Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 5-я"
Автор книги: Анатолий Марченко
Соавторы: Евгений Зотов,Владимир Листов,Борис Поляков,Михаил Михайлов,Игорь Фесенко,Александр Поляков,Дмитрий Федичкин,Николай Пекельник,Сергей Громов,Алексей Бесчастнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Дмитрий Федичкин
СЫН ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА
Молодой человек в поношенном костюме с любопытством осматривал улицы и дома незнакомого города, вслушивался в чужую речь. Так вот она какая – София.
Из-за угла вышел статный мужчина в генеральской форме. Забилось сердце. Он?.. Рассмеялся: мальчишество, глупость – отец был не так высок ростом и не такой уж статный. Да и возраст не тот. Отец. Генерал русской императорской армии Федор Федорович Абрамов. Две войны подточили его здоровье. Теперь, наверное, от его военной выправки осталось лишь одно воспоминание. Ведь столько испытал и пережил он, отдавая себя целиком борьбе с большевиками.
В 1919 году конница С. М. Буденного разгромила его донской казачий корпус, и он решил бежать за границу. Тайно приехал в Ржев проститься с семьей: матерью, женой и сыном. Два года с остатками своего корпуса скитался по Турции, а затем, когда солдаты разбежались, перебрался в Болгарию и поселился в Софии. Здесь он вскоре стал главой третьего – балканского отдела Российского общевоинского союза, сокращенно РОВС. Это была махровая белогвардейская организация. Центр ее находился в Париже.
Вожди РОВСа – в прошлом царские, а затем белогвардейские генералы – не утратили надежды восстановить в России старые порядки.
Обосновавшись в болгарской столице, генерал Абрамов решил вывезти своего двенадцатилетнего сына Николая из Советской России. Он послал за ним казачьего есаула. Тот нелегально пробрался в Одессу, а оттуда приехал в Ржев. Миссия закончилась неудачно, и есаул вернулся в Софию ни с чем. Мальчишка не захотел расставаться с бабушкой (мать умерла вскоре после окончания гражданской войны), да и бабушка никак не соглашалась отпускать внука и тем более ехать с ним в чужую страну.
Теперь, спустя десять лет, сын сам приехал к отцу, совершив сравнительно опасное путешествие по Европе. Из Ленинграда в Гамбург матрос советского грузового судна прибыл вполне благополучно. В Гамбурге он «сбежал» с парохода и поехал поездом в Берлин, рассчитывая оттуда добраться до Софии. Но в Берлине немцы посадили его в тюрьму. Выручил генерал фон Лампе – соратник отца, руководитель германского отдела Российского общевоинского союза. Фон Лампе добился его освобождения, дал денег на дорогу, известил его отца – генерала Абрамова и отправил в Софию.
И вот стройный, спортивного вида молодой человек в болгарской столице.
...Улица Оборище, 17. В большом тенистом саду – двухэтажный особнячок, окруженный высоким забором. Возле калитки лениво шаркает метлой коренастый человек в брюках с казачьими лампасами и солдатской фуражке с царской кокардой. Судя по кривым ногам – это бывший кавалерист. С любопытством поглядывает он на молодого человека, который в нерешительности оглядывается вокруг.
– Кого ищете? – по-русски спросил отставной казак.
Услышав родную речь, приезжий оживился.
– Мне бы... – он замялся ненадолго, – мне бы к его превосходительству генералу Абрамову... Федору Федоровичу.
– А их превосходительство находятся во флигеле, – с достоинством объяснил человек с метлой и показал на небольшую пристройку к дому во дворе. – Пойдемте, провожу вас. – И повел гостя в резиденцию генерала.
Облезлые, с темными потеками стены флигеля, пропыленные окна, деревянные ступеньки со следами былых перил произвели на приезжего удручающее впечатление. «Так вот в какой конуре командует российским воинством на Балканах мой отец», – усмехнулся он про себя.
