Текст книги "Конец здравого смысла"

Автор книги: Анатолий Шишко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава третья

Конечно, это смешно. Может быть, даже обидно, но жизнь с ревом и грохотом катилась мимо и никому не было дела до Марча Суаттона, заблудившегося в этажах.

Париж перемалывал миллионы человеческих жизней, и Марчу оставалось ждать своей очереди.

Каждый рычаг, переход, ступенька – грозили смертью.

– Направо, направо! – затрубил в рупор полицейский, и Марч едва успел отскочить, пропустив какое-то пыхтящее сооружение на колесах. Англичанин сжался от пронзительного визга:

– Человек, кто бы ты ни был,– зайди и убедись! Секрет молодости! Только за четыре франка пилюля! Зайди и убедись!

Марч выругался и побежал дальше. Огненные пасти кино отрыгивали проверченную массу любопытных. В стеклянных дверях троились профили, плечом к плечу тасовались люди.

Молодой человек, плывя по течению, медленно крал у толпы шаг за шагом. Сталкиваясь с лихо заломленными котелками, Марч издавал рычание, напоминавшее извинение тигра.

– Алло! Лондон. Принц Уэльсский путешествует. Алло! Уничтожайте блох рецептом доктора Гарвей! Алло! – прохрипел громкоговоритель и осекся, застрекотав, словно ему сунули в горло зонтик.

Марч добежал до конца площадки и понял по громадной вспыхивающей цифре, что он на двенадцатом этаже.

Внизу город переливался гулом.

Это было чудовищное чрево Парижа, с трудом переваривающее тяжелую пищу экипажей, а сверху, под голубыми, как озера, сводами, стонали трубы, пожирая хрупкие нити вальсов.

Счастливцы на двадцатой площадке ели и пили в прозрачных кафе. Марч в отчаянии затрубил в рожок, висевший у него на пуговице жилета, но тщетно.

Было воскресенье, и переполненные уличные лифты тяжело ползли мимо двенадцатого, не останавливаясь.

Марч ухватился за прохожего.

– Скажите, как попасть на рю Севинье?

Остановленный вырвался, грубо толкнул Марча в грудь, а второй, взмахнув руками, вытаращил глаза.

Марч, зазевавшись, попал в водоворот винтовой лестницы и с дьявольской быстротой бежал вверх, ударяясь о пробковые перила.

Достигнув тринадцатой площадки, англичанин прочел:

УЛИЦА РАЗВЛЕЧЕНИЙ

Мимо него, смеясь, неслись мужчины и женщины. Их смех замирал в лязге роликов. В кафе гуще, ароматичнее закипало человеческое варево.

Воздух сверлили аэроэкипажи и порой, как падающие звезды, ныряли в пропасть или, цепляясь за крюки, раскачивались наподобие летучих мышей.

Щелкали дверцы, и люди разбегались по желтым этажам, напоминавшим сыр, в котором черви проложили дороги.

ВЕСЕЛО! ДЕШЕВО!! СМОТРИТЕ, СМОТРИТЕ!!!

Кучка людей, разъезжаясь ногами на ослепительном асфальте, неслась к плакату:

ВОКРУГ ПАРИЖА ВЕРХОМ НА НЕГРЕ

Вдруг Марч столкнулся с таким простым явлением, что невольно вскрикнул.

Перед ним – трехстворчатое зеркало.

При помощи разноцветных прожекторов с человеком, попавшим между створок этого трюма, совершалось что-то безобразное: он распухал, худел, а его лицо...

– Тысяча дьяволов! – вырвалось у Марча.

Щеки молодого человека в этом зеркале провалилась, нос неестественно вытянулся, уши повисли лопухами.

– Довольно! – закричал Марч и ринулся размолотить зеркало. Чьи-то руки вытолкнули его на площадку к перилам.

– Ах, так! – вскипел Марч и в гневе занес одну ногу через перила.

