Текст книги "Колумб Австралии"

Автор книги: Анатолий Варшавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

После праздников начинается работа.

Ничто не ускользает от внимательных взоров, все изучается, и исследуется, и заносится в дневники: привычки и образ жизни населения, их ремесла, орудия труда, структура их общества, расовые различия, или, точнее, все, что свидетельствует о смешении различных рас и, следовательно, о наличии различных миграционных волн. И тут же размышления о великих возможностях, которые представляют новооткрытые земли, обширные планы освоения идеальной гавани с прилегающими к ней землями, описания богатства, ласкающего взгляд, сверкающего всеми красками, благоуханного тропического леса, так щедро снабжающего местных жителей своими дарами, точное перечисление всей утвари местных жителей, перечень всего того, что они употребляют в пищу. С восхищением смотрит Кирос на прялки туземцев, с восхищением отмечает, с какой ловкостью здешние горшечники лепят из черной глины кувшины, чашки, миски.

«Их оружие, – запишет он, – луки и стрелы, дубинки и копья из тростинок, наконечники – заостренные, из дерева и кости. Многие островитяне носят чуть выше локтя браслеты из нитей или волокон; браслеты усеяны раковинами и довольно широки. Носят островитяне на запястьях и кольца, сделанные из крупных раковин. У женщин лица и плечи раскрашены, мужчины и женщины носят серьги.

Здесь дивный воздух, пряный, душистый, и каких только тут нет птиц! Едва восходит солнце, как они начинают свой концерт, и это великое наслаждение – слышать столь дивный хор. Здесь много бананов, кокосовые орехи висят буквально над головами, есть дикие фиги, сахарный тростник, есть хлебное дерево, на острове немало свиней, видели мы и корни ямса (хлебный злак), короче, здесь ничуть не меньшее разнообразие деревьев и растений, чем на многих других островах, которые я посетил во время своих плаваний».

Но вот беда: пройти в глубь территории Кирос не может: в сущности, испанцы осаждены. Туземцы отчаянно защищают свои земли и не хотят иметь никаких дел с белыми пришельцами.

Итак, всего лишь небольшой плацдарм на узком, примыкающем к заливу берегу. И до самой линии горизонта '– холмы, долины, горы. Киросу не суждено было узнать, что если б он проник в глубь острова, то через каких-нибудь десять-двенадцать часов, коль идти по прямой, он бы вновь увидел море!

События тем временем продолжают развиваться. Кирос решает поосновательнее исследовать побережье. В каботажном плаванье примет участие вся эскадра: быть может, ему удастся в другом месте то, чего он не сумел из-за сопротивления туземцев осуществить здесь: пройти в глубь найденной земли.

Был назначен день, но Торрес обращается к Киросу с просьбой отложить выход в море на сутки. Матросам очень хочется половить рыбу.

Начальник экспедиции дает свое согласие. Сутки не бог весть какой срок, и у него у самого есть еще кое– какие дела, которые он хотел бы завершить перед отъездом. Рыбы вылавливают много и делят ее на три части: две трети отвозят на капитану (там ведь больше народу), одну треть получают адмиральский корабль и шлюп. Среди улова значительную часть составляла рыба паргус, красноватая, величиной с леща. Напрасно один из матросов предупреждает, что ее не следует есть. Его не слушают. Едва кончается трапеза, как нескольким членам экипажа становится плохо. Головная боль, на руках появляются нарывы, людей треплет как в лихорадке. Проходит еще час-полтора, и полсотни матросов и солдат выходят из строя.

Все же Кирос решил, что не стоит задерживаться: авось пройдет болезнь. Корабли выходят из бухты – и новое несчастье: ветер в лицо, порывы его становятся все сильнее. К тому же выясняется, что болезнь прогрессирует, почти никто не может работать. Волей-неволей приходится возвратиться назад.

В течение недели жесточайшим образом болеет экипаж.

