Текст книги "Последние свидетели (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Утро было теплым. Трава гнулась от густой, крупной росы. Туман над лесом и садом, изгибаясь, плыл волнами. Скоро ветерок и солнце его поразгонят. Над кромкой земли показался огромный красный круг солнца. Ребята начали спускаться в ложбину, куда теплые лучи еще не скоро проникнут. Кругом тишина, казалось, что и войны нет. В саду тихо, но вот застрекотали сороки, мрачно каркнула ворона, а затем за Доном ухнуло несколько взрывов. И вновь тишина. Надолго ли?

Чтобы скоротать время, ребята негромко болтали обо всем, что приходило в голову.

По характеру Витька и Колька совсем разные: Витька разговорчивый, а Колька вообще-то молчун, но, когда надо, вопросики любит подбросить. Спросил Витьку, не подсказал ли пожилой мадьяр, где у них по дороге посты выставлены?

– Ты что? – изумился Витька. – Это ж военная тайна – разве скажет?

– Все равно надо было спросить, – заметил Колька.

Главное, считал он, выбраться из леса, разыскать своих и отдать еду.

Без сумок вертаться домой куда легче, да и спокойней. Кому они нужны? А что, если по дороге сумки отберут? Вот ведь чего не хотелось бы. Но пока тихо, спокойно и никто не останавливал. Они спешили. Витька в Верхнем Карабуте бывал много раз, дорогу знает. Еще до войны его брал в Карабут отец: у него там была работа. Но отца забрали на фронт и скоро прислали похоронку.

Витька уже порядком вспотел, да и Кольке жарко. Иногда они останавливались, поправляли на плечах лямки и, отдышавшись, шли дальше. Дошли до кургана, стали подниматься на него. Это был самый высокий во всей округе курган: с него далеко-далеко просматривался лес Гарус, многие села и даже сам Дон. Взору ребят открылась широкая полоса реки, лес, овраги.

"За Доном – наши, – подумал Колька. – Это ж совсем недалеко." Витьке хотя и тяжело дышать, но отдыхать на верхушке кургана он не стал. Начали спускаться вниз. Показалась бывшая барская усадьба. Заметили пост мадьяр: остановились, переждали, пока солдаты вошли в сад, и бегом дальше.

У кромки леса в глаза бросились задранные в небо стволы зениток, но солдат не увидели. За кустом шиповника присели, стали думать, как незаметней проскочить дальше. Перебежали к кустистой яблоне и опять присели: как же тяжело приседать с тяжелой сумкой на спине! Хорошо, что мадьяры или спят, или сидят в своих землянках. Скоро сад остался позади. Какое у сада странное название – Чижмак! Чиж – мак! Впереди лес Гарус, тоже странное название. Откуда оно взялось? Лес простирался от хутора Широкий до сел Колодежное, Верхний Карабут и дальше, до самого Дона. На склонах балок, оврагов, в многочисленных ярах росли высокие, кряжистые дубы, ясени, клены... Ребята спешили. Они не заметили несколько зенитных батарей, спрятанных на окраинах леса. Устали, но об этом ли говорить? На выходе из леса увидели солдат и какие-то строения среди деревьев, однако и в этот раз повезло – их не задержали. Витька раскраснелся, дышал неровно, с хрипом, будто вдыхаемый воздух за что-то цеплялся! Вскоре вышли на полевую дорогу.

– Не знаешь, почему лес Гарусом назвали? – лишь бы начать разговор, спросил Колька.

В другой бы раз Витька одним словом не отделался, а тут ответил равнодушно:

– Не знаю. – Остановившись, спросил: – А Карабут почему?

– Знаю, знаю, дед говорил. "Кара" – черная, а "бут" – яма, вот тебе по-татарски и черная яма.

– Верно. А мне об этом когда-то отец сказывал. Он до войны в Карабуте работал и меня с собой иногда брал. – Виктор вздохнул, вспомнив о погибшем отце.

– Дед столько интересного знает – не перечесть, – сменил тему разговора Колька. – Он в крепости Баязет служил и даже помнит номер своей винтовки...

– А где такая крепость?

– На Кавказе, где живут черкесы и разные кавказцы. Он про них песню поет, а мы с Васькой подпеваем. Послушай:

Ой да гололобые черкесы,

Вы-ы не злитеся на нас...

Правда – здорово! – Колька хотел дальше напеть, но Витька спросил:

– Почему гололобые?

