Текст книги "Чичерин"

Автор книги: Анатолий Сергеев

Соавторы: Станислав Зарницкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

15 ноября Чичерину удалось связаться с членом правительства Гаазе. Нарком известил его, что враги разработали план похода Антанты через Украину на Советскую Россию, что эти действия будут направлены также и против Германии. Вот почему необходимо, чтобы германские войска на Украине не препятствовали действиям советских войск. Пусть это имеет в виду Эберт.

Гаазе отвечал очень уклончиво, похоже, что он не хотел налаживать лояльных отношений с Советским правительством.

Чтобы добиться пропуска сотрудников советского полпредства в Берлин, Чичерин связался с Ковенским солдатским советом и тоже получил отказ.

– Солдатские советы победили повсюду, но они также повсюду настроены антибольшевистски. Вопрос о том, может ли ваше представительство ехать в Берлин, решает германское правительство, которому мы беспрекословно подчиняемся. Наше правило – порядок и исполнение долга. Мы не терпим хаоса.

И все же НКИД в своих нотах терпеливо добивался урегулирования с Берлином множества нерешенных дел. А Берлин не только не проявлял благожелательности, но нагромождал недоразумения и вообще был враждебен.

17 ноября состоялась еще одна бесплодная беседа с Гаазе, после чего связь с Берлином окончательно прервалась. Было ясно, что независимые плелись в хвосте у контрреволюционных социал-предателей, ожидать от такого псевдореволюционного правительства было нечего, и все надежды на совместные действия, рожденные первыми днями ноябрьской революции в Германии, оказались напрасными.

Подводя итоги попыткам установить отношения с Германией, Чичерин писал: «Со стороны Антанты после разгрома Германии надвигалась на нас грозная опасность. На нас в буквальном смысле слова шел мировой империализм. «Революционная» Германия должна была при этом сослужить мировой контрреволюции необходимую услугу. Германские войска должны были передать юг и запад бывшей Российской империи войскам антантовского империализма. Этот план рухнул по воле самих германских войск, которые поспешно эвакуировались на родину, совершенно не считаясь с хитроумными планами Каутского, пособника антантовского империализма и мировой контрреволюции».

Вдруг через несколько дней председатель Ковенского солдатского совета, выполняя указания Берлина, вызвал Чичерина и повел с ним разговор в явно примирительном тоне. Видно, что немцы начали ощущать чувствительные удары партизан в оккупированных областях. Это был новый фактор, его следовало использовать во внешнеполитической тактике. Чичерин начал пристальнее следить за ходом вооруженной борьбы в западных областях Советской России. При этом он проявлял недюжинные стратегические способности, подсказывал те или иные выгоднее операции, которые хорошо увязывались с внешнеполитическими действиями.

Нарком непосредственно принимал участие в разработке операции по захвату советскими войсками Гомеля. В разговоре с Минском 12 декабря он подсказал местным товарищам, при каких условиях можно пропустить немецкие войска, советовал быть осторожными, не позволять шейдемановцам втянуть себя в конфликт и согласовывать свои действия с настроениями рабочих и особенно железнодорожников, жаждущих отделаться от оккупантов.

Одновременно НКИД не оставляет без внимания все случаи грабежей и попыток отступающих немецких частей вывезти материальные ценности в Германию.

Чичерин обращается к германскому правительству и непосредственно к исполкому совета рабочих и солдат в Берлине с нотами протеста против ограбления советских районов под ложным прикрытием «права» на военную добычу и разоблачает контрреволюционное поведение германского правительства.

Факты показывают, что, сталкиваясь с русской революционной действительностью, иностранные солдаты начинают проникаться идеями социализма.

– Необходимо, – учил нарком сотрудников НКИД, – учитывать складывающуюся обстановку и за каждым местным явлением видеть общую картину развития. Важно помогать массам понять события и для этого развивать социалистическую пропаганду, всемерно способствовать распространению правды о Советской России.

Этого очень боялась верхушка германской социал-демократии, чье предательство вскоре проявилось самым отвратительным образом.

В начале января 1919 года в Берлине Носке жестоко подавил выступление революционных рабочих.

