Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №4"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Виктор Положий,Янина Мартин,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Ну уж прямо так, – старик почувствовал смущение гостя, быстро поднялся с постели. – Что еще вы хотели бы знать?

Только теперь поручик показал на фотографию. До этого момента он делал вид, что не замечает ее. Снимок был нечетким, на нем было трудно различить женщину, которая подняла всех на ноги делом об электронных крысах. Рядом с женщиной на фотографии стоял молодой элегантный мужчина.

– А что, существует запрет на памятные семейные фотографии? Зачем вам понадобилось задавать этот вопрос, зачем причинять мне новую боль? Вы же видите, что у меня ничего нет, кроме небольшой лаборатории с некоторыми приспособлениями, которую я уже показывал, этой постели и фотографии.

С минуту оба молчали. Поручик был доволен, что старика так задел его вопрос о фотографии.

– Что ж, я расскажу вам, – тишину нарушил слегка дрожащий голос. – Иногда необходимо кому-то довериться, хотя бы и милиционеру. Я редко разговариваю с людьми. – Он сделал паузу и уже спокойнее произнес: – Я работал над созданием электронных устройств. Говорили, что я любил их больше жизни. Сначала я занимался счетными устройствами, потом начал работать над созданием думающих машин. Это компьютеры, которые могут, например, сочинять песни, быстро играть в шахматы, правильно ставить диагноз болезни. Я создал… впрочем, зачем объяснять? Все равно прошлого не вернуть. Теперь все это не имеет ровно никакого значения.

– Почему же, это интересно, – без энтузиазма сказал поручик.

Он ожидал более откровенных признаний. Интересно, как они могли бы выглядеть в сравнении с показаниями его бывшей жены. Чем больше фактов профессор приводит, тем больше похоже на то, что он пытается убежать от своей внутренней правды. Хочет сбить со следа?

– Вы не того ждете, поручик.

– Может быть.

– Что же, теперь все равно. Нам не обойтись без мелодрамы. Человек в своей жизни должен изредка становиться посмешищем для других людей. Прекрасное развлечение для его знакомых, иначе им бы пришлось умереть от скуки. Я взял на работу ассистентку. Она была не слишком талантлива, но из всех, кто заявил о своем желании работать со мной, представляла для меня наибольший интерес. Я сказал себе: у тебя есть почти все, теперь у тебя будет еще КТО-ТО. Когда ты поглощен карьерой, для друзей не остается места. Я нравился ей, наверное, поэтому она вышла за меня замуж. Впрочем, тогда я выглядел несколько иначе, чем сейчас. С первого дня женитьбы я не знал покоя.

– Ревность? – напрямик спросил поручик.

Вопрос не вызвал у профессора ожидаемой вспышки гнева. Глазура говорил о своей жене хоть и сдержанно, но подробно, иногда даже пытался шутить.

– Несколько раз я заставал ее с лаборантами. Мое присутствие ничуть не смущало Дороту. Чем больше я убеждался, что мы не подходим друг другу, тем сильнее мне хотелось удержать ее. Я стал заботился о развлечениях для нее, и мне это дорого обходилось; пришлось отказаться от многих своих увлечений. Вполне заурядная история. У меня в лаборатории работал один из тех, кого можно называть баловнями судьбы. Однажды он что-то украл, и я выручил его из трудного положения. Он был всем обязан мне. Вы можете увидеть его, – профессор показал на фотографию, – такие спортивные субъекты почему-то нравятся женщинам. А впрочем, может быть, в этом и нет противоречия. Они более практичны. Чтобы уберечь ее от других, я стал приглашать его к нам. Но вскоре понял свою ошибку.

– И тогда вы развелись?

