Текст книги "Таможенный досмотр"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

В размышлениях на эту тему я прождал на обочине полтора часа. Потом добавил от себя, на свой страх и риск, еще четверть часа – на всякий случай. Но дефицит, кажется, никому не был нужен.

Мы с Антом заглянули в приемную – и Галя сразу же выразительно показала глазами на дверь. На нашем языке это означало: шеф ждет вас обоих, и срочно.

– Что-нибудь случилось? – сказал Ант.

– Существенного ничего. – Галя заправила лист в машинку. – Посетитель от него минут десять вышел. Если это событие, то считайте – случилось. – Галя взглянула на дубликат пропуска. – Некий Галченков.

Ант посмотрел на меня. Кажется, он собирался свистнуть. Может быть, он бы и свистнул, но ему помешала вспыхнувшая лампочка.

– Вас, ребята.

Мы вошли в кабинет. Шеф показал на стулья, не отрываясь от бумаг, которые он перебирал, шевеля при этом губами. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это все те же бесчисленные накладные продбазы № 18, когда-то проходившие через склад Горбачева.

– Ну что? – Сторожев отложил накладные. – Володя? Есть какие-нибудь новости? Как толкучка?

– Хожу, Сергей Валентиныч. Как на работу.

– Прекрасно. А у тебя, Ант? Что скажешь насчет Галченкова?

Ант еле заметно покосился в мою сторону.

– Ничего особенного, Сергей Валентиныч. Алкаш он, этот Галченков. Законченный. И вся картина. Думаю, ни с кем, по крайней мере всерьез, он не связан. Так или иначе – ничего пока нет.

– И не будет. – Сторожев вздохнул. – Этот алкаш сегодня утром пришел сам. Не знаю – или почувствовал что-то, или просто не выдержал. Так или иначе, он признался, что Пахан, который назвался ему Колей, – Галченков опознал фото, – за день до ограбления подошел к нему и попросил одолжить фургон на сутки. За это Пахан тут же выложил Галченкову двести рублей. Естественно, с того дня Галченков Пахана не видел.

Так. Пахан здесь тоже не допустил ошибки. Не пожалел двухсот рублей, лишь бы пропавший фургон не начали сразу же искать.

– Все четко, – сказал Ант. – Двести рублей за тишину.

– Вот именно – за тишину. – Валентиныч помедлил. – Поэтому наблюдение за Галченковым, естественно, снимаем. И… – Сторожев не договорил, его оборвал резкий и долгий звонок прямой связи. Шеф снял трубку: – Да? Что?! – Он посмотрел на нас, и я понял, что происходит что-то особое – по жесту, который я и Ант отлично знали. Инстинктивное проверочное похлопывание по пиджаку в том месте, где обычно подвешивается оружие. – Так. Так. Ждите! Слышите – ждите нас, ничего не трогайте! Мы выезжаем! Да! – Сторожев положил трубку. – Быстро в машину! Минут тридцать назад в Ярве найден убитый.

– Кто? – спросил Ант.

– Сторож ярвеского совхоза “Пунане выйт”. Пулевые ранения. Кажется, была перестрелка.

На высоких деревянных воротах, покрытых облезлой уже зеленой краской, была прибита жестяная вывеска: “Склад механизации с/х “Пунане выйт”. Я остановил машину. Два милиционера, присев на корточки, осматривали канаву около забора. Еще двое в форме – капитан Туйк и незнакомый мне сержант – стояли у машины ПМГ. Над убитым склонился врач. Еще четверо, державшиеся в стороне, – трое мужчин и женщина, по всей видимости, работники совхоза – молча наблюдали за происходящим. Женщина тихо всхлипывала, и я понял, что это родственница, верней всего – дочь убитого. Сам убитый полулежал-полусидел в распахнутом кожухе, прислонившись к забору недалеко от ворот. На вид это был сухой загорелый старик лет семидесяти. По позе убитого могло показаться, что сейчас тщательно, забыв обо всем, прислушивается к тому, что происходит на той стороне склада.

– Сторож склада механизации Кирнус, – подойдя, сказал Туйк, – найден мертвым тридцать минут назад. Убит тремя выстрелами в шею, живот и грудь.

Мы подошли ближе.

– Смерть наступила, по-видимому, мгновенно, – врач поднял голову. – Остальное все, конечно, после вскрытия.