Попутно было разгромлено также берлинское отделение РОСТА и бюро по делам военнопленных. 10 января белогвардейцы Носке ворвались в здание бывшего русского представительства, вскрыли шкафы и столы, перерыли все бумаги.

Известие о зверском убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург потрясло Чичерина: убит его друг, один из первых учителей марксизма.

Гибнет революция в Германии. Не дремлет контрреволюция и в России. Генерал Юденич переехал в Гельсингфорс и попытался предпринять оттуда новый поход. Перед НКИД встают новые задачи.

В середине января 1919 года Советскому правительству стало известно, что Ллойд Джордж в «Совете десяти» признался, что интервенция против Советской России таит большую опасность для империалистов, что поддержка Деникина и Колчака оказалась бесполезной. Посему решено пригласить русских представителей на конференцию, чтобы договориться с ними.

Заявление Ллойд Джорджа о переговорах с большевиками подхватила западная печать.

Не воспользоваться этим было нельзя. Ленин требовал от НКИД неустанно действовать в пользу переговоров, не боясь вызвать у противника впечатление слабости.

Не дожидаясь приглашения Антанты, НКИД разработал собственные предложения, в которых доминировала мысль об «апелляции к экономической выгоде самой Антанты».

22 января Антанта и САСШ обратились ко всем воюющим в России группам с предложением «прислать своих представителей, не больше трех от каждой группы, для предварительных переговоров на Принцевы острова в Мраморном море». Логично было предположить, что вслед за этим последует официальное приглашение, но его не было.

28 января Чичерин радировал об этом Вильсону.

Истинная причина приглашения Советского правительства на Принцевы острова была вскрыта Лениным: «Вильсон предлагает перемирие и вызывает на совещание все правительства России. Боюсь, что он хочет закрепить за собой Сибирь и часть Юга, не надеясь иначе удержать почти ничего» [21]21
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 247.


[Закрыть]. Так оно и оказалось, антантовцы предали забвению свои обращения. История с приглашением на Принцевы острова оказалась мошенническим трюком. В течение всего 1919 года буржуазная дипломатия не раз демонстрировала лживость и страсть к надувательству. Как только положение белогвардейцев ухудшалось, Антанта проявляла призрачную склонность к мирным переговорам. Стоило ее положению улучшиться, как дипломаты прятались в тень.

Но советская дипломатия упорно добивалась мира. Блестящим примером ленинской тактики явилось обращение 4 февраля к странам Антанты с нотой, в которой признавались финансовые обязательства по отношению к своим кредиторам, готовность платить проценты по займам России и предлагалась система концессий. Ослепленные классовой ненавистью, буржуазные правительства игнорировали отнюдь не к своей пользе эту ноту. Другой раз, говорил Ленин, они от нас таких выгодных условий уже не получат.

Вскоре после срыва конференции на Принцевых островах в Москву выехал представитель американского президента Буллит.

Накануне своего отъезда в Россию он встретился с личным секретарем английского премьера Ллойд Джорджа. С ним обсудил и уточнил все свои предложения, и таким образом была разработана совместная англо-американская акция.

8 марта из Гельсингфорса по телеграфу Буллит запросил у Ленина разрешение на въезд в Россию. Согласие было дано, и навстречу ему выехал Чичерин. Нарком был вооружен конкретной программой Советского правительства. Советская Россия предлагала мир с капиталистами и не стояла за ценой.

При встрече Буллит изложил предложения американского правительства об условиях мирных переговоров. Чичерин подробно расспрашивал его о позиции стран Антанты, высказал особую озабоченность тем, что Франция поддерживает белогвардейцев, раздувая пожар гражданской войны. Нарком не скрывал заинтересованности Советского правительства в мирной передышке, но хотя американец и импонировал ему, он не спешил выложить ему советские условия.

Беседа затянулась за полночь. О мирной конференции говорили так, будто все было решено. Буллит говорил уже о деталях, сообщил, например, будто для поездки русских дипломатов на конференцию предоставлен специальный пароход, который будет их ждать у Аландских островов.

11 и 12 марта переговоры были продолжены в Москве. Положительное значение их было неоспоримо, и Советское правительство приняло американское предложение.

12 марта мирные советско-американские условия были разработаны во всех подробностях на основе предложений Вильсона.