Восьмого июня эскадра пробует выйти в море: матросы немного пришли в себя, пора отправляться в путь. Медленно, но упорно продвигаются парусники к выходу из бухты, и, когда они выходят в открытое море, выясняется, что на море большое волнение, того и гляди суда выбросит на берег. Ничего не поделаешь, приходится снова возвращаться восвояси.

Пройдет еще несколько дней, и положение только ухудшится.

До сих пор нет никакой ясности, что же именно произошло в воскресенье 11 июня 1606 года в далекой бухте никому ранее не ведомого острова Святого Духа. Существует несколько версий. Разобраться в них трудно: они противоречат одна другой.

Кто кого потерял? Кирос оба других корабля? Капитаны этих судов – корабль Кироса? И в силу каких причин? Виновата ли была ночь? Виноват ли шторм? Мы этого не знаем.

Одно остается несомненным: корабль Кироса оказался в одиночестве. А сам он в своей каюте, не имея возможности подняться, полуживой, не знал даже толком, что происходит. Прадо впоследствии будет уверять, что на «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» вспыхнул мятеж. Вероятней всего, мятежа в полном смысле этого слова не было. Но сказались самовольные действия кормчих и то немаловажное обстоятельство, что Киросу докладывали не все. Сам же он не мог проверить, как выполняются его приказы.

...По-прежнему бушует ветер. В каюте едва мерцает свеча.

– Где мы, что с кораблем? – спрашивает Кирос.

Капитан Леса должен признать, что в кромешной тьме корабль вышел из бухты, Кирос приказывает повернуть назад. Приказание выполняется, но так медленно, так боязливо, что бухта остается недосягаемой. Три дня маневрирует корабль перед бухтой, не имея возможности туда войти, – ветер переменился, волны гонят из бухты в море. Кирос все надеется, что альмиранта и шлюп наконец-ю покажутся.

Потом капитана «Сан-Херонимо» берет курс в открытое море.

Из «Путевых записок» Кироса

«Наступила очень темная ночь. Альмиранта и шлюп, вероятно, уже бросили якорь. Видны были мигающие огни, показывающие капитане, куда ей следует идти. На судне измерили глубину, она оказалась более 30 морских саженей (примерно 65 метров. – А. В.).

Налетел шквальный ветер, пришлось убрать паруса, и, подгоняемый течением, корабль плыл, слегка отклоняясь от курса. Главный кормчий, несколько преувеличивая трудности, доложил, что войти в бухту невозможно, ибо нельзя с точностью определить глубину. К тому же кругом кромешная темнота, дует порывистый ветер, в бухте мелькают многочисленные огни (островитяне жгли костры на берегу. – А. В.), и немыслимо определить, какие из огней корабельные.

Утром капитан попросил кормчего сказать, где находится корабль.

– С подветренной стороны мыса, – ответил тот.

И капитан велел ему проследить за тем, чтобы судно не вынесло в открытое море.

– Это нелегкая задача, – ответил кормчий, – волны против нас, но я приложу все усилия.

На протяжении этого и последующих двух дней неоднократно были предприняты попытки войти в бухту. Оставшиеся в бухте корабли не выходили из нее; ветер не утихал. Мы потеряли управление кораблем, и нас отнесло на 20 лиг. С огромным сожалением смотрели все мы на высокие горы на берегу, которые все больше от нас отдалялись.

Нас относило на север и северо-восток, и Кирос принял решение добраться до широты, на которой расположен остров Санта-Крус...»

Когда Торрес утром увидел, что флагманский корабль исчез, он принялся искать его следы: быть может, капитана потерпела крушение? Нет, ничего не видно: ни досок, ни скарба, ни людей.

15 суток ждет Торрес. Затем созывает офицеров, открывает при них запечатанный пакет. В нем приказ: дойти до 20 градусов южной широты, а далее через Манилу, Индийский океан и мыс Доброй Надежды, возвратиться в Испанию.

Корабль ложится на предписанный курс и где-то на 20-м градусе поворачивает на северо-запад. На широте 11,5 градуса Торрес видит какой-то берег.

