Текст книги "Идущий впереди"

Автор книги: Анатолий Гладилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА X
ЧАС ПРОБИЛ
(Дневник Серова)

«Я, наверно, болен. Температура у меня – 36,6. Никакой сквозняк, дождь и холод меня не берут. Тем не менее я болен. И, наверно, очень. Болезнь сложна, с длинным латинским названием. По-русски звучит так: «Ничегоянехочуничегоянежелаю». И даже писать дневник. Все».

* * *

«Интересно, Серов, посмотреть твой ящик. «Делегату конференции...» Был ты таким, был. А сколько у тебя еще старых билетов, мандатов! Вот они, перед тобой на столе. А это что за трубочка? Развернем. Грамота за выдающиеся спортивные успехи и общественную работу.

А ведь не зря ее дали. Ты же за все тогда брался. Тогда. Обрати внимание на числа. Все эти пропуска, мандаты, билеты – все за первый год. А потом или тебе перестали их присылать, или ты перестал ходить – сейчас не вспомнить. И ты был этому рад. В первый год у тебя на все находилось время, а потом тебе стало страшно некогда. В чем дело, Игорь?»

* * *

«Сегодня ко мне подошел наш молодой игрок Валька Гусев. Мы его два раза уже выпускали на поле. Пока он слаб, но есть бег. И парень старается. Так вот, он меня спрашивает:

– Игорь, как это ты пяткой так научился? Бьешь не глядя. Я пять лет стараюсь, ничего не получается. Как тебе удается? Честно говоря, завидую.

Он мне завидует!

А я завидую ему. У него есть цель. Он хочет чему-то научиться. Он еще многого ждет от жизни.

А мне нечему учиться, нет цели, я ничего не жду. Я знаю, что в каждом матче будет то же самое. Если буду бегать, буду стараться, скажут: «Хорошо играл Серов». Но ведь надоедает бегать, надоедает стараться. Да и ноги не казенные. А защитник нынче пошел – все по ногам норовит. Ну, выиграем мы одну игру, другую… Выиграем первенство страны. Ну, а дальше? Ведь все это уже было! Что изменится? Ничего. Опять под дождем по лужам бегать по полю, ломать ноги, твердо знать, что ты можешь делать, а что не можешь. Идет третий год триумфа Серова. Если бы кто-нибудь знал, как мне хочется просто лечь на поле! И пускай все катится к черту, на все мне наплевать!»

* * *

«Вчера в ресторане дебош устроил. Говорят, гонялся с вилкой за официанткой. Что я от нее хотел, не помню. Но, наверно, что-то хотел. Меня схватили (их было человек шесть), сволокли, посадили в машину. В машине я начал трезветь. Плохи твои дела, Серов! Вполне могут под статью подвести. Приводят в отделение. Там пьяные, шум, крик. Бравый лейтенант меня к ним, в камеру. Через пять минут вызывают. Допрос.

– Фамилия?

– Серов.

– Место работы?

– «Спутник».

У лейтенанта вытягивается шея. Начинает ерзать.

– Подождите минуточку.

Ведут меня в кабинет начальника. Там капитан. Обращается ко мне сурово, но по-отечески:

– Как же это так, гражданин Игорь Серов? Вы, человек, известный всей стране, позволяете себе…

Я ему: пьян был, да и тот лез первый. Но вот, видите, все уже понял, уже трезвый…

Он мне минут двадцать толковал, как я нехорошо поступил, и действие это уголовное, и вообще ай-яй-яй! А я:

– Да, понял, не буду больше.

– Ладно, – говорит, – на первый раз отпускаем. Видите, не все милиционеры за «Мотор» болеют. Но чтоб…

– Конечно, – говорю, – все в порядке, все понял!

На прощание предложил мне папироску.

– Как с «Мотором» сыграете?

– Трудно сказать, товарищ капитан, сильны они стали.

Мило попрощались, и я ушел. Вот так, Игорь Серов».

* * *

«Они сдурели все, что ли? Перед игрой с «Ракетой» менять тактику? Правильно, устарела наша, раскусили нас. Но старая тактика надежнее, чем новые эксперименты.

Я выступаю и говорю:

– Идем на явный проигрыш. Мы не успеем сыграться. Не надо рисковать.

