Текст книги "Женское лицо СМЕРШа"

Автор книги: Анатолий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Передача прекратилась. Мать и дочь первое мгновение после речи партийного функционера стояли словно завороженные. Первой пришла в себя Мария Александровна. Сплеснув руками, она стала причитать:

– О, Боже мой! Разверзлись хляби небесные. Что с нами-то будет? С народом что станется? Германец лютый, я это знаю по первой войне. Дед Егор, попавший в плен к немчуре, много чего рассказывал. Это ведь звери. Они нас, славян, на дух не переносят. Ой, какая беда пришла, какое горе-горюшко придется всем нам испить.

– Воевать, мама, так уж судьба Россией распоряжается, всем гуртом. Враг крепок и напорист, – это ведь чувствуется.

К концу дня они уже знали о широкой географии бомбежек: от Балтийского моря до Черного. Многие города на Украине подверглись жесточайшей бомбежке. Сам Киев уже находился в огне. Горела от зажигалок и фугасных бомб украинская столица.

– Что делается, силища-то какая – за утренние часы пол Украины в огне, – констатировала Лида.

– Что будет, что будет? – причитала мать.

Скрипнули входные двери. На террасу вошел Федор Борисович и с порожка уже понял по испуганному виду, что его «девчата», так он называл дочь и жену, уже всё знают.

– Ну, что, девчата, война пришла в наш дом. Этот молох станет пожирать людей, особенно молодежь. Как её жалко, страна и не передохнула от пороха, как следует, как снова пришло военное лихолетье. Только стали выбираться из прорех и на тебе. Да, старики объявляют войны, а умирать идут молодые. Немец сегодня сильный, как никогда. Всю Европу положил на лопатки. Но на наших людях, я больше чем уверен, он обломает зубы. В последние годы Гитлер искал бурю. У нас он её найдет и пожнет эту самую бурю. Европа с карликовыми территориями и изнеженными благополучием народами была для него пустячок, хотя тоже пришлось попотеть и потерять немало солдат и офицеров. У нас он потеряет свою голову.

В лесничестве слушал Молотова. Всё сказано правильно, но только сейчас партийное чиновничество спохватилось обращением с просьбой о помощи. А до этого ломали людей как валежник. Крестьянина по плечи загнали экономической кувалдой в землю. Стреножили, как коня. А ведь селянин работает на государство практически бесплатно. Но сегодня не нужно скулежа на политиков, народу надо собираться, как в «двенадцатых» – в 1612 и 1812 годах. Будет у нас, как встарь, кроме армии и партизанка, и ополчение. А ещё будет великий патриотизм и такого же размера предательство. Без этого ни один народ не сможет участвовать в больших войнах. Как говорится, у предателей все свойства собаки, за исключением верности. Но большинство народов, особенно при столкновении с таким вероломством, конечно же, станет патриотами. Такими людей сделают сами немцы.

Женщины молча слушали монолог мужа и отца…

– Федор, неужели, немец дойдет до наших берлог? – спросила бледная Мария Александровна.

– Всё может быть. Силы видать у него большие. Посмотрим на наше воинство и наших полководцев, что они предпримут. Должны выдавить супостата за пределы наших границ. Первые дни покажут, как мы подготовились к войне, – по песням или реально.

– Господи, помоги стране, – прошептала Мария и трижды перекрестилась, взглянув на киот с иконами. Она тут же подошла к божнице и зажгла лампаду из фиолетового стекла и снова перекрестилась.

«Что же мне делать? – спрашивала молча себя Лидия. – Однозначно, надо ехать в институт. Там сейчас тоже муравейник. А как же без меня? Я часть этого муравейника. Надо, в конце концов, определяться».

– Я должна поехать в институт, – заявила Лида.

– Конечно, там будет решаться ваша судьба, – согласился отец.

Утренним поездом следующего дня Лида уехала в Москву.

МИИТ 1941 ГОДА

На следующий день Лидия была уже в столице, которая ей показалась совсем иной, чем прежде, – какой-то напряженной, хмурой и потускневшей.