Письмо Луиса Ваэса Торреса его величеству (отправлено из Манилы 12 июля 1607 года, получено 22 июня 1608 года).

«...Плывя на юг по направлению к суше, мы увидели очень большую бухту. Берега ее были населены, земля тут была плодородна: на ней произрастали рис и фрукты, здесь было много дичи и свиней. Местные жители все ходят обнаженными. Цвет кожи у них черный. Оружием им служат лук и стрелы, а также дубинки... Бухта очень красивая, в нее впадает несколько рек, в том числе одна большая. Бухте мы дали имя Сан-Фелиппе-и-Сантьяго, а землю назвали Эспириту Санто. Там мы пробыли пятьдесят дней, объявив всю территорию владением вашего величества... Из этой бухты, из самой ее внутренней части, однажды ночью через час после полуночи, без какого-либо предупреждения и не подав никаких сигналов, ушла капитана. Это произошло 11 июня. И хотя на следующее утро мы занялись поисками, сделав все, что только было в наших силах, мы не сумели разыскать ее...

Мы ждали в бухте еще 15 дней. К концу этого срока мы выполнили приказ вашего величества и созвали совещание с участием офицеров маленького корабля. На совещании, хотя многие и высказались против, было принято решение руководствоваться инструкцией, ибо у меня несколько иной характер, чем у Педро Фернандеса Кироса. В конце концов в полном соответствии с инструкцией мы покинули бухту, намереваясь тем не менее обойти этот остров вокруг. Из-за непогоды и мешавшего нам течения мы не смогли полностью осуществить наши намерения, хотя значительную часть пути я и проделал. Я видел несколько высоких гор, здесь есть несколько удобных для причала мест, но в большинстве своем они небольшие, и повсюду в них впадают довольно полноводные реки.

...У нас к этому времени остались только хлеб и вода: зима была в самом разгаре. Море, ветер... все было против нас. Это не помешало мне, однако, достичь нужной широты, которую я и пересек и пошел бы дальше, если бы не погода, ведь корабль у меня очень хороший...

Отсюда я повернул назад на северо-запад (11,5 градуса южной широты); здесь мы обнаружили начало Новой Гвинеи, берег которой тянется с запада на север и с востока на юг. Я не смог пройти с востока и поэтому пошел в западном направлении, вдоль южного берега...»

Вот оно! Повторим: «Я не смог пройти с востока и поэтому пошел в западном направлении, вдоль южного берега». Значит, он проследовал мимо южной оконечности Новой Гвинеи, значит, Новая Гвинея была островом. И еще одно: здесь оказались еще несколько других островов. Во всяком случае, Торрес, как он сам отметит, видел 3 октября 1606 года «очень большие острова, и к югу от них показались новые». Прадо впоследствии скажет: «Среди этих островов был один значительно больший, чем другие». Переведем эти записи на современный язык. Большинство исследователей сходятся на том, что Торрес и Прадо совершили открытие чрезвычайного значения. Насколько можно судить, они видели берега полуострова Кейп-Иорк, то есть самую северную оконечность Австралии. Даже если, как уточняют некоторые исследователи, речь идет об острове . Принца Уэльского, находящемся в непосредственной близости от Кейп-Иорка, суть не меняется: они шли мимо пятого континента, сами, однако, об этом не подозревая.

Бывает же так: Кирос открывает остров и принимает его за материк. Торрес находится в двух шагах от материка и решает, что это остров.

...Он проходит проливом между Новой Гвинеей и полуостровом Кейп-Йорк, поворачивает на северо-запад и снова идет вдоль новогвинейских берегов.

22 мая 1607 года после длительного плавания Торрес прибывает в Манилу.

Корабль не посылают на родину, его используют для местных нужд. Вероятно, Торрес умирает на Филиппинах, так и не узнав, что на пути в Манилу прошел совсем рядом с Австралией.

