Текст книги "Таможенный досмотр"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Я внимательно рассматриваю фотографии. Аккуратно заполняю одну за другой графы журнала. И хотя ясно, абсолютно ясно, все, что я сейчас делаю, все это, от и до, пойдет коту под хвост, я каждый час уговариваю себя: “Володя, ты должен делать эту работу. Должен. Должен. Делай ее, слышишь”. И мало того, что я просто должен делать эту работу – я еще должен делать ее весело, с интересом, с воодушевлением. Иначе все, что я делаю, само собой сделается плохо. Но как бы я себя ни уговаривал, воодушевления нет. Хотя бы как-то более или менее четко рассортировать эту груду фотографий, эти бесконечные серые “Жигули” с восьмеркой посередине номера, обведенной красным фломастером. Рассортировать, проверить, а сомнительные отложить и потом уже проверить с пристрастием.

Фамилия – Сяяде. Имя – Тыну. Отчество – Аугусти-поэг. Номер машины – 48–09 ЭСТ. Нет, не могу я выполнять работу, если убежден, что она все-таки пойдет коту под хвост. Коту под хвост, потому что нет дураков. Нет, и это все знают. Человек, который так классно организовал и проверил ограбление, то есть Корчёнов-Пахан, никогда такой человек не даст себе сгореть на мелочах. Он никогда не позволит себе попасться на пустых деталях. Таких, как цвет и номер машины или рисунок протекторов. Я почти уверен: машины, которая ждала налетчиков, в Таллине, давно уже нет. Или есть, но она давно перекрашена и с другим номером и другими протекторами безнаказанно раскатывает по городу. Но я обязан убеждать себя, что все может быть. Обязан. Просто обязан. Могут, по крайней мере, теоретически могут возникнуть серые “Жигули” с восьмеркой в середине номера. И я снова перебираю одну за одной фотографии и терпеливо вписываю их в журнал.

Наконец, зафиксировав последнюю из лежащих в общей стопке фотографий, начинаю изучать две отложенные. Это так называемые “сомнительные” машины, то есть те, местонахождение которых так и не удалось выяснить, ни где они стояли утром в день налета, ни утром накануне. Владелец первой машины – 04–89 ЭСТ – старший инженер отдела проектного института НИИ Кульчицкий. Сорока четырех лет, дважды женат, от первой жены двое детей, во втором браке детей нет. За день до налета взял отгул и куда-то уехал с утра. Куда – неизвестно. По крайней мере, выяснить это путем побочных расспросов на работе и сверки по каналам ГАИ не удалось. У дома машины не было. Никто не знает, была ли его машина и в предыдущий день на стоянке НИИ или дома.

Владелец вторых “Жигулей” – 28–11 ЭСТ – сторож зообазы Приморского парка Сяйск. Ему двадцать шесть лет. Странное ощущение. Молодой парень. Работает сторожем. На работе почти не бывает. В тот день его тоже не было на зообазе. И накануне. Сяйск не женат, образование среднее, уроженец Таллина. Наблюдение за обеими машинами пока ничего не дало.

На обычных стоянках. Значит, они находились где-то на стоянках необычных. Рассматриваю эти две фотографии. В одной машине сидит довольно скучного вида мужчина. Не молод, но и не стар. Хорошо одет, смотрит прямо перед собой. На второй – открывает дверцу парень в джинсах, прямо с обложки модного журнала.

Не дало. Да. А что оно могло дать? Признаюсь сам себе: ведь я на девяносто девять процентов убежден, что и эти две машины, как и остальные сто четырнадцать, которые я уже проверил, здесь ни при чем. Но два невыявленных объекта есть. И я должен лично проверить эти два номера. Лично – и ничего другого придумать нельзя.

Смотрю в окно. День довольно погожий. Впрочем время уже начало шестого, скоро вечер. Да, сентябрь удался. Не удались пока только наши с Антом потуги. Мои по поведу серых “Жигулей”, Анта – по поводу Галченкова. Судя по его мрачному виду и отдельным репликам, “колпак” над Галченковым пока ничего не дает.

