Текст книги "Конец здравого смысла"
Автор книги: Анатолий Шишко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава пятая
Надутое небо грузным полотнищем повисло над Лондоном. Желтые фонари маслянистыми пятнами плавали в тумане. Массив тумана пластами, глыбами ложился под ноги. Робкие фигуры чиновников, скрюченные порывами ветра, напоминали людей, случайно уцелевших в городе, отравленном газами.
– Это вы, мистер Рекс?
– Да это я, сэр Альби. Доброе утро! Какой ужас, не правда ли?
– Вы говорите о погоде?
– Нет, я имею в виду принца Уэльсск...
– Тсс... Вы не осторожны, нас могут слышать.
Окутанный предрассветной дрожью Лондон был пуст и холоден. Седые башни парламента, склонив чуткие уши шпицев, дремали, захлебнувшись в сыворотке тумана.
Из-за ограды центральной тюрьмы, где толпились чиновники, веяло камнем, холодом жести.
– Доброе утро, сэр. Скоро?
– Сейчас. Уже разбудили.
– Он будет повешен.
– Будьте добры, сколько времени:
– Без четверти два.
– Начинайте!
– Он будет... О... смотрите, смотрите – ведут!
Двое чиновников плотнее застегнули пальто. За ними, словно упав сверху, тяжело захлопнулись двери тюрьмы.
– Вам направо, сэр?
– Пойдемте вместе. Черт возьми проклятый туман. В Англии определенно портятся погода и нравы.
Оба медленно плыли по скользкому тротуару, еще с ночи светящемуся буквами реклам. Шли, упирая четырехугольные подбородки в грань жестких воротников.
– Почему отсрочили казнь?
– По приказу герцога Эльсинор.
– Странно! Не кажется ли вам, что за последнее время нить высшей политики Англии держит чья-то преступная рука; взять этот случай с приостановкой казни над лжепринцем Уэльсским.
– Вы уверены, что он лжепринц?
– Как? – остановился собеседник,– что вы этим хотите сказать?
– Разве вы не слыхали,– говорящий оглянулся,– что тот, которого сейчас должны были казнить – настоящий принц, а на его месте, во дворце, какой-то шарлатан?
Слушавший в ужасе выронил трубку.
– Что такое? Вы с ума сошли! По-моему, одна мысль об этом оскорбительна. Доброе утро, сэр. Вам нужно лечиться!
– Доброе утро! Проклятый туман!
Глава шестая
Закрытый лакированный «паккард», подбрасывающий на своих упругих подушках герцога Эльсинор, выскочил из ворот тюрьмы.
Туман ниже, гуще. Автомобиль катился по желобкам бесконечных улиц; на крутых поворотах дома, казалось, должны были рухнуть на крышу бесшумного экипажа. "Паккард" с ревом ворвался на Флит-стрит. Улица встретила гулом редакционных машин, а вихрь клетчатых чертенят догнал криком:
– ВОЛНЕНИЯ В ИНДИИ. УГРОЗА ВСЕОБЩЕЙ ЗАБАСТ...
Герцог прищурился и потрогал себе подбородок. Автомобиль покачивался медленно, важно. На Виктория-стрит черное пятно толпы растеклось вокруг механического человека. Радиоманекен кричал:
– ПАДЕНИЕ КАБИНЕТА ОЖИДАЕТСЯ В...
"Паккард" пролетел мимо. Площади обгоняли улицы, улицы развертывали веера серых зданий. Машина разрезала толпу, проскочила шесть особняков, вздрогнула и остановилась.
Подхваченный двумя ливрейными, герцог в полном смирении, как девица перед конфирмацией, прошел сквозь строй фоторепортеров.
– Господа! – голос герцога строг,– будьте кратки.
И прошел к себе.
Секретари осадили бумагами. Герцог читает. Телефоны звонят. Депеши укладываются стопками. Голос дежурного:
– Лорд Гумберлен!
Названный элегантной походкой пантеры съеживается в поклоне.
– Добрый день, ваша светлость. Вчера вы не были в палате общин?
– Вчера – да. Сегодня буду. Я только что из тюрьмы.
Пантера глазом выплевывает монокль.
– Уже кончено?
– Нет еще,– голос герцога опускается до шепота.
– Это опасно. Газеты молчат, но... слухи! Сейчас не время сплетням.
Пантера показывает золотые клыки.
– До свидания, милорд,– холодно цедит герцог,– ваш доклад я прочту.