В институте сразу же попала в водоворот уже не предвоенных, а военных событий. Она прекрасно понимала, что даже справедливая война не может быть справедливой, потому что воевать справедливо нельзя, даже если воюешь за справедливость. А по существу, война – всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени и способ развязывания зубами политических узлов, которые не поддаются языку. Этими словами она подковалась основательно, учась в институте.

В МИИТе стоял галдеж среди студентов, живо обсуждающих тяжелую новость о нагрянувшей войне. Преподаватели не ходили, а скорее сновали или скользили по коридорам – замкнутыми, тихими и опечаленными. Ходили слухи об эвакуации института в разные города. Одни говорили, что альма-матер отправится в Куйбышев. Другие утверждали, что придется осесть в Свердловске. Был слушок и о перемещении в Среднюю Азию, а точнее – в Ташкент.

По приезде в институт к Лиде обратился Венька Журавлев, заводила курса и хороший друг Зины Шепитько:

– Лида, что слышно от Зины? Ведь уже полмесяца она в Северной Пальмире.

– Молчит, видно забот полон рот. Тетя больна серьезно. Надо ухаживать, помощи ждать неоткуда, – ответила Лида так, как объясняла ей Зинка перед поездкой.

– Может, это печальное известие заставит её вернуться домой? – подытожил Венька и как-то грустно посмотрел в глаза подруги своей зазнобы.

– Будем звать ее домой, Веня. Надо, чтобы она приехала. Верю, что такое может случиться, если не возникнут другие неожиданные обстоятельства. Война ведь!

– Согласен, ты права, – все, что мог сказать Вениамин…

Но поиски ничего не дали. Родители Шепитько тоже были в недоумении, – ни слуху, ни духу, – отвечали они Лиде во время коротких ее приездов в Крюково.

А война всё настойчиво приближалась к окраинам Москвы. В стенах института активно работали представители военкомата, ПВО, райкомов комсомола и партии. Институт ждал эвакуации. Молодых преподавателей и студентов старших курсов готовили по мобилизации в армию. Девушки в системе ПВО её представителями обучались теоретически тушению пожаров и эффективной борьбе с зажигалками. А то, что немец может бомбить столицу, сомнений у многих не вызывало…

И всё же весточка из Ленинграда от Зины пришла. Об этом поведал Сергей Иванович – отец Зины. Выяснилось: она простудилась, подхватив крупозное воспаление легких.

В письме родителям дочь писала:

«Дорогие, мама и папа!

Простите за длительное молчание. Возилась с тетей Клавой. Поставила ее на ноги, а сама свалилась с крупозным воспалением легких. Поэтому не знаю, когда избавлюсь от этого недуга. Лечусь сама и лечат меня доктора – упорно, значит, скоро вылечусь. Не представляете, как я по вас соскучилась. Большой привет Лиде, а через нее и моим товарищам. Думаю выбраться отсюда вскоре.

Целую Зина.

19 июля 1941 г.»

Выбраться не удалось.

Так Зина осталась в Ленинграде, которому суждено было скоро попасть в блокаду со стороны фашистской группы армий «Север» под командованием фельдмаршала фон Риттера Вильгельма фон Лееба, рвущегося по приказу Гитлера быстро захватить северную столицу России.

* * *

На следующий день к институту подъехало несколько грузовиков, и студентов куда-то повезли. Оказалось, их направили рыть окопы и противотанковые рвы. Уезжали вечером. Начальство обещало по приезду напоить их чаем. Ночь застала будущих «землекопов» в какой-то деревне. На ночлег остановились в сельском клубе. Встречали москвичей завклуба и председатель сельсовета.

На полу были набросаны солома, сено и хвойный лапник, а сверху желто-зеленую мягкую перину укрывали солдатские плащевые накидки. Стекла в некоторых оконных рамах отсутствовали, что позволяло гулять сквознякам. Молодая рабсила, в основном девичья, сильно продрогла, но всё равно все повалились на «перины» – отдохнуть. Ребята сразу закрыли источники сквозняков подсобными средствами: кусками картона, девичьими платками и листами невесть откуда-то добытой ржавой жести.

– Как же можно согреться в этом «замке»? – громко проговорила Лида.