Сопровождавший гостя казак был денщиком генерала Абрамова и в годы первой мировой войны, и во время гражданской. Вместе со своим шефом бежал за кордон. Состоял при его превосходительстве в Турции. Последовал за ним в Болгарию. Его невзрачный вид и малопривлекательное лицо давали повод шутникам называть его Квазимодой. Он был так глубоко предан своему патрону, что стал как бы частицей его самого; совмещал в РОВСе множество должностей: коменданта, посыльного, завхоза, дворника, пользовался полным доверием генерала и его приближенных, знал немало ровсовских секретов и имел ключи от всех несгораемых шкафов.
Но особой его заботой был душевный покой и благополучие генерала. Он поставлял продукты, наблюдал за порядком в скромной двухкомнатной генеральской квартире и следил, чтобы вовремя был подготовлен праздничный стол в дни тезоименитства императора Николая II и его августейшей супруги. Эти дни генерал отмечал с большой торжественностью и обязательно заказывал в русской церкви молебен за упокой души «убиенных» Николая и Александры.
Все величали казака Михеичем, хотя ни в его имени, ни в отчестве, ни в фамилии никакого Михея не было. Звали его Михаил Иванович Минин.
Оставив метлу на, крылечке, Михеич ввел гостя в приемную РОВСа, небольшую комнату, грязную и запущенную. Побеленные некогда стены осыпались, потемнели, покрылись желтыми пятнами. Обстановка была самая примитивная: стол, графин с водой и граненым стаканом, три стула. В красном углу – иконка девы Марии.
– Посидите, пожалуйста, – засуетился Михеич. – Поначалу доложу о вас адъютанту его превосходительства, а они уж по начальству – самому генералу. – И исчез за дверью соседней комнаты, где помещался адъютант его превосходительства.
Опустившись на стул, Николай окинул взглядом далеко не штабную обстановку, в которой его отец разрабатывал планы разгрома Советского Союза, и задумался...
Двадцать два – не так уж много, а видел он в жизни порядочно.
После смерти матери, а потом и бабушки – детский дом. С возрастом стал понимать, что надо найти свое место в жизни, приобрести специальность.
Он много читал о морях и океанах. Полный сил, здоровья, хороший спортсмен, он захотел помериться силами с могущественной природой, отвоевать похороненные в водоемах богатства, вернуть их людям. Он решил стать водолазом.
Закончив семилетку, поступил в Балаклаве в водолазную школу. В двадцать с небольшим уже участвовал в поисках и подъеме затонувших судов.
Однажды в одной из таких операций при расчленении потопленного во время гражданской войны крейсера Николай Абрамов был серьезно контужен взрывной волной. Это вынудило его расстаться с любимым делом.
Работа водолаза, сопряженная с большим риском для жизни, требовавшая железного здоровья, большой выдержки и мужества, закалила его волю, воспитала характер и подготовила к сложной и ответственной деятельности в будущем.
Но об этом потом...
А пока...
Пока его вывел из раздумья человек средних лет в штатской одежде, вышедший из соседней комнаты. В каждом его движении чувствовалась офицерская выправка.
– Вот, ваше благородие, – представил Михеич гостя, – просится к его превосходительству.
Адъютант окинул Николая оценивающим взглядом и спросил:
– А кто вы и по какому делу?
– Я сын генерал-лейтенанта Федора Федоровича Абрамова, – поднявшись со стула, сказал Николай. И уточнил, отчеканив: – Его превосходительство – мой отец.
– Извините, – смешался адъютант. – Я вас сразу и не узнал, а теперь вижу: вы так похожи на его превосходительство! Прошу! – и он широко распахнул двери кабинета, пропуская Николая вперед.
– К вам, ваше превосходительство, – и отошел в сторонку.
Из-за стола вышел человек лет пятидесяти с изрядной проседью на висках, в гражданском платье.
– Николай, Коля, – волнуясь, неуверенным голосом прошептал он, протянув ему руки.
