Сказал, что она мертва. И я поняла, что выбора у меня нет, что придется связаться с Миллером. И я заметила, что моя реакция от тебя не укрылась. – Она повернулась к Миллеру, худенькая рука коснулась его грязной щеки. – Проблема в том, что я дала клятву молчать. Теперь я свободна от этого обязательства. И думаю, что смогу ответить на целый ряд твоих вопросов. Но начну не я.

Она не убирала руку со щеки Миллера, он искал слова, колебался, потом покачал головой:

– Мне начхать на незаконное проникновение. И на то, зажигал ли ты вчера костры. И на то, совершал ли ты какие-нибудь другие преступления… об этом тебе рассказывать незачем. Через тринадцать с половиной минут мы расстанемся. И всё. – Свен Сундквист демонстративно посмотрел на большие часы, показывая, что главное для него – соблюсти уговор.

Миллер беспокойно поправил шапку, задышал громче, быстрее.

– Дети… они не должны жить внизу. – Складки на шее, дряблые щеки, от возбуждения кровь бросилась в лицо. – Она там. Ребенок.

Свену хотелось придвинуться еще ближе, но он не пошевелился, изо всех сил скрывая волнение.

– Я вижу ее там, иногда мы разговариваем, и, кажется… она мне доверяет.

Сундквист не вполне понимал, о чем, собственно, толкует этот человек, но боялся спугнуть его, спровоцировать.

– Там не так много людей, на которых можно положиться. Наверно, мне надо бы… больше двух лет, черт побери, я не мог иначе. – Миллер помолчал, тяжело дыша, и продолжил: – Я должен был кому-нибудь рассказать.

Гренс потянулся за стеклянным кофейником, почти пустым, налил еще чашку. По требованию Сильвии он ушел со школьного двора и теперь ждал в старом кафе на Санкт-Эриксгатан, где бывал время от времени, – красная плюшевая мебель, такие же драпировки, газета, кофе, люди, на которых можно поглазеть. Не так-то часто лишние люди считают лишним тебя самого. Он улыбнулся – надо же, получил афронт, бродяга выставил условия. Но ведь и психи вправе высказаться, коль скоро это помогает расследованию. Он отхлебнул черного кофе, закусывая плюшкой с корицей, большущей, на целый обед хватит. И как раз этот псих пришел из тех мест, где, по всей вероятности, прячется убийца. Гренс отставил пустую чашку. Он тотчас подумал об этом, когда позвонил Свен и предупредил об утренней встрече. Свидание с убийцей. Бородач, который пялился на него в школьном дворе, мог бы оказаться тем, кого они ищут. Но сейчас Эверт Гренс был совершенно уверен: бродяга, размахивавший руками, не убийца, за тридцать четыре года службы в полиции он понял, как те выглядят, как себя ведут. Жуя плюшку, он разглядывал трех подростков за столиком в глубине, заливавшихся истерическим смехом, потом перевел взгляд на соседний диванчик, где подростки постарше раз-говариали на повышенных тонах; вот так выглядят нынешние кафе – кругом сопляки, которые потягивают липовый кофе с итальянскими названиями, на вкус просто-напросто взбитое горячее молоко. Во внутреннем кармане пищал телефон, но Гренс будто и не слышал, пищали все телефоны вокруг, посетители слали друг другу сообщения и тратили куда больше времени на включение телефонов, чем на сами разговоры. Новый писк – он вздрогнул, сообразив, что пищит его собственный телефон. Долго с досадой ощупывал махонькие кнопки и уже был готов просить помощи у кого-нибудь из юнцов, но в конце концов сумел открыть входящее сообщение.

Прочитав его, Гренс встал, завернул остатки плюшки в салфетку и поспешил в полицейское управление.

Свен Сундквист еще раз взглянул на большие белые часы Фридхемской школы. Осталось девять минут.

– Я должен был рассказать. Сообщить кому-нибудь еще.

Миллер хотел было встать, но рука сестры милосердия, лежавшая на плече, удержала его.

– Ты поступил правильно. – Сильвия долго смотрела на Миллера, потом на Свена. – Три недели назад. Рождество на Фридхемсплан. Мы приходим туда раз в неделю, с кофе и бутербродами, а когда холодно, то чаще. Бездомные знают, когда и где мы бываем. Одни берут кофе и исчезают, не говоря ни слова, для других компания важнее еды. – Она крепче сжала плечо Миллера. – Миллер… вот уже семь лет я угощаю тебя кофе и бутербродами. Но в тот раз ты никак не уходил, все говорил, говорил.

– Она там уже больше двух лет.

– Ты не выдавал ее.

– Мне не нравится, когда дети живут под землей.

Сильвия поправила белый пасторский воротничок, свой щит, ей предстояло говорить о том, о чем она говорить не хотела.

– Миллер рассказал мне о девочке, которую никто не искал. О совсем юной девочке. Ты видел мою папку, я обязана реагировать, а потому направила официальный запрос в социальное ведомство. По прошествии четырех дней мне даже не подтвердили получение запроса, и тогда я начала искать сама.

– Меня зовут Сильвия. Я сестра милосердия в церкви Святой Клары.

– Да?