Маркелов отвечает:

– Мы тогда вообще не успеем сыграться. Времени мало, да и Олимпийские игры на носу. А все, Серов, признают, что это интересный вариант. Так давайте сыграем!

– В смысле проиграем?

– А для тебя, Серов, я смотрю, важнее результат, а не сама игра!

Ну, совершенно наивные рассуждения! Меня поддержали Эдик и Валька Гусев. Остальные согласились с Маркеловым. А что скажет Маркелов – закон для Владимира Петровича.

И вот результат – доигрались: продули «Ракете».

* * *

«На президиуме Федерации футбола обсуждался вопрос о сборной страны. Я тоже выступал. Местами хорошо. Маслов говорил дельно, но путано. Потом взял слово Маркелов.

Где он научился говорить?

Признайся, Серов, здорово обогнал тебя Ленька…

И сборную составят так, как предложил Маркелов. Его аргументы весьма убедительны.

А вообще все эти разговоры, споры мне надоели».

* * *

«Как представитель спортивной общественности был сегодня на торжественном собрании во Дворце спорта. Вместо Маркелова. Он сказал, что для общего развития мне не помешает.

Доклад был на редкость скучным. Не знаю, как другим, а мне это неинтересно. Я сидел в амфитеатре и занимался тем, что рассматривал президиум собрания, где в первом ряду находилось правительство.

Сегодня я думал о другом. После большого и трудного рабочего дня правительство сидит и слушает доклад. Это большая честь собранию. И все, что говорится с трибуны, приобретает иное звучание. Но лично правительству каково? Ведь тезисы доклада они прекрасно знают.

Вот, Серов, одна из оборотных сторон медали. Не так все просто и легко».

* * *

«Это раздражает. Не успеешь привыкнуть, что в «Экспрессе» один сильный игрок, Майоров, глядь, появились уже братья Соколовы, которые нас и разнесли. Откуда они взялись?

А у нас? Все знали, что сильнее меня (что поделать, обогнал!) играет только Маркелов. А Валька Гусев, сопляк, который, как молодой бычок, носится по краю, работает под меня. И на тебе, прорезался, заиграл! Кандидат в сборную на мое место. Ну и нахальная пошла молодежь! Какие-то совершенно никому не известные Ивановы, Петровы, Сидоровы, которых по милости взяли в класс «А» из команд типа «Красный лапоть», вдруг начинают обходить меня. Их подымают: вот она, смена! Откуда они взялись? Как грибы, растут, что ли?

И все ругают меня и Эдика. Надоело!»

* * *

«Маркелов говорит, что я гастролер и что меня надо вывести из состава сборной, если я буду играть спустя рукава.

Когда мне это передали, я ушел с тренировки.

Какая короткая память у людей! Все забыли, как я играл с югославами с разбитой ногой. Я не ушел с поля и оттягивал на себя защитника, хотя совершенно не мог бегать. Тогда писали: «Мужественно вел себя Серов». Но не могу же я каждый раз калечить себя! Поневоле играешь осторожно. И тут уж никто не помнит твоих заслуг: «Серов играет спустя рукава». О, эта людская неблагодарность! Хотите играть без меня? Ради бога!»

* * *

«Пришел домой пьяный, потушил свет и лег не раздеваясь. Очнулся я часов в пять утра. Мне показалось, что горит настольная лампа. На столе стопка книг. И сидит бледный, измученный, всклокоченный студент, пишет какие-то формулы. Но он почувствовал, что я просыпаюсь, собрал книги, потушил свет и исчез.

Я сел на кровать и долго думал: приснилось мне, или я допился до чертиков?»

* * *

«Я три дня не выхожу из дому. Звонил мне Владимир Петрович. Сказал, чтобы я кончил дурить и приезжал. Мы долго с ним говорили. Он хороший мужик. Не стоит его подводить.

Ага, все-таки без меня не обошлись! Всем этим Гусевым, Соколовым, Ивановым, Петровым и т.д. далеко еще до Игоря Серова.

Вечером ко мне приехала…

Кто?

Вера Максимова.

Она говорила очень много хороших и нехороших слов. Все мне что-то доказывала, все меня воспитывала.

Я внимательно выслушал и поблагодарил ее за науку.

Она собиралась уходить, когда мне в голову пришла одна мысль.

– Вера, – сказал я, – ты мне нравишься! Оставайся у меня!