– Не исключена перестрелка, Сергей Валентинович, – сказал Туйк. – Вот… – он кивнул. У правой руки убитого, на дне канавы лежал пистолет системы ТТ.

– А что о Корчёнове? – Сторожев вгляделся в убитого.

– Прочесывается все, Сергей Валентинович. Пограничные патрули, милиция. Предупреждены водители. Даже кондуктора автобусов. Кроме того, есть подозрение, что пропала машина “Волга” с местной спортбазы. Но это пока только подозрения.

– Интересно, откуда у него ТТ? – спросил Сторожев.

– Не знаю. – Туйк помедлил. – А вы спросите у односельчан. Они ведь нашли труп.

Мы подошли к четверым.

Женщине было около тридцати. Ее лицо почти сплошь было закутано теплым платком. Виднелись только глаза – красные, заплаканные. Мужчины, все трое, были в ватниках.

– Скажите… кто увидел его первым? – спросил Сторожев.

Один из мужчин ответил по-эстонски.

– Это главный зоотехник совхоза, – перевел Ант. – А женщина – Эльза Лейтлаан, дочь убитого. Зоотехник говорит, что шел случайно мимо и заметил сторожа у забора. Подумал, тому плохо. Подошел ближе и увидел – сторож мертв.

– Спроси, полагается ли у них сторожу оружие? И мог ли быть у погибшего личный ТТ?

Ант задал вопросы и выслушал подробный ответ.

– Они говорят, оружия сторожу у них не полагается. А личное оружие могло быть Даже дочь это подтверждает. Хотя сама она этого пистолета раньше у отца не видела. Сторож этот – ветеран войны. И конечно, он слышал о Корчёнове.

Мы вернулись к машине. Подошел, Туйк.

– Постарайтесь как можно скорей все обработать, – сказал Сторожев. – Особенно отпечатки на пистолете.

– Конечно, – сказал Туйк.

На панели приборов нашей машины загудел зуммер.

– Первый! “Волна” говорит. “Волна”. Вы меня слышите?

– Да, слышу вас, “Волна”, я первый, – Сторожев пригнулся. – Что случилось?

– Контрольно-поисковой группой только что обнаружен объект “Раз”. Вы поняли – объект “Раз”? Объект не подает признаков жизни. Местонахождение – квадрат пятьдесят дробь четыре.

Объект “Раз” – Пахан. Значит, он найден?

– Это рядом, – сказал Пааво. – Метров двести—триста.

– Едем к вам, будем примерно через минуту—две, – сказал в микрофон Сторожев. – Строжайший приказ – ничего не трогать.

Проехав по лесу метров сто и увидев вездеход пограничников, я притормозил машину.

– Район, – сказал Сторожев.

– И область. Вы из оперотдела? – Лейтенант, сидевший в вездеходе, отдал честь и этой же рукой махнул своему шоферу. – Замкомандира заставы лейтенант Найденов. Здесь недалеко, метров двести. – Лейтенант направлял движение своей машины поворотами ладони. Я увидел рассредоточенных по поляне пограничников с автоматами. Сразу за ними – темно-синюю “Волгу”. У меня хорошая память на лица. Особенно если я подробно изучил лицо по фотографии. Но сейчас, разглядывая человека, навалившегося грудью на руль “Волги” и упиравшегося лбом в стекло, я сразу не смог понять – похож ли он на Пахана. Стекло перед лицом закрывали потеки крови, лоб был закрыт свесившимися волосами. Впрочем, чтобы установить, что это Пахан, надо посмотреть его левое плечо. Там должны быть буквы С и В. Дверь “Волги” – наверняка угнанной – со стороны водителя была открыта. Стекло и плоскость двери в нескольких местах пробиты пулями. Сторожев нагнулся.

Убитый был в толстом синем свитере и синих, но более светлого оттенка, шевиотовых брюках. На брюках виднелись мелкие, учащающиеся книзу пятна грязи. Из-под брюк выглядывали коричневые сапоги, тоже сильно запачканные. Грязь на них была засохшей. Пол в машине был покрыт брызгами крови. Приглядевшись, я увидел, что кровью пропитан свитер и верхняя часть брюк. Сторожев долго осматривал голову, шею, свитер. Потом – сиденье машины. Присел на корточки,

У самых ног убитого лежал запачканный кровью пистолет системы М-515-С с насадкой-глушителем.