Буллит увозил из Москвы впечатление, что коммунистическая революция победила окончательно и бесповоротно, что в России повсюду господствуют Советы и, кроме большевиков, в ней нет никакой другой организационной политической силы, которая была бы способна удержать власть.

Буллит уехал в Париж, и словно в ответ на его визит тотчас же началось наступление Колчака, в войсках которого было много иностранных военных советников. Вскоре в наступление перешла и армия Деникина. Миссия Буллита провалилась.

Страны Антанты не захотели пойти на мир. Они все еще надеялись на грубую силу, и кто знает, не укрепила ли поездка Буллита в Москву надежды сторонников интервенции на военный разгром большевиков.

Колчак и Деникин добились некоторых успехов. Вильсон, игнорируя миссию своего эмиссара, запретил публиковать проект соглашения, привезенный из Москвы. Ллойд Джордж публично заявил, что он-де вообще не имеет никакого отношения к миссии Буллита. Сам Буллит вышел из состава американской делегации на Версальских переговорах и публично осудил американское правительство.

Накопленная к этому времени в НКИД по указанию Чичерина информация говорила, что под давлением растущего революционного движения в странах Антанты их правители вынуждены были заговорить о мире. Конечно, они не упускали случая вредить Советской России всеми средствами. Они попытались известного полярного исследователя Нансена использовать в своих неблаговидных целях. Суть дела такова.

4 мая по радио было получено письмо Нансена Ленину. Знаменитый исследователь Арктики предлагал организовать международную комиссию по оказанию помощи России продовольствием и медикаментами, но эта помощь связывалась с требованием о прекращении борьбы против белогвардейцев.

6 мая Чичерин получил записку Ленина по поводу этой «новой» инициативы Антанты. Владимир Ильич предлагал поблагодарить Нансена за его гуманное предложение, но одновременно порекомендовать «не впутываться в политику». Антанта воспользовалась стремлением исследователя помочь народу России, а в результате получилось лицемерие, в котором не Нансен был виноват и не его обвиняло Советское правительство.

Ленин предлагал Чичерину разоблачить махинации Антанты. Сама записка Ленина представляла собой как бы конспект ноты, в которой следовало подчеркнуть, что Советское правительство всегда выступало за мир, оно соглашалось даже на Принцевы острова, оно приняло условия Буллита.

«Мы соглашались на перемирие для переговорово мире, конечно, с настоящимивиновниками войны, а не с пешками, т. е. с Англией, Францией, Америкой. Разъяснить подробно, что ониведут войну, ихсуда, ихпушки, ихпатроны, ихофицеры. Вскрыть подробно архилживое«отречение от интервенции» при поддержке ими(и натравливании ими) эстов, финнов, поляков».

«Далее, – читал Чичерин ленинское указание, – ежели перемирие не для мира,а для политической игры, – не хотим.С миром не шутят. Надуть нас никомуне удастся. И это развить» [22]22
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 305.


[Закрыть].

Ответ и был послан Нансену от имени Чичерина 7 мая.

Тем временем с трибуны Версальской конференции лились потоки лицемерных слов о мире. И с той же трибуны обрушивались потоки клеветы на Советскую Россию: она-де поддерживает мир в состоянии военного конфликта, она-де развязывает агрессию.

«Советская Россия, несомненно, будет скоро стучаться в дверь, чтобы получить доступ в Лигу наций!» – патетически восклицал Вильсон.

«Да, она стучится, – отвечал Чичерин в статье «Четыре конгресса», – но не для того, чтобы попасть в общество откровенно обнаруживших свою хищническую природу грабителей. Она стучится – стучится мировая рабочая революция. Она стучится, как в пьесе Метерлинка незваная гостья, незримое приближение которой сковывает сердца леденящим ужасом, шаги которой уже поднимаются по лестнице, сопровождаемые лязгом косы, – она стучится, она уже входит, она уже садится у стола оторопевшей семьи, она – незваная гостья, она – незримая смерть».

В Европе нарастали революционные события. Почти во всех странах мира развернулась широкая кампания пролетариата в поддержку Советской России.

Под руководством Бела Куна победили венгерские коммунисты, а в ночь с 4 на 5 апреля увенчалась успехом борьба баварских трудящихся. Чичерин устанавливает и поддерживает с Будапештом и Мюнхеном прямую связь.