Действительно, мне хотелось, чтобы она осталась. И потом разобрало любопытство: как она это воспримет?

Она спокойно осмотрела меня.

– Знаешь, Игорь, иногда я тебя боюсь.

– Почему? Разве я «не молод, не красив»?

– Нет, я боюсь людей, которые так чудовищно самоуверенны, так влюблены в себя».

* * *

«Опять я проспал. Теперь у нас распорядок – конец света. Вставать в семь утра. Вечером никуда не пускают, целый день заставляют бегать, выполнять какие-то идиотские упражнения, по четыре часа не отпускать от себя мяч.

Идут последние тренировки сборной. А потом Австралия. А зачем она тебе нужна, Серов? Мало ты побывал за границей?

Каждый день по утрам я утешал себя: «Ну, сегодня последний день!»

* * *

«Маркелов сказал, что мы мало тренируемся. Придется нам теперь еще два часа лишних бегать.

Ну и черт с вами!

С меня хватит. Я НЕ МОГУ, МНЕ ВСЕ НАДОЕЛО. ХВАТИТ! На все наплевать. Точка».

* * *

«Прошла неделя. И всю неделю я был поразительно спокоен. Я просто сам себе удивляюсь. Что ж, все к лучшему.

Всю эту неделю лихорадило футбольную общественность. Все в панике. Футболисты сборной в полной растерянности.

Дело в том, братцы мои, гражданочки, что Игорь Серов не может больше играть.

Хорошо, что он это заметил раньше, чем на него обратили внимание. Гипноз старика кончился.

Может, еще все станет по-прежнему. Пока меня это не особенно волнует.

А в тот момент я вспомнил, какие слова записал в дневник, и все понял.

Итак, неделю тому назад Игорь Серов подошел к тренеру и сказал, что плохо себя чувствует, играть не будет.

Владимир Петрович к моим капризам привык, но на этот раз, как ни странно, он понял (наверно, по моему виду), что тут дело серьезное.

Осмотрел меня наш врач. «Ничего, – говорит, – не понимаю, был здоров, как бык, а сейчас…»

Повезли меня в центральную поликлинику. Целый день пять врачей меня слушали, щупали, измеряли, советовались.

И я с удивлением услышал, что у меня больное сердце.

Вероятно, с исчезновением действия гипноза сердце стало прежним. Но тут сказались последние полтора года пьянства.

Самое интересное, что врачи сообщили диагноз тренеру, восхищаясь моим мужеством.

– Непонятно, как он играл. Он же должен был чувствовать дикие боли!

Так в глазах команды я стал героем. Всю мою леность объяснили болезнью: «Молодец какой, ни разу не показал виду!»

Надо полагать, это последний подарок старика.

Что ж, решило начальство, Серов боролся до конца. Если через год он выздоровеет, вернется и в «Спутник» и в сборную. Не выздоровеет – обидно, но у него большие заслуги, большой опыт. Был когда-то активистом. Последнее время, правда, с ним случалось… Но опять же все из-за болезни… А пока Серову надо лечиться. Куда изволите?

Серов отказался лечиться. Серов подумал, что сейчас ему болтаться без дела по санаториям – конец. Не будет бегать, не будет пить – сам поправится. А в футбол его уже никто не заставит играть. Валяйте, ребята, а я набегался!

И Серов сказал начальству, что без работы он не может. Начальство в меру приличия уговаривало его отдохнуть.

Серов обещал строго соблюдать режим и все предписания врачей, но настаивал на работе.

Начальство умилилось: вот это человек дела. И с большим будущим!

– Что ж, Игорь Владимирович, – сказали ему, первый раз назвав его по имени-отчеству, – ваши заслуги всем известны.

И предложили ему место… Ну, не будем называть какое, но это считается великолепной карьерой. Ко всему прочему солидный оклад. И машина, фактически персональная».

* * *

«Наши едут! Сборная – в Мельбурн!

Транзитные пассажиры, провожающие, летчики, милиционеры – все встали с мест, все провожали взглядом футболистов страны.

– Смотрите, вот Маркелов, Серов, Тушин, Брюнетов, Байбеков.

Да, мы стояли рядом. Пятерка нападения. Может быть, мы не очень дружили, не очень любили друг друга, но мы два года сражались бок о бок. И мы всегда были как одно целое. Были…

Серов не летит. Серова не ждет большой самолет.