Вокруг Марча черными гробиками заколыхались цилиндры.

– Стойте! Вы хотите размозжить себе голову, но вы уверены в том, что вам удастся ее собрать?

Марч взглянул в сторону говорившего.

– А, это вы, мсье Лавузен!

– Рад слышать, что вы не забыли меня. Я уже час бегаю за вами,улыбнулся Лавузен, подходя.– Что вы здесь делаете?

Марч вспыхнул, как от оскорбления.

– Поймите. Вместо сна – лепешка, вместо обеда пилюля! Какая-то сплошная плоская лепешка, а не жизнь! И тут, не угодно ли, в гнусном зеркале меняют вашу рожу до неузнаваемости.

– Ха-ха-ха! – разрядился Лавузен,– а мне как раз это нравится. Благодаря зеркалу, я нашел истину. Вместо одного лица другое. Гениально! Это что! – махнул он рукой,– жалкий балаган,– я знаю способ получше. Бодритесь, молодой человек. Почему вы не пришли ко мне?

– Но, мсье Лавузен, вы меня совсем не знаете, я просто англичанин...

– Вот именно, англичанин, это главное,– подхватил Лавузен,– видите ли, друг мой, вы мне кажетесь подходящим. Колесо города слишком вас вертит.

– Проклятое колесо! Я сломаю его! Это буржуазная молотилка!

– Вряд ли нам его сломать,– поморщился Лавузен,– но я не ошибся в вас. Будем, как винтики, выскочившие из этой молотилки.

– Дальше,– нахмурился Марч.

– А впоследствии мы можем стать палками для всего колеса. Прекрасно будущее, не правда ли?

Вместо ответа Марч сжал руку Лавузена.

– Вы изумительный человек! – воскликнул англичанин.

– Возможно. А теперь поздравьте меня с возвращением в Лондон.

– Вас? Но почему? Кто вы такой? – заинтересовался Марч.

– Я? – Лавузен снял шляпу,– неужели не знаете, я – принц Уэльсский.

Марч вздрогнул. Неужели перед ним сумасшедший?

Англичанин ласково взял собеседника под руку.

– Пойдемте, мсье. Я провожу вас, ведь вы живете на рю Севинье?

– Да. Там мое ателье, то есть, вернее – мастерская художника Лавузена, так меня звали, пока я не решил сделаться принцем Уэльсским.

– Очень приятно, мсье. Не волнуйтесь,– успокаивал Марч.

В конце площадки Лавузен остановился.

– Благодарю вас. Простите, я сегодня занят, лучше всего приходите ко мне дня через два, иначе мое лицо не поспеет,– с извиняющейся улыбкой поправился Лавузен.

Марч пожал руку художника, с грустью смотря ему вслед.

– Да,– обернулся Лавузен с порога лифта,– если вас не устраивает ваша земная оболочка, можно ее изменить. До свидания, сэр.

Оба приподняли шляпы, и через секунду город разъединил их пространством и суетой.

Марч Суаттон опять побрел по этажам, немного примиренный с окружающим, а бурный энтузиаст Лавузен мчался к себе домой, улыбаясь и потирая руки.

Когда его такси спустился на рю Севинье, он подумал с минутку и решительно позвонил к Альберику Каннэ.

Истина была найдена. Возмутившее Марча зеркало дало Лавузену ключ к разгадке операций соседа.

Лавузен позвонил вторично.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Мне нужно видеть мсье Каннэ.

– Проходите,– нерешительно посторонилась горничная.

Лавузен, поднимаясь в абсолютном мраке, столкнулся с мужчиной в черном.

– Имею честь говорить с мсье Каннэ?

– Да. Но я не принимаю. Что вам угодно?

– Мне хотелось бы вместо своего иметь совершенно другое лицо,– твердо заметил Лавузен, продвигаясь за отпрянувшим Альбериком.

– Ради дьявола!

