Текст книги "Таможенный досмотр"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Мы хотим только выяснить истину, – поддержал меня Ант. – Ис-ти-ну.

– Все ясно, – как-то обреченно, явно не так истолковав слова Анта, сказал Тропов.

– Да ничего вам не ясно, – Ант махнул рукой. Тропов отвернулся.

– Хозяйка-то у себя, – он кивнул. – Пойдем?

Мы с Антом и Курчевым двинулись за Троповым, огибая дом. Курчев, явно не понимая, что же нам все-таки надо и зачем мы приехали, объяснял на ходу:

– В ту ночь… Хоть и давно все было, помню… Как раз в семь утра мне позвонили. На дежурство. Так и так, в доме шесть по Запрудной мертвый человек. Я выехал. Ну… жильцы стоят у дверей. Газ почувствовали. Ну и всю ночь в квартире свет горел. Неладно показалось, они сами вскрыли. Квартира маленькая. Шторы задернуты. Окна закрыты наглухо. Запах газа. Покойник на кровати. Спокойно так, будто спит. Внизу, у кровати, – туфли. На плите газовой – ковшик. Вода в нем. Она и залила.

Мы вошли в подъезд и остановились у двери. Тропов позвонил. Сказал, прислушавшись:

– Анна Тимофеевна, откройте. Из милиции.

Дверь открыла чистенькая, сухощавая, невысокого роста старушка. Увидев милиционера, поправила платок. Жестом пригласила – входите. Сначала она показалась мне совсем уж маленькой и тщедушной. Но когда мы вошли в квартиру и стали осматривать кухню, а потом комнату, по тому, как она держалась, стало ясно, что Анна Тимофеевна, хоть и ведет себя мягко и вежливо, женщина твердая и отдает отчет каждому своему действию, жесту или слову. Квартира ее действительно была небольшой. Комнатка не больше десяти метров казалась еще меньше из-за высокой железной кровати, накрытой пышным крахмальным кружевным покрывалом. На окнах – традиционные ситцевые занавески, помимо плотных и отодвинутых сейчас штор, жестяные баночки с алоэ и геранью на подоконнике. В углу – маленькая икона, под ней трюмо. К комнате вплотную примыкала кухня. С одной стороны кухни была входная дверь, ведущая на лестничную клетку, и тамбур, с другой две маленькие дверцы – одна вела в ванную, другая в туалет.

Ант, проводя осмотр, сразу стал “прихватывать” Тропова и Курчева, цепляться к ним – но делал это тонко, так, что даже я не сразу понял его намерения.

– А фото сделать вы забыли, – проверив все, бросил он Тропову.

– Это почему – забыли? – Следователь раскрыл папку. – Это вы зря. Посмотрите. Вот фото квартиры. Вид сбоку. Сверху. Вот покойник в морге. Тоже – сбоку, сверху.

– А самого главного фото – покойника на кровати – в деле нет, – спокойно сказал Ант. – Увы.

Так как такого фото в деле действительно не было, на лице Тропова отразилось явное огорчение. И досада.

– Забыли, – продолжал свою линию Ант. – Ну ничего. Бывает.

– Сейчас я объясню, – не глядя на Анта, сказал Тропов. – Саша Курчев не криминалист. Пришел в милицию из армии. Несмотря на это, мне кажется, обстановку в целом на месте происшествия он оценил правильно. Само место, детали, положение тела – все говорило о ненасильственной смерти. Конечно, инструкция в какой-то степени была нарушена. Сначала он дал указание отправить тело в морг и только потом вызвал фотографа.

– Когда дело было передано следственным органам? – спросил Ант. Он по-прежнему вел какую-то свою линию, явно с целью в самом ближайшем будущем надавить на обоих.

– В тот же день, – сказал Тропов. – Я в ночь был в районе. По делу о хищении. Приехал в середине дня. Получил материалы органов дознания… Сашины, короче… Прибыл на место вместе с фотографом. Вот что, товарищи, – лицо следователя мучительно сморщилось. – Но это же явный несчастный случай. Явный. Ну посмотрите сами, – он достал из папки медэкспертизу. – Следов насилия нет. Вот она, медэкспертиза. Медэкспертиза же! Мы же два раза провели медобследование. Читайте, вот!