– Что ж, ребята, успеха вам!

И я чувствовал, что мне искренне желают всего хорошего и ребята действительно будут переживать мое отсутствие.

Маркелов, правда, нашел время мне сказать: дескать, хорошо, что ты не летишь.

– Последнее время ты дезорганизовывал ребят, которые играли только на тебя. А теперь они знают, надеяться не на кого, и сами будут выкладываться.

Но я же знал, что он когда-нибудь так скажет.

В этом весь Маркелов. Кроме Мельбурна, он сейчас ни о чем не может думать.

– Победы вам, ребята!

– Выздоравливай, Игорь!

Может быть, мы и не ладили. Но сейчас бойцы, вспоминая минувшие дни, прощались, как старые товарищи.

Вот и все, Серов. Цепочка футболистов вышла на бетонное поле. Валька Гусев оглянулся и виновато улыбнулся. Он едет вместо меня. Не теряйся, парень!

Захлопнулась дверца. Двое рабочих оттянули трап. Моторы загудели, пропеллеры заворочались и исчезли. Самолет дернулся, заковылял, заскользил по дорожке. Солнце блеснуло в его окнах. Вслед покатился неестественно маленький бензовоз. Носильщик – смуглый, носатый, косоглазый, из тех людей, чье лицо во всех случаях жизни сохраняет одно и то же выражение, – носильщик отошел от меня, расстегнул воротничок, снял фуражку и помахал ею, как веером.

Было жарко».

ГЛАВА XI
ЖЕЛАНИЯ И ВОЗМОЖНОСТИ

Итак, Серов получил должность очень высокую, во всяком случае, для его лет.

И никого это не удивило. Ведь Серов был одним из лучших футболистов страны («и умный игрок»); вспомнили тактический вариант Серова—Маркелова, любопытный вариант, о котором автор не сообщил ранее по недостатку места: шесть нападающих (сдвоенный центр) с одним полузащитником. Вариант явно агрессивный, который принес на первых порах успех «Спутнику». Идею подал Серов (разработал Маркелов), человек с почти высшим университетским образованием, человек, проявивший себя с положительной стороны на общественной работе, человек, поездивший по свету и много повидавший. С оригинальными, умными мыслями – не только в спорте.

Правда, в последний год Серов ничем не мог похвастаться.

Наоборот, поступали сигналы, свидетельствующие о недостойном поведении Серова.

Но…

Неожиданное медицинское заключение врачей все объяснило.

Серов был тяжело болен и скрывал это. Понятно, что он постепенно перестал выполнять поручения по общественной работе. Понятно, что ухудшение здоровья сказалось на его игре и, очевидно, на его душевном состоянии. Предчувствие скорого конца привело к частым пьянкам и т.д. Тем не менее Серов каждый раз выходил на поле и играл в общем-то совсем неплохо.

Это выявило дотоле неизвестные черты характера Серова: мужество, упорство, сильную волю.

Почему бы такому человеку, имеющему в недавнем прошлом немало заслуг, не оказать доверие? Почему бы не выдвигать боевую, здоровую молодость на руководящие посты?

Думалось, что Серов, почувствовав такую поддержку в тяжелую для него минуту, приложит все силы к тому, чтобы оправдать это доверие. Серов приобретет со временем опыт, завершит свое образование, и тогда…

И в том учреждении, руководителем которого назначили Игоря Серова (к сожалению, какое именно учреждение, автор не может сказать, ибо тогда многие догадаются, кто скрывается в повести под фамилией Серова. Впрочем, место работы не имеет особого значения), – так вот, там были обрадованы приходу знаменитого футболиста. Все считали, что молодой, энергичный Игорь Серов принесет с собой только перемену к лучшему.

Сначала так оно и казалось.

В первый день работы Серов обошел всех своих подчиненных, расспросил не только о делах, но и о семейном положении, о здоровье и т.д. Серов присутствовал на занятиях (чего прежний начальник почти не делал), говорил с ребятами.

Через три дня Серов устроил совещание, где показал свою большую осведомленность в делах. Серов сказал, что нынешняя система подготовки кадров, по его мнению, несовременна, и привел достаточно убедительные примеры,

Серов высказал весьма любопытные предложения по этому поводу. Многие из них были спорны, но они заставляли задуматься.

