Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №4"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Виктор Положий,Янина Мартин,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Значит, у тебя есть тайна, которую ты тщательно скрываешь от меня?

– Идет уже четвертый день. Еще день—другой – и все закончится. Я узнала, что ему больше не из чего делать новых крыс. Он может располагать только теми, что остались у него.

– Откуда ты это знаешь? – Я слышала.

– От кого? По всей видимости, это и есть твоя тайна?

Она прибегла к своему испытанному средству, стараясь опутать его кокетливыми ласками. В этот раз ей удалось добиться своей цели быстрее, чем обычно.

Чуть устало – он внимательно следил за ее сборами – она готовилась к выходу, с трудом отыскивала нужную вещь. Он не подал ей перчатку, которую она уронила на пол, не напомнил, где ее сумочка, пока Дорота сама не нашла ее. Она небрежно подкрасила губы, оставив на них помады гораздо больше обычного. Ян молча наблюдал за ней. Он с удивлением обнаружил, что может оставаться холодным. И хотя у него готов был вырваться вопрос «что с тобой?», он не задал его и даже не произнес обычного «куда ты собралась?».

Она поцеловала его перед выходом. В эту минуту Дорота думала о том, что может наступить минута, когда они больше не увидятся. Впрочем, эта мысль приходила ей каждый день по нескольку раз.

Когда она ушла, Ян с тяжелым вздохом достал вторые ключи, которые добровольно согласился не брать в руки. Он с минуту прислушивался, нет ли кого на лестнице.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, он отчетливо видел ее силуэт на остановке. Его интересовало, куда она поедет. Ян предполагал, кто ей мог помогать, в принципе, был даже уверен, что это Грудзинский. Он немного слышал о характере этого человека, знал и то, что тот по-настоящему любит Дороту.

Она села в автобус.

Почти сразу же за этим автобусом появился второй. «Что ж, мне везет», – подумал Ян, входя в салон. Автобусы ехали один за другим, и Ян мог легко наблюдать за Доротой.

Ян удивлялся, что продолжает ехать за ней. Его одновременно мучил страх и чувство вины перед Доротой. Ему трудно было упрекнуть ее в чем-либо, он старался убедить себя, что она пошла на все это ради него. В нем снова ожило глухое, застарелое чувство ревности к Грудзинскому. Когда он познакомился с Доротой, именно Грудзинский был его соперником, а не профессор.

«Боже мой, – подумал он. – Как все осложнилось. Такое ужасное убийство и эта крыса…»

Ян начинал все больше и больше волноваться, что, впрочем, не мешало ему сохранять предельную осторожность.

Она шла к Грудзинскому. Все было ясно: последний отрезок пути Дорота решила пройти пешком. Он видел, как она подходила к дому, как нажимала на кнопку звонка. Дверь открыла, как ему показалось, какая-то женщина.

Наступила темнота. В окнах соседних домов зажигался свет и опускались шторы. Сады дышали осенней влагой. Медленно сгущающийся туман окутывал улицы и растворял в себе деревья.

«Хорошо, – подумал он, – я подожду. Подожду, черт возьми!» Его душила ярость.

В тумане он мерил шагами улицу, вглядываясь в лица редких прохожих. Мысли перемешались, запутались. Чем больше он ждал, тем, казалось, больше успокаивался.

Несмотря на меры предосторожности, предпринятые Яном, Дорота почти сразу заметила его. Она остановилась и тихим, сдавленным голосом позвала:

– Янек!

Он обернулся, затем подошел к ней и схватил ее так, что у нее перехватило дыхание. Потом он отпустил ее.

– Что ты там делала? – спросил он уже спокойно. Почти равнодушно. Его холодность больше всего поразила Дороту.

– Я подговаривала Грудзинского, чтобы он убил его. Да, я подбивала его на убийство. Для нас это было бы выходом.

– И что? – спросил он тем же тоном.

Она не ответила. Они шли вместе сквозь туман, невдалеке уже. виднелся электрический свет. До остановки было метров двести. Она остановилась и сказала:

– Может быть, я навсегда уничтожу то, от чего схожу с ума. Но так не может больше продолжаться, не может! – Она с отчаянием смотрела на Яна.