– Ладно, ладно, – Ант оттер Тропова в сторону. – Ты… не обижайся. Ну, у вас тут – замотка, текучка и так далее. Понятно.

– Да вы прочтите, – сказал Тропов уже спокойнее. – “В легких обнаружены следы газа”. Ну посудите сами – следов насилия нет. Тогда как же ему газ в легкие попал? Ну – сначала его задушили, а потом? Мертвому-то? Как? Объясните мне это?

– Понятно, – Ант закрыл глаза. – Но фото на кровати вы все-таки могли сделать? Разве не так? Могли.

Тропов как-то по-своему упрямо и обиженно замолчал. Ант посмотрел на меня, и я наконец понял, что всю эту игру, цепляния и придирки Пааво вел не зря.

– Ладно, братцы, – сказал Ант. – Ну с кем не бывает. Но уж тут… Уж тут вы должны нам помочь. И помощь эта действительно будет очень важной.

Явно Ант хочет заставить этих ребят “пахать”, то есть выполнить работу, от которой они в общем-то могут отказаться. Иначе он не стал бы тратить энергию на такое пылкое вступление. И верней всего, Ант хочет заставить их “пахать” по свидетелям.

– Видел кто-нибудь Голуба в городе? – спросил Ант.

Тропов и Курчев переглянулись. Так и есть, я угадал. Честно говоря, и мои мысли двигались где-то в этом направлении.

– Видел, – сказал Тропов. – А что? В деле ведь отмечено, что его видели.

– Хорошо. Тогда второе. Кто-нибудь из этих свидетелей видел Голуба разговаривающим или просто находящимся вместе с кем-то, кто, предположительно, не является жителем Печорска? Вы поняли меня? С кем-то, кто так же, как и он, приехал сюда?

Тропов и Курчев явно были в замешательстве.

– Да вроде нет, – сказал Тропов.

– Нет или вы не спрашивали?

– Спрашивали, – не очень уверенно сказал Курчев. – Ведь спрашивали, Алексей Иваныч?

– Да, – Тропов кивнул. – Да как будто… ни с кем он вроде не виделся из таких людей. Этот Голуб.

– Как будто… – Ант посмотрел на меня, что, как я понял, означало “ну что с них взять?”. – Ладно. Фото Голуба у вас есть? Держите, – он достал из кармана и отдал Тропову фотографию Голуба. – Берите фото и начинайте. Ясно? Начинайте искать. Я ничего не говорю о ваших ошибках, которые вы допустили год назад. Бог с ними. Но сейчас… Сейчас вы должны обойти весь город и снова опросить всех, кто видел или мог видеть Голуба. Вы поняли? Сначала тех, кто просто мог его видеть. Потом искать среди них тех, кто видел Голуба с кем-то. Просто с кем-то, ясно? И уже потом среди этих выделить, выудить, вытянуть, как хотите – тех, кто видел Голуба с приезжим. Ясно? С приезжим. С чужаком. Все ясно?

– Да вроде ясно, – сказал Тропов.

– Тогда выполняйте. Только этим, вы понимаете – только этим вы сможете принести реальную пользу делу.

Тропов и Курчев ушли. Анна Тимофеевна с любопытством смотрела на нас.

– Анна Тимофеевна, посмотрите, пожалуйста, – я достал фотографию Горбачева. – Знаком вам этот человек?

Анна Тимофеевна несколько секунд вглядывалась. Поправила косынку.

– Знаю. Знаю, конечно. Витюшка. Витя. Этот, ну – таллинский. Витюша. Знаю, знаю его. Он же у меня комнату снимает. Третий сезон. И в прошлый год приезжал. Неделю прожил. Заплатил-то за две, а жил одну.

– Случайно, он приезжал не вместе с этим? С Голубом?

– Не-ет, – Анна Тимофеевна махнула рукой. – Один приезжал.

– А Голуб когда приехал? Сразу после него?

– Нет. Месяца через полтора, – Анна Тимофеевна вздохнула. – Беда прямо. Главное – год целый прошел, а человека все жалко. А еще больше совесть замучила. Перед людьми каково. Ведь моя квартира.

– Анна Тимофеевна, – Ант сел на табурет. – Эх. Как бы сказать.

– Ну, милок, говори, говори, – она тоже села. – Говори. Я все расскажу.

– Вы не помните, у вашего постояльца не было, каких-то знакомых в городе?