– Девчата, не переживайте, согреемся, прижимайтесь только плотнее друг к другу, – инструктировала комсорг групп Людмила Пили-пенко. – Кровь у нас ещё не остыла.

– А где же чай? – спросила одна девушка. – Ведь начальство обещало.

– Обещают быстро, выполняют медленно, – ответила Лида. – Обещание порядочного человека становится обязательством. А тут что? Если не можешь исполнить свое обещание, то не надо давать его.

Ее поддержал многоголосый галдеж группы.

Комсорг стала искать ответственных за прием группы московских студентов, но так и не нашла. Как сквозь землю провалилось начальство…

Утром, правда, покормили и напоили чаем и молоком.

Прямо за селом уже работали люди.

Студентам дали задание прорыть ров на участке сто метров длиной и глубиной до двух метров. Застучали лопаты, кирки и топоры. Приходилось разбивать сухие глыбы засохшего до твердости камня глинозема, рубить розоватые корни деревьев, а уже потом пускать в ход лопаты.

Мимо студентов-оборонцев проходили еще живые свежие части на запад, а оттуда возвращались отвоевавшие.

– Ну что там, как там? – спрашивали студенты у ковылявших или перемещавшихся на повозках, изможденных, измазанных непонятно чем, почерневших от пороховой копоти и лёса, с потухшими глазами раненых.

– Плохи дела. Пекло, сплошной ад там. Немец прёт на Москву. Уж больно силища большая…

Именно такие ответы в основном получали студенты, и настроение сразу же понижалось, хотя лопаты не давали растворяться в душе нигилизму и пессимизму. Почему-то вера в победу над фашистами гасила сплин и уныние у юношей и девушек, хотя в Москве происходило всё до наоборот. Потоки людей, особенно в середине октября, устремлялись по шоссе Энтузиастов, потом по Нижегородскому шоссе на Восток. Москва убегала в эвакуацию. Москва не верила заверениям своего партийного чиновничества.

А тут на подступах к столице студенты верили в иной исход. Каждый штык лопаты с вынутой землей, казалось, приближал страну к победе.

«Именно наш противотанковый ров, – легко рассуждала Лида, – остановит не один вражеский танк. Немцам придется обходить неприступный вал, жечь горючее, тратить драгоценное для сражения время. Это всё на руку будет красноармейцам. Значит, мы помогаем нашей защитнице – Красной Армии».

Через две недели коллектив студентов МИИТа, в который входила и Лида, заменили другие группы землекопов.

Миитовцев бросили на другой фронт – тушить зажигалки, которые причиняли много вреда городу своими пожарами. Чердаки со стропилами и перекрытия стен в довоенной Москве были в основном деревянные, что было опасно при бомбежках зажигалками. Немцы учитывали и этот строительный фактор.

ВОЗДУШНЫЕ НАЛЕТЫ

13 июля 1941 года командир 8-го авиакорпуса генерал Вольфрам Фраер фон Рихтхофен высказал мнение Гитлеру, что воздушный налет на Москву, имевшую свыше четырех миллионов жителей, ускорит катастрофу русских. На следующий день после этих слов генерала, фюрер поддержал его намерения и развил мысль о необходимости бомбардировки советской столицы, «чтобы нанести удар по центру большевистского сопротивления и воспрепятствовать организованной эвакуации в восточном направлении русского правительственного аппарата».

Накануне этих событий подготовленной директивой № 33 «О дальнейшем ведении войны на Востоке», подписанной фюрером 19 июля 1941 года, он пригласил к себе в канцелярию Германа Геринга – шефа люфтваффе.

– Медлим мы с бомбардировкой Москвы. Почему? – Гитлер 102 уставился немигающими глазами на своего подельника по авантюре.

– Собираем силы, мой фюрер, в мощный небесный кулак, чтобы обрушить его на большевистскую столицу с неба.