– Наверно, подстригались наголо, вот и гололобые. – Помолчав, Колька продолжил: – А еще дед говорил, что в лесу была батарея... Пушки возили на лошадях, а солдаты в Белогорье жили. Давно это было, после войны с французами...

– Давай постоим, совсем задыхаюсь, – сказал Витька. –Может, пиджаки снимем?

– Я не буду, плечи болят.

Пошли дальше. Впереди показались крайние дома Верхнего Карабута.

– Почти пришли, – повеселел Витька. – Представляю, как Машуня обрадуется.

– Шурка тоже. Но их надо разыскать?

– Погляди вон туда, может, наши? – Витька махнул рукой на копошившихся в поле людей. Их было много. Ребята долго смотрели, но угадать, кто это, так и не сумели. – Может, сбегаешь? – попросил Витька. – Сам бы мотнул, да быстро не смогу.

Кольку упрашивать не надо. Витька помог снять со спины сумку, но свою снимать не стал. Колька побежал, даже корзинку забыл оставить.

– Корзинку-то зачем? – крикнул вдогонку Витька, но Колька не оглянулся. И в этот раз ребятам повезло: Витька только присел, как вернулся радостный Колька, а с ним – Шурка с Машей.

Встреча была такой, будто целый год не виделись: обнимались, смеялись, плакали. Даже у Шурки глаза заслезились.

– Отойдем вон на тот бугорок,– сказала она и потащила Кольку с обочины дороги. Оглядываясь, говорила, что охранники отпустили всего лишь на час и они должны на бугре их видеть. Девчонки набросились на еду и стали расспрашивать, как там дома. Ребята отвечали, но и сами не забывали о наказах.

– Мальчики! Какие вы молодцы! – восклицала Шурка. – Как только догадались! А знаете, недавно нас свои обстреляли... – При слове "свои" Шурка кивнула в сторону Дона.

– Было так страшно, – добавила Маша. – Они-то, наверно, думали, что тут немцы.

– И как же вы? – спросил Виктор, обнимая сестру.

– А нас дядя Ефрем в овраг увел. Вернулись, а тут вот такие ямы! – Маша развела руки. – И как раз там, где копали.

– Да-а, – ребята почесали головы. – Выходит, дядька Ефрем всех спас?

Шурка с Машей закивали.

– А живете где? – спросил Колька. – Мадьяр тетке говорил, что в старом сараюшке.

– Во-он наше гнездышко, – показала Шурка рукой на видневшийся в низине сарай.

– Все-все в этом сарае? – не поверил Витька.

– Угу, – кивнула Маша. – Тесно, зато ночью тепло. Только дома не говорите, и что наши стреляли, тоже не надо...

Как же быстро пролетел час встречи: они даже друг на друга не успели наглядеться. Почти ничего не рассказали. Так хотелось побыть еще...

От работавших отделился и пошел в их сторону охранник. Он несколько раз крикнул – "кичи"1 и помахал рукой в сторону леса.

– Чего это он? – спросил Колька.

– "Кичи" – по-ихнему мальчики, а рукой машет – вам пора уходить, – пояснила Шурка.

Мадьяр ждал.

– Стоит как столб, – поморщился Витька.

– Боится, как бы его начальник вас не увидел. Он еще отпустил, а тут есть такой злюка...– Маша покачала головой.

Прощание было невеселым. Девчонки остались, а ребята вышли на дорогу и медленно, то и дело оглядываясь, пошли в сторону леса. Шурка с Машей махали платками, пока они не скрылись из вида.

Какое-то время ребята шли молча. На душе у Кольки грустно – переживал за сестру. Он-то идет домой, а она – траншеи мадьярам копает и спит в дырявом сарае. Охранник никуда не отпускает. Наши из-за Дона стреляют, а ведь так и убить можно! Как они с Машей уплетали творог и помидоры! Маша совсем не плакала. Теперь к ним можно чаще приходить: в дороге не страшно, а часовые на них – ноль внимания. Колька толкнул друга в спину.

– Может, пробежимся?

– Ты же знаешь, – буркнул тот недовольно, с присвистом.

– Ах, совсем забыл.

Витька приостановился.

– Коль, ты заметил, как Машуня изменилась?

– Да-а, совсем не плакса.

– Маме расскажу, вот обрадуется. Подумать надо – ни слезинки! – Встречей с сестрой Витька доволен. – Ты тоже скажи маме про Машуню, а то подумает, что вру, – попросил он Кольку.