Подошло такси. До дома они доехали в полном молчании.

Полковник Гроньский вызвал к себе Ежи Берду рано утром. Едва Берда появился на работе, сержант Пэнк отрапортовал ему и передал приказ шефа.

В кабинете у полковника было несколько человек. Обычное производственное совещание, как они привыкли называть такие встречи. Почти все присутствующие были знакомы друг с другом. Внимание Берды привлек незнакомый мужчина в штатском.

– Представляю вас заместителю мэра города, – сказал Гроньский – Поручик Берда принадлежит к числу самых опытных работников нашей криминальной службы.

Он повернулся к гостю.

– Я должен сказать несколько слов, чтобы объяснить ваше присутствие здесь. Дело с игрушками приняло неожиданный оборот. Газеты подняли шум вокруг убийства Сивецкого. До сих пор еще не установлены причины его смерти. Дошло до того, что властям пришлось приостановить продажу не только пресловутых крыс, но и всех механических и автоматических игрушек вообще. Люди не уверены в своей безопасности.

– Вот именно, – подхватил заместитель мэра. – К тому же бывшая жена профессора накаляет обстановку. Она наносит визиты должностным лицам, требуя ареста профессора и возбуждения против него уголовного дела. Эта обезумевшая ба… женщина, – поправился он, – способна на все. Поэтому нам хотелось бы, чтобы вы, поручик, энергичнее взялись за дело. Что вы думаете о профессоре? Я не был знаком с ним.

– По правде говоря, – медленно произнес Берда, тщательно обдумывая слова, – я еще не составил себе определенного мнения. Маловероятно, чтобы кто-то мог откровенно демонстрировать свою жажду мести так, как это приписывают профессору. Мы установили его бесспорное алиби.

Нет, профессор не убивал Сивецкого. Следовательно, мы можем предположить, что либо он невиновен, либо у него есть сообщники. Кто и с какой целью мог стать сообщником профессора? А может, у его бывшей жены и ее нового мужа или у него одного есть еще недоброжелатели? Вот вопросы, на которые мы постараемся как можно скорее найти ответы. Без них нам придется работать вслепую.

– Кто, по-вашему, – спросил полковник, – мог бы попытаться использовать сложившуюся ситуацию?

– У меня вызывает подозрение человек, которого несколько лет назад связывали какие-то отношения как с профессором, так и с Сивецким.

– Вы имеете в виду, пан поручик, доцента Грудзинского? – спросил заместитель мэра. – Я должен сказать, что доцент хорошо известен в научных кругах и административных органах. Мнение о нем единодушно: это честный и порядочный человек, который во имя интересов дела готов поступиться своими как в работе, так и вне ее. У нас была возможность убедиться в его самоотверженности и добросовестности во время аварии на заводе электротехнического оборудования. Грудзинский числится на заводе консультантом по научным исследованиям. Во время аварии он спасал людей, рискуя собственной жизнью.

– Мне непонятно, почему он так настойчиво твердит о том, что крысы безвредны. Ему следовало бы быть менее категоричным. Тем не менее он стоит на своем, как будто сам их делает. Кроме того, прошу не забывать, что в этом деле замешана женщина. Ищите женщину! Этому меня учили в школе криминалистики. И уже не раз оказывалось, что если в каком-нибудь запутанном деле не обошлось без женщины, именно она оказывалась причиной всех волнений. А ведь в нашем случае мы имеем дело с женщиной необычной. Интеллигентной, образованной, красивой. Это действительно редкое сочетание.

– Вы так думаете? – спросил полковник. И повернулся к заместителю мэра. – Предоставим ведение дела поручику Бер-де. Сидя за столом, мы все равно ничего не решим. Он лучше нас знает, что и как искать.

– Благодарю вас, поручик, – заместитель мэра улыбнулся и крепко пожал Берде руку. – Нам всем хочется, чтобы дело продвигалось быстрее, – добавил он.