– До свидания, ваша светлость, но вы упускаете из виду, что лицо, намеченное на диктаторский пост, должно быть незапятнанным. Его не может окружать легенда о принцах Уэльсских.
– Это намек?
– Предупреждение, ваша светлость. Честь имею кланяться.
Герцог чувствует дрожь. Проклятый туман застилает глаза... только на секунду. Прием продолжается. Очнувшись, герцог замечает фигуру лорда Ахдональда.
– Диктатурой не запугать! Мы будем бороться.
Герцог зевает, заметив это, посетитель робко заканчивает:
– Но все же считаю своим долгом поздравить вас.
– Благодарю. Я надеюсь, вы, как всегда, поддержите нас в трудный момент и окажетесь верны традициям Англии. Благодарю.
Репортеры вскрикивают. Туман упорно не рассеивается. Двери захлопываются. Двое толстяков молча рассматривают герцога.
– Я вас слушаю.
– Нам надоело ждать. Забастовки усиливаются. Мы вас назначаем диктатором, а вы медлите.
– Я готов,– вздыхает герцог.
– Это совершенно неважно, готовы ли вы, или черт его знает, кто еще не готов. Вашу ловкость в обращении с королем и парламентом мы ценим, но она ничего не стоит, пока вы возитесь с принцем Уэльсским.
– Милорды,– кричит герцог,– сегодня же я подпишу приговор.
– Он уже был подписан раз,– волнуется мистер Ворр.
– Я колебался. Хотел посоветоваться, кого же оставлять принцем. Настоящий полезен, но глуп, поддельный эксцентричен. Мне все равно.
– Нам тоже,– возражает мистер Ворр.– Одного повесить, другого отправить путешествовать. Есть масса городов и такое же количество психопатов, живущих в них.
– Будет сделано. А когда?
Мистер Ворр пожимает плечами.
– Да хоть завтра. Нет, впрочем завтра день рождения моей дочери. Она не выносит суетни.
– Это не так шумно,– оправдывается герцог,– я уже наметил конспект: ночью – разоружение гарнизона. В полдень – разгон парламента. К вечеру провозглашение диктатуры, пулеметный роспуск несочувствующих организаций. Речи, обед, фейерверк.
– Очень длинно,– морщится мистер Ворр.
– Нельзя. Здравый смысл, традиции.
– Сколько все будет стоить? – мистер Ворр лезет в карман.
– Миллиона полтора. Необходима воздушная гвардия на аэроистребителях.
– Хорошо. Но смотрите, чтобы народ не успел опомниться. Тогда – в понедельник.
Оба посетителя встают. На пороге мистер Ворр оборачивается:
– С принцем кончайте скорее. Пожалуй, оставьте настоящего. Добрый день, старик, и помни: авансов никому, даже небесной гвардии.
ЧУДЕСА НАУКИ
"Л'Эко де Пари"
20 августа
Редакцией получено сообщение от Академии Наук, что доктор Альберик Каннэ изобрел хирургический способ изменять человеческую наружность. Первый опыт был произведен с фабрикантом Губером, второй над социалистом, господином Дюраном, пожелавшим переменить свое лицо на всем известный облик г. Пуанкаре. Последний опыт дал поразительные результаты: после операции господин Дюран не только принял абсолютно точные черты лица г. Пуанкаре, но даже убеждения последнего – вплоть до перехода из партии умеренных социалистов к радикалам. Такое явление ставит в тупик лучшие умы Франции.
В ЛАБОРАТОРИИ ВЕЛИКОГО УЧЕНОГО
"Л'Аксион Франсез"
21 августа
Д-р Альберик Каннэ в краткой беседе с журналистами сообщил, что он католик, холост, 30 лет от роду, по убеждениям радикал.
ЧТО ОН ДУМАЕТ О МЕЖДУНАРОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ?
Больше всего его возмущают Испания и Англия, варварски угнетающие колониальные народы, тем самым умаляя значение Франции. Касаясь Лиги наций, великий ученый сказал: сейчас в малых странах Европы ведутся три войны, но даже угроза новой – между Японией и Америкой – не пошатнут авторитета гуманности Лиги наций. 16 мировых кинофирм приступили к съемке жизни и деятельности д-ра Каннэ.
«Эко Насиональ»
22 августа
Сегодня президент республики принял д-ра Каннэ. После двухчасовой беседы г. президент имел счастье вручить доктору орден почетного легиона. Одновременно на экстренном заседании членов Академии постановлено избрать г.Каннэ в число бессмертных.