Ладно. Куда сейчас? К Кульчицкому? Наверное. Да, лучше сначала поговорить с ним. И на работе. А потом поискать Сяйска. Лучше, конечно, не самого Сяйска, а тех, кто с ним может быть как-то связан. Скажем, сотрудников по зообазе. Приятелей или подруг. Сделать это по сравнению с остальным просто. Наверняка Сяйск раза три в неделю бывает в баре на седьмом этаже гостиницы “Виру”. Конечно. Рейн. Ну, скажем, Сяйск бывает и в других барах, а я знаю и других барменов. Но с Рейном поговорить будет проще всего.

Спускаюсь вниз, выхожу на улицу. Пройдя несколько шагов, соображаю: может быть, лучше зайти к Кульчицкому попозже и не на работу, а домой? А сейчас заглянуть к Рейну? Тем более сейчас там наверняка пусто.

Я угадал – в баре на седьмом этаже гостиницы “Виру” почти никого не было. Приветствие Рейна заключалось в поднятых бровях. Это означало у него высшую степень расположения.

– Рейн, – не нужно затягивать, – слушай, ты знаешь такого – Сяйска? Точнее, кого-нибудь из его компании?

– Кто тебя интересует? Девушки? – Рейн поставил передо мной пунш. – Если девушки – есть две, которые постоянно с ним. К тому же ты их наверняка знаешь. Ну, так называемый “высший класс”. Да они… и в самом деле ничего. Если они без Сяйска, то сидят обычно одни. За тем столиком, в углу. Фигуры у них похожи, а так одна беленькая, другая потемней. Агнесс Ульсен и Эвика Тамм.

Я вспомнил. Теперь я понял, кого имеет в виду Рейн. Я часто видел этих двух девушек именно в этом баре. И именно там, в углу. Ходят они всегда вместе. Одеты хорошо, пожалуй, несколько с вызовом. Два или три раза я видел их в машине Сяйска. Их легко различить. Одна – кажется, Агнесс, – яркая блондинка. Кажется, некрашеная. Вторая, Эвика, темноволосая.

– У них персональный столик?

Рейн усмехнулся, как умеет усмехаться только он – одними уголками губ. Было ясно, что этот вопрос ему неприятен.

– Эвика – моя родня. Дочь двоюродной сестры. Раньше они с Агнесс пели в “Кристалле”. Потом бросили. Потом… работали в Доме моделей. Обычная карусель.

Кассета на магнитофоне кончилась. Рейн стал выбирать новую из длинной пачки кассет, расставленных перед ним.

– Если хочешь сегодня поймать их наверняка, пойди в кафе “Лабиринт”. Только не сейчас, попозже. Они будут там. Думаю, что будут. Причем одни, без Сяйска.

Я нажал кнопку звонка в квартиру Кульчицкого. Я знал наверняка, что он дома: на тротуаре перед подъездом стояла на своем обычном месте машина № 04–89 ЭСТ. Подождав, я позвонил снова. Потом еще несколько раз. Только после четвертого или пятого звонка резкий, уверенный в себе голос спросил из-за двери:

– Кто там?

– Откройте. Госавтоинспекция.

Кульчицкий был человеком среднего роста, круглолицым, голубоглазым, с коротко стриженными, серыми, сильно поредевшими волосами. Он располнел раньше времени, но черты его лица, в общем, были приятны. Правда, сейчас, когда я пришел к нему и представился как сотрудник ГАИ, на лице Кульчицкого отразилось волнение. Первая реакция Кульчицкого при виде меня была одна – испуг. Испуг неприкрытый, явный. Мне даже показалось – он еле удержался, чтобы не захлопнуть дверь перед самым моим носом. Но, сдержавшись, натянуто улыбнулся и провел меня в комнату.

– Извините… Просто… Такая ситуация сейчас, что… Вы только скажите – вы насчет гаража?

– Нет, я не насчет гаража.

Кульчицкий облегченно вздохнул.

– Насчет машины?

– Да, насчет машины.

Кульчицкий покачал головой, потер лоб. Он будто готовился к тому, чтобы объяснить мне все как можно лучше.

– Понимаете, и гараж, и машина записаны на имя моей жены. Но приобретено все это было на мои деньги. Понимаете? У меня есть свидетели. Только поймите – я не хочу доводить дело до суда. В принципе, хоть это и несправедливо, я согласен отдать ей машину. Согласен. Понимаете? То есть я мог бы требовать раздела. И так далее. Но я не буду этого делать. Машину я отдаю. Но гараж должен остаться мне. Я и так иду на уступки.

