Текст книги "Куликовская битва"

Автор книги: Анатолий Кирпичников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Состав и боевое построение армии

Имеющиеся источники позволяют представить итоговый состав подошедшей к Дону общерусской федеративной армии и территорию ее мобилизации (рис. 1). Для определения района сбора войска небесполезно указать города – источники контингентов. Эти места устанавливаются по именам военачальников или самих ополчений. Учтем при этом, что за каждым городом нередко кроются округа, области, целые земли, а также многочисленные села, вотчины и пожалования с тем же названием.

^{Рис. 1. Районы мобилизации войск Дмитрия Донского в 1380 г. 1 – сбор войск в Москву; 2 – города, чьи отряды, присоединились к войску в Коломне; 4 – то же в Березуе; 5 – то же на берегу Дона; 6 – то же в нелокализованном месте}

В Москву, как упоминалось выше, пришли рати из Белоозера, Ярославля, Ростова, Холма (Тверского), Серпухова, Боровска, Устюга. В Коломне к ним прибавились воины из Москвы, Владимира, Переяславля-Залесского, Юрьева, Костромы, Новгорода Великого, Ельца, Городца Мещерского, Мурома, Друцка и самой Коломны. К Березую подошли люди из Пскова, Брянска и, возможно, некоторых русско-литовских городов, например Полоцка. К Дону, о чем свидетельствует список полков, сохранившийся в Новгородской 4-й летописи по списку Дубровского, сошлись отряды из Оболенска, Тарусы, Новосиля, Смоленска, Мологи, Стародуба и Кашина. Согласно списку боярских потерь на Куликовом поле, помещенному в Сказании о Мамаевом побоище, и упоминаниям в других источниках, в битве сражались выходцы из Дмитрова, Можайска, Звенигорода, Углича, Галича, Ржевы, Дорогобужа[127]127
  Относительно контингентов из Дорогобужа и Углича см.: Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 457.


[Закрыть], а также приведенные, видимо, братьями Ольгердовичами литовские паны.

Допустимо расширение названного перечня. Так, участие в Куликовской битве контингентов из Суздаля и Нижнего Новгорода обычно не учитывается. Действительно, в 1370-х гг. это княжение подвергалось неоднократным татарским погромам и вряд ли могло выставить в 1380 г. многочисленный отряд. Однако какое-то присутствие нижегородских и суздальских воинов в Донской армии возможно. В разных списках Сказания о Мамаевом побоище среди убитых упомянуты 50 бояр из Суздаля и от 50 до 100 – из Нижнего Новгорода. Под погибшими в данном случае можно понимать не только бояр, но и детей боярских, и слуг вольных. В упоминавшемся списке боярских потерь разумелись скорее всего младшие и средние командиры. Их перечень раскрывает наименование тех ополчений, в которых они находились во время битвы. Список боярских потерь, думаю, имеет реальную основу и на примере суздальцев и нижегородцев. В. Н. Татищев, пользовавшийся какими-то несохранившимися документами, отметил в составе засадного полка князя Дмитрия Нижегородского[128]128
  Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1965, т. 5, с. 145.


[Закрыть]. Среди сражавшихся на Куликовом поле 58-летнего Дмитрия Константиновича Нижегородского не было. Однако, являясь союзником Москвы, он мог оказать ей какую-то военную поддержку. Косвенным подтверждением участия отрядов из Суздаля и Нижнего Новгорода в войне 1380 г. служит их присутствие в крупных общерусских походах 1375 и 1386 гг.

Итак, территория сбора войск охватывала основной массив великорусских земель от Верховских княжеств на юге до Пскова, Новгорода и Белоозера на севере. В посылке ратей участвовало, по суммарным подсчетам, не менее 36 городов. Сбор такого войска занял в общей сложности около 30 дней. Это при растянутости путей и скорости передвижения для своего времени было своеобразным рекордом. Дальние «вои», чтобы попасть на Дон, должны были преодолеть 750–900 км. К Дону сошлись ратники не только великого князя московского и подручных ему князей, но и формально независимых Ярославского, Ростовскою, Тверского, Смоленского, Тарусского, Елецкого, возможно, Суздальско-Нижогородского княжеств, а также Белоозера, Новгорода Великого, Пскова, Верховских и некоторых русско-литовских областей[129]129
  На долю этих земель приходилось около 20 городов из 36.


[Закрыть]. С учетом того что в данном собрании отсутствовали рязанцы, а некоторые области, по-видимому, прислали лишь часть своих сил (например, тверичи), войско Дмитрия Ивановича было собрано не со всей, но заведомо большей части территории тогдашней Руси. Эта армия, хотя и не исчерпала всех мобилизационных возможностей русских земель, однако по территориальному охвату и представительности состава была небывалой. Она демонстрировала силы складывающейся русской народности, объединившиеся в едином общенародном деле[130]130
  Тихомиров М. Н. Куликовская битва. – В кн.: Повести…, с. 357.