– Нет. Не буду отрицать, что мне не всегда удавалось сдерживать себя В конце концов я махнул рукой, думая, что у нее это рано или поздно пройдет. Боже мой, иногда Дорота становилась мягче. Она сохранила немного благодарности или жалости ко мне Зато он вел себя вызывающе. Постоянно заговаривал о разводе, заставляя ее ради их любви оставить меня… И ничуть не стеснялся моего присутствия. Однажды я не сдержался и бросился на него. Смешно, правда? Он справился со мной, как с ребенком… Стоит ли мне рассказывать, что это была за жизнь! Я забросил свои исследования. Скоро стал посмешищем всего института. В результате мне пришлось уйти. О дальнейшей карьере не могло быть и речи. В то же время ему все больше везло. Разумеется, здесь не обошлось без ее влияния. Она всегда относилась к нему, как к мальчику, который нуждается в присмотре. Мне же оставалось только заботиться о своем материальном положении. В конце концов я пришел к мысли об игрушках. Точнее сказать, о крысах.

– Почему именно о крысах?

– Такой же вопрос мне задавали в фирме. Если бы я делал обезьян, вы бы спросили, почему я выбрал обезьян. Используя свою былую известность, я рассылал игрушки во многие мастерские. Они были слишком сложными, непригодными для практического применения и поэтому не пользовались спросом. Таким образом, как вы догадываетесь сами, поручик, можно только кое-как перебиваться.

– А эти игрушки, они…

– Ну, договаривайте же. Не могут ли они представлять опасность? Для кого, позвольте спросить? Не говорите, я знаю. Вас сюда прислала она. Она боится? А? Очень боится?

Глазура нервно заходил по комнате Несколько раз он останавливался перед фотографией. Наконец повернулся к поручику.

– Мне больше нечего сказать вам, кроме того, что прежде чем оставить мой дом, они еще долго жили в нем. Если вы сомневаетесь в моей искренности, вы можете проверить.

Поручик быстро попрощался и спустился вниз по лестнице. На улице он посмотрел на окна третьего этажа. В них едва заметно пробивался тусклый свет. Он был в затруднении– либо его втянули в обычный семейный скандал, либо профессор – маньяк, желающий отомстить таким изощренным способом и не обращающий внимания на последствия. Тем не менее профессор не производил впечатления сумасшедшего Может быть, за всем этим скрывается другая, более глубокая тайна? Он машинально пошел к киоску, чтобы купить вечернюю газету.

На первой странице ему сразу же бросился в глаза напечатанный красной краской заголовок:

«Новый побег игрушек из магазина».

Ян шел по широкой улице и наслаждался прекрасной погодой. Он пересек газон и по тропинке спустился к откосу, за которым катила воды Висла.

Ян вдохнул полной грудью. Как же долго он не позволял себе таких прогулок! Дорота превратила их совместную жизнь в тюрьму из-за этих чертовых крыс. Ян подчинялся ей, но где-то в глубине души жило и не давало покоя чувство вины перед старым профессором. Он вспомнил его худое острое лицо.

«Ты еще узнаешь, что я с вами сделаю». Ян не мог забыть эту фразу. Он знал, что профессор не бросает слов на ветер.

Невольно – скорее всего под влиянием Дороты – Ян чувствовал почти суеверный страх перед профессором. В любое другое время с недоверием относящийся к рассказам о сверхъестественных способностях электронных игрушек, сейчас он сам стал бояться этих искусственных зверьков.

– А, к черту крыс!

И в этот самый момент Ян вдруг увидел лоснящееся тело крысы. В нем снова ожили тревоги предыдущих дней, недобрые предчувствия и нелепые предостережения Дороты. И ужас перед профессором. Он повернулся и бросился бежать – не разбирая дороги, наугад, почти вслепую, натыкаясь на кусты и боясь обернуться. Вокруг не было ни души.

Он бежал все быстрее. Казалось, что крысе его уже не догнать. Она заметно отстала, очевидно, застряла где-то в траве. Ян остановился. Кровь горячими волнами стучала в висках. В эту минуту ему не хотелось больше ничего – только отдышаться и быстрее добраться до шоссе. От него до дома рукой подать.

Ян не сразу смог осознать новую опасность, когда выбежал на шоссе навстречу мчащемуся потоку машин. Взвизгнули тормоза, и с противоположной стороны шоссе до него донеслись раздраженные голоса:

– Куда ты лезешь!