– Я уже слышал от вас эти общие заверения. Если случится такой же облом, как допустили ваши подчиненные в Лондоне, будут сделаны оргвыводы. Я не потерплю обмана. Запомните, Герман Геринг, в войне не бывает второго приза для проигравших. Их ждет пуля или виселица, – набычился Гитлер, ошарашив своего любимца неприятной перспективой. – Я не о вас, а о ваших коллегах по люфтваффе, которыми всё-таки вы руководите. Нам нужен сегодня натиск всеми силами, в том числе, а скорее в первую очередь, а-ви-а-ци-ей. – Последнее слово он умышленно растянул по слогам, акцентируя внимание Геринга на его роде войск.

– Как вам известно, пока снаряды наших артиллерийских орудий и пули пехоты не поражают москвичей, это должна делать ежесуточно авиация. Надо жечь Москву. Других средств доставки бомб у нас пока нет. Но они скоро появятся, – Гитлер загадочно улыбнулся.

Он имел в виду ракеты Вернера фон Брауна ФАУ разной модификации, которые только 13 июня 1944 года в качестве первых крылатых ракет отправятся бомбить Лондон

– Ясно, мой фюрер. На ошибках учимся. Штаб люфтваффе собирает силы 2-го воздушного флота, временно усиленного авиацией с Запада. Воздушные налеты на Москву скоро начнутся. Кроме того, в середине июля к российской столице из состава находящегося во Франции 3-го воздушного флота перебрасываются шесть бомбардировочных авиагрупп.

Вместе с тем в бомбардировке Москвы будет задействована эскадра из состава 2-го авиакорпуса Второго воздушного флота, две авиагруппы 5-го авиакорпуса Четвертого воздушного флота, две группы из 2-го авиакорпуса 2-го ВФ, одна группа из 8-го авиакорпуса 2-го ВФ…

Гитлеру надоело слушать голые цифры перечисления воздушных сил и он прервал Геринга:

– Силы немалые, но нужен конечный результат, Герман. И он крайне необходим, как можно скорее. Скорее…

– Успех скоро будет, я больше чем уверен.

– Знаешь, что, Герман Геринг, – Гитлер перешел на официоз, – уверенность: то, что мы чувствуем, прежде чем успеем оценить ситуацию. Мы абсолютно уверенны только в том, чего не понимаем.

Снова фюрер закрутил философскую загогулину.

– Мы всё просчитали…

– Ну, тогда свободны.

Герман не любил подолгу общаться с фюрером, когда того точил червь сомнения. Но легко освободиться из кресла ему не удалось. Широкий таз с мясистыми ягодицами рейхсминистра перевесил при вставании, и он снова шлепнулся в нагретый его телом мягкий и черный хром широкого кресла.

Гитлер улыбнулся, но ничего не сказал. Геринг легко встал со второй попытки, упершись массивными икрами в переднюю кромку сидения кресла, и пулей выскочил из кабинета фюрера. Началась лихорадочная подготовка к авиационному налету люфтваффе на Москву.

Что касается тактики, то она ничем не отличалась от налетов на Лондон и другие крупнейшие города Великобритании.

Для наведения самолетов 100-й бомбардировочной группы, оборудованных радионавигационной аппаратурой «Х-Gerat», создавались радиомаяки в районе Орши. Эти бомбардировщики, выполнявшие роль лидеров, выводились в створ радиолуча Орша – Москва и следовали строго определенным курсом, который не должны были менять, даже попадая в световые поля и под обстрел зенитной артиллерии. Экипажам самолетов определялись конкретные цели, на которые предполагалось сбросить осветительные, зажигательные и фугасные авиабомбы. Наиболее опытные экипажи брали на борт новейшие бомбы массой 2500 кг.

20 июля командующий Вторым воздушным флотом генерал-фельдмаршал авиации Альберт Кессельринг собрал подчиненных и провел с ними совещание.

– Гордость флота, генералы и офицеры, завтра вы сдаете экзамен на зрелость. Условия трудные, но на то вы и асы, чтобы выполнить приказ фюрера. Русская авиация разгромлена и поэтому не сможет оказать вам серьёзного сопротивления, – призывал своих подчинен-104 ных командующий с улыбкой на устах. Недаром же у него было прозвище «улыбчивый дядя Альберт».

Но за теплотой улыбки стояла железная хватка воздушного пирата, участника двух войн, дважды проявившегося в бомбардировках европейских столиц, Царской и Красной армий.