– Скажу, скажу. А знаешь, можно и завтра к ним сходить.

– Это ты здорово придумал, – похвалил друга Витька. – Так и будем ходить, пока не вернутся. – Витька повеселел. Размечтавшись, ребята совсем отключились от дороги и что только не выдумывали, какие планы не строили.

...Послышался резкий окрик: ребята от неожиданности вздрогнули и оглянулись. С карабинами наперевес из леса вышли два солдата-мадьяра: один длинный и темный, как цыган, другой – невысокого роста, но полный, как колобок. Он-то им и кричал. "Коротыш, – подумал Колька, – а орет так, что в Лыково слышно." Подходя к ним, коротыш несколько раз сказал: "Кичи-партизан, кичи-партизан". – "Чего мелет, какие мы партизаны, – не понял Колька. – Он что, чокнутый?"

Ребята поначалу думали, что все это шутка, а солдаты хотят поглядеть, что у них в корзинке. Откуда им знать, что в ней пусто. Ребята стали наперебой пояснять, что носили сестрам в Верхний Карабут еду, что сестры роют для них же окопы и траншеи... Но мадьяры твердили, что они партизаны. Тогда Витька попытался солдат разжалобить: дома мать и две маленьких сестренки ждут и будут плакать. Но на солдат это не подействовало. Подталкивая ребят карабинами в спину, мадьяры повели их вглубь леса к землянкам. Около одной землянки остановились, коротыш что-то сказал часовому, и тот их всех пропустил вовнутрь землянки. Солдаты сели за стол из необструганных досок и стали ребят допрашивать.

– Кто вы и откуда? Куда и зачем ходили?

Приставал в основном коротыш: он немного понимал по-русски. Высокий мадьяр сидел с ним рядом и делал страшные глаза. Допрашивали долго, спрашивали о разном. Ребята повторяли то, что уже говорили раньше, и это злило мадьяр. Наконец допрос прекратили, а может, им надоело. Бросив на ребят недобрые взгляды, мадьяры встали и начали между собой переговариваться.

– О чем это они? – спросил Колька, вытирая ладонью вспотевший лоб.

– Небось думают, что с нами делать, – сказал Витька поникшим голосом. В землянке было душно, воздуха Витьке не хватало и дышал он тяжело, с хрипом.

– Как бы узнать?

– Лучше не узнавать.

– Почему?

– Не понимаешь, да? – Витька постучал пальцем по голове. – Запросто могут тово, ну, сам должен догадаться...

– Ты что? – прошипел Колька, и его глаза чуть не вылезли из орбит.

Солдаты вытолкнули ребят из землянки. Коротыш принес откуда-то две лопаты. Их повели к опушке леса, что метрах в пятидесяти от землянок. В одной руке Колька нес корзинку, в другой – лопату. Остановились. Солдаты стали опять о чем-то договариваться. Ребята с тревогой глядели на них, но ничего не понимали.

– Кому записка даваль? – крикнул коротыш Витьке. – Если не отвечать – буду пук-пук, – и задвигал стволом карабина.

– Чего разорался? – сказал Колька совсем тихо, а у самого руки дрожат.

– Спрашивает про какую-то записку, если не признаемся, кому отдали – убьют, – вздохнул Витька.

– О-о! – застонал Колька. – Скажи ему, что не было никаких записок, мы носили сестрам еду, ам-ам.. Не было секретов у нас, не было, а было ам-ам...

Витька хриплым голосом вновь стал с помощью рук, жестов, мимики пояснять, что носили в Карабут сестрам еду, но их не слушали. Голос у Витьки совсем сорвался и он громко застонал: оо-ох, оо-ох! Дышал открытым ртом, но воздуха все равно не хватало. Колька еле разобрал, что тот прошептал.

– В лесу никого наших... даже не узнают...

Ребята глядели друг на друга и не знали, что делать. Почему мадьяры им не верят? Разве трудно проверить? Ведь Лыково и Верхний Карабут совсем рядом. Откуда им было знать, что за поимку партизана солдатам предоставлялся отпуск. Вот мадьяры и старались правдами и неправдами получить его. Уйдя в себя, Колька тупо уставился на мадьяр, повторяя: мы не виноваты, еду носили, ждут дома. При мысли о доме, что их сейчас уже ждут, навернулись слезы, и было трудно разглядеть Витьку, а также противных мадьяр. Солдаты же будто озверели. Коротыш выхватил у Витьки лопату, отошел чуть в сторону, очертил сверху контур, несколько раз копнул и сунул лопату Витьке.