И когда эти же предложения Серов высказал в управлении своему начальнику, он был выслушан с большим вниманием и поддержан.

В самом учреждении были, конечно, и недовольные (в их числе находился и заместитель Серова, довольно большая сила), но многие готовы были поддержать Серова, ибо они давно видели те изъяны, о которых говорил новый начальник.

В общем Серов был принят серьезно, Серов сразу завоевал уважение независимо от того, одобряли его намерения или нет.

Назревали большие перемены.

И Серов начал.

Но…

Чтобы руководить уже сложившимся, хорошо отрегулированным аппаратом, надо иметь весьма определенные качества и способности.

Чтобы ломать и перестраивать сложившийся аппарат, надо быть еще к тому же очень сильным человеком, с крепкими нервами и с большой верой в свою правоту. Одним порывом вдохновения тут не отделаешься.

Для Серова это совсем не было кровным делом. Более того, по-настоящему его ничто не интересовало (что подтверждают его дневники, где вся его работа отражена только в стычках с его заместителем). И, как выяснилось, вся перестройка ему нужна была только для личной карьеры. Правда, в данном случае личные интересы совпадали с общественными.

Что же Серов хотел? Вот его мысли (цитата из дневника):

«Итак, у меня имя. Футбол – это была предыстория. Теперь-то я могу развернуться. Я молод и энергичен. (А чудно быть начальником! Все молодые секретарши краснеют, когда чувствуют мой взгляд.) Если так все пойдет дальше, то в тридцать лет (а то и раньше) быть мне на министерской должности. (Держись, Соколова! Я, пожалуй, при встрече тебя и не узнаю!) У нас большинство министров уже немолодые люди. А я молодой и красивый, насмешливый и… беспощадный. Да. Я никому спуску не дам.

Все у меня закрутятся.

Ладно мечтать! Сначала справься с этой работой. Здесь нужна перестройка, нужны реформы. Действуй, Игорь, смело!

Ты перевернешь все вверх дном, вытрясешь душу из бюрократов. Кстати, это тебя и выдвинет! Скажут, пришел молодой Серов и сразу все сломал, все переделал. Пожалуй, вскоре я приглашу к себе Маркелова. Он подождет полчаса в приемной. Потом я его приму. Мягко, дружески сделаю выговор за плохую игру сборной (у меня тогда уже будет новая, более высокая должность), а потом приглашу к себе в помощники. «Нам, Леонид Павлович, нужны толковые, умные люди…»

Итак, желание у Серова было.

Кажется, все в порядке. За исключением мелочей.

Серов

не умел:

советоваться,

выслушивать противоположные мнения,

говорить вежливо (а не орать, когда не в духе),

требовать (а не мямлить),

убеждать,

настаивать,

доводить до конца,

понимать настроение людей,

разбираться в мелочах (из которых складывается основное),

учиться,

признавать свои ошибки,

уважать подчиненных,

говорить «наше учреждение», а не «мое учреждение»,

сдерживать свои порывы (а не показывать язык остолбеневшему заму),

не трепаться по телефону о своих интимных делах в чьем-либо присутствии,

здороваться первым,

забывать на работе приятельские отношения,

предлагать стул посетителям,

приезжать вовремя на службу,

работать.

ГЛАВА XII
ФИНИШ
(Дневник Серова [5]5
   Примечание автора. Далее дневники Серова публикуются со значительными купюрами. Пришлось выбросить все многочисленные описания различных «веселых» приключений, попоек, дебошей, критику ресторанных меню и т.п. и т.д. Автор оставил лишь те записи, где Серов подымается над собой, пытаясь осмыслить происходящее.


[Закрыть])

«Я открыл тетрадь, взял ручку и успел вовремя себя остановить. О чем же вы хотите писать, Игорь Владимирович? Опять о себе?

Сто тысяч оборотов вокруг себя! Вы нескромный человек, Игорь Владимирович! И ваш дневник об этом говорит. Можно подумать, что его писал неотразимый Дон-Жуан с подпольной кличкой Игорь Серов. Можно подумать, в вас влюблялись пачками.

Были ли на самом деле случаи, о которых вы рассказываете?