– У него должна быть татуировка на левом плече, – сказал я. – Буквы С и В.

Сторожев кивнул стоявшему рядом старшине:

– Взрежьте левый рукав.

Старшина достал нож и легко и ловко взрезал рукав убитого. Так и есть: татуировка – хорошо видны буквы С и В.

– Как обнаружили машину? – спросил Сторожев.

– Вели поиск, товарищ майор, – стоящий рядом молодой плотный прапорщик с узкими черными усиками говорил чуть глуховато. – Как обычно. Ну и… за деревьями, вижу, стоит. Я сразу сориентировался. Окружили. Все-таки давно его ищем. Дал окрик. Ответа нет. Потом смотрим с ребятами – вроде он того. Ну, или ранен тяжело, или вообще…

Волосы убитого были блеклыми. Кажется, глазные впадины у него действительно чуть вдавлены. Все совпадает. Цвет волос. Цвет глаз. Форма носа. Прапорщик открыл боковую дверцу. За дверью на сиденье лежали два больших кожаных чемодана. Прапорщик посмотрел на Сторожева – тот кивнул. Прапорщик откинул крышку ближнего чемодана. Сверху лежали два толстых свитера. Теплая куртка. Пограничник поднял куртку. Под ней открылся хорошо смазанный пистолет – тоже системы М-515-С. Около пистолета лежали носки, потом несколько банок со сгущенным молоком. Рука прапорщика точно рассчитанными движениями отодвигала предметы. Открылся следующий ряд. Большой складной нож. Новая спиртовка в фабричном полиэтиленовом пакете. Батареи для портативного приемника. Предметы – будто специально для тайника.

– Посмотрите второй чемодан.

Прапорщик щелкнул одной застежкой дальнего чемодана. Второй. Откинул крышку. Под крышкой оказалась сумка инкассатора госбанка. Пограничник открыл сумку. В ней, заполняя все пространство, лежали плотные, опечатанные банковскими клеймами брикеты с новыми стодолларовыми банкнотами.

Мы сидим в приемной Сторожева. Я снисходительно прощаю Анту его приподнятое настроение.

– Га-алочка! – Пааво, дурачась, делает Гале гримасы, говорит шепотом, с придыханием: – Га-алчик! Галчо-онок! Да я тебя расцелую! И возьму замуж! Ты слышишь – замуж?

– Ант, перестань, – Галя притворно сердится, уворачиваясь.

Вспыхивает лампочка селектора, и Галя, отводя руку Анта, щелкает тумблером:

– Да, Сергей Валентиныч.

– Мартынова и Пааво ко мне.

Ант выразительно разводит руками – мол, ничего, мы свое возьмем.

Когда мы вошли, Сторожев рассматривал фотографию, на которой была изображена сумка с полумиллионом долларов. Не глядя, протянул скрепленные вместе листки. Мы с Антом стали их изучать. Заключения экспертиз. Медицинской. “Обследование… Корчёнова Е.И. … Показало… Три пулевых ранения… Пули извлечены… В районе виска – след… предположительно от выстрела!..” Это на Пахана. А вот – на Кирнуса. “Смерть наступила… В результате смертельного ранения в области шейного позвонка…” Так. Листки после медицинских экспертиз – заключения баллистов. Потом справки трассологов. Фотографии протекторов угнанной синей “Волги” – у ворот склада. “Пули, обнаруженные в теле… Корчёнова Е. И. … выпущены из пистолета образца ТТ… Сравнение с оставшимися в обойме… подтвердило аналогичность… Выстрелы произведены на расстоянии… в пределах 15–25 метров…” Что еще. Так… Данные дактилоскопии. Фото – сильно увеличенные отпечатки пальцев Корчёнова. Потом – Кирнуса. Большого. Указательного. Среднего. Безымянного. Мизинца. “Отпечатки пальцев… Корчёнова… на руле автомашины, на ручках и замках двух чемоданов… а также на рукоятке пистолета М-515-С…идентичны”. Сначала пробегаю заключения экспертиз наспех. Потом читаю более внимательно. Все правильно. Особенно дактилография и выводы трассологов. Отпечатки протекторов синей “Волги” тоже убеждают.