– Кап, кап, бистро, кап, кап, давай!.. – То же самое и Кольке.

– Кичи, делай свой могила, будем пук-пук! – скалился коротыш.

– Вот и все... – прохрипел Витька. – О-ох, гады, – застонал он, но копать не стал. Колька тоже бросил лопату: стояли и не могли сдвинуться с места. Все мысли крутились вокруг могил.

Солдаты стали бить ребят прикладами по ногам, рукам, спине. И откуда в них столько злобы? Что они сделали?.. Начали медленно втыкать лопаты в землю и нехотя отбрасывать ее в сторону. "Если побегу, – думал Колька, – пристрелят, не побегу – все равно убьют, а дома так и не узнают. Какое непонятное слово – Гарус, и как вообще все непонятно.... Только что был у Шурки: смеялись, шутили, хотели сходить к ним завтра..."

Кольке вспомнилось: когда отец еще был жив, то иногда брал их с Васькой в лес по грибы. Как-то долго-долго они бродили по лесу и вышли на залитую солнцем лесную открытость. Отец огляделся и, улыбаясь, произнес:

– Вот она, моя любимая поляна! – Потом говорил про деревья, что там росли, про лечебные травы и про грибы... Отец присел на взгорок отдохнуть, а Колька с Васькой, прячась то в густой траве, то за деревьями и пнями, играли. Было так здорово!

"Эта поляна, – думал Колька, – совсем на ту не похожа. Кругом мрачные землянки, поваленные деревья, рытвины, трава повысохла, щебетанья птиц не слышно! Мадьяры издеваются и на шаг от себя не отпускают..." Как только переставали копать, они ширяли в спины прикладами. Словно простуженным голосом Витька начал читать молитву "Отче наш". Голос дрожал, срывался... А Кольку вдруг начало всего трясти: тряслись руки, ноги, голова, звонко пристукивали зубы, а язык – не шевелился.

– Молитву читай, молитву, – прошептал Витька. – Проси Господа Бога, чтоб спас нас...

"Господи, – думал в мыслях Колька, – ведь мы ни в чем перед тобой не виноваты! Господи, спаси меня и друга моего Витьку, помоги нам уйти отсюда домой!.."

Когда Колька выбрасывал из ямы землю, то вдруг сквозь слезы, в голубом небесном мареве, среди пушистых облаков, увидел (или показалось) двух ангелов. Будто они летели к ним, на поляну и были с добрыми детскими лицами, сказочными серебристыми крылышками...

Колька протер ладонью глаза, запрокинул голову, всмотрелся в небо, но никого не увидел. "Странно, ведь только что летели, – подумал он, – неужели померещилось?" Но стоять и глядеть в небо нельзя – коротыш двинет прикладом, однако можно потихоньку бросать землю и смотреть, смотреть... Видно, ангелы скрылись в наплывших облаках, но они обязательно появятся. Как же Кольке хотелось хоть еще разок их увидеть! А пока он будет молиться и просить Господа Бога прислать к ним с Витькой ангелов-спасителей. Молиться его бабка Галя научила. Не раз слышал, как она перед сном молитвы читала. Для Кольки в этом нет ничего сложного, надо только просить Бога, чтобы не бросил их и помог. Бабке Бог всегда помогал. Лишь один раз он ее молитвы не услышал: это когда отец тяжело заболел и умер. Бабка тогда сказала, что так было Господу Богу угодно. Колька же молился, надеясь, что Бог на его просьбы откликнется... И заметил, что трясучка поубавилась, на душе стало спокойней.

Колька не только бросал землю и искал на небе исчезнувших ангелов, но и не упускал из вида коротыша. Вот тот опять нацелился ткнуть прикладом Витьку, но вытянутая рука с карабином вдруг замерла, а сам он вытянулся, поджал пузо и стал поправлять на себе китель, пилотку. Быстро встал, приставив к ноге карабин со штыком, длинный солдат-увалень. До этого он сидел на бугорке, срывал цветы и общипывал с них лепестки. "Хмурый, мрачный, видно, потому, что постоянно думает о чем-то страшном и эти мысли не дают ему покоя", – думал Колька.