– Оставьте дьяволов в покое, мсье Каннэ. Мне хорошо известна ваша профессия.

– Замолчите,– прошептал Альберик.

В протянутой руке Лавузена он увидел карточку.

– Вы узнаете мадемуазель Реблер – убийцу адвоката? – спросил Лавузен.

– Довольно! Откуда вы знае...

– По данным префектуры. Там же я переснял ее портрет. Ее ищут по всей Франции и, конечно, не найдут. Доктор Альберик Каннэ изменил ее лицо. Все это хорошо, но я...

– Вы хотите знать секрет изобретения? – быстро спросил Альберик, вытирая лоб.

– Нет!

– Что я должен сделать?

– Я уже сказал,– вздохнул Лавузен,– применить ко мне ваше чудодейственное открытие...

Альберик стоял, опустив голову.

– Теперь, когда формальности окончены...– Лавузен подошел ближе,смотрите,– он развернул газету.

– Здесь написано: "принц Уэльсский путешествует",– пожал плечами Альберик,– ну, я не понимаю вас!

– Тут нечего и понимать. Как вы находите при взгляде на этот портрет: есть сходство между мной и принцем Уэльсским?

– Никакого,– прошептал Альберик.

– Ну, так сделайте, чтоб было. И поскорей.

Глава четвертая

Три дня – это совсем немного. Вернее, три смены по двадцать четыре часа, из которых – две бессонных. Но для Марча это слишком.

Его костюм уже не внушал доверия, и, когда в одиннадцатом по счету месте, ему отказали в работе, он провел рукой по волосам и задумался. Собственно, хотелось спать, а не думать, но в кармане болталось шесть франков, и роскошь антисонных лепешек была недоступна.

Уснуть же естественным способом мешали шум и отсутствие жилища.

Наверное, сейчас была ночь. Город задыхался в хриплых спазмах веселья.

Пары ароматов, вырываясь из жирно хлопавших дверей ресторанов, осаждали Марча.

Он припоминал, силясь себе уяснить, что с ним произошло. И не мог понять.

В филантропических учреждениях ему отказывали, как иностранцу, а его паспорт, испещренный визами разных стран, внушал властям опасение.

А ведь как логически жестоко сложились обстоятельства! Будучи замешан в столкновении с полицией на почве безработицы, он просидел с месяц и был выслан за пределы Англии.

В надежде на заработок Марч перелетел Ла-Манш.

И вот, попав в Париж, он завертелся.

Выстаивая часы у пекарен, внюхиваясь в щемящий запах хлеба, Марч не понимал города, потому что город жил в нем, раздражал и требовал.

Расширенные зрачки Марча натыкались на великолепие сыров, бутылок, лакированных авто.

Постепенно Марч убедился, что ничего не существует в действительности. Он с ужасом чувствовал, как забывает вкус хлеба. Взор туманил разварной картофель, окутанный прозрачной дымкой пара.

Англичанин выбегал из кафе, куда он заходил посидеть, и говорил себе: "завтра".

О, шесть франков нужно беречь!

Желанное "завтра" растворялось в обычном "сегодня" и уже наматывалось на катушку голодных дней. Марч сосал пустую трубку и удивлялся.

В миллионном Париже, где каждый этаж утопал в полных съестных витринах, для него не было куска мяса.

Он видел, как проклятые призраки ели фантастические булки, пили разноцветные жидкости и шелестели кредитками.

И, наконец,– это пришлось на 20 июня,– Марч не выдержал. Когда он принял решение и встал со скамейки, то почувствовал, что от голода тело стало невесомым, а ноги разлетались, как перья.

В первом же баре, за липким столиком, Марч убедился, что картофель существует не только в мозгу, а бифштекс взволновал его сочной реальностью.

Когда подали кофе, Марч осторожно отхлебнул и прислушался, как жгучая змейка разлилась теплотой в груди.