– Извините. – Я слышал, как жена Кульчицкого ходит по квартире. – Меня, честно говоря, это не очень интересует. Я пришел к вам выяснить: где была ваша машина четырнадцатого и пятнадцатого сентября? Когда вы взяли отгул? Три дня подряд?

– Видите ли… – Кульчицкий помедлил. Теперь он был совершенно спокоен. Голос его стал таким же, каким я его впервые услышал из-за двери, – резким, уверенным. – Как вы поняли, я развожусь с женой. И могу ездить куда хочу. В данном случае я ездил по личному делу. Если ГАИ это интересует… Но, думаю, вряд ли это представляет для вас интерес.

– Мы расследуем крупную автокатастрофу. С этой катастрофой связана… машина, похожая на вашу.

Кульчицкий пожал плечами. То, о чем я спрашивал, его почти не интересовало:

– Пожалуйста. В тот день я был в пригороде. В Нымме. Нымме, 83-а. У своей знакомой. Зовут Сильвия. Сильвия Кооре. Работает в филармонии.

Было видно, что Кульчицкий не врет. Да и врать ему сейчас не было никакого смысла. Тем не менее, выйдя от него, я позвонил Велло Юсту и дал задание съездить в Нымме, найти там дом № 83-а и поговорить с Сильвией Кооре, а заодно и с соседями.

Для того чтобы проверить вторую машину, мне пришлось пойти в кафе “Лабиринт”, занять столик и полвечера держать на нем два места, пока не появятся Агнесс и Эвика. Швейцар сказал мне, что именно это “их” столик, за которым обычно они сидят вдвоем, как постоянные посетительницы. Сам себе я не завидовал – столик был поставлен вплотную у эстрады, как раз под динамиком ритм-гитары. Потом, когда Агнесс и Эвика сели за этот столик, пришлось прикидываться, что я их знаю, потом, когда они не поверили этому, знакомиться и изображать приятного собеседника. Еще часа два ушло на прощупывание темы где они были или могли быть в эти два дня, которые меня интересовали. Наконец с большим трудом и удалось напасть на довольно точный след. В намеках, разговора шутках я выяснил, что вечером два дня до налета, то есть как раз накануне первого утра, когда серые “Жигули” стояли на обочине, все трое – Сяйск, Агнесс и Эвика были здесь, в “Лабиринте”. Этого с одной стороны, было мало. Но с другой – много. Главное, от этого можно было идти к основному и попытаться узнать, что все трое делали потом.

Когда объявили танго и погас свет, я пригласил Эвику. Мы вышли на середину и скоро оказались окружены танцующими. Эвика танцевала легко. Казалось, не музыка командует и приказывает ей, как танцевать, а наоборот, ее тело само командовала музыкой, так что мелодия, слушая Эвику, как будто подчиняется каждому ее движению.

– Ну и что же было дальше? – спросил я.

– В смысле? – Щека Эвики чуть касалась моего плеча. Она вся была в танце, и мой вопрос, наверное, показался ей сейчас лишним.

– Ну… тогда. В тот вечер. В “Лабиринте”.

– Ааа… – Эвика засмеялась. – Почему тебя это интересует?

– Так. Скажи.

– Ну… ничего особенного. Поехали в “Олень”. Там был Лембит. Он жил там, понимаешь. Один.

Неважно, кто был этот Лембит. Друг Сяйска. Или одной из девушек. Важно узнать, где была машина. “Олень” – всем известный пансионат под Таллином.

– А дальше?

– Дальше. – Эвика подняла глаза. – Ну что тебе? Зачем? Хочешь узнать, что было дальше? Вдрызг пьяные ночью ехали в “Олень”.

Вдрызг пьяные. Значит, Сяйск был пьян и сидел за рулем. Поэтому они и поехали ночью. И естественно, поэтому тщательно избегали постов ГАИ. Этим и объясняется, что никаких данных о машине Сяйска ни от свидетелей, ни по сведениям ГАИ к нам не поступало.

– Ты не боялась?

– Я? Чудак. Ты смеешься… Знаешь, как Яак водит машину? Супер.

– Когда же вы добрались?

– Ну… – Тело Эвики танцевал независимо от нашего разговора. Так, будто разговора и не было. – Часов в пять. Представляешь, ввалились ночью к Лембиту. Он жил коттедже. Сонный, ничего не поймет. Ну просто умрешь.

