Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №4"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Виктор Положий,Янина Мартин,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ИСКАТЕЛЬ № 4 1987

№ 160

ОСНОВАН в 1961 году

Выходит 6 раз в год

Распространяется только в розницу

II стр. обложки

III стр. обложки

В ВЫПУСКЕ:

Анатолий СТЕПАНОВ

3. СХВАТКА. Повесть.

Николай ПСУРЦЕВ

25. СВИДЕТЕЛЬ. Повесть.

Виктор ПОЛОЖИЙ

65. ИГРА В МИРАЖИ. Повесть.

Янина МАРТИН

90. РАЗЛУЧИЛ ВАС НАВСЕГДА. Фантастическая повесть.

Анатолий СТЕПАНОВ
СХВАТКА

ПОВЕСТЬ

Художники Никита КРИВОВ, Валерий ПАСТУХ

Тургайская степь. 29 августа 1923 года

Была степь. Каждый раз узнаваемо однообразная. И каждый раз неповторимая степь. Темнело небо, оставляя яркую полосу на западе. От сильного ветра припадали к земле травы, невесело шурша.

А когда стих ветер, из речных зарослей выполз туман. И вместе с туманом появились пять всадников.

Еле различимый во тьме выступил полукруг юрт, У средней, самой богатой, пятеро бесшумно спешились.

Высокий, широкоплечий джигит, кинув поводья ближнему, шагнул ко входу в юрту. Трое двинулись за ним. Высокий приказал:

– Один.

И откинул кошму. В юрте ели вареную баранину. Хозяин и несколько гостей продолжали есть баранину до тех пор, пока не увидели в черном проеме человека с карабином.

– Мне нужен инструктор исполкома. Пусть выйдет на минутку, – негромко проговорил высокий.

– Кудре! – узнал высокого один из гостей.

– Сейсембаев! Я жду, – уже с угрозой сказал Кудре.

– Я – твой гость, Акан, – не отрывая глаз от карабина, еле слышно произнес непослушными губами человек, который сидел рядом со старцем. Старец молчал.

– Я твой гость, Акан! – закричал Сейсембаев и, обхватив голову руками, упал на пол. Акан встал и пошел навстречу Кудре.

– Он мой гость, Кудре.

Кудре стволом карабина отодвинул старика, чтобы видеть Сейсембаева. Прикрыв голову и подтянув колени к животу, тот вздрагивал всем телом – плакал. Кудре весело глянул в глаза Акана и кивнул на Сейсембаева.

– Разве он гость? Он хозяин, потому что он – власть, Советская власть.

– Он мой гость. Пожалей меня, Кудре.

– Мне ли жалеть своего господина? Ведь я служил тебе, Акан!

– Теперь мне никто не служит. Пожалей мои седины, Кудре.

– Я хочу кумыса.

Один из гостей поспешно налил из сабы в чашку кумыса и протянул ее Кудре. Но тот чашку не взял. Поймав взглядом взгляд Акана, он приказал, уже не улыбаясь:

– Ты.

Акан взял чашку из рук гостя и, склонившись в низком поклоне, поднес ее Кудре. Роняя белые капли на широкую грудь, Кудре пил жадными глотками. Выпив, он возвратил чашку Акану:

– Я жалею тебя, старик.

И вдруг, резко подняв карабин, выстрелил. Чашка, стоявшая перед Сейсембаевым, разлетелась вдребезги. Сейсембаев замер на мгновение, а потом, не почувствовав смерти, громко зарыдал. Кудре хищно ощерился:

– Я люблю, когда плачет власть. Плачет – слабый!

И ушел во тьму.

Сопровождаемый четырьмя безмолвными всадниками, Кудре ехал в ночи и хохотал.

Уездный центр. 2 сентября 1923 года

Круминь стоял у окна и наблюдал, как хорошим армейским шагом пересекал улицу Хамит. Хамит был, как всегда, в начищенных сапогах, в щегольски замятой фуражке, в гимнастерке, стянутой новой портупеей с кобурой.

Круминь аккуратно снял пенсне с толстыми стеклами, жестко растер веки, водрузил пенсне на место, с близоруким удивлением глянул на вошедшего Хамита и спросил:

– Сколько тебе лет, Хамит?

– Двадцать два, начальник.

– А в «вагонах смерти» атамана Аненкова был совсем мальчиком.

– Я старался быть мужчиной.

– Ты им стал. Жаль только, что времени на твою юность не хватило.