[Закрыть]. Мобилизация 1380 г. продемонстрировала великое сплочение Руси на решающем повороте ее истории.

Перед битвой сначала на берегу Дона,[131]131
  Мы, говоря о построении полков до перехода через Дон, основываемся на показании Летописной повести о Куликовской битве (Повести…, с. 34). Сказание о Мамаевом побоище упоминает о построении полков на Куликовом поле до 6 ч дня 8 сентября. Далее, однако, сообщается об «учреждении» войск на Куликовом поле за день накануне битвы (там же, с. 62–63). По-видимому, в Сказании отразились два построения полков, имевших место перед битвой. В отношении последовательности разворачивавшихся событий чтение Летописной повести кажется мне более предпочтительным.


[Закрыть] а затем еще раз на Куликовом поле армия была построена в боевой порядок,[132]132
  Из двух построений перед битвой основополагающее несомненно произошло на берегу Дона. Сформированный там боевой строй был, очевидно, рассчитан на перемещение на поле битвы. Предпринимать главное, требовавшее времени и инструкций построение на открытом для нападения Куликовом поле вряд ли было безопасно.


[Закрыть] заметно отличавшийся от походного. Затягивать построение подошедшего к месту битвы войска было бы рискованно. Согласно Сказанию о Мамаевом побоище, один из разведчиков, Семен Мелик, прискакавший с вестью о приближении Мамая, советовал командующему заранее «исплъчитися, да не предварять погании»[133]133
  Повести…, с. 62.


[Закрыть]. В случае внезапного, нападения на «неуряженное» войско (как это, например, случилось на р. Пьяне) оно не могло оказать организованное сопротивление. Поэтому полки были заранее построены опытным воеводой Дмитрием Боброком Волынским.

Во время этого построения были определены расположение полков, их состав, расставлены пехота и конница, окончательно подсчитаны ратники, установлено взаимодействие отрядов. Подразделениям, очевидно, сообщили порядок ведения боя и тактические правила, которым они неуклонно должны были следовать. Каждый полк и отряд имели свои особые стяги: «Полци же идоша, елико как кому повелеша по поучению»[134]134
  Вологодско-Пермская летопись. – ПСРЛ, М., 1959, т. 26, с. 139.


[Закрыть].

Как реально происходило «поучение» полков, можно раскрыть на примере тактически и хронологически близкого событиям 1380 г. описания, связанного с Грюнвальдской битвой: «Великий князь Литвы (Витовт. – А. К.) в этот день (6 июля 1410 г. – А. К.) занимался построением литовского войска, разделив его по стародавнему обычаю предков по клиньям и отрядам[135]135
  Для обозначений тактических подразделений Я. Длугош употреблял несколько частью явно равнозначных терминов: cuneus=turma, cohors, signum=banderium. Последние можно перевести как «хоругвь», что соответствует русскому «стягу». Что касается cuneus – «клина», то в данном контексте он понимался как тактическая единица, а не вид боевого построения (Joannis DIugossh seu longini cononici cracoviensis historia polonicae. Cracoviae, 1877, libri XII, t. 4, p. 19, 20, 37, 62, 63). Благодарю А. И. Зайцева за консультацию относительно латинской военной терминологии.


[Закрыть] (per cuneos et turmas)… Такие клинья, сомкнутые и скученные, не допускали разряженности рядов, но один клин держался раздельно от другого… Под конец великий князь Литвы предоставил этим клиньям сорок знамен, которые мы называем хоругвями (banderia), и велел каждому клину и отряду следовать под своим знаменем и подчиняться своему начальнику»[136]136
  Длугош Я. Грюнвальдская битва, М.; Л., 1962, с. 72.


[Закрыть].