– Ненормальный!

– Он с ума сошел!

– Держите его!

Отбежав немного, Ян обернулся. Крысы не было. Он остановился. На середине шоссе лежала раздавленная крыса. То, что должно было называться мордочкой, лежало рядом со сплющенной металлической оболочкой.

Ян снова ощутил прилив страха. Двумя прыжками он оказался в воротах, взбежал по лестнице, схватился за ручку двери, словно почувствовав, что она открыта, и резко распахнул ее.

Яркий электрический свет в прихожей. И Дорота. Отчаяние в ее глазах, потом буйная радость.

– Как ты мог, как ты мог!.. Я боялась, что мы уже никогда…

– Я тоже так думал, – ответил он, тяжело дыша.

Дорота освободилась из его объятий. Она бросилась запирать двери и проверять, закрыты ли окна и форточки.

– Ты видела? – спросил Ян. Он был уверен, что она все видела или почувствовала. Его всегда поражала ее необыкновенная интуиция.

– Да. Из окна. Я все время стояла около него. Я хотела помочь тебе, но не могла. – Ее голос задрожал. – Теперь ты понимаешь, что он хочет от нас и за кем охотится? – спросила она, понемногу успокаиваясь. Потом истерически выкрикнула: – Не подходи к двери, умоляю тебя. Ты все еще не понимаешь, чем тебе это грозит?

Она смотрела на Яна так, как будто через минуту он должен был исчезнуть. Ночью она ни на минуту не сомкнула глаз и поэтому выглядела хуже, чем обычно. Только теперь он понял, что с тех пор, как они поженились, она очень изменилась.

– Не могу же я все время сидеть дома, как в тюрьме. Я должен здесь умереть? Как мы в конце концов будем дальше жить? Не сходи с ума, Дорота.

– Неужели ты до сих пор еще ничего не понял? Я тебе не верю! Не верю, что тебе не страшно. Ты же сам говорил, что крысы неспроста разбегаются по городу. Нам уже не поможет никакая милиция и никакое расследование. Они ни в чем не смогут обвинить его. Нет, он дьявольски хитер и осторожен.

– Ты всерьез думаешь, что он хотел, чтобы они напали на нас? Чтобы эта крыса меня…

– Я уверена в этом. К счастью, до сих пор нам удавалось скрываться от него. Целый месяц он не имел ни малейшего представления о том, где мы находились. Наконец ему удалось узнать это. Я не знаю, каким образом. Может быть, он случайно увидел тебя или меня. Подумай, ведь нас от него отделяют всего две улицы.

Она прижалась к нему. Ян вдруг подумал, что это все в конце концов могло быть простой случайностью, обычным совпадением.

– Не слишком ли много значения ты придаешь этим игрушкам? – спросил он, принужденно улыбаясь. – Прежде всего Глазура должен был покушаться на тебя. Но ты приносила крыс, и с тобой ничего не случалось.

– Ты не должен выходить из дома. Кто знает, не поджидает ли тебя за дверью еще одна крыса. Я п> мню один из его опытов. Хорошо помню. Он вел себя очень странно. Нет-нет, – добавила она, увидев недоверие в глазах Яна. – Это было еще перед нашим знакомством. Он показал мне крысу, которую сконструировал для развлечения, и приказал ей: «Убей!» Крыса бросилась на большую тряпичную куклу – я не знаю, откуда она появилась у него, – и тогда он закричал: «Стоп!»

– Не может быть, чтобы он избрал именно такой способ.

– Он способен на все. Он не остановится перед опасностью.

– Сколько времени может жить, я хотел сказать, действовать, такой зверек? – спросил Ян.

– Грудзинский говорил мне, что около четырех дней. Потом нужно менять источник питания. Ты не должен никуда выходить эти четыре дня.

– Ты виделась с Грудзинским? – он подскочил к ней. – Ты смогла, ты осмелилась сходить к нему!..