– Мы спешили, Ян Текисович. У нас слишком много дел. Мне некогда праздновать юность.

– Когда ты плакал в последний раз?

Хамит пристально смотрел в глаза Круминю, вспоминая.

– В пятнадцать лет. Меня сбросил необъезженный конь, и я заплакал.

– Ты плакал от боли?

– Я плакал от досады на себя.

Круминь встал и вновь подошел к окну. Улица была пустынна. Не оборачиваясь, сказал:

– Инструктор исполкома Сейсембаев плакал, вымаливая жизнь у бандита Кудре.

Теперь и Хамит встал.

– Ты расстреляешь Сейсембаева?

– Ты жесток.

– Сейсембаев в степи – Советская власть. А Советская власть не может быть трусливой.

– Как все просто для тебя, Хамит! – Круминь вернулся к столу, выдвинул ящик, достал кипу бумаг: – Сводки со всех концов уезда. Бандиты, бандиты, бандиты. Ты можешь объяснить мне, почему бандиты появились именно сейчас, когда разверстку заменили натуральным налогом, когда все могут спокойно жить и трудиться, когда стало легче всем?

– У Советской власти много врагов. А враги не исчезают просто так.

– Но они и не появляются просто так. Хамит. Кто их прячет? Вооружает? Кормит, наконец? – продолжал задавать вопросы Круминь, изучающе глядя на Хамита. И вдруг резко сказал: – Ты можешь это узнать. Ты – казах, ты – сбой в степи.

– Во всех аулах, в каждой юрте уже говорят: Советская власть – слабая власть, она валялась в ногах у Кудре. Я найду Кудре.

– Этого мало. Мне нужны его связи. Основная твоя задача – разведка. В твое распоряжение поступают трое.

– Мне все ясно. Но что сделают с Сейсембаевым, начальник?

– Я думаю, его пошлют учиться. Куда-нибудь подальше.

– Чему можно научить труса? Бояться еще больше?

3 сентября 1923 года

Они стояли перед ним. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Они стояли и глядели в землю.

– Еще раз спрашиваю: у вас в ауле появлялся бандит Кудре?

Они молчали.

– Я знаю, он здесь был. Но я хочу, чтобы мне сказали, когда и с кем он был. Я жду ответа, люди.

Хамит замолчал, сжал зубы.

– Не спрашивай нас, джигит, – деваться было некуда, и вперед выступил старейший. – Мы ничего не знаем и знать не хотим. Деритесь сами, а нас не тревожьте.

Яростно раздувая ноздри, Хамит хрипло сказал:

– Советская власть дала вам свободу. Советская власть дала нам мир. Советская власть дала вам землю и скот. А вы предаете Советскую власть.

Недолгой была тишина, и вдруг спокойный голос из толпы сломал ее:

– Твоя Советская власть лизала руки Кудре. И плакала, как баба.

– Кто сказал?! – с угрозой в голосе спросил Хамит.

– Я сказал.

Толпа расступилась вокруг невысокого, средних лет, спокойного человека.

– Это сказал я, Саттар, житель аула. А кто такой ты?

– Я представитель Советской власти.

– Сейсембаев – тоже представитель. Я не знаю, чем ты лучше его.

Взгляд Хамита блуждал, пока не остановился на лице белобрысого красноармейца. В это лицо Хамит бросил приказ:

– Арестуйте его!

И указал пальцем на человека в толпе. Красноармеец посерьезнел и примирительно сказал:

– Надо ли, Хамит Исхакович? Сейсембаев и вправду плакал. Чего уж тут.

– Ты – добрый? – зло спросил Хамит.

– Я по справедливости хочу.

– Как тебя зовут?

– Иваном.

Гнев покинул Хамита, он повернулся к толпе.

– Оставляю вам Ивана. Вы видели: он добрый и справедливый. Он защитил человека, ругающего Советскую власть. Теперь пусть он защитит вас от бандитов.

Опять копыта топтали полегшую траву. Три всадника. Их путь лежал в большое село.

Был базарный день. На площади торговали посудой и сапогами, мясом и хлебом, ситцем и серебром. Одни зычно кричали, славя свой товар, другие бешено спорили, торгуясь, третьи весело смеялись, радуясь удачной покупке.

Базар казался бесконечным. Степенный красноармеец оглядел море голов и предложил осторожно:

– Поспрашивать бы здесь народ, товарищ начальник. Отовсюду ведь съехались, со всех концов уезда.

– О чем? – удивился Хамит.