Как при Грюнвальде, так и на Куликовом поле кроме знамен отдельных подразделений развевалось и общевойсковое, великокняжеское. Оно находилось в большом полку, было красным, с изображением нерукотворного Спаса[137]137
  Повести…, с. 96. – В большинстве списков Сказания знамя названо черным. Это явная ошибка переписчика, связанная с утратой буквы «м». Первоначальное слово, судя по всему, – чермное, т. е. красное. Характерно, что красные полотнища стягов были излюбленными на миниатюрах XVI в. (Рабинович М. Г. Древнерусские знамена Х–XV вв. по изображениям на миниатюрах. – В кн.: Новое в археологии. М., 1972, с. 180). Вполне реалистично знамя Дмитрия Донского с нерукотворным Спасом изображено на миниатюрах XVII в. (Шамбинаго С. К. Сказание о Мамаевом побоище. СПб., 1907, табл. XXIII cл.). В 1552 г. Иван Грозный привез под Казань и приказал в начале осады развернуть знамя; на нем «образ господа нашего Иесуса Христа нерукотворный, и наверх (древка. – А. К.) водружен животворящий крест, иже бе у прародителя его… великого князя Дмитрия на Дону» (Никоновская летопись. – ПСРЛ, СПб., 1904, т. 13, 1-я пол., с. 499). Это знамя, по-видимому, в подновленном виде сохранилось в собрании Оружейной палаты Московского Кремля. Таким образом, можно относить появление общевойскового государственного знамени (равно как и обычая его развертывания «на исхождение ратным») ко времени не позднее второй половины XIV в.


[Закрыть]. Это знамя в сражении располагалось в зоне видимости всех полков и служило для них своеобразным ориентиром во время боя и маневра. Местонахождение главнокомандующего и главного знамени определяло центральное местоположение большого полка. Но заслуживающему признания сообщению В. Н. Татищева: «Тогда (утром в день битвы на Куликовом поле. – А. К.) князь великий созва вся князи и уложиша, яко князю великому быти в средине и смотрети на вся полки, камо потребно будет помогати»[138]138
  Татищев В. П. Указ. соч., с. 145.


[Закрыть]. Действительно, как свидетельствовали источники, Дмитрий Иванович в начале сражения был в большом полку. Известие Татищева не расходится с приемами полковождения того времени, заключавшимися в посылке находящимся в боевых порядках полководцем подкреплений на помощь отрядам, уже вступившим в сражение. Например, в Грюнвальдской битве, по тактическим деталям близкой Куликовской, один из главных предводителей союзной армии, Витовт, в ходе боя «действовал среди польских отрядов и клиньев, посылая взамен усталых и измученных воинов новых и свежих и тщательно следя за успехами той и другой (воюющей. – А. К.) стороны»[139]139
  Длугош Я. Указ. соч., с. 110.


[Закрыть]. Своевременное введение в дело резервов сыграло немалую роль в победоносном для славян исходе исторической битвы. Скрытые резервы (о чем пойдет речь ниже) были выделены русским командованием и на Куликовом поле. Не был ли этот опыт в какой-то мере учтен польско-литовской коалицией 30 лет спустя?

Объезжая выстроившиеся в боевом порядке полки, Дмитрий Иванович давал воинские наставления. Сказание о Мамаевом побоище сохранило подробности, которые обычно опускались при описании других военных эпизодов средневековья. Ободряя за день до битвы ратников, полководец говорил о главнейшем правиле успешного боя: нерушимости и строгом порядке строя. «Зде пребудите, братие, на местех своих немятущеся. Койждо вас ныне учредитеся, утре (т. е. 8 сентября. – А. К.) бо неудобь мощно так учредитися;[140]140
  Повести…, с. 63. – Эти слова, согласно Сказанию о Мамаевом побоище, были произнесены главнокомандующим на Куликовом поле. Однако их можно отнести и к моменту боевого построения войска на берегу Дона.


[Закрыть] уже бо гости наши приближаются»[141]141
  Повести…, с. 63.


[Закрыть]. Сам вид подготовившегося к схватке войска вселял в бойцов уверенность к ратному подвигу, которого Русь ждала «за многа дни»[142]142
  Там же, с. 97.


[Закрыть].

Драгоценные подробности построения войска сохранились в росписи «уряженных» перед битвой полков, находившейся в составе Новгородской 4-й летописи по списку Дубровского[143]143
  Новгородская 4-я летопись. – ПСРЛ, Л., 1925, 2-е изд., т. 4, ч. 1, вып. 2, с. 486. – М. А. Салмина обратила внимание на вставной характер росписи полков. Эта роспись приурочена летописцем к 8 сентября 1380 г., но, видимо, должна соотноситься с днем накануне битвы (см.: Салмина М. А. Еще раз о датировке «Летописной повести» о Куликовской битве. – ТОДРЛ, Л., 1977, т. 32, с. 3 cл.).


[Закрыть]. Источник дошел в рукописи, относящейся к 40 м гг. XVI в., но по своим сведениям восходит к более раннему времени. Составитель этой летописи, как считает С. Н. Азбелев, пользовался материалами не только новгородского происхождения, но и московского государственного архива,[144]144
  Азбелев С. Н. Повесть о Куликовской битве в Новгородской летописи Дубровского. – В кн.: Летописи и хроники. М., 1974, с. 169.