Он оглянулся. Со стороны землянок к ним легким шагом шел подтянутый военный: в сапогах, галифе, но китель без наградных колодок. На петлицах четыре кубика. "В доме Витьки живет военный, у него тоже четыре кубика, и все зовут его господином фельдфебелем", – вспомнил Колька. Фельдфебель остановился, посмотрел на солдат, на Витьку с Колькой и на ямы, что они копали. Нагнувшись, поднял Колькину корзинку, вытряхнул попавшую в нее землю, потом осторожно поставил на землю. Спросил Витьку:

– Твоя?

Витька обрадовался, что военный спросил по-русски, с готовностью ответил:

– Нет-нет, вот его! – И указал на Кольку. – Он в ней помидоры нес.

– Помидор? Куда?

– Сестре Шурке, в Верхний Карабут.

– Кто Шурка? – Фельдфебель повернулся к Кольке.

– Шурка – моя сестра, – поспешил ответить тот. – Она траншеи в Карабуте копает.

– Карабут? – переспросил фельдфебель. Колька закивал и стал вытирать ладонью со лба пот. "Фельдфебель-то не злой, – подумал он. – Говорит по-русски, и корзинку поставил, а не поддал пинком". Тут Витька добавил, что в Верхнем Карабуте копает и его сестра, и много людей из Лыково, а они еду туда носили и никакие они не партизаны. Фельдфебель слушал, не перебивая. Указав на лопаты, спросил:

– Окопы? Траншеи?

Витька с Колькой долго-долго глядели на него, а потом грустно покачали головами.

– Нет, – выдохнули. – Не траншеи, а себе могилы... – Глаза ребят наполнились слезами, а Колька заревел в голос.

– Могил? – Фельдфебель повернул голову к солдатам. Размахивая руками, коротыш стал что-то быстро-быстро ему объяснять. Длинный, выпучив глаза, молчал. По лицу фельдфебеля ребята заметили, что на коротыша он злится и решил все проверить. Уточнив фамилии сестер и место, где они работают, фельдфебель с коротышом пошли к землянкам. Длинный остался их караулить. Проходя мимо, фельдфебель приостановился, поглядел на ребят, и его губы, глаза тронула ободряющая улыбка.

– Ты видел, Коль, ты видел, он нам улыбнулся! – обрадовано воскликнул Витька.

– Не кричи так, услышит. – Колька показал глазами на мадьяра, но солдат опять сел на бугорок и о чем-то задумался.

– Он по-русски ни бельмеса, – махнул Витька рукой. – Как думаешь, отпустит?

– Отпустит, – уверенно сказал Колька. – Это наш ангел.

– Какой ангел? – не понял Витька.

– Ангел-спаситель! – И Колька рассказал другу про свое недавнее видение: в пушистых облаках два ангела...

Обхватив голову руками, Витька радостно забормотал, что это к ним снизошла благодать Божья. Потом вдруг недоверчиво спросил:

– А не врешь?

– Вот те крест, – перекрестился Колька.

Витька завздыхал и с вдохновением несколько раз перекрестился. – Здорово!.. – прошептал.

Длинный мадьяр с любопытством смотрел на ребят.

– Знаешь, – воскликнул Витька, – пока не придет фельдфебель давай молиться, чтоб он нас не забыл. Молись и проси Господа Бога, чтобы даровал нам жизнь!..

Могилы копать они перестали и с нетерпением ожидали возвращения фельдфебеля. А Кольке так пришлись по душе слова Витьки: "Проси Господа Бога, чтобы даровал нам жизнь...". Как здорово – "даровал жизнь!" Уйдя в себя, он читал молитвы, но при этом не забывал поглядывать в сторону землянок. Наконец фельдфебель вышел и направился к ним. Коротыша с ним не было. Солдат поправил форму и встал во фрунт.

Какими же глазами глядели ребята на подошедшего фельдфебеля! Сколько в них было надежды! Неужели ангелы Кольке только померещились? Сердце подсказывало, что человек с добрыми глазами их непременно отпустит. Фельдфебель, окинув ребят внимательным взглядом, вдруг улыбнулся и мягко сказал:

– Идите домой.

Но ребята даже не пошевелились, они словно примерзли.

– Домой! Лыково! Бегом! – повторил мадьяр. Его глаза на миг погрустнели: – Может, потом вспомните меня... –Повернулся и пошел к землянкам, а за ним, перекинув карабин через плечо, потопал длинный солдат.