– Кроме него, больше никто не разберется в этом деле. Я отдала ему одну крысу для исследования.

– Ты ему все рассказала? И что, Грудзинский согласился?

– Но ведь теперь он для меня совершенно чужой человек.

– Чужой? И этот чужой без колебаний согласился исследовать крысу по просьбе незнакомой женщины!

– Я должна была спасать тебя.

Ян попытался взять себя в руки. Он убеждал себя в нелепости своих подозрений. Что ж, он пересидит четыре дня дома.

– А что будет после четырех дней? Он наделает новых крыс.

Она устало опустилась на стул.

– Я думаю, я все время думаю об этом.

Наступал вечер. Внизу зажегся свет. Дорота ждала, пока Ян задвинет шторы. Она боялась включать свет. Ей казалось, что за ними постоянно кто-то следит. Наверняка профессору уже давно известно, где они живут. В любую минуту он может преодолеть несколько сот метров и подложить еще одну крысу. Подложить, как подкладывают бомбу.

– Если кто-то постучит в дверь, не открывай, помни, – продолжала свое Дорота.

Его раздражало то, что, ограничивая ему свободу действий, она сама продолжала пользоваться ею, ходить туда, куда никогда не должна ходить. Он освободился из ее объятий.

– Хорошо-хорошо, позволь хотя бы пройти в кабинет и немного поработать.

Кабинетом они называли его комнату с небольшим столом, за которым в течение нескольких лет он тщетно пытался написать свою работу.

– Тебе это необходимо? – Она не хотела отпускать его.

– Необходимо, – резко ответил он. – Я должен, черт побери! А тебе не мешало бы выспаться. Ты ужасно выглядишь.

Когда через два часа Ян, стараясь не шуметь, забрался на кровать, он заметил, что Дорота лежит с открытыми глазами.

До сих пор ничего необычного не произошло. На подозрениях истеричной Дороты нельзя было строить обвинение. Отправленная на всякий случай в Институт промышленных роботов крыса была тщательно исследована. Поручик Берда сам зашел за результатами.

Секретарша попросила его немного подождать. С письмом, дающим разрешение на получение результатов исследования, она вышла в коридор. Институт был большим и, казалось, весь состоял из бесчисленных коридоров. Шаги секретарши еще долго отдавались гулким эхом. Прошло больше десяти минут, прежде чем она появилась в сопровождении какого-то щуплого седого мужчины.

– Доцент Грудзинский все объяснит вам, поручик.

– Не только на словах. Мы сообщаем наше заключение в этом письме, – сказал доцент, пожимая поручику руку и передавая ему длинный конверт. – Язык заключения может показаться слишком профессиональным, но наши выводы, в сущности, сводятся к одному: эти крысы не представляют никакой опасности. Ими невозможно управлять на большом расстоянии. Впрочем, мы можем пройти в кабинет, и я расскажу вам об этом более обстоятельно.

Берде подумалось, что доцент Грудзинский как специалист по компьютерам не мог не знать профессора. Он тут же спросил об этом, прерывая профессиональные объяснения Грудзинского. Ему показалось, что Грудзинский смутился. С минуту поколебавшись, он ответил:

– Конечно. Я очень хорошо знал его. Впрочем, вам это, наверное, уже известно. А почему вы спрашиваете меня? Я не видел профессора уже два года.

– Вы знали, что электронные крысы – дело его рук?

– По правде говоря, впервые слышу об этом. Я думал, что наша промышленность, производящая игрушки, начинает играть в компьютеризацию, и даже хотел похвалить ее за это, тем более что в игрушках не кроется никакой опасности. Я хочу спросить вас как представителя закона, что именно заставило вас заинтересоваться ими?

В этот момент поручику Берде показалось, что доцент пытается ловкими вопросами увести разговор в сторону. А может быть, это впечатление рождает профессиональная подозрительность?

– Что вы можете сказать о профессоре? Вы ведь хорошо знали его и работали вместе с ним.