– Сколько же вы там пробыли?

– Не помню. Дня три—четыре.

Музыка кончилась. Мы с Эвикой вернулись к столику. Да, и этот номер оказался пустым. Ясно, присутствие машины № 28–11 ЭСТ в пансионате “Олень” в день налета и накануне могут подтвердить несколько десятков свидетелей.

За передним стеклом нашей оперативной “Нивы” хорошо видна часть старого Таллина. Мы с Антом сидим в машине, наблюдая привычное дневное оживление на углу улицы Виру и Ратушной площади, и ждем шефа. Мне кажется, ждем зря, потому что, если бы не шеф, который хочет лично все осмотреть и проверить, мы бы вдвоем с Антом давно же были на полпути к Ярве. Примерно полчаса назад мне позвонил начальник ярвеского РОВД капитан Туйк и сообщил, что сегодня рано утром из детского оздоровительного лагеря ярвеской райкооперации угнали “Москвич-пикап”, а днем этот пикап был найден в полукилометре от лагеря. Лагерь этот сейчас стоит пустой, живут там только сторож и иногда – два—три сотрудника.

Я наблюдаю за улицей. Ант от нечего делать достает из кармана и рассматривает фотографию Галченкова, наверное, в тысячный раз. Подумав, ставит ее перед собой, прислонив к лобовому стеклу. Это лицо – невысокий лоб, близко посаженные глаза и особенно складывающиеся в характерную асимметричную гримасу узкие губы, – я изучил наизусть. Анту же, как мне кажется, это лицо давно уже просто снится во всех снах.

– Что, пусто? – спрашиваю я. Без всяких пояснений понятно – эти мои слова относятся к “колпаку” над Галченковым. Ант пожимает плечами. Жест этот ясен без слов – “пустой номер”.

– Сочувствую. У меня, знаешь, не лучше.

Мы снова молчим. Думаю о Валентиныче. Считается, что, отдав нам серые “Жигули” и Галченкова, Сторожев берет на себя поиски “младшего лейтенанта”. Человека в очках и шлеме, словесный портрет которого по показаниям свидетелей подобрать так и не удалось. Но шеф, по-моему, больше занимается сейчас изучением накладных продбазы № 18 и склада, где был начальником Горбачев. И всем, что с этим связано, главным образом разговорами с сотрудниками Горбачева по складу и базе. Думаю еще и о том, что косвенно поиски “младшего лейтенанта” связаны с поисками источника сигнала о выезде из таможни госбанковского “рафика”. Дать такой сигнал не так просто – для этого надо долгое время незаметно и, главное, скрытно наблюдать за таможней. И все-таки никак не лезет в этот вариант кто-то из пятерки Ленциус – Кырвиттас – Северцев – Инчутин – Кряквин. Даже если допустить такую дикую мысль, что кто-то из этих людей пошел на нарушение закона, никто из них ну просто никак не мог бы согласиться на роль “шестерки” при Пахане. Этой пятеркой занималась целая группа. Велись исследования документов, послужных списков, характеристик, да и просто человеческих характеров. Подозрение об участии кого-то из этих людей в незаконном провозе валюты и ограблении сейчас снято. Да и какой смысл диспетчеру порта, начальнику портовой радиостанции, старшему карантинному врачу, начальнику таможни, смотрителю портового маяка – какой им смысл участвовать в сомнительной валютной махинации? И уж тем более в масштабно проведенном ограблении.

Конечно, центром, мозгом и организатором всей акции верней всего следует считать Пахана. Сейчас, мне кажется, он ушел. Определенно ушел, потому что все при нем – и колье, и деньги. Тут же я начинаю успокаивать себя: если быть честным, просочиться сквозь кольцо ему трудно. Еще отсидеться где-нибудь – да. Но просочиться… Дороги перекрыты скрытыми засадами, предупреждены посты ГАИ, бригады поездов, даже кондуктора автобусов. И все-таки есть такая штука, как изощренность и везение. И еще одна штука – лес. Лес – слабое место во всей цепи. Я это отлично знаю. Правда, часть леса держат под контролем пограничники. Но ясно, что поисковые группы не всесильны. Лес есть лес. Уйти в него, скрыться трудно, но можно.