Да, именно так. Но раз, два, три – и обчелся. Ну, а кроме них? Бесспорно, были, но хороших девушек вам больше не попадалось, а если они и попадались, то вы быстро расходились.

Странные пошли девушки, не правда ли, Игорь Владимирович? Каждая хочет, чтобы вы ее полюбили, да еще оказались обязательно сильным человеком, да предложили ей руку и сердце. Вот тогда… Ну где вам взять время играть в любовь, Игорь Владимирович?

Ну, а те, что «кроме них»?

Они были разные, но их объединяли три качества:

а) глупость (образованная или необразованная – безразлично. Образованная глупость, пожалуй, хуже);

б) непоколебимая вера в свою привлекательность и пикантность (как правило, без достаточных к тому оснований);

в) тщеславие (или иностранец, или хоть какая-нибудь знаменитость).

Потом, правда, многие объяснялись в любви. Но это, простите, или привычка, или наглость.

И ведь все они не стоят одного взгляда Лены Соколовой! Во всяком случае, для вас.

Единственное, чем вы можете гордиться, – ее визитом. Причем сначала звонил Миша (ты же узнал его голос!) и спрашивал кинотеатр. Значит, Соколова не была уверена, что застанет вас дома. Значит, за вами, Игорь Владимирович, долго охотились.

Ну вот и все. А в дневнике столько намеков!

Нескромный вы человек, Игорь Владимирович!

А в это же время перелистайте первые страницы. Стоит удивиться тому, что вы ничего или почти ничего не пишете о своих действительно феноменальных успехах. Кстати, помните, какое мнение поначалу сложилось о вас в команде? «Скромный парень».

Значит, вы были другим. И, значит, обстоятельства развили те отрицательные черты, которые были только заложены в вашем характере и, возможно, никогда бы не проявились.

А обстоятельства поистине странные.

Каждый день вы на улицах замечаете одиноких молодых людей, нервно шагающих, подпрыгивающих, размахивающих руками в такт своим мыслям. Они что-то тихо говорят сами себе, смущаются, когда чувствуют чей-то пристальный взгляд, или иронически, надменно наблюдают за окружающими.

И ведь в каждом из них вы узнаете Игоря Серова.

Да, Игорь, у вас сложились странные обстоятельства.

Тысячи ваших сверстников мечтают быть на вашем месте. Они хотят, чтобы у них была такая же исключительная судьба, такая же невероятная, прямо фантастическая карьера.

Возможно, многие думают, что, будь они на месте Игоря Серова, они бы не бросили футбол и вообще вели бы себя по-иному, умнее.

Сомневаюсь, сеньоры. Пускай опять это звучит нескромно, но я очень упорный. Если меня помнят мои университетские преподаватели, они подтвердят. Дай бог вам такое упорство! И тем не менее, я выдержал только два с половиной года. Я в общем-то не закрутился. И сейчас я все-таки в двадцать два года руководящий работник.

Но чего они мне стоили, эти годы? Это знает лишь мой дневник. Я раньше почти не вел дневника. Но я же один. Я человек, у которого невероятное количество знакомых и так называемых друзей, но я не имею ни одного товарища, с которым я мог быть до конца откровенным. Это страшно тяжело.

Мой товарищ – мой дневник.

И еще одна мысль (будь уж, Серов, до конца искренним) заставляет меня довольно подробно вести записи.

Кто-нибудь когда-нибудь должен узнать правду об Игоре Серове. Обо мне должны знать, иначе не стоит жить.

Возможно, дневник попадет в руки какому-нибудь щелкоперу, который лихо станцует на мне румбу под морально-этические мелодии. Но, во-первых, я надеюсь, что это произойдет через много лет. А во-вторых, дневник все-таки скажет сам за себя.

…Прочел только что написанное. Ну и развел же философию! Может, хватит, Игорь Владимирович?»

* * *

«Вести из Мельбурна. Наши выиграли у югославов. Слава богу! Хвалят Маркелова, Маслова, Брюнетова. Это, наверно, правильно. Но можно подумать, что взошла новая звезда – Валька Гусев! Младенцы идут в гору, конец света!»

* * *

«Ему пятьдесят девять лет, мне – двадцать два. Он толстый, говорит басом (мне бы такой голос), лысый. Говорят, что в молодости, когда он стал лысеть, ему посоветовали стричься наголо. Он упорно стригся наголо. И настал день, когда волосы вообще перестали расти. Он и сам не помнит, какая у него была шевелюра. Но его лысина выглядит очень солидно. По сравнению с ней моя модная короткая прическа крайне легкомысленна.