Второй глоток одурманил его.

Грязные стены бара поползли в розовой кашице тумана, трубка задышала голубой струей, и Марч тихонько рассмеялся от блаженства.

"Лавузен,– вспомнил он,– а почему бы нет? Это любопытно!"

– Получите! – скомандовал Марч и, покачиваясь как пьяный, вышел из кафе.

* * *

В дверь постучали.

– Войдите!

Марч остановился. Лавузен спиною к гостю шнуровал ботинки.

– Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?

– Нет,– Француз упорно не поворачивался к Марчу.

– Простите, но вы могли меня забыть. В тот...

– Помню, садитесь,– оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за второй ботинок.

Марч взялся за спинку стула.

– У вас странная мебель, она рассыпается при легком прикосновении.

– Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.

– А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось, то есть виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители...

– Прошу соблюдать этикет,– пробурчал Лавузен,– и по возможности меньше странных выражений, сэр!

Молодой человек вынул портсигар.

– Могу предложить вашему... высочеству?

– Благодарю вас,– обернулся Лавузен.

Марч, бросив портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот.

Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него: глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.

– Ваше смущение понятно, сэр,– пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.

– Виноват. Я хотел видеть художника Анри Лавузена и мне показалось, что я слышал его голос,– Марч проглотил слюну, не спуская глаз с лица незнакомца.

– Да, я его спрятал, как вы изволили остроумно выразиться, в самом себе, сэр!

Марч прислушался.

Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.

– Но, сэр, я прямо теряюсь...– Марч облизал сухие губы.– Черт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!

– Попробуйте,– незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.

– Настоящее тело,– прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.

– Патентованная человеческая кожа,– подхватил незнакомец.

– Вижу, чувствую. Но, что это значит, сэр?

Человек пожал плечами:

– Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.

– Это бессмыслица! – уже неуверенно прошептал Марч.

– С точки зрения здравого смысла,– загадочно улыбнулся человек с пробором,– да. А если смотреть так, что жизнь – это плакат и все краски вселенной к твоим услугам – выходит проще. Наука, Суаттон, наука!

– Значит, вы Лавузен?

Художник поклонился.

– Но, сэр, этого не может быть! – взметнулся Марч.

– Послушай, дорогой. Твое лицо напоминает мне сомневающегося идиота, каких так много в эпоху гениальных открытий человечества,– примирительно заметил Лавузен.– Я просто доказал, что ты не прав и должен будешь взять обратно свои слова о моем сумасшествии.

– Конечно. Я извиняюсь, готов признать себя щенком, хотя бы для того, чтобы всю жизнь следовать за вами, мсье Лавузен, если вас так можно назвать.

Художник строго посмотрел на него.

– Разумеется, для тебя я Лавузен... Для других... Дай руку, Марч. Мне кажется, что мы будем друзьями.

– Англо-французский союз,– с полуулыбкой ответил Марч.

Лавузен поморщился.

– Соблюдайте здравый смысл, прошу вас!

– Мм... Это будет похоже на жульничество. Просто деловой союз.

– Но как вам это удалось? Мсье Лавузен, сознайтесь теперь, что это шутка.

– Ты непоправимо глуп, Марч. Рассказывать слишком долго. Препараты, химия, сплавы, кожа каких-то животных – целая мастерская. Я ничего не помню. Это был какой-то транс. Кроме того, я больше следил за этим человеком, чем за его работой.

– Лавузен, вы говорите, что наука это мастерская безумия?

– Может быть. Я пошел дальше. Мне хочется проверить одну упорную формулу англичанина – здравый смысл,– вот зачем понадобилось это перевоплощение.

– И вы никогда не будете прежним Лавузеном?

– Никогда. Но довольно болтовни! За дело, Марч, или....– художник указал на дверь,– вы свободны!

Несколько минут Марч колебался.