Наконец впереди, метрах в сорока, на тротуаре среди прохожих вижу Сторожева. Шеф спешит, поэтому я тут же включаю мотор. Ант перемещается на заднее сиденье. Сторожев садится, кивает мне – и я разворачиваюсь, чтобы скорей вывести машину из лабиринта старой части города, к магистрали на Ярве.

– Что Сяйск и Кульчицкий? – спрашивает Сторожев, пока мы петляем по узким улочкам, в некоторых из которых и машина проезжает с трудом.

– По показаниям Сильвии Кооре и соседей, “Жигули” Кульчицкого стояли три дня подряд у ее дома. – Я слежу за дорогой. Кажется, последний закоулок – и мы на магистрали. – С Сяйском еще проще. Взяты показания шести свидетелей, видевших машину в пансионате “Олень”.

– Угу, – Сторожев поворачивается к Анту.

– У меня все так же, Сергей Валентиныч. – Ант отворачивается к окну, по-моему, чтобы скрыть раздражение. – Пока подозрительных действий и контактов нет, а там посмотрим.

Сторожев снова смотрит вперед, и мы, все трое, замолкаем – теперь уже надолго. Наконец-то. За окнами машины с двух сторон начинается ярвеский массив. Сначала подлесок. Первые ели. Кусты, заросли жимолости, молодые сосны. Все гуще, гуще. Скоро лес обступает шоссе наглухо – мы едем как будто в коридоре. Ельник, сосняк, изредка березы и осины. Густой запах осеннего бора. Запах грибов, гнилых листьев, мокрых ветвей. Мелькнул указатель: “Ярве – 5 км”. А еще через минуту слева показалось море.

Ярве, или Ярве-линн, стоял на небольшой возвышенности. Возвышенность была покрыта подлеском, и улицы, которых всего было не больше пяти, шли от центра вниз, постепенно теряясь в совсем уже глухом лесу. Отделение милиции помещалось на центральной площади и занимало часть здания райисполкома, единственного четырехэтажного дома в Ярве.

Может быть, небольшие размеры комнаты еще больше подчеркивала необычная полнота начальника ярвеского РОВД капитана Туйка. Но характер капитана не соответствовал его внешности. Взгляд был твердым, ясным, в голосе слышалась незаурядная воля.

– Заявление сторожа лагеря Бондарева об угоне лагерной машины поступило к нам сегодня в десять пятнадцать утра. По телефону. – Туйк улыбнулся. – Если уж быть точным – в десять двенадцать. Мы… давно ориентированы на Корчёнова. Но предполагать, что каждый угон связан с ним? Поэтому, приняв заявление Бондарева, я решил опергруппу на место происшествия не высылать. А ограничиться сообщением на погранзаставу, постам ГАИ и ориентировкой с указанием номера и примет пропавшей машины. Ну и оказался прав. Машина найдена. Может, вообще кто-то подшутил.

– Вы не попробуете вспомнить, как именно выглядело заявление Бондарева? Утром? – спросил Сторожев.

– Ну… – Туйк прищурился. – Звонит – проснулся около семи, пошел к центральной даче, а машины нет.

Сторожев покосился, но мы с Антом поняли все и без этого движения. Если Бондарев обнаружил пропажу машины в семь, то почему он не позвонил сразу, а только в начале одиннадцатого?

Может быть, Бондарев действительно не имеет понятия о Корчёнове? Пахан не стал бы оставлять свидетелей и сообщников. А ведь любопытный люфт в три—четыре часа. Между семью и десятью утра – обнаружением пропажи и сообщением об угоне. Та же история, что с машиной Галченкова. Почему фургон “Хлеб” почти сутки гулял на свободе и никто не знал, что его угнали? Или Галченков вплотную связан с Паханом, что вряд ли, или это какая-то уловка. В любом случае надо ехать в лагерь. Причем как можно скорей.

Впереди, в высоких соснах, стоящих над дорогой до самого горизонта, виднелся узкий просвет. На развилке я остановил машину. Где-то рядом шумело море.

– Карту… – Сторожев обернулся. Ант протянул карту. Сторожев развернул ее на коленях.

– Вот места, где видели машину. – Карандаш Анта, наметив точку, где находился лагерь райкооперации, пополз в другой конец карты. – Хутор Вяйкетамм. А вот Ульва. Тут края более населенные. Затеряться, уехать общественным транспортом – все это здесь легче.