– Посмотрим, – ответил Берда. – Посмотрим, что у нас получится. Сейчас я иду к Грудзинскому. Хочу увидеть его в домашней обстановке.

Доцент жил в районе, состоявшем из особняков. Это была та часть Кемпы, население которой не обязательно составляли зажиточные люди, а скорее те, кто когда-либо получил в наследство одноэтажный домик с просторным холлом и камином.

Берда не раз бывал в таких особняках. Однако на этот раз выяснилось, что доцент просто снимает две комнаты в большом, не без некоторой изысканности обставленном доме. В холле размещалась чья-то семейная портретная галерея. Расшитые золотом старинные кафтаны соседствовали с блестящими мундирами.

Доцент нисколько не удивился – по всей видимости, он ждал визита работников милиции.

– Однако вы действуете очень оперативно, – сказал он, стараясь справиться с волнением.

– Как вас понимать? – удивился Берда. – Вы хотите сказать, что вы меня вызывали?

– Да. Вызывал Несколько минут назад. Не понимаю…

– Это неважно, – остановил его поручик. – Что все-таки случилось? – спросил он.

Доцент Грудзинский прерывающимся голосом рассказал про свое необычное приключение. Он возвращался домой из института, когда уже стемнело.

– У меня нет машины. Я приехал сюда на автобусе. Последние триста метров я всегда иду пешком. Тот, кто за мной следил и хотел напасть на меня, вероятно, хорошо знал мою привычку.

Берда вспомнил, что улица, где жил Грудзинский, сужалась, протискиваясь между стенами двух особняков, стоящих на окраине. К тому же она очень слабо освещалась. Фонарные столбы находились на некотором удалении друг от друга, а из занавешенных окон едва пробивалось наружу слабое свечение.

– Я задумался и вдруг почувствовал, что кто-то осторожно крадется за мной, – продолжал Грудзинский. – Я невольно обернулся. Тогда тот отпрянул в сторону и попытался набросить мне на голову длинный шарф. Вот этот. Это мой шарф. Я не знаю, каким образом он мог попасть в чужие руки. Может быть, я оставил его в институте или потерял по дороге? Затем меня сбили с ног. Возможно, нападавших было двое. Я очень громко закричал.

– Мне все ясно, – почти весело сказал поручик Берда. – Через минуту вы обнаружили около себя крысу.

– Да, конечно. Но как вы догадались? Это очень неудачные шутки.

– А вы не связываете их с профессором?

– Я сомневаюсь, чтобы он…

– Пан доцент, расскажите, пожалуйста, что вы делали в тот день, когда скончался Сивецкий, ваш с профессором общий знакомый. Чем вы занимались в тот день вечером?

– Откровенно говоря, я этого не помню, да мне и не нужно. В течение уже многих лет я не имел ничего общего с Сивецким. Меня никогда ничего с ним не связывало. Меня интересует только мой случай, и я вас позвал сюда именно для этого. Потому что подобные шутки с нападением на меня…

– Шутки? – спросил поручик. – Это трудно назвать шуткой. Ведь наша экспертиза не исключает того, что Сивецкого покусала именно такая безвредная, по вашему мнению, крыса. Вы полностью уверены в результатах своего анализа?

– Я проводил его дважды.

– И все-таки, пан доцент, постарайтесь припомнить, что вы делали вечером в тот день, когда умер Сивецкий?

– Я не считаю возможным рассказывать подробности своей личной жизни. В тот день я был не один. Этого достаточно? Наверняка вы сейчас зададите вопрос, кто может подтвердить мои слова. Я не знаю, была ли в тот день хозяйка дома или нет. Мне также не известно, успела ли она разглядеть моего гостя через замочную скважину или через приоткрытую дверь.

Последние слова Грудзинский произнес особенно громко Разговор проходил в большом холле. Собеседники сидели в глубоких кожаных креслах, и со всех сторон их окружали двери, ведущие в комнаты. Хозяйка могла находиться за одной из них.

Поручик начал прощаться.

– Пан доцент, постарайтесь все-таки найти более надежное алиби. Это действительно важно. Сейчас сдержанность вам только повредит. Мне очень жаль, но я не могу иначе. Я должен знать, что вы делали в тот вечер. С кем вы встречались.