– Центр поздравляет нас с успешным завершением дела, – помедлив, Сторожев протянул мне и Анту фотографию найденной сумки с валютой, которую он держал в руке.

– А что с ними? – Ант спросил это, понимая, что фотографию Сторожев протянул нам не зря.

– Все найденные доллары оказались фальшивыми. Причем фальсификат высокого класса. Даже высшего. Не только все детали, орнаменты, картуши, фернисовая сетка и прочее выполнено на самом высоком уровне. Даже нумерация каждого билета, порядок номеров, последовательность – все это ничем отличается от подлинных. Рисунок, печать, условная прерывистость сетки – все идеально. Учтено даже то, что сейчас в доллары впрессовывают флюоресцирующую краску. Фальшивку выдает лишь незначительное изменение спектра этой краски, выявленное после проверки высокочувствительными приорами. Что скажете?

Мы промолчали. Сторожев взял со стола бумажку, и я увидел, что это заполненная Инчутиным опись изъятой суммы. Как и полагается, она была вложена в сумку и найдена вместе с похищенными деньгами.

– Номера изъятых банкнот на таможне не переписывают, этим занимается госбанк. Само собой, в сумке была опись, составленная начальником таможни и вложенная туда. Так что… сейчас трудно понять – те ли самые деньги были в контейнере, который сняли с “Норденшельда”. И неясно, кого этой фальшивкой хотели надуть – нас или Голуба.

– А что тут особенного, Сергей Валентиныч? – Я положил фотографию на стол. Честно говоря тон шефа и слова “те ли самые деньги” – все это мне не понравилось. – Ведь фальшивые деньги – обычная история в таких сделках.

– Дело не в этом.

Нет, у меня все-таки есть свои соображения. И я должен изложить их, вывалить, выложить, если хочу быть искренним.

– Но ведь все экспертизы подтверждают? – сказал я. – Пули, извлеченные из Пахана, выпущены из ТТ Кирнуса. Продавец, Сергей Валентиныч… Пачински же… – я достал из лежащей передо мной папки фотографию Пачински и положил перед собой. – Ну, считайте, этот Пачински год назад вышел на колье Шарлотты, – я, порывшись, выложил рядом фото Голуба в морге и “опознавательную” карточку Пахана. Буду давить фактами. – Голуба убрал Пахан, как лишнего, – я добавил фото мертвого Горбачева. – Об этом что-то, видимо, знал Горбачев. Пахан убрал и его, – я присовокупил к ряду фотографий фото сумки с деньгами. – А Пачински привез фальшивку, надеясь, что Пахану или Голубу распознать фальшивые доллары без приборов будет трудно. А теперь, Сергей Валентинович, давайте решим, что было конечной целью Пахана?

Я выдвинул фото Пахана из общего ряда.

– Конечной целью Пахана было – не отдавать колье Пачински, а уйти с ним за кордон. Но, прихватив заодно и валюту. Обязательно! Ну, сами посудите, что бы делал Пахан за границей без денег, с одним колье? Да его могли запросто, как безденежного, да еще без гражданства… не знаю что. Даже убрать. А колье это бесценное – изъять или конфисковать как краденое. А с полумиллионом долларов он был бы там человек. Другое дело. Поэтому он и пошел на налет.

Выждав, я прибавил к своей мозаике фото мертвого Пахана в “Волге”.

– Теперь. Пахана искали все. Все знали, что он может объявиться в любую минуту. Знал это и Кирнус, – как последний козырь, я добавил фотографию мертвого Кирнуса. – Увидев машину Пахана, Кирнус попытался остановить ее. Может быть, он чем-то помешал Пахану. Так или иначе, Кирнус погиб сам, но смертельно ранил Корчёнова.

Закончив, я чувствовал рядом молчаливую поддержку Анта.

– Все верно, – сказал Сторожев. – Между прочим, твоя версия почти слово в слово совпадает с предположениями Центра.

– Вам что-то в ней не нравится? – сказал Ант.

– Да как будто в ней все верно, – Сторожев задумался – Экспертизы, факты, оценки. Все прочее. Но у меня такое ощущение: на каждый мой вопрос здесь существуют как будто бы два ответа. Может быть – да, а может быть – нет. И вот легче всего, да куда там, просто приятней в каждом случае склониться к “да”. Приятней. Но, ребята, не можем мы с вами позволить себе такой легкой жизни. Не можем. И эти “да”, хочешь не хочешь, мы должны рассыпать. И оставить одни “нет”. Как бы это ни было тяжело. Володя? Ант?