– Что-то не помню. Да он второй день как приехал.

– А… зачем он приехал? – спросил я. Ант тем временем осторожно снял с горы белоснежных подушек верхнюю. Потом – еще одну.

– Как зачем? Отдыхать. Он мне и задаток дал за две недели, а меньше-то я не беру… Отдохну, говорит, у вас. А у нас – у нас здесь отдыхается хорошо.

– Анна Тимофеевна, – Ант прислонился к подоконнику, держа в руках подушку. – Вы знаете, очень бы нам нужно было побыть в вашей квартире одним. Часочек—другой.

– Пожалуйста, – хозяйка встала. – Располагайтесь. Я же ведь летом здесь не живу. Сдаю если только. А так у дочери. Так что даже ночевать можете. А мне как раз к ней надо, к Лиде. Через две улицы она живет.

– Только один вопрос, Анна Тимофеевна, – Ант перевернул подушку. – Вспомните – белье постельное… тогда… ну, когда после покойника вы все убирали… Вы видели это белье?

– Белье? – Анна Тимофеевна перекрестилась. – Белье это мы, все сожгли. Я Лиде, дочери своей, велела снять и… чтоб глаза не видели.

– Так, – Ант кивнул. – Понятно. Ну что ж, Анна Тимофеевна, тогда, наверное, все.

Анна Тимофеевна ушла. Пааво ходил по квартире.

– Следов насилия нет, – вслух раздумывал он. – Это еще ни о чем не говорит. Хорошо. Следов насилия нет… Нет… Ну ладно. Допустим – это убийство. Значит, тот, кто знал, что у Голуба есть колье Шарлотты, пришел сюда, будем считать, вечером. Около двенадцати. Знал он эту квартиру раньше? Знал. Должен был изучить, судя по почерку. Защелки на окнах здесь липовые. Да и замок дверной можно открыть любой отмычкой. Войдя в квартиру, он поискал, где можно спрятаться. Думаю, идеальное место было здесь, под кроватью, – Ант, отогнув крахмальное покрывало, заглянул под кровать. – Ночью пришел Голуб. Естественно, он скинул туфли, снял часть подушек и лег спать. Дождавшись, пока Голуб уснет, убийца вылез из-под кровати, взял подушку и, вместе с ней навалившись на Голуба “мягким накатом”, закрыл ему лицо. Через пять—десять минут все было кончено. Голуб задохнулся. При этом на его теле не осталось никаких следов насилия.

– На теле, – повторил я. – Исключительно на теле.

– Да, понимаю, – согласился Ант. – На теле, но не на белье. На подушке, которая служила орудием убийства, обязательно должны были остаться следы слюны. Или рвоты. Но белья нет. Его сожгли. А следователь… Тропов этот… конечно, не обратил внимания на такую мелочь, как белье.

Резон во всем этом есть. Но одного резона мало. Пока мы только пытаемся подтянуть один к другому факты.

– Ну что скажешь?

– Похоже, – сказал я. – Добавлю, если преступник был опытный, он мог принести с собой наволочку и переменить ее. Такое могло быть?

– Могло, – согласился Ант,

Мы надолго замолчали. Нет, все это тем не менее, несмотря на наше желание, выглядит шатко.

– Только пойми одно, Ант, – сказал я. – Ведь мы приехали с тобой сюда только для того, чтобы для себя – понимаешь, для себя! – убедиться, что это был не несчастный случай. И что Голуба именно убили. Нам важно было именно для себя узнать это. Ну вот – мы приехали, все осмотрели, изучили дело, все, как говорится, вылизали, а такой убежденности у нас нет. Или есть?

– Нет, – неохотно согласился Ант.

– И не может быть. И следователь, этот Тропов, прав. Хоть он и сделал массу упущений. Допустим, преступник задушил Голуба подушкой, предварительно сменив наволочку. Потом открыл газ. И так далее. Но ведь Голуб был уже мертв. А как может попасть газ в легкие к мертвому – мы не знаем.

– Но ведь нечисто же дело! – в сердцах сказал Ант. – Володя? По всем деталям. И даже – по “косвенным”. Ты же чувствуешь?

Я подумал. Нет, здесь надо быть честным.

– Это нам так хочется, чтобы было нечисто, – сказал я. – Мне и тебе. Но ведь одного нашего желания мало. Нужны доказательства. А доказательства говорят, что это был несчастный случай.