– Более надежное? – переспросил доцент. Его раздражение, казалось, улеглось, – Вы думаете, что мне необходимо рассказать об этом?

– Да, и о том, кто напал на вас. Ведь вам это известно!

Поручику пришло в голову, что если бы Грудзинский имел в виду профессора, он более открыто давал бы понять это. Какую игру ведет доцент? Какое место занимает во всем история с нападением? На него набросили его же собственный шарф, якобы утерянный им когда-то. Кто поверит в эту сказку?

– Видите ли, того, кто напал на меня, спугнули. Когда я поднялся с земли и сорвал со своего лица шарф, то увидел, что к соседнему дому подходит какая-то парочка. Я сразу же узнал их в лицо Она живет здесь, а он почти каждый день провожает ее Кто знает, может, они и заметили что-нибудь.

– А вы… вы их не спрашивали?

– Мне не хотелось больше выходить из дома в сумерки. А крыса… Крысы уже не было. Она почти сразу исчезла куда-то.

– Прошу вас завтра в двенадцать быть в отделении. Я должен поговорить с вами. Мне необходимо установить ваше алиби.

– До свидания.

«Странная история», – подумал поручик Берда, садясь в машину. Он решил, несмотря на позднее время, навестить бывшую жену профессора.

– Это настоящая крепость, – громко произнес поручик Ежи Берда, звоня в дверь квартиры Дороты Скерской. Прежде всего, его интересовал рассказ Дороты о Грудзинском Он был уверен в том, что совесть доцента не совсем чиста. Наверняка этот человек либо утаивал от него правду о той опасности, которую представляли крысы и которая открылась ему при исследовании игрушек, либо воспользовался для каких-то своих целей (каких, черт возьми?) паникой, возникшей вокруг загадочных зверьков

Репутация Грудзинского была далеко не так безупречна, как утверждал заместитель мэра города Рядом с мощным течением всегда можно обнаружить другой, более слабый поток, о котором известно немногим – а ими в данном случае могли быть соседи, самые близкие друзья и недоброжелатели. Доцента подозревали в романе с женой профессора. Их не раз видели вместе в кафе на окраине города и даже в небольшой гостинице в Казимеже во время поездок профессора по стране.

С момента появления в институте Яна эта связь и свидания доцента с Доротой неожиданно прекратились.

Скорее всего в тот момент профессор уже узнал о них. Однако прежде чем его гнев вырвался наружу, появился Ян. Начало тягостным ссорам и взаимным угрозам было положено.

Дальнейшее развитие отношений между профессором и Грудзинским было хорошим дополнением к их лорнетам. И хотя Ян уже занял место Грудзинского, старый ученый не отказался or намерения отомстить своему более молодому коллеге. Поговаривали, что именно он поставил крест на диссертации Грудзинского, публично высмеяв ее. Однако потом обстоятельства сложились в пользу Грудзинского. Эксперименты профессора с жидким центром электронной памяти, которые в присутствии поручика Берды так хвалил Грудзинский, не принесли желаемого результата. У профессора сначала деликатно отобрали лабораторию, передав ее Грудзинскому, а после несчастного случая, происшедшего с профессором в химической лаборатории, его вообще отстранили от дел.

Развод Дорота получила только через год. Профессор согласился на него во время одного из многочисленных судебных разбирательств. Однако и на этот раз дело завершилось скандалом в здании суда Именно в тот момент свидетели услышали от профессора угрозы. Тогда и начались побеги молодой пары. По слухам, Дороте пришлось воспользоваться деньгами своего бывшего мужа, и отнюдь не малыми, ибо он копил их на протяжении всей своей жизни. Многие свидетели утверждали, что профессор был всегда бедно одет и что одной из причин романов его жены было желание как-то разнообразить свою жизнь.

Берда допускал, что истина находится где-то посредине. Дорота должна была забрать какую-то сумму из тех денег, что накопил профессор, но при этом никто не мог поручиться, что она не отщипнула какую-то часть от сбережений старого холостяка Грудзинского.