– Некоторое время он даже был моим руководителем. Профессор – крупный специалист. Эти крысы, хоть и сконструированы в скромных лабораторных условиях, являются воплощением замечательной идеи, реализованной к тому же необычно. Например, у них система памяти построена на жидких кристаллах. Возможность создания такой системы уже давно исследуется у нас, но пока еще только исследуется. Здесь же она впервые применена на практике. Подобная система, несмотря на сравнительно небольшой объем, который она занимает в головке зверька, обладает большой емкостью и способна мгновенно перестраиваться. Химикалии, говоря упрощенно, подобраны таким образом, что являются безупречным проводником электрических импульсов и одновременно могут способствовать перестройке. Благодаря этому крысы ведут себя, как настоящие живые существа, и реагируют на слова и команды примерно так же, как животные. В этой конструкции впечатляет также выраженная миниатюризация приемных и передающих устройств, основанная на соответствующем подборе жидких химикалий. Профессор не перестал творить, несмотря на то, что отошел от активной научной деятельности.

– Вы говорите о профессиональной стороне дела. А о человеческой? Каким человеком он был и каким стал сейчас?

– Мне трудно ответить, каким он стал сейчас, потому что, как я уже говорил, мы с ним не виделись два года. Каким был? За учеными давно закрепилась репутация людей, полностью отдающих себя науке и неспособных страстно увлечься чем-либо, кроме своей профессии. Такой взгляд на ученых неверен. Если бы вы получше присмотрелись к личной жизни людей науки, вы бы нашли те же интересы и увлечения, что и у представителей других профессиональных групп. Возможно, в нашей среде больше, чем где-либо, поддельной скромности, лицемерия, ложного стыда. Мы стараемся спрятать свои переживания подальше от чужих глаз. А возможно, острее чувствуем ответственность за свои поступки перед обществом, и это многое объясняет.

– А именно?

– Вы слишком настойчивы. Просто профессору пришлось пережить личную трагедию. Назовите ее мелодрамой, если вам угодно. Но тем не менее это так.

– Я хочу знать, – Берда старался поточнее сформулировать вопрос, видя, что собеседник уходит от прямых ответов, – я хочу знать, мог ли профессор пойти на преднамеренную жестокость? Из мести, например?

Грудзинский покачал головой.

– Я не думаю, что он был способен на такую примитивную месть.

– Значит, месть более изощренная?

– Я не говорил этого, – быстро отреагировал Грудзинский.

– А крысы?

– Эти крысы, на наш взгляд – ибо не только я один занимался их исследованием, – совершенно безвредны. Заложенная в них программа предусматривает выполнение самых простых функций, они просто подчиняются приказам, как обычный домашний пес. Я подчеркиваю – домашний.

Они стали прощаться. Поручик мог считать, что до конца выполнил свой долг. На руках у него было письмо, которое почти полностью исключало какую-либо угрозу для жизни тех, кто покупал этих крыс. Впрочем, подобным документом располагало и Центральное управление торговли, которое решилось на распространение экспериментальной партии.

Заключение, представленное управлению другим институтом, занимающимся компьютерами, совпадало с первым. Тем не менее крысы не пользовались особенным спросом в магазинах игрушек, а газеты, встревоженные побегами крыс, окончательно отбили желание у покупателей. Школьные преподаватели считали крыс крайне неудачными игрушками. Они не поддавались разборке. В конце ответа дирекции Центра торговли игрушками на запрос из милиции сообщалось, что управление уже в ближайшее время намерено ограничить закупку электронных игрушек у изготовителей или передать производство следующих партий какому-либо государственному предприятию.

На всякий случай в конце разговора Берда еще раз спросил:

– Вы с полной ответственностью утверждаете, что то, чем занимается профессор, не опасно?

– Если исходить из того, что мы знаем и что могли проверить… – начал Грудзинский, но тут вошла секретарша.

– Пан доцент, – сказал она, – извините, но пану поручику звонят из отделения.

Берда подошел к телефону.