ХРОНИКА
"Матэн"
22 августа
Министром здравоохранения совместно с департаментом полиции выработаны правила для перевоплощающихся. Абсолютно воспрещено доходить до неузнаваемости лицам:
1) склонным к многоженству,
2) опороченным по суду,
3) иностранцам под французов и всем, чьи доходы менее двадцати тысяч франков в год.
Право на производство операций предоставляется изобретателю и его ученикам в помещении "Академии Перевоплощений" имени д-ра Каннэ с 22 августа 19... года. Научная обоснованность изобретения подтверждается экспертизой профессуры в составе: Легко (Франция), Гольд (Германия), Уорт (Англия), Фодезе (Испания), Дучеллини (Италия – премьер и почетный профессор перевоплощений).
Следует 48 подписей.
Глава седьмая
Игра была захватывающая, напряженная.
– С дворцом, кажется, покончено,– заявил Лавузен.
И это была правда. Марч ликовал. Теперь они, скинув шикарные костюмы, облачились в кепи, а смеющиеся глаза Лавузена закрыли очки. В клетчатых пальто и крагах друзья имели вид шоферов. Кто станет искать принца под кожаным кепи?
Угрозы герцога и подозрительные люди на Тауэрском мосту решили дело. Только теперь оба поняли, как далеко зашла игра, и, казалось, улицы сдвинулись, туман насел ниже, а в каждом прохожем чудился шпик. Тут пригодилась ловкость Лавузена, с быстротой молнии решавшего ходы игры.
Круг стягивался. Друзья избегали встреч, сторонились общественных мест и даже голод предпочитали утолять в мелких харчевнях на берегу Темзы. В Лавузене закипало бродяжничество парижского гамена, шутки и остроты сыпались колючим фейерверком. Но осторожность, нюх гончей ни на секунду не покидали его.
Марч поражался той легкости, с которой Лавузен разматывал клубок событий. В кабачке, на сходнях, помогал грузить тяжело хрустящие кули угля, за виски после трудного дня, в кругу матросов Лавузен был прост и весел.
В последней гостинице они оставили все следы прошлого,– все свои вещи, и не показывались там. Лавузен располагал некоторой суммой денег в надежде покинуть Англию и носил их всегда при себе. Но отсутствие визы, слежка эти инквизиционные приемы современной культуры – изнуряли их.
Философия Лавузена сократилась до минимума необходимых слов. Марча этого простого парня, неосторожно попавшего в кинематографический поток событий, бросало то в холод, то в жар.
Лавузен возмущался:
– Ну, бегемот, поворачивайся живее, какой-то тип слишком долго идет за нами.
И Марч бежал, прыгал в омнибусы, таскал кули, делал все, чтобы не отстать, не упустить из виду друга, сосредоточенно доигрывающего последний акт так весело начатой пьесы.
Город преступлений, болезней, туманов... В эти тревожные дни, следуя за Лавузеном, Марч пересек тысячу улиц, переулков, тупичков, которыми так богат Лондон. Пышный Уолл-стрит, Сити – гнезда хищных дельцов, и как контраст – Тотенгэм, Оксфорд-стрит – уголки мировой революции.
Желтый омнибус томительно волочил их по северным предместьям. Ряды сгнивших лачуг чередовались с гремящими отелями, лавчонками старья у Тефнель-парка. Друзья познакомились с поричем [6]6
Порич – английское блюдо.
[Закрыть], так вкусно приготовленным в баре у Кемден-Тауна, где хмурый слуга подал им кофе с вареньем. Как приятно сознавать, что к ленчу не нужно одевать динер-жакета [7]7
Динер-жакет – обеденный костюм.
[Закрыть], что вообще ничего больше не интересует, кроме свободы. Повинуясь хитроумным прыжкам и уловкам Лавузена, путающего следы, они бросались в такси и мчали на Пэлл-Мэлл, где белый клоун, дергая картонного льва за хвост, прохаживался на счет империи, озираясь на полисмена. Поплар, Степней – рабочие шумные районы с удвоенными пикетами констеблей. А на улице пароходных компаний Лавузен в первый раз тяжело вздохнул, глядя на витрины «Северо-Германского Ллойда», где крепко сколоченные янки дожидались билетов на морские экспрессы в Остенде, Гавр, Кале. Они видели много людей, выступавших из полумрака Флит-стрит. Их вели полисмены в суд и обратно. В раскрашенных вертепах Уайтчепеля под адский саксофон дергались негры, свирепо вращая белками, чтобы за ситцевыми кулисами вытирать слезы.