– Бандит и торговле помеха. Обиженные могут на след навести.

– Спрашивай, – равнодушно разрешил Хамит и отвернулся.

– Так задание у нас!

– Даю тебе новое задание. Оставайся здесь и спрашивай. Если ты узнаешь что-то, скачи к Круминю и докладывай. Все.

Хамит в сопровождении третьего красноармейца-казаха выехал наконец с базарной площади.

Хамит несколько минут ехал молча, потом сказал:

– Слушайте мой приказ, товарищ красноармеец. Немедленно отправляйтесь назад и доложите товарищу Круминю, что я в ауле хромого Акана.

– Так как же, командир… – начал было красноармеец.

– Приказ понятен? – перебил его Хамит.

– Понятен.

– Действуйте, товарищ красноармеец.

Аул Акана. 4 сентября 1923 года

Поздним вечером Хамит остановил коня у юрты Акана. У коновязи присел несколько раз – размял ноги. И откинул кошму. Одинокий старик пил чай.

– Здесь плакал Сейсембаев, – сказал Хамит.

Акан поднял на него глаза.

– Садись. Будешь моим гостем, Хамит. Хамит сел и принял чашку из рук старика.

– Недалеко от твоего аула в меня стреляли, Акан, – тихо сказал Хамит.

– Сейчас стреляют всюду, – равнодушно ответил старик. Он не смотрел на Хамита.

– А почему стреляют, Акан?

– Людям всегда хотелось стрелять. Вот и стреляют.

– Значит, люди хотят убивать?

– Люди хотят властвовать.

– Каждый?

– Каждый.

– И ты?

– Когда я хотел, я – властвовал.

– А теперь?

– А теперь я – старик, и мысли о близкой смерти властвуют надо мной.

– Где твои люди, Акан?

– Исчезли с моим добром.

Поблагодарив поклоном за чай, Хамит встал. Кряхтя, поднялся и Акан.

– Ты уходишь, Хамит?

– Нет. Просто я больше не хочу разговаривать с тобой, как гость с хозяином.

– Будешь допрашивать меня?

– Буду задавать вопросы.

– А что же ты делал до сих пор?

– Я вел с тобой беседу. Но пока слышу, как вопросы задаешь ты.

– Я умолкаю.

– Нет. Мне надо, чтобы ты говорил. – Хамит глубоко вздохнул и оглядел юрту. Богатые ковры, драгоценная посуда, редкостное оружие по стенам. – Ты был в алаш-орде.

– Всякий, кто хотел счастья казахам, был в алаш-орде.

– А большевики?

– Большевики хотят счастья человечеству.

– Ты играешь словами, старик. Счастливо человечество – счастлив казах.

– Счастье недостижимо. Только это я понял к концу своих дней, – Акан с сожалением посмотрел на Хамита. – Теперь я никому не желаю счастья. Я хочу покоя. Я стар. Я устал. И поэтому сейчас я очень хочу сесть.

– Садись.

– Ты стоишь.

Хамит был вынужден сесть. Сел и Акан, подтянув хромую ногу под себя.

– Ты никак не решишься задать мне главный вопрос, Хамит. Но я знаю, о чем он, и отвечу тебе. Да, десять лет тому назад у меня был барымтач Кудре. Он был удачлив, бесстрашен, силен и, угоняя скот у моих соперников, тешил мое тщеславное сердце. Но это было давно. Тигр покинул клетку. Тигр охотится сам по себе. И, как всякий дикий зверь, в любую минуту может разорвать своего бывшего хозяина. Я ничем не могу тебе помочь, Хамит.

– Он пролил кровь, Акан. Он застрелил трех милиционеров. Он убил председателя Барлыкульского волисполкома.

– А милиционеры застрелили двух его джигитов.

– Он грабит, жжет и насилует.

– Для него нет слова «нельзя», и поэтому он сильный. Как тигр. Многие ненавидят его. Но он свой в степи. А ты не соблюдаешь обычаев, и люди не верят тебе.

– Он сильнее Советской власти?

– Советская власть тоже чужая в степи. Унизит Кудре ее еще раз, и ей не устоять.

– Ты этого ждешь?

– Я жду лишь смерти, которая рядом. Просто я так думаю,

– И зря, – строго сказал Хамит и вновь поднялся. – Я убью его.

– Человек надеется, – ответил Акан и тоже встал.

Хамит схватил его за плечи и тряхнул слегка.

– Кто-то помогает ему! Кто-то прячет его!