Летом 1919 года Красная Армия одержала ряд значительных побед. Возникла возможность заключения мирных договоров с Прибалтийскими странами. Необходимость этого Чичерин давно видел. Мира с окраинными государствами нужно искать, и искать неустанно, ибо это лишало бы белогвардейских генералов баз для своих армий. НКИД начал готовить договоры, включая в них статьи, запрещающие поддержку и помощь белогвардейским частям. Идея мирных переговоров вначале некоторым военачальникам показалась неуместной, ведь Красная Армия одерживала успехи на Западном фронте. Чичерин настаивал. Он считал, что было бы ошибкой не воспользоваться благоприятными условиями, чтобы обеспечить себе мир.

В сентябре эстонское правительство откликнулось на призыв к мирным переговорам. Переговоры начались, но через день, очевидно после окрика Антанты, эстонские представители свернули переговоры и покинули Псков.

А через некоторое время началось наступление армии Юденича. Он был разбит, и Красная Армия вышла на границу с Эстонией. Троцкий под предлогом того, что эстонские части принимали участие в походе на Петроград, выступил за перенесение военных действий на эстонскую территорию. 22 октября Чичерин в категорической форме потребовал отклонить предложение Троцкого, сделать все, чтобы избежать войны с Эстонией. «Это резко изменило бы настроение во всех маленьких государствах, – писал он Ленину, – с которыми мы ведем или собираемся вести переговоры, и сорвало бы эти соглашения, так как везде воскресло бы представление о нашем якобы «империализме». Мирные переговоры сыграли громадную роль, убедив эстонское крестьянство и мещанство, что мы не хотим их завоевать… Эстонская военная партия была бы рада, если бы мы дали ей повод опять раздуть патриотический военный пыл крестьянства и мещанства против нас. Мы не должны лезть в эту западню».

Ленин в тот же день написал Троцкому: «По-моему, Чичерин прав. Проверено ли, что эстонцы воюют? Нет ли тут обмана? Или не идут ли с Юденичем эстонцы белые только(офицеры), составляющие меньшинство, и ничтожное, среди эстонцев?

Надо десять раз обдумать, десять раз примерить, ибо масса данных указывает на желание мира эстонским крестьянством» [23]23
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 51, стр. 69.


[Закрыть].

Точка зрения Чичерина возобладала.

5 декабря 1919 года переговоры с Эстонией возобновились. Впервые советские дипломаты на равноправных условиях сели с представителями буржуазной страны за стол переговоров, которые даже отдаленно не напоминали брестский диктат. Они послужили хорошим примером для последующих мирных переговоров с другими странами.

Глава пятая
ИДТИ ВПЕРЕД,
НЕ ЗАМЫКАТЬСЯ В КРУГЕ

– Мирный договор с Эстонией, – разъяснял Чичерин, выступая на пленарном заседании ВЦИК 4 февраля 1920 года, – является результатом продолжительной дипломатической работы, сложной борьбы и имеет целую историю. Уже летом, когда выяснилось, что мы недостаточно сильны для того, чтобы одновременно бороться против наступающих Деникина и Колчака и одновременно помешать Антанте создать ряд буржуазных республик на нашем Западном фронте, уже тогда нам стала ясна необходимость прийти к мирному соглашению с этими республиками.

А ведь даже двадцать дней назад никто не мог поручиться за успех этого договора.

31 декабря в Юрьеве было заключено перемирие и парафированы соглашения о независимости Эстонии, о границах и военных гарантиях. Главным были военные гарантии. На их выработку было потрачено много времени. Границы были проведены несколько восточнее прежней Эстляндской губернии.

Соглашение далось нелегко. В самый момент подписания, когда собрались все члены делегаций и просматривался в последний раз текст соглашения, вдруг сильно забеспокоился генерал Соотс, представитель главного командования, претендент на роль эстонского Фоша и Людендорфа. Для беспокойства генерала поистине была «основательная» причина: советская делегация показала ему карту, на которой была красным карандашом нанесена обусловленная русско-эстонская граница. К несчастью, карандаш был толстый, и линия границы вышла чересчур жирной, захватила несколько сот сажен, которые должны были лежать по ту сторону границы. И генерал Соотс горячо запротестовал против аннексионистских планов русского карандаша: «Мы, знаете ли, государство маленькое, бедное, нас всякий карандаш может обидеть».