Они видели многое, но запомнили одно: западная часть – богачи, восточная – бедняки. И, подражая глухому ворчанью машин, дома, улицы, скверы, кварталы враждовали, напирая друг на друга.
Был холодный осенний день. Дождь и туман схлестнулись в яростной борьбе; с двух часов дня вспыхнули фонари.
– Сегодня мы попробуем,– мрачно решил Лавузен, подсаживая друга в отходивший омнибус.
Плыли улицы, налитые багровым соком фонари, витрины, как в первый день приезда Марча, но сегодня англичанину из полуприкрытых окон чудились враги, и Марч кусал губы, согнувшись на империале, готовый по знаку Лавузена прыгнуть на асфальт.
– Чаринг-кросс,– прокричал кондуктор.
Кожаное кепи Лавузена растаяло в очереди за билетами. Вокзал гнал поезда на юго-восток, к морю, меловым скалам, к Дувру, а там пароход... Увидит ли Марч все это?..
Кругом толкались, и никому не было дела до двух фантазеров, суетящихся в поисках своего поезда.
– Вот два билета до Дувра. Держи и следи за мной.
Проходя через буфет, Лавузен локтем подтолкнул Марча, указывая на плакат:
ИМЕНЕМ КОРОЛЯ!
Повелеваем задержать и под страхом смерти за
укрывательство сдать на руки властям нижеследующих лиц:
француза АНРИ ЛАВУЗЕНА
и
английского подданного МАРЧА СУАТТОНА.
Всем органам железнодорожным, морским и воздушным
вменяется в обязанность строжайшая проверка отбывающих.
– Джентльмены, занимайте ваши места! Скорый. Дувр!
Лавузен оторвал Марча от плаката и вскочил в вагон; они пробежали площадку и выпрыгнули с другой стороны. Поезд плавно ускользнул, обнажив платформу, по которой трое людей догоняли вагон.
Когда опоздавшие прицепились на ступеньки, Лавузен, солидно отдуваясь, вышел через главную дверь на улицу.
– Лавузен, эти трое?
– Агенты,– кивнул Лавузен.
– Но куда мы денемся?
– Пока в гостиницу. Улететь нельзя. Автомобилем до Дувра это подозрительно... Остается... нашел!
Марч даже испугался.
– Что?
Но Лавузен, содрогаясь от хохота, только поправлял сползающие очки и качал головой.
* * *
На Дрюри-Лейн, в отеле «Глория», где хранились их вещи, Лавузен держался крайне демонстративно. Громогласно требовал меню, распекал за неуборку номера, раза два без всякой нужды прошелся по ресторану, заглянул в биллиардную и только тогда величественно вошел в свой номер.
Тут Марч с ужасом заметил, что очки Лавузен снял и кепи держал в руках. Значит, прислуга, постояльцы, все могли... Марч не выдержал.
– Лавузен!
– Тсс... Ты наивен, Марч, а наивность это небрежность. Великолепно,пробурчал Лавузен, подходя к окну, и, обернувшись, скомандовал:
– Марч, одеваться! Не хнычь...
Совершенно не уясняя себе, что он делает, только подражая, Марч натянул фрачную пару, вставил в глаз ненавистное стеклышко монокля.
– Прекрасно,– улыбнулся Лавузен.– Возьмите в руки цилиндр, иначе вы недостаточно глупо выглядите. Шаркните ножкой. Так. Действие начинается, а вот и занавес,– Лавузен повернулся к двери.
Как из коробки с сюрпризами, выскочил лакей.
– Автомобиль! – твердо приказал Лавузен.
Сюрприз исчез с легким наклоном головы, пропустив пять человек.
Вошедшие сняли шляпы, приятно обнажив лысины. Лавузен обернулся:
– В чем дело, господа?
Первый джентльмен развел руками.
– Переутомление. Нервное переутомление.
– Покажите язык! – торжественно провозгласил главный врач.
– Всем или только вам? – спросил Лавузен.
– Если вам угодно, показывайте зеркалу.
Лавузен рассмеялся.
– Я не понимаю, откуда вы явились. Я требовал автомобиль, а не консилиум. Мне кажется, эти два понятия трудно смешать.
– Температура высокая. У вас, наверно, болит голова, и вы немедленно должны ехать во дворец,– говоривший выступил из тени.
Это был майор Суффакс.