А донесение его окажется похороненным в секретных испанских архивах. Еще во времена Кука будут спорить о том, существует ли проход между Австралией и Новой Гвинеей. Известному французскому мореплавателю XVIII века Бугенвиллю, во всяком случае, не удалось обнаружить этот проход. А о том, что Торрес сумел такой проход найти, англичане ко времени первого путешествия Кука в конце 60-х годов XVIII века знали: при налете в 1762 году на Манилу они захватили хранившуюся там копию донесения Торреса. После вторичного «открытия» этого пролива ему и было присвоено имя Торреса.

...Недругу же Кироса, Прадо, очевидно, после смерти Торреса удалось добраться в Индию, а оттуда в Мадрид. И он еще напомнит о себе Киросу.

В свое время в инструкции на имя Торреса на тот случай, если эскадра разъединится, Кирос назначил местом встречи остров Санта-Крус. Здесь три месяца должен был ожидать остальных тот корабль, который прибудет первым на этот остров.

Кирос не пошел на Санта-Крус.

Почему?

Во-первых, потому, что, составляя инструкцию, он вовсе не имел в виду, что на Санта-Крус корабли попадут на обратном пути. Обратный путь был определен: именно этой дорогой, исполняя предписание, и пошел Торрес. И таким образом, хотя эскадра и разъединилась, первоначальный замысел был, собственно говоря, выполнен. Недаром впоследствии Кирос так обрадуется письму Торреса, в котором последний вкратце опишет свои приключения.

А во-вторых, как Кирос сам об этом потом напишет, когда 21 июня корабль достиг широты Санта-Круса, острова не было видно – погода была плохая, дул сильный юго-восточный ветер, и капитан побоялся – так он, во всяком случае, утверждает – плыть в поисках этого острова на запад, опасаясь, и не без основания, что проследует мимо и тем самым еще больше осложнит свое положение.

...На широте Гуама новая трудность. Куда идти – в Манилу или Мексику? Экипаж требует – в Манилу. Такое решение в какой-то степени выгодно и Киросу: он сумел бы там подлечиться; путь более безопасный, чем в Мексику. Не очень хорошо с продовольствием.

Как всегда, плохо с водой. И все-таки Кирос выбирает Мексику. Он еще раз нарушает собственное предписание? Да, конечно. Но следует учесть: необходимо, чтобы в Мексике знали об открытии. Нельзя откладывать это сообщение, оно слишком важно. Команда недовольна, многие ворчат, но корабль все-таки берет курс на Акапулько.

28 июля принимает Кирос свое решение. Двумя днями позже, к всеобщему облегчению, начинается сильный дождь. Моряки набирают 350 кувшинов воды. Удается наловить рыбы. Корабль поднимается до 33-го градуса северной широту. Кругом безбрежное море, накат волны широк, корабль один-одинешенек, и небыстро пробирается он вперед. Иногда ему приходится взбираться на отвесно громоздящиеся волны, и, словно с горы, падает он вниз, прямо в морскую пучину. Иногда покорно топчется на месте – матросы заделывают течь. И все-таки, преодолевая все препятствия, корабли упорно продолжает свой путь.

Неделя тянется за неделей. Погода становится все хуже.

И октября налетает невиданный ураган. Ветер ломает фок-мачту, руль выскакивает из цапфы, ударяется о борт, влево, вправо. Накатывают три огромные волны, они чуть не потопили корабль. Балласт, значительная часть груза – все летит за борт, работают все помпы, работают все, кто способен держаться на ногах. Беда, да и только. Уже хотят рубить главную мачту, даже кормчие считают, что иного выхода нет, но Кирос запрещает. И его слушают, прикованного к постели, беспомощного, но чуть ли не единственного, кто в этой грозной обстановке не теряет присутствия духа.

Едва моряки успевают немного прийти в себя, едва успевают они откачать воду й залатать паруса, заделать пробоины, починить руль, как наступает штиль. Израненное, избитое судно еле живо, терпенье моряков на пределе.

Всему бывает конец. 21 октября 1601 года, через десять дней после шторма, судно, покинувшее Эспириту Санто четыре с половиной месяца назад, входит в бухту Навидад на мексиканском берегу.