– Он сам прячется.

– Но кто-то снабжает его патронами, кто-то носит ему пищу!

Акан спокойно освободился от его рук:

– Я не знаю ничего.

5 сентября 1923 года

На звук домбры шел усталый Хамит, ведя в поводу невеселого коня. Домбра пела в большой юрте. У ярко освещенного входа толпились мальчишки. Хамит привязал коня поблизости. В юрте умолкла домбра, и раздался взрыв смеха.

– Что там? – спросил Хамит у одного из мальчиков.

– Вечеринка! В «Мыршим» начали играть! – восторженно прокричал мальчонка.

– Ахмет здесь?

– Вон он! Рядом с девушками.

Хамит заглянул в юрту. Здоровенный парень лет двадцати рассказывал что-то девушкам.

– Позови его, – попросил Хамит мальчика и спрятался.

– Кто меня звал? – спросил Ахмет.

– Я. – Хамит вышел из укрытия.

– Я тебя не знаю.

– Это неважно.

– Зачем я тебе?

– Сколько сейчас времени?

– Ты разыскал меня для того, чтобы спросить, который час?

– Да.

– У меня нет часов.

Хамит резко ударил парня в солнечное сплетение. Выпучив глаза и ловя ртом воздух, Ахмет кулем осел на землю. Хамит терпеливо ждал, когда он придет в себя. Потом снова спросил:

– Сколько сейчас времени?

– У меня нет часов, – с трудом повторил Ахмет, тяжело поднимаясь с земли. И вдруг стремительно отскочил в сторону.

Пойманной рыбкой сверкнуло в его руке лезвие ножа. Присев, Ахмет на согнутых ногах стал обходить Хамита, выбирая позицию для атаки. Хамит следил за каждым его движением. Глядя друг другу в глаза, они двигались по кругу.

– Сколько сейчас времени? – издеваясь, еще раз полюбопытствовал Хамит. Тогда Ахмет сделал выпад. Чуть отклонившись в сторону, Хамит перехватил руку с ножом, выкрутил ее и через себя кинул парня на землю. Раздался хруст вывернутого плечевого сустава. Подняв и небрежно отшвырнув нож, Хамит подошел к парню и вытащил у него из-за пазухи часы. Это был массивный двухкрышечный серебряный хронометр. Хамит нажал кнопку, и одна из крышек открылась. Тогда он зажег спичку и стал рассматривать надпись на внутренней стороне часов.

В юрте снова запела домбра.

– «Бесстрашному красному бойцу Байсеиту Мукееву за продленную отвагу в боях против колчаковских банд», – прочитал Хамит. – Он был председателем Барлыкульского волисполкома.

– Я ничего не знаю, – простонал Ахмет.

– Знаешь, – сказал Хамит, наклонился к нему и сильно дернул за вывернутую руку. Парень взвыл, а рука встала на место. Ничего не поняв, Ахмет попытался согнуть руку в локте. Рука сгибалась. Тогда он поднял глаза на Хамита.

– Я ничего не скажу.

– Скажешь.

Село Шилово. 6 сентября 1923 года

Громко и требовательно постучал Хамит в богатые ворота. Высунулась в калитку простоволосая девка:

– Вам чего?

– Мне Григорий Парфенович нужен.

– Некогда ему, занят он, – недружелюбно ответила девка.

– Сейчас я им займусь, – пообещал Хамит и соскочил с коня. Девка рассмотрела звезду на фуражке и пререкаться не стала – отодвинулась, освобождая вход.

Чистый, благообразный, в свежей белой рубахе враспояску, Григорий Парфенович сидел в просторной горнице и ел кашу.

– Что ты делаешь с продовольствием, которое тебе доставляет Ахмет? – от дверей спросил Хамит.

Григорий Парфенович аккуратно положил ложку на край миски, вытер полотенцем усы и ответил вопросом на вопрос:

– А что делает хозяин с человеком, который без приглашения врывается в его дом?

– У меня мало времени, хозяин. Очень прошу тебя ответить на мой вопрос. – Хамит снял с плеча карабин и передернул затвор.

– Какой Ахмет? Какое продовольствие? – Изумление Григория Парфеновича было неподдельным.

– Ты наверное, плохо понял вопрос. Повторяю: что ты делаешь с продовольствием, которое по аулам скупает для тебя Ахмет?

– Я, гражданин хороший, спекуляцией не занимаюсь.

– У меня очень мало времени. Но все же я немного подожду. А потом застрелю тебя как собаку, и кровь зальет эту красивую горницу! Ну!