– Я хочу спросить о твоей дочери.

– Я знала имя девочки, весьма необычное. И попросила одного из приходских священников поискать в базе данных переписи населения. В Стокгольмской губернии нашлось четырнадцать девочек подходящего возраста с таким именем.

– У тебя есть дочь по имени Янника. Верно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне удалось установить номера телефонов одиннадцати девочек.

– Ты знаешь, где она сейчас?

– Тебя это не касается.

– Лиз Педерсен была восьмой, кому я позвонила.

– Если ты не знаешь, то, возможно, знаю я.

Эверт Гренс вспотел, несмотря на мороз.

Получив эсэмэску, он покинул плюшевое кафе и быстро зашагал через Крунубергспарк, сердце нетерпеливо стучало в груди, когда он открыл дверь подъезда на Бергсгатан и по коридорам и лестницам поспешил на третий этаж.

В корзине возле факса лежал один-единственный документ.

Краска легла неровно, верхние строчки текста читались с трудом. Он водил пальцем по плотным строкам:

ДНК на стакане, щетке и нижнем белье обнаруживает близкое родство с ДНК № 660513 Лиз Педерсен.

Он ждал этого сообщения.

Накануне в пустой квартире Лиз Педерсен он упаковал в пластиковые пакеты трусики, стакан из-под зубных щеток и головную щетку и отправил в Линчёпинг, в Государственную экспертно-криминалистическую лабораторию.

Первые же выводы начальника лаборатории подтвердили, что все это принадлежало дочери убитой.

Таким образом, они выделили и ДНК Янники Педерсен.

Гренс шел по длинному коридору с заключением экспертизы в руке. В ярком свете люминесцентных ламп читать было трудно, он зашел в буфетную, зажег лампу под вытяжкой, положил документ между конфорками. Опустил палец чуть ниже, к результатам следующего анализа.

ДНК из слюны на трупе идентична ДНК на стакане, щетке и нижнем белье.

Он оказался прав.

Они встречались.

Она целовала свою мать.

Свен Сундквист обвел взглядом пустой школьный двор, ноги замерзли в глубоком снегу. Седобородый бродяга в детской шапке и сестра милосердия, тоненькая, с пасторским воротничком, с увядшим лицом, ждали на скамейке напротив.

Они просто вели расследование, касающееся мертвой женщины и ее пропавшей дочери, и сделали шаг вперед.

– Она там? – Свен поймал взгляд Миллера. – Она все еще там?

Грязная рука почесала грязный лоб. Он обернулся на школьные часы:

– Пятнадцать минут вышли.

Шум уличного движения заглушил вой ветра. Теперь это был единственный звук.

– А ты вроде нормальный мужик… Держал пасть на замке. Не лез куда не надо. – Миллер впервые улыбнулся, во всяком случае попробовал. – Можно маленько задержаться.

Свен Сундквист ждал.

Он знал, они заговорят. Они так решили. Почувствовали доверие.

И ему необходимо укрепить в них это чувство.

– На другой день после нашего телефонного разговора Лиз Педерсен пришла ко мне в церковь Святой Клары. – Сильвия встала со скамейки, расправила пальто и снова села. – Стояла рядом со мной, помогала приготовить сто двадцать бутербродов с сыром и ветчиной. Завязать контакт было непросто, как ты понимаешь… если человек смотрит в сторону, стыдится.

Он понимал. Десять лет он допрашивал людей. И знал, как стыд убивает доверие.

– Она пошла с нами. Был новогодний вечер, холодно, примерно как сегодня. Но когда пришли на Фридхемсплан, его не было. – Сильвия взяла Миллера за руку. – Я ее предупреждала, с ними никогда точно не знаешь… но, когда мы собрались уходить, он появился.

– Привет.

– Привет.

– Меня зовут Лиз Педерсен. Я мать Янники.

– Они немного поговорили друг с другом, пока мы собирались.

– Я бы хотела пойти с тобой.

– Нет.

– Вниз. К ней.

– Миллер взял свой кофе и бутерброды, зашагал прочь. Она пошла за ним. Плакала, по-моему, даже стукнула его.

– Нельзя.

– Я ее мать!

– Слишком опасно.

Миллер стиснул руку Сильвии, забеспокоился, Свен чувствовал, что разговор может оборваться в любую минуту.

– Она кое-что написала. – Миллер ерзал на скамейке, ему хотелось убраться отсюда. – Руки у нее тряслись, она плакала, а я не люблю, когда люди плачут. – Он встал. – Несколько минут писала. Потом сложила бумажку и отдала мне. – Он покачал головой. – Зря я рассказал тебе, Сильвия. Зря говорил с мамой Янники. Зря брал эту чертову записку. – Он неуверенно, нагнувшись вперед, пошел прочь. Свен не стал его догонять – требовать большего, идти следом бесполезно.

Внезапно Миллер остановился.

Замер как вкопанный, только ветер теребил его одежду.

Потом повернулся, пошел обратно.

– Там их много, – сказал он, не глядя на них. – Комната… с одиннадцатью женщинами разного возраста. – Его мучил стыд, ощущение, что он поступает неправильно, предает. – Многие из них… дети… ровесники Янники.