Было уже темно, близилась ночь, а мы с Антом все еще сидели в квартире Анны Тимофеевны, Расстелив вместо скатерти газету, при свете лампы мы подкреплялись хлебом, молоком из пакетов и колбасой. Может быть, потому, что мы устали, звонок в дверь показался мне неожиданным. Ант пошел открывать, и я, услышав низкий голос в передней, вспомнил – Тропов и Курчев. Да, это были они. Видно было, что потрудились они на совесть. С ними пришел немолодой, невысокого роста человек в форме железнодорожника. Он был явно насторожен, если не испуган. Тропов чуть придерживал его за локоть.

– Знакомьтесь, – сказал Тропов. – Савин, сцепщик с нашей станции. Вот он вроде видел Голуба. И не одного. Год назад.

Савин посмотрел сначала на Тропова, потом на Курчева. Подумав, глянул на Анта – и только после этого кивнул и сказал как-то неопределенно:

– Видел. Видел, видел.

– Да вы садитесь, – сказал я. Савин сел. – Где это было?

– В ресторане вокзальном, – Савин помедлил. Я молчал, стараясь не сбивать его вопросами. – Кушали они. За столиком сидели, кушали, – чувствуя мое ожидание, он добавил зло: – Ну и все. Чего еще? Пива зашел выпить, а они кушают там. Вот этот кушал, на фото. Которое Алексей Иванович показывал, – он кивнул на Тропова. – И второй.

Я понял – без наводящих вопросов не обойтись.

– Они одни сидели за столиком?

– Одни.

– Это был городской житель? Печорский? Или приезжий?

– Не, не печорский, – Савин качнул головой. – Своих-то я всех знаю.

– Точно не печорский?

– Да вроде точно. А там – кто его знает.

– А как выглядел этот второй? Вы можете описать?

– Да… никак не выглядел. Обычный человек. Да я зашел-то только на секунду. Пива выпил – и все. Если б показали мне его, вспомнил. А так… человек как человек.

– Хоть какого цвета волосы? Темные? Светлые? – спросил Ант.

– Да вроде средние.

– А глаза какого цвета?

– Да вы что – смеетесь? – Савин улыбнулся и хлопнул рукой по колену. – Глаза. Да я что – в глаза ему заглядывал? – он помедлил. – Я пива зашел выпить, товарищи… Пива, понимаете? Холодно было. Ну и они сидели… за столиком.

Что-то необычное мелькнуло в этом ответе Савина. Я вдруг понял – что.

– Как холодно? Ведь был июль?

– Июль? Во! – Савин посмотрел на Тропова. – Конец марта был. Июль!

– Да, – сказал Тропов. – Я забыл предупредить. Савин этих двоих видел в конце марта. Прошлого года, конечно.

Так. Это уже новость. Значит, Голуб приезжал в Печорск еще и в конце марта. И о чем-то говорил в вокзальном ресторане с человеком, у которого были не светлые и не темные волосы. И – приезжим. Надо попытаться все-таки еще что-то выжать из Савина. Хоть что-то.

– Может быть, вы все-таки попробуете вспомнить, как выглядел этот второй человек? – сказал я. – Ну хоть какую-то примету?

– Ну пожалуйста, – сказал Ант. – Мы вас очень просим.

– Не знаю даже, – Савин вздохнул. – Да вроде… нет, врать не хочу. Да вроде… нет. Ну…

– Ну, ну, ну… – попытался помочь ему Ант. – Ну?

– Вроде – вроде, знаете, так, избычась, он смотрел.

– Избычась?

– Ну да.

– Это как – избычась? – Ант посмотрел на меня. Я понял смысл этого взгляда. То, как смотрит человек – далеко еще не примета.

– Да так, будто бычился.

– Хорошо. Смотрел избычась.

А еще что? Ну вспомните?

– Нет, – Савин сокрушенно качнул головой. – Не помню больше ничего. Сами поймите – давно было. Больше года,

– Хорошо, – сказал наконец я. – Жаль, что мало примет вы запомнили. И все-таки большое вам спасибо. Вам, товарищ Савин, особенно. Ну и вам, конечно, ребята. За то, что нашли.