Григорий Парфенович неотрывно глядел в черную дырку ствола. Потом суетливо встрепенулся, быстро заговорил:

– А я что? Я ничего. Мое дело маленькое. Соберу все, сложу в телегу, ночью вывезу за околицу, там и оставлю.

– С телегой и лошадью?

– Не-е, лошадь я выпрягаю. Следующей ночью забираю телегу, и все.

– И больше ты, конечно, ничего не знаешь… – вкрадчиво произнес Хамит.

– Ничего! – радостно согласился Григорий Парфенович.

– Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?

– Ну он и приносит.

– Кто он?

– Алимжан. Который возит туда.

Тугаи Иргиза. 7 сентября 1923 года

Помахивала хвостом лошадь, везя телегу в ночи, всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо.

– Я человек подневольный, – не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. – Пригрозили мне – запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя – меня, значит, – повесим.

– Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, – с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:

– Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?

– Лучше – жить по-человечески.

– А как по-человечески?

– Детей растить, землю украшать, работать.

Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.

– Подъезжаем, – сказал посерьезневший Алимжан.

Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.

– Вот сюда и выгружаю, – кивнул на яму Алимжан.

– Выгружай, – приказал Хамит.

Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.

– Все! – сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и посмотрел на Хамита.

– Они скоро приедут? – спросил Хамит.

– Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! – восхитился бандитами Алимжан.

– Для начала мне один и нужен.

– А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? – попросился домой Алимжан.

– Сейчас. У тебя веревка есть?

– Есть. Как же в дороге без веревки?

Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту моток. Тот попробовал веревку на прочность, удовлетворился ее крепостью и приказал:

– Ложись.

– Зачем? – испуганно спросил Алимжан.

– Вязать буду.

Алимжан покорно лег. Связав ему ноги, Хамит поинтересовался:

– Откуда он появляется?

– Справа. Он открытых мест боится. Так и скачет вдоль опушки.

Хамит достал из кармана гимнастерки заранее приготовленный кляп, зажав Алимжану нос, умело воткнул кляп в открытый рот, перевязал рот тряпкой, чтобы кляп не выплюнул. Оставив в кустах своего коня, Хамит осторожно выполз на опушку…

Он увидел всадника еще у горизонта. Тот, как и говорил Алимжан, скакал вдоль опушки, стремительно приближаясь. Хамит на секунду прикрыл глаза – готовился к встрече.

Но вдруг всадник, видимо, почувствовав что-то непривычное, повернул назад и стал уходить в степь. Хамит кинулся к коню. Когда он верхом выскочил на открытое место, всадник был уже далеко:

– Выручай, горбоносый! – крикнул Хамит и пришпорил коня. Нужно было не дать бандиту уйти в заросли, и Хамит стремился перерезать противнику путь. Конь Хамита был сильнее и свежее, и поэтому вскоре он настиг всадника.

Обернувшись, бандит, не целясь, выстрелил.

– Не попадешь! – прокричал Хамит.

Бандит палил без перерыва. Отстав, Хамит ожидал, когда иссякнет маузеровский магазин. Маузер замолк, и тогда Хамит резко осадил коня, скинул с плеча карабин.

Бандит был уже у кустов. Хамит выстрелил. Конь бандита пал на колени, а сам бандит, перелетев через лошадиную шею, распластался на земле. Хамит подъехал, спешился и, не выпуская карабина из рук, наклонился.

Хлестким ударом ноги бандит выбил карабин из рук Хамита, вскочил и тут же нырнул вниз, пытаясь захватить ноги противника. Изловчившись, Хамит ударил бандита коленом в пах, тот осел, и Хамит, развернув его лицом вниз, начал заламывать правую руку. Бандит вскрикнул и ткнулся головой в траву.

– Не надо так. Ему больно, – сказали сверху.

Ничего не понимая, Хамит поднял голову и огляделся.

Плотным кольцом стояли всадники. Их было много, человек двадцать. Скалил зубы Ахмет, хихикал Григорий Парфенович, весело смеялся Алимжан. Хамит сразу узнал Кудре. Кудре соскочил с коня, и следом за ним спешились еще несколько человек.

– Ты – Хамит, – сказал он.

– А ты – Кудре! – закричал Хамит и бросился на атамана. Но его схватили, связали руки за спиной.

– Смелый, – констатировал Кудре.

– Стреляй, сволочь!

– Кричишь, значит, все-таки страшновато. Или стыдно. А ты – батыр.