Сторожев сложил карту. Мы посмотрели вперед.

– Я знаю эту развилку, – сказал Ант. – Если ехать направо, по грунтовой, обойдется километра на четыре короче. Только надо сходить посмотреть, не затопило ли там въезд. Сходить?

– Давай.

Ант ушел в сторону просеки. Мы со Сторожевым вышли из машины. Подошли к морю. Остановились почти у самого обрыва, но так, чтобы оставаться при этом незамеченными. Штормило. Внизу, метрах в двадцати под нами, на нагромождения валунов мощно и лениво набегали волны. Я хорошо знал именно эту часть побережья и сейчас вдруг подумал: а ведь “царапина карандаша” где-то близко.

– Знаете, Сергей Валентиныч, мне кажется, эта самая точка где-то здесь.

– В смысле царапина?

– Да.

– Ну на карте точка занимает гораздо больше места. – Сторожев медленно переместился к самому обрыву. Мы молчали, наблюдая за прибоем. – Что у тебя… подозрительных машин больше нет?

– Угум, – промычал я. – Пока безрезультатно.

Огромная волна упала на валуны и рассыпалась, так что брызги, кажется, чуть ли не долетели сюда.

– Где-то здесь вполне может быть Пахан, – сказал вдруг Сторожев. – Где-то затаился. Сидит. Обложен… А мы не можем его взять.

– В чем его сила – не понимаю, – ответил я. – Ведь мы же тоже не последние дураки, Сергей Валентиныч? Ведь не последние же?

– Деньги, Володя. Деньги. Деньги придают ему силу, вот в чем все дело. На время даже он сильней нас с тобой. Деньги… подминают. Желание их сберечь становится всем. Манией. Наваждением.

Я ничего не ответил. В общем, Валентиныч все сказал точно.

– Пошли?

Мы вернулись к машине. Ант уже ждал нас.

– Можно ехать. Есть вода, но терпимо.

Мы въехали в лес и двинулись по просеке. Но не проехали и ста метров, как вдруг я – кажется, одновременно с Валентинычем – увидел мелькнувшую впереди на дороге тень. Человек. Я резко притормозил. Сторожев одним незаметным движением достал пистолет. Налет? Если налет, то место выбрано идеально. Мы вот-вот завязнем.

– Кажется, двое, – сказал Ант. Я уже держал пистолет, ожидая нападения слева. В зеркало мне было видно, что Ант со своим “Макаровым” прикрыл тыл. Их может быть и больше чем двое. Просто мы заметили только двоих. Но если их двое – это как раз столько, сколько было на Ранаконатэе. Теперь я отчетливо видел – оба в форме пограничников и держат автоматы на изготовку.

– Тихо вперед, – сказал Сторожев. Я двинул машину вперед, продолжая страховать свой сектор. Валентиныч решил вызвать огонь на себя. Правильно.

– Ант, держишь левую сторону и тыл. Володя, после остановки подключаешься к Анту. В случае чего ложись, – подняв пистолет к животу, тихо добавил Сторожев. Крикнул: – Мы – сотрудники оперативного отдела погранрайона! Я – майор Сторожев.

Дуло автомата одного из пограничников застыло. Если оттуда сейчас вырвется пламя – это налетчики. И мне нужно будет падать и открывать огонь самому. Если же это погранпатруль – человек на просеке должен после слов Сторожева спросить пароль.

– Не двигаться, не выходить из машины! – крикнул стоявший чуть ближе. – Погранпатруль! Машина окружена! При малейшем неосторожном движении открываем огонь!

– Не двигайтесь, – сказал Сторожев. Мы сидели неподвижно. Ближний, с погонами старшего сержанта, подошел к машине.

– Кто такие?

– Пароль “Район”, – сказал Сторожев. – Предъявите патрульный знак, – он достал и развернул удостоверение.

– И “Область”. Извините. – Старший патруля взял под козырек и показал патрульный знак, – Поисковая группа в составе старшего сержанта Левченко и рядового Рычкова ведет патрулирование квадратов пятьдесят—пятьдесят один!

– Давно патрулируете?

– Часа два.

– Что-нибудь было?

– Да нет… Тут места нам знакомые, товарищ майор. Поиск ведем нацеленно.

– Продолжайте поиск. – Сторожев помедлил. – Да… как тут проехать-то получше? В лагерь райкооперации?