– Довольно! – оборвал Лавузен.– Марч, стул майору. Садитесь,продолжал он, подходя вплотную к мистеру Суффаксу,– я вас сейчас буду резать, майор. Марч, ножик!
– Это невозможно...– побледнел мистер Суффакс.
– Но почему?
– Потому что в номере нет ни холодного, ни огнестрельного оружия.
– О, великолепно! Майор – вы живой здравый смысл: Я хотел вас уничтожить, но раз это невозможно, можете идти.
– Я не уйду без вас и того джентльмена,– мистер Суффакс указал на Марча.
Комната наполнилась людьми. Тут были полисмены, штатские; даже бледное лицо метрдотеля.
– Марч, начинается массовое действие, брось револьвер и надевай шляпу. Я кончил, джентльмены! – Лавузен гордо вышел из номера.
Отель гудел. Их провожали сотни глаз. В подъезде образовалась такая давка, что полисмены должны были пустить в ход резиновые палочки. Два репортера пытались уловить лицо арестованного.
– Снимайте...– Лавузен остановился.
– Как это называется? – спросил фотограф.
– Принц Уэльсский путешествует. Ну-с,– обратился Лавузен к майору,– я готов.
– Очень хорошо,– пробурчал тот.
– Застегните пуговицу,– бросил Лавузен и, внезапно покачнувшись, упал. Марч вскрикнул и бросился к нему. Полисмены подхватили принца.
– В гостиницу! – распорядился майор.
Директор дал знак, и бешеный "рег-тайм" оборвался.
– Скорее за доктором!..
Лавузена внесли в номер и положили на кушетку. Констебли оттеснили любопытных, и около Лавузена остались Марч и майор.
– Вам плохо, ваше величество? – нагнулся мистер Суффакс.
– О, да! Ощущение такое, как будто вся Британская империя плавает вверх ногами. Оставьте меня с секретарем. Наверное, через полчаса я умру.
– Хорошо, я вас оставлю, но это невозможно, я должен вас привезти живым,– майор вышел, предупредительно снаружи щелкнув ключом.
Лавузен сейчас же вскочил.
– Конец? – прошептал Марч, едва шевеля губами.
– Начало,– ободрил Лавузен,– взгляни, как та дверь в соседний номер, поддается?
Марч навалился плечом. Дверь треснула и распахнулась. Четверо в абсолютном мраке вскочили с воплями:
– Это Наполеон?!
– Дайте мне пощупать его. Кто ты, о, дух?
– Мы нарвались на спиритический сеанс,– шепнул Марч.
Лавузен вихрем промчал через номер.
– Все, что вам угодно, леди и джентльмены, щупайте, давите, честное слово, я дух, но мне некогда. Я лечу на шабаш парижских ведьм!
– О, проклятие!
– Держите!
Но Лавузен уже вырвался в коридор. Марч не отставал. Через кухню по черной лестнице на улицу.
– Мы спасены! – задохнулся Марч.
– Погибли! – бросил Лавузен.– Есть только один выход: прыгнуть в пасть льву и тем спастись. Все остальные способы ладить с хищниками лишены здравого смысла.
Положительно, Лавузен сбивал догадки Марча как пыльцу с цветка.
"Где же конец?.." – размышлял Марч, покачиваясь на империале омнибуса. Как всегда, рядом с ним скучающий Лавузен. За тонкими стеклами автомобиля кипели, сталкивались бури, туман, ночи; они вечно ехали, и хрупкая осыпь сумерек плыла за ними навстречу дню. Краски смешивались. Плакат наклеивался на плакат.
Ленты улиц сливались в серое полотно.
Остановка!
Глава восьмая
Из синевы дрожащего месяца выступала громада Центральной тюрьмы. В корпусах дрожали огни.
– Что нам здесь нужно, Лавузен, ведь принц казнен?
– Это вопрос...
Прошли тревожными шагами мимо ограды и вступили в каменный коридор. На звонок вышел дежурный и, осведомившись о целях прихода джентльменов, указал на кресла. Минуту спустя явился сам начальник тюрьмы мистер Органт.
– Можете идти, Пэрси, и никого не впускать. К вашим услугам, ваше высочество,– поклонился начальник.
– В тюрьме находится некто, выдающий себя за принца Уэльсского,– начал Лавузен.
– Да. Это государственный преступник. В тюрьме никто не знает о нем. Лорд-канцлер строжайше запретил всякие...