Бежать и как можно дальше от этого кошмарного места! Колька так припустил, что забыл о Витьке, а тот бежать не мог. Остановился, подождал друга. Пошли быстро, не оглядываясь. Витьке дышалось тяжело, но теперь не от страшных переживаний, а от радости, что скоро вернутся домой. Позади остались Гарус, Чижмак, начался подъем на курган: поначалу он малозаметен, а потом круче, круче. Наконец поднялись до верхушки. С вершины кургана можно увидеть злополучную полянку в Гарусе, где только что копали себе могилы. Коротыш небось и сейчас кого-нибудь там поджидает. От этой мысли Колька почувствовал, как по всему телу пробежала холодная дрожь. Если б не Божья благодать да добрый фельдфебель, страшно представить, чем могло все закончиться.

На вершине кургана тихо и спокойно, если громко крикнуть, то голос непременно долетит до родного села. Ребятам вдруг захотелось покричать с кургана. Пусть в Лыково их услышат. Голосистей был Колька, он и начал первым. Набрав полную грудь воздуха, заорал, потом еще и еще...

– Ага-га-га-га-а!..

У Витьки голос слабее, к тому же хрипит, а иногда срывается и сипит. Но, с радости, что скоро будет дома, так завопил, что Колька уши заткнул.

– Ого-го-го-го-о!..

Крики ребят волнами плыли домой в Лыково, к сестрам в Верхний Карабут и много еще куда. Потом ребятам захотелось подурачиться.

– Я – Бе-лый! – кричал Колька.

– А я – Шш-ме-ель! – вторил ему Витька. Звуки дробились, и где-то вдали слышались лишь их отголоски. Вволю накричавшись, ребята притихли.

– Будто век тут не были, – прошептал Витька.

– Утром была такая роса, хоть купайся, – тоже шепотом сказал Колька.

– Дома ждут. Мать сразу о Машуне станет расспрашивать. Может, не скажем про могилы?

– Лучше не надо, – кивнул Колька.

– И никому-никому, даже Ваське.

– А если опять придется идти?

– Страшновато... – Витька почесал затылок.

– Ну и задачка, – согласился Колька. – И так не так, и так не так, а как? Может, землянки лесом обойти?

– Скоро вернутся наши, и ходить не надо будет. – А кто наши, – то ли сестры из Верхнего Карабута, то ли наши солдаты?..

– Быстрей бы, – согласился Колька.

Пора домой, а уходить не хотелось. Курган и открывавшиеся с него красоты успокаивали: каждый думал о своем. Тишину нарушил Колька – вдруг захохотал. Витька глянул на него, но так и не понял, с чего бы это? А Колька хохотал все громче и громче. Глядя на него, Витьке тоже стало смешно: он начал другу подхохатывать, и вскоре они уже ржали на пару, да так, что не остановить.

– Кор-ро-тыш тык-тык меня по но-ггам, прик-прик-ладом... а мне не боль-но... – наконец сквозь смех и слезы выдавил из себя Колька. – Пот-том бил бот-тинком, а мне нис-коле-чко!.. – Колька вспоминал об этом и просто корчился от смеха. Задрав штанину, показывал Витьке темные синяки на ноге и хохотал. Скинув рубаху, Витька тоже показывал, где его ударил прикладом по спине коротыш, и тоже до слез хохотал.

– З-зна-ешь, кто он? – заикаясь, сказал Колька.

– Кто?

– Он, он... – никак не мог успокоиться Колька, – выхухоль... Ха-ха-ха! Жирный, лохматый вы-ху-холь. Ха-ха-ха!

– Точно, лохмач, ха-ха-ха! – с хрипом смеялся Витька.

Истерика прошла не сразу.

– Чего это мы? – спросил вдруг Витька, когда смеяться уже не было сил.

– Наверно, так надо, – ответил и икнул Колька.

– Еще похохочем?

– Хватит, пошли домой...

...Кольку на порожке поджидали дед Матвей и Васька, потом из дома выскочили мать с бабкой, братишка с сестренкой – самые малые. Дед никогда на порожке не рассиживался – хлопот по хозяйству всегда хватало, а тут бросил все и внука дожидался. Глаза под надвинутыми бровями строгие, взгляд пронизывает Кольку насквозь. Васька, хлопнув брата ладонью по плечу, спросил:

– Чего так долго?

Потом и все загалдели:

– Как там, живы ли, когда домой?..