Мы с Антом пожали всем троим руки. Проводили до дверей. А когда вернулись к своему ужину, вдруг – это случилось как раз, когда я подцепил большой кусок колбасы, – я понял. Я вдруг понял. Понял наконец, где надо искать. И в чем тут дело – с тем, как газ попал в легкие к Голубу. Конечно, это была только догадка, только слабое предположение. Но теперь она могла хоть что-то объяснить. Какой же я был дурак.

– А ведь мы с тобой кретины, – сказал я. – Просто болваны. Исходную точку мы с тобой определили правильно. И сами потом о ней забыли. Понимаешь?

Да, кажется, то, что вдруг почудилось мне, было близко к истине.

– Не очень пока, Володя. Ты же мне ничего не объяснил.

– В чем суть преступления? – сказал я как можно проникновеннее. – В том, что преступник был очень опытный. Матерый. Ты понимаешь – в этом вся суть.

– Ну и что дальше?

– Нужно только ни на секунду не забывать об этом, – я сейчас как будто бы заклинал – не только Анта, но и себя. – Ни на секунду. А мы забыли. Ну, идиоты. Ну, болваны. Этот преступник был настолько опытный и матерый, что не боялся ничего. Ни возможной мести, ни каких-то других вещей, которые испугали бы, скажем, преступника обычного.

Я встал. Подошел к входной двери. Открыл и закрыл ее. Теперь я должен еще раз все представить себе.

– Был ли резон такому преступнику, отобрав колье, обязательно убивать Голуба? Ант?

– Боюсь, что я тупица, – сказал Ант. – Не пойму что-то насчет вот этого – не обязательно убивать. Почему не обязательно?

Нет, все-таки я был горд сейчас своей догадкой. Пусть это было, в общем, на песке и в воздухе, но все-таки это было кое-что.

– Потому что опытному, матерому, матерому, пойми, преступнику это было не нужно! – я стукнул кулаком по притолоке. – Он Голуба не боялся. Он вообще никого не боялся. Задача у этого преступника была только одна – добыть колье Шарлотты. Отобрать. Понимаешь?

– Кати дальше, – сказал Ант.

– Качу. Допусти только на минуту, что Голуб, после того, как колье у него было отобрано, остался бы в живых? Боялся бы в таком случае такой опытный и матерый преступник мести Голуба? Да нет! Нет. И заявлять о пропаже колье Голуб в таком случае тоже никуда бы не стал. Ясно же. Я не очень сложно объясняю?

– Нет, – сказал Ант. – И все-таки пока мне не все понятно.

– Хорошо, давай восстановим картину, – я прошел в комнату, взял одну из подушек, положил на стул. – Думаю, ты прав. Преступник заранее хорошо изучил место убийства. Расположение дверей, окон, даже подушек. Их состояние. Ну и в ту самую ночь незадолго до прихода Голуба проник в квартиру и спрятался… да, скорей всего под кроватью. Затем, дождавшись, пока Голуб уснет, преступник вылез из-под кровати. Взял подушку. Допускаю, что при этом он сменил наволочку. И задушил Голуба. Додумывай сам.

– Сам, – Ант хмыкнул. – Ну, наверное, обыскал Голуба, нашел колье. Допустим, сменил наволочку на прежнюю. А вот дальше – не знаю.

– А дальше… Слушай меня внимательно. Преступник, довольно легко придя к нужному результату, вдруг заметил, что Голуб еще жив. Да – преступник его не додушил. У Голуба наступил так называемый шок дыхания, асфикция, но, в общем, он был еще жив. Менее опытный и матерый преступник просто завершил бы начатое. И придушил Голуба. Но этот, быстро просчитав все варианты, сразу понял, что это обстоятельство работает сейчас на него. И сильно работает. Поэтому он наглухо закрывает окна, ставит на плиту ковш с водой и открывает газ. Теперь, как бы ни повернулись события, он в полном выигрыше. Скажем, если Голуб придет в себя раньше, чем газ доделает дело, Голуб не будет знать, ни куда ему идти, ни кого ему искать. Да преступника, собственно, это и не заботило. Если же, что вернее всего, газ окончательно добьет полуживого человека – это гарантирует преступнику очень важный для него вывод следственных органов: что смерть произошла в результате несчастного случая. Потому что в легких в случае такой – понимаешь, такой? – смерти Голуба наверняка обнаружат следы газа. Собственно – так и случилось.