Понадобились настойчивые убеждения, чтобы бдительный генерал поверил – линия границы будет определена на местности в полном соответствии с достигнутым соглашением.

Да что Соотс! Несмотря на свой генеральский чин, он ничего не определял. То, что предлагалось в Юрьеве, самым тщательным образом взвешивалось далеко на Западе – на Темзе и Сене. И если Ллойд Джордж был склонен к компромиссу, то Клемансо грозил предать анафеме всякого, кто признает возможным соглашение с Советской Россией, угрожал анафемой Эстонии, если она пойдет на соглашение с русскими.

– И вот между этими двумя мировыми контрастами находилась буржуазия маленькой Эстонии. Она выбрала очень простой путь: везде во всем с Англией… – констатирует нарком.

16 января 1920 года верховный совет Антанты вопреки требованию Франции принял решение о снятии с Советской России экономической блокады. Нужно ли говорить, что это была долгожданная победа советской дипломатии?

– Наш договор с Эстонией превратился в генеральную репетицию соглашения с Антантой, превратился в первый опыт прорыва блокады и в первый эксперимент мирного сожительства с буржуазными государствами, – подвел итог напряженного труда советских дипломатов Георгий Васильевич.

Эстонцы первыми поздравили наркома с этим выдающимся событием. Для них самих отмена блокады явилась огромным облегчением. В течение нескольких месяцев они метались из одной крайности в другую с единственным желанием – понять наконец, что же от них хотят Лондон и Париж. А затем в течение всего лишь двух недель были разрешены все вопросы, казавшиеся до этого неразрешимыми.

Наркому иностранных дел было поручено доложить ВЦИК о содержании подписанных договоров. Нарком говорил:

– Перед нами сейчас стоят величайшие, всемирно-исторические задачи. Перед всем миром стоит задача экономического восстановления после той разрухи, в которой находится мир, и победа будет за тем, кто сумеет вывести общество из разрухи. Когда Ллойд Джордж говорит, что большевизм можно победить хлебом, – это значит, что английские капиталисты надеются справиться с разрухой и требованиями рабочего класса. В этом мировом поединке победит тот, кто победит на строительной работе…

Вскоре состоялся обмен торговыми миссиями с Эстонией. Началась подготовка к нормализации отношений с другими Прибалтийскими странами, тоже на основе обмена миссиями Центросоюза или Красного Креста.

В марте 1920 года Чичерин провожал еще одну миссию – торговую миссию, которой руководил талантливый дипломат Леонид Борисович Красин.

– Мы не должны выступать в роли жалких просителей, – пояснял Чичерин. – Однажды русский министр иностранных дел Горчаков сказал: «Великая держава не нуждается в признании, она сама заявляет о своем существовании». В семнадцатом году мы заявили о своем существовании, год от года мы становимся все сильнее и сильнее, и недалек тот день, когда мы будем признаны. Сама история заставит империалистов сделать это.

В конце марта 1920 года в Москве открылся IX съезд РКП(б). Чичерин не участвовал в его работе, но он внимательно следил за ходом съезда: в условиях чрезвычайной оторванности советских представителей от Родины их своевременная информация о событиях в партии, в стране имела важное значение. Порой следовало не только информировать, но и убеждать в правильности решений партии, требовать неукоснительного выполнения этих решений.

Нарком сообщал Литвинову, находившемуся в то время в Копенгагене: «В нашей среде все умы поглощены вопросами о трудовой повинности, экономическом восстановлении собственными средствами, трудовой дисциплине, централизме или децентрализации, единоличном или коллегиальном управлении. Под этим знаком проходит начавшийся съезд партии. Я, к сожалению, не могу информировать вас о дебатах, играющих самую основную роль в переживаемый нами исторический момент, ибо я так поглощен миллионами деталей нашего комиссариата, что не имею возможности вырваться наружу. Вы знаете, как мало у нас сил и насколько наши силы по большей части неадекватны. Работа растет неимоверно, а между тем приходится по-прежнему следить за каждой мелочью, чтобы не делалась ерунда. Мой рабочий день достигает уже непрерывных 19 часов, причем мелочи и детали поглощают значительную часть времени. На съезде я до сих пор не был и не знаю, удастся ли мне там быть».