Мы промолчали.

– Ну, ну, – Сторожев встал. – Лучше посмотрите вот на это.

Он подошел к одному из стульев у окна. На нем лежал знакомый металлический контейнер. На другом стуле, чуть поодаль – пачки долларов.

– Мучил нас с вами один вопрос. А именно, как налетчики узнали, что полмиллиона были именно в этой машине? Мы считали, об этом им дал знать кто-то из людей, работающих в порту. Но оказалось, у них было гораздо более верное средство. Сейчас увидите.

Сторожев взял со стола прибор, похожий на большой черный карандаш.

– Эти полмиллиона были облучены. Помечены. Знаете, что это такое?

Я вгляделся. Кажется, счетчик Гейгера. Да, он. Из солидарности я посмотрел на Анта.

– Полагаю – счетчик Гейгера? – сказал Ант.

– Верно. Счетчик Гейгера. А теперь смотрите, – Сторожев поднес счетчик к контейнеру. Глазок засветился. – На контейнере, в котором привезли деньги, явные следы облучения. Значит, верней всего – была облучена вся сумма. Думаю, Пачински об этом не знал. Зачем облучили деньги? При помощи нехитрого устройства, установив его в незаметном месте у таможни, налетчики могли с точностью до секунды узнать, когда вывезут в госбанк меченые полмиллиона. Но вот что интересно. Посмотрите.

Сторожев поднес счетчик к банкнотам. Прибор не реагировал.

– Не реагирует. Эти деньги облучены не были. Позволю себе сделать вывод – эти деньги никогда и не лежали вот в этом контейнере. Почему? Простите, но заключение я могу сделать только одно – что это не те деньги. Нам с вами их просто подсунули.

– Что-то все с ног на голову, – сказал Пааво.

– Прежде всего, братцы, надо искать настоящие полмиллиона. Я уверен, они были. А искать их можно только одним путем – с помощью счетчика Гейгера. Уже дана ориентировка проверять счетчиками весь вывозимый из Союза и конкретно из Таллина багаж. Особенно в морском порту и на внешних авиалиниях

Сторожев подождал нашей реакции. Не дождавшись, протянул два одинаковых прибора-карандашика.

– Спрячьте, это ваши счетчики. Они должны быть все время при вас. Понимаю, понимаю, Володя. Колье Шарлотты. Да, колье не облучено. Но тут уж надо своими силами…

Это было обычное утро – я, как всегда, сидел в своем “Москвиче” у указателя на Нарвском шоссе и ждал. Я привык, что все машины, идущие от города, проходили мимо этого места не сбавляя скорости, без задержки. Но вот серые “Жигули” примерно метров за триста от меня стали притормаживать. Когда машина была от меня метров за тридцать, я заметил: водитель вглядывается. Проехав мимо, он развернулся через осевую.

Признаюсь, в моей жизни были всякие неожиданности. Но сейчас, когда я увидел, что цвет этих “Жигулей” точно совпадает с контрольным, когда заметил на номере цифру 8 – конечно, она была не посередине номера, а в конце, – я испытал что-то вроде шока. Потом я понял – скорее это было чувство досады. Почти злости. Ведь, охотясь за этими “Жигулями”, я перерыл весь город. Здесь же они сами подъезжали ко мне.

Водитель вышел. Человеку, который подошел ко мне, было около двадцати восьми—тридцати. Обычное лицо. Светлые, довольно длинные волосы. Щегольские усы. Голубые глаза. Он нагнулся, посмотрел на меня изучающе.

– Вы от Николая?

И вдруг я понял. Понял, каким я был глупцом. Ведь это только для меня это место связано со многим. С несколькими убийствами. С ограблением. С колье Шарлотты. А для этого человека место у указателя ничего не значило. Для него за этим местом ничего не стоит. Ну, какие-нибудь пустяки. Запчасти. Крестовина кардана. Или что-нибудь в этом роде. Валентиныч первый понял это.