По реакции Анта я понял, в какой-то степени моя догадка его проняла

– А ты знаешь, Володя, – Ант помедлил. – Кажется, то, что ты рассказал… довольно близко по всем деталям. И уж по крайней мере есть идея, где такого преступника, опытного и матерого, можно искать

– По ориентировкам МУРа?

– Само собой, По ЭВМ “криминальной памяти”. И искать надо среди внезаконников. Бегунов, объявленных к всесоюзному розыску. И особенно – ориентированных на наш район. Ты понимаешь?

– Вот именно, – сказал я. – Поэтому надо скорей в Таллин.

Мы собрали остатки ужина, завернули его в газету. Написав записку: “Анна Тимофеевна! Мы уехали в Таллин. Спасибо!” – Ант придавил ее этим свертком. Вышли, осторожно захлопнули дверь квартиры и сели в машину.

Примерно полчаса мы ехали молча, не говоря ни слова. Я смотрел на шоссе. Лес по обочинам в свете фар изредка сменялся травяными пустошами с огромными валунами. Изредка над пустошью мелькала в свете фар табличка на двух языках типа: “Аакси”, “Пылльмаа” или “Коорпу” – знакомые названия хуторов. За табличкой обычно виднелись два—три аккуратных домика. Глядя на них, на сменяющий их лес, на ленту асфальта впереди, я пытался разобраться в последних событиях. Собственно – пока наша поездка в Печорск не принесла никаких серьезных результатов. Если не считать, конечно, моей, пока довольно сомнительной, догадки о том, как был убит Голуб, да еще показаний Савина. Но “собеседник” Голуба, которого Савин видел в марте прошлого года, вполне мог быть кем-то посторонним. Он запросто мог не иметь никакого отношения к Голубу, а оказаться, скажем, случайным соседом за столиком в вокзальном ресторане. Да, серьезных результатов пока не было. Но все-таки что-то из поездки в Печорск мы вынесли. Хотя бы догадку, что этот тихий городок вполне мог быть облюбован Голубом – а может быть, и кем-то еще, – для встреч, разговоров и даже сделок.

В пять утра мы въехали на окраину Таллина. Рассвело, но улицы были абсолютно пусты, если не считать голубей да компании, возвращавшейся, верней всего, из какого-то варьете. У управления я остановил машину. Мы предъявили пропуска и прошли наверх. Сейчас, конечно, в управлении никого нет, кроме ночных дежурных. Но так как мы с Антом “в приказе” и числимся ведущими по особо важному делу, нам автоматически и в любое время суток открыт доступ к любой технике. Мы сразу прошли в НТО, в помещение, где стояла ЭВМ “криминальной памяти”. Дверь нам открыл Леня Ковальчук – ночной дежурный по отделу. Его длинное узкое лицо сейчас выглядело заспанным. Я подумал, – Леня наверняка дремал в кресле, которое стояло в углу.

– Привет. Что-то вы раненько, ребята.

– Леня, очень нужно, – Ант тряхнул его за плечи. – Проснись.

– Дашь ЭВМ? – Мы поздоровались за руку. Леня потянулся. Явно его дрема еще не прошла.

– Берите. Вы же в приказе. Работать мне?

– Садись в свое кресло. Мы справимся.