– Отец... Ваше превосходительство, – не совсем в тон генералу произнес Николай, и на какую-то минуту они застыли в объятьях друг друга.
– Сколько лет не виделись, боже мой! – проговорил сдавленным голосом генерал. – Целых двенадцать... Какой же ты большой!.. – И он явно залюбовался сыном. – Ну садись, рассказывай, рассказывай!
Николай опустился на предложенный ему стул.
Генерал долго смотрел на сына. Долгожданная встреча всколыхнула воспоминания о прошлом.
Ярый противник Советской власти, занимавшийся подготовкой и переправкой через границу в СССР террористов и диверсантов, генерал Абрамов всю свою эмигрантскую жизнь мечтал иметь возле себя своего сына – свою единственную опору. И вот он, сумев обмануть бдительность чекистов, сам нашел дорогу к отцу.
– Ну говори, говори, Коля, расскажи: как тебе удалось вырваться от большевиков?
– Все было не просто, – ответил Николай. – Устроился на заграничную линию: Ленинград – Гамбург. В первом же рейсе в Гамбурге сошел на берег и не вернулся на пароход.
– Милый сынок, – расчувствовался генерал, погладив Николая по голове. – Будешь жить у меня, тебе надо учиться, но это потом, а пока отдыхай. Будешь помогать нашему святому делу – вернуть России царя, старую жизнь и старые порядки...
– Да, да, конечно, я готов, я понимаю, что не могу остаться в стороне, – решительно заметил Николай.
Николая Абрамова послали в Софию с очень серьезным заданием: проникнуть в РОВС, вскрыть его антисоветские планы, парализовать и предотвратить, насколько возможно, его практическую подрывную деятельность.
Обстановка в те годы была сложной. В капиталистических странах шла подготовка к интервенции против СССР и велась разнузданная антисоветская кампания. На рубеже тридцатых годов активизировались белогвардейские организации. Особые надежды империалистические державы возлагали на РОВС.
Руководство ОГПУ решило направить в Болгарию Николая. Он был предан Советской власти, мужествен, инициативен. Его появление в Софии не должно было вызвать подозрений. Вполне резонно, что после смерти матери и бабушки, став самостоятельным, Николай пожелал воссоединиться со своим родителем.
Но тут возникала очень серьезная нравственная проблема: сын против отца. Отцы и дети... Тема эта стара как мир. Тысячи примеров и в жизни, и в литературе, когда дети не разделяют взглядов своих отцов, поступают вопреки их воле. Но тут ведь совершенно другое: чтобы обезвредить антисоветские действия отца, сын должен скрывать от него свое истинное лицо, жить неправдой. Укладывается ли такой образ жизни и поведения в рамки человеческой морали?.. По этому поводу шли бурные дебаты. Одни говорили, что неэтично, безнравственно понуждать сына скрытно действовать против родного отца. Другие стояли на совершенно противоположной позиции: ничего безнравственного тут нет! Сын защищает свое отечество от происков врага, сбежавшего за кордон. И совсем неважно, что врагом этим оказался родной отец.
– Успокойтесь, товарищи! – сказал член коллегии ОГПУ А. Х. Артузов. – Надо прежде всего выяснить, что думает по этому поводу сам Николай Абрамов. Я поеду к нему.
И он поехал в Севастополь, где в то время проживал Николай. Николай с вполне понятным волнением принял необычное предложение.
– Я хотел бы вначале объяснить вам, почему ОГПУ интересует софийский отдел РОВСа, – сказал Артузов. – Вы, наверное, знаете, что в недавнем прошлом в Ленинграде террористы бросили бомбу в «Деловой клуб» – погибло много людей. В Москве они бросили бомбу в одно из помещении ОГПУ и подготовили еще один взрыв, но эта диверсия была предотвращена. Как показало расследование этих террористических акций, все их исполнители были посланы РОВСом. Некоторые из них проходили подготовку в балканском отделении РОВСа, которым руководит ваш отец – генерал Абрамов.