Бледная мать ждет ответа, бабка с ней рядом, младшие забрались к ним на коленки. А Кольке, как назло, вспомнился случай в лесу, идиотские крики коротыша и недорытые могилы. Об этом ли сейчас думать? Потряс головой, будто только из воды вылез. Почувствовал, как глаза заволакивают слезы, зажмурился, чтоб не заметили, прогнал слезу, улыбнулся и, взмахнув рукой, крикнул:

– Нор-маль-но!

И все заулыбались, радостно завздыхали, а дед, легонько толкнув плечом бабку, довольно сказал:

– А что я говорил? – Покряхтел и важно расправил суховатыми ладонями седую бороду. И вновь вопросы: долго ли искали, как в дороге, что делают, похудела ли? Колька не успевал отвечать. Дед Матвей задал лишь один вопрос:

– В дороге, внучек, никто не задержал?

Прищурив глаза, смотрел так, будто хотел сказать: мол, меня ни в чем не обманешь. В этот момент у Кольки запершило в горле, он откашлялся, а потом, насупившись, покачал головой.

– Ну и ладненько, – кивнул дед, – а то ведь по-всякому думалось. – Потом ссадил с коленей самую младшую внучку, тяжело поднялся и пошел во двор. Кольку еще порасспрашивала мать, но скоро и она отстала. Чмокнув внука в макушку, бабка предложила поесть, но Колька отказался. Пошли с Васькой на огород. Мать попросила стащить во двор тыквы.

А вечером друзья собрались в цементной яме. Витька с Колькой рассказывали о своем походе в Верхний Карабут, и выдумки у них было хоть отбавляй. Ребята и верили, и не верили, но слушали, много раз переспрашивали и как всегда спорили.

Когда рано утром Колька проснулся и вышел во двор, к нему подошла мать: охая, сказала, что во сне он сильно кричал: "Партизан! Партизан!", а вот другое слово она не разобрала. Спросила:

– С чего бы это, сынок?

– Не помню, – пожал плечами Колька, – я же спал.

– Так громко и жалобно кричал, что испугалась, даже разбудить хотела, но ты перестал.

– Да в партизан мы вечером с ребятами играли, – успокоил мать Колька, потом зевнул и пошел за сарай.

Услышал, как она сзади негромко забормотала:

– Помилуй Бог... Помилуй Бог...

Экипаж с задания

не вернулся

Колька Колесников с Борькой Суменко пасли на выгоне телят. Выгон недалеко от села Лыково. Да и телят-то всего четыре: два – Колесниковых и два – Суменко. Дед Матвей сказал, что оставлять телят без пригляда нельзя, мадьяры сразу уволокут. Кольке бывать на выгоне нравится: тут можно с Борькой поиграть или с ним побороться – в силе они почти равные. В обед сбегают по очереди домой, чего-нибудь поедят, а уж потом на выгоне до самого вечера. А какой обзор с выгона! Лыково прямо как на ладони: справа, на взгорке, крутит крыльями ветряк, с другой стороны – простирается лес Гарус, поодаль от лесного массива – сад Чижмак, а за лесом, ближе к Дону, село Верхний Карабут. Где-то есть еще и Нижний Карабут, но это село называют просто Карабутом. Со стороны Дона и Верхнего Карабута часто слышна канонада: то глухая, будто стон больного человека, или быстрая-быстрая и из разного оружия. Колька с Борькой знают, где расположены зенитные батареи итальянцев и мадьяр, сколько в их батареях орудий, где и какие выставлены посты, в каких домах и сколько проживает мадьяр. Знают ребята, в какие склады завозят оружие и разную военную технику. Под складами у них теперь бывшие колхозные фермы.

Мадьяры боятся, что красные вдруг переправятся на правый берег, потому и оборону укрепляют: строят доты, дзоты, расставляют батареи и другие огневые точки. Наблюдая с выгона за мадьярами, ребята каждый раз подмечают что-то новое.

В этот день они вначале поиграли, потом принялись неспешно оглядывать местность. Стрельбы да Доном никакой, кругом глухая тишина. Ночью прошел дождь и земля еще не пообсохла. Босые ноги покраснели, зато отмылись и стали чище. Ветряк на бугре от сильного ветра крутился, гудел, будто взлететь собрался. На небе громоздились рваные тучи, то светло-пушистые, прозрачные, то темно-синие, словно ледяные. Они просто скакали по небу: одни уплывали, другие, их еще больше, вновь и вновь появлялись. Ветрено, холодно. Ребята побегали друг за другом, чтобы согреться, потом сидели, прижавшись спиной к спине, и опять глазели на небо и на землю. Не нравился холод и молоденьким теляткам: они недовольно мычали, жались друг к другу, подставляли свои пухлые бока изредка появлявшимся между облаков лучам солнца.