Тем не менее поручику казалось маловероятным, чтобы деньги сыграли важную роль в этом конфликте и могли хоть в какой-то мере объяснить последние события. Он мало доверял тем свидетелям, которые утверждали, что профессор взялся за изготовление электронных игрушек из-за денег. Очевидно, какую-то роль во всем этом играли и искусственные зверьки, «смерть с маленькими зубками», как их называла Дорота Скерская.

Звонки и стук в дверь не дали результатов. Поручик стал нервничать.

– Милиция, – громко крикнул он, – откройте, милиция.

В ответ он услышал скрежет засова на входных дверях.

В дверном проеме стояла Дорота, вооруженная гуральской чупагой[2]2
  Чупага – трость-топор у жителей Татр.


[Закрыть] с острым, украшенный резьбой лезвием.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Берда.

Она пыталась подавить волнение. Ее большие глаза горели, делая ее еще более привлекательной, чем в те моменты, когда Дорога была в отчаянии или плакала. Она чем-то напоминала львицу, оберегающую своих малышей.

– Вы все еще боитесь? Где ваш муж?

– Вы не выполнили моей просьбы. Вы отказали мне в охране для Яна.

Поручик прошел в комнату и сел в кресло.

– Я принял решение установить здесь охрану.

– О боже, наконец-то! Если только эта охрана хоть чем-нибудь сможет нам помочь.

– Возьмите себя в руки! Я оставлю здесь своих людей Вам легко будет позвать их на помощь в случае необходимости.

– А случай с Сивецким? Его смерть ужасна… Эта крыса…

Поручик с неприятным чувством наблюдал за ее нарастающим возбуждением. Движения Дороты стали какими-то нескоординированными, а в глазах появился нетерпеливый огонек.

– Вы были у доцента Грудзинского в тот вечер? – неожиданно спросил Берда. – Вы послали его к Сивецкому. Когда он был у Сивецкого?

– Не знаю, – машинально ответила она, – Я не знаю, во сколько он там был.

Итак, она выдала Грудзинского.

– Он вышел вместе с вами?

– Да, мы вышли вместе. Я ждала его минут пятнадцать—двадцать у ворот. Он выбежал и рассказал мне все о крысе. Это ужасно. Вы видите, что может ожидать моего…

– Значит, это произошло именно так?

– То есть как? – только сейчас поняла она. – То есть как, он вам этого не говорил?

– Это несущественно. Спасибо и извините.

Он вышел. Позади него одна за другой гремели щеколды замков. Он услышал удар тяжелого засова. Потом приглушенный спор между мужем и женой.

Возможно, доцент Грудзинский убил Сивецкого, имея с ним давние счеты, причиной которых была жена профессора. Сам по себе тот факт, что ни он, ни она сразу же не дали знать милиции, был подозрителен и бросал тень на этого человека. Ну что ж, вызовем пана доцента. Пусть выложит все, что знает. А знает он, пожалуй, много.

Внизу у дома дежурили люди из охраны, присланной Бердой. Дорота хорошо видела их. Теперь она вместе с Яном псе чаще подходила к окну, всегда занавешенному портьерой. Один из охранников в сильно надвинутой на уши шляпе был низким и коренастым.

– С первого взгляда видно, что это шпик, – сказала Дорота.

Другой охранник был немного повыше и отличался необыкновенной худобой и неряшливостью в одежде.

– И этого я бы сразу заметила, если бы захотела напасть на дом, – сказала она. – Интересно, есть ли еще другие?

Осенний вечер струил в эту комнату сквозь оранжевые портьеры приятное теплое свечение.

В дверь кто-то неожиданно постучал. Потом раздался звонок.

– Не надо, это ловушка, Янек! Спрячься! Я опять закрою тебя. Умоляю!

Он так привык к приступам ее ярости, что почти автоматически повиновался. Она втолкнула его в спальню, схватила свое оружие и, подойдя к входной двери, выкрикнула:

– Кто там?

– Милиция! Взгляните, пожалуйста, через глазок. Вот удостоверение.