– Да, знаю.
– Я вас не тороплю, подумайте хорошенько, – говорил Артузов. – Только вы можете решить, хватит ли у вас мужества и выдержки, чтобы, живя в одном городе, в одном доме и, быть может, даже в одной квартире с отцом, действовать против его воли, замыслов, планов. Мы неволить не станем и никаких претензий к вам иметь не будем.
И, пожимая на прощание Николаю руку, Артузов повторил:
– Если согласитесь, буду рад видеть вас в Москве.
Несколько дней тяжелых раздумий. Против отца... Но ведь он не собирается мстить своему отцу, хотя тот заслуживает самого тяжелого наказания. Он по мере сил поможет своей Родине и оградит ее от ран и увечий, которые в слепой ненависти к ней наносит отец. А возможно, ему удастся повлиять на отца, чтобы тот помог обезвредить антисоветскую деятельность РОВСа?..
И Николай поехал в Москву. А. Х. Артузов принял его и имел с ним еще один большой разговор. И вот матрос Абрамов, «невозвращенец», в объятиях своего отца...
Двухэтажный особняк на Оборище, 17 принадлежал некогда одному из болгарских министров. Когда он умер, дом перешел во владение его одинокой дочери. Она занимала в нем две комнатушки, а остальные пять сдавала в аренду под врачебные кабинеты белоэмигрантскому Красному Кресту.
В 1929 году Красный Крест переехал в другое помещение, а в особняке остался только зубоврачебный кабинет и квартира зубного врача Александры Семеновны. Она приехала в двадцатые годы в Болгарию из СССР вместе со своей малолетней дочерью Наташей к своему мужу, случайно оказавшемуся в эмиграции в годы гражданской войны, а затем ставшему болгарским гражданином.
Генерал Абрамов, чей штаб помещался в пристройке к особняку, часто заглядывал к Александре Семеновне. Он ценил ее медицинские знания, опыт и человеческие качества. После тех дел, которыми он занимался в РОВСе, ему было приятно посидеть в уютной квартире хороших людей, поговорить о жизни, помечтать о будущем, вспомнить свою семью и прошлое, которое, видно, никогда уже больше не вернется. Иногда он баловал Наташу шоколадкой, а Александру Семеновну – букетом пунцовых роз.
Естественно, что, когда появился Николай, генерал немедленно повел его познакомить со своими друзьями.
Александра Семеновна встретила молодого человека ласково и сердечно. Она с большим интересом расспрашивала его, как живут теперь люди на ее родине, судьба которой ей была далеко не безразлична. Приглянулся хозяйке дома и сам Николай, ей нравилось, что он, не в пример другим беглецам из Советской страны, не порочит огулом родную землю. Спокойно и просто он объяснил, что ему, сыну белого генерала, руководителя антисоветской организации, было трудно оставаться в Советском Союзе и он решил уехать.
Такие суждения, полные достоинства и благоразумия, импонировали не только Александре Семеновне и ее дочери. Даже сам генерал, монархист и реакционер, увидел в Николае не стандартного хулителя Советской власти, а человека умного, самостоятельно мыслящего. И это вызывало у него и любовь, и гордость, и даже уважение к сыну.
В белогвардейских кругах сенсация. И не только в Софии, но и в других городах Болгарии, да и в некоторых соседних странах: сын генерала Абрамова вырвался, наконец, из «большевистского ада» и вернулся к отцу.
По-разному восприняли эту сенсацию в «высшем свете» российской эмиграции. Одни говорили, что никакой это не сын, а просто авантюрист-самозванец, решивший устроить себе легкую жизнь, прикрывшись генеральским мундиром своего папаши. Другие уверяли, что это не иначе как «красный агент и гепеушник», пробравшийся под личиной сына его превосходительства в самое сердце белой эмиграции, чтобы «мутить воду» и под шумок заниматься своими темными делами.