– За дело, мсье Лавузен, я не знаю, чего вы хотите, но я ваш. Сходят с ума один раз, и теперь мне уже все равно.

– Возьмите газету, разверните правую страницу.

– "Принц Уэльсский путешествует",– прочел Марч.

– Что ты там видишь? – быстро спросил Лавузен.

Марч взглянул на художника и провел рукой по лбу.

– Вы, сэр!

– Очень рад слышать это признание из твоих уст.

Марч устало опустился на кровать.

– Это выше моего рассудка! Но, Лавузен, кто из нас сошел с ума? Теперь я уже не знаю наверное.

– Успокойся, это вселенная сошла с ума: мы с тобой – воплощение здравого смысла!

Несколько секунд оба смотрели друг на друга, пока Марч не почувствовал, что ноги его подгибаются.

Лавузен вдруг положил руку на плечо собеседника.

– Друг мой,– сказал он,– мы погибли. Великолепная игра, масса красок и все-таки я ошибся!

– В чем дело, Лавузен?

Художник сел на стул и чуть слышно прошептал:

– В мастерской доктора я случайно оставил...

– Ну? – перебил Марч,– вы забыли свое прежнее ухо? Говорите, я ничему не удивлюсь. Мы плывем в мутном потоке веселого сумасшествия. Может быть в этот момент я превращаюсь в страуса, но мне весело. Что вы там забыли?

– Серию карточек, последовательно фиксировавших изменения моего лица во время операции.

– Вам жалко прошлого себя? – удивился Марч.

– Не то. Это может иметь другие последствия. Мне возвращаться туда невозможно, я дорожу каждой секундой. Ступай, Марч, в дом рядом и добудь эти карточки. Если тебе это удастся, мы увидим бездну занимательного.

– Я готов! – вскочил Марч.

– Постой. Вот ключ от ателье!

– А зачем ключ? Вы же останетесь здесь.

Лавузен покачал головой.

– Жизнь – плакат. Одна за другой краски ложатся на бумагу. Плакат наклеивается на плакат. Ступай, Марч, и скорее возвращайся!

Глава пятая

Послушно, как автомат, англичанин закрыл за собой дверь и очутился на улице.

"Кто же на самом деле Лавузен?" – терзался Марч, с ужасом ощущая в своей разгоряченной голове присутствие шаловливых бесенят, снующих по извилинам мозга.

Какой-то прохожий удивленно посмотрел на Марча и, пройдя, еще раз обернулся.

Это напомнило англичанину о действительности. Мельком взглянув на парадное, он позвонил.

Молчание.

Марч дернул ручку,– дверь открылась. Заинтересованный он обернулся и шмыгнул в подъезд.

Притаившееся молчание напомнило о чем-то нежилом, заброшенном. Отдернув черную портьеру, англичанин перешагнул порог пустой белой комнаты.

Горела забытая лампочка.

Марч выдвигал пустые ящики стола. Никаких карточек не было. Где-то в глубине сознания шевельнулось почти враждебное подозрение по адресу Лавузена.

Марч выпрямился, чувствуя себя дурно, и... покачнулся.

Все тело охватила смутная лень, истома.

Сквозь монотонный шум он уловил обрывки знакомых фраз:

– Принц Уэльсский путешествует...Жизнь – плакат... Я не хочу, не хочу,– шептал Марч, падая и опираясь на стену.

Потом все стихло. Как завеса, раздвинулась тьма.

* * *

Пестрый шарф задевал лоб бахромой. Крошечные козлята запрыгали по шарфу. Неустрашимый багдадский вор рос, вытягивался в тонкий кусок мастики вдруг рассыпался блестками. Одна из них попала Марчу в рот. Ноющая боль пронизала небо и свернулась в горле комком, захватив дыхание.

Комната наполнилась людьми.

В куче лиц, рук, мелькала голова дирижирующего Лавузена.

"Соблюдайте здравый смысл, не толкитесь в мозгу, прошу вас!"