[Закрыть] и, уточню, записями военного делопроизводства, которые для XIV в. вполне допустимы[145]145
  По мнению М. А. Салминой, известие об «уряжении» полков в Новгородской 4-й летописи по списку Дубровского «могло быть сложено задним числом», поэтому подходить к нему «как документу, восходящему чуть ли не к XIV в, в высшей степени рискованно» (Салмина М. А. Указ. соч., с. 21, прим. 97). С таким заключением трудно согласиться. Второе после Коломны «уряжение» полков, с моей точки зрения, вполне согласуется с тактической необходимостью перестройки подошедшей к Дону армии Дмитрия. Как в факте построения полков, так и в отражающем его «разряде» нет, как думается, ничего сомнительного.


[Закрыть]. В пользу достоверности «разряда» полков по списку Дубровского, как будет показано ниже, следует отнести его соответствие с имевшей место после сражения записью о потерях полковых командиров. Полки рассматриваемой росписи по описанию, правда, совершенно не совпадают с теми, что эпизодически упомянуты при описании битвы в Сказании о Мамаевом побоище. Это расхождение, по-видимому, объясняется тем, что в Сказании использована только роспись полков коломенского смотра, перенесенная, да и то частично, на перипетии самой битвы. Упомянутые в Сказании имена военачальников и названия ратей знакомы нам по Коломне, но почти не дополнены таковыми подоспевших позже пополнений[146]146
  Исключение представляет сообщение Сказания о выделении засадного полка под командованием Владимира Серпуховского. Это совпадает с таким же известием Новгородской 4-й летописи по списку Дубровского.


[Закрыть]. Между тем на берегу Дона произошло перестроение армии из походного в боевой порядок. Изменились ее состав и численность, на передний план выдвинулись, видимо, иные формирования и их новые командиры. Умолчание списка Дубровского о некоторых известных по Коломне отрядах не должно смущать. Областные рати были разновеликими. Мелкие отряды объединялись с другими, укрупнялись. Вполне закономерно, что на месте исчезнувших старых могли появиться новые соединения. Общая компоновка армии подверглась переоформлению.

В росписи полков донского смотра отмечены военачальники, в большинстве участвовавшие в походе на Тверь 1375 г. (13 из 23)[147]147
  Князья Семен Константинович Оболенский, Иван Константинович Тарусский, Федор Романович Белозерский, Василий Васильевич Ярославский, Федор Михайлович Моложский, Иван Васильевич Смоленский, Андрей Федорович Ростовский, Андрей Федорович Стародубский, Владимир Андреевич Серпуховский, Роман Михайлович Брянский, Василий Михайлович Кашинский, Роман Семенович Новосильский, наконец, сам Дмитрий Иванович.


[Закрыть]. Их имена исторически реальны и по большей части удостоверяются по другим источникам. Все это современники Дмитрия Донского, судя по всему, опытные воины. Среди них оказались московские воеводы, подручные князья, выходцы из Литвы – Ольгердовичи, владетели, по разным причинам оставившие свои, к примеру, отошедшие к Литве города[148]148
  В войсках Дмитрия находился Роман Брянский, в то время как брянцами командовал Дмитрий Ольгердович.


[Закрыть]. Подытоживая все наблюдения, «вряд ли стоит сомневаться в том, что летопись Дубровского сохранила нам подлинное „уряжение“ полков»,[149]149
   Бегунов Ю. К. Об исторической основе Сказания о Мамаевом побоище. – В кн.: Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966, с. 502.


[Закрыть] подошедших к Куликову полю.

Согласно росписи полков по списку Дубровского, на берегу Дона было построено не пять, как в Коломне, а шесть полков (схема 2). Шестой – засадный («западный»), как известно, выступил в критический момент сражения, что и предрешило его исход. Во главе каждого подразделения названо от трех до пяти командиров. Обращает внимание определенное «уставное» распределение полковых начальников. Их число с несомненностью указывает на наличие внутри полков нескольких самостоятельных отрядов. В сторожевом, передовом, большом полках их было по четыре, на крыльях – по три, в засадном полку – сразу пять. В общей сложности в войске насчитывались 23 отряда. Речь несомненно идет об отдельных формированиях – «стягах», появившихся в боевой практике, как упоминалось, не позже второй половины XII в.

^{Схема 2. Боевое построение полков на Куликовом поле}

В Сказании о Мамаевом побоище (основная редакция) стяги упомянуты в качестве и воинских знамен, и войсковых подразделений. И то и другое соответствует истине. Войско представлено в Сказании строем богатырей с поднятыми и развевающимися знаменами. Затем говорится о подсечении знамен во время битвы. В последнем случае добавлено с намеком на воинское упорство: «Не истребишася божиею милостию, нъипаче укрепишася»[150]150
  Повести…, с. 70.