Ажиотаж вокруг генеральского сына продолжался довольно долго. Особенно жаркая полемика велась в ближайшем окружении его превосходительства. Начальник контрразведки РОВСа полковник Браунер, занимавший по совместительству пост начальника отдела в болгарской политической полиции, пытался убедить генерала, что он пригрел на своей груди явную «змею».
– Я обеспокоен только благополучием вашего превосходительства, – нашептывал Браунер своему шефу. – Не доверяйтесь этому молодому человеку, которого вы признали своим сыном. Уверяю вас, что это очередная мистификация ОГПУ. Осторожность, ваше превосходительство, прежде всего. Осторожность и еще раз осторожность, – внушал он.
Нюх у него был действительно собачий.
Одно время генерал в какой-то мере стал поддаваться влиянию опытного контрразведчика. Он начал присматриваться к сыну. Мысленно сверял его манеру держаться, говорить, улыбаться, смеяться. Порой ему казалось, что здесь что-то «не то». Но, знакомясь с Николаем ближе, генерал убеждался, что перед ним его сын – без всякого сомнения. Правда, возмужавший. И тогда он решительно заявил Браунеру:
– Считаю, господин полковник, ваше недоверие к моему сыну личным оскорблением для меня.
И все же Браунер не оставлял Николая в покое. С помощью офицеров из штаба РОВСа он упорно и настойчиво пытался проверить Николая, устраивал различные провокации.
– Не верю я этому беглецу от большевиков, – говорил Браунер генералу.
– Не смею вторгаться в вашу компетенцию, господин полковник, – неуверенно отвечал генерал Абрамов, – но думаю, что применять к нему обычные полицейские методы не совсем разумно.
Браунер изменил тактику. Он стал убеждать генерала, что Николаю необходимо с головой окунуться в самую гущу ровсовских дел. Николая стали посылать в командировки в другие города Болгарии – Бургас, Варну и даже в Югославию, где были филиалы РОВСа, для встречи с эмигрантами и выступлений перед ними с рассказами о Советской стране. Он ездил, выступал, рассказывал, попутно брал на заметку наиболее оголтелых фанатиков, которые готовы были в любой момент попытаться проникнуть в Советский Союз для террористических акций или диверсий. Николай строил свои выступления так искусно, чтобы ровсовцы не могли обвинить его в чем-либо предосудительном.
События развивались в нужном направлении. Уличить Николая Браунер пока не мог. А тот уже наметил себе помощников. В их числе была и Александра Семеновна. Как врач, она общалась со многими белогвардейцами и из их собственных рассказов знала многое о делах и планах РОВСа. Генерал Абрамов иногда тоже невольно делился с ней. У Николая не было сомнений в просоветских политических взглядах Александры Семеновны. Он чувствовал в ней единомышленника.
Но тут перед Николаем возникло новое и, казалось, непреодолимое препятствие. Он влюбился в дочь Александры Семеновны Наташу.
Эта очаровательная, темноглазая девушка захватила его. Каждый свободный вечер он стремился увидеть Наташу. И постоянно встречал добрую улыбку и матери, и дочери. Угощали чаем. Александра Семеновна хорошо играла на пианино. Под вальсы Шопена он встречался взглядом с Наташей и чувствовал, что может рассчитывать на взаимность. Но омрачать свою любовь неправдой он не хотел да и не мог. Нужно открыть свои чувства, а значит, и всего себя, свое подлинное лицо. А можно ли это сделать? Имеет ли он на это право? Трудно предугадать, как отнесутся любимая девушка и ее мать к подлинным целям его приезда в Софию.
Однажды, когда Наташи не было дома, Николай решил поговорить с ее матерью. Вспомнились некоторые детали ее настроений, отношения к эмиграции. Как-то она вскользь упомянула о том, что Михеич сказал ей по секрету, что он не прочь бы вернуться домой, на Дон...
– Ну а вы сами, Александра Семеновна? – спросил ее Николай.