– Да, – я помедлил. Я вспомнил – лицо этого человека я уже видел на толкучке. Значит, от Николая. Пахан – Евгений. Но он, конечно, мог назваться любым именем. В данном случае он решил назваться Николаем. Колей. Так, как назвался и Галченкову. – Да, я от Николая. Давно уже жду. Что ж не подъезжаете?

Человек махнул рукой.

– С работы пока вырвался…

Я вспомнил: на толкучке я его видел позавчера.

– Вам что нужно-то? Вы позавчера мне не сказали.

– Да то же самое. Как в тот раз. Крестовину кардана от “Жигулей”.

Значит, именно за крестовиной кардана он приезжал сюда в день ограбления. И накануне. И ждал здесь два дня – почти по часу.

– Да вы садитесь в машину! – Я открыл дверь. Человек обошел вокруг радиатора. Сел.

– Прошлый раз что… сорвалось? – спросил он.

– Вы приезжали?

– А как же. Как договорились. Потерял здесь два дня. У меня выбраться с работы, знаете…

– А тут ничего не случилось, пока вы ждали?

Он щелкнул зажигалкой, затянулся.

– Да, мне говорили – здесь было что-то. Ограбление, кажется? Но я, наверное, проскочил. Коля сказал, чтобы я был к половине девятого. Если, говорит, в первый день меня не будет, не смогу, во второй обязательно приеду. Жди, сказал, оба дня. Но не больше сорока пяти минут. Ни в коем случае, говорит, не больше. Ну а мне крестовина кардана нужна позарез. Год достать не могу.

– Простите, а вы где работаете?

Он посмотрел на меня.

– А при чем тут это?

– Видите ли, я из ГАИ.

Лицо его стало злым. В общем, я мог его понять. Крестовина кардана, за которой он так долго гонялся, срывалась для него и на этот раз.

– Ваши фамилия, имя, отчество?

– Завьялов. Георгий Андреевич.

– Где вы работаете?

– На телевидении. Я инженер по оптике.

– У вас есть какое-нибудь удостоверение?

– Пожалуйста, – он полез в карман. Показал мне права.

– Где вы познакомились с Николаем?

– Там же, где с вами. На толкучке.

Все-таки он все еще переживал, что был обманут и приехал сюда зря.

– Посмотрите – это не он?

Я показал фотографию Корчёнова. Завьялов вгляделся. Взял фотографию, посмотрел на свет. Вернул.

– Да, он.

– Значит, к определенному часу. И не больше сорока пяти минут.

– Криминала, между прочим, я здесь не вижу.

– Да нет, конечно, – сказал я. – Криминала нет.

– Я что, свободен?

Я подумал, может быть, отдать ему крестовину кардана, которая лежит в столе у Сторожена? Нет, обойдется.

Завьялов уехал. Я включил радиотелефон. Набрал номер Сторожева.

– Сергей Валентиныч? Это я. Он приехал.

– Ты уже отпустил его? – помедлив, сказал Сторожев.

– Да. Он едет по направлению к городу. Могу задержать.

– Не надо. Минут через двадцать выйди из машины. Поищи в лесу наряд пограничников. Понял меня?

– Да, понял.

Выждав двадцать минут, я вышел из машины и пошел в лес. Да, теперь уже я понимал, что имеет в виду Валентиныч. Тайник. Конечно. Пограничники ищут тайник, если уже не нашли.

Так и оказалось. Метрах в ста пятидесяти в глубине лесной полосы, разделяющей два шоссе, около кустарника стояли Сторожев и шесть пограничников, вооруженных щупами, миноискателями и прочей поисковой техникой. Один из пограничников, высвечивая фонариком, сидел на корточках возле ямы. Рядом была положена крышка – примерно тридцатисантиметровый слой дерна с росшей на нем травой и даже кустом.

– Надо же, товарищ майор, – еще один пограничник присел на край ямы. – Вы прямо как в воду глядели. А я, наверное, по этому тайнику раза два с собакой пробегал. Тогда, когда налетчиков искали.

Мы со Сторожевым сели на корточки. Фонарь поочередно выхватывал из темноты старую штормовку, остатки газет, нечистоты, фонарь, кучу тряпок, старые консервные банки.

Потом мы с Валентинычем сидели в моем “Москвиче” на обочине шоссе.