[Закрыть]. Уничтожение в бою знамени было равноценно крушению воинского строя и бегству всего отряда. Не исключено, что в таких случаях предусмотрительные командиры вместо «подсеченного» стремились развернуть запасное знамя. Сохранение же стяга во время рукопашной вселяло уверенность в видевших его бойцов. Знамя олицетворяло строгий боевой порядок, что описано в Сказании о Мамаевом побоище в эпизоде выступления русских утром 8 сентября, когда «койждо въин идеть под своим (отряда. – А. К.) знаменем»[151]151
  Там же, с. 66.


[Закрыть]. Даже увлекшись преследованием и нарушив строй, воин, как это и отмечено в источнике, должен был вернуться к своему стягу. Наконец, ясное указание на стяг как отдельный отряд приурочено в Сказании к выступлению засадного полка: «А стязи их (русского воинства. – А. К.) направлены крепкым въеводою Дмитрием Волынцем»[152]152
  Там же, с. 71. – О Д. М. Волынском-Боброке см.: Янин В. Л. К вопросу о происхождении Михаила Клопского. – В кн.: Археографический ежегодник за 1978 г. М., 1979, с. 52 cл.


[Закрыть]. Речь идет здесь не о знаменосцах, а об отрядах, внезапно атаковавших татар из-за лесного укрытия. Все приведенные свидетельства о «стягах» лишний раз подтверждают то, как точно отображены в источнике достоверные воинские детали, почему-то до сих пор должным образом не оцененные специалистами.

О строгом соответствии внутриполковых «стягов» всем явившимся на битву городовым и областным ополчениям говорить не приходится. Первых насчитывалось 23, а вторых не менее 40[153]153
  В это число входят 36 упомянутых выше городовых и земельных ополчений и четыре «вотчинных» отряда белозерских и ярославских князей.


[Закрыть]. Возможно, что ряд мелких контингентов был поглощен более крупными. Лишь некоторые отряды состояли из нескольких монолитных по месту жительства групп воинов. Так, в передовом полку оказались псковичи, брянцы. белозерцы и коломенцы. Состав других полков был, очевидно, более пестрым. В большом и засадном полках находились москвичи, включая двор великого князя, но они не были там единственными.

Мелкие тактические единицы, состоящие из господина и его слуг, ни в списке Дубровского, ни в других рассматриваемых документах не упомянуты. Однако такие единицы, судя по списку убитых в битве «бояр» – в большинстве мелких и средних командиров, существовали и входили в состав отрядов, образуя их первичные ячейки. Численность подобной группы – 10 человек – один раз приведена в Забелинском списке Сказания о Мамаевом побоище[154]154
  Повести…, с. 198.


[Закрыть]. В какой степени это исчисление приложимо к другим мелким подразделениям, судить трудно. Средняя цифра окажется здесь, вероятно, несколько меньшей.