– Я ведь не эмигрантка, – ответила она, – и делить мне с большевиками нечего. Вот дочь кончит скоро гимназию, станет совершеннолетней, тогда посмотрим. Ее жизнь вся впереди, а какая судьба ждет ее здесь, на чужбине?..
А однажды она «по секрету» предупредила Николая, чтобы он не очень доверял как Михеичу, так и полковнику Браунеру. «Они плетут интриги против вас», – сказала она.
Это давало основания рассчитывать, что Александра Семеновна все поймет правильно.
Он решился.
– Скажите, Александра Семеновна, – спросил он полусерьезно, полушутя, – как бы вы отнеслись к тому, если бы я оказался совсем не тем, за кого меня здесь принимают? – И он пристально посмотрел ей в глаза.
– Неужели? – вроде насторожилась, а на губах промелькнула едва заметная улыбка...
Он признался. Не только в любви к Наташе. Признался в главном.
– Могу я надеяться, что все останется между нами?
– Да, конечно, я ведь все понимаю... Мой отъезд из Советского Союза – ошибка. Я долго не решалась покинуть родину. Но семья, муж, дочь без отца... Выехали в Болгарию легально, по разрешению советских властей и по советскому паспорту. Но семья разладилась, мы развелись. Осталась с дочерью одна, проклиная тот день и час, когда покинула Россию. Но во мне не угасает надежда когда-нибудь вернуться домой...
Они нашли друг друга – Николай и Александра Семеновна, два советских человека, очутившиеся в логове врага.
– Вы заметили, что из окна моего зубоврачебного кабинета отлично виден вход в штаб РОВСа?
Он увидел, что лучшего пункта наблюдения за ровсовцами и не придумаешь.
Она сказала, что из ее квартиры можно пройти в штаб РОВСа по внутренней лестнице...
Николай понял: отныне Александра Семеновна его соратник по борьбе.
Вскоре генерал Абрамов надел свой парадный мундир с аксельбантами, брюки с красными лампасами, лакированные ботинки, форменную фуражку и отправился к Александре Семеновне.
– Что это сегодня с вами, ваше превосходительство? – удивленно встретила его хозяйка дома. – Никогда не видела вас в таком параде!
– Я пришел просить руки Наташи, – взволнованно сказал он. – Для Николая, он безумно любит вашу дочь. Уверен, он будет верным спутником жизни Наташеньке.
– Но она ведь еще совсем ребенок – ей нет полных восемнадцати, – слабо сопротивлялась Александра Семеновна.
– Подождем, – улыбнулся генерал. – Будем считать их пока нареченными.
Весной 1933 года, когда Наташе исполнилось восемнадцать, сыграли свадьбу.
Квартира зубного врача на Оборище, 17 стала конспиративной квартирой советской контрразведки. Александра Семеновна играла роль гостеприимной хозяйки. Она встречала приезжавших в Софию связных из Западной Европы. Через этих связных передавалась в Москву информация о планах белогвардейцев и их хозяев – разведывательных органов определенных капиталистических стран.
Испытание «на прочность» Николай выдержал. Попытки Браунера уличить его во враждебной РОВСу деятельности проваливались одна за другой.
Исчерпав все средства проверки, Браунер чистосердечно признался генералу в необоснованности своих подозрений.
Стена недоверия, окружавшая Николая, рушилась. Искусно маневрируя, он сумел убедить и ровсовских контрразведчиков и болгарскую политическую полицию в своей полной лояльности. Белогвардейская эмиграция признала, наконец, «бежавшего от большевиков» генеральского сына своим человеком. Сам Браунер, ведавший в РОВСе подготовкой к переброске в СССР террористов и диверсантов, так расположился к Николаю, что стал обращаться к нему за консультациями по «советским вопросам». Иногда такие консультации Николай давал лично ровсовским «боевикам» перед их отправкой в СССР. Авторитет генеральского сына был настолько безупречен и высок, что в Софию стали посылать на окончательную «шлифовку» «боевиков» из других отделов РОВСа – из Парижа и Хельсинки.