– Я не батыр. Я – боец Красной Армии, которая раздавит тебя и твою шайку, как гнилое яблоко.

– Вот и я говорю: ты – батыр. Красный батыр. Батыр Советской власти. А я батыр вольных степей, для которого нет и не будет никогда никакой власти. Для меня нет слова «нельзя», и поэтому я сильный, и поэтому я сильнее тебя.

Кудре схватил Хамита за нос и стал раскачивать ему голову из стороны в сторону.

– Смотрите все! Я таскаю батыра за нос! Я таскаю за нос Советскую власть! Я человек, для которого нет законов, таскаю за нос закон!

От унижения и бессильного гнева Хамит закрыл глаза.

Кудре устал от своей ярости. Отпустив Хамита, он уже спокойно спросил Ефима:

– Что ты хочешь взять у него?

Ефим внимательно посмотрел на Хамита.

– Сапоги не возьму, сапоги у меня лучше. И гимнастерка его мне не нужна. А портупея хорошая, портупея мне пригодится.

И быстро и умело распоясал Хамита.

– Ты, Алимжан? – спросил Кудре следующего.

– Сапоги.

Кудре толкнул Хамита в грудь, тот упал на траву, а Алимжан сноровисто сдернул с него сапоги.

– Григорий Парфенович, твоя очередь!

– А мне ничего не надо. Мне бы каждый день его такого видеть – никакой другой радости не нужно.

– Ахмет?

Ахмет виновато отвел глаза.

– Да, часы, – атаман залез в карман Хамиту, достал часы, подкинул их в руке, протянул Ахмету.

– Узнаю еще раз, что хвастаешься ими, застрелю на месте. А сегодня прощаю в последний раз. Держи.

Хамит открыл глаза. Шайка была перед ним.

– Вы – бандиты, – сказал он. – Вы – бандиты, и народ покарает вас.

– Народ?! – безмерно обрадовался Кудре и с веселым изумлением оглядел свой отряд. – Он говорит: народ! Ну что ж, пойдем к народу!

На шею Хамиту накинули петлю.

– Идем к народу! – хохоча, провозгласил Кудре, и отряд тронулся. Без сапог, портупеи и фуражки Хамит шел меж двух всадников, влекомый безжалостной веревкой.

Кудре обернулся.

– Ты хочешь к народу. Тогда поторапливайся, – и пришпорил коня. Лошади бежали неровно и дергали веревку, а веревка тянула Хамита вперед, кидала назад, и поэтому бег Хамита напоминал странный и нелепый танец пьяного. Скакавший впереди Кудре иногда поглядывал назад и весело смеялся.

Показалось селение, и всадники прибавили. Хамит еле успевал перебирать ногами, он часто падал, но веревка снова заставляла подниматься, и он бежал, бежал, изнемогая.

Видимо, отряд увидели издалека, и, когда бандиты въехали в селение, им не встретилось ни единого человека.

– Стой! – приказал Кудре, и отряд остановился.

Хамиту хотелось упасть, но он заставлял себя стоять. Кудре спешился и подошел к нему.

– Народа нет, Хамит! Но если тебе так хочется видеть, то он будет. Его сгонят, – и приказал своим: – Всех сюда!

Они стояли плотной толпой и испуганно смотрели на бандитов и на истерзанного Хамита. Кудре вскочил в седло и, горяча коня, говорил:

– Люди! Перед вами верный пес большевиков, защитник Советской власти, – Кудре нагайкой указал на Хамита. – Он считает, что вы любите Советскую власть и поэтому покараете нас. Я вижу, что карать меня вам не хочется. Но просто из любви к Советской власти кто-нибудь хочет помочь этому человеку?

Толпа молчала.

– Ладно. Не из любви к Советской власти. Просто из сострадания к человеку. Любой может освободить его от веревки, развязать руки. Обещаю, что не трону сердобольного. Ну кто?

Никто не тронулся с места. Кудре захохотал, заваливаясь в седле.

– Может быть, это не тот народ, а, Хамит? – спросил Кудре и, не получив ответа, еще раз повторил: – Обещаю не трогать того, кто поможет этому человеку. Ну, кто?

– Я, Кудре, – тихо сказал Акан и выступил вперед.

Хамит поднял голову и посмотрел на старика. Кудре послал коня и, развернувшись, конским крупом откинул Акана.

Старик отлетел к толпе, но дружеские руки не дали ему упасть.