Надо отметить, что Ставка Верховного Командования СССР правильно определила московское направление как главное для удара противника, удара, нацеленного к центру страны.

Из глубокого тыла, с Урала и Сибири, на Западный фронт подтягивались резервы, в том числе и авиационные. Потери первых месяцев войны удалось скоро восполнить, так как активно работала авиационная промышленность за Уралом.

В то время, когда совещание проводил Кессельринг, в Москве был вызван к Сталину авиационный полковник Николай Александрович Сбытов – командующий ВВС Московского военного округа и Московской зоны обороны. Его вызвали для доклада о состоянии истребительной авиации. После доклада командующего Сталин спросил:

– Товарищ полковник, какое количество надо истребителей, чтобы прикрыть Москву?

Сбытов назвал цифру. Верховный Главнокомандующий внимательно посмотрел на полковника, пригладил усы и заметил:

– Самолетов нужно гораздо больше, чем вы назвали, но сейчас для этого нет возможностей. И всё же увеличение состава истребительной авиации мы скоро почувствуем. Дадим и вам боевые машины, но без моего разрешения никуда ни одного самолета не отдавать. Вы меня поняли?

– Так точно, товарищ Сталин, – смело ответил молодой командующий.

Как известно, первый массированный налет на советскую столицу фашисты предприняли только через месяц после начала войны. Объяснялось это не каким-либо особым замыслом гитлеровцев, – просто духу не хватило.

Дело в том, что бомбардировочная авиация противника не могла дотянуться до Москвы из элементарных тактико-технических соображений. Полетный радиус не позволял сразу же отбомбиться. И только тогда, когда фашистские войска захватили часть советской территории, в частности Белоруссию и Прибалтику, они смогли начать воздушные атаки на Москву.

* * *

И вот первый налет 21 июля 1941 года начался. Он продолжался с 22 часов 25 минут до 3 часов 25 минут следующих суток.

Туча гудящей моторами черно-белой саранчи люфтваффе подалась на Москву. На подступах к ней она расчленилась для удобного бомбометания. Появилось несколько групп. Но неожиданно немецких ассов дружно встретили наши самолеты истребительной авиации и стволы зенитной артиллерии, рассеявшие стройные ряды первого эшелона противника. Только одиночным машинам Кессельринга удалось добраться до города. Лучи прожекторов выхватывали вражеские самолеты из темноты и вели их для удобства прицельного огня по ним зенитчиков или атаки из темноты наших истребителей. Как правило, немцы первым эшелоном налета бросали зажигательные бомбы для того, чтобы вызвать пожары для ориентиров других самолетов…

Второй и третий эшелоны немцы проводили грамотнее: группы бомбардировщиков забирались на высоты недосягаемости наших зениток, это, как правило, 2000 – 3000 метров, и производили бомбометание с горизонтального полета зажигательными, но больше фугасными бомбами.

Были и дневные налеты, поэтому Москва маскировала профессионально городские строения, в том числе заводы и исторические объекты с привлечением в качестве консультантов опытных архитекторов. Эти мероприятия мешали летчикам противника ориентироваться. Даже опытные асы люфтваффе, участвовавшие в бомбежках Лондона, Парижа, Белграда и других городов, терялись в намеченных целях для бомбометания.

Город был полностью затемнен. Строго соблюдалась светомаскировка транспорта и окон жилых домов и учреждений. На площадях возводили ложные постройки или разрисовывали асфальт площадей так, что сверху казалось, что они застроены зданиями. Маскировочные сети совершенно изменяли силуэты строений. Кое-где на крышах для дезориентации летчиков противника устанавливали даже пруды и фонтаны.

Интересные были ложные цели. Строились ангары, сооружения, арсеналы с умышленным ухудшением светомаскировки. Туда летели, как в прорву, бомбы противника.

Несмотря на недостаток истребителей из-за потерь в июле-августе сорок первого года, к сентябрю благодаря стараниям как вышестоящего командования, так и командующего ВВС МВО и Московской зоны обороны полковника, вскоре ставшего генерал-майором авиации Н.А. Сбытова, истребительный парк быстро пополнялся. Беседа у Сталина и его обещания помогли развязать этот узел.