А как он умеет говорить по телефону: «Вас слушают…», «Ваши доводы удивительно легковесны…», «Милочка, соедините меня с самим…», «У нас сложилось такое мнение…» Человек, которого «он слушает», должен дрожать и благоговеть! Когда он проходит в кабинет, посетители в приемной почтительно поднимаются. А когда я прохожу, я чувствую, что меня хотят схватить за… «Куда без очереди, постреленок?» Как он уверенно сидит в кресле!! Я, например, все время ерзаю.

Посетитель входит и, глядя на этот деловой монумент, на важную лысину, не решается сразу потревожить ее. Лысина его ослепляет, а громовой голос «вас слушают» чуть не лишает дара речи.

– Товарищ начальник, – начинает робко посетитель, и вдруг лысина меркнет: ведь начальник-то я!»

* * *

«Ему пятьдесят девять лет. Конечно, он не раз мне говорил, что в свое время у него было в подчинении триста таких, как я, и что опять же в свое время он был тоже знаменит. Но чему он научился за все эти годы? Держать ручку двумя пальцами? Лихо класть резолюции?

Ведь он мохом покрылся! Все говорят, что его давно пора выгнать. Я бы это мог сделать, но, честно говоря, жалко: у него семья, дети…

Он думал, что я буду так, фикцией, а управлять будет он. Фигушки! Будете делать только черновую работу.

И ненавидит он меня! Разница между нами в том, что он часто высказывает все, что думает обо мне. А я никогда не говорю, что я думаю о нем. И в этом его минус, и это его злит».

* * *

«– Иван Федорович, будьте добры составить план.

– Как, разве наступил новый год?

Выражение его лица невинное, травоядное. Словно он в первый раз слышит, хотя я ему доказываю, что старый план никуда не годится и нужен новый.

– Что же, – говорю я ангельским голосом, – придется мне самому.

– Что вы, Игорь Владимирович, вы запутаетесь, давайте уж я!

Ехидство звенит в его голосе. Он прав: я еще не разбираюсь во всей тонкости этой ерундистики.

Я знаю как в общем. И в общем я прав, это все говорят. Ну, подожди, моя любимая лысина, я тебе, старый хрыч, поехидствую!

– Иван Федорович, – голос у меня очень мягкий, – и я думаю, что к понедельнику вы сделаете. С вашим опытом это совсем несложно.

Что, съел?»

* * *

«В понедельник он спокоен, как обычно. Приходится напомнить. Конечно, он сделал. Перепечатывают.

– Мне бы сначала показали.

Барбос – а он похож на барбоса, и брови у него такие же густые, как усы, – барбос обижается.

– Вы мне не доверяете? Я всего десять лет на этой работе. Потом я думаю: зачем вам разбирать мой почерк?

Он прав. Нечего мне делать, как разбирать его иероглифы!»

* * *

«Во вторник я целый день на совещаниях. Вспоминаю о плане только в среду. Барбос сообщает, что он два дня ждет моей подписи. Ну ладно! Просматриваю. План остался почти прежним. А волынка на целую неделю. Да машинистку заставил работать.

А барбосина стоит у моего стола и взирает на меня красненькими маленькими глазками. А что, если ему в рожу плеснуть чернилами? Я представляю, как по лицу будут течь фиолетовые ручейки. Даже глаза зажмуриваю от удовольствия. Но я еще спокоен.

– Иван Федорович, но ведь вы почти ничего не изменили.

– Я сделал так, как считал нужным.

Тут я лопаюсь. И начинаю орать. Он тоже:

– Вы мальчишка, не уважаете стариков, научитесь говорить спокойно, это вам не стадион, я так не могу работать!

– Ради бога, вас никто не держит!

Он вылетает из кабинета. Я показываю ему вслед язык и длинный нос. Но он тут же входит обратно. Ах, сердце! Принимает валидол. Слабеющей рукой тянется к графину. Я вскакиваю, любезно подаю ему стакан. Чтоб ты подавился, старый барбос, нечего притворяться! Ты еще меня переживешь. Сколько ты у меня крови выпил!»