Леня устроился в кресле и, кажется, уже через полминуты отключился. Мы с Антом сели за ЭВМ. Подали напряжение, потом – электроразгон, потом – электронную память. Засветился дисплей. Мы ввели задачу – бегуны по всесоюзному розыску и внезаконники. Сразу же пошли тексты, фото, тексты, фото. Это были внедренные в память ЭВМ, а также принятые в последние дни по фототелексу ориентировки МУРа на особо опасных сбежавших и до сих пор не выявленных преступников. Сначала поиск ЭВМ напоминал просто мелькание имен, данных и фотографий – анфас и в профиль, в общем, в чем-то похожих. Но постепенно все лишнее – “посторонние” имена, ненужные фотографии – отсеивалось. Серьезных, действительно серьезных и опасных бегунов с проверенной ориентировкой на северо-запад было немного. После часа работы мы с Антом выявили пятерых внезаконников, рассматривать дела которых, включая вероятность пребывания их в Печорске, а также мою догадку о методе убийства Голуба, – были все основания. Соловьев, Корчёнов, Пушкявичус, Чередин и Алабян. Конечно, каждый из этой пятерки в конечном счете мог оказаться “пустышкой”. Но в любом случае отобрали мы их с Антом абсолютно грамотно и сейчас снова перебирали – вместе с ЭВМ – все о них: имена, отчества, фамилии; ложные имена, отчества, фамилии; места и годы рождения; судимости, клички, краткие биографические данные, особые приметы. Конечно, нам хотелось найти минусы, чтобы отсеять еще двух—трех, в принципе такие минусы были. Так, Пушкявичусу было всего двадцать четыре года, а Чередину – двадцать пять В общем – слишком молоды и для серьезной “работы” с Голубом, и даже, скажем, для такого обдуманного способа убийства. Дальше – Соловьев, хоть и казался достаточно матерым (два удачных побега и восемнадцать убийств), выглядел по биографии человеком достаточно примитивным. Неспособным на ходы – те, которые мы с Антом приписывали возможному убийце Голуба. То есть, отбрасывая ЭВМ, “внутри”, мысленно реальными кандидатурами для нас оставались двое – Алабян и Корчёнов. Но все-таки, когда мы в семь часов закончили работу и зашли в узел связи, у нас в руках были дубликаты дел на всю пятерку. Я набросал и отдал дежурному по связи следующий телекс:

“Особо срочно, вне категорий. Секретно, для внутреннего пользования. Печорск, начальнику РОВД Зыкову, следователю райпрокуратуры Тропову. Срочно проведите следственный эксперимент свидетелем Савиным предмет опознания человека, говорившего марте Голубом – показом фотографий следующих лиц, объявленных всесоюзному розыску: Соловьева, Корчёнова, Пушкявичуса, Чередина, Алабяна. Ответ любом результате телеграфируйте немедленно крайне срочно – Таллин, райоперотдел, Мартынову, Пааво”.

Передав телекс дежурному по узлу, мы с Антом двинулись в приемную Валентиныча. Галя была уже на месте. По огонькам, мигавшим на пульте селектора, я понял – шеф у себя. Кроме того, по виду Гали я понял и другое – трогать Сторожева сейчас нельзя, идет его неприкосновенная “прямая Москва”.

– Галочка, сообщишь шефу, что мы прибыли?

– Естественно, Володя. Но пока… – она улыбнулась. – Сами видите. И, по-моему, еще не скоро.

Мы с Антом сели на стулья и стали ждать. Честно говоря, давала себя знать бессонная ночь. Я еле удерживался, чтобы не задремать. Ант сидел, сцепив руки, – он тоже честно пытался бороться со сном. Наконец я не выдержал. Все – и стук Галиной машинки, и начавшийся за окном дождь, и мигание лампочек на селекторе – стало восприниматься сквозь какую-то пелену. Вывел меня из этого состояния голос Гали:

– Володя, ты телекса не ждешь?

– Жду, – я тряхнул головой. Лампочки мигают, значит, Сторожев все еще на проводе.

– Принес рассыльный. – Галя протянула несколько листков. По грифу в углу я увидел – телекс из Печорска. Ант, увидев, что это печорский материал, сразу очнулся. Сначала в телексе шло короткое сообщение:

“Особо срочно, вне категорий, Таллин, оперотдел, Мартынову, Пааво. Вашему запросу проведен следственный эксперимент свидетелем Савиным предмет опознания человека, говорившего Голубом марте. В серии из трех раз из пяти предъявленных фотографий – Соловьева, Корчёнова, Пушкявичуса, Чередина, Алабяна – Савин все три раза опознал Корчёнова”.

Все остальное место в телексе занимала подробная ориентировка МУРа на Корчёнова. Мы с Антом принялись изучать ее, перечитывая по нескольку раз – благо Сторожев продолжал говорить с Москвой и время у нас было.

“Московский уголовный розыск. Секретно. Для внутреннего пользования. Разрешено для передачи по служебному телексу.

Всем РОМ, РОВД, железнодорожной, воздушной и водной милиции. Особо опасный преступник. К всесоюзному розыску вне категорий. Представляет опасность для людей и общества. Объявлен вне закона (решение колл. Верховного Суда СССР и колл. МВД СССР). В случае идентификации работникам органов МВД, госбезопасности и погранвойск разрешено открывать огонь без предупреждения.