Самое время. Еще немного, и эта уединенная бухта могла бы стать последним пристанищем корабля.

...Кироса сносят на берег почти без пульса. Жизнь едва теплится в нем. Но медикаменты, хороший уход делают свое. Постепенно ему становится немного лучше. Он даже находит в себе силы написать письма вице-королю Мексики. Повеселевшая команда – еды вдоволь, свежей вкусной еды, хлеба, фруктов, яиц, мяса, рыбы – на любой вкус, чуть ли не вся команда изъявляет согласие отвезти письма. Каждый понимает, что его ждет слава и награда. Это не мешает, однако, вскоре четырнадцати морякам дезертировать. Почему—мы этого не знаем точно. Многое могло быть тому причиной.

16 ноября судно отправляется в дальнейший путь и через неделю входит в порт Акапулько.

Круг снова замкнулся. За десять лет до этого, в декабре 1597 года, Кирос впервые попал в каменную ограду этой бухты. Тогда он привел остатки экспедиции Менданьи. Сейчас не легче. Из трех кораблей пришел один, и то в каком виде! Но зато он привез радостную весть: Южный материк существует, известно где он находится!

Корабль по приказанию вице-короля передают в распоряжение властей в Акапулько, экипаж получает расчет. С Киросом остаются только два вывезенных им «живых доказательства» – жители Эспириту Санто, те двое мальчиков, из которых он хотел сделать толмачей и коих после торжественного крещения нарекли христианскими именами Педро и Пабло. Вместе с ними он отправляется дальше, через Чильпансинго, Таксо, через перевал Куернаваку За ним, расположенным на высоте три тысячи метров, возвышаются два гиганта – Попокатепетль и Икстакихуатль.

Дорога уходит вниз, петляет и приводит путников к лежащей в равнине зеленой столице. Мексики. Сегодня на весь этот путь нужен один день. Киросу понадобилось семнадцать.

Никто не встречает его в мексиканской столице, никому нет до него дела.

И все же его удостаивает аудиенцией новый вице– король (они все меняются и меняются) дон Хуан де Мендоса-и-Луна, маркиз де Монтес. Надо отдать ему справедливость, он беседует с Киросом весьма милостиво: как же, вместе ведь, спасшись во время кораблекрушения в Карибском море, бегали по берегу, согревая застывшую кровь.

Так же милостиво беседуете Киросом и отдыхающий от служебных передряг старый знакомец Луис Веласко, бывший вице-король Перу.

Да, вначале и Мендоса и Веласко не без интереса выслушивают Кироса. Впрочем, на этом все и заканчивается.

На прямой вопрос Кироса —как ему быть? – Веласко– он формально не у дел, и его совет носит приватный характер – отвечает:

– Езжайте в Европу.

Один раз он уже спровадил туда Кироса на целых семь лет!

Что же все-таки делать? Кирос не сомневается: вице-король Перу скажет ему то же самое. Без благословенья центральных властей не дадут ему возможность организовать новую экспедицию. Значит, его первоначальный план – доложить о своем открытии в Мадриде– правилен. И нечего ему ехать в Лиму, тратить попусту время: реакция Мендосы и Веласко достаточно красноречива.

А тем временем климат становится все более прохладным, весьма возможно, не без прямого участия врагов Кироса, которые распространяют о нем всякого рода неблаговидные слухи. Прадо, который в своей реляции напишет, будто в бухте Сан-Фелиппе-и-Сантьяго на капитане произошел мятеж, и напишет много другой всякой всячины, стремясь опорочить Кироса, сошлется на свидетельства дезертировавших в Акапулько матросов. И действительно, кое-кто из них, завербовавшись на корабль, шедший на Филиппины, побывал в Маниле.

Один за другим умирают подопечные Кироса: восьмилетний Пабло, затем Педро; Кирос очень горюет об этих ребятах.