Участие в боевом построении шести полков – 23 отрядов – нуждается в еще одном пояснении (в литературе оно не дано). Привлечем для этого близкие по времени рассматриваемым событиям данные о военном устройстве армии Тимура[155]155
  Происхождение военных «Установлений планов и предприятий» Тимура (Тузук-и-Тимури) не выяснено. Персидский перевод с тюркского оригинала выполнен как будто в 1637–1638 гг. Абу Талибом Хусайни в Индии (Стори Ч. А. Персидская литература. Биобиблиографический обзор. М., 1972, ч. 2, с. 792–796). Источник считается недостоверным, особенно в отношении автобиографичности изложения. Первый английский перевод Установлений опубликован б 1783 г., французский – в 1787, русский – в 1894 г. (Остроумов Н. Уложение Тимура. Казань, 1894), Русский перевод сделан с упоминавшегося французского, а последний в свою очередь – с английского 1783 г. Французским переводом Установлений пользовался и М. И. Иванин, который в своей книге «О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских пародов при Чингис-хане и Тамерлане» (СПб., 1875) внимательно рассмотрел тактические правила Тимура. Он же, между прочим, подметил, что при усовершенствовании боевых порядков армии Наполеон Бонапарт, читавший французский перевод 1787 г., многое из него заимствовал. Несмотря на многочисленные переводы Установлений, они фактически не исследованы и несомненно содержат подлинные, частью уникальные сведения о военном деле средневековой Средней Азии и других стран Востока. Установления отнюдь не созданы в XVII в. Характерно, что между военными порядками, зафиксированными в них, и теми, что были присущи современной их переводу на персидский язык великомогольской Индии, не замечается прямых соответствий (ср.: Бернье Ф. История последних политических переворотов в государстве Великого Могола. М.; Л., 1936). Далее, Установления не противоречат тому, что известно о походах и тактике боя Тимура по достоверным историческим источникам. Замечу следующие совпадения. Исторические произведения описывают сражения, состоящие из серии атак; отмечаются наличие скрытого резерва, посылка находившихся в боевом порядке отрядов на помощь уже вступившим в тесный бой. Войска Тимура, по этим же данным, подразделялись на крупные и мелкие тактические единицы. Укажем те, что напоминают основные подразделения русской армии эпохи Дмитрия Донского: корпус (кул – наш полк) численностью примерно до 3000 человек; отряды (кошуны, кушуны), насчитывающие 50– 300 человек (ср.: Гийясаддин Али. Дневник похода Тимура в Индию. М., 1958, с. 177; Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.; Л., 1941, т. 2, с. 167 cл.). Уже отдельные сопоставления позволяют, по моему мнению, впредь до будущего подробного исследования ссылаться на Установления, разумеется, предпослав этому необходимые источниковедческие оговорки. Зерно исторической правды Установления бесспорно содержат. Так, представляет интерес описанный в них боевой порядок копной армии, разделенной на корпуса и отряды. Нечто похожее в отношении членения на крупные и средние тактические единицы мы замечаем и у русских на Куликовом поле. Нельзя не сказать, что летопись под 1395 г. в полном соответствии с источниками тимуровской поры описывает бой между Тохтамышем и Тимуром, состоявший из серии схваток-суимов (Никоновская летопись, – ПСРЛ, СПб., 1897, т. 11, с. 159). Указания Установлений о нерушимости боевого порядка (всадники должны были ехать вровень друг с другом; ср; Гийясаддин Али. Указ. соч., с. 111) войска, которое должно строиться накануне сражения и в дальнейшем сохранять свое построение при подходе и сближении с противником, полностью совпадают с приведенными выше наставлениями, которые давал Дмитрий Донской своим воинам, также заблаговременно построенным накануне генерального сражения.
  За ряд ценных консультаций о среднеазиатском военном деле сердечно благодарю О. Ф. Акнмушкина, Б. И. Маршака и особенно А. М. Беленицкого, любезно ознакомившего меня со своей работой о военном искусстве Тимура и его преемников.


[Закрыть]. Они очень подробны, по многим деталям международны и (с долей вероятности) помогают раскрыть тактический смысл построения собравшейся на Дону армии.

Военные Установления, приписываемые среднеазиатскому полководцу, предусматривали для конной армии до 40 тыс.[156]156
  В Установлениях Тимура упомянуты разные по численности армии. Избранный пример, по моему мнению, наиболее близок к рассматриваемой теме о войске Дмитрия Донского.


[Закрыть] ее членение на шесть корпусов (полков) и 14 отрядов. Полк насчитывал до трех отрядов и строился в два эшелона: один отряд впереди, два – сзади. Стоящие сзади отряды следили за положением переднего и в критический момент вместе или поодиночке выдвигались к нему на помощь. Такое построение корпуса, чем-то напоминающее клин, обеспечивало весьма эффективное взаимодействие отряда во время боя, последовательные атаки отрядов, их подтягивание к линии боя, фланговые удары, отходы и перестроения. Что касается строя всей армии, то он с учетом конкретных условий расположения полков на местности приобретал расчлененный по фронту и эшелонированный в глубину характер.

Тактические правила тимуровской армии, ее упомянутая выше численность, членение на отряды и корпуса (полки) – все это в определенной мере напоминает русское полковождение и пригодно для детальной расшифровки ряда слишком кратко или отрывочно описанных подробностей Куликовской битвы. В перечне военно-тактических совпадений обращает внимание прием последовательных атак вступившего в битву войска. Реальность этого приема доказывается летописью. С 1323 г. при описании сражений упоминаются суимы (соступы или схватки)[157]157
  Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII–XV вв. Л., 1976, с. 14.


[Закрыть]. Наиболее кровопролитным был первый суим, нередко предрешавший участь всего сражения. За первой схваткой, если она не достигала конечного результата, волнообразно следовали следующие. Теоретически атака последнего отряда оканчивалась победой или поражением. На практике же развязка чаще всего наступала раньше, особенно когда противники в надежде добиться успеха бросали в бой одновременно несколько подразделений или даже все силы. В таком случае сражение, начавшееся с серии сшибок, могло уже в своей первой фазе перерасти в решающую общую рукопашную.

^{Рис. 2. Построение полков и отрядов на берегу Дона. Схема-реконструкция. Цифры – номера отрядов (даны в предполагаемой последовательности их выдвижения к линии боя)}

С редкой документальностью поотрядный бой в Куликовской битве описал немецкий историк конца XV в. А. Кранц. Имея в виду русских и их противников, он сообщал, что «и тот и другой народ не сражается стоя (в позиции) крупными отрядами, а, набегая этими отрядами, по обыкновению бросает метательные орудия, поражает (копьями и мечами), а затем отступает назад»[158]158
  Бегунов Ю. К. Указ. соч., с. 508. – Перевод уточнен А. И. Зайцевым, которому выражаю свою признательность.