* * *

Этот крик разбудил Марча. Лежа на полу, он осмотрелся.

Та же комната. Серый едкий дым убегал к потолку. Марч приподнялся, чувствуя тесноту в груди и бросился по лестнице вниз.

Уже на улице, когда сознание прояснилось, он твердо подошел к двери ателье и рванул ее, чтобы сказать этому проклятому Лавузену..

Ругательства застряли в горле.

В ателье – никого.

Все еще не веря глазам, Марч разорвал лежащий на столе конверт.

"Дорогой друг!

Я не знаю, что вы найдете в доме моего доктора. Думаю – ничего. Меня неожиданно вызвали в Лондон дела государственной важности. Если хотите, приезжайте. Жду по следующему адресу: Пикадилли. Гостиница "Нормандия". Спросить под именем Арчибальда Гледдон.

Ваш Анри Лавузен. (П.У.)."

Чувствуя боль в груди и сумятицу в голове, Марч отвернул штепсель и на столе заметил деньги, прикрытые газетой.

Триста франков кредитками.

* * *

Эйфелева башня обвилась алой змеей огненных букв: SITROEN.

С возвышения первой посадочной площадки, куда Марч поднялся в переполненном лифта, как на чудовищной клумбе, дышащей трубами предместий,развернулся Париж.

Толпа сдавила англичанина у кассы. Дожидаясь очереди, Марч равнодушно смотрел вниз сквозь перила.

С легким гулом поднимались освещенные кабинки, выбрасывая пассажиров. И стальные прутья площадки дрожали, когда стеклянные крыши лифтов проваливались в черную бездну.

Маленькие черные утюжки сталкивались горящими носами у основания башни. Это были автобусы, прыгающие четырехугольными мячиками.

Вагоны метрополитена стальными иголками прошивали сукно площадей, неожиданно вырываясь на поверхность, закрепляя свой путь вспышками лампочек.

Марч поднял воротник английского непромокаемого пальто и заглянул в окошечко.

– До Лондона пожалуйста.

Оставалось двадцать минут. Марч поднялся на вышку башни, откуда город напоминал стеклянный пирог.

Длинный ящик, размером в три международных вагона, разрезал тьму зеленым глазом и пропал.

– Римский экспресс. Остановка его на Марсовом поле,– заметил кто-то в толпе.

Ровно в девять такой же ящик повис на стальных кручьях башни.

– Занимайте места! – пробежал обер-кондуктор, махая светящимся флажком.

Блестящий вагон красного дерева выглядел комфортабельно и даже уютно. В хрустальных колпачках горели лампочки, разливая по купе белый свет. На противоположном откинутом сиденье была постель.

Марч высунулся в окно.

Стальные тросы сократились, проглоченные тьмой, затараторили пропеллеры, поезд качнулся. Англичанин подпрыгнул на диване, а когда еще раз высунулся в окно, башня провалилась под ним, оставив внизу бордюр зеленых огоньков.

Под вагоном из-за орбиты арки выкатился алый глаз сигнального шара. Аэропоезд нервно дрожал, стоя, казалось, на одном месте, а черная туша Парижа летела вниз.

Воздух стал чище и свежее. Марч не спал. С часами в руках он следил за щелкающей на стенке купе дощечкой.

Прошло сорок минут, а уже Бове, Абвиль были позади. Крылья ветра резали лицо Марча, пока он не закрыл окно.

"Булонь",– выскочила надпись. Марч взялся за газету и, поддаваясь качке, склонил голову на подушку. "Кент",– дощечка вспыхнула и погасла.

Марч подошел к окну. Пол колебался, клокотал, и в ногах было такое ощущение, как после катания на роликах.

Дымные, в беспорядке разбросанные огни... толчок... резкий наклон вниз. Защелкали купе. Оглушительно надрывались сирены. Шум голосов и последняя надпись – "Лондон".