...Время идет, и ничто не движется с места. Хорошо, что находится некий Гаспар Мендес де Вера, почитатель Кироса, который ссужает его малой толикой денег. Это дает возможность Киросу совершить поездку к побережью. И там его, флотоводца, открывателя новых земель, берет с собой в качестве гостя капитан уходящего в Европу корабля.

Как обычно, переход продолжается примерно месяц и на сей раз обходится без особых приключений. В июне или в июле 1607 года Кирос в Кадисе. Денег нет. Чтобы попасть из Кадиса в Сан-Лукар, а оттуда знакомой дорогой в Севилью, он продает свою постель и часть гардероба. В Севилье в Торговой палате ему дают пятьсот реалов. Сумма невелика, но он хоть может расплатиться с самыми неотложными долгами.

Девятого октября 1607 года он входит через Толедские ворота в Мадрид. Он входит в город, не зная, где приклонить голову.

Часть четвертая
Чужой среди чужих

Глава девятая
Только справедливости!

Прошли те времена, когда в Испании да и в принадлежавшей ей теперь Португалии открывателей новых земель встречали торжественно и радостно. Это когда-то, сто с лишним лет тому назад, возле Таррагонских ворот Барселоны встречать вернувшегося с победой адмирала моря-океана собрались по приказанию короля и королевы едва ли не все гранды Бастилии и Арагона. Королю тогда хотелось лишний раз показать сеньорам, что его слово закон.

Это была все-таки удивительная процессия: словно венценосец, сопровождаемый принцами, графами, маркизами, баронами, въехал однажды Колумб в Барселону.

А шестью годами позже португальский король Мануэл, узнав о том, что Васко да Гама вернулся домой, немедленно послал к нему графа Порту Алегри и еще нескольких царедворцев, а затем со всевозможной пышностью в присутствии всего двора принял мореплавателя.

Теперь человека, побывавшего там, где до него не был ни один европеец, дважды проделавшего немыслимо огромный путь в плохо изученном, бескрайнем океане, сделавшего, быть может, величайшее открытие века, -не встречает никто. Он даже не может отчитаться перед пославшим его королем.

...Всего лишь несколько лет назад он все-таки сумел – не без помощи герцога Сесы, конечно, – и имея на руках рекомендации папы – получить аудиенцию у Филиппа III. Сейчас это ему никак не удается: король то в одном замке, то в другом, он выехал в Барселону, он отдыхает, он занят. «Подождите немного, сеньор Кирос, наведайтесь».

Примерно те же самые слова, с той только разницей, что говорят не «его величество», а «его сиятельство» (речь идет о герцоге Лерме, председателе Государственного совета) или «его светлость» (речь идет о графе Лемосе – председателе Совета по делам Индий), слышит Кирос и в тех двух ведомствах, которые имеют непосредственное отношение к его путешествиям.

Чужой среди чужих – так можно было бы охарактеризовать положение Кироса.

С трудом находит он прибежище у бедной вдовы на улице, что выходила на знаменитую Пуэрта-дель-Соль, нынешнюю Центральную площадь Мадрида. В ту пору это была окраина. И Кирос был человек с окраины. Что, собственно, нужно этому неизвестному капитану, вернувшемуся из дальних морей, не имеющему ни денег, ни связей, и чье путешествие не принесло пока никаких ощутимых результатов?

Он слишком поздно родился. Испания одряхлела. Со времен Фернанда и Изабеллы прошел век! Положение было таково, что, если бы этот безвестный моряк открыл еще одну Америку (новость, которая в свое время поставила бы на ноги всю Испанию), отклика не было бы никакого.

Да, собственно говоря, он и привез такую весть. Ведь Кирос совершенно чистосердечно считает, что открыл новую часть света. И вот с таким сообщением он не может никуда пробиться!

Парадоксально? Но так оно было.

Как доказать свою правоту? Как добиться, чтобы послали экспедицию к открытой им земле?

У Педро Кироса в руках лишь одно оружие: оружие слова.