Она наклонилась. Действительно, на удостоверении была печать милиции. Это был один из тех людей, которые целый день ходили под окнами. Но все равно Дорота медлила отодвигать засов.

Она бросилась к Яну, не обращая внимания на возобновившийся стук в дверь.

Милиционер кричал через дверь:

– Я хотел позвонить от вас поручику Берде. Это ближайший аппарат.

Ян оттолкнул от себя Дороту.

– Уедем сегодня же вечером, – сказал он. – Рано или поздно эти крысы догонят нас.

Яна охватила паника. Сейчас он сам все больше убеждался в том, что ему не миновать скорого прощания с жизнью и что месть профессора неминуемо должна обрушиться на него.

– Прошу тебя, уедем.

– Отсюда лучше не выходить.

Ян вдруг почувствовал, что Дорота стала тяготить его.

– Нам нужно уехать сегодня…

Она посмотрела на него: он лежал на спине, вялый и бессильный, уставясь глазами в потолок. Казалось, что в этот момент он может сказать все, что угодно, но то, что он говорил, не имело ровно никакого смысла, потому что слова существовали как бы отдельно от него.

– Тише, – сказала она, обнимая его.

Он оттолкнул ее Это случилось в первый раз с тех пор, как они соединились, и потому поразило ее. Она снова попробовала подойти к нему.

– Я устал, – сказал он. – Да, я очень устал.

У него чуть не вырвалось грубое и резкое: «я сыт по горло», но он сдержался. Однако эти слова и принужденная ласка повергли ее в ужас.

Она поднялась с постели и стала нервно ходить по спальне.

Со стороны могло даже показаться, будто она что-то усиленно ищет.

Поздним вечером в институте и в центре игрушек горел свет. Поручик Берда и его помощники заканчивали подсчет крыс. Они отмечали, сколько всего игрушек центр принял от профессора за все время, сколько передал в магазины и сколько было изъято из магазинов еще до смерти Сивецкого.

Берду интересовал также вопрос, сколько крыс получил Грудзинский и его институт для исследования. Работа была кропотливой, и очень много зависело от того, сойдется ли в итоге их общее количество. Конечно, в этих расчетах не учитывались те крысы, которые были проданы и разошлись по стране так, что никто не мог знать, в чьих руках они находятся. Несмотря на кампанию, начатую газетами против загадочных игрушек, ни одна крыса еще не была возвращена покупателями.

На вопрос начальства о причинах такого поведения покупателей поручик Берда ответил:

– Я полагаю, что, как чаще всего и случается даже в таких громких делах, люди скромные и обыкновенные, никогда ранее не сталкивавшиеся в своей жизни с сенсациями, не отождествляли своих крыс с теми, которые могут стать орудием убийства. Тем более что со времени их приобретения никаких странностей в поведении крыс не наблюдалось.

Берда неожиданно остановился.

– Значит, это случайность, факт, совершенно не связанный с делом, которое мы вам поручили? Не так ли?

Полковник явно старался спровоцировать Берду на откровенность.

– Вы считаете, что такая случайность возможна? Я уверен в обратном, но честно говоря, не знаю, на что решиться. Я уже о многом догадываюсь, и мне кажется, что многие нити этого дела находятся у меня в руках, но мне все еще не хватает неопровержимых доказательств. В принципе сейчас, кроме охраны возле дома бывшей жены профессора, я не могу предпринять никаких других, более конкретных действий.

Будем откровенны: если во всем виноват старый профессор, нам необходимы доказательства его преступной деятельности. В то же время нет никаких сомнений в том, что профессор не мог иметь ничего общего с убийством Сивецкого. Доцент Грудзинский находился у Сивецкого в тот вечер, когда произошло убийство, – его послала бывшая жена профессора. Я узнал об этом от хозяйки Грудзинского, вернее хозяйки дома, в котором он живет. У этой пани нет других занятий, кроме как подглядывать за своими жильцами и сплетничать о соседях. Она рассказала о визите Дороты Скерской в день смерти Сивецкого и о том, что из дома Дорота и доцент вышли вместе.