– В лагерь райкооперации? Придется по этой же просеке, товарищ майор. – Левченко повесил автомат на плечо и махнул рукой. – Так… километра два будет грязь. А дальше, на открытую когда выедете, там уже подсохло.

Деревянные ворота лагеря были чуть приоткрыты. Я остановил машину. Сторожев показал Анту – остаешься здесь. Мы вышли. Прошли в щель ворот на территорию лагеря, двинулись по главной аллее. В конце забора, отделяющего лагерь от леса, выглянуло низкое строение из силикатного кирпича. Мы подошли вплотную. Сторожев резко постучал о косяк.

– Хозяева здесь? Эй!

Через некоторое время дверь открылась, выглянул человек лет пятидесяти, маленького роста, с взъерошенными пшеничными волосами, явно “принявший”. От него слышался легкий запах спиртного.

– Нам бы Бондарева, – сказал Сторожев.

– Я Бондарев. Вы что… из милиции?

– Почти. – Сторожев помедлил. – Кто находится в лагере, кроме вас?

– Завхоз наш, Сеппель. Ну и Леша Сивоконь, шофер. А что? Вы насчет машины, я все сказал.

– Слушайте, Бондарев. – Глаза Сторожева зло сузились. – Вы что? Вы отдаете себе отчет? Вы мне бросьте здесь ваньку валять!

Сторожев перешел на шепот. Я знал – для говоривших с это было самым неприятным. Поколебавшись, Бондарев вышел на улицу, будто не хотел, чтобы хоть что-то из разговора было слышно в комнате.

– Бросьте, слышите, Бондарев? – Тон Сторожева стал спокойным. – Вы против кого идете? Не поняли. Подумайте. И поймите.

Было видно – Бондарев испугался. И не на шутку.

– Когда угнали машину? Время угона?

– Ну… в пять—шесть часов.

– А когда вы сообщили о пропаже? Я спрашиваю: когда?

– Ну… так я же не знал. Я думал, кто-то из наших.

– Почему вы так думали? На каком основании?

– Ну… Ааа. – Бондарев махнул рукой. – Записку мне оставили. А, вот. – Бондарев полез в карман. Долго рылся там, наконец достал клочок бумажки, протянул Сторожеву.

Это был основательно помятый двойной листок – такие листки дают на почте. Листок был нелинованным, с рисунком в верхнем левом углу. Наверху, у центра, листок был неровно проколот. Ниже ровным, даже аккуратным, почерком, карандашом с небольшим наклоном вправо было написано: “Извини, взял машину часа на два. Приеду днем”. Ничего больше на листке не было.

Сторожев прочел записку. Осмотрел листок. Теперь, после того как я впервые столкнулся со следами Пахана еще в Печорске, мне было ясно – это характерный прием Корчёнова. Очень похожий на него.

– Почему вы сразу не сообщил о записке?

– Да я… Вы поймите… Вдруг самом деле кто-то из наших.

– Кто именно из ваших?

Было ясно, Бондарев не знает сейчас, что ответить. Психологически все рассчитано точно. Прочитавший такую записку в самом деле не будет уверен, свой ли человек увел машину или ее просто угнали.

– Кого же вы могли иметь в виду? Из “ваших”? Шофера машины?

– Н-нет. Это не его почерк. Да и вообще почерка этого я не знаю.

Вид у Бондарева был по-настоящему удрученный.

– Хорошо. – Сторожев аккуратно сложил записку спрятал в карман. – С друзьями своими можете нас познакомить?

Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде склада. Двое мужчин, сидевшие на мешках, посмотрели на нас. Помедлив, один из них, более молодой, встал.

– Это наш шофер, Леша Сивоконь, – сказал Бондарев. – А это – Яков Петрович Сеппель. Наш завхоз. Яков Петрович, очнись… Леша… Эти товарищи по поводу машины.

Сивоконь был трезв. Лицо у шофера было открытым, даже приятным. Глаза смотрели твердо и прямо. Сеппель же, оставшийся сидеть, тупо рассматривал нас. Кажется, он был в последней стадии опьянения, в любом случае сейчас он ничего не видел.

– Здравствуйте, – сказал Сивоконь. – Вы уж извините.

– Ничего. – Сторожев оглядел комнату. – Давно он… так? И какой повод? Что-нибудь случилось?