Из «Памятной записки» Кироса

«Четырнадцать месяцев нахожусь я при дворе, и вот уже четырнадцать лет минуло с той поры, как я целиком посвятил себя делу, в коем не ищу для себя ни малейшей выгоды, лишь успеха самому предприятию. Преодолевая бесчисленные препятствия, я прошел на суше и на море более 20 тысяч лиг, затратив все свои средства, Подвергая себя лишениям и тяготам, претерпев так много страшного, что самому не верится, и все это ради того, чтобы не заглохло благочестивое и нужное дело...

Все земли, которые мы видели, находятся в жаркой зоне, кое-где доходят до экватора, а от экватора тянутся к югу, а где чуть поближе, и если они действительно окажутся таковыми, какими представляются, то эти земли – антиподы по отношению к большей части Африки, ко всей Европе и значительной части Азии.

Население там многочисленное, цвет кожи самый различный; встречаются белые, коричневые, встречаются мулаты различных оттенков, есть индейцы и люди, родившиеся в смешанных браках. Кое у кого из аборигенов волосы черные, густые и прямые, у других же короткие, завитые спиралью; встречаются и такие, у которых волосы мягкие и с рыжеватым оттенком; эти отличия свидетельствуют об активном общении и не менее активных торговых связях. В силу вышеуказанного, а также поскольку земли здесь плодородные и богатые и население не имеет огнестрельного оружия, наносящего, как известно, огромный урон, а также и потому, что тамошние жители не работают в серебряных и тому подобных рудниках, равно как и в силу целого ряда других причин, население тут довольно многочисленное. Но местные жители понятия не имеют об искусстве, у них нет армии, нет крепости, нет законов, нет короля. Это лишь язычники, живущие племенами, не слишком дружелюбно относящиеся друг к другу. Обычно их оружие – луки и стрелы (причем стрелы обычно без яда), дубинки, палки, копья и дротики. Люди они пристойные, опрятные, разумные, благорасположенные и отзывчивые.

Живут они в деревянных домах, крыши покрывают пальмовыми листьями. Они изготавливают глиняные горшки, плетут камыш, употребляя его для одежды и для выделки циновок. Они обрабатывают камень и мрамор, изготавливают флейты, барабаны и ложки из полированного дерейа. У них есть места, отведенные для молебствий и специальные места для погребений. Обработанные участки, на которых произрастают овощи, фрукты и злаки, они ограждают палисадами и рвами. У островитян есть лодки весьма неплохие и вполне пригодные для путешествий с одного острова на другой.

Следует заметить, что существуют некоторые признаки, свидетельствующие о том, что эти племена где– то соседствуют с более цивилизованным народом. Подтверждением этому, в частности, служит тот факт, что они кастрируют свиней и домашнюю птицу...

К богатствам найденной земли следует причислить серебро и жемчуг, которые я сам видел, и золото, которое видел другой капитан, как он об этом сообщает в своей докладной записке. А также специи, орехи, перец, имбирь и сырье, необходимое для производства шелка. Произрастает здесь также алоэ, сахарный тростник и индиго. Много эбеновых деревьев и великое множество деревьев, пригодных для постройки судов, в том числе превосходный мачтовый лес.

...Земля эта настолько богата, что она одна может снабдить всем необходимым Америку и обогатить Испанию. И это я смогу доказать, если мне помогут. Следует также подчеркнуть, что все то, о чем я пишу, я видел на побережье или с моря, и есть надежда, что в глубине страны будут найдены такие богатства, которые превзойдут все то, что мы видели до сих пор. Необходимо отметить также, что основная моя задача заключалась в том, чтобы разыскать Большую землю, что и было осуществлено, но из-за моей болезни и ряда других причин, о которых мне не хочется распространяться, я не смог увидеть всего того, что мне хотелось бы...