– Простите, я вас перебью, мне необходимо видеть преступника. Пятиминутная беседа, сэр. От этого зависит дело государственной важности.
Начальник колебался. Руки его, дрожа, никак не могли отвинтить футляр вечного пера.
Лавузен не глядя спрятал пропуск и не прощаясь вышел. Снова шли коридорами. Винтовые лестницы, мрак, сырость, гулкие шаги часовых. У дверей камеры стражник молча принял пропуск и завозился с ключом.
Марч прикрыл холодную сталь двери и невольно отступил. На мягком кресле у стола сидел человек. Сгорбленная фигура, профиль, ушедший в газету. Где Марч видел эту картину? Он помнит. Он не может забыть отеля "Палас" и Лавузена при первом свидании в Лондоне.
Человек медленно повернул голову. Знакомое лицо. Ледгетский цирк, рядом двое военных, но тогда оно изумленно щурилось на Марча, а сейчас выглядело постаревшим.
– Добрый вечер, сэр! – повторил Лавузен.
Полумрак, каменный пол, решетки на высоком окне, фигура принца в жилете без сюртука, и все еще почтительно склонявшийся Лавузен в широком пальто. Принц в изнеможении опустился на стул; вены на лбу его вздулись.
– Что вам угодно? – прохрипел он.
Испуг? Ужас? Нет, именно то необыкновенное ощущение. Марч это испытал. Теперь настала очередь принца: того требовал неумолимый здравый смысл.
– Меня привело сюда дело, не терпящее отлагательств,– спокойно, как бы вспоминая, начал Лавузен,– вы за стеною и не знаете новостей. Маленьких подробностей, могущих привести к большим последствиям. Что вы скажете?
Принц вздрогнул... Поднял голову.
– Я не поним...
– Сейчас все поймете,– перебил Лавузен.
– Убирайтесь вон! Шантажист!
– Тише, тише, тише,– дирижировал Лавузен трубкой.
– Нет! Никогда! Убирайтесь!! – принц волчком завертелся по комнате. В руках его взметнулся стул.
Марч, боясь шевельнуться, не спускал глаз с Лавузена.
– Как плохо не обладать здравым смыслом. Идемте, Марч, здесь нам нечего делать. До свидания. Вас скоро повесят, по вашей же вине: мне кажется, вы смогли бы вернуться во дворец.
– Если бы? – вскочил принц.– Нет! Это новый обман.
– Напрасно так думаете,– пожал плечами Лавузен,– маленький клочок бумаги, обещающий мне выезд из Англии, откроет вам двери тюрьмы.
– И я не буду повешен?
Лавузен чуть усмехнулся, подмигнув Марчу.
– Нами, во всяком случае, нет. Что касается английского народа...
– Довольно! – перебил принц.
– Я отвечаю на вопрос, – сухо оборвал Лавузен,– решайте.
– Вы настоящий кирпич [8]8
По английским понятиям это высшая похвала.
[Закрыть]. Хорошо. Можете спокойно покинуть Англию. Дайте подписать.
– Поздно, ваше высочество,– вздохнул Лавузен,– я пришел сюда не для того, чтобы выманивать у вас пропуска. Может быть, мне хотелось остаться здесь вместо вас и быть повешенным.
Принц пристально взглянул на Лавузена.
– Я не верю вам.
– Дым и ад! – крикнул Лавузен,– мне надоело смеяться. Угодно вам выйти на свободу вместе с этим джентльменом?
– Да, да, конечно. Я сделаю все, что вы хотите.
Лицо принца дергалось от нетерпения. Но тут вступился Марч.
– Лавузен, что вы делаете?
– Снимаю брюки. Разве вы не видите? Принц наденет мой костюм и выйдет вместе с вами.
– Нет! – закричал Марч так, что принц выронил галстук.
– Мистер Суаттон, тише. Я не поэт и не люблю драм, я только фокусник в обреченной стране. Пора. До свидания, Марч. Прощайте, принц. На свободе масса приятных вещей: зеленые лошади, здравый смысл.
– Прощайте...– сжав зубы до боли, принц буквально выбежал из камеры.
Марч растерялся.
– Следи, друг, за дверью, она сейчас закроется.
– Лавузен, прощайте! Лавузен! – Марч вышел из камеры. Последний взгляд.
Тюремщик отметил пропуск, и Марч бросился догонять принца. От его сутуловатой фигуры, уходящей вглубь коридора, веяло таким холодом, что Марч поспешно выскользнул в другую калитку.
Принц не обернулся ни разу.