Первые налеты показали, что не так страшен черт, как его малевали фашисты и доморощенные паникеры. Молодые «сталинские соколы», как тогда величали летунов, смело вступали в единоборство с противником.

МОБИЛИЗАЦИЯ

В середине осени обстановка в Москве стала критическая. Запаниковала столица. Лида вместе с другими студентами принимала активное участие в тушении пожаров, предварительно ещё раз прослушав лекцию о зажигательных бомбах. Она теперь была осведомлена, что противник, как правило, применяет электронно-термитные бомбы. Они состояли из электрона – сплава магния, алюминия и других химических элементов. При горении температура достигала до трех тысяч градусов. Самые опасные были те, которые застревали в деревянных стропилах, ригелях, подкосах, стойках, обрешетке и других деталях крыши.

Надо отметить, что москвичи начали подготовку к защите родного города с первого дня войны. Приказом начальника МПВО г. Москвы № 1 от 22 июня 1941 года в городе и области было объявлено угрожаемое положение.

Дежурили на жестяных покатых московских крышах. Холодные порывы ветра порой пронизывали до костей, сбивали с ног, но руки в армейских рукавицах крепко держали огромные клещи для переноса упавших и разгорающихся зажигалок.

Однажды после объявления очередной воздушной тревоги их группу быстро доставили в район Полянки. Спасателей разделили на три части по интерпретации студентов: крышевики, чердачники и фундаменталисты. Крышевики дежурили на крышах, чердачники – на чердаках, а фундаменталисты – на земле у стен дома с бочками, наполненными водой.

Быстро взобравшись на чердак одного из старинных домов с подругами-однокурсницами, Лида, освещая путь фонариком, подошла к небольшой лесенке. Верхним концом она лежала на узком подоконнике вентиляционного окошка, а нижним упиралась в засыпанный шлаком пол.

«Наверное, его наносили сюда ещё строители для утепления потолков квартир последних этажей и с противопожарных соображений, – размышляла Лида, ничего не понимающая в строительном деле. – А может им можно потушить зажигалку. Но ведь нас учили это делать песком или водой. А где они здесь?»

Осветив чердачное помещение, наполненное бельевыми веревками, деревянными стропилами и распорками, она, наконец, заметила ящики с сухим сыпучим песком, бочки с водой и теперь успокоилась. Четверо студенток стали взбираться наверх. Лида полезла первой.

– Подашь мне щипцы и шесты, как только заберусь, – попросила она свою сокурсницу Машу Егорову, готовящуюся выбраться из чердака за ней.

– Подам, подам, – недовольно буркнула себе под нос девушка.

Оказавшись на крыше высокого дома, уже привыкшие глаза к чердачной темноте зафиксировали непривычно затемненную панораму ночной столицы. Прямо перед Лидой виднелись очертания Кремля, Болотной площади, свинцовые воды Яузы и Москвы-реки. На крыше соседнего дома стояло то ли зенитное орудие, то ли крупнокалиберный многоствольный пулемет, а вокруг копошились воины, что-то налаживая и приделывая у вращающего сидения стрелка. Рядом лежали ящики с боекомплектом.

«Какой красивый центр города. Неужели он будет разрушен очередным супостатом? Наполеон взял город и спалил его, – размышляла девушка. – Нет, наши зенитчики не должны допустить этого варварства. Лопнут штаны у Гитлера. На всю Россию у него не хватит солдат».

Вдруг она услышала отдаленный гул, напоминающий далекий раскат грома во время грозы. Он быстро приближался. Это шли на большой высоте вражеские самолеты. Вдали, на горизонте, где-то в западной части столицы засверкали разрывы. Только потом эхо донесло грохот взрывов.

«Началось, – подумала Лида. – И сюда может прилететь какая-нибудь дурочка. Надо быть начеку».

И вдруг с высоты черного неба что-то противно засвистело. Ушные перепонки восприняли эту звуковую волну с явным перенапряжением. Что-то закололо внутри ушной раковины. Во всяком случае, комфортной новизны они не испытали.