Николай «помогал» РОВСу во многих делах. Даже Браунер поддержал предложение Николая о том, чтобы делать в Софии фальшивые удостоверения личности и различные справки для отправляющихся в СССР агентов. Заправлял этим делом сам Николай. И Центр практически имел данные о каждом ровсовце, отправляющемся в СССР.
В штаб-квартире РОВСа появилась фотолаборатория. В поте лица трудился Николай, чтобы переснимать попадавшие ему в руки документы – переписку с центром в Париже с другими отделами Общевоинского союза. Фотографировал каждого кандидата для переброски в Советский Союз, фотокарточки отпечатывались дважды: один экземпляр хранился в архивах РОВСа, а другой – в Москве, на Лубянке.
Однажды в одном из тихих переулков Софии, на первом этаже большого дома, появилась небольшая вывеска:
«Покупаем и продаем марки всех времен и народов, континентов и государств».
Это филателистическое международное «акционерное общество» состояло всего из двух коммерсантов: одного болгарина и одного русского. Болгарскую часть представлял коммунист-подпольщик «чичо Славчо», то есть дядя Славчо, а русскую – «бежавший от большевиков» генеральский сын Николай Абрамов.
Финансовые обороты этой фирмы были не так велики, но значение ее для прикрытия положения и деятельности Николая Федоровича было довольно весомым. Это «акционерное общество» служило почтовым адресом и местом встреч надежных людей, через которых своевременно по цепочке передавалась Центру информация Николая.
Царь Борис, любивший называть себя «царем всех болгар», хотя в нем не было ни капли болгарской крови – только немецкая и итальянская, был разгневан и огорчен. Он нервно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, нетерпеливо часто поглядывая на стоявшие в углу напольные часы.
Потом он сел за стол и уже в который раз перечитал лежавшую перед ним бумагу. В дверях появился дежурный генерал:
– Ваше величество, министр внутренних дел.
– Просите.
Через минуту вошел тучный человек в аккуратно отутюженном черном костюме с мясистым лицом и конусообразной головой, на которой отсвечивала изрядная лысина.
Царь приподнялся, протянул министру руку и, кивнув на кресло, стоявшее напротив, предложил сесть. Потом придвинул к нему бумагу. Министр углубился в чтение. Нота Советского правительства произвела на него ошеломляющее впечатление. Дело было, конечно, не только в том, что СССР стало известно о готовящемся РОВСом покушении на советского посла в Софии. Самое главное и самое неприятное заключалось в том, что Советское правительство узнало мельчайшие детали готовящейся террористической акции.
– Вы понимаете, к чему могло бы привести осуществление этой затеи? – спросил царь Борис перепуганного насмерть министра.
– Понимаю, ваше величество.
– Предупредите политическую полицию, чтобы она тотчас же приняла меры к ликвидации заговора. Будем делать вид, что это дело белогвардейцев.
– Слушаюсь, ваше величество.
– И еще, – продолжал царь. – Надо обязательно выяснить, каким образом Советскому правительству стали известны все подробности. Эти старикашки из Российского общевоинского союза не умеют хранить своих секретов. Кто и как мог проникнуть в их замыслы?
– Я тотчас же дам распоряжение политической полиции расследовать, каким образом этот документ стал известен большевикам.
– Обо всем докладывать ежедневно, – царь поднялся с кресла, дав этим понять, что аудиенция окончена.
Нота Советского правительства бомбой взорвалась как в политической полиции, так и в штаб-квартире РОВСа. Генерал Абрамов тотчас же собрал своих ближайших помощников, которые разрабатывали план покушения на советского посла. Надо было найти выход из создавшегося положения. И что более всего волновало руководителей белогвардейского сообщества: кто виновен в утечке этой информации? Каким путем эти планы стали известны Советам? Ведь весь материал о покушении хранился в папке самых секретных документов. Кроме генерала, начальника контрразведки Браунера, болгарской полиции и министров внутренних и иностранных дел, никто об этом не знал, если не считать, конечно, самого царя Бориса. Даже своего родного сына генерал решил не посвящать в эту важнейшую операцию. Кому же, кому удалось проникнуть в святая святых?