– Только что, – сообщил дежурный офицер, – из районного отделения передали, что умер начальник отдела торговли управления игрушек. Возможно, он был убит в своем доме. На улице Широкой.

– Почему вы говорите мне это? – разозлился Берда.

– Потому что именно вы ведете дело об электронных крысах, а рядом с трупом была обнаружена крыса.

Да, в этот раз Берде пришлось столкнуться с неожиданными осложнениями. По словам Грудзинского, крысы были абсолютно безвредны. Именно это утверждал и профессор. Такого же мнения придерживались и другие специалисты. Трудно предположить, что они действовали сообща. Чем в таком случае», объяснить появление крысы возле человека, который умер на Широкой? И что было причиной его смерти?

В центре в это время был час «пик». Пробиться на машине к западной части города непросто. Наступали ранние, предзимние сумерки. Зажигались уличные фонари. Ему вдруг вспомнилось, что Дорота Скерска называла крыс «смертью с маленькими зубками». Смертью, о которой твердила она и в возможность которой он с самого начала отказывался верить.

Берда откинул простыню, которой было прикрыто тело.

Мужчина примерно тех же лет, что и профессор Глазура. Шея изуродована. Рядом с обезображенным трупом целая и невредимая крыса.

«Крысу снова придется отдать на экспертизу доценту Грудзинскому», – подумал Берда.

Но стоит ли снова возвращаться к Грудзинскому? Может быть, одна крыса отличается от другой? Может быть, игрушки и крысы, посылаемые для осуществления мстительных замыслов профессора, – это не одно и то же? Можно ли быть уверенным в том, что орудием убийства стала электронная крыса, спокойно ожидающая решения своей участи возле тела своей жертвы?

– Соберите мне как можно быстрее все данные о личности покойного, – приказал Берда.

Милиция не даром ела свой хлеб. Уже через час у поручика в руках был обстоятельный доклад. Недоставало только заключения судмедэксперта о причине смерти.

Начальника отдела торговли управления игрушек звали Игнацием Сивецким, ему был шестьдесят один год. Профессия – кибернетик. Пять лет назад он работал в Институте прикладной кибернетики вместе с Глазурой. Профессор уволил его с работы за какую-то мелкую провинность. Потом Сивецкий собрался за границу. По данным картотеки паспортного отдела, он выезжал в Италию к друзьям, у которых пробыл два года. Сначала ему продлевали паспорт и визу, потом, после подачи в польское дипломатическое представительство соответствующего прошения, он получил консульский паспорт.

Его знакомства в Италии не вызывали никаких подозрений. Вернувшись домой, он устроился на работу в управление торговли игрушками.

Поручик быстро пробежал глазами доклад. Он без труда ориентировался в важных для следствия обстоятельствах дела. На этот раз Берда не отметил для себя ничего интересного, хотя доклад готовили двое его коллег, которые считались хорошими профессионалами. Он решил вызвать профессора на улицу Широкую, будто бы для опознания умершего.

Берда приказал откинуть простыню таким образом, чтобы Глазура не мог сразу определить причину смерти.

Было похоже, что профессору была безразлична причина смерти, как, впрочем, и сама смерть Сивецкого.

– Да, это Игнаций Сивецкий. Я хорошо знал его, – сказал он спокойно и даже немного торжественно, как будто собирался вслед за этим произнести надгробную речь. И добавил: – Что ж, наступило и его время. Нас остается все меньше.

Когда Берда открыл шею Сивецкого и показал крысу, Глазура отпрянул.

– Что это значит? Откуда она взялась здесь?

– Именно это мы и хотели узнать у вас. Ведь вы продавали крыс управлению игрушек и должны были встречаться с Сивецким. Когда вы видели его в последний раз?

– Вчера, – сразу же ответил профессор, – да, еще вчера я с ним разговаривал.

– Здесь, в этой квартире? Вечером, перед самой смертью Сивецкого?