– Значит, они специально попросили Завьялова ждать оба дня определенное время, – сказал я. – Не больше сорока пяти минут. Примерное время выхода микроавтобуса госбанка они знали. А два дня подряд – для подстраховки. Может быть, если бы деньги не повезли на второй день, они попросили бы Завьялова приехать и в третий. Когда они выехали из леса на мотоцикле, примерно без четверти одиннадцать, – Завьялов уже полчаса как уехал. Но они имитировали бег не к машине, а к следам этой шины. А потом прыгнули через следы на шоссе. На асфальте след не остается. Пробежав немного, разминулись. Один – вернее всего Пахан с инкассаторской сумкой по камешкам, да еще посыпая следы кайенской смесью, пробрался тайнику и спрятался там. А второй на какой-то своей машине, которая была поставлена так, что следов не осталось, уехал. А может быть, просто на попутке. А потом они встретились. Уже в спокойной обстановке.

– Понимаешь, Володя… Мне кажется, что я все-таки был прав. Мы имеем дело с человеком, которого внедрили к нам в государство, то есть с резидентом. Но вот, представь себе, что этот человек, внедренный резидент, связан, помимо своих хозяев, еще и с организованной преступностью там, у себя. Ты можешь допустить такое?

– Могу, – после долгого молчания сказал я. Я мог отвечать, а мог и не отвечать. Но в любом случае понимал, что Сторожев сейчас прав.

– Ну вот. А как только мы это допустим – все сразу становится на свои места. Как только мы станем плясать от этой печки, нам будет многое понятно. Понятно, что, увидев достойную цель, такой человек мог с легким сердцем… пожертвовать резидентурой. Даже прекрасно налаженной и хорошо закрытой. По тому что с полутора-двумя миллионами долларов он будет себя чувствовать прекрасно в любой точке земного шара. Согласен?

Как же я сам этого не понял? Почему? Инерция? Да. Конечно, это была инерция. Кто же меня сбил. Пахан. Меня сбил Пахан. Но он на какое-то время сбил и шефа. Слабо утешение.

– Понимаешь, я еще во многом не разобрался. Ну, например, истории с подменой денег. Но это уже не так важно. Это детали. Главное – сама идея. Идея об использовании хорошо налаженной резидентуры для получения крупной прибыли. Я теперь вижу, что в этой ситуации все должно было работать на него. Важна была сама идея.

– Ну а для его центра?

– Для его центра. Это довольно сильное место замысла. Для центра… Для хозяев его исчезновение будет легко объяснимо. Его взяли. Взяли мы с тобой. Он засыпался. И концы в воду.

Шеф прав. Абсолютно.

– Меня сбил Пахан, Сергей Валентиныч.

– Пахан был… лишь средством. И одновременно – прикрытием.

– Вы думаете – “он” уже ушел.

Сторожев долго молчал. Очень долго.

– Думаю, так быстро он уходить не станет. Выберет он наверняка надежные пути ухода. Скажем, аэропорт. Морской порт. Ну железная дорога. И, на что я очень рассчитываю, если он будет уходить, то обязательно прихватит с собой меченые полмиллиона долларов. Не такой это человек, чтобы оставить их здесь.

На причале стоит тот особый “дух отхода”, который всегда можно безошибочно угадать в последние минуты перед выходом в море пассажирского теплохода. До отдачи швартовых остается полтора часа, но, как всегда, многие пассажиры еще стоят внизу, разглядывая порт, переговариваются между собой или перекликаются с теми, кто наверху. Разглядывают пирс с десятиметровой высоты. На высоком черном борту теплохода знакомая надпись: “Норденшельд”. Наверное, любому человеку знакомо это острое, особое чувство перед отплытием. Оно возникает независимо от того, как часто ты выходил в море. Но я сейчас должен заняться куда более скучной работой. Играет музыка. Вот, заглушая ее, раздалось, отдаваясь во всех уголках причала, привычное:

– Олл пэссенджерс эбоад! (Всем пассажирам подняться на борт!) Олл пэссенджерс эбоад! Плииз!

Морякам знакома эта тяжкая обязанность четвертого помощника. Кому-то обязательно хочется спуститься вниз, еще раз постоять на твердой земле. Несколько девушек что-то кричат сверху, хохочут, машут руками. Я поднимаюсь по трапу на теплоход. Прохожу в служебную каюту. Меня уже ждут. Теперь мы – Сторожев, Ант и я – по очереди лично проверяем все уходящие судна. Здесь, в крохотной служебной каюте “Норденшельда”, бригада выпускающих. Три пограничника и два таможенника.