А мелочи очень досадные. Иоффе получил от него всего лишь краткую записку: «Я надеялся ночью написать Вам, но секретариат закапризничал, и я всю ночь разбирал бумаги по папкам. Комиссариат разрушен, я поглощен техникой, некогда заниматься политикой…» Как видно, Чичерин так и не смог изжить недостатка, который Ленин называл отсутствием «командирства». Конечно, он несколько шаржировал себя в письме Иоффе, политика была содержанием его повседневных дел и непрестанных раздумий.

За границей растет интерес к России, к ее хозяйственным планам, накапливаются сведения о том, что деловые круги не прочь заняться торговлей. Этим нельзя пренебрегать.

Ревель – наиболее удобное «окно в Европу» – привлекает самое пристальное внимание наркома. Через этот город можно получать самое необходимое. Ежедневно на имя Чичерина приходят десятки телеграмм, в которых излагаются все поступившие предложения иностранных фирм. С кем из них вести дела? Буржуазные торговые агенты предлагали все – от гвоздей и риса до новейших станков и паровозов. Нужно было быть осторожным, ибо платить приходилось золотом. На наркома иностранных дел дополнительно ложились внешнеторговые заботы.

Несмотря на обнадеживающее начало в развитии торговых отношений, имелись огромные трудности.

Советской дипломатии противостояла буржуазия Англии и Франции. «Англия, – писал Чичерин, – это мировая политика. Франция – это континентальная европейская политика. Англия – это сливки капиталистического общества, верхи капиталистического общества с самым широким кругозором и далекими перспективами. Франция – это банкир, нажившийся мелкий буржуа, заботящийся о своих прибылях и о своих сбережениях. Но, кроме того, политика Франции диктуется также вечным страхом перед возрождением Германии». Заставить Францию говорить с Советской Россией можно было, лишь учтя ее интересы в Европе. Можно заставить говорить и Англию, если будет нанесен удар по ее колониальной системе. Сближение с Германией и удар по английским интересам на Востоке – вот что определяет успех. К этому выводу пришел Чичерин, и он переключает внимание на Восток, сосредоточивая в своих руках все основные акции советской дипломатии в этом районе.

Еще в студенческие годы Георгий Васильевич «переболел» Востоком. Он отдал много времени изучению истории этого таинственного края. С годами рассеялись романтические иллюзии, накопились подлинные знания о восточных странах и народах. Жизнь заставила стать на почву сурового реализма.

Восточное национально-освободительное движение под влиянием Октября было на новом подъеме. Трудящиеся Востока надеялись на Страну Советов. В свою очередь, международная изоляция, как результат блокады западных границ России, усилила ее тяготение к восточным соседям. Было еще трудно завязать деловые взаимовыгодные отношения, мешало естественное недоверие, укоренившееся в результате грабительской политики царского правительства. Чувствовалась необходимость убедить общественность этих стран, что в лице Советской России они должны видеть не колонизатора, а друга, решительно порвавшего с политикой прошлого. Чичерин с присущей ему энергией приступил к разработке политических основ отношений с восточными соседями. В них закладывались ленинские принципы: невмешательство, равноправие, помощь, бескорыстие, взаимная выгода, сочувствие и поддержка в борьбе с общим врагом – империализмом.

Теперь посетителями НКИД все чаще становились различные деятели Востока. На прием к Чичерину приезжали восточные представители, а по дорогам Востока на конях, верблюдах и просто пешком двигались из Москвы первые советские дипломаты. Многие из них в те годы сложили свои головы в песках пустынь и на горных дорогах.

Полпреды Советской страны не носили фраков и лаковых ботинок. В бушлатах и гимнастерках, зачастую с винтовкой или с маузером, с мандатом, который не всегда предохранял от опасности, они прокладывали новые пути советской дипломатии, учились на ходу побеждать коварную английскую дипломатию. Учился и сам нарком, он учитывал все сложности отношений в этом районе, его увлекали поиски разгадок.