Корчёнов Евгений Михайлович. Тридцать девять лет. Место рождения – город Москва. Отец – Корчёнов Михаил Степанович, место рождения город Москва, русский, профессия бухгалтер (умер). Мать. Корчёнова (Мишина) Зинаида Васильевна, место рождения – город Владимир, домохозяйка (умерла). Братьев и сестер нет.

Он же по поддельным паспортам: Гуляев Евгений Иванович; Гулько Геннадий Сергеевич; Веретенников Игорь Дмитриевич; Румбутис Станисловас Витао; Камалетдинов Борис Рашидович; Викторов Сергей Иванович. Клички: Пахан, Левым, Корма, Санитар, Шеф. В уголовном мире и в местах отбытия сроков заключения больше известен под кличкой Пахан. Ориентировка по всесоюзному розыску на эту кличку как основную.

Родился и вырос в Москве. В школе проявлял способности, занимался спортом (бокс), два года подряд был чемпионом Москвы среди юношей 15–16 лет. Несмотря на успехи, в 17 лет оставил секцию бокса и стал заниматься мото– и автоспортом в автомотоклубе “Буревестник”. Участвовал во всех московских и всесоюзных соревнованиях, где неоднократно занимал призовые места, в том числе был чемпионом СССР среди юношей на всесоюзном первенстве (кросс) на автомобилях “багги” и победителем всесоюзного ралли “Москва—Средняя Азия” – взрослые. Первые случаи уголовно наказуемых преступлений (пьянство, садизм, аморальное поведение) были отмечены в школе. Несмотря на это, несколько раз был взят на поруки дирекцией, школу окончил с похвальной грамотой. Поступил (вне конкурса, по ходатайству кафедры физвоспитания) в Московский автодорожный институт (МАДИ). За систематическое непосещение занятий был отчислен со 2-го курса. По ходатайству кафедры физвоспитания восстановлен, затем через год вновь отчислен. Вскоре бросил заниматься автоспортом, стал жить на нетрудовые доходы. После неоднократных предупреждений органов милиции, под угрозой выселения за черту гор. Москвы устроился работать. Трудовой стаж – полтора года. Один год работал санитаром на машине “скорой помощи” в институте имени Склифосовского, полгода – санитаром в приемном покое того же института. Первое привлечение к уголовной ответственности – в 21 год, за садистское избиение мужчины в подъезде и изъятие денег у жертвы. Решением суда предложение взять на поруки коллективом МАДИ отклонено; был осужден на пять лет исправительно-трудовых работ в колонии строгого режима. В колонии (следствием было установлено наличие элементов самообороны) убил соседа по бараку, уголовника-рецидивиста. С этого времени – кличка Пахан. Несмотря на то, что за совершенное в колонии убийство срок заключения был увеличен, в результате искусно имитированного примерного поведения выпущен досрочно.

В дальнейшем становится уголовником-рецидивистом, тесно связанным с уголовно-преступным миром. Отличается особой изощренностью во всем, что касается нарушений закона и лагерного режима. Восемь попыток побега, из них две – удачных. Будучи, после очередного задержания, осужден за бандитский налет на машину инкассатора, смог по пути к месту заключения обмануть обыскивавших его сотрудников милиции и конвоиров и пронести в колонию пистолет и обойму патронов. Этим оружием в течение двух лет терроризировал большинство заключенных колонии, заставляя их работать на себя и отдавать большую часть передач. В дальнейшем, когда пистолет был у него отобран, поклялся отомстить изъявшему оружие начальнику конвоя и угрозу свою выполнил. Во время побега начальник конвоя в схватке убит.

Дважды приговаривался к высшей мере наказания (один раз – под фамилией Веретенников), и оба раза высшая мера по амнистии была заменена максимальным сроком. После последнего побега преследуется более трех лет во всесоюзном розыске органами МВД, госбезопасности и погранвойск. Из особо дерзких преступлений, совершенных после последнего побега, следует отметить: налет Корчёнова на ювелирный магазин в гор. Баку; ограбление Корчёновым Костромского госбанка, в котором было похищено 80 000 рублей; прорыв сквозь милицейский патруль в окрестностях города Воскресенска. Во время последней акции три милиционера (состав ПМГ), участвовавшие в задержании, после огневого контакта были убиты.