– Прошу показать счетчики.

Выпускающие показывают мне спрятанные в карманах счетчики Гейгера.

– Еще раз напоминаю: никто не должен видеть или догадываться, что вы снабжены счетчиками Гейгера. Если вдруг у кого-то из вас сработает счетчик, не предпринимайте никаких действий по дальнейшему поиску. Ваша задача – запомнить место, где сработал прибор, подняться на ходовой мостик и дать условный сигнал. Условные сигналы помните?

– Помним, товарищ старший лейтенант, – говорит один из пограничников. – Если счетчик Гейгера ни у кого не сработает, с ходового мостика дается один длинный и один короткий гудок. Если же хоть у кого-то сработает, даются четыре коротких гудка.

– Все верно. И запомните, важно проверить не только каюты. Тщательно, не торопясь, пройдите со счетчиком все помещения. Особенно там, где могут быть непредвиденные пустоты. Коридоры, бельевые, боцманскую. Короче, все подсобные отсеки. Кают-компанию, камбуз. На каком примерно расстоянии может последовать сигнал, запомнили?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Мы же не первый теплоход проверяем.

– Хорошо, – говорю я. – Приступайте.

Потом, еще полтора часа, я стою на причале среди провожающих. Стою и жду. И дожидаюсь. Наверху, над трубой, раздаются гудки. Один длинный и один короткий. Все. Можно уходить.

Повременив, пока “Норденшельд” выйдет из порта и даст прощальный гудок, я пошел вдоль причалов. Сильный ветер срывал с волн пену, сдувал с причалов мусор. Через несколько шагов мне пришлось поднять воротник реглана. Вдали, у волнолома, прыгал на волнах, налезал на них реданный катер. Я вгляделся. Кряквин. Смотритель маяка. Сидит на корме, легко держа румпель. Хорошо. Подумаем. Может ли быть Кряквин “нашим человеком”? Принципиально – может. Есть ли у Кряквина реальная возможность уйти… Увезя с собой полмиллиона и колье Шарлотты? А ведь есть. “Крыша” у него очень удобная. Систему работы морской погранохраны он имеет возможность изучить от и до. Катер… Впрочем, Кряквин вполне мог поставить на свой катер форсированный мотор. Ночью час ходу – и он за пределами зоны. Я следил, как катер Кряквина уходит к маяку, постепенно уменьшаясь.

Был у врача. Ну, предположим – тот, кто проверял его и его историю болезни, что-то просмотрел. Кроме того, тогда еще не было, да и не могло быть конкретного подозрения на кого-то из пятерки. В центре внимания был Пахан. В принципе не так уж трудно сделать соответствующую отметку в собственной истории болезни. Для этого нужно просто незаметно попасть в регистратуру.

Я прошел мимо причала, у которого стоял огромный и совершенно пустой белый теплоход. “Дружба”, круизник, уходит сегодня в Южную Америку на фрахт. Им должен заниматься Сторожев. Я прошел мимо теплохода. Ладно. Допустим, нужно заглянуть в портовую поликлинику. Она как раз за “Дружбой”, у двенадцатого причала.

В регистратуре поликлиники было пусто. Девушка в белом халате что-то писала, сидя за стеклянной перегородкой. Я ее не знаю. Новенькая. Совсем молодая. Лет восемнадцать-девятнадцать. Светлые волосы забраны под косынку. На щеках ямочки.

– Товарищ, сейчас же перерыв. Зайдите через час.

Я показал удостоверение.

– А-а, – она отодвинула журнал. – Что вам?

– Я хотел бы посмотреть, был ли на приеме пятнадцатого сентября работник порта Кряквин Вэ Эс. Смотритель маяка.

Девушка подошла к картотеке. Поморщилась.

– Как вы говорите? Кряквин? – Она повела сверху вниз рукой и наткнулась на пустую ячейку. – Ой. Я же на “ка” и на “эл” оставила в кабинете главврача. Пойдемте.

Мы с ней подошли к кабинету главврача. Она достала ключ, открыла, улыбнулась.

– Когда Павел Сергеич уходит, он мне оставляет. Подождите, я сейчас достану карточку.