Первые зажигалки упали на крыши соседних домов. Сноп искры, а потом яркие сполохи пламени озарили, как фотовспышкой, лица студенток. И вдруг свой гостинец от неприятеля получили и они. Одна за другой две бомбы шлепнулись на крышу примерно килограммового достоинства – «зажигалки». Одна пробила жесть и оказалась на чердаке. Её тут же затушили песком. Но другая бомба застряла между доской и стропилиной. Она стала ярко гореть. Искры летели во все стороны – не подойти.

– Скорее, скорее подайте шест, – закричала Лида.

– Я сама, – отозвалась Маша Егорова и направилась с шестом к бомбе. Ей удалось сбить огненный шар, и он покатился по откосу жестяной крыши и шлепнулся наземь. Там горящую зажигалку уже на совковой лопате бросил в бочку с водой рабочий. Попав в нее, горящая бомба шипела и «плевалась» кипятком.

– Осторожно, отойдите от бочки, обожжетесь, – кричал молодой человек, закрывший сразу лицо рукавицей. Это был, как потом выяснилось, сержант – военный пиротехник.

Надо отметить, что фашисты сбрасывали на столицу и более опасные «зажигалки» весом в десятки килограммов. Такие бомбы пробивали не только крышу, но и потолки, то есть межэтажные перекрытия, и разбрасывали на расстояние до несколько десятков метров горящую смесь, которая прилипала к стенам, создавая многочисленные очаги горения. Залитая водой, эта смесь была способна воспламеняться вновь. Потушить ее было очень проблематично.

После этапного периода борьбы с «зажигалками» Лида снова попала на рытье окопов. Теперь поездка была более организована. По приезде на место студентов накормили солдатской кашей и напоили чаем. И за работу. Во время копки погибла подруга Лиды – Маша Егорова – обвалилась глыба песка. Пока её откапывали, она задохнулась, а Лида получила травму. С бруствера упала чья-то лопата и рассекла предплечье и чуть ли не разрубила ключицу. Перевязка в медпункте и снова за работу. Молодой организм быстро справлялся с раной. Через неделю место ранения затянулось розоватой пленкой.

По прибытии в Москву, она намеревалась съездить домой, но железнодорожное полотно нашими саперами в направлении Крюково было взорвано. Лида несколько раз обращалась в райком комсомола с просьбой отправить её на фронт в любом качестве. Однажды её вызвали к проректору в кабинет. За столом сидел незнакомый мужчина в гражданской одежде. Перед ним лежала папка с листом бумаги, испещренным мелким почерком.

Лида зашла в кабинет. Представилась.

– Ванина Лидия Федоровна. Вы вызывали?

– Да, но не вызывал, а пригласил. Я сотрудник органов госбезопасности.

– Чем могу помочь?

– Расскажите о себе, – неожиданно попросил визави.

– Родилась в поселке Крюково. После окончания средней школы поступила в МИИТ, где и учусь…нет, училась до сих пор…война помешает.

– Чем увлекаетесь?

– Люблю читать, отучилась на курсах машинисток, постигаю стенографию, углубленно изучаю немецкий язык.

– Значит, на бытовом уровне можете задать вопрос, понять ответ и построить разговор?

– Конечно.

Во время диалога с короткими вопросами и такими же ответами сотрудник из Лубянки всё быстро записывал, что не мешало ему продолжать задавать вопросы.

– Согласны ли вы, служить в органах госбезопасности?

– Время сегодня такое, что любая профессия, тем более ваша, нужна стране.

– Ответ ваш зрелый, патриотичный, поэтому мне понравился, но всё-таки вы подумайте…

Прошло несколько дней, Лида уже стала забывать о встрече, как подъехала к институту автомашина с тем же военным. Он предложил собрать вещи и выехать с ним…

Вот так Лида Ванина была мобилизована в органы военной контрразведки. Попала после непродолжительных курсов секретарем особого отдела НКВД одной из дивизий 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Рокоссовский. Постигать азы должности приходилось в боях вместе с личным составом соединения. Менялись фронты и армии, но не менялся номер родной дивизии, как и основы работы в особом отделе.