[Закрыть].

Именно этой системе возможных последовательных схваток и отвечало построение полков армии великого князя Дмитрия, расположенных не менее чем шестью эшелонами (рис. 2).

Итак, роспись полков русской армии позволяет (конечно, с долей гипотетичности) уловить тактический смысл ее построения. За перечислением командиров угадывается разделение войска на полковые отряды, которые были готовы к выполнению разных по сложности боевых задач. Осуществляя эти задачи, основные части армии вовсе не обязательно должны были располагаться так, как это было записано в названии самих полков. Сообразуясь с условиями, подразделения могли менять позицию и не составлять того вытянутого линейного фронта, который обычно представляется при чтении источников. В целом перед нами, хотя, может быть, не полностью раскрытый, пример, показывающий, какого тактического усложнения достигло военное искусство XIV в.

Приготовления к бою русского войска показательны. Они обнаруживают, что русские командиры, как ни влияли на них привычные условия мелких полевых стычек и обороны в городах, сумели овладеть передовыми международными приемами боя, смогли организовать невиданную по масштабам операцию и при этом выдвинули собственные новации. К числу последних следует отнести выделение общего и частного тактических резервов: засадного полка и подразделения, стоявшего сзади большого полка[159]159
  О резерве большого полка сообщает В. Н. Татищев. Скорее всего это подразделение было выделено уже во время появления войска на месте сражения.


[Закрыть]. Действия этих отрядов были рассчитаны на внезапный удар во фланг и тыл вклинившегося в русские боевые построения противника.

Засадный полк был скрыт в дубраве. Окрестности Куликова поля позволили осуществить эту воинскую хитрость, как известно, решающим образом повлиявшую на исход дела. Несомненно, что место сражения, предоставлявшее русскому командованию определенные преимущества, было намечено заранее и учтено при построении войск и планировании их будущих действий. Выбор поля битвы и предрешил намеченную утром 8 сентября переправу армии через Дон. Это решение отрезало ей пути к отступлению, но зато обеспечивало удобное для «русского боя» Куликово поле.

Источники Куликовского цикла единогласно называют место битвы «за Доном на усть Непрядве»[160]160
  Летопись по Лаврентиевскому списку. СПб., 1872, с. 508.


[Закрыть]. В Задонщине Куликово поле многократно связывается с р. Непрядвой. Местоположение этого поля сомнений не вызывает[161]161
  По данным Книги Большому Чертежу, Куликово поле в позднем средневековье понимали и в расширенном значении. Оно определялось в междуречье Оки и Дона на пространстве протяженностью около 80 км (Книга Большому Чертежу. М.; Л., 1950, с. 59 cл.).


[Закрыть]. Оно вполне определенно описано еще в конце средневековья. В писцовой книге 1670 г. в пределах Куликова поля и на его окраинах упомянуты Татинский брод (у с. Татинки), села Богородицкое и Буйцы (оба на левом берегу р. Непрядвы), р. Смолкач (Смолка), Донковская дорога, Дубенскшг и Ситенский отвершники (развилины рек Дубика и Ситки)[162]162
  Иванчин-Писарвв Н. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. М., 1843, с. 155.


[Закрыть]. Все приведенные топонимы локализуются на местности и оконтуривают пространство в поперечнике, равное примерно 20 км (считая от устья Смолки до Ситки). На территории поля, особенно в районе предполагаемой ставки Мамая на Красном холме, найдены при распашке подтверждающие факт битвы предметы вооружения, энколпионы, образки. Здесь же находятся возникшие, правда, в позднее время поселения с такими названиями, как с. Куликовка, сельцо Куликово, хут. Сабуров, а также остатки зеленой дубравы, древние захоронения[163]163
  Троицкий Н. И. Берега Непрядвы в историко-археологическом отношении. – В кн.: Тр. VII археол. съезда в Ярославле. М., 1890, т. 1, с. 80 cл.


[Закрыть]. Все эти данные позволили еще в 1821 г. не только опознать примерное место сражения, но и составить план местности[164]164
  Нечаев С. Д. Некоторые замечания о месте Мамаева побоища. – Вестн. Европы, СПб., 1821, № 14, с. 125–129 и план Куликова поля.


[Закрыть].