Первый заметил вынырнувшие из-за облаков краснозвездные самолеты Колька. Они появились словно стайка птиц.

– Наши, наши летят! – звонко и радостно крикнул он, оторвавшись от спины друга.

– Где наши, где? – закрутил тот головой.

– Во-он над Камышовкой, гляди, гляди щас появятся.

Но как назло небо в том месте заволокло облаками, и самолеты исчезли. Сколько ни глядели, а их все нет и нет.

– Может, птицы, – разочарованно сказал Борька. – Даже не гудят.

– Никакие не птицы – самолеты, сам видел! – горячился Колька, впившись взглядом в просвет между облаков, где они должны вот-вот появиться.

Гулко и дробно застучали зенитки итальянцев. Все верно, самолеты как раз находились в зоне их обстрела. Зенитчики били трассирующими снарядами и ребята хорошо видели, как они приближались к облакам, потом в них терялись и где-то высоко в небе взрывались. Вот этого Колька и Борька уже не видели.

– Глянь, глянь, мадьяры к зениткам бегут! – крикнул Борька. – Проспали!

– Сейчас и эти начнут палить, – мрачно добавил Колька.

– Бомбы по складам бы бросить, а? Уу-х как рванет! – крикнул Борька и мотнул головой в сторону ферм, где охранники уже успели попрятаться.

– Нет-ет, скорее на Харьков полетят. Дед говорил, там такая заваруха.

Наконец из-за облаков вынырнули самолеты. Их было четыре. Лучи солнца скользнули по ним, и Борька убедился, что это не птицы, да и не стали бы по птичкам из зениток стрелять. Почти рядом звонко застучали венгерские зенитки. Они били без перерыва, но самолеты продолжали лететь в сторону Лыково. Трассирующие снаряды, будто гуси в полете, все плотнее и плотнее окружали самолеты, а тем хоть бы что. Ребята радовались, свистели, кричали, довольные тем, что зенитки бьют-бьют, а попасть не могут.

...Небольшое отступление. Николай Колесников позже окончит Одесское зенитно-артиллерийское военное училище, и уже как профессионал он не раз оценивал тот самый случай обстрела вражескими зенитчиками наших бомбардировщиков. Батарея венгров стояла на Чикмезовом кургане в полукилометре от села Лыково. Самолеты летели без прикрытия. Их курс пролегал через хутор Камышовку, между селами Андреевка и Лыково и дальше на запад. Первыми открыли по ним огонь итальянские зенитки, а когда самолеты стали подлетать к Лыково, застрочила зенитная батарея мадьяр. Огонь велся из полуавтоматических пушек трассирующими снарядами ударного действия. Было хорошо видно, как снаряды взрывались вокруг самолетов. Когда они поравнялись с Лыково, пушки успели дать еще несколько залпов, и один снаряд попал в хвостовую часть крайнего самолета. Был виден всплеск огня и слышен хлопок. Экипаж стал разворачивать самолет, чтобы вернуться к своим. Но с каждой секундой шлейф дыма становился все гуще и гуще. Самолет горел.

...Однако вернемся к тому холодному летнему утру и послушаем, как происшедшее воспринималось ребятишками. Николай Колесников вспоминает:

– Как только загоревшийся самолет пошел на разворот, венгры прекратили стрельбу и бросились в укрытие. Охрана складов попряталась еще раньше.

– Аг-га, струсили! – кричали они с Борькой. – Щас вам покажут! – Но самолет уже был неуправляем и сброшенные с него бомбы в цель не попали. "Хотя бы к своим дотянули", – переживали ребята, глядя вслед удаляющемуся черному столбу дыма. Взрыва не слышали, над лесом летчики с парашютами тоже не выбросились. Потом самолет пошел круто вниз и вскоре из поля зрения исчез. Может, перелетел, а может, и нет, как узнать? Вскоре раздалась артиллерийская стрельба: пушки били с левого берега Дона. Почему они вдруг начали стрелять? Все прояснилось лишь на другой день.