– Я знаю, ты не боишься смерти, старик, – уважительно сказал Кудре и обратился к Хамиту: – Но он – не в счет! Милосердием своим в последние дни он хочет быть угодным Аллаху! Но я не дам ему так дешево купить вечное блаженство. Старик не в счет, Хамит!

– Кто?! – в последний раз громогласно воззвал Кудре. И из толпы появилась маленькая фигурка. Девушка. Она шла через площадь к Хамиту, и все смотрели на нее. Подойдя, попыталась освободить стянутые веревкой руки Хамита, но тугой узел не поддавался слабым пальцам. Тогда она встала на колени и зубами вцепилась в узел. Узел поддался. Она поднялась с колен и быстро освободила руки Хамита от веревки.

Хамит с трудом вытянул свои руки вперед, посмотрел на них, через силу пошевелил пальцами и рухнул в пыль, потеряв сознание.

– Почему женщина? – растерянно спросил Кудре.

– Потому что здесь нет мужчин!

Прямая, как натянутая струна, девушка без страха смотрела на Кудре.

– Зачем ты развязала ему руки?

– Мой отец поступил бы так же. Но ты и твои люди убили его. Поэтому я, дочь Байсеита Мукеева, сделала это!

– Так вот ты кто, красное отродье! – Ненависть клокотала в Кудре, и, еще не зная сам, что будет делать, он направил коня на нее. И впервые толпа глухо зашумела.

Кудре переводил взгляд с лица на лицо. Из толпы вышел человек. Повернулся к своим односельчанам, поклонился, потом повернулся к Кудре – поклонился.

– Ты разрешил освободить этого человека любому. Но Акану ты запретил сделать это потому, что он слишком стар, ей ты не позволяешь освободить оттого, что она женщина и дочь большевика. Народ хочет знать: где твое слово, Кудре?

Поборов в себе острое желание стегнуть этого человека нагайкой, Кудре поднялся в стременах и объявил торжественно:

– Мое слово – единственный закон, который я соблюдаю. Она может забрать эту падаль.

7 сентября 1923 года

Хамит лежал на железной солдатской кровати, уставившись глазами в беленый потолок. Комната, в которой он находился, судя по всему, когда-то принадлежала солдату – в ней не было ничего лишнего. Железная кровать, грубый стол, два массивных некрашеных табурета.

За окном серело – приближались сумерки. Пришла девушка, села на табурет, спросила:

– Есть хочешь?

С трудом шевеля языком, Хамит ответил:

– Не хочу. – И спросил после паузы: – Как тебя зовут?

– Хабиба.

– А меня – Хамит. Где они?

– Ушли.

– Этого не может быть.

– Я сама видела, Хамит! Они ушли.

– Рано или поздно они постараются прикончить меня. Пока ждут, когда я уйду отсюда, чтобы застрелить в степи. Они знают, что мне обязательно надо идти. – И он с тоской посмотрел на свои распухшие ступни.

– Я тебе дам отцовские сапоги. Они в сарае, я сейчас принесу.

Хабиба вышла на крыльцо, постояла немного, привыкая к темноте, и направилась к сараю.

– Ты куда? – спокойно поинтересовались из темноты. Не отвечая, Хабиба прошла в сарай. Когда она появилась оттуда с сапогами в руках, дорогу ей преградил Ахмет.

– Девушке неприлично появляться на улице в такой поздний час, – с издевкой произнес Ахмет. Он поднес к ее глазам циферблат открытых часов. Хабиба молча отвела его руку и поднялась на крыльцо.

Она поставила сапоги перед Хамитом.

– Обувайся.

Хамит обувался, а Хабиба сидела на табурете и беззвучно плакала. Почувствовав это, он резко вскинул голову.

– Бандит здесь, – быстро утерев слезы, ответила она на его безмолвный вопрос. – Тот, что убил моего отца.

– Откуда знаешь?

– У него отцовские часы, – сказала Хабиба, сдерживая рыдание.

– Ахмет, – сказал Хамит и натянул второй сапог.

– Ну я, – подтвердил Ахмет от дверей.

– Выйди, Хабиба, – глядя на Ахмета, попросил Хамит.

Хабиба вышла, Ахмет поставил карабин в угол и, вынув наган, скомандовал:

– Встань!

Под дулом нагана Хамит встал.