Бухта Сан-Фелиппе-и-Сантьяго тянется на двадцать лиг. Она свободна от рифов, и в нее можно войти днем и ночью. На берегу разбросано много деревень, и в них, а также за ними мы видели множество столбов дыма, а ночью огней. Порт Вера-Крус такой огромный, что здесь хватит места для тысячи кораблей... И здесь можно воздвигнуть большой и населенный город, и жители его будут пользоваться всеми местными благами и удобствами. Они сумеют наладить связь с Чили, Перу, Панамой, Никарагуа, Гватемалой, Новой Испанией и Филиппинами. Найденная земля – своего рода ключ к ним и в своем этом качестве может стать торговым центром, приносящим большой доход. Я не преувеличиваю, утверждая, что здесь могут поселиться и жить в довольстве по меньшей мере 200 тысяч испанцев.

...Я не видел здесь ни песчаных пустынь, ни каких– либо колючих растений или деревьев с шипами, ни деревьев с торчащими в воздухе корнями, ни мест, которым угрожало бы наводнение, ни болот, ни горных вершин, покрытых снегом. В реках там, слава богу, не водятся крокодилы, в лесах нет ядовитых змей, не видно и муравьев, которые так неприятны в домах. Это весьма важное преимущество, и его стоит оценить, ибо, как известно, в Индиях немало пришлось забросить земель именно из-за всего этого.

Из всего вышеуказанного следует, что существуют две части света, отделенные от Европы, Африки и Азии. Первая – Америка, которую открыл Христофор Колумб, вторая и последняя – та, которую довелось увидеть мне. Я открыл ее во славу вашего величества».

День за днем пишет он прошения, письма, предлагает планы. Кормчий снова становится писцом.

Беда в том, что этому писцу нечего есть! У него всего две рубашки, латаный-перелатаный камзол да видавший виды, с чужого плеча плащ.

– Ах, сеньор Кирос, – говорит ему, блестя лукавыми глазами, миловидная хозяйка, – неужели вам не надоели все эти неведомые моря? Ведь в Испании тоже можно жить. И привыкнуть ко всему можно. Привыкла же я к Мадриду, хотя родом из Севильи. Конечно, женщине одной трудно приходится, но, – тут она чуть краснеет, – вы простите, что я вмешиваюсь в ваши дела, мне, однако, кажется, что если бы вы немного по-иному взглянули на вещи, у вас, наверное, все бы наладилось».

Что сказать ей? Может, и в самом деле бросить все, поступить на службу – с его знаниями это не так сложно, – позабыть о дальних странах и мирно дожить свой век, рассказывая внукам о том, что довелось ему увидеть, испытать, узнать во время своих путешествий?

Увы, это не для него. Тут ничего не поделаешь, он человек другого склада. Астрологи, наверное, правы: у каждого своя звезда.

...Иногда на него находят настоящие приступы бешенства: неужели он не сумеет доказать, какое значение имеют его путешествия, не сумеет продолжить свои исследования и осуществить то, чему он посвятил всю жизнь?

Государственный совет и его президент герцог Лерма и Совет по делам Индий во главе с графом Лемосом – вот те два полюса, между которыми проходит теперь жизнь Кироса.

Самое любопытное, что Лерма, так же как Лемос, вовсе не отказывают ему в аудиенции. В конце концов его принимают и его выслушивают и тот и другой. Более того, Лерма добивается для него приема у короля.

Что-нибудь существенное? О нет! Киросу – на сей раз в самом первом зале, в кабинет его не пускают – милостиво дают поцеловать руку. А дальше? Дальше ничего не происходит, ровным счетом ничего. Капитан продолжает сочинять свои меморандумы, тратит последние гроши на бумагу и чернила. Бумаги и чернил уходит много, ибо каждое прошение надо еще и переписать в нескольких экземплярах.

Ко всем его бедам прибавляется еще одна: соперничество между обоими ведомствами, от которых зависит решение его дела: оба совета давно и прочно враждуют между собой. Поскольку Кирос в свое время получил согласно повелению короля «добро» от Государственного совета, то Совет по делам Индий до сих пор чувствует себя уязвленным. И вымещает это, разумеется, прежде всего на Киросе.