– Разумеется, нет, поручик. Не старайтесь, пожалуйста, приписать мне его смерть. Подобные подозрения не имеют ни смысла, ни оснований Да, я виделся с Игнацием, но не у него дома, а на работе. Это можно проверить.

– Хорошо, – сказал Берда, немного озадаченный уверенностью профессора. – Мы устроим вам очную ставку с сотрудниками отдела Сивецкого, которые не могли не видеть вас вчера. Но это совсем не исключает возможности вашего появления у Сивецкого вечером. Согласно предварительному заключению врачей, смерть Сивецкого наступила около двадцати трех часов. Что вы делали в это время?

– Я снова удостоился чести принимать у себя пана сержанта и снова по поводу пресловутого шума. Я хорошо помню, что это происходило после десяти – я как раз готовил одно приспособление для моей крысы. Наш разговор продолжался недолго. Сержант писал протокол примерно до половины двенадцатого. Этого достаточно?

– Не разыгрывайте комедию, пан профессор. А крыса? А раны на шее? Откройте, пожалуйста, еще раз, – обратился Берда к служащим.

Глазура смотрел с интересом. Да, сейчас он определенно был заинтересован.

– Вы все видели? Накройте! Что вы можете сказать по этому поводу?

Профессор долго молчал. Казалось, он размышляет над ответом.

– Что ж, мне кажется, я начинаю что-то понимать.

– Вы хотите сказать, что ваши крысы…

– Они наверняка безобидны. Разве что кто-то заинтересован в том, чтобы сделать их опасными. Мне кажется, что заключение ваших судмедэкспертов будет звучать не так категорично, как ваше обвинение.

– Вам больше нечего сказать?

– Проверьте, пожалуйста, мое алиби!

– Это ваша крыса, и алиби здесь ни при чем.

– Вовсе не моя, – запротестовал профессор, – и это чистая случайность, да, чистая случайность, что она оказалась здесь.

– Случайность? Вы смеетесь над нами, профессор?

– С моей точки зрения, это случайность.

– Мне придется задержать вас до того, как мы выясним ваше алиби и проверим крысу.

– Вы снова убедитесь в достоинствах моих игрушек. Я и вчера во время визита к Сивецкому доказывал ему их преимущества.

– Довольно шуток, профессор!

Профессор замолчал.

В отделении сотрудники из отдала Сивецкого подтвердили показания профессора. Администратор Рогожинский и дворничиха Лелюхова также засвидетельствовали, что профессор говорил правду.

Сержант Пэнк доложил, что готов сделать важное сообщение. В то время, как в одной комнате Глазура отвечал на вопросы, в другой Пэнк разгоряченно говорил.

– С того дня, когда я побывал у этого сумасшедшего профессора, я не выпускал его квартиру из поля зрения. Вчера, как мне сказал администратор Рогожинский, шум из квартиры послышался около десяти часов вечера. Это была обычная дрессировка крысы – прыгай, вперед, схвати его или что-то в этом роде. Меня вызвала дворничиха, я поднялся на этаж к профессору, постучал в дверь и вошел. Профессор был в каморке, которую он называет лабораторией, и возился с какой-то крысой; вскрывал ее или что-то в этом роде. Я даже вздрогнул, потому что эту крысу было почти не отличить от настоящей. На столике возле неубранной постели лежали распечатанные письма Он не оборачивался, потому что был занят и даже не хотел выслушивать наши замечания, и я украдкой, делая вид, что пишу протокол, прочитал их. Это была переписка с изготовителями каких-то важных деталей для электронных изделий. Они отвечали на его умоляющее письмо, что не могут выполнить заказ, потому что должны сначала удовлетворить потребности государственной промышленности, гораздо более важные, чем его игрушки. Судя по всему, они считали изготовление таких игрушек ненужным и бесперспективным делом В письме профессора, копия которого была приколота к их ответу, было написано, что он больше не имеет возможности делать свои игрушки из-за нехватки материалов. Когда я в последний раз был в квартире в момент его отсутствия…

– Как, вы проводили обыск без разрешения?

Пэнк смутился.