– Просто премию дали.

Сторожев показал глазами: здесь нам больше делать нечего. Ясно, почему не только Бондарев, но и Сеппель ночью не услышали шума мотора.

В Таллин мы вернулись затемно. Угон машины, в общем, мог значить только одно – что Пахан где-то в районе ярвеского побережья, то есть там, где мы и ожидали.

Сначала я высадил Анта у его дома. Развернулся и через пять минут был уже около дома Сторожева. Выключил мотор.

– Вот что, Володя, – сказал вдруг шеф. – У тебя ведь есть машина “Москвич”? Скажи, ты дефицитные запчасти к ней где достаешь? Только честно?

– Ну, везде, – сказал я. – Иногда на толкучке возле магазина.

– На толкучке. Это хорошо. Так вот потолкайся на этой самой толкучке, понял? Как будто ищешь нужные тебе детали. И если у тебя будут спрашивать, не продашь ли ты сам что, говори – продаю. Понял? Намекни – есть у тебя дефицит. Ну там крестовина кардана. Ну, необязательно она. Допустим, свечи. Что-нибудь еще в этом роде. А если тебя будут спрашивать, как все эти вещи можно получить, говори: мол, как обычно, как всегда, утром на том же самом месте, на Нарвском шоссе, у указателя. Можешь добавить: у указателя поворота. А вот в каком именно месте шоссе – не говори.

На другой день к одиннадцати часам дня я подъехал на своем “Москвиче” к Таллинскому магазину-салону по продаже автомобилей. Место у входа в магазин и прилегающий тротуар уже сейчас были заполнены самой различной публикой – ищущими запчасти, желающими встать в очередь, продающими машины или запчасти, жучками-перекупщиками. Походив среди них, я постепенно освоился. Уже через полчаса я начал легко контачить с жучками. Один – меня удивила его кожаная куртка, надетая прямо на голое тело, – долго крутился около меня, пока я не спросил:

– Что есть?

– А что нужно?

– Зеркало, – брякнул я наобум.

– Нет. Зеркал нет. – Он вздохнул. – Есть эмблемы хорошие. Для “мерседеса”. Для “доджа”.

Через пять минут меня поймал еще один жучок – он продавал закрепленные на присосках качающиеся руки.

– На заднее стекло.

В это время кто-то остановился рядом. Спросил:

– Обивку никто не продает?

Я присмотрелся – это был довольно солидный человек средних лет в штормовой куртке.

– Вам что нужно, только обивка? – спросил я. – А то есть дефицит.

– Ну, – солидный пожал плечами, – я бы взял. А как посмотреть?

– Я бываю как обычно. Утром, с полдесятого. На Нарвском шоссе. У указателя.

– Указателей-то много.

– Если захотите – найдете.

– Что-то непонятно. – Человек в штормовке пожал плечами и отошел.

К середине дня я мог, если бы захотел, купить карбюратор, несколько крыльев от “Жигулей”, коробку передач “Москвича”, передний мост от “Волги”, двери всех видов, импортную обивку, совершенно новое лобовое стекло, никелевые ручки, наружные зеркала. К этому времени я нашел около десяти желающих приобрести дефицит, сообщив им, что готов ждать их у указателя на Нарвском шоссе.

Утром, в половине десятого, взяв с собой радиотелефон и термос с кофе, я уже ждал в своей машине на обочине у знакомого синего знака “Ранаконатэе – 700 м”. [1]1
  Названия и расположение некоторых районов и улиц изменены. – ПРИМ. АВТОРА


[Закрыть]Мимо меня то и дело проходили автобусы, легковые и грузовые машины. Но ни одна из них не остановилась.

Да, я понимал по крайней мере часть замысла Валентиныча. Но, честно говоря, с самого начала сомневался, даст ли этот опыт результаты. Хотя готов был признать, что, в общем, сама идея придумана шефом неплохо. Правда, в ней, на мой взгляд, было два изъяна. Первый – то, что я понимал ее пока не до конца. Но с этим я мирился. Второй был более существенным. Мысль, что Пахан выманивал хозяина серых “Жигулей” на седьмой километр (чтобы потом уехать на этой машине) дефицитными запчастями, была хороша при одном условии – если принять за основу, что этот водитель не “расколется”, когда мы его поймаем. Вряд ли Пахан был столь наивен, чтобы верить в это.