Восточный мир в глубочайшем брожении, здесь пульсируют могущественные силы, они толкают его на борьбу против Запада, но в то же время в нем есть много такого, что может настраивать его против Советской России. Можно ли увеличить первые и нейтрализовать вторые – точный, насколько это возможно во внешней политике, ответ на этот вопрос определит многое. Здесь нельзя мерить события привычными мерками и впадать в уныние, обнаружив, что во главе национально-освободительного движения стоит молодая национальная буржуазия.

Чичерин рекомендует занять сочувственную позицию по отношению к реформам местных властей. «На Востоке мы стоим на почве национально-освободительного движения», – подчеркивает он и, не допуская кривотолков, четко советует оказывать поддержку афганскому эмиру, проводящему прогрессивные преобразования.

Нарком считает не особенно важным, в какую форму выльются отношения со странами Востока, и не настаивает на немедленном установлении их в полном объеме. Важно идти в этом направлении.

Беседуя с отъезжающими миссиями, Чичерин говорил о равенстве отношений к странам Востока и Запада. Не может быть второстепенных отношений, так же как не может быть второсортных стран и народов, подчеркивал он. Величина территории, расовые, религиозные и иные особенности народов, их населяющих, не могут быть критерием в определении важности отношений. От сотрудников, направлявшихся в страны Востока, требуется уважение национальных традиций и местных обычаев. Дипломат – это всегда гость, который должен уважать гостеприимство хозяина. И это не было словесным пожеланием.

В отличие от империалистических правительств Москва раз и навсегда провозгласила принцип невмешательства во внутренние дела восточных государств и всемерной поддержки их стремлений к свободе и независимости. «Наша политика на Востоке нигде не является наступательной, а есть исключительно политика национального освобождения всех народов», – неоднократно подчеркивал Чичерин.

В феврале 1921 года пришло известие, что из Анкары выехала турецкая делегация для переговоров, который должны послужить началом договорного оформления и закрепления отношений Советской России не только с Турцией, но и другими странами Востока.

Но прежде чем эти переговоры начались, пришлось столкнуться с досадной историей: вагон турецкой делегации по недосмотру какой-то местной железнодорожной администрации был прицеплен к составу с хлебом. Состав подолгу застревал на полустанках, члены делегации нервничали, посылали в НКИД сердитые телеграммы, грозили повернуть обратно. Урегулирование возникших недоразумений стоило труда. Наконец турецкая делегация в Москве. Начались сложные переговоры.

Советская делегация, возглавляемая Чичериным, и делегация Великого национального собрания Турции во главе с Юсуфом Кемаль-беем заняли свои места за столом переговоров.

– Конференции, которую я имел честь открыть, – сказал советский нарком на первом заседании 26 февраля, – суждено создать эпоху в истории Востока и окончательно закрепить тесное и прочное единение между народами России и Турции, проникнутыми одинаковым решением защищать от всякого внешнего гнета и притеснений право располагать своей судьбой и регулировать вопрос своего политического и социального строя…

Чичерин подчеркнул огромное значение революции в России и революции в Турции. Но одновременно он пояснил, что Октябрьская революция в России положила начало международному восстанию за освобождение рабочего класса, а революция в Турции носит чисто национальный характер и преследует цели национальной независимости. Но революция в Турции может и должна явиться союзником социалистической революции, и именно это объединяет, а не разъединяет обе страны.

И, как бы вспомнив о том, как всего лишь три года назад в Бресте за столом переговоров вместе с немецкими генералами сидели турецкие делегаты, жаждавшие унизить, ограбить и уничтожить Россию, Чичерин продолжал:

– Близким другом новой России стала не старая Турция Абдула Гамида, не Турция времен Брест-Литовска, входящая в одну из соперничающих империалистических коалиций, а Турция новая, преобразившаяся, подобно Антею, от прикосновения к земле трудящегося народа, Турция, преисполненная новым крепким и молодым семенем, исходящим от ее рабоче-крестьянских масс, Турция, признавшая новые народные принципы и сделавшаяся в силу этого естественной союзницей революционного русского народа.

Ему ответил Юсуф Кемаль-бей:

– Мы избрали вернейший путь. Условия географические, исторические, экономические и политические указали нам путь в Россию. Перед представителями новой России говорю со всей присущей турку искренностью: верьте нам…