– Неужели Грудзинский и профессор заодно? Что свело их вместе? Общее желание уничтожить Яна?

– Я рассматривал и эту возможность. Таковы факты, – ответил поручик Берда. – Больше не удалось установить ничего.

Он не любил говорить о расследовании. Даже своим начальникам. Он опасался, что их советы, а иногда и давление могли изменить ход следствия, повлиять на методы сбора доказательств.

Тем не менее нельзя было сбрасывать со счетов и то, что у бывшей жены профессора были романы и с Грудзинским, и с Сивецким, не считая встреченного позже Яна.

Итак, независимо от действий профессора, ревность могла руководить поступками не только самого профессора, но и Грудзинского. Им вовсе не нужно было сотрудничать.

Впрочем, в поступках, продиктованных ревностью, можно было обвинить и Яна, которого привел в бешенство визит Дороты к бывшему любовнику Грудзинскому – квартирная хозяйка, несмотря на туман, все-таки заметила Яна и Дороту у дверей своего дома и наблюдала за сценой, которую он устроил.

Полковник продолжал расспрашивать Берду о результатах подсчета крыс, находящихся как в институте, так и в управлении торговли игрушками.

– Мне уже точно известно, сколько всего их было, – ответил поручик. – Я приказал поднять Грудзинского с постели, если он уже спит, и сразу же доставить сюда. Не исключено, что убийство Сивецкого, в котором крыса предположительно принимала непосредственное участие как орудие убийства, может пролить свет на многие другие загадки. Например, если верить Грудзинскому, крыса, появившаяся при нападении какого-то человека на доцента, бесследно исчезла.

– Кому-то, как видно, было выгодно подбрасывать крыс. Меня несколько удивляет, почему вы не хотите еще раз допросить профессора. Несмотря на бесспорное алиби в деле Сивецкого, он наверняка играет важную роль в этой драме хотя бы как изготовитель орудий преступления.

– Наступит и его очередь. Но сначала мне необходимо поговорить с Грудзинским.

– Ну хорошо, только, пожалуйста, заканчивайте побыстрее. Неизвестность держит в напряжении не только тех, кто прямо связан с расследованием. Город, если можно так сказать, чувствует себя в опасности.

В эту минуту в кабинет ввели Грудзинского. Доцент был очень небрежно одет.

– Вас подняли прямо с постели? – спросил Берда.

– Это беззаконие! У меня нет ничего общего…

– И тем не менее бывшая жена профессора Глазуры показала, что в тот вечер вы приходили к Сивецкому. Почему вы скрыли это от нас?

Грудзинский молчал.

– Вот, пожалуйста, – сказал поручик Берда, – показания бывшей жены профессора. Она выдала вас.

– Я вовсе не просил ее хранить тайну, – закричал доцент. – Она не обязана была делать это.

Он опять замолчал, и теперь из него ничего нельзя было вытянуть. Любая попытка завести разговор о Дороте встречала с его стороны безучастное молчание.

– Может, мне запереть вас, попросту посадить? А завтра попросить прокурора составить обвинительный акт по делу об убийстве Сивецкого?

– Вы можете делать все, что захотите, пан поручик.

Берда вызвал протоколиста и дежурного – подпоручика Руга.

Допрос начался с обычных вопросов о возрасте, месте рождения, местожительстве – пустых, никому не нужных формальностей, за которыми не возникает цельного объяснения мотивов человеческих поступков.

Зазвонил телефон.

– Вас, пан поручик, – официальным тоном сказал Руг.

– Благодарю… Слушаю. С кем я говорю?

Из трубки донесся приглушенный, чуть хриплый голос.

– Прошу вас, не затягивайте умышленно этот разговор. Меня все равно не обнаружат, я говорю из телефонной будки. Лучше окружите профессора и охраняйте его. Ему грозит смертельная опасность.

Щелчок. Типичный для автоматов в телефонной будке.

– Вы успели установить, откуда звонили?

– Нет, – отозвался сержант Пэнк, – слишком коротким был разговор.

Берда посмотрел на Грудзинского. Тот сидел, весь обратившись в слух.