* * *

«Все-таки план был составлен.

Но когда? Вводить его уже не имело смысла. А в управлении барбос заявляет, что с расписанием мы запоздали только потому, что Игорь Владимирович никак не мог найти время его подписать.

Я задохнулся от такой наглости. Я не нашел, что сказать.

Потом я объяснил все начальнику управления. Он развел руками:

– Привыкай, искусству руководить надо учиться.

С барбосом я два дня не мог разговаривать. Он, по-моему, тоже чувствовал себя не совсем удобно.

И почему я его не уволю? Ведь он не упускает случая сделать мне подножку.

Ответ прост: он аккуратно сидит весь день. Он делает всю черновую работу. Он работает. А мне надоело».

* * *

«Ну хорошо, вот, на радость нашему начальству, мы выпустили хорошо подготовленных ребят. Но придут другие, желторотые. И опять отдавать им все силы, кого-то из них делать… А что останется мне? Истрепанные нервы и ежемесячная зарплата. И все? А в «Спутнике» я не думал о деньгах!»

* * *

«Он запросто говорил с секретарем горкома!»

И все сказали почтительно: «О-о!»

Подумаешь, меня знали и повыше! Сколько раз они наблюдали за моей игрой!»

* * *

«Эта работа отнимает все силы. Я приезжаю домой, как объеденная селедка. А когда подумаешь, что еще не сделано, что предстоит и что планируется… Ужас! Этому не будет конца».

* * *

«Прихожу я на работу. Перед столом барбоса пожилая женщина. Очевидно, просит за сына. На ней бордовое платье, зеленые ботинки, желтый платочек. В возрасте, но еще пудрится.

Ей барбос говорит:

– Вот, пожалуйста, начальник, Игорь Владимирович.

Она оборачивается и с ходу:

– С просьбой пришла к вам, за Сашеньку. Сама я жена бывшего мужа…

Я как стоял, так и рухнул на диван. У барбоса глаза по лысине забегали. Он мне все знаки делает. А я не могу.

Тетка вдруг всхлипнула и вылетела из комнаты».

* * *

«Год тому назад таким же солнечным утром мы шли по вымощенной шлифованным камнем мостовой Белграда. И за нами следовала большая толпа мальчишек и подростков. И два носатых репортера фотографировали, как мы входили в низкие лавки. И к нам подошли студентки. И мы скоро говорили без переводчика. И одна с акцентом спросила:

– А кто с вас Сэров и Маркэлов?

И ребята нас вытолкнули. И студентки заулыбались и пожали нам руки.

Так началось солнечное утро большого интересного дня в незнакомом, далеком Белграде.

А сейчас средний служащий Игорь Владимирович Серов поедет на работу и в душном кабинете, где бумага на столе теплая от солнечных лучей, будет разбирать какие-то дела; потом – на какое-нибудь заседание; в обеденный перерыв – пару сосисок. Потом в спортзал, на занятия…

А все-таки я идиот. Мне надо было ехать в Мельбурн. Черт с ней, с игрой, но прокатиться бы на теплоходе, посмотреть бы Австралию! Там было бы гораздо веселей. Дурак! «Надоело бегать за мячом!» Так мог там не бегать.

Болезнь с длинным латинским названием: «Ничегоянехочуничегоянежелаю». Как будто ты сейчас что-нибудь хочешь!»

* * *

«Ливень. Густой, крепкий. Разбивается о железную крышу на мельчайшие брызги, и кажется, что от красных полос идет пар. Ливень сменяется маленьким, частым дождиком. Капли дождя парят в воздухе, воздух дрожит.

Но вот резкий порыв ветра унес эту пелену, и пошел редкий, унылый, обыкновенный дождь. Тьфу!

Почему я оказался дома так рано, в семь часов вечера! Сразу после работы я поехал на улицу, где был последний раз года три тому назад. Я нашел ее дом и сказал шоферу, чтобы подождал меня.

Дверь открыла ее мать. Она раньше видела меня мельком, один раз, и не узнала.

– Где Лена?

– Лена? Она давно уехала на юг.

– Понятно. Вы ей сможете что-нибудь передать!

– Пожалуйста, заходите.

– Нет, меня ждет машина. (Старый пижон, не мог не похвастаться!) Скажите ей, что заходил Игорь Серов.