– Ты, я вижу, собрался в дальнюю дорогу, Хамит. Но, прежде чем ты уйдешь, я хочу сказать тебе, сколько сейчас времени. – Ахмет что есть силы ударил Хамита ногой в живот. Хамит упал на пол. Засунув ненужный наган за ремень, Ахмет левой рукой поставил Хамита на ноги, а правой ударил по лицу.

– Сейчас половина десятого!

Распахнув дверь, Хабиба в ужасе смотрела, как Ахмет избивал Хамита.

– Половина десятого! – тупо орал Ахмет.

Не зная, что делать, Хабиба кинулась в кухонную пристройку.

– Половина десятого! Половина десятого! – доносилось до нее. Она беспомощно металась там, пока не увидела лежащий на столе нож. Тонкий, длинный, хорошо заточенный нож, которым режут скот. Обхватив рукоятку обеими руками, Хабиба неслышными шагами направилась в комнату.

Нож вошел на всю длину клинка. Ахмет остановился, еще несколько секунд держась на ногах, потом медленно осел и наконец с тяжелым стуком упал на пол.

Цепляясь руками за кровать и табуретку, Хамит поднялся и долго смотрел на распростертое у его ног тело.

– Готов, – сказал Хамит. – Он был один?

– Я не знаю, – ответила Хабиба и спросила: – Я убила его?

– Ты убила убийцу твоего отца, Хабиба. Это справедливо. Она ничего не ответила и, закусив руку, по стене стала сползать на пол.

Хабиба сидела у стены, глядя остановившимися глазами в одну точку, а он обыскивал убитого. Взял наган, осторожно, за цепочку вытащил часы и протянул их Хабибе.

– Возьми. Твои.

Она в ужасе затрясла головой. Он спрятал часы в нагрудный карман.

– Как знаешь, – прошел в угол к карабину и вдруг сказал обрадованно: – Мой. Часы твои, а карабин мой.

Хабиба продолжала неподвижно сидеть у стены. Он подошел к ней, с трудом опустился на корточки.

– Нам надо уходить, Хабиба. Если мы сейчас не уйдем, они придут и убьют нас.

Он взял ее за локти. Она вздрогнула.

– Что мне делать, Хамит?

– Ты должна спасти нас. – Хамит знал, что только забота о другом может вывести Хабибу из оцепенения. – Ты сейчас выйдешь и узнаешь, нет ли еще бандитов поблизости. Но только осторожно, очень осторожно. Ты поняла?

– Поняла, – всхлипнув, ответила она и пошла к двери.

Долго искать бандитов не пришлось: неподалеку в большом и богатом доме ярко светились окна. И оттуда доносились веселые голоса. Хабиба осторожно заглянула в окно. За широким столом двое бандитов и хозяин пили кумыс.

Хабиба вернулась в свой дом и с порога, стараясь не глядеть на мертвеца, сказала:

– Пошли. Они пьют кумыс у толстого Шарипа.

– Подожди меня во дворе, – приказал он, и Хабиба повиновалась. Хамит за ноги выволок Ахмета и сбросил его с крыльца.

Хабиба вопросительно посмотрела на Хамита.

– Он не должен лежать в доме Байсеита Мукеева.

8 сентября 1923 года

Утром они подходили к незнакомому аулу.

– Подожди. Надо осмотреться, – сказал Хамит.

– Их нет в ауле, – уверенно заявила Хабиба. – Пойдем к людям, и они дадут нам поесть.

– Почему ты думаешь, что их там нет?

– Ты разве не видишь, что играют дети?

Они спускались к юртам и вдруг остановились. Неподалеку в ауле играли дети, а здесь лежал убитый. Это был тот красноармеец, которого Хамит послал к Круминю с донесением. К груди его был аккуратно приколот клочок бумаги.

– «Спешил», – прочел Хамит и замолчал. Молчала и Хабиба. От аула к ним поднимался человек. Подойдя, он сказал виновато:

– Они запретили его хоронить.

Не отрывая глаз от красноармейца, Хамит приказал:

– Лопату!

Сначала он яростно копал могилу. Потом долго сидел у свежего холмика, ни на кого не глядя. Рядом стояли Хабиба и человек из аула. Наконец Хабиба попросила:

– Пойдем, Хамит.

Хамит встал. Посмотрел на Хабибу, посмотрел на человека из аула.

– Я хочу сказать речь. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Речь моя будет коротка. Не ведая, что делаю, я послал тебя на смерть. Ты погиб от рук Кудре. И я говорю: Кудре и его бандиты скоро перестанут топтать казахскую землю. Ты будешь отомщен. Я клянусь тебе, парень!