– Хватит ломать комедию. Опять человеческая жизнь в опасности, – сказал Берда. – Отвечайте только правду. Что вы делали у Сивецкого?

– Да, я признаю, что был у него. Она просила меня сделать все, чтобы изъять из обращения игрушки, находящиеся а городе и за его пределами. Она пошла к Сивецкому вместе со мной. Потом осталась ждать около ворот.

– Сколько времени это продолжалось?

– Около пятнадцати минут.

– Что вы делали там так долго?

– Я хотел сразу же убежать, но не смог. Я не знал даже, как поступить, звонить в милицию или нет.

– И в конце концов решили все-таки ничего не сообщать властям?

– Мне не хотелось впутывать в это дело ни ее, ни себя. Я стер следы своего пребывания платочком и замшевой тряпочкой для очков, которую всегда ношу с собой. Но я не убивал Сивецкого. Он лежал на полу со следами укусов крысы на шее.

– Вы говорите неправду, пан доцент. Там не было крысы.

– То есть как не было?

– Крысу могли принести только вы. Дело обстоит именно таким образом, Мы тщательно пересчитали всех крыс. Только вы могли взять крысу из института.

– О боже, но это же неправда.

– Вы принесли туда крысу?

– Допустим, что ее принес я.

– Вы убили Сивецкого во время ссоры, причиной которой была ревность. Ну, /юзнайтесь же вы наконец!

– Я не убивал Сивецкого. В ту минуту, когда я вошел в его квартиру, он был уже мертв.

– А крыса? Откуда она могла взяться, если не от вас?

– Я пришел туда еще раз.

– Когда? Сразу после того, как увели Дороту?

– Да, именно так.

– Однако в тот момент, когда вы провожали ее, вы успели сказать, что крыса покусала Сивецкого?

– Может быть, я и говорил ей это.

– Зачем?

Грудзинский посмотрел на Берду умоляющим взглядом.

– Прошу вас, не говорите ей, что я лгал.

– Так значит, вы обманули ее, пан доцент? Но вы хотели обмануть и нас. Нам хорошо известно, что, кроме знаний в области электроники, вы получили медицинское образование и работали хирургом, не так ли?

– Сейчас я скажу вам всю правду. Только, пожалуйста, не передавайте ей.

– Я слушаю, – сказал Берда. Он уже все понял: профессор в опасности. Когда Грудзинский кончил свой рассказ, Берда спросил:

– Вы хотели направить подозрение в убийстве Сивецкого на профессора, не так ли? Но мне непонятно, кто мог напасть на вас возле вашего дома? И появлялась ли при этом крыса?

Грудзинский побледнел.

– Ну? Объясните мне вашу ложь прежде, чем погибнет еще один человек.

– Мне показалось, что это был Ян. Да, это был он. Он сбил меня с ног и тут же убежал. А крысу я придумал.

Он вскочил. Что могло разбудить его так неожиданно?

Ему показалось, что он слышит звон посуды на кухне. Она, наверное, задела стопки с тарелками в буфете, доставая из него приборы для завтрака.

«У меня есть немного времени до завтрака», – подумал он. И, несмотря на запреты и свои обещания, плотно запахнул халат, осторожно, стараясь не шуметь, подошел к окну, приоткрыл дверь и вышел на балкон.

На соседнем балконе он увидел мальчика.

«Как жаль, что у нас нет ребенка», – думал Ян, приглядываясь к смешным движениям мальчика, который прыгал по бетонному полу. Неожиданно мальчик испуганно вскрикнул.

На балкон выбежала его мать.

– Что с тобой, Болек?

– Мышка убежала от меня.

И почти в ту же секунду прямо перед собой, на стене, слегка поблескивающей в лучах солнца, Ян увидел ползущую крысу.

Зверек был размером с маленькую кошку. Его глазки уставились на Яна Ян в ужасе отпрянул, но не успел закрыть дверь, – электронная игрушка одним прыжком перемахнула через порог и с минуту оставалась неподвижной, как будто принюхивалась к незнакомым запахам.