Расположенное между Доном и Непрядвой Куликово поле было в древности пересечено оврагами, покрыто кустарником, рощами, а по берегам протекавших здесь рек Смолки, Курцы, Нижнего, Среднего и Верхнего Дубика – густыми лесными зарослями[165]165
  Иловайский Д. История России. М., 1884, т. 2, с. 126.


[Закрыть]. До второй половины XVI в. это место, находившееся «с приходу крымских людей», было безлюдным, а отдельные непрядвинские дубравы тянулись примерно на 7 км[166]166
  Калачев Н. В. Писцовые книги XVI века. СПб., 1877, отд. II, с. 1588, 1595. – Еще в начале XIX в. жители с. Рожествена (или Монастырщины) «согласно все утверждают, что дубрава их простиралась прежде на несколько верст к обеим рекам», Непрядве и Дону (Нечаев С. Д. Указ. соч., с. 126).


[Закрыть]. В настоящее время рассматриваемая местность несколько изменилась. Дубравы вырублены, речки частью пересохли, распашка сгладила неровности, образовались, возможно, новые овраги[167]167
  Колебания европейского климата, связанные, например, с похолоданием 1600–1850 гг., не могли заметным образом сказаться на рельефе Куликова поля.


[Закрыть]. Ныне, по словам старожила, здесь голая степь, а тогда, в 1380 г., она была окаймлена лесами и площадь, где дрались, была меньше, чем кажется теперь[168]168
  Оболенский Д. Д. Куликово поле. – Ист. вестн., СПб., 1903, авг., с. 592.


[Закрыть].

^{Рис. 3. Куликово поле с предполагаемым обозначением места битвы. План-реконструкция. На врезке схема движения войск к Куликову полю в 1380 г. 1 – место битвы; 2 – лесные заросли; 4 – населённые пункты 19 в. (внесены для ориентации); 5 – путь войск Дмитрия Донского; 6 – путь войск Ягайло; 7 – путь войск Мамая}

В результате топографического изучения местности была примерно обозначена территория (в зоне Богородицкое – Рожествено – Ивановка – Даниловка, размером 8×10 км), на которой и следовало искать место сражения. По заключению Д. Масловского, «местность, наиболее удобная для действия конницы, будет около сходящихся верховьев речек Смолки и Нижнего Дубика на протяжении 4 верст»[169]169
  Масловский Д. Из истории военного искусства в России. – Воен. сб., СПб., 1881, авг., № 8, с. 231.


[Закрыть]. Это в общем убедительное определение не исключает дальнейших уточнений. С такой целью удалось составить план Куликова поля, учитывающий ряд вековых изменений местности (рис. 3). На него нанесены речки, какими они были в начале XIX в., т. е. до того как начали пересыхать, а также вырубленные ныне дубравы[170]170
  Ср.: Нечаев С. Д. Указ. соч., план Куликова поля; Афремов И. Куликово поле с реставрированным планом Куликовской битвы в 8 день сентября 1380 года. М., 1849, план; Голицын Н. С. Русская военная история. СПб., 1877, т. 1, план местности и битвы на Куликовом поле; Масловский Д. Указ. соч., с. 212 (план).


[Закрыть]. Точности ради отметим, что долины частью пересохших речек сохранились и указывают места растительности, особенно густой в этих влажных низинах. В итоге доступное для битвы пространство представляется приблизительно равным в ширину не более 2.5–3 км при длине (между удобными для наблюдения за ходом боя возвышенностями) около 4 км[171]171
  Летописцы, писавшие, что Куликово поле в момент битвы было покрыто воями на 10 и даже 13 верст, явно преувеличивали, что, впрочем, соответствовало приводимой ими громадной численности войск обеих сражающихся армий. Размеры зоны битвы на Куликовом поле завышаются и в современной литературе по сравнению с приведенными выше в 2–2.5 раза.


[Закрыть].

Предполагаемое поле битвы, стесненное с востока и запада лесистыми речными долинами, представляло своеобразный, замкнутый с трех сторон и открытый только с юго-востока тупик. Как в 1881 г. писал Д. Масловский, «маневрирование кавалерии вправо и влево от помянутой центральной местности в настоящее время затруднительно и в некоторых случаях совершенно невозможно». И далее: «Операции на обширном Куликовом поле в положении рати 1380 г. имеет все невыгоды действия в мешке»[172]172
  Масловский Д. Указ. соч., с. 229–230.


[Закрыть]. Но именно это обстоятельство обернулось преимуществом русской рати. В таком месте татарская конница лишалась обычных наступательных достоинств, ей нельзя было развернуть свои силы, в том числе лучников, для охвата и окружения, и она была вынуждена, утратив часть маневренности, принимать фронтальный бой. А в таком бою русские, как правило, были увереннее и упорнее своих восточных противников. Исход Куликовской битвы это лишь подтвердил.