– Да. Мне давно следовало сознаться. Я готов понести наказание. Но, пан поручик, у него было только три крысы. Мне удалось установить это еще во время того нашего вечернего посещения. Это те же самые крысы. Во время осмотра мне пришло в голову пометить их. Вчера, когда я составлял протокол, я проверил это. Все три крысы, что остались у профессора, были с моими пометками

– Идите, я побеседую с вами позже! – произнес Берда.

Доклад Пэнка мог означать то, что профессор не посылал крысу к Сивецкому и не подбрасывал ее. Это становилось интересным. А может, он ловко подсунул письма Пэнку или кому-нибудь другому, кто должен был производить обыск? Это мог быть и тонкий расчет. Ежи Берда с минуту слушал, как из-за приоткрытой двери доносились резкие вопросы допрашивающего и ровные, лишенные выражения ответы профессора.

В конце концов Берда приказал отпустить Глазуру и извиниться перед ним.

На следующее утро поручик послал своего сотрудника в институт к доценту Грудзинскому. Доцент вообще не хотел говорить о крысах, он даже отказался взять для исследования ту, которую нашли в доме Сивецкого.

– В крысах нет ничего опасного, – наконец произнес он. – Газеты написали о преступлении совершеннейшую чушь. А может быть, вы думаете, что нашему институту больше нечем заниматься, кроме криминалистических исследований?

После обеда пришло заключение из отдела судебной медицины.

Прочитав, Берда сразу же позвонил доктору.

– Странное у вас заключение получилось, – сказал он. – Как понимать то, что вы не уверены?

– Тем не менее это так. – Доктор объяснил спокойно и деловито. – Вскрытие трупа было совершено на второй день примерно в двенадцать часов, между тем как смерть наступила около одиннадцати часов вечера предыдущего дня. Следовательно, мы не можем с полной уверенностью утверждать, что было причиной его смерти – инфаркт, вызванный, например, чрезмерным количеством алкоголя (а он в этот вечер выпил немало), или укус крысы. На теле крысы нами не обнаружено никаких следов, кроме крови покойного.

Берда решил еще раз посетить Грудзинского. Именно Грудзинский, как полагал поручик, сейчас единственный человек, к которому тянутся все нити. Раны могла нанести только крыса. Тогда утверждение профессора Глазуры о безобидности его крыс выглядит таким же ложным, как и заключение, подписанное Грудзинским. И Глазура, и Грудзинский были знакомы с Сивецким. Есть ли у доцента такое же твердое алиби, каким располагает старый профессор? И возможно ли управлять крысой на большом расстоянии?

Берда раздумывал над этими вопросами, когда вошел сержант Пэнк.

– Пан поручик, нас не оставляет в покое бывшая жена Глазуры. Она говорит, что жизнь ее мужа под угрозой. Она требует, умоляет об охране.

– Пошлите туда двух человек. Пусть посмотрят, что там происходит. Вы знакомы с обстоятельствами дела, сержант?

– Так точно, пан поручик.

– Ты опять куда-то собираешься? В такое время? Ты уже каждый день стала выходить по вечерам.

Ян нервничал. Он проводил эти поздние вечера за пятью замками, в квартире с занавешенными окнами, так что в комнаты не проникал даже луч света. Правда, у Яна были ключи, и он в любую минуту мог бросить все и убежать.

Всякий раз, когда она собиралась уходить, разражался скандал. Они упрекали друг друга в неосторожности и гадали о том, что будет через четыре или пять дней. Ян становился все беспокойнее. Все настойчивее страх боролся в его душе с нежеланием вести такую жизнь.

– Куда ты ходишь, где проводишь столько времени?

– Пойми: покупки, транспорт… Но мы расстаемся всего на два часа.

– Вчера ты вернулась через три.

– Мне нужно было еще кое-что уладить, – она пыталась быть искренней.

– Что?

– Это касается только нас с тобой. Но об этом говорить еще рано. Слишком рано. Поверь мне на слово и не заставляй рассказывать все.