Браунер поднял на ноги контрразведчиков – мобилизовал состав болгарской охранки. Шпики рыскали по городу. Но все было тщетно. Следов не было.
Генерал по-прежнему проводил субботние вечера в кругу семьи, по-прежнему наслаждался любимыми пирожками и все чаще задумывался: неудачи начались в последние годы, когда вернулся сын.
Сколько раз посылались за это время надежные офицеры на советскую землю. А в ответ – ни звука. А теперь еще эта история с послом.
– Вы чем-то расстроены?
– Нездоровится, милая Александра Семеновна.
– Может быть, вам спеть какой-нибудь романс?
– Если можно, «Сомнение» Глинки или «Не искушай».
Нетрудно было заметить, каким настороженным взглядом он посмотрел на сына.
Рассказывает Наталья Афанасьевна – жена и боевая подруга чекиста Николая Абрамова:
– Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было, было... А потом наш «милый друг» полковник Александр Браунер, долго подбиравший «ключик» к Николаю Федоровичу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла – это дело рук Николая. Однако улик у него не было, а одних предположений для такого серьезного обвинения, конечно, недостаточно. Но Браунер все же добился, чтобы Николая Федоровича отстранили от работы в РОВСе. Наша жизнь в Софии все более усложнялась. Стало невмоготу. Тогда Николай Федорович не на шутку «обиделся» на окружение отца, донимавшего его «необоснованными» подозрениями, поговорил с генералом, и мы решили покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и нас, и генерала, и Браунера, и политическую полицию. Но тут из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении главного руководителя РОВСа генерала Миллера. И наша поездка сорвалась. Во всех белогвардейских газетах в Париже, Берлине, Софии на все лады дискутировался один вопрос: не является ли сын генерала Абрамова чекистом? Не он ли повинен в похищении генерала Миллера? Николая Федоровича арестовали. Полковник Браунер допрашивал его с пристрастием, применяя меры «третьей» степени: избивал чулком, наполненным мокрым песком. Николай Федорович выдержал эту пытку. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. В газетах было сообщено, что он высылается из страны. И здесь разыгралась еще одна история, которая могла окончиться трагедией, но, по счастливой случайности, этого не произошло. Полковник Браунер выделил для сопровождения нас двух агентов тайной полиции. Эти агенты получили приказ: уничтожить Николая Федоровича при переходе границы.
Бесценную услугу Николаю оказал подпольщик чичо Славчо. Через него стало известно о злодейском замысле Браунера. Было решено через него же подкупить этих агентов полиции.
Это удалось, и мы благополучно приехали в Париж.
Парижская белогвардейская газета «Последние новости» встретила нас статьей под сенсационным заголовком: «Новая драма в РОВСе. Сын генерала Абрамова – большевистский агент».
В ней сообщалось, что «Николай Абрамов, сын генерала Ф. Ф. Абрамова, председателя болгарского отделения РОВСа, уличен в тайных сношениях с большевиками, арестован и выслан из Болгарии...» Несколько месяцев, пришлось пробыть в Париже – не так легко было уехать оттуда. И наконец, большая радость – мы в Москве, среди своих людей. Не надо оглядываться и ждать удара в спину. Но долго жить спокойно нам не пришлось. Не прошло и двух лет – началась война с германским фашизмом. Николай Федорович тотчас же обратился с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили с группой чекистов отправиться не на фронт, а в Одессу, в распоряжение уже находившегося там Владимира Александровича Молодцова, впоследствии Героя Советского Союза. Там они должны были, обосновавшись в одесских катакомбах, создать партизанский отряд. Поначалу все шло нормально. Николай Федорович вместе со своими товарищами участвовал в